Текст книги "Голубая планета (Сборник)"

Автор книги: Василий Бережной

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 19 страниц)

Василий Бережной
ГОЛУБАЯ ПЛАНЕТА
Сборник

ГОЛУБАЯ ПЛАНЕТА
Фантастическая повесть

СВЯЗЬ С РАКЕТОЙ ОБОРВАЛАСЬ

Ночь была тихая, ясная и теплая. Над головой, точно серебряный, плыл Млечный путь. Его туманные дали навевали на людей какие-то неопределенные чувства. Там, далеко-далеко, мириады солнц и планет сливались в одно сияние – смутное и невероятное. Неужели и там есть земли с мыслящими существами, есть счастье и страдание, радость и грусть?

Из-за темной стены деревьев показалась Луна. Ее бледный свет залил двор обсерватории, и стали хорошо видны круглые павильоны со сферическими крышами и люди, молча сидевшие на скамейке у главного корпуса. Здесь были две женщины, юноша и двое детей – мальчик и девочка. К молодой женщине жалась девочка, видимо, ее дочка, возле старшей примостился мальчик, очень похожий на того юношу, что сидел на краю скамейки. И не удивительно, что они похожи: это сыновья Петра Петровича, начальника экспедиции, полетевшей на Венеру. Женщина постарше – их мать. Младшая – сестра другого космонавта, инженера Подгайного. Она пришла к обсерватории с дочерью.

– Пойди, может, что есть… – тихо сказала старшая женщина, не поворачивая головы.

Юноша молча встал и пошел к высоким дверям главного корпуса. Женщины сидели неподвижно. В глазах их отражалась тревога: у одной – за мужа, у другой – за брата.

Постоянная связь поддерживалась с ракетой до тех пор, пока не поднялась электромагнитная буря. Если на Земле вышли из строя многочисленные радио– и телефонные станции, телеграфные линии, то что же говорить о ракете, которая попала в самый вихрь электромагнитной бури. Сквозь шум и треск в приемниках вначале еще удавалось поймать отдельные фразы и слова. Подгайный сообщал о хромосферных вспышках на солнце, передал показания приборов. А потом… потом только шум и треск неслись из наушников и репродукторов.

Все эти дни пункт связи с ракетой, оборудованный в головном корпусе обсерватории, беспрерывно атаковали корреспонденты. Миллионы людей ждали известий о полете «Мечты», а родные, переживая за судьбу космонавтов, дни и ночи проводили здесь. Что с ракетой? Жив ли ее экипаж?

Медленно плыла в небе Луна, равнодушная к людским тревогам, неслышно передвигались по траве тени деревьев.

Вернулся юноша. Уже по тому, как он медленно шел, точно нехотя – видно было, что ничего утешительного он не принес. Но все же женщины не удержались, чтобы не спросить:

– Ну что? Не слышно?

– Ничего нет. Молчат.

Юноша вновь сел на краю скамейки, оперся локтями на колени и положил на ладони голову.

– Точно ничего? – переспросила мать.

– Ни звука, – отвечает юноша. – Звонил из Алма-Аты дедушка Надежды. Он звонит через каждые два часа. Ему тоже ответили: «Связь с ракетой оборвалась».

Надежда – это третий член экипажа, внучка старого астроботаника, который работал где-то в горной обсерватории возле Алма-Аты.

Из дверей главного корпуса обсерватории вышел высокий тонкий человек в очках. Женщины заволновались: может, есть вести?

Мужчина подошел, снял очки и начал старательно протирать их.

– Нет, нет, – поспешно сказал он, – никаких вестей нет. Но вы успокойтесь и поезжайте домой… Ничего ведь не случилось. Очевидно, вышел из строя передатчик. Они его наладят, и связь восстановится… Сразу же известим вас. Послушайте меня, езжайте домой, уже поздно, и дети измучились.

Разве мог он знать, какая судьба постигла ракету?

ЭЛЕКТРОМАГНИТНАЯ БУРЯ

Кровавый туман застилает глаза, страшно болит голова. Кажется, вот-вот она разорвется на куски. Еще одна попытка двинуть рукой – пальцы не шевелятся. Страшная сила ускорения расплющивает тело… Живы ли другие члены экипажа? И почему не работает рация? В голове Игоря Подгайного все смешалось, перепуталось, заплясало причудливым узором, какой-то мозаикой разноцветных пятен и линий. Среди этого хаоса сознание выделяло серебристый серпик, окруженный фиолетовым блеском, – Венеру. Серпик то уплывал за красный горизонт, то вдруг приближался к глазам. Игорь терял сознание, бредил… «Венера…. Венера…»

Так стальная ракета с поэтическим названием «Мечта» отправилась с Земли на Венеру.

Трое астронавтов лежали в специальных надувных костюмах и сначала довольно легко переносили ускорение. Когда двигатель был выключен, и ракета понеслась со скоростью 11,3 км/сек., они начали чувствовать себя совсем легко, можно сказать, даже бодро. Но когда наступила невесомость, это задало немало неприятностей Наде Смеречанской! Начальник экспедиции Петр Петрович и инженер Подгайный не раз уже летали на Луну. Она же в космической экспедиции впервые. «Полевой цветок» – окрестил ее Подгайный.

Не ощущая своей тяжести, девушка делала довольно странные движения. Это ее беспокоило и вместе с тем – веселило.

– Ничего, на Венере лучше буду ходить! – улыбалась Надя, – я обязательно там сделаю букет из местных роз.

В первые три недели полета все чувствовали себя хорошо, проводили научную работу, отдыхали; серьезные разговоры перемежались шутками, остротами. В иллюминаторы видны были разноцветные россыпи звезд, все больше удалялась Земля, а Луна, казалось, подходила к ней все ближе.

Надя ежедневно делала записи в бортовом журнале. Вот и сейчас она села в свое удобное кресло, из которого, если нужно, можно сделать кровать. Положив на колени журнал, девушка начала записывать события последнего дня.

Экспедиция на Венеру была рассчитана почти на год; два месяца – на дорогу в одну сторону, чтобы добраться до планеты, несколько месяцев – на ознакомление с нею и для того, чтобы выждать нужного положения Земли, да два месяца – на возвращение. Согласно этому расчету были сделаны и запасы продуктов, кислорода, воды.

Надежда задумалась, пытаясь представить себе будущее. Что их ждет там, на Венере?

Будущее. Незримо оно входит в сегодня, сливается с ним и уже проносится, делается прошлым. Вспомнила свое детство. Мать ее погибла во время авиационной катастрофы, и девочку еще маленькой забрал к себе дедушка – известный астроботаник. Жили они высоко в горах, где размещалась обсерватория. Дедушка научил ее любить природу, узнавать растения. В школе Надя мечтала об университете. Наконец поступила… Конечно, на биологический. Потом и это будущее стало прошлым – она получила диплом. Но в дали грядущего вновь вырастала ее новая мечта: полет в межпланетное пространство. Астроботаник был твердо убежден, что на Венере есть буйная растительность, хотя его оппоненты решительно это отвергали. И Надя добилась, чтобы ее взяли в экспедицию. Девушка тешила себя мыслью о том, как обрадуется ее дедушка, когда она привезет ему богатейший гербарий с Венеры. Надежда имела задание изучить оптические свойства растительности на Венере и установить их зависимость от атмосферного давления.

И вот она приближалась к своей мечте. Это уже было не будущее, а настоящее. Она летит со своими товарищами в космическом корабле. Как ей хочется, чтобы быстрее неслось время!

Инициатором этого полета был начальник экспедиции Петр Петрович, – коренастый человек с янтарными, коротко подстриженными усами и острым взглядом серых глаз. После того, как в Советском Союзе была создана космическая ракета, и наши ученые (среди них и Петр Петрович) побывали на Луне, сразу же началась подготовка экспедиции к ближайшим планетам. Марс привлекал внимание многих, но Петру Петровичу удалось все же добиться, чтобы ракету послали вначале к Венере.

Спектроскопические исследования этой планеты показали, что ее атмосфера имеет высокий процент углекислоты. Некоторые астрономы, не говоря уже об авторах научно-фантастических романов, начали говорить о «молодости» Венеры. Один фантаст написал длиннейшую повесть, в которой сочно рисовал огромных червей и пауков, пиявок, драконов, будто бы населяющих Венеру. Петр Петрович не разделял мыслей этих ученых. Почему они полагают, что Венера более молодая, чем Земля? Только потому, что там обнаружена углекислота в верхних слоях атмосферы? Но ведь ни одна теория, начиная с Канта-Лапласа и кончая гипотезами Шмидта и Фесенкова, не дает никаких оснований допускать, что Венера моложе всех своих сестер-планет.

В лице Игоря Подгайного Петр Петрович нашел себе не только союзника-энтузиаста космических полетов, а и друга, единомышленника. Взлохмачивая всей пятерней свою роскошную шевелюру, Подгайный увлеченно говорил: «Конечно, сперва нужно на Венеру!».

Петр Петрович предложил и фантасту лететь, но тот отказался. Старый, мол, да и по драконам не соскучился.

Одним словом, Петр Петрович был человеком науки и, чтобы послужить ей, не останавливался ни перед какой опасностью. Видный ученый, он вместе с тем был очень простым человеком, любил пошутить. Вот и сейчас, весело улыбаясь, он сказал:

– Не пора ли нам, друзья, подкрепиться?

– Я – за, – отозвался Подгайный.

На столике тотчас же появились овощные консервы, сушеные продукты и таблетки витаминов, положенные заботливыми руками Нади.

– Эх, если бы свежие овощи были, – сказала Надя. – Мы сделали бы салат из огурцов, лука, помидоров, капусты… Полили бы сметанкой!

Мужчины поддержали ее. Заговорили, перебивая друг друга, о черешне, землянике – такой сочной, в росе, – и других вкусных вещах. Вспомнили и о молодой картошечке.

Петр Петрович сказал:

– Видите, сколько доброго растет на Земле? А мы еще, бывает, и недовольны.

– Так на Земле идеальные условия для жизни, – философствовала Надежда. – Только далеко не все люди научились пользоваться ими… Хотя человек и покорил атом, хотя он и вырвался в межпланетный простор, но успехи эти не могут устранить общей отсталости. В самом деле, на всех континентах расширяются пустыни, уменьшаются площади лесов. В доисторическое время были зеленые горы, наверное, и в Сахаре. Но вследствие истребления лесов изменился климат огромных районов Месопотамии, Аравии, Малой Азии. Мелеют, совсем пересыхают реки, выветривается плодородный слой земли. За одно столетие почти четверть всех плодородных земель мира стала непригодной. Это равно территории Франции, Испании, Португалии, Италии и Швейцарии, вместе взятых. Кроме того, человечество раздирают противоречия, и если оно не одумается…

Неожиданно заплясали сигнальные огоньки пульта управления, и начатый разговор оборвался на полуслове. Петр Петрович и Подгайный переглянулись. Инженер кинулся к пульту, а начальник – к телескопу. Не отрываясь от матового окуляра, предназначенного для наблюдения за Солнцем, Петр Петрович сделал несколько снимков и вполголоса промолвил:

– На Солнце грандиозное извержение.

Наблюдали за Солнцем по очереди. На нем творилось что-то невиданное. Грандиозные вихри высотой в несколько миллионов километров бушевали на его поверхности. Огненные смерчи вздымались на сияющем диске с неимоверной быстротой, корона трепетала и росла, росла…

– Таких сильных хромосферных вспышек на Солнце еще не было, – говорил Петр Петрович, склонившись возле «фильтра» космических лучей. Прибор работал напряженно: интенсивность космических лучей усиливалась с каждой минутой. Она превысила норму в 1000 раз, а потом в 3000 и 9000! Обо всех этих явлениях Игорь Подгайный немедленно известил по радио Землю.

Межпланетная «погода» ухудшалась. Рация начала работать с перебоями и потом совсем смолкла. Игорь раздраженно кричал в микрофон, ковыряясь в передатчиках, но кроме шума и сухого треска, заполнившего его уши, ничего не слышал.

Электромагнитная буря все нарастала. Извержения быстрых частиц высоких энергий мощными волнами неслись от Солнца. На ракету налетел невидимый шторм. Перестали работать приборы. Быстродействующая электронная машина «взбунтовалась»: то вдруг без всякого задания выдавала бесконечные столбцы чисел, то замирала.

На нарушение режима ее работы оказала действие и поднявшаяся температура. Экипаж с тревогой следил за экраном осциллографа. Когда машина самопроизвольно, не подчиняясь воле людей, включила атомный реактор, у каждого замерло сердце. Реактор заработал на всю мощность, а с ним и силовая установка, двигавшая ракету. Отключить эту установку нельзя, ибо в таком случае ракета станет атомной бомбой: реактор перегреется и взорвется.

Ракетой уже нельзя было управлять. Ослепленная, оглушенная, она помчалась неведомо куда. Связь с Землей не восстанавливалась.

Трое людей чувствовали себя оглушенными. Им что-то давило на плечи, в глазах проступало равнодушие ко всему окружающему. Это не укрылось от внимания Петра Петровича.

– Только не ослаблять воли к борьбе! – сказал он. – Держаться!

Но только успел Петр Петрович снова сесть за телескоп и сделать несколько измерений микрометром, как лицо его вновь побледнело.

– Товарищи, мы сбились с курса и приближаемся к Солнцу!

Тревожная мысль жгла огнем. Их несет к Солнцу, и они бессильны что-либо сделать.

Вскоре они почувствовали, что ракета нагревается все сильнее.

Когда «Мечта» пролетела орбиту Венеры и расстояние до Солнца уменьшилось до ста, а потом до девяноста восьми миллионов километров, начала одолевать жара. Лица космонавтов покрылись потом, сердца их бились так, что в ушах шумело. Невзирая на это, Петр Петрович продолжал вести наблюдения с помощью телескопа, а Игорь Подгайный возился возле пульта управления, напрасно стараясь возобновить власть над реактором. Лишь Надя стояла возле стены и широко открытыми глазами смотрела то на начальника, то на взлохмаченную шевелюру инженера.

«Неужели мы так и погибнем?» – думала Смеречанская, и эта мысль жгла ее, точно раскаленное железо.

«Вот это буря, – сердился Подгайный. – Что б ее черти взяли! Хотя бы рычагами унять реактор. А то жмет, сумасшедший, прямо к Солнцу! Хочет распылить нас на атомы… Да мы, брат, так не дадимся!»

«Если нас вынесет на орбиту Меркурия, температура поднимется до четырехсот градусов, – соображал Петр Петрович, – охладительная установка не выдержит».

Тянулись долгие часы физических и моральных мучений. Трое смельчаков не спускали глаз с белой шкалы термометра, прикрепленного на коричневой кожаной обшивке. Вот он показывает 55 градусов, 58, 60…

Стрелка ползет и ползет вверх… 62… 63…

– Это ничего. Такая жара бывает в Сахаре, – успокаивал Петр Петрович. – До Солнца еще очень далеко. Я все-таки надеюсь, что буря уймется, и нам удастся наладить управление, – вытирая мокрый лоб, продолжал он. – А сейчас нужна выдержка, товарищи, выдержка!

– Но уже шестьдесят пять, – склонив голову, промолвила Надя, – шестьдесят семь… шестьдесят девять…

– Перестаньте, наконец! – резко оборвал Петр Петрович Смеречанскую.

Она вяло опустилась в кресло, молча закрыла усталые глаза. Петру Петровичу стало жаль девушку. Он хотел освежить ее водою, но передумал: от водяного пара будет еще тяжелее дышать.

Не только Надя, но и Подгайный тоже был, словно пьяный. Сбросил комбинезон, дышал тяжело. У Петра Петровича голова шла кругом, глаза застилал туман. Хотелось прилечь хоть на несколько минут, дать отдых рукам и ногам… «Неужели я раскис?» – подумал Петр Петрович. Потом, выкрутив мокрый платок, вновь вытер лицо, шею и напряжением воли заставил себя подойти к телескопу. Посмотрел. Солнца в нем не было. Посмотрел еще раз. Да, нет никакого сомнения: ракета больше не приближается к Солнцу!

– Мы спасены, товарищи! Слышите?

Надя и Подгайный облегченно вздохнули.

Термометр показывал 34°, Его стрелка уже не ползла вверх. Ракета, видимо, шла по своей новой орбите, огибая Солнце, ибо температура и не поднималась, и не падала. Но ускорение росло, так как тяжесть чувствовалась все сильнее.

Наконец, Петр Петрович всецело овладел собой. Не отрываясь от инструментов, он строго приказал приступить к работе.

В кабине мало-помалу восстановилась рабочая атмосфера. Игорь Подгайный с новой энергией накинулся на молчащую аппаратуру: проверял реле, фотоэлементы, полупроводниковые триоды. Он прилагал все силы, чтобы наладить управление реактором и возобновить связь с Землей. Надя делала записи в бортовом журнале и помогала инженеру.

ТАЙНА ПЕТРА ПЕТРОВИЧА

Работали молча, точно берегли силы. Но никто не мог отогнать невеселых мыслей, роившихся у каждого в голове. Если человеку невесело, то ему и говорить не хочется.

Шло время, а хромосферные вспышки на Солнце не прекращались. Двигатель продолжал работать, быстро глотая драгоценные запасы «горючего» – углерода. Автоматика никак не хотела покоряться Игорю.

Петр Петрович углубился в вычисления, чтобы установить координаты ракеты. Электронная вычислительная машина не действовала, и ему пришлось орудовать карандашом. Костлявые пальцы начальника экипажа крепко держали голубой карандаш, под которым листы бумаги покрывались формулами. Казалось, они просто стекают с тоненького грифеля карандаша. Петр Петрович шевелил густыми бровями и все решал сложные уравнения, сотни уравнений!

Усталость давила на плечи, свинцом наливала пальцы, но он заставлял себя работать: нужно было как можно быстрее определить орбиту ракеты.

И вот, сквозь кружева формул перед Петром Петровичем стала вырисовываться новая орбита «Мечты».

«Неужели гипербола?» – с ужасом подумал ученый. Это был еще не окончательный результат, лишь наметки. Но страшная правда больно ударила в глаза, развеяла последние надежды.

«Если „Мечта“ летит по гиперболе, – размышлял Петр Петрович, – то она уже никогда не вернется в Солнечную систему!». Когда под влиянием электромагнитной бури электронная машина включила реактор, он надеялся, что, во-первых, буря будет не вечно, а во-вторых, солнце будет удерживать ракету в пределах своей системы, как оно удерживает десятки тысяч маленьких планеток-астероидов. Тогда можно будет, надеялся ученый, наладить управление и все-таки добраться до Земли. Теперь страшная догадка развеяла эти надежды. «Если „Мечта“ мчится по гиперболе, она уже никогда, никогда не вернется в Солнечную систему!»

Нужно любыми силами остановить реактор. Электромагнитная буря не стихает, и напрасно надеяться, что электронная автоматика начнет действовать. К тому же, при такой интенсивной работе котла некоторые его части могут перегреться, защитная оболочка и сами урановые стержни расплавятся. И тогда это будет не авария, а катастрофа. Действовать нужно немедленно, ибо ускорение нарастает, и дальше медлить нельзя!

Бывает так в человеческой жизни – внутренне еще не принятое решение влечет к себе из дали, заставляет лихорадочно обдумывать, взвешивать все «за» и «против», но даже сквозь колебания и сомнения знаешь: ты совершишь его, чего бы это не стоило. И вот наступает миг, когда психологическая подготовка закончена – человек отвергает нерешительность, переходит Рубикон! Теперь уже прочь размышления – действовать, действовать!

Так случилось и с Петром Петровичем. Он наблюдал невероятные извержения на Солнце, разговаривал с Игорем и Надеждой, – где-то в глубине души нарастало, крепло, утверждалось решение: своими руками остановить реактор. Знал, что это опасно, что радиоактивное облучение, которому он себя подвергнет, – смертельное, но он никогда не согласился бы, чтобы это сделал кто-то другой, хотя бы и Игорь. Эта мысль возникла у него первого – значит, он и должен осуществить ее. Так велит ему совесть.

Он знал, что это небезопасно, что радиоактивное излучение – смертельно, но никогда бы не согласился, чтобы реактор остановил кто-то другой. Он предвидел, что Игорь и Надя решительно запротестуют, потому строго приказал:

– Ускорение нарастает, предлагаю занять свои места.

Подгайный вопросительно поглядел на Петра Петровича. Его, видимо, насторожил тон, каким были сказаны эти слова, выражение лица, на котором отражалась решительность.

– А… вы? – тревожно спросил Игорь.

– Я иду к реактору, – просто сказал Петр Петрович.

– Нет, нет, – Игорь прижал к себе согнутые в локтях руки и двинулся вперед. – Это сделаю я.

Что-то теплое и любовное промелькнуло в глазах Петра Петровича, но он тут же нахмурил брови, отвел взгляд.

– Что значит «нет», товарищ Подгайный? – подчеркнуто холодно промолвил он. – Начальник экспедиции – я. Приказываю немедленно занять свои места!

Пришлось подчиниться. Хмурясь, Игорь без пререканий полез в надувной лежак. Надя уже была на своем месте.

Надевая защитный костюм со свинцовыми прокладками, Петр Петрович старался припомнить план энергетического комплекса, чтобы наметить свои движения в нем. Движения должны быть быстрыми, точными. Ведь каждая лишняя минута пребывания в зоне радиации уменьшает и без того ничтожные шансы на спасение.

Петр Петрович хорошо знал конструкцию реактора, установленного на ракете. Количество энергии, которую производит его котел, регулируется тормозными стержнями из гафния. Когда эти гафниевые стержни поднимаются вверх, то есть удаляются из уранового «топлива», – реакция усиливается; когда они опускаются, преграждая путь нейтронам, реакция в котле стихает. Положение тормозных стержней регулируется автоматическим предохранительным механизмом. Электромагнитные тиски прочно удерживают стержни на том или ином уровне. Ток к тискам идет от генератора, который, в свою очередь, работает благодаря реактору. Получается замкнутый круг: действует реактор – работает генератор, сила тока сжимает электромагнитные тиски, которые удерживают тормозные стержни, и этим дают возможность работать реактору.

Итак, задание понятно: надо разрубить этот замкнутый круг, и реактор остановится, застынет. Разрубить… Но где? Вывести из строя генератор – это тяжелое повреждение. Лучше перерезать кабель высокого напряжения. А он так расположен, что достать его нелегко. И именно этот нерв и надо прервать. Он воспользуется портативным сварочным аппаратом. Таких приборов на ракете два – на случай неожиданных повреждений, в том числе и от метеоритов. Но на этот раз Петр Петрович не будет сваривать, а наоборот – будет рассекать. Резанет по кабелю – и готово.

Он оделся в защитный костюм. Затуманенным взглядом окинул кабину и, преодолевая страшную тяжесть, отодвинул толстый прозрачный люк, чтобы войти в энергетический отсек. Люк за ним закрылся.

Хотя он все продумал, рассчитал и был готов к наихудшему, однако не мог предвидеть, что возле реактора его свалит не радиоактивность стержней, а нестерпимая жара и ужасное ускорение. Не знал, что перережет кабель, напрягая последние силы, уже погибая. Он помнил лишь одно: это нужно сделать, во что бы то ни стало!

Если бы кто-нибудь заглянул в отсек, то увидел бы на лице Петра Петровича болезненно трагическое выражение, которое как бы говорило, что он узнал что-то очень тайное и очень важное…

Но никто из членов экипажа не мог сейчас подняться. Нарастающее ускорение с огромной силой прижало их к лежакам.

Надя мысленно разговаривала с дедом-астроботаником. «Не надо, дедушка, сокрушаться. Мы же не присыпаны землей, мы будем вечно летать среди звезд. Видишь, как они роятся вокруг…» А Игорю снилось, что он попал под реактор, и вся многотонная бетонная защита давит ему на грудь.

Перед глазами у него танцевал серебристый серпик на темно-коричневом фоне, сердце билось, точно птица в силках, и он шептал: «Венера… Венера…»