Текст книги "Слуга трех господ (Воспоминания о войне)"

Автор книги: Василий Жукович

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 22 страниц)

Глава 4. Юго-Западный фронт

Несмотря на тяжелое ранение, полученное Деменевым под городом Ван, молодой организм офицера быстро справился с болезнью, и уже через две недели его выписали из госпиталя и дали месячный отпуск для восстановления здоровья. И Деменев поехал в свою родную станицу Платоновскую.

Но не дали Герасиму полностью использовать предоставленный ему отпуск. Спустя две недели его послали на медицинскую комиссию, которая признала его годным к военной службе. После чего направили Деменева на Юго-Западный фронт в восьмую армию, которой в то время командовал генерал-майор А.А. Брусилов, и назначили заместителем начальника штаба 2-й Сводной казачьей дивизии, состоящей из кубанских и терских казаков, которой командовал генерал-майор Петр Николаевич Краснов. Приняв рапорт Деменева и ознакомившись с его документами, Краснов снял телефонную трубку, позвонил кому-то и сказал:

– Святослав Варламович, зайдите ко мне.

Через минуту в кабинет комдива вошел невысокого роста и среднего телосложения полковник, которому Краснов, показывая рукой на Деменева, сказал:

– Вот вам, Святослав Варламович, новый заместитель, войсковой старшина Деменев Герасим Владимирович, который прибыл к нам с русско-турецкого фронта после ранения. А это (показывая рукой в сторону полковника) и есть начальник штаба нашей дивизии – полковник Денисов Святослав Варламович, с которым Вам предстоит вместе служить и воевать.

После чего Краснов поздравил Деменева с прибытием во 2-ю Сводную казачью дивизию и, обращаясь к полковнику Денисову, сказал:

– Святослав Варламович, введите войскового старшину в курс дела и приступайте к работе.

А когда Деменев с Денисовым вышли из кабинета Краснова, то Денисов сказал Деменеву, что ему повезло, что он попал в эту дивизию, потому что в ней служат его земляки, которыми командует боевой и очень талантливый генерал Петр Николаевич Краснов. После чего Денисов представил Деменева работникам штаба и ввел его в курс дела. И началась у Герасима Владимировича новая рутинная, незнакомая и непривычная для него штабная работа. Немного позже от Денисова и других офицеров штаба Деменев узнал о боевом пути генерала Краснова и его боевых подвигах, о которых ходили легенды не только в дивизии и 8-й армии, но и по всему Юго-Западному фронту. Но больше всего офицеры восхищались рейдами дивизии по вражеским тылам, которые возглавлял лично сам Краснов. Не очень-то верил Деменев в рассказы работников штаба о легендарных подвигах Краснова, считал, что все это не что иное, как фронтовые байки. Но то, что все в дивизии: и рядовые казаки, и офицеры – уважали своего комдива, Деменеву, как кадровому военному, нравилось. Да и высокие боевые награды: орден Святого Станислава II степени с мечами, французский орден Почетного легиона, орден Святой Анны IV степени, орден Святого Владимира IV степени с мячами и бантом, орден Святого Георгия IV степени, висевшие на груди генерала, а также Георгиевское оружие – подтверждали правдивость офицерских рассказов о Краснове. А вскоре Деменев и сам лично увидел, на что способен их генерал.

К моменту прибытия Деменева в дивизию в ее штабе уже заканчивалась разработка плана очередного рейда по тылам врага. Обстановка на Юго-Западном фронте в это время была очень сложная. Под натиском германских и австро-венгерских войск российские армии отступали. И чтобы остановить противника, командование Юго-Западного фронта и 8-й армии приняли решение активизировать проведение рейдов по вражеским тылам. А учитывая имеющийся во 2-й Сводной казачьей дивизии опыт подобных рейдов, эту операцию поручили генералу Краснову. Но буквально за сутки до намеченного рейда, когда для этого все было подготовлено, разведчики из головного дозора доложили Краснову, что на сопредельной вражеской территории в селе, расположенном недалеко от линии фронта, сосредоточилось большое количество немецкой пехоты. Солдаты и офицеры разбрелись по всему селу и отдыхают. Узнав об этом, Краснов без всякой подготовки, сам лично повел дивизию в атаку на это село. На эту операцию Краснов взял и нового заместителя начальника штаба Деменева, видимо, для того чтобы в бою проверить, на что он способен. Развернувшись в лаву, казаки вихрем налетели на село, где врасплох застали германцев, не ожидавших нашего наступления. В панике немцы стали разбегаться по селу, спасаясь от казаков. Но казаки настигали их и беспощадно рубили шашками. В этой короткой атаке казаки захватили несколько вражеских пулеметов, угнали большое количество немецких лошадей-тяжеловозов, а с пушек сняли затворы. Нескольких неприятельских солдат и офицеров взяли в плен, от которых узнали, что в этом селе казаки разгромили целую немецкую бригаду, только что прибывшую на фронт.

Через сутки после этой атаки на немцев дивизия под личным командованием Краснова и с участием начальника штаба дивизии Денисова совершила подобный предыдущему, но только уже плановый и тщательно подготовленный рейд по австро-венгерскому тылу, который оказался не менее удачным, чем предыдущий, и задержал продвижение противника на несколько дней.

Анализируя результаты проведенных рейдов по вражеским тылам, командование 8-й армии и ЮЗФ пришло к выводу, что подобные рейды способствуют достижению намеченных целей и дают возможность нашим войскам передохнуть и тщательнее подготовиться к отражению атак противника. Поэтому Краснову было поручено продолжать водить свою дивизию в рейды по вражеским тылам, и он регулярно их проводил, сея панику в стане врага и наводя ужас на солдат противника.

Такое положение дел на фронте не устраивало немцев и австро-венгров, и они решили покончить с дерзкой дивизией. И в один из осенних дней 1915 года, когда 2-я Сводная казачья дивизия сравнительно легко прорвала оборону противника и ушла в очередной рейд по его тылам, немецкое командование заранее перебросило к месту прорыва этой дивизии венгерскую конницу, которая должна была преградить путь русским войскам, возвращающимся на свои позиции, и уничтожить их. Командование ЮЗФ и 8-й армии об этом маневре противника тогда не знало, как не знали о нем и в штабе 2-й Сводной казачьей дивизии. Поэтому на обратном пути дивизия Краснова неожиданно наткнулась на вражеский заслон, который был обнаружен нашим передовым дозором. Перед Красновым встал вопрос: «Что делать? Увести дивизию обратно в тыл противника и продолжить рейд или с боем прорываться через вражеский заслон?». И он, выслушав мнение полковых командиров, которые были полны решимости пробиваться, повел дивизию на прорыв. Под покровом ночи казаки незаметно подошли к противнику на минимальное расстояние и, развернувшись в лаву, внезапно бросились в атаку. Началась беспощадная рубка. Но бой длился недолго. Не выдержав такого стремительного натиска казаков, венгры прекратили сопротивление и в панике начали разбегаться. Этот короткий, но очень жестокий ночной бой закончился в пользу казаков. Дивизия успешно прорвалась через вражеский заслон и с минимальными потерями личного состава вернулась на свои позиции.

Специально устроенная немецким и австро-венгерским командованием ловушка для 2-й Сводной казачьей дивизии обеспокоила руководство 8-й армии и ЮЗФ, поэтому Краснову было рекомендовано временно отказаться от проведения подобных рейдов по вражеским тылам. Но складывающаяся на фронте обстановка вынуждала продолжать такие рейды. Да и Краснов со своим штабом был полон решимости проводить их. И дивизия начала готовиться к очередному рейду.

С тех пор как Деменев прибыл во 2-ю Сводную казачью дивизию, с каждым новым рейдом по вражеским тылам он все больше и больше убеждался в правоте оценки личным составом дивизии боевых качеств комдива Краснова. А побывав вместе с ним в боях и увидев, как он руководит боем своей дивизии, Деменев уже перестал сомневаться в правдоподобности легенд, слагаемых о Краснове. И хотя сам Краснов лично не рубил врагов шашкой и, по сути, «отрывал от дела» целую сотню казаков, охранявших его и в полную силу в боях не участвовавших, но само присутствие генерала вдохновляло казаков в бою. И чтобы не подвести своего комдива, они дрались с неприятелем, как черти, с двойной и даже с тройной энергией.

К этому времени в штабах ЮЗФ и 8-й армии произошли кадровые перестановки. Был освобожден от занимаемой должности командующий фронтом генерал Н.И. Иванов, вместо которого назначили командующего 8-й армией генерала Брусилова, а командующим 8-й армией был назначен генерал Пестрецов. Произошли изменения и во 2-й Сводной казачьей дивизии. Ее пополнили 10-м Донским казачьим полком, которым еще до войны несколько лет командовал Краснов. В результате этого пополнения дивизия стала еще более боеспособной.

Регулярные рейды 2-й Сводной казачьей дивизии по вражеским тылам и стойкость русских солдат в окопах достигли своей цели и охладили воинственный пыл германцев и австро-венгров, которые вынуждены были прекратить наступление и перейти к обороне. В результате на фронте наступила позиционная война, в ходе которой войска обеих противоборствующих сторон готовились к очередным схваткам. Российские войска вели подготовку к очередному наступлению, в котором главный удар решено было направить на Луцк. А германские и австро-венгерские войска готовились к отражению наших атак. Для этого они создали на этом направлении непреодолимую, как им казалось, линию обороны, состоящую из двух, а местами даже из трех укрепленных полос, на каждой из которых построили целый ряд окопов и блиндажей, соединенных между собой траншеями. Перед каждой линией окопов и траншей установили по полтора десятка рядов заграждений из колючей проволоки. Вторую полосу обороны, такую же, как и первую, они построили на расстоянии пяти-семи километров от первой, а на расстоянии десяти километров от второй – третью. Кроме технических боевых сооружений немецкое и австро-венгерское командование сосредоточило на Луцком направлении большое количество своих войск. И вот такую сильно укрепленную линию обороны противника российским войскам предстояло прорвать.

Поэтому войска Юго-Западного фронта, и особенно 8-й армии, на которую был возложен главный удар фронта на город Луцк, основательно готовились к этой операции. Готовилась к прорыву обороны противника на своем участке фронта и 2-я Сводная казачья дивизия. Работники штаба вместе с командиром дивизии неоднократно проигрывали различные варианты предстоящей операции. Краснов лично проверял проекты планов, в которые часто вносил свои коррективы. Сложность предстоящей операции для 2-й Сводной казачьей дивизии заключалась в том, что она не имела необходимого количества пехоты, без которой казакам при наступлении приходится очень трудно. И штаб дивизии пришел к выводу, что в сложившейся ситуации придется бросить на прорыв обороны противника спешенных казаков Терского полка. Краснов одобрил этот план и сказал, что он лично поведет пластунов в атаку. А Денисову приказал, как только пешие казаки прорвут оборону противника и австро-венгры начнут отступать, возглавить и ввести в прорыв конницу. Денисов с Деменевым предложили Краснову поручить им вести в бой пеших казаков. Но Петр Николаевич отверг это предложение и сказал:

– Бой, господа офицеры, предстоит очень тяжелый, и, чтобы добиться в нем успеха, я должен лично вести в атаку свое подразделение. Это придаст казакам больше уверенности. А будет уверенность – будет и победа.

Наступление наших войск началось на рассвете 3 июня 1916 года. После длительного артиллерийского обстрела вражеских позиций по всему ЮЗФ русские войска пошли в атаку. Пошла в наступление и 2-я Сводная казачья дивизия, казаки которой на расстоянии одной версты от линии фронта спешились и, передав лошадей коноводам, вместе с пехотой пошли в наступление. Расстояние до вражеской линии обороны стремительно сокращалось. Казаки-пластуны вместе с пехотинцами достигли первого ряда проволочных заграждений обороны противника, и саперы стали делать в них проходы. Часть солдат пехотного полка, преодолев проволочные заграждения, направилась к вражеским траншеям. Все это время окопы противника молчали. А когда вслед за солдатами с криками «Ура!» побежали на врага и казаки-пластуны, по нашим войскам залпами огня ударили вражеские пулеметы. Сраженные пулями, один за другим стали падать убитые и раненые солдаты и казаки. Атака захлебнулась. Цепь наступающих сначала остановилась, а затем повернула обратно. Первыми назад побежали казаки-пластуны, чтобы укрыться в своих траншеях, а вслед за казаками побежали и пехотинцы. Но не всем нашим воинам удалось добежать до укрытий. Многие из них, кто убит, а кто ранен, истекая кровью, остались лежать на нейтральной полосе, и вытащить их оттуда из-за плотного огня противника не было никакой возможности. А Краснов, несмотря на решимость лично вести пеших казаков в атаку, все-таки не решился на это, но внимательно следил за ходом боя. И когда понял, что атака захлебнулась, приказал полковым командирам задействовать все имеющиеся в дивизии орудия и стрелять до тех пор, пока позиции противника не смешаются с землей. И только после этого повторить атаку, в которой в качестве пехоты дополнительно задействовать и казаков Кубанского полка. И снова заговорили наши пушки. А когда орудийная стрельба прекратилась, дивизия возобновила попытку овладеть первой линией обороны противника. Но опять не добилась успеха, и казаки, понеся большие потери, вынуждены были вернуться на свои позиции. В результате чего приказ генерала Брусилова прорвать оборону противника в течение трех дней ни 2-я Сводная казачья дивизия, ни 8-я армия, ни в целом ЮЗФ не выполнили.

После неудавшегося наступления наших войск на фронте снова наступила передышка, длившаяся более десяти дней. Обе стороны активно готовились к очередным боям, которые возобновились во второй половине июня 1916 года. На этот раз Краснов бросил в бой весь личный состав дивизии и сам лично повел ее в наступление, которое оказалось успешнее предыдущих. Казаки, видя своего комдива, идущего вместе с ними в атаку, несмотря на плотный огонь противника и большие потери, преодолели проволочные заграждения первой вражеской линии обороны, ворвались в окопы неприятеля и вступили с австро-венграми в рукопашную схватку. После короткого рукопашного боя вражеские войска, не выдержав стремительного натиска русских, начали отступать. Казаки, заняв первую вражескую линию обороны, на плечах отступающего противника ворвались во вторую – и тоже заняли ее. А на взятие третьей вражеской линии обороны уже не хватило сил. Казаки выдохлись, и им пришлось перед ней остановиться. По законам войны в таких случаях, чтобы закрепить и продолжить достигнутый успех, бросают в бой резервы. Но их не было, и продолжать наступление было некому. Не добились в этот день полного успеха и другие соединения ЮЗФ. И только войскам корпуса под командованием генерала Каледина удалось до конца выполнить приказ командующего фронтом Брусилова и прорвать на своем участке фронта все три линии обороны противника.

После неудачного штурма 2-й Сводной казачьей дивизией третьей линии обороны противника Краснов получил приказ командира корпуса возобновить штурм вражеских позиций. И на второй день на рассвете заговорили все орудия дивизии, которые в течение всей первой половины дня вели обстрел вражеских укреплений. А когда пушки замолкли и наступила тишина, дивизия пошла в атаку. На этот раз, хоть и с большими потерями, удалось взять третью линию обороны противника и закрепиться на ней. А в течение двух последующих суток и все остальные соединения 8-й армии прорвали все три линии обороны противника, овладели городом Луцком, форсировали реку Стырь и продвинулись в глубь австро-венгерских войск на тридцать километров. Но в это время на помощь австро-венгерским войскам пришли свежие германские части, переброшенные сюда с Западного фронта – из Франции, и дальнейшее наступление войск ЮЗФ приостановилось. Да и приказа продолжать наступление не было. В результате на фронте снова наступила передышка и появилась возможность заменить уставшие в длительных и кровопролитных боях войска и отвести их на отдых. Отвели на отдых и 2-ю Сводную казачью дивизию. Но радости у казаков от этого не прибавилось. Они хорошо понимали, что окопная жизнь для них не закончена, и скоро им придется снова вернуться на позиции. И опасения казаков оказались не напрасными. Когда срок, отведенный на отдых, истек, из штаба армии пришел приказ о занятии дивизией назначенных ей позиций. Все в дивизии, от ее командира до рядового казака, были категорически против использования казаков в качестве пехоты, особенно в позиционной войне. Но если рядовые казаки не хотели сидеть в окопах, чтобы «не кормить вшей», то Краснов и офицерский состав дивизии справедливо полагали, что, посидев в окопах вместе с пехотинцами, казаки потеряют свои боевые навыки, «наглотаются солдатского духа», пропитанного революционными идеями, в результате чего Россия может потерять преданных защитников Отечества. Этими мыслями Краснов поделился с командиром корпуса, который был с ним солидарен. Но ни изменить что-либо, ни помочь Краснову он ничем не мог, потому что это было не в его власти. И казакам снова пришлось вернуться в окопы в качестве пехоты.

А в середине октября 1916 года Краснова вызвали в штаб 8-й армии, откуда он вернулся уже командиром вновь формирующегося корпуса, в который вошли две пехотные дивизии и 2-я Сводная казачья дивизия.

На новой должности Краснову не хватало таких хорошо знакомых ему, опытных и преданных своему делу людей, как Денисов и Деменев. Новый начальник штаба корпуса полковник В.А. Давыдов был опытным штабистом и хорошим аналитиком, но у Краснова почему-то не складывались с ним доверительные отношения. Поэтому он неоднократно обращался к командующему 8-й армией перевести Денисова и Деменева в штаб корпуса, но генерал Л. Г. Корнилов, который к этому времени стал командующим 8-й армией, сменив на этом посту генерала Пестрецова, постоянно отклонял просьбы Краснова. Рокировать такие кадры, как начальники штабов, командиры дивизий и полков, командир корпуса самостоятельно не мог (эти должности были в компетенции штаба армии). Но комплектовать другие должности и перемещать офицеров в пределах своего корпуса он имел полное право. И Краснов воспользовался этим правом – перевел Деменева на должность помощника начальника штаба корпуса. В связи с повышением в должности войсковой старшина Деменев получил и новый чин – ему присвоили очередное звание полковника.

А тем временем на ЮЗФ снова началось наступление российских войск, которые с тяжелыми боями и огромными потерями личного состава безрезультатно пытались наступать на врага. Но это наступление наших войск шло такими медленными темпами, что больше походило не на разгром войск противника, а на уничтожение своей армии. И виной этому стала неразбериха в стране, которая привела к разложению российской армии. Началось неповиновение нижних чинов офицерам и дезертирство солдат с фронта, которые самовольно покидали боевые позиции и пытались уйти домой. Подобные случаи стали появляться и среди солдат корпуса Краснова. Все это очень беспокоило Петра Николаевича, но изменить что-либо было не в его власти. Единственное, что он мог сделать для предотвращения дезертирства в своем корпусе, так это выставить казацкие заслоны, на которые возложил обязанности задерживать дезертиров и отправлять в штаб корпуса, а в случае их неповиновения – расстреливать на месте. Но и такие крутые меры не помогли. Солдаты все равно пытались бежать с фронта. Казаки, выполняя приказ комкора, делали все от них зависящее для того, чтобы избежать применения оружия по беглецам на поражение. И только в исключительных случаях, когда дезертиры игнорировали требование остановиться и продолжали бежать или при задержании оказывали вооруженное сопротивление, казаки вынуждены были открывать огонь на поражение. Но таких случаев было очень мало. В основном все заканчивалось задержанием бежавших солдат и доставкой их в штаб корпуса, откуда их должны были отправлять в военный трибунал армии.

А вскоре вблизи линии фронта, на виду у сидящих в окопах солдат, на деревьях и телеграфных столбах стали появляться висельники, к ногам которых были привязаны плакаты с надписью «дезертир». Узнав об этом, все, в том числе и Деменев, решили, что это военный трибунал армии выносит такие жестокие приговоры, для того чтобы остановить дезертирство солдат с фронта. А вешают дезертиров на виду у всех для устрашения других солдат, чтобы они знали, что ждет их в случае самовольного ухода с боевых позиций.

Но однажды, когда Деменев неожиданно вошел в кабинет своего друга, начальника контрразведки корпуса полковника П.П. Овчинникова, он увидел, как тот вместе со своими помощниками пытает солдата-дезертира, бежавшего с передовой. Солдат лежал на полу кабинета в луже собственной крови, которого два офицера били сапогами, а Овчинников, с перекошенным от злости лицом, орал:

– Ты будешь говорить, большевистская сволочь?

Но солдат молчал. И непонятно было: или он не хотел говорить, или был без сознания, а может быть, уже был мертв, но, несмотря на это, офицеры продолжали его беспощадно бить. Увидев за таким занятием своего друга, Деменев остолбенел, не мог произнести ни единого слова и молча стоял как вкопанный. А когда Овчинников обернулся и увидел стоящего в дверях Деменева, то и на него закричал:

– А тебе что здесь нужно? Почему ты зашел в мой кабинет без предупреждения?

Деменев никогда раньше не видел и не слышал, чтобы Овчинников так грубо с кем-нибудь разговаривал, в том числе и с ним. Вид и манеры поведения Овчинникова всегда соответствовали поведению культурного и образованного человека. И не только Деменев, но и все, кто знал Пашу Овчинникова, не могли себе даже предположить, что за этим добродушным лицом скрывается настоящий палач. Овчинников, видимо, тоже понял, что переборщил, так грубо разговаривая со своим другом, и дал команду своим подчиненным убрать бесчувственное тело солдата из кабинета и бросить его в подвал, где содержались другие задержанные дезертиры. А когда офицеры унесли обезображенного солдата, Овчинников сказал:

– Извини, Гера. Погорячился я. Сам видишь, какая у меня работа и чем мне приходится заниматься. Но ты тоже хорош. В мой кабинет без предварительного предупреждения никто и никогда заходить не должен. А ты нарушил это правило. Вот я и не сдержался, нагрубил тебе. Прошу учесть это на будущее.

А затем, немного успокоившись, сказал:

– Садись. Говори, зачем пришел?

У Деменева на этот раз не было никаких служебных вопросов к Овчинникову, и он по пути зашел к своему другу просто так поболтать на отвлеченные от службы темы, о чем и сказал Овчинникову.

– Ну, раз такое дело, то нам с тобой нужно горло немного промочить, чтобы снять стресс. Иначе разговор не получится, – сказал Овчинников и пригласил Деменева в соседнюю комнату, где стоял накрытый стол, прикрытый скатертью.

Они сели за стол и стали пить коньяк, закусывая английскими консервами. А когда немного захмелели, Деменев спросил Овчинникова, что будет с солдатом, которого допрашивали в его кабинете, и с другими дезертирами. На что Овчинников ответил:

– Да ничего особенного. Пока живой, будем бить. А когда подохнет, то с привязанным к ногам плакатом с надписью «дезертир» повесим на дереве или телеграфном столбе вблизи линии фронта, чтобы другим неповадно было бежать с передовой. А когда повисит пару недель и хорошо подвялится, отвезем его в лес на корм волкам или бросим в какой-нибудь водоем на корм рыбе. То же самое будет и с другими дезертирами, которые сейчас находятся в подвале контрразведки, и с теми, которые впредь будут пытаться бежать с фронта. Только такими методами мы сможем хоть и не полностью изжить дезертирство, но сократить его до минимума. Иначе все солдаты оставят окопы и разбегутся по домам. И тогда немцы и австро-венгры без боя захватят столько нашей территории, сколько им нужно будет, а возможно, и всю Россию, которую превратят в свою колонию. Такого развития событий допустить нельзя. Поэтому нам и приходится поступать с дезертирами именно так, как мы с ними и поступаем. Другого выхода я не вижу.

– Но ведь есть приказ командующего фронтом всех дезертиров направлять в военный трибунал армии, и пусть там решают их судьбу. А зачем же корпусной контрразведке брать на себя функции военного трибунала и заниматься самосудом? – сказал Деменев.

На что Овчинников ответил:

– Военные трибуналы сейчас тоже заражены демократическими настроениями. Поэтому не всегда приговаривают дезертиров к смертной казни. А если и приговорят – то к расстрелу, и приведут приговор в исполнение в лучшем случае перед строем небольшого подразделения, и зароют где-нибудь в землю так, что и могилу их никто не найдет. А остальные солдаты не увидят этого и узнают об этом только из уст офицеров, которым они не очень-то доверяют. А мы всех дезертиров, без исключения, после мучительной смерти вешаем на обозрение всех солдат, сидящих в окопах, чтобы они каждый день видели, какая участь ждет тех, кто попытается самовольно оставить фронт, и делали из этого соответствующие выводы.

До этого случая Деменев видел пару раз у линии фронта повешенных дезертиров. Но он считал, что это единичные случаи, и дезертиров целыми и невредимыми повесили по приговору военного трибунала армии. Но то, что это носит массовый характер и делается без всякого следствия и суда, по личной инициативе начальника корпусной контрразведки полковника Овчинникова, он даже предположить не мог. Не столько от слов, сказанных Овчинниковым, сколько от того, с каким спокойствием он об этом говорил, у Деменева, несмотря на тридцатиградусную жару, на спине выступил холодный пот, а по всему телу забегали мурашки. Деменев пожалел, что задал Овчинникову такой неприятный вопрос, и, чтобы прекратить этот разговор, перевел его на другую тему. Но, несмотря на выпитую на двоих бутылку коньяка, разговор у друзей не клеился, и Деменев, сославшись на неотложные дела и извинившись за несвоевременное вторжение в кабинет Овчинникова, ушел. Вернувшись в свой кабинет, он долго не мог прийти в себя от увиденного и услышанного и никак не мог решить, доложить или нет Краснову о самоуправстве Овчинникова. О том, что комкор не знает о таком вопиющем безобразии в корпусе, Деменев был уверен. Краснов – порядочный человек. Он в бою может убить любого врага. Но чтобы такими жестокими методами убивать своих солдат, хоть и дезертиров, а затем еще и глумиться над покойниками, вешая их на виду у людей, на такое он не способен. Видимо, это самодеятельность самого Овчинникова. И только к концу дня Деменев решил, что комкор должен знать об этом. Но в этот день он не решился зайти к Краснову с таким сообщением, потому что Петр Николаевич не любил разговаривать с офицерами, когда от них пахло спиртным. Поэтому только на второй день утром Деменев доложил комкору о самоуправстве начальника корпусной контрразведки полковника Овчинникова. Узнав о таком диком чрезвычайном происшествии в своем корпусе, Краснов так возмутился, что чуть собственноручно не застрелил Овчинникова. Но Давыдову с Деменевым удалось убедить его не делать этого. И Краснов отправил Овчинникова в штаб армии, откуда тот в корпус больше не вернулся, и дальнейшая его судьба Деменеву неизвестна.

В конце 1916 года на фронте появилось новое явление – «братание» между русскими, австро-венгерскими и германскими солдатами. Солдатские парламентеры с обеих сторон призывали друг друга покидать окопы и отправляться домой. Появились случаи «братания» солдат и на участке фронта корпуса Краснова. Об этом явлении Краснов доложил генералу Корнилову, от которого узнал, что «братание» солдат обеих противоборствующих сторон наблюдается на позициях не только 8-й армии, но и всего ЮЗФ. И чтобы пресечь такие явления, Корнилов приказал Краснову принять самые строгие меры к виновным, вплоть до предания их суду военного трибунала. Соответствующий приказ об этом был направлен в войска 8-й армии, в том числе и в корпус Краснова, с которым был ознакомлен весь личный состав корпуса под роспись. Но, несмотря на это, «братание» солдат на фронте не прекратилось.

В январе 1917 года перед командованием ЮЗФ была поставлена задача – выбить Австрию и Венгрию из коалиции с Германией. В связи с этим в войсках началась активная подготовка к очередному наступлению. В это время была проведена и частичная перестановка командных кадров этого фронта. Сместили с должности командующего ЮЗФ генерала Брусилова и назначили на этот пост командующего 8-й армией генерала Корнилова.

Вместе с войсками армии и фронта готовился к наступлению и корпус генерала Краснова. Со дня на день ждали приказа о наступлении. Но, вопреки этим ожиданиям, Краснов получил из штаба ЮЗФ приказ совсем другого содержания. Корнилов приказал в течение двух суток перебазировать 10-й Донской казачий полк к ближайшей железнодорожной станции и отправить его в Петроград для наведения там порядка. Подготовку и отправку этого полка в Петроград Краснов поручил Деменеву и приказал ему отправиться в столицу вместе с ним. Какой конкретно характер наведения порядка в столице подразумевался, никто ни казакам, ни Деменеву объяснить не мог. На все вопросы ответ был один:

– Зачем вас туда посылают, вам скажут по прибытии на место.

Но 10-му Донскому казачьему полку не суждено было попасть в Петроград. Полк простоял четыре дня в ожидании состава на станции, а затем уже и погрузился в него, но вечером четвертого дня командир полка, войсковой старшина Балабанов получил по телеграфу сообщение, что в Петрограде произошла революция. Государь Николай II отрекся от престола. Власть в России перешла в руки Временного комитета Государственной думы. В связи с этими Балабанову было приказано вернуть 10-й Донской казачий полк в распоряжение генерала Краснова. Получив такой приказ, Деменев с Балабановым дали казакам команду выгружаться. И полк приступил к выгрузке из вагонов лошадей и полкового имущества и начал готовиться к походному маршу. Но что случилось в столице и куда пойдет полк, решили пока не говорить казакам. И только утром на второй день Балабанов, построив полк, объяснил казакам ситуацию, сложившуюся в Петрограде, и объявил приказ Корнилова о возвращении полка обратно на фронт. А когда полк прибыл в расположение корпуса, Краснов обратился к казакам с большой речью, которую закончил словами: