Текст книги "Слуга трех господ (Воспоминания о войне)"

Автор книги: Василий Жукович

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 22 страниц)

Василий Жукович
СЛУГА ТРЕХ ГОСПОД
Воспоминания о войне

Посвящается

70-летию Победы

советского народа

в Великой Отечественной

войне (1941–1945)

Предисловие[1]1
  В издании сохранен авторский стиль.


[Закрыть]

Для россиян, посвятивших всю свою жизнь служению Отечеству и его защите, до Великой Октябрьской социалистической революции (1917) был только один – внешний враг, с которым все сражались, не щадя своей жизни. Но после революции, когда российское общество раскололось на два основных враждебных лагеря, у каждого из них появился еще и внутренний враг. А кто он – каждый понимал по-своему. Для одних это были белые, защищавшие власть буржуазии, для других – красные, которые защищали советскую власть, выражавшую интересы рабочих и крестьян. В результате этого противостояния в России началась Гражданская братоубийственная война, в которой белые потерпели поражение и эмигрировали за границу, где большинство из них тихо-мирно дожили до старости и умерли своей смертью.

Но не все белоэмигранты смирились с тем, что в России победили большевики. Многие из них так же, как генерал П.Н. Краснов, живя за границей, ждали удобного момента, чтобы уничтожить в России советскую власть. И когда в 1941 году такой момент наступил – началась Великая Отечественная война, то они вместе с немцами с оружием в руках выступили против Советского Союза. Но и на этот раз потерпели поражение, попали в плен к советским и союзническим войскам, были заслуженно осуждены и отправлены в советские исправительно-трудовые лагеря, а некоторые и на виселицу.

Но не только белоэмигранты в период Великой Отечественной войны вместе с немцами воевали против СССР. Некоторые советские граждане, воспитанные уже советской властью, служа в Красной армии, честно и добросовестно защищали свою страну от внешних и внутренних врагов. Но, оказавшись, кто случайно, а кто, как генерал А.А. Власов, преднамеренно, в плену у немцев и не выдержав сурового испытания в концлагерях, пошли на службу к немцам и вместе с ними на оккупированных фашистами территориях уничтожали мирное население, воевали с партизанами и даже с Красной армией. А когда эти предатели попали в плен к советским и союзническим войскам, то так же, как и белоэмигранты, были осуждены на различные сроки и понесли заслуженное наказание в виде лишения свободы и даже смертной казни.

Но была еще одна категория защитников Отечества, таких как полковник Г.В. Деменев, которые всегда честно и добросовестно выполняли свой воинский долг перед Родиной, но волей судьбы оказались в окружении немецких войск и после выхода из него были незаслуженно осуждены на различные сроки наказания и отправлены в ГУЛАГ. В результате была сломана не только их жизнь, но и жизнь их родственников. Вот таким людям и посвящается моя книга.

За основу событий, описанных в этой книге, взят рассказ потомственного донского казака Герасима Владимировича Деменева (фамилия изменена), полковника царской и советской армий, неоднократно проливавшего свою кровь на полях сражений Русско-японской (1904–1905 гг.), Первой мировой, Гражданской и Великой Отечественной войн, который за ратные подвиги при защите своего Отечества награжден многими высокими правительственными наградами Российской империи и Советского Союза.

С 1903 по 1914 годы Деменеву довелось служить на Дальнем Востоке и участвовать в Русско-японской войне в 1904–1905 гг. вместе с отважным казаком срочной службы, а затем сверхсрочником старшим унтер-офицером Семеном Михайловичем Буденным. Когда в 1914 году началась Первая мировая война, Деменева и Буденного, в составе Кавказской кавалерийской дивизии, направили на Западный фронт. В ноябре 1914 года эту дивизию перебросили на Кавказский фронт воевать с турками.

В августе 1915 года в бою под городом Ван Деменева тяжело ранило, и его отправили в бакинский военный госпиталь. И с тех пор пути Деменева и Буденного разошлись на два с половиной года.

После госпиталя Деменева направили на Юго-Западный фронт, где ему довелось в течение 1915–1917 годов воевать с немцами и австро-венграми под командованием незаурядного командира дивизии, а затем командира корпуса генерала Петра Николаевича Краснова, который неоднократно сам лично водил свои дивизии по тылам вражеских войск, нагоняя страх на их солдат и сея панику в стане врага. Такие рейды способствовали сдерживанию наступательного порыва немцев и австро-венгров и заставляли их переходить к обороне, что давало возможность русскому командованию перегруппировать свои силы и тщательнее подготовиться к отражению неприятельских атак, а также к организации своих войск к наступлению. И скорее всего русской армии удалось бы разгромить германские и австро-венгерские войска и победно закончить империалистическую войну. Но в России в феврале 1917 года свершилась буржуазно-демократическая революция, в ходе которой царь Николай II отрекся от престола. Вместо царя к власти пришло Временное правительство во главе сначала с князем Львовым, а затем с А.Ф. Керенским, которое было полно решимости продолжать войну с германцами до победного конца, однако принятый им закон «О правах солдат» привел к неподчинению солдат офицерам и массовому их дезертирству с фронта. А после Великой Октябрьской социалистической революции 1917 года, в ходе которой Временное правительство было низвергнуто, к власти пришли большевики, провозгласившие лозунг «ни мира, ни войны» и открыто призывавшие солдат и казаков бросать оружие и расходиться по домам, и многие солдаты и казаки так и поступали, в результате чего российская армия окончательно развалилась и фронт держать стало некому. Воспользовавшись этим, германские войска перешли в наступление и почти беспрепятственно захватили значительную часть территории Белоруссии и Украины.

Генерал Краснов, как и многие офицеры царской армии, не принял большевистские лозунги и не признал советскую власть. Ему удалось сохранить свой корпус, который при поддержке экс-председателя Временного правительства и главкомверха Керенского, бежавшего из Петрограда, был пополнен поддерживающими Временное правительство войсками, развернут в армию и по приказу того же Керенского предпринял наступление на Петроград, чтобы уничтожить там большевистское правительство. Но под Пулково армия Краснова потерпела поражение и вынуждена была отступить к Гатчине, где попала в окружение большевистских войск и была нейтрализована. Но, несмотря на это, Краснову удалось без кровопролития вывести свою армию из Гатчины и отправить в Великие Луки, чтобы затем переправить ее на Дон к атаману Великого Войска Донского генералу А.М. Каледину. Однако пока в Великих Луках ждали эшелонов, вся армия Краснова самовольно разбежалась по домам. Остались только команда штаба 3-го Конного корпуса и небольшая часть офицеров из других частей. А когда эшелон подали и остатки красновской армии прибыли в Новочеркасск, который уже был занят большевистскими войсками, то на Дон красновцев не пропустили, а предложили им перейти на сторону Красной армии или разойтись по домам. И большинство казаков, в том числе и полковник Деменев, выбрали последнее – переоделись в гражданскую одежду и уехали домой. А генерал Краснов, тоже переодевшись в гражданскую одежду, под другой фамилией уехал на Дон, где после самоубийства генерала Каледина был избран атаманом Великого Войска Донского и создал из казаков, не признавших советскую власть, Донскую казачью армию, которая под командованием бывшего начальника штаба второй Сводной казачьей дивизии С.В. Денисова, ставшего к тому времени генералом, вместе с Добровольческой белой армией под командованием генералов А.И. Деникина, Л.Г. Корнилова и М.В. Алексеева, воевала против Красной армии и на корню уничтожала зарождавшуюся на Дону советскую власть.

Полковник Деменев, вернувшись в феврале 1918 года домой, вступил в красный отряд, который под командованием С.М. Буденного, постепенно преобразовываясь в эскадрон, полк, бригаду, дивизию, корпус, превратился в легендарную Первую конную армию, в составе которой Деменев на различных должностях, начиная от командира взвода и заканчивая командиром дивизии, провоевал всю Гражданскую войну.

Когда в России закончилась Гражданская война и были уничтожены основные группировки бандформирований, то в октябре 1923 года Первую конную армию расформировали, а Деменева направили учиться в академию Генерального штаба, по окончании которой он остался там преподавателем.

А в начале 1941 года, когда стало очевидно, что Германия готовится к нападению на Советский Союз, Деменев подал рапорт о переводе его в войска, и его направили в Киевский Особый военный округ на должность заместителя начальника штаба вновь формируемого 4-го механизированного корпуса, которым командовал генерал-майор А.А. Власов. В этой должности Деменев вместе с корпусом и вступил в войну с немецко-фашистскими захватчиками. А когда Власов стал командующим 37-й армией, Деменева назначили на должность заместителя начальника штаба этой армии, в составе которой он и воевал на ЮЗФ.

В сентябре 1941 года четыре армии этого фронта, в том числе и 37-я, под Киевом попали в окружение. И после того как часть войск этих армий с ожесточенными боями вырвалась из Киевского котла, эти армии расформировали, а личный состав и технику передали в другие соединения. Деменева назначили начальником оперативного отдела вновь формируемого штаба ЮЗФ, а Власову присвоили очередное звание генерал-лейтенанта и назначили заместителем командующего ЮЗФ по тылу.

В ноябре 1941 года Власова перевели на должность командующего 20-й армией Западного фронта, а Деменева назначили заместителем начальника штаба вновь формируемой в резерве Ставки ВГК 26-й армии, командующим которой стал генерал-лейтенант Г.Г. Соколов. А когда эта армия была полностью сформирована и в декабре 1941 года прибыла на Волховский фронт, ее переименовали во 2-ю ударную, которая на ВФ воевала до 25 июня 1942 года. За это время сменилось трое ее командующих, последним из которых был генерал-лейтенант А.А. Власов.

В середине марта 1942 года 2-я ударная армия под Любанью попала в кольцо немецких войск, которое получило название «Любаньский мешок», и в течение трех месяцев вела бои в окружении.

За это время небольшой части ее войск удалось вырваться из этого «мешка» и выйти в расположение Волховского фронта. Но основная масса войск этой армии оставалась во вражеском кольце, которое гитлеровцы все больше сжимали. В сложившейся ситуации командование армией должно было приложить максимум усилий для того, чтобы сплотить личный состав армии вокруг ее штаба и направить все силы на прорыв вражеского кольца. Но вместо этого командующий 2-й ударной армией Власов в самый критический момент отдал приказ личному составу армии выходить из окружения мелкими группами, кто, где и как сможет, а сам сначала самоустранился от командования армией, а затем, бросив ее на произвол судьбы, в сопровождении охранной роты штаба армии ушел в неизвестном направлении.

Оставшись без командующего, штаб армии разбил ее личный состав на пять групп, во главе каждой из которых был назначен офицер штаба. После чего была дана команда разойтись всем группам в разные стороны и самостоятельно прорываться через линию фронта. Старшим одной из этих групп, в которой насчитывалось 5890 человек, был назначен полковник Г.В. Деменев. В течение пяти суток деменевская группа по ночам предпринимала попытки прорвать вражеское кольцо окружения, но каждый раз натыкалась на интенсивный пулеметно-минометный обстрел или попадала на минное поле и вынуждена была возвращаться обратно в лес. И только на шестые сутки деменевской группе под покровом ночи удалось прорваться через вражеское кольцо и с минимальными потерями (238 человек было убито и пропало без вести, а 283 ранено) выйти в расположение войск Волховского фронта.

В ходе этого прорыва тяжелое ранение получил и Деменев, которому осколком вражеской мины раздробило обе ноги, и солдаты на шинели вынесли его в расположение наших войск, где вместе с другими ранеными поместили во фронтовой госпиталь. На следующий день всех тяжелораненых, в том числе и Деменева, самолетом отправили в Москву и поместили в военный госпиталь, расположенный на Петровско-Разумовском проезде, где Деменеву сделали несколько операций и лечили полгода.

Во время пребывания в госпитале от вновь поступивших туда раненых офицеров Волховского фронта Деменев узнал, что 15 июля 1942 года генерал Власов добровольно сдался в плен немцам, после чего всех старших офицеров 2-й ударной армии отстранили от занимаемых должностей, вывели в резерв командования фронтом, и ими занялся «Смерш». А старших офицеров этой армии, занимавших высшие командные должности, и генералов арестовали и отправили в тюрьмы, и их дальнейшая судьба в то время была никому не известна.

Но Деменев не поверил этим рассказам, решив, что это не что иное, как фронтовые байки. И только когда в госпиталь приехали следователи «Смерша» и стали допрашивать раненых офицеров и генералов, побывавших в Любаньском мешке, в том числе и Деменева, которых к тому времени с чьей-то легкой руки стали называть «власовцами», он понял, что все, о чем рассказывали офицеры, никакие не фронтовые байки, а жуткая правда. А когда Деменев после полугодичного пребывания в госпитале уже смог ходить без костылей, а только с дубинкой, то 31 декабря 1942 года его выписали из госпиталя и вместо того, чтобы отпустить домой поправлять свое здоровье, отправили в Лефортовский следственный изолятор, где следователи «Смерша» почти каждый день в течение месяца допрашивали его. А когда допросы закончились, Деменеву предъявили обвинительное заключение, в котором он обвинялся в нескольких преступлениях: в том, что не разглядел во Власове врага народа; в том, что при выходе из окружения из Любаньского мешка отпустил двух пленных казаков – генерала и полковника, а не привел их в расположение войск ВФ; в том, что в Гражданскую войну не убедил генерала Краснова не воевать против советской власти. Деменев не опровергал предъявленных ему обвинений, кроме первого. В отношении этого обвинения он сказал, что не только он, но и И.В. Сталин тоже не разглядел во Власове врага народа: постоянно продвигал его вверх по служебной лестнице, присваивал ему генеральские звания и награждал высокими правительственными наградами. Но за эти слова Деменева обвинили еще в одном преступлении – в обвинении Сталина в политической близорукости.

Через неделю после предъявления всех обвинений военный трибунал разжаловал Деменева в рядовые, лишил всех советских правительственных наград и приговорил его к десяти годам лишения свободы без права переписки и свиданий, после чего Деменева вместе с большой группой заключенных эшелоном в товарном вагоне отправили в Казахстан в КарЛаг.

Пока Деменев отбывал свой срок незаслуженного наказания в Карагандинском лагере, его жену Марину, проживавшую в Москве, «компетентные органы» попытались заставить подписать отказ от своего мужа Герасима как от «врага народа». Но она не предала своего мужа – не подписала отказ от него, и ее на пять лет отправили в ссылку в Казахстан, в Акмолинскую область, где она, не выдержав сурового физического и морального испытания, на третьем году ссылки умерла и была похоронена на кладбище в деревне Максимовке, где она отбывала ссылку.

Не оставили в покое и детей Деменевых. Младших несовершеннолетних детей, сына Олега и дочь Елену, отправили в разные детские дома. А старшего сына Вадима, добровольно ушедшего на фронт, еще до того, как его отец был осужден, а мать отправлена в ссылку, направили служить в разведывательный батальон. Но когда его отец Герасим Деменев был осужден и объявлен врагом народа, Вадима перевели в пехоту, где он провоевал до конца войны и, оставив свой автограф на Рейхстаге, с одной-единственной медалью «За отвагу», полученной им во время службы в разведбате, вернулся в Советский Союз, где дослужил до окончания срока действительной военной службы.

Когда Вадим Деменев демобилизовался из армии и приехал домой в Москву, то в НКВД ему сказали, что если он хочет остаться в Москве и жить в квартире своих родителей, то должен подписать отказ от своего отца как от врага народа. В противном случае в течение 24 часов он должен будет уехать из Москвы и ближе ста километров к ней никогда не приближаться, при этом квартиру Деменевых отдадут другим людям. И ради сохранения родительской квартиры в надежде на то, что его младшие брат и сестра после выпуска из детского дома смогут вернуться домой и остаться жить в Москве, Вадим подписал отказ от своего отца.

Когда его младшие брат и сестра достигли совершеннолетия и приехали домой, то с ними поступили так же, как и с Вадимом.

Но проблемы с местом жительства у детей Деменевых оказались не последними. Несмотря на то, что все они среднюю школу окончили с отличием, ни в институт, ни в техникум никого из них не приняли.

А Герасим Деменев, отсидев «от звонка до звонка» десятилетний срок своего незаслуженного наказания, приехал в деревню Максимовку, где отбывала ссылку и умерла его жена Марина, и остался жить в сторожке на Воропаевской заимке, чтобы до конца своей жизни быть рядом с ней и ухаживать за ее могилой.

Умер дед Гера, Герасим Владимирович Деменев, в сентябре 1955 года, не дожив всего трех дней до амнистии. Похоронили его рядом с женой Мариной Николаевной.

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
КОМАНДАРМ П. Н. КРАСНОВ

Глава 1. Дед Гера

Когда в 50-х годах XX века в Советском Союзе началось освоение целинных и залежных земель, в середине февраля 1955 года я, автор этой книги, вместе с такими же юношами и девушками, которых набралось целый железнодорожный состав, уехал в Казахстан осваивать целину. И, несмотря на то, что везли нас в товарных вагонах по 40 человек в каждом, а спали мы вповалку на деревянных двухъярусных, голых, без всякого постельного белья нарах, настроение у всех было приподнятое – мы ехали выполнять государственную программу по обеспечению нашей великой страны хлебом.

В город Акмолинск наш состав прибыл 3 марта 1955 года, где нас распределили по районам этой области, а затем по колхозам, совхозам и бригадам. Меня в составе группы молодых людей в количестве сорока человек направили в колхоз имени Н. С. Хрущева в деревню Максимовку Акмолинского района, а оттуда ранним утром группу в количестве четырнадцати человек, в том числе и меня, на двух телегах, запряженных по два вола в каждую, отправили на заимку Воропаево, куда мы с большим трудом, толкая телеги вместе с волами, выбившимися из сил, преодолев 40-километровый путь, добрались только к полуночи. На заимке нас встретил по-военному подтянутый, худощавый человек, выше среднего роста, с длинной седой бородой, который представился нам сторожем заимки и пастухом коров, лошадей и волов одновременно. Он также сказал, что фамилия его Деменев, а звать Герасим Владимирович. Но здесь все зовут его дед Гера. Возраст этого человека на первый взгляд определить было невозможно. На вид, если представить его без бороды и учесть его четкие, но неторопливые и не слишком медленные движения, он выглядел лет на пятьдесят, не больше. Но если принять во внимание его седые бороду и волосы, а также глубокие морщины на лице и чуть дребезжащий, похожий на старческий, голос, то можно было предположить, что ему уже перевалило за семьдесят лет.

На заимке Воропаево, как оказалось, не было ни клуба, ни библиотеки, ни других каких-либо мест, где можно было бы более-менее культурно отдохнуть. Даже электричества здесь не было, поэтому вечера коротать приходилось при свете керосиновой лампы или в полной темноте. А идти за сорок километров в деревню Максимовку, где был колхозный клуб, работающий только по воскресным вечерам, было далеко и бессмысленно. Поэтому свободное от работы время, а работали мы в две смены сутки через сутки и без выходных дней, люди коротали, кто как мог. Семейные, коренные жители Максимовки на велосипедах уезжали домой, а одинокие проводили время вместе с нами, приезжими, на заимке. Единственным на заимке местом, где можно было хоть как-то коллективно провести время, была одновременно сторожка и квартира колхозного сторожа, деда Герасима. Помещение сторожки было небольшим – примерно десять квадратных метров. Стены сторожки, как и все здания на заимке Воропаево, были выполнены из саманного кирпича, состоящего из глины, соломы и коровьего кизяка. А потолок, который был одновременно и крышей, состоял из камыша, обмазанного сверху и снизу глиной. В одной стене сторожки был дверной проем, который закрывался дверью, сплетенной из соломы, а в противоположной стене было одно маленького окошко, застекленное кусками стекла. В помещении сторожки стояли солдатская металлическая кровать с постелью, закрытый со всех сторон металлический кухонный стол, в котором хранились кое-какие продукты деда Герасима, две железные табуретки, на одной из которых стояли цинковое ведро с водой и алюминиевая кружка, а на другой, накрытой куском овечьей шкуры, сидел сам хозяин сторожки.

Вдоль одной из глухих стен стояла небольшая деревянная скамейка с металлическими ножками, на которой едва могли поместиться два человека. На стене, рядом с дверным проемом, была прибита небольшая дощечка с гвоздями, на которых висела одежда сторожа. А на стене, у которой стояла кровать, в деревянной рамке под стеклом висел портрет маршала Советского Союза С.М. Буденного. Кроме так называемой мебели в углу сторожки стояла маленькая кирпичная печка с железной плитой, на которой дед Герасим, используя вместо дров или угля сухие коровьи лепешки, готовил себе пищу. Для освещения сторожки под потолком на проволоке висела керосиновая лампа. На улице у одной из глухих стен сторожки был широкий навес, состоящий из камыша, сверху обмазанного глиной, который опирался на две вертикально установленные металлические трубы. Под этим навесом на высоте пятидесяти сантиметров от земли лежали две металлические трубы, вмурованные одним концом в стенку сторожки, а другие их концы лежали на саманных кирпичах. На этих трубах лежало несколько досок, которые служили деду Герасиму топчаном, на котором он в теплое время года отдыхал на свежем воздухе. Когда к нему приходили люди, он эти доски раздвигал, в результате чего получалось несколько скамеек, на которых могли поместиться около полутора десятка человек. Вот в этой «беседке» мы и располагались, когда приходили к сторожу. А приходили мы к нему почти каждый свободный от работы вечер. Нашему визиту дед Герасим был всегда рад, так как мы скрашивали его одиночество, а возможно, и напоминали ему его детей. И он развлекал нас своими рассказами о войнах, а мы с замиранием сердцам, боясь даже пошевелиться, слушали его и возвращались в свое общежитие далеко за полночь.

Все, кто в первый раз приходил в сторожку, спрашивали у Герасима, почему у него на стене висит портрет именно Буденного, а не Ленина, Сталина, Хрущева или кого-нибудь другого из членов Политбюро или правительства? И если у деда Герасима было свободное время, то он подробно и с нескрываемым удовольствием рассказывал, почему он уже около тридцати лет не расстается с портретом Семена Михайловича Буденного. А если у Герасима не было времени, то он просил любопытных приходить к нему в другой раз, потому что «в двух словах об этом рассказать невозможно», говорил он. Поведал Герасим Владимирович эту историю и нам, молодым целинникам.