Текст книги "Зачет по выживаемости"

Автор книги: Василий Гриневич

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 26 страниц)

2

Едва вибролет коснулся полозками края посадочной площадки рядом с геликоптером Ружены, высокий сухопарый пилот, бросив шлем на сиденье, выпрыгнул из кабины и уверенно зашагал к центральному входу в коттедж.

Я глянул на часы. Без четверти десять.

Это, не иначе, дядя Ружены. В безукоризненном вечернем костюме, наверняка чисто выбрит, выскоблен до синевы. Не удивлюсь, если узнаю, что он прилетел сюда прямо с затянувшегося под утро дипломатического приема. Было что-то странное в его лице, но с такого расстояния я не мог понять, что именно.

Погода, обещавшая быть такой хорошей, начала портиться. Еще когда мы с Руженой завтракали, небо обложило слоистыми облаками, и теперь накрапывал дождик. Погода в средине весны неустойчивая, а сегодня тринадцатое апреля.

Я отошел от окна и возвратился в кресло напротив камина. Огонь разгорался в огромном черепе динозавра, вмурованном в стену, наполняя асимметричные глазницы пляшущими отблесками. Можно представить, что это не огонь, а многораздвоенный язык дрожит в пасти между рядами серповидных зубов. В такт вспышкам пламени тени вокруг черепа колышутся, словно чудовище из провалов Макферсона старается ожить. Наверняка еще более эффектно это выглядит вечером или ночью.

Потянувшись за кочергой, я пошевелил угли в зияющей пасти. Пламя, вспыхнув ярче, осветило дальний угол гостиной, где на диване после бессонной ночи дремала Ружена.

Роскошный палевый ковер на стене увешан самым разнообразным оружием: бластерами, игольными парализаторами, ракетными карабинами, скорчерами, станнерами, аннигиляторами. А это – именное оружие, очень редкая модификация – черный лучемет облегченного типа «Каракурт», такие выпускались когда-то для оснащения теневых отрядов, как и неуклюжие плазменные отражатели «Везувий». Подобных уродов сейчас нет. С решением проблемы трансформации движущихся частей оружия на смену им пришли невесомые универсальные «Мутанты».

Этот арсенал, со слов Ружены, остался у дяди как воспоминание о его бывшей профессии терраторниса – звездопроходца-одиночки. Терраторнис с греческого – «посланец Земли». Теперь их никто не готовит. Идея не оправдала себя. Пятнадцать лет назад, в 2176 году был создан Центр Дальней Косморазведки, и все полномочия перешли к нему. Те представители старого племени, кто не взорвался, не сгорел, не задохнулся, вернулись на Землю и заняли самые разнообразные должности, как дядя Ружены, например: советник отдела психофизической подготовки Сил Межзвездного Десанта.

Дверь распахнулась, и в гостиную вошел… Меня поразило его лицо, я вдруг понял, что было в нем необычного, сверху вниз по оси симметрии оно было словно разделено невидимой линией. Левая половина лица принадлежала человеку лет тридцати, моему ровеснику, а правая, если смотреть на его профиль справа, – это был старик семидесяти лет. Волосы, уложенные в аккуратную прическу, имели однородный пепельный оттенок, но я мог бы поспорить с кем угодно, что это – ухищрения косметики. Волосы у него должны быть седые справа и темные слева, как и его брови. Теперь я вспомнил: этого человека за глаза звали Двуликий Янус!

Я встал с кресла.

Ружена проснулась и вскочила с дивана. Я сказал – вскочила, хотя движение это тяжело описать: она только что лежала и вдруг словно перелилась в другую форму.

Двуликий Янус подошел к ней, Ружена обняла его за шею и поцеловала в щеку:

– Здравствуй, дядя. Как ты добрался?

– Спасибо, хорошо. Зачем вскочила? Спи, – он повернулся ко мне.

– Знакомься, дядя, – Ружена смущенно улыбнулась.

Я кивнул, не отрывая взгляда от его лица.

– Нерт Линдей.

– Очень приятно. Меня зовут Рой Спаргинс.

Он протянул правую руку. Это была ладонь старика со вздутыми венами и мелкими пигментными пятнами на тыльной стороне. Однако пожал он мне кисть довольно сильно. Я невольно перевел взгляд на его левую руку. Ею мог обладать мужчина не старше сорока лет.

– Завтракать будешь? – спросила Ружена.

– Нет, благодарю. Прошу в мой кабинет, – это мне. – Отдыхай, Ружена. Мы не будем тебе мешать.

– Я приготовлю вам кофе.

Кабинет, скорее, напоминает музей или библиотеку, так здесь много книг. Шторы открыты, но в комнате сумрак из-за нависающих хвойных ветвей. Кажется, что сам воздух тут потемнел от времени, как и мореный дуб множества книжных полок.

Под светильником, свешивающимся с потолка, массивный стол, два кресла. Угол стола занимает модель старинного звездоскафа одного из первых выпусков. По периметру между миниатюрными иллюминаторами тусклым золотом блеснули буквы «Св. Мария». Наверняка еще одна такая копия стоит в приемной Спаргинса. Можно было из вежливости задать банальный вопрос, чтобы завязать разговор, но и так ясно, что это модель того самого корабля, на котором дядя Ружены начинал свою карьеру терраторниса. Кроме того, не я приглашал его на беседу.

– Садитесь, пожалуйста. Курите?

Я покачал головой.

– Ружена мне рассказывала о вас.

Он замолчал и некоторое время сидел, собираясь с мыслями, сложив перед собой руки, правую – с морщинистой кожей и седыми волосками и левую – сильную кисть регбиста-профессионала.

Часы па запястье пропели «десять».

Он глянул на циферблат и, отключив сигнал, заметил:

– Вчера и сегодня Земля празднует День Звездопроходца. Вы не присутствовали на Ассамблее?

– Нет, – я покачал головой намертво подавляя в себе желание ответить «не имел чести». Было в голосе, движениях Двуликого Януса, повороте двуликой головы (аура, что ли какая-то исходила от него) что-то такое, от чего хотелось рядом с ним подтянуться, смотреть прямо в глаза, отвечать, по возможности, ясно и лаконично и вообще держать себя, как на великосветском приеме за пять минут до представления королеве.

– Не знаю ничего утомительнее официальных церемоний. Вам можно только позавидовать.

Я промолчал, раздумывая над двусмысленностью фразы.

Голос у него тоже был не совсем обычный, с какими-то посторонними обертонами, так что, закрыв глаза, можно было без труда представить, что говорят синхронно два человека: один – молодым звонким голосом, а другой – глуховатым, на полтона ниже.

Вошла Ружена с двумя чашками дымящегося кофе на старинном подносе и поставила на стол.

– Можно мне послушать, Рой?

– Тебе будет скучно, девочка.

– Ну, всегда ты так, – Ружена надула губки. – Пыли у тебя здесь… Ладно, оставляю вас.

– Спасибо за кофе.

Ружена обернулась в дверях.

– Не за что.

Спаргинс отпил глоток кофе.

– Ваш отпуск уже закончился?

– Да, – ответил я.

– Ваш экипаж инструктировал Мартин Шейхман?

Я глянул на Спаргинса. Спокойно смотреть на его лицо без привычки нельзя, хотя, кроме асимметрии, в нем нет ничего отталкивающего: прямой нос, крепкий подбородок, ясные внимательные глаза. Обычные черты хорошего уравновешенного человека, и сейчас правая и левая половины его лица не выражают ничего, кроме усталости.

Нас действительно инструктировал Мартин Шейхман, куратор отдела ксенологии Дальней Космической Разведки, хотя речь шла об экспедиции не в такой уж дальний космос, а в систему звезды Ахернар, альфы Эридана. Необычным было и то, что для таких рейсов обычно не привлекают пилотов экстра-класса.

Я кивнул, ожидая продолжения. Длинноватая пауза все-таки получилась, но Спаргинс продолжил, словно ничего не заметил.

– Я разговаривал с Мартином на прошлой неделе. Он зачитал мне список экипажа. Вы верите в совпадения?

– Во что?

– В случайные совпадения.

– Никогда не думал об этом.

Спаргинс соглашается после небольшой паузы.

– Я тоже стал задумываться об этом относительно недавно. С возрастом накапливается информация к размышлению.

Я молчу, и Спаргинс продолжает.

– Как вы, например, отнесетесь к такому совпадению? Не успев жениться на девушке, вы получаете задание – полет к планете, на которую впервые ступил ее дядя много лет назад?

– По-моему, такое совпадение не так уж невозможно. Звездолетчики вращаются в узком кругу… – я спохватился, что говорю что-то не то. – Так это ваш отчет я читал? Рой Аллан Спаргинс. Я решил, что это однофамилец Ружены. А Эрарт Спаргинс кто?

– Мой брат, отец Ружены. Вы читали все отчеты?

– Не успел. Только ваши два.

– Что ж, – Спаргинс улыбнулся молодой половиной лица. Старая смотрела строго и даже как-то осуждающе. – Вас ожидает увлекательное чтение. Почти бестселлер. Особенно прошлогодние приключения стажеров. Они чудом остались живы. Впрочем, наверное, ненадолго. В управлении обсуждается вопрос об их бессрочном отстранении от полетов.

– Что значит ненадолго?

– Это тот самый вопрос о совпадениях.

– ?!

– На Чарре за двадцать пять лет побывали лишь две экспедиции, – сказал Спаргинс. – В первой принимали участие шесть человек. Четверо из них, которые после этого продолжали работать в космосе, сейчас мертвы. Я уверен, что из шести ребят, по собственной глупости оказавшихся на Чарре полгода назад, в ближайшие несколько лет погибнут все шестеро, если Управление не запрет их на Земле.

– Но…

– Насколько я понял Мартина, вы не приземляетесь на планету, только сбрасываете со звездоскафа разведывательные зонды?

– Да. Подготовлено десять зондов, но, по всей видимости, хватит пяти: по одному над тотемными обелисками (около одного из обелисков зонд подберет остатки геологического робота) и последний зонд в океаническую воронку.

Спаргинс кивает.

– Пейте кофе, остынет.

– Простите, но я не совсем понял связи между смертями и посещением планеты.

И тогда Двуликий Янус начал рассказывать. (Бойтесь голоса богов. Их молчание завораживает, а шепот сбивает с ног!)

На протяжении почти часа мне ничего не оставалось, как только молча слушать. Часть из этого я уже знал, но чем дольше он говорил, тем все более удивительными сторонами открывались передо мной уже известные факты.

3

Система звезды альфы Эридана, согласно каталогу Генри Дрепера, расположена в одной из редких зон, вкраплениями встречающихся в Галактике. В таких зонах мерность Континуума равна не трем, как в остальном мире, а стабильно может быть немного меньше или немного больше. Около Чарры мерность составляет три целых семнадцать десятитысячных. Это вызывает ряд физических аномалий, связанных с более тесным взаимодействием ядер элементов: смещается спектр звезды в сторону более жесткого излучения, некоторые нерадиоактивные изотопы приобретают радиоактивность.

Ближайшая к звезде планета – Чарра, окружена поясом астероидов. На восемьдесят процентов она покрыта океаном. Материки и острова заросли густыми лесами. На планете нет никаких построек, кроме четырех шестидесятиметровых тотемных столбов, расположенных с удивительной точностью как бы в вершинах пирамиды, вписанной в планету. Два из них стоят на материке, один около большого острова, последний далеко в океане на склоне потухшего подводного вулкана. Как при отсутствии техногенной цивилизации огромная базальтовая скала оказалась за сотни километров от берега, совершенно непонятно. Кому служили или служат эти исполинские тотемы? Но более удивительно то, что на обратной стороне планеты, куда проецируются основания тотемов, вращаются постоянные воздушные смерчи, трое из них висят над океаном, и под ними пенятся воздушные воронки.

Чарру населяют две расы: так называемые амазонки и трехглазые женщины-птицы. Взаимоотношение между ними не ясно. Известно только, что женщины-птицы обладают сверхсильными парапсихологическими способностями. Кое-какие факты можно, например, объяснить гипнотическим воздействием на мозг человека. Но не все.

Ни одна из экспедиций не видела на планете мужчин. Как происходит смена поколений тоже непонятно, возможно, путем партеногенеза.

Первой экспедиции посчастливилось вступить, что называется, в непосредственный контакт с местной цивилизацией. Огромная трехглазая птица задела кончиком крыла левую половину лица Роя Аллана Спаргинса. Результат стал заметен через несколько лет. Левая половина лица перестала стареть. Причем это относилось не только к лицу. Физиологические параметры сердца соответствовали молодому спортсмену, в то время как работа печени и правой почки прогрессивно ухудшалась. Более того, казалось, правая половина Двуликого Януса стареет как бы за двоих. Правое колено не годилось ни к черту, доставляя Спаргинсу массу хлопот. Ходил он, не хромая, только через силу.

После 2170 года он не участвовал в групповых экспедициях, став настоящим терраторнисом. На его счету было несколько смелых полетов, казалось, ничто не предвещает беды, когда через несколько лет до него дошел слух, что четверо из пяти товарищей, с которыми он работал на Чарре, погибли. Обстоятельства смерти были сходны друг с другом одним странным совпадением. Все четверо умерли, когда были с женщиной. Нет-нет, это были совершенно разные женщины, никак не связанные между собой, как правило, коллеги. Термин «быть с женщиной» вовсе не означает, что они умерли во время полового акта, хотя первый из них, капитан, брат Роя Спаргинса, действительно умер от инфаркта в постели с женой. Вот уж правда можно сказать – сладкая смерть.

Следующий погиб через год от того, что в его скафандре замерз кислородный клапан. Это был исключительно надежный клапан. Ни до, ни после такого ни с кем не случалось. Работал он на орбите с женщиной-инженером над наладкой гиперпространственной антенны. Задохнувшегося, уже посиневшего, его успели дотащить до шлюза. Как назло, заклинило запорные механизмы люка. Эти секунды стали роковыми. И все равно в девяноста девяти процентах реанимация возвращает таких людей к жизни. Но он попал именно в тот, один процент.

Третий погиб оттого, что отказали тормозные двигатели во время стыковки мезонатора со звездоскафом. Совсем нелишне добавить, что женщина, которая летела с ним, тоже погибла.

Последний случай вообще уникален: прямое попадание микрометеорита в шлем скафандра. Женщина, находившаяся рядом, рассказывала, что это был плотный метеоритный поток, почему-то с большим опозданием замеченный радарами противометеоритной защиты. Саму ее спасло только то, что она была на обратной, теневой стороне орбитальной станции. Она заметила частые яркие вспышки в атмосфере, затем в наушниках раздался звук удара…

Вероятно, Рой Аллан Спаргинс остался жив лишь благодаря тому, что работал всегда один, исключительно один. Даже возвращаясь на Землю в отпуск, он мало с кем общался, стараясь проводить время на своей любимой яхте «Нинья» вдали от оживленных океанских трасс. Не то чтобы он страдал мизантропией, просто было в его характере самодовлеющее чувство цельности, законченности. Ему никогда не было скучно одному. Возможно, ему хватало впечатлений, принесенных из дальнего космоса, и он медленно переваривал их, причалив к какому-нибудь заброшенному атоллу посреди Тихого океана, размышляя о самых разных вещах: о жизни и смерти, о предназначении бытия. Согласитесь, есть что-то в океанских рассветах и закатах, неизменных вот уже миллионы лет, навевающее подобные мысли.

В большие порты он заходил редко, стараясь дозаправить аккумуляторы и набрать пресной воды где-нибудь в совершенном захолустье. Не то чтобы он был чужд невинных портовых развлечений, знаете, этих туземных береговых красоток, но дважды во время своих скитаний он пережил страшные ураганы, один раз – после проведенной в местном борделе ночи, когда едва не взял на яхту юную попутчицу, а второй раз…

Это был один из тех редких случаев, которым дотошные журналисты в светской хронике обязательно посвящают несколько абзацев. По возможности, с фотографией.

Он догнал ее на семнадцатой параллели восточнее Муреа посреди океана. За сутки до этого, во время сильнейшей грозы у нее вышли из строя все навигационные приборы и радиосвязь, и, вместо того, чтобы, ориентируясь по солнцу, продолжать идти в сторону островов Таити или Муреа, она положила яхту в дрейф в ожидании помощи, благо, место было довольно оживленное. Звали ее леди Диана Рочестер, урожденная Раевская, и была она вдовой Генри Рочестера, графа Нортемберлендского.

По мере того как Спаргинс рассказывал обо всех этих событиях, перед моим изумленным воображением рисовались совершенно фантастические картины. Например, о переселении душ. Некая мистическая сила, оставшаяся на Чарре, продолжает преследовать экипаж «Пацифика», направляя и сталкивая случайности за десятки парсеков от альфы Эридана, причем женщины используются ею, как живой катализатор, провоцирующий смерть.

Весь день Рой Спаргинс вместе с Дианой пытались исправить навигационную аппаратуру, зря только убили время, а вечером он предложил ей перейти к нему на яхту, дабы, взяв ее «Летучую Рыбу» на буксир, доставить в ближайший порт, где смогут произвести надлежащий ремонт. Диана согласилась. Оба восприняли это как романтическое приключение. Спаргинсу в то время исполнилось сорок пять, если не приглядываться, асимметрия в лице была почти незаметна. За штурвалом «Ниньи» выглядел он, как настоящий морской волк: загоревшие плечи, выцветшие на солнце волосы, короче, было в нем что-то, вселяющее уверенность в то, что, несмотря на неудачу с навигационной аппаратурой, он сможет реабилитироваться в другом отношении. И Диана благосклонно кивнула.

Дальнейшее представить несложно. Вечер. В кают-компании «Ниньи» звучит негромкая музыка. Свет приглушен, освещен только бар изнутри. Открыты все иллюминаторы. Душно. Боже, как душно. Ни ветерка. Никакого движения, даже океанская зыбь улеглась.

– Душно, – говорит Диана, расстегивая ворот платья.

– Душно, – повторяет Спаргинс, и пальцы ее соскальзывают с украшенной черной жемчужиной пуговицы прямо в его ладонь. И уже ничего не видно вокруг, только его лицо. Глаза. Зеленоватый омут. И нет ни желания, ни сил отвести взгляд, а лишь тонуть в этой непроглядной зеленой топи. И уже ничего не видно вокруг, ни то, как падает барометр, не слышно, как начинает свистеть ветер в снастях, только вдруг перестает быть душно и становится хорошо и сладко.

Такого урагана, который разразился над архипелагом Туамоту, не помнят старожилы. Казалось, небо и океан решили поменяться местами. Шторм свирепствовал пять дней, принеся неисчислимые бедствия. Спаргинс потерял свою яхту, которая разбилась около атолла Марокау. Вместе с «Ниньей» погибла и «Летучая Рыба». Диана… В таких случаях в сводках обычно пишут – пассажир пропал без вести. Очевидно, Диана утонула через несколько минут после того, как яхта раскололась на рифах. Сам Спаргинс спасся чудом. Ослепшего и оглохшего в реве прибоя его вынесло на берег, снова утащило в море, снова выбросило на прибрежный песок и камни, пока он не смог зацепиться за что-то на берегу и отползти подальше от беснующегося океана.

Спаргинс не вернулся больше к полетам. Никто не смог бы обвинить его в трусости. Он бросил свою профессию терраторниса и остался на Земле, чтобы растить племянницу, оставшуюся сиротой. Мать Ружены не надолго пережила мужа и скончалась через два года от какой-то тривиальной инфекции. Врачом ее по чистой случайности тоже оказалась женщина, кстати, очень хороший добросовестный доктор.

Ружена родилась через пять лет после экспедиции на Чарру. Неизвестно, какую роль сыграло то, что ее отец был космонавтом. Она ничем не отличалась от своих сверстниц, если бы не одна особенность: у нее была феноменальная, просто нечеловечески быстрая реакция. В детстве она бесконечно ввязывалась в мальчишеские драки, но вот чудо – с какой бы частотой не сыпались удары, никто не мог по ней попасть! Никто в жизни не видел ее с синяком или царапиной! За это она пользовалась огромным авторитетом в кругу сверстников и даже в одно время верховодила небольшой компанией подростков.

По-настоящему она ни с кем не дружила, но расположение ее бесконечно ценилось. Что там говорить, Ружену уважали. Ее постоянно приглашали на какие-то междоусобные разборки. Как правило, само присутствие Ружены переводило любую разборку в чрезвычайно мирное русло. Исключений практически не наблюдалось. Вид тоненькой девчонки-подростка с безмятежно-голубыми глазами и ангельскими ямочками на щеках наводил мертвый штиль на самых шумных буянов. Голос у нее был тихий и бесцветный, как и положено примерной девочке-отличнице. Она никогда никому не угрожала. Говорила негромко и все всматривалась насмешливыми голубыми глазами в лицо собеседника. От этого взгляда у самых толстокожих буянов ладони покрывались потом, а со щек сходили остатки живых красок.

Но исключение все-таки однажды случилось.

Спаргинс отставил пустую кофейную чашку, закурил и некоторое время смотрел в окно, позабыв о дымящейся сигарете.

Парень называл себя Шер-Ханом. Ему недавно исполнилось четырнадцать лет. Был он на голову выше Ружены и раза в полтора шире в плечах. Был он нездешний. Приехал на каникулы к родственникам. Кое о чем он был наслышан, но наотрез отказывался верить хотя бы десятой доле рассказов. В довершение ко всему, он имел глупость в присутствии нескольких свидетелей презрительно отозваться о боевых качествах «сопливой девчонки» и похвастать собственными успехами в секции рукопашного единоборства с каким-то мудреным восточным названием.

Что и говорить, парень выглядел внушительно для своих четырнадцати лет: твердокаменный подбородок, античная литая шея, серо-стальные глаза – классика. На одной руке он мог подтянуться три раза подряд. Не учел он только одного: больше всего Ружена не любила хвастунов.

Они встретились вечером на стадионе. Ружена заговорила первой. Голос у нее был тихий, как и положено пай-девочке, а глаза холодные, цвета прозрачных зимних сумерек. Надо отдать должное парню, он оказался крепким орешком. Ружена говорила, а он все улыбался. Улыбка его была смесью насмешливого превосходства и снисходительности. Возможно, этот разговор так и кончился бы ничем. Ружена в последнее время дралась все реже и реже – просто не было достойных противников, да, кажется, это ей и самой порядком надоело – из девочки Ружена начала превращаться в девушку… Старые интересы начали вытесняться новыми.

Но тут парень сделал непростительную ошибку. Возможно, он хотел погладить Ружену по волосам, «хорошая девочка», или потрепать по щеке. Он только успел поднять руку.

Ружена ненавидела, когда к ней притрагивались. Что произошло в следующее мгновение, никто не мог толком объяснить, хотя встреча проходила при десяти свидетелях. Два десятка глаз следили за ними со всех сторон. Ружена сделала неуловимый выпад и тут же отступила назад. Кроссовки парня мелькнули в воздухе, и он упал на траву. По лицу его словно прошла судорога. Он тряхнул головой и с удивлением глянул на Ружену. Он больше не улыбался. Ружена продолжала стоять над ним, беззлобно наблюдая за сменой выражений на его румяной физиономии.

– Я не хотела тебе сделать ничего плохого.

Но парень уже не слушал ее. Он вскочил… Нет, он не дрался, как обычно дерутся пацаны, безоглядно бросаясь вперед и совершенно бессистемно нанося удары. Да и не вскочил он вовсе, а скользнул над землей, чтобы повергнуть своего противника искусным приемом бойца с тенью. Это был тот единственный случай, когда Ружену застали врасплох. Вообще ничего толком он не успел сделать, только царапнул кончиком ногтя по ее лицу, но этого было достаточно, чтобы привести Ружену в бешенство. Он отлетел метров на пять, причем снова никто не мог толком объяснить, как это произошло, хотя наблюдали это, повторяю, два десятка глаз, зорких мальчишеских глаз.

Во второй раз он пролежал на земле немного дольше.

– Лучше не подходи, – предупредила Ружена. Голос ее утратил тихую прелесть обаяния девочки-отличницы и звенел от еле скрываемой ярости.

Но парень уже не мог остановиться. Он поднялся с травы, словно в нем распрямилась пружина. Надо отдать ему должное, он был отличным бойцом, пожалуй, самым многообещающим в своем стиле, любимым учеником престарелого сенсея, упрямым и сильным. Он, наконец, понял, что имеет дело с противником, с каким ему еще не приходилось встречаться, что во всех рассказах о Ружене нет ни капли преувеличения.

Безусловно, в его арсенале был какой-то прием, тот единственный, который передается престарелым сенсеем только любимому ученику. Один раз в жизни. Запрещенный прием с тысячелетней историей, о котором не прочтешь ни в каких книгах и о котором не могут рассказать никакие очевидцы, тем более противник. Бывший противник.

Ружена это поняла. Возможно, по дьявольскому блеску, вспыхнувшему в его глазах.

– Лучше не подходи, – она отступила на шаг назад. – Лучше не подходи, – повторила она, – а то закричу.

Парень ухмыльнулся бледной тенью улыбки, что в начале встречи кривила его губы. Вот она – суть этой девчонки, которой никто не хотел видеть и которую удалось вскрыть только ему одному. Посреди стадиона стояла обыкновенная растерянная маменькина дочка, напуганная до полусмерти и готовая закричать. Весь ее ореол непобедимого бойца слетел, как дым от порыва ветра, стоило посмотреть на нее попристальней.

– Остановись, – повторила Ружена. – Давай не будем больше.

Собственно, это было все, чего он добивался. Он просто хотел ее развенчать, эту неуязвимую полулегендарную-полуреальную девчонку, которую боялись самые свирепые драчуны.

Борьба любого стиля учит быстро переключаться. Парень понял, что, несмотря на два падения, выходит победителем из этой более чем странной схватки. В его планы не входило бить девчонку, ставить ей синяк или ломать запястье, просто он хотел одержать моральную победу, показать, что местные ребята поклонялись пустому кумиру, что девчонка никогда не превзойдет мальчишку в чем бы то ни было.

Улыбка его стала шире, и он уже хотел остановиться, чтобы, уперев ладони в бока и насмешливо оглядывая присутствующих, произнести маленькую назидательную речь, но вдруг забыл обо всем и как завороженный, уставившись в глаза Ружены, сделал еще один шаг. Последний. Он увидел, как в лучах вспыхнувших по периферии стадиона прожекторов зрачки Ружены отсвечивают красным безжизненным отблеском, чистым спектральным красным цветом, как у кобры. То ли он хотел подойти поближе, чтобы рассеять наваждение, но последний шаг стал его последней ошибкой. Ружена закричала.

Об этом крике знали считанные единицы. Передавали из уст в уста, но этому мало кто верил, что, будучи однажды в детском лесном лагере, Ружена сбивала этим криком летучих мышей, не насмерть, а так, чтобы потом поиграть с ними. Только тогда в лагере она кричала в четверть силы, да и была она на пять лет младше.

Тех десяти свидетелей, что пришли на стадион, спасло лишь то, что они стояли на более или менее значительном расстоянии. Все услышали только начало крика, похожего на вопль раненой чайки, остальная часть ушла за грань ультразвука, болевую грань, за которой голова начинает раскалываться, как под давлением десятитонного пресса. Парень же не услышал ничего. Он тут же упал как подкошенный – Ружена кричала ему прямо в лицо – из ушей и носа его пошла кровь.

Парня увезли в больницу. Через полчаса он пришел в себя, а еще через день уехал к родителям. Больше о нем никто никогда не слышал.

Заинтересовавшись необычайными способностями Ружены, Спаргинс проконсультировал ее в Институте Физиологии Человека. При поверхностном осмотре у Ружены ничего не нашли, кроме повышенного содержания микроэлементов в нервных волокнах, в основном солей лития. Однако был намечен целый комплекс обследований, который не преминул дать любопытные результаты. Так, у Ружены выявили гемофилию – синдром несворачиваемости крови – крайне редкое заболевание у женщин. Вероятно, молниеносная реакция предохраняла Ружену от всевозможных травм, которые у гемофиликов приводят к серьезным осложнениям.

Была у Ружены еще одна особенность, тоже прямо связанная с защитой от кровопотери.

Спаргинс сначала замялся, а потом посмотрел мне в глаза:

– Может оказаться так, что у вас с Руженой не будет детей. Ружене уже исполнилось двадцать лет, а у нее еще ни разу не было… месячных.