Текст книги "Фантастика 1979"

Автор книги: Василий Шукшин

Соавторы: Александр Казанцев,Евгений Гуляковский,Ольга Ларионова,Владимир Савченко,Владимир Щербаков,Михаил Грешнов,Андрей Дмитрук,Сергей Смирнов,Юрий Медведев,Александр Осипов
сообщить о нарушении

Текущая страница: 26 (всего у книги 30 страниц)

РУСЛАН САГАБАЛЯН
АУКЦИОН

– Прости меня, Чу, – сказал Пап обезьянке, сидевшей у него на плече и беззаботно грызшей орех. – Я вынужден это сделать.

Обезьянка насторожилась, пригнула головку, словно хотела что-то прошептать ему на ухо.

Светило висело низко, над самой крышей гостиницы, и лениво, нехотя согревало планету.

Зеркальные двери бесшумно распахнулись.

За высокой стойкой вяло перебирал четки смуглый гиянин. Увидев приближавшегося Папа, он отложил четки и изобразил на лице улыбку.

– Я вас приветствую на планете Гий. Только что прибыли?

– Да, – сказал Пап и почему-то прибавил: – Пассажирским.

– Вы, разумеется, впервые на Гии… Надолго?

– Не знаю. Как получится…

– Понятно. – Улыбка словно навечно отпечаталась на лице гиянина. – Решили попытать счастья. Сложное это понятие – счастье… сложное. Наверное, и вы наслышаны о нашей планете?

Пап промолчал. Обезьянка грызла орех.

– Видимо, вам нужен номер поменьше? – осведомился гиянин, мельком взглянув на потрепанные, запылившиеся ботинки Папа.

– Да.

– Величины теряют свое значение перед бесконечностью Космоса. И время тоже… Пусть это вас не смущает.

Гиянин был настроен философски. У Папа от голода сосало под ложечкой.

Обезьянка выплюнула ореховую скорлупу в лицо гиянину.

Тот лишь на миг недовольно сморщился и вновь улыбнулся как ни в чем не бывало.

– Извините, – сказал Пап.

– Да что вы, ничего. А что это за животное?

– Это обезьяна с Земли.

– Забавная какая…

«Прости меня, Чу…» – Я бы хотел продать ее. Где это можно сделать?

Гиянин потянулся через стойку и осторожно коснулся обезьянки.

– Забавная, – повторил он. – А что она умеет?

Пап снял обезьянку с плеча и, поставив ее на стойку, приказал: – Чу, покажи, что ты умеешь.

Чу послушно повиновалась. Она сделала стойку на передних лапках, а задние при этом смешно раскачивались в воздухе.

– А теперь покажи, как ходят кокетливые дамы.

Чу, переваливаясь, гордо прошла от одного конца стойки к другому.

– Изобрази Папа. Пап – это я.

Обезьянка прошлась по стойке, удивительно точно подражая походке хозяина.

– Чу, умри!

Чу легла и неподвижно застыла.

– Можешь показать, что делал гиянин, когда мы зашли?

Обезьянка с готовностью взяла брошенные гиянином четки и с важным видом стала их перебирать.

– Прекрасно, прекрасно! – захохотал гиянин.

– Кстати, эти четки тоже с Земли, – заметил Пап.

– Что вы говорите! – Гиянин не глядел на четки. Он гладил обезьянку. – Молодчина! Смешное, очень смешное животное.

– Смогу я ее продать?

– Конечно, – с готовностью ответил гиянин. – Только через аукцион. Другой формы торговли у нас нет. Двадцать пять процентов выручки ваши.

– Двадцать пять?…

– Да. Это не так уж мало. Если вы согласны, оставьте зверька у меня.

– Хорошо.

Обезьянка грызла четки. Пап полез в карман, достал три ореха и положил их на стойку. Чу схватила его палец и стала сосать, причмокивая.

Пап улыбнулся.

– Мы с ней старые друзья, – сказал он.

Гиянин понимающе кивнул и протянул Папу ключ от номера.

Пап в нерешительности стоял у стойки.

– Нельзя ли мне что-нибудь поесть… за счет моей будущей выручки?

Гиянин снова кивнул.

– Разумеется. Вам принесут в номер. Можете поспать. Я вас разбужу перед аукционом.

Обезьянка запищала и прыгнула Папу на плечо.

– Нет, Чу, – сказал Пап, снимая ее с плеча, – ты останешься тут.

Он поставил ее на стойку, но она вцепилась ему в палец и не отпускала.

– Чу, умри! – приказал Пап.

Обезьянка отпустила палец и послушно легла.

– Есть у вас какая-нибудь коробка? – спросил Пап у гиянина.

Тот достал из-за стойки круглую жестяную коробку с изображением гостиницы. Открыл крышку. Пап поднял неподвижную Чу, положил ее в коробку и туда же – три ореха.

Повернулся и пошел к лифту.

– Здесь вы можете спокойно наблюдать за торгом. У нас все честно.

С этими словами гиянин ввел Папа в небольшую кабину, где были кресло, пульт и светящийся экран.

– Покупатели находятся в таких же кабинах, – разъяснил гиянин и скрылся.

Пап уселся в кресло.

Вскоре на экране появилась знакомая жестяная коробка, на крышке которой, к удивлению Папа, красовалось невесть откуда взявшееся изображение обезьянки.

– Уважаемые сопланетяне! – услышал Пап голос гиянина. – Продается удивительно редкое животное с Земли, и, очевидно, вам известно, как богат животный мир в Разумной стороне Вселенной. Обезьяна, которая выйдет сейчас из этой коробки, представляет умнейшую породу земных животных. Она является истинным другом существа мыслящего, и, видимо, я не ошибусь, если скажу, что животное это вам никогда, я подчеркиваю, никогда не наскучит. Необычные и разнообразные удовольствия я вам гарантирую. Чрезвычайно приятны метаморфозы этого животного…

«Не слишком ли?…» – подумал Пап.

– Впрочем, – продолжал гиянин, – вы сами можете в этом убедиться. Он откинул крышку коробки, и на экране появилась Чу.

Она держала в лапах последний недогрызенный орех.

– Итак, – сказал гиянин, – сейчас вы станете свидетелями удивительных превращений.

Внезапно обезьяна растворилась в воздухе, и на ее месте появилась женщина с Земли в длинном черном платье. Пап замер. Он ожидал знакомые трюки Чу. Но то, что он увидел, было невероятно, невероятнее, чем во сне. Мельком он слышал, что на планете Гий ничему нельзя удивляться, но все же не мог поверить своим глазам.

Женщина улыбнулась, провела рукой по волосам. Лицо ее было знакомо… и жест тоже. Но где, когда он ее видел, Пап не мог припомнить.

Женщина исчезла, и на стойке вновь появилась Чу.

Затем обезьянка превратилась в пишущую машинку с заложенным в нее наполовину отпечатанным листом бумаги.

Потом стала тутовником, рассыпавшим мягкие ягоды.

Аистом, энергично размахивающим крыльями.

И старой кроватью с отбитой ножкой.

Истрепанной книгой с мушкетерской шпагой на обложке.

Змеей, напряженно застывшей.

И стариком, неслышно бормочущим.

– Заметьте, – сказал гиянин, – обезьянка превращается только в то, что есть на Земле и что она видела сама. Превращения сами по себе не могут удивить нас, гиян. Но ведь интересно увидеть превращения, результаты которых заранее неизвестны. Какая во всем этом экзотика! И какую познавательную ценность имеют эти превращения! Я достаточно много знаю о Земле, но метаморфозы обезьяны ощутимо пополнили мои знания. Давайте проведем простейший эксперимент.

Из-за кулис появился мальчик-гиянин. Он прошел к стойке и сразу же потянулся к обезьянке.

– Не трогай, мальчик, – сказал гиянин и громко спросил: – Скажи, чего бы ты сейчас хотел?

Мальчик подумал и ответил: – Гурилик.

– Гуриликов нет на Земле. Опиши то, что ты хочешь.

– Ну… – Мальчик потер лоб и зажмурился. – Такое вкусное… холодное…

Он хотел еще что-то прибавить, но Чу уже превратилась в ящик, доверху наполненный брикетами мороженого.

– Один брикет оставим, чтобы он вновь превратился в обезьянку. Иначе что мы будем продавать, – пошутил гиянин. – А остальные, мальчик, можешь взять себе. Это наверняка вкусно. Смотри не объедайся!

Ящик унесли. Мальчик ушел. А гиянин выдержал паузу, пока оставшийся брикет вновь превратился в Чу.

– На Земле обезьянка прожила интересную жизнь, многое успела увидеть. Но была лишена этой чудесной способности, которую обрела на Гии. Подумайте – каждый из вас может стать ее хозяином. Итак, прошу назвать цену!

На пульте зажглось: «20».

– Двадцать. Всего лишь двадцать, – разочарованно объявил гиянин.

«40» – зажглось на пульте.

– Сорок, – вяло проговорил гиянин.

«50».

Голос гиянина стал тверже.

«65».

Гиянин насторожился.

«70».

В его голосе появились нотки радости.

«100».

Пап не мог думать. Мозг перестал ему подчиняться. Пальцы сжимали подлокотники кресла. Он тупо смотрел на экран.

Чу догрызла последний орех и взялась за четки.

– Ну что же, эту цифру я воспринимаю серьезно, – сказал Пап. – Сто сорок!

«Как же так!.. – Мысль эта вырвалась откуда-то из глубины сознания, и вначале Пап растерялся, а затем пришел в бешенство. – Как же так! Сейчас она достанется кому-нибудь из них!» Пальцы сами собой разжались. Теперь ими двигала определенная цель. Они набрали на пульте «150».

Сразу же загорелось «170».

Чу набросила четки себе на шею и визжала от восторга.

Пап набрал «180».

Появилось «200».

Он набрал «210».

– Я вижу, вы начинаете понимать истинную цену этого милейшего земного существа…

«235».

Дрожащие пальцы Папа предложили «240».

«Как же так!..» Мысль продолжала упрямо пульсировать в голове, не давая Папу ни на мгновение отвлечься.

Теперь цифры менялись так быстро, что гиянин не успевал объяснять их. Реплики он вообще перестал вставлять.

Обезьянка превращалась в мраморную статую восседающего на коне воина, в зеркало, в саркофаг и в железную дорогу.

«290».

Бешеная гонка цифр прекратилась. Пульт отдыхал. Невидимый нерв, связывающий все кабины, ослаб…

«300».

…затем вновь натянулся, чтобы тут же оборваться. Пап знал одно: он должен оборваться здесь, в его кабине, и потому набрал «400».

С ним все еще состязались. Кто-то упрямо желал приобрести земное чудо, не понимая, что оно должно принадлежать не ему, а Папу.

Чу превратилась в часы и в надгробный камень.

Пап оборвал нерв. Он набрал…

– Тысяча?! – Гиянин скорее спрашивал, чем объявлял.

И повторил.

Повторил еще раз.

Руки Папа бессильно свисали с кресла.

И нерв тоже.

– Животное продано! Я попрошу своего ассистента отнести его владельцу.

Светило по-прежнему лениво висело над головой, но становилось жарче.

Пап, шатаясь, вышел из кабины. Чу прыгнула ему на плечо. Он взял ее, крепко прижал к груди и побежал.

«Стойте! Вы не заплатили!» – кричали вдогонку.

Всепоглощающая усталость внезапно исчезла. Пап бежал как в бреду, не чувствуя своего тела, протискиваясь в узкие щели незнакомых улиц. Дома то собирались в кучу, то рассыпались перед ним веером.

Остановился на тихом пустыре. Впереди возвышался мрачный, темный холм.

Опустил Чу на землю и попросил, чтобы она превратилась в женщину в черном платье с блестками. Но Чу, не обращая на него ни малейшего внимания, собирала валявшиеся вокруг цветные камушки и по привычке пробовала их на зуб.

Пап опустился на корточки.

– Чу, – просил он, – пожалуйста…

– Вы зря стараетесь. У вас ничего не получится.

Он обернулся. Сзади стояли гиянин и два надзирателя.

– Вы купили свою же обезьяну, – продолжал гиянин, – и вам придется расплатиться. Только не говорите о том, какими соображениями вы руководствовались. Это нас не интересует. И учтите, товар возврату не подлежит. Двадцать пять процентов выручки ваши. Следовательно, вы нам должны семьсот пятьдесят…

Пап вскочил и схватил гиянина за горло. Теперь он желал только одного: задушить его. Две пары цепких клешней впились ему в плечо, парализовав его.

– Лжец! – крикнул Пап, отпустив гиянина.

Гиянин поправил помятый воротник и с присущим ему спокойствием произнес: – Да будет вам известно, мы никогда никого не обманываем.

И театральным жестом показал на Чу.

Обезьянка вновь превратилась в ту женщину. Но тщетно силился Пап узнать ее. Она улыбнулась, шагнула к нему и снова стала обезьянкой.

– Еще! – попросил Пап.

– Хватит, – сказал гиянин.

– Еще! – крикнул Пап. Он обращался не к гияннну, а к Чу, но та оставалась всего лишь простой обезьянкой и, посвоему поняв крик хозяина, прикинулась мертвой. Пап пнул ее ногой. Она жалобно запищала к, отбежав в сторону, сделала свою нелепую стойку. Пап швырнул в нее камнем, какой-то банкой, железкой.

Чу обиделась и убежала.

В сопровождении гиянина и двух надзирателей Пап поднимался на холм, и, когда они достигли вершины, гиянин сказал:

– Ровно семьсот пятьдесят дней вы должны выполнять такую же работу.

И показал на людей с кирками, копающих мертвую землю у подножия холма. Один из них поднялся к ним и протянул Папу кирку.

– Здесь неплохо кормят, дружище, – сказал он.

Это был землянин.

– И вы тоже… – начал Пап и осекся. Он еще раз посмотрел на работающих. Незачем было спрашивать. Пап все понял и взял тяжелую кирку.

– Пошли, – бросил землянин и, хлопнув его по плечу, стал спускаться.

Намертво прикованное к низкому небосводу светило ярко вспыхнуло, и стало невыносимо жарко.

– Прощайте, – сказал гиянин.

Надзиратели остались.

– Стойте!

Гиянин остановился, обернулся.

– Что еще?

– Сколько длится день на Гии? – спросил Пап.

Гиянин промолчал. Загадочная улыбка тронула его лицо.

Он махнул клешней и исчез.

Обезьянка с забытыми на шее четками простила Папа и прыгнула ему на плечо.

СЕРГЕЙ СМИРНОВ
ЗЕРКАЛО

Когда Андрею Северину сказали, что набрана новая группа для работы на Горгоне и что подготовка этой группы проводится по особой программе, он только усмехнулся и махнул рукой. Так или иначе на пятый, от силы на восьмой день работы кто-нибудь наверняка будет кататься в истерике по полу, остальные будут близки к этому. Потом прилетит беспилотный космолет и увезет всех на Землю. Здесь в самом деле от нервной перегрузки можно окаменеть.

По сути дела, на Горгоне только и занимались исследованием непонятных эффектов и искали причины их воздействия на человека. Точнее, искали то нечто, что вызывает кошмары и каким образом оно это делает. Про сами кошмары уже известно практически все. Это были галлюцинации, сновидения наяву. Поначалу думали, что все эти чудеса реальны, но их не «засекали» никакие приборы, значит, они обман, иллюзия. Но какой обман! Обман всех чувств, вплоть до осязания. Рука, протянутая к «призраку», не проходила сквозь него, но наталкивалась на предмет, и вдобавок нужно было приложить усилие, чтобы сдвинуть его с места. Трагических исходов, правда, никогда не было, и, видимо, их и не могло быть.

Однако это ненамного облегчало жизнь людей на Горгоне. Попробуйте не облиться холодным потом, когда какое-нибудь фантастическое чудище материализуется из воздуха, словно только затем и появлялось, чтобы напугать до смерти.

Более девяти дней не выдерживал никто. Никто, кроме Андрея Северина. Это тоже была одна из тайн Горгоны – «феномен Северина», загадка для всех, в том числе для него самого. Никто не мог понять, как мог он проработать на Горгоне уже больше года.

Подготовка новой группы несколько затянулась. Отпуск Андрея продлился почти на неделю. Это его не удивило.

Но когда его отправили на Горгону одного и сказали, что остальные прилетят следом, на другой день, тут уж он был и вправду заинтригован. И потому при встрече с группой изучал лица ребят гораздо более внимательно, чем раньше.

Однако никаких особенных впечатлений у него не осталось.

Лица как лица, немного напряженнее и суровее, чем у других. Он заметил: они старались как-то избегать его, отводили взгляды при встрече. Словно им было неудобно жить рядом с ним, словно они в чем-то виноваты перед ним и теперь стеснялись извиниться, словно знали и боялись сообщить ему какую-то неприятную новость, касающуюся только его…

…На следующий день утром командир группы Саша Бортников принял «боевое крещение». Андрей был с ним в операторской, когда появился искрящийся шар с огромным выпуклым глазом. Шар подлетел сначала к Андрею и долго, не мигая, глядел на него. Он отодвинул шар в сторону, и тот поплыл к Александру. Шар свалился командиру прямо на руки, и он – вот это да! – даже не вздрогнул, а только брезгливо шлепнул шар ладонью, так что он отлетел под стол и исчез.

Андрей был поражен: новичок даже не вспомнил о таблетках антигала.

Вечером они сидели в «гостиной». Вдруг локоть одного из ребят, Виктора, соскочил со стола, и на пол брызнул кофе. Виктор побледнел, испуганно взглянул на Андрея.

– Андрей Владимирович, извините. Случайно.

Андрей вздрогнул. Что за абсурд?…

Но все смотрели на него, вся группа. Совершенно серьезные лица. Они словно опасливо ожидали, что он скажет.

Андрей засмеялся.

– Да вы просто с ума посходили!

Прошло несколько дней. Ребята работали неплохо. Андрей радовался, но странное беспокойство не покидало его.

…Однажды он долго не мог заснуть, выпил антигал… Все думал о причинах завидной храбрости ребят из нового отряда, о разных мелочах, которые нет-нет да и проскальзывали в их поведении. Наконец он понял, что где-то в глубине души начинает бояться этих парней. Может быть, он действительно изменился здесь, на Горгоне, приспособился к ней… но перестал понимать людей?

…День третий.

Щупальце осьминога висело в воздухе у выхода из операторской и свивалось в кольца.

– Недурно, – сказал Андрей.

Щупальце словно сообразило, что с Андреем ему не справиться, и поплыло к Александру. Тот, не отрываясь от дела, дважды отодвинул его в сторону, но это не помогло. Тогда Саша ловко поймал его и, не выпуская, продолжал работать.

– Здорово ты его, – проговорил Андрей медленно, с расстановкой, еще сомневаясь, стоит ли начинать разговор.

– А что? – Саша продолжал писать в журнале.

– Да ничего. Так. Не противно?

Саша пожал плечами.

– А тебе? Ты ведь с этой ерундой целый год возишься.

И Андрей где-то в глубине души почувствовал, как это в самом деле неприятно.

Он хотел заняться своим делом, как вдруг кровь ударила в голову, и он в испуге отшатнулся.

То была крыса, обычная крыса, прошмыгнувшая по пульту и задевшая руку Андрея.

Через десять минут Андрей был в радиорубке. Он дождался момента, когда его никто не мог услышать, и включил передатчик.

– Голованов слушает, – раздался из динамика привычный голос.

– Игорек, – Андрей придвинулся ближе, чтобы говорить потише, – присылай корабль, и чем скорее, тем лучше.

– Что-то случилось с группой? – тревожно спросил Игорь.

– Нет. Ребята молодцы, им все нипочем. Зато я готов. Дня больше не выдержу. Все. Кончено.

– Да брось ты! – Игорь, кажется, вздохнул. – Вот уж никогда не поверю.

– Я серьезно говорю, Игорек. Если не пришлете корабль, мне уже никто и ничто не поможет. Ясно?

– Ясно, – послышалось из динамика. – Будет корабль.

Одной ночи хватило Андрею, чтобы наверстать все за год.

Он проглотил полпачки антигала и к утру измотался совершенно. Ему помогли добраться до трапа. Славные ребята.

Они были удивлены. Глядя на них, Андрей начал смутно понимать источник своего бесстрашия. Год назад что-то сработало в его сознании, и он перестал бояться кошмаров Горгоны… пока страшно было другим. Чем больше беспокоились другие, тем безразличнее относился он ко всем этим призракам. Может быть, потому что знал: кому-то ведь нужно держаться.

Секрет Горгоны наконец открылся. Оказалось, что причина галлюцинаций не таинственное излучение – два года искали не там, где надо, а летучие масла, выделяемые невесомыми спорами мхов, которых здесь было полным-полно.

Нескольких молекул достаточно, чтобы оказать заметное воздействие.

…Андрей вырвался в Центр раньше срока, к прилету на Землю ребят с Горгоны, чтобы узнать подробности. Однако сначала ему пришлось рассказать Симагину, руководителю исследований на Горгоне, о своих злоключениях, его срыв произвел в Центре впечатление не меньшее, чем разгадка тайны Горгоны.

За два месяца, однако, Андрей успел хорошо отдохнуть и сейчас выглядел так, как будто снова готов был отбыть на планету.

– Похоже, мы и вправду кое-что не учли. Не думали, что поведение ребят выбьет тебя из колеи, – признался Симагин. – А готовились они действительно необычно: полгода сурового аутотренинга, практически самогипноза. Перед отправкой на Горгону они просто внушили себе, что все эти «призраки» – необходимая принадлежность жизни, быта. Вот и все.

– Самогипноз? Выходит, они ничего и не помнят? – спросил Андрей.

– Воспоминания самые отрывочные, – ответил Симагин. – Обидно вроде, но ничего не поделаешь. Нужно было войти в чужой мир не оглядываясь.

Андрей усмехнулся.

– Победить, приняв, на время признав врага?… Нет, честное слово, я не сорвался бы, если бы они стали ломать стулья или сказали, что не смогут со мной работать.

Андрей умолк.

В этот момент дверь открылась и вошел Александр Бортников, руководитель группы, работавшей на Горгоне.

– А, Саша. – Симагин улыбнулся. – Знакомься со знаменитым Севериным.

Андрей взглянул на своего шефа… и принял игру.

– Андрей. – Он протянул руку.

– Александр, – представился Бортников. – У меня такое ощущение, будто я когда-то случайно с вами сталкивался.

– Вряд ли, – усмехнулся Андрей. – Я-то точно впервые вас вижу.

ГРАНИ БУДУЩЕГО

АЛЕКСАНДР КАЗАНЦЕВ
ПРИГЛАШЕНИЕ К МЕЧТЕ

Фантастика – это дверь читателя в большую литературу.

Научно-фантастическая книга зачастую бывает первой в руках юного читателя. И, увлекая, она приобщает его к чтению, прокладывает дорогу к другим книгам, пробуждает тягу к знаниям, к поиску образца для поведения в жизни.

Чем же притягивает к себе фантастика? Может быть, тем, что любой человек, в особенности юный, стремясь познать неведомое, неравнодушен к необыкновенному? В какой-то мере это, несомненно, так. Но главное, пожалуй, в ином.

Возьмем, например, давние классические произведения научной фантастики. Обстановка действия, достижения науки и техники в них выглядят сегодня не столь уж необыкновенно. И все же… они по-прежнему влекут к себе.

Газеты прошлого века сообщали об исполинском морском чудовище, показывавшемся то там, то здесь, а порой озарявшем океан таинственным светом. Чудовище оказалось удивительной подводной лодкой «Наутилус».

«Наутилус»! Поразительное детище знания и мечты! Он занимает центральное место в романе «Двадцать тысяч лье под водой». Более того, это первый в мире, пожалуй, чуть ли не единственный предмет, вошедший как «герой» в мировую литературу. Образ этого литературного героя создан Жюлем Верном с не меньшей романтической страстностью, чем образ самого капитана Немо.

Много прочитано книголюбами книг, много бережно хранится в их библиотеках. Многие герои, волнуя когда-то, теперь померкли в памяти или стерлись совсем. Но можно с уверенностью сказать, что нет книголюба, который забыл бы капитана Немо. Так и запомнился он: высокий, скрестивший руки на груди, с красивым и печальным лицом, оттененным темной бородой, с пристальным, устремленным вдаль взглядом. А позади плещется на ветру черное знамя с его инициалами. И мало кто знает, что в Индии черный цвет считался цветом восстания…

Образом капитана Немо Берн сделал открытие в литературе. До него существовали герой-аристократ, герой-разночинец, и многие другие, но никогда не появлялся герой-техник. Капитан Немо стал первым из них. Он появился в век стремительного развития техники, в век пара и электричества, появился как символ невиданного, грядущего технического прогресса.

И, несомненно, нынешний герой-техник в век научно-технической революции, атомной энергии, телевидения и кибернетики не меньше занимает нашего читателя, стремящегося постигнуть таинство созидания нового, а не только вызванные этим новым изменения в нашей жизни.

Вступление человека в космос ознаменовалось необыкновенным повышением интереса к фантастике. От нее ждали продолжения взволновавших всех достижений человечества.

И на какое-то время космическая тема заполнила фантастические произведения, вытесняя из них все земное, хотя интересы землян остались прежними.

Космическая фантастика нужна читателю, в особенности если в ней, как в зеркале, отражаются земные дела. Но фантастика не может быть только фантастической, потерявшей связи с реальностью. Фантастичность не в провозглашении того, что действие происходит на другой планете в непривычной обстановке, которую легко рисовать. Подлинная фантастика создается не местом действия, а мечтой, чаяниями, стремлением вперед, она создается показом человека во всем богатстве его внутреннего мира, верой в яркие выси грядущего.

«Существует мало людей, фантазия которых направлена на правду реального мира. Обычно предпочитают уходить в неизведанные страны и обстановку, о которой не имеют ни малейшего представления и которую фантазия может разукрасить самым причудливым образом».

Сказал это не кто-либо из наших современников, а Гёте.

Но как современно это звучит!

Читая фантастику, читатель ищет в ней не только необыкновенную обстановку (не она должна быть самоцелью и у писателя!), а интересуется и самим процессом творчества, существом идеи, борьбой за нее, что характерно для всех новаторов всех времен. И ниоткуда не следует, что герой-техник, впервые созданный Жюлем Верном, уже отжил свое, что ему в наше время на смену должен прийти «маленький человек, захваченный ураганом научно-технической революции», – так иногда выражаются некоторые критики, страшащиеся техники. Нет! В наше время значение творцов науки и техники возрастает, и литература не может не отразить этого.

Совершенно напрасно некоторые радетели «нового» и «более прогрессивного» направления в фантастике, именуя его то «философской фантастикой» (без упоминания, что она марксистская!), то «интеллектуальной фантастикой» (как бы подчеркивая ее назначение для избранных интеллектуалов!), восставали против показа техники в фантастических произведениях. Они презрительно называли технические новшества «техническими побрякушками». И при этом еще рассуждали о научно-технической революции и ее связи с научной фантастикой.

Нет! Не отказом от «технических побрякушек» характерно участие научной фантастики в научно-технической революции наших дней: не «маленький человек», взятый напрокат из чаплинских фильмов о капиталистическом обществе, а «генераторы новых идей» интересуют советского читателя.

Недавно я убедился в этом, встретясь с книголюбом, простоявшим двое суток в очереди за научно-фантастической книгой. Он оказался специалистом электронно-вычислительной техники, работающим в одном из научно-исследовательских институтов. На мой вопрос, чем определяется такой его интерес к научной фантастике, он ответил, что начальник отдела, в котором он работает, рекомендует своим инженерам читать научную фантастику, где можно почерпнуть новые идеи и мысли.

Думается, что этот научный руководитель не единственный, кто с этой точки зрения рассматривает научную фантастику. Есть все основания считать, что даже ЦРУ предписывает своим сотрудникам внимательно изучать советскую научную фантастику, которая в той или иной мере может отразить направление исканий советской научно-технической мысли.

Нелишним, думается, будет сказать о том, что наши идеологические противники очень хотели бы, чтобы советская литература, и особенно научная фантастика, не внушала бы читателям веры в будущее, в победу коммунистических идеалов. И надо с горечью сказать, что в отдельных случаях путем изощренного кривотолкования и бесчестных комментариев им удается выдать за угодные их хозяевам творения некоторые произведения советских авторов, которые, разумеется, в приправленном виде приходятся по вкусу антисоветским органам, существующим на средства ЦРУ, таким, как издательство «Посев» в Мюнхене или белоэмигрантский журнал «Грани», о чем сообщили нам «Известия» (№ 275 за 1976 год. – «Формула предательства», в № 47 за 1977 год – «Контора господина Шиманского»).

Никто не выскажется против философской фантастики, если иметь в виду, что она марксистская, глубоко социальная и служит делу построения коммунизма. Но, признавая различные направления научной фантастики, надо иметь в виду, что писатель Советской страны служит интересам коммунистического строительства, зовет народ к тому будущему, которое мы строим.

В этом свете хочется оспорить тезис так называемого «веерного метода» исследования будущего (не идет ли он от известной буржуазной «теории стадий»?), который заключается в том, что писатель якобы должен стоять выше интересов сегодняшнего дня, выше всех философских течений.

Эта надклассовая, надгосударственная позиция писателя будто бы позволяет ему лучше исследовать художественным методом грядущее. И в этом случае он якобы вправе писать один роман о победе коммунизма, другой – о перерождении социального строя в «псевдокоммунизм», маскирующий торжество мещанства, антиколлективизма и стерилизованной обывательщины, третий – о торжестве капитализма, четвертый – о неизбежной гибели цивилизации вообще и так далее. Едва ли надо доказывать, что такой писатель не зовет читателей к желанным для нас высотам общественного устройства…

Думаю, что этот псевдонаучный метод исследования будущего никак не уживается с задачами советской литературы и прямо противоречит основам марксистской философии. Советский писатель призван верно служить своему народу, построению коммунистического общества, а не блуждать в потемках.

Я не ошибусь, если скажу, что советский читатель, и в том числе молодой, хочет видеть в фантастическом произведении ту путеводную звезду, которая светит ему из грядущего.

Пожалуй, никто из советских фантастов не зажег такой яркой звезды, зовущей в будущее, как Иван Антонович Ефремов в своем романе «Туманность Андромеды».

Человек огромной эрудиции, ученый, оставшийся им и в литературе, он смело рисовал облик коммунистического общества, показывал людей, в которых проступают черты героев современности. Он уделил внимание такому кардинальному вопросу, как воспитание молодого поколения.

В коммунистической эре будут жить такие же люди, как и в наше время, а вовсе не какие-нибудь стада нового биологического вида без интеллекта или, как предполагают некоторые безответственные авторы, некие наследники человечества – кибернетические устройства, более приспособленные, чем человек, к жизни в перенасыщенной энергией среде.

Нет! Не «мозги на щупальцах» или лишенные человеческих эмоций, не нуждающиеся в человеческих потребностях бездушные машины будут населять Землю во времена ее коммунистического будущего! Это будут такие же разумные люди, как все мы, но… воспитанные соответственно духу времени; Родившегося ребенка коммунистической эры ничто не будет отличать от современного новорожденного. Но как вырастить и воспитать полноценного человека коммунистической эры со всеми его нравственными ценностями? Только воспитанием, доступным и нам, имеющим тех же младенцев. Читателя впечатляет то место книги Ефремова, где он рассказывает о двенадцати подвигах Геркулеса – по возникшей в грядущем традиции их обязан выполнить каждый человек по достижении зрелости. Это не аттестат зрелости, который ныне выдается школой молодым людям после десятого класса. Это экзамен самой жизнью, экзамен на зрелость и достоинство члена коммунистического общества.

Почему бы нам, глядя на родившихся младенцев, не задуматься над тем, как будущее общество превратит их в своих членов? Ведь время созревания человека даже в отдаленном будущем будет, вероятно, таким же, как и сейчас. Так не перенести ли нам из будущего, как говорил наш великий соотечественник, революционер-демократ Николай Гаврилович Чернышевский, все то, что можно перенести уже сейчас?…

Ради этого и стоит читать фантастические книги, думать над ними, искать в них то, что могло бы быть в грядущем и что стоит осуществить уже в наши дни.