Текст книги "Золотая подкова (сборник)"
Автор книги: Василий Шаталов
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 11 страниц)
Это все равно, что молотобойцем быть», – добродушно ворчала она, но ни с мужем, ни с дочерью спорить не стала.
Закончив училище, Оля поступила на небольшой эаводик, состоявший всего из трех цехов: литейного, механического и сборного. Выпускал он несложные токарные станки, но от начала до конца – свои!
Механический цех на две части делила бетонная дорожка. На одной половине были беспризорники, осиротевшие во время гражданской войны. На другой – их учителя, так называемые фабзайцы, помогавшие своим «одичавшим на воле» сверстникам войти в нормальную человеческую колею. Все для этого было, только учись. Когда же на «той», рабочей стороне пройдешь стажировку, считай, что ты готов к выходу в новую жизнь.
Девушек в цехе двое: токарь Оля и табельщица Тося. Это тоже необходимое по замыслу воспитателей звено. Ведь многие из беспризорников давно уже забыли нормальный язык и изъяснялись на ужаснейшем жаргоне. А тут – девчонки! Слух у них ух, какой острый, лишнего не скажешь. А если вдруг, нечаянно сорвется с языка блатное слово, к провинившемуся подходил комбат (лицо, избранное из воспитанников)! и делал ему строгое внушение. О происшедшем девушки только догадывались по выразительному жесту комбата да опущенной голове воспитанника.
Учеников и учителей объединял мастер, инвалид гражданской войны. Его деревянный протез целый день стучал по бетонной дорожке механического цеха: одному надо разъяснить чертежи, другому – станок наладить, у третьего принять готовую работу.
И вот уже первые стажеры – на рабочей стороне. Здоровяк Федя готов ради идеи не уходить из цеха несколько суток подряд. Впервые он точил коленчатый вал и этим очень гордился. Но особенное счастье он испытал в тот день, когда ему доверили ДИП – самый совершенный станок. «Догнать и перегнать». Колючие стружки хрустели под его босыми ногами, а он не замечал их острых уколов.
А вот другой парень – Гриша. В нем рано проснулся мечтатель-поэт. Склонившись над станком, он вполголоса напевал, а ночами сочинял стихи.
Дела на заводе шли хорошо, но Оля все чаще думала о том, что надо учиться дальше. Такого же мнения были и родители. В это время комсомольцы Новочеркасска бросили клич: «Молодежь, изучай моторы!». В ответ на этот призыв заводские комсомольцы в полном составе явились в местный аэроклуб, в школу авиамотористов. Педагогами были студенты авиационного института. В его лаборатории юные фабзайцы изучали моторы с таким рвением, что приводили в изумление своих учителей, там же училась и Оля. В своих мечтах она уже видела себя студенткой авиационного институт та и конструктором новых самолетов.
Но эта мечта не сбылась. К лету, когда должен был произойти набор студентов, авиационный институт неожиданно переехал в Харьков. Следовать за ним Оля не могла: не было на это денег.
Куда же теперь?
Сразу на такой вопрос не ответишь.
После долгих раздумий Оля выбрала, наконец, другой институт – инженерно-мелиоративный, гидрофак. Понравился он тем, что готовил специалистов по осушению болот, строительству плотин и водохранилищ. Факультет почему-то считался «мужским» и почти полностью состоял из молодых парней. Девчат же было не больше десятка. На самой первой встрече декан факультета дал понять им, что надо учиться упорно, чтобы профессор не сказал после экзамена: «Вы не тот факультет выбрали, матушка. Переходи-ка лучше, на лесфак».
И на этот раз отец одобрил выбор дочери.
– Молодец, Оленька, – сказал он ласково. – Учись.
У матери, как всегда, на все было свое мнение.
– Конечно, – сказала она, – учиться надо. Но не до седых же волос! Пора бы и о замужестве подумать.
Учеба в институте нравилась Оле. Она успешно шла по всем предметам. Особенно увлекали ее точные науки, строгие сложные формулы. Пригодились ей и знания, полученные в школе фабрично-заводского обучения.
И вот незаметно промелькнули годы учебы. Наступил день, когда с группой молодых инженеров-гидротехников Оля Лавроненко выехала в Среднюю Азию, и месту будущей работы.
Еще в поезде откуда-то взялся уже немолодой, но довольно приторный тип, отрекомендовавшийся «эрудитом» и «знатоком Азин». Как-то подсев к Ольге в куне и изобразив на своем лице явное сострадание, он сказал:
– Детка! Знаете ли куда вы едете и что вас ожидает! Ведь там, в Туркмении, одни фаланги и скорпионы!
– К чему это вы?.. – равнодушно отозвалась Оля.
– Как это к чему? Жалеючи вас говорю, мой друг.
– По-моему, вы зря стараетесь, – твердо заявила Оля.
– А про «афганец» что-нибудь слышали? – не унимался «эрудит». – «Афганец» – это такой ветер, какой бывает, наверно, только в аду!
– Ясно, – ответила Оля. – Что еще скажете?
– Скажу еще про солнце. Оно там такое, что глаза выгорают. У вас они пока серые, а будут белыми. Да, белыми, детка.
В ответ на это Оля пожала плечами.
Убедившись, что никакие страхи на девушку не действуют, «эрудит» сбавил пафос и негромко спросил:
– Надолго?
– Навсегда.
После этого «знаток Азин» в Олином купе больше не появлялся.
В Москве выпускники Новочеркасского института сделали остановку: за успешную учебу они получили право на посещение первой в стране сельскохозяйственной выставки.
В одном из павильонов Оля увидела большой, красочный макет, изображавший природные ландшафты Грузии. Под ярко-синим куполом неба лежала земля вся в зелени садов, виноградников и чайных плантаций. Другой макет, расположенный по соседству в первым, был посвящен Туркмении. На фоне мрачного багрового зарева – желтое пространство песков. Этот пейзаж удивил и взволновал Олю.
«Ничего, – успокаивала она себя, – надо лишь потрудиться. Будет вода, будут сады и в Туркмении».
А в это время на туркменской земле уже разворачивалось строительство первого Тедженского водохранилища, по тогдашним масштабам самого крупного в республике. Вот сюда-то, на эту стройку, незадолго до войны и приехала начинающий инженер-гидротехник Ольга Степановна Лавроненко.
Река Теджен для постройки плотины была выбрана не случайно. Испокон веков славилась она своим неудержимо грозным паводком. Весной, когда в горах, у ее истоков, обрушивались ливневые дожди и таяли снега, река вырывалась из берегов, затопляя селенья, посевы, смывая мосты, унося отары овец. От бурного паводка не всегда спасали и новые, только что отсыпанные на берегах дамбы.
Будь начеку! – так переводится слово «теджен». Будь начеку! Иначе недалеко до беды.
И вот буйству реки, которое длилось тысячелетия, подходил конец. Укротить ее крутой нрав решено было строительством каскада двух русловых водохранилищ и земляных плотин. Зарегулированный сток реки позволял сберечь огромную массу воды, которая раньше уносилась в пески, и посевы целого оазиса обрекались на гибель.
Автором проекта первого Тедженского водохранилища, рассчитанного на задержание ста пятидесяти миллионов кубометров воды, был инженер Константин Иванович Пунькин. Местность, где должна была подняться плотина, поразила Ольгу Степановну своим печальным однообразием. Это была ровная песчаная степь, на которой, крепко вцепившись в землю, торчали жесткие, бледно-зеленые кусты солянок. Каждый куст – на отдельном бугорке, обдутом со всех сторон суровым степным ветром. Русло Теджена было извилистое, в крутых серых берегах.
А сама стройка напоминала пестрый военный бивуак. По обоим берегам были разбиты палатки, построены землянки, бараки. По вечерам возле каждого походного жилья дымились костры, развешивалось белье, сновали ребятишки.
На подмогу строителям приехали тысячи колхозников. На рассвете, сверкая лопатами, они строились в колонны и под звуки марша дружно выхолили на работу, выходили с песнями, с развернутыми знаменами, и от этого над пустыней как будто еще ярче и шире разгоралась летняя зари.
На стройке все делалось вручную, с помощью лопат и тачек, а дело спорилось.
Ольга Лавроненко следила за качеством производимых работ и выдачей готовых чертежей. Это была хорошая школа для молодого специалиста. Тогда же она испытала на себе и силу огнедышащего «афганца», и силу солнечных лучей, и приступы жестокой малярии. А солнце жгло так, что могло до полотняной белизны высветить любую шевелюру и под ним же можно было загореть до чугунной черноты. И все же реальность пустыни не казалась такой страшной, как о том говорил в поезде попутчик-«эрудит». Нигде на свете, наверно, нет такой мягкой, такой долгой, теплой и лучезарной осени, как в Туркмении. Нередко теплыми и бесснежными бывают зимы, хороши весны – с грозами, дождями и пышным душистым разнотравьем, обилием маков и тюльпанов.
Несмотря на спешку, занятость, находилось время в для развлечений: из числа молодежи в походном поселке был создан драматический кружок. По вечерам строители спешили в летний театр на премьеру спектакля по пьесам Горького, Чехова или Островского. Правда, в качестве актера Ольга Степановна никогда не выступала, зато охотно брала на себя роль… суфлера и активного зрителя, вносившего поправки в детали постановочных декораций и актерских костюмов.
И вот стройка завершена. Над плавно изогнувшимся гребнем земляной плотины и необъятной синевы водохранилища вознесся квадрат павильона, прикрывшего собой подъемное устройство водовыпускного сооружения. Этот павильон, словно маяк, далеко виднелся в неоглядной степи и, казалось, манил и указывал путь к рожденному в пустыне морю.
9.
Вскоре после разгрома гитлеровских полчищ на туркменской земле снова засверкали мирные огни новостроек. И самой первой из них – опять на реке Теджен. Здесь, как и намечалось раньше, еще до войны, началось строительство второго Тедженского водохранилища. Автором его проекта выступила Ольга Степановна Лавроненко – первая в Туркмении женщина-инженер, взявшая на себя такую смелую роль. Разумеется, она была уже не та Оля, которая только что приехала из Новочеркасска – беззаботно-веселая и стремительно-огневая, хотя времени с тех пор прошло не так уж много. Теперь во всем ее облике чувствовалась солидность зрелой женщины, уверенной в себе, много повидавшей и много передумавшей, обогащенной опытом жизни и любимой работой.
На первом Тедженском Ольге Степановне пуще всего досаждало отсутствие каких бы то ни было механизмов, тормозившее темпы строительства. Теперь, принимаясь за свой проект, она, прежде всего, позаботилась о том, чтобы как можно меньше было ручного труда. Используя землесосы, она предложила намывать плотину из мелких пылевидных песков, а крепить откосы мощной пологой насыпью. Так она исключила из практики покрытие откосов дорогим железобетоном. Это особенно важно в условиях пустыни: отпала необходимость завозить издалека металл, гравий и цемент.
Земляная плотина вскоре по всей длине заросла непроходимыми зарослями цветущего гребенщика. Весьма любопытен тот факт, что местное население издавна применяют это же растение для зашиты речных откосов и берегов оросителей. Они укладывают гребенщик мертвыми «вениками» – фашинами. Но… проходит какое-то время и фашины превращаются в труху, а то и просто сгорают, вспыхнув однажды на дамбе длинным зловещим пламенем.
Иначе было на втором водохранилище. Пустыня как бы сама решила защитить подаренную людьми жемчужину стеною могучего жизнестойкого кустарника, способного добывать воду с большой глубины, а если придется туго, дожидаться лучших времен.
Итак, после ввода в строй второго водохранилища Тедженка уже не грозила больше бедою. Каждой весной после паводка в объемистых чашах двух водохранилищ запиралось до трехсот миллионов кубометров влаги, которая раньше бесследно терялась в песках.
С годами опыта и знаний в области плоти построения и создания крупных водоемов у Ольги Степановны становилось все больше. Но с особенным блеском и полнотой ее талант раскрылся во время проектирования Копетдагского искусственного моря.
Как главный инженер проекта она пригласила себе в помощники руководителя проектной группы института Майю Васильевну Казимову. Знакомы они давно. А первая их встреча произошла в «Туркменгипроводхозе» еще в годы молодости, вскоре после окончания войны. В этой смуглой, кареглазой, как цыганка, женщине Ольге Степановне нравилось многое: приветливый характер, скромность и пунктуальность. Была она надежной и как партнер при защите проектов. Со временем, в результате откровенных бесед, тесного общения их знания друг о друге стали еще полнее, разносторонней.
Майя Васильевна Казимова родилась в Ашхабаде, в семье служащего. Молодость ее отца Василия Николаевича Прокофьева была овеяна романтикой борьбы за Советскую власть. В составе прославленной Чапаевской дивизии он громил белогвардейцев и за свои ратные подвиги был награжден орденом Боевого Красного Знамени. Тогда же, в 19-м году, его приняли в ряды Коммунистической партии.
В Ашхабаде Василий Николаевич был начальником городских сберегательных касс. Туркмения нравилась ему. Но потянуло на родину, на Волгу. И вместе с семьей он переехал в Куйбышев.
Когда началась война, отца призвали в армию. На фронт он ушел в звании полкового комиссара, но до победы не дожил; в одном из сражений пал смертью Героя.
Еще до отъезда на фронт Василий Николаевич посоветовал жене и дочери на время войны вернуться в Ашхабад. А дальше, мол, видно будет.
Так они и сделали.
В Ашхабаде Майя закончила сельскохозяйственный институт. На первый взгляд, все было хорошо: есть специальность, высшее образование, открыта дорога в аспирантуру. Но Майя Васильевна чуть ли не с самого детства мечтала быть врачом, добрым исцелителем человеческих недугов.
Однако судьба распорядилась по-своему, и мечта не сбылась. Свою неудачу Майя Васильевна переживала глубоко. Долго о ней забыть не могла. Но время – отличный лекарь. И Казимова уже не печалится о прошлом. То, чего не добилась она, в полной мере удалось ее сыну и мужу. Так что теперь рядом с нею целая династия медиков!
Прямо со студенческой скамьи Казимова пришла а институт «Туркменгипроводхоз». Это было в 1949 году. Вот с тех пор она и трудится здесь, открыв в себе призвание инженера-гидротехника.
…Место для нового водохранилища они выбирали вместе. Сначала по картам – планшетам. На этих мелкомасштабных картах хорошо просматривается весь предгорный ландшафт: холмы, овраги, обрывы, понижения. Прежде всего очень важно было отыскать естественную впадину, хотя бы небольшую. Рассматривая карты, сравнивая их, вглядываясь в топографические профили, они нашли наконец вместительную впадину. Вот здесь, с северной стороны ее ограничит намывная плотина. Выбрали трассу для нее. Это на карте – трасса, а на местности она займет пятнадцать километров.
Теперь необходимо найти второй берег водоема, созданный самой природой. И снова они зорко вглядываются в карты и определяют южный берег.
Вот так буднично, в деловой привычном обстановке, две женщины, два опытных гидротехника, выбрали ложе для будущего моря. Пройдет несколько лог, и на месте той впадины, что вначале была отмочена на картах-планшетах, в кабинетной тиши, разольется синева нового водоёма. И тогда она восхитит каждого, кто хоть, раз, хоть мельком или случайно глянет на ее необъятный, закипающий золотой рябью простор.
Теперь выбранную по картам чашу водохранилища надо было увидеть в природных условиях, в натуре. Одевшись по-походному, Майя Васильевна и Ольга Степановна на мощном вездеходе выехали из Ашхабада. Ехать километров шестьдесят в сторону запада.
Вот и крутая стена Копетдага, а вдоль нее – желтая холмистая долина. Ололевая подъемы на барханы, машина с трудом пробиралась сквозь заросли кустарника. Лавроненко и Казимова то и дело выходили из вездехода, разглядывая лежавшие перед ними песчаные бугры и лощины, и о чем-то толковали между собой.
Обследовав местность, вдоль гор, Лавроненко и Казимова пришли к выводу, что место для водохранилища они выбрали правильно. Теперь пора и за проект браться.
Прежде всего надо составить схему генерального плана будущей стройки. В нем необходимо убедительно, с помощью неотразимых аргументов показать, что данная стройка нужна, как воздух. Ну, скажем, для развития орошаемого земледелия или улучшения водоснабжения новых населенных пунктов. Затем в генеральном плане даются конструктивные очертания самого объекта, его примерная стоимость и сроки окупаемости. После этого схему генерального плана нужно предоставить на обсуждение двух министерств, водного и сельского хозяйства. Если коллегии этих министерств план одобрят, объект включается в народнохозяйственный план республики. Только после этого составляется технический проект. Здесь уже все должно быть расписано детально: сколько потребуется техники, транспорта, строительных материалов. Будут указаны объемы земляных и бетонных работ, число обслуживающих рабочих и специалистов.
Ясно, что для стройки потребуется земельный участок. Технический проект дает право ходатайствовать перед советскими органами об отводе земли для будущей стройки. Если стоимость ее не превышает пяти миллионов рублей, проект утверждается местными органами, если выше – в Москве, в Министерстве водного хозяйства и Госстрое СССР. Здесь проект рассматривает группа экспертов: одни занимаются водовыпусками, другие – плотиной, организацией строительства, сметами. Все эксперты, как правило, люди с большем опитом и зорко следят за грамотностью проекта, его расчетами. Указывая на те или иные недостатки, они могут внести и свои поправки. После этого Госплан открывает стройке финансирование в определяет ее директора. А дирекция стройки размещает заказы на технику, оборудование и материалы, осуществляет технический контроль, прием и оплату проделанной работы.
Когда технический проект утвержден, начинается третья стадия – выдача рабочих чертежей.
В этом рассказе, как видите, все предельно просто и легко. В жизни так не бывает. Почти по каждому проекту возникает столько горячил споров, разногласий, столько словесных перепалок, хотя и говорят, что в споре рождается истина, однако чтобы выдержать и победить в нем, нужен железный характер. Словом, как сказал один журналист, создание проекта – дело нервоемкое. Я уже не говорю о том, что инженер-гидротехник должен глубоко знать все самое главное по многим смежным наукам, таким, как сейсмология, геология, экономика, гидрогеология. Он должен быть осторожным и знать наперед: нанесет ли его создание ущерба природе?
Когда технический проект Копетдагского водохранилища был готов, Ольга Степановна Лавроненко выехала в Москву на его защиту. Надо ли говорить о том, как волновалась она, ожидая встречи со столичными экспертами, и их строгие, бескомпромиссные суждения о своем новом детище.
Рассмотрением ее проекта занялись сразу в двух министерствах: водного и сельского хозяйства. Его обсуждали более десяти авторитетных специалистов. Только по плотине нужно было получить четыре положительных заключения.
Особых споров проект не вызвал, если не считать одну из важнейших его частей: земляной откос плотины. Главный мелиоратор Министерства сельского хозяйства СССР ничего не имел против него как объекта, улучшающего водоснабжение западных районов Туркмении. Однако его насторожило и даже слегка шокировало решение самого главного сооружения – плотины. Она, именно она, по его мнению и была Ахиллесовой пятой проекта! И это говорил Ермолай Амосович Кальниш. Инженер, которого нельзя даже заподозрить в недостатке опыта или знаний. На долгом своем веку он повидал немало изящных красавиц-плотин, надежно работающих многие годы. Но их откосы были покрыты бетонными плитами.
– А у вас гора грунта против двухметровых волн, – холодно сказал главный мелиоратор и строго Езглянул на свою собеседницу. – И если такую плотину смоет, о каком повышении водообеспеченности можно говорить?
– Но у нас есть плотины, которые уже простояли десять лет и с ними ничего не случилось, – мягко возразила Лавроненко. – К тому же земляной откос по сравнению с бетонным намного дешевле. Ведь для того, чтобы выложить его плитами, нужно построить завод, привлечь рабочую силу. Подсчеты показывают, что для покрытия откоса потребуется триста пятьдесят тысяч кубометров бетонных плит! Во что же тогда обойдется стройка?
– Дорого да мило, мой друг, – бросил Ермолай Амосович, приглаживая седые волосы. – Я – стреляный воробей и меня на мякине не проведешь!
– Помилуйте, но я и не собираюсь вас проводить, Я говорю лишь об опыте…
– А разве у меня его нет? – перебил он Лавроненко, горько усмехаясь. – Всю жизнь я имею дело с бетоном и только бетоном и знаю, что это такое. Прежде всего, это изумительная прочность! А если взять эстетику? Вы представляете себе откос, выложенный бетонными плитами? Это же красотища! В любую, даже самую бешеную погоду, волна не бьется о плиты. Она раскатывается по ним.
– Но и на наших плотинах откосы красивые, плавные, – уверенно заявила Ольга Степановна.
– Возможно. Не спорю, – миролюбиво согласился Кальпиш и в его острых карих глазах мелькнула какая-то важная мысль. – Вот вы сказали, что ваши плотины простояли десять лет. Ну, и что? А была ли на них за это время расчетная волна, которая может появиться лишь раз в 20–50 лет? Нет? Не была? Вот то-то и оно!
Ермолай Амосович о чем-то задумался, а когда заговорил снова, в его голосе послышались сожаление и едкая ирония.
– А теперь скажите-ка вот что, – начал он тихо и вкрадчиво. – Как же вы собираетесь намывать плотину из грунта, где порядочного материала-то – песка – всего десять процентов, а все остальное – барханная пыль и тридцать процентов глины? Да ведь и глина уйдет обратно, в карьер. Следовательно, плотина станет намного дороже. Это бы еще ничего! Но наберет ли она необходимую прочность, если мелкие, пылеватые пески при наличии воды становятся плывунами? Как же вы сформируете тело плотины из таких ненадежных грунтов?
Главный мелиоратор склонил над столом голову и, не глядя на собеседницу, сказал!
– Мне очень жаль, Ольга Степановна, если мой доводы вас не убедили. Я, конечно, знаю, что у вас не Ассуан. Высота напора воды всего каких-нибудь пятнадцать метров. Но потеря даже такого напора может привести к катастрофе и лишить западную часть Туркмении воды.
Короче говоря, Кальниш отверг это решение и завизировать проект отказался.
Бледная, с растерянным лицом, Ольга Степановна вышла из кабинета главного мелиоратора и постояла несколько минут в коридоре, чтобы немного успокоиться.
«Куда же теперь? – думала она. – Неужели никто так и не поймет ее правоты?»
После этого ее принял начальник управления орошаемого земледелия Алатырцев. Разговор длился не больше тридцати минут. Выслушав доклад Лавроненко, он завизировал проект водохранилища. Без задержки подписал его и заместитель министра водного хозяйства.
Но радоваться было рано.
По своему рангу эксперты Госстроя СССР считаются выше специалистов Минводхоза и наделены правом в любое время потребовать от него уже утвержденный проект на повторную, так называемую выборочную проверку.
Ермолай Амосович, узнав, что проект Копетдагского водохранилища утвержден без его визы, был страшно разгневан: «Значит, мне уже не доверяют, – думал он с горечью и возмущением. – Выходит, я как опытный и принципиальный эксперт уже не нужен. Но я не потерплю этого! Я ещё в силах постоять за себя и свой авторитет».
И Кальниш решил действовать. В письменном заявлении он обратил внимание на «несуразную» конструкцию Копетдагской плотины специалистов Главного управления экспертизы Госстроя СССР. И это Управление, пользуясь своим правом, потребовало от Министерства водного хозяйства СССР прислать проект Копетдагского водохранилища на повторную экспертизу выборочного контроля.
Ольга Степановна и Майя Васильевна опять вылетели в столицу. Все повторилось сначала. Опять волнения и бесконечные хождения по кабинетам и коридорам разных ведомств. Опять неумолимые эксперты не дают согласия на то, чтобы плотина имела земляной откос, а ее намыв они по-прежнему считают «на пределе возможного». Что это такое? А вот что. Намывать, мол, плотину вы можете. Пожалуйста, намывайте. Но помните: если что-нибудь с нею случится, ответите вы, проектировщики. Поскольку мы вас предупредили: намыв на пределе возможного. Почему же вы не вняли этому?
Усталые и раздраженные, Лавроненко и Казимова возвратились в гостиницу. Часа полтора-два они молчали Потом, когда «пришли в себя», между ними снова начался разговор, очень похожий на тот, что был вчера или позавчера.
– Но как же все-таки убедить нам москвичей, что мы правы? – первой заговорила Ольга Степановна.
– Ты все еще надеешься их убедить? – с легкой усмешкой произнесла Майя Васильевна. – Лично я такой возможности не вижу.
– А я вижу! – сказала Лавроненко решительно.
– И каким же это образом? – с интересом спросила Казимова. Боевой вид подруги какую-то надежду вселил и в нее.
– А вот таким, – повернувшись от зеркала и все еще поправляя волосы, сказала Ольга Степановна. – Надо сомнениям московских специалистов противопоставить веские аргументы не только об опыте уже построенных в Туркмении плотин, но и по Копетдагскому водохранилищу. Надо на этом объекте провести глубокие научные исследования по всем спорным вопросам и добыть новые, обоснованные научно доказательства нашей правоты.
– Твоя идея, голубушка, мне нравится, – тепло сказала Казимова. – Но вряд ли она осуществима. Ведь для того, чтобы производить обследование, надо открыть стройку. А кто же нам выдаст такой солидный аванс доверия?
– Но кто-то должен, в конце концов, поверить нам! – почти с отчаянием произнесла Ольга Степановна и опустилась в кресло.
Женщины долго молчали.
И тут совершенно неожиданно Майю Васильевну Казимову осенила идея: позвонить Борису Андреевичу Пылкину и попросить у него поддержки. Имя этого ученого широко было известно во всем мире. Это – академик, член Международной комиссии по большим плотинам. Словом, корифей!
Однако у Казимовой тогда же появилось и сомнение: а относится ли Копетдагская плотина к большим? Если нет, то академика и беспокоить не следует.
– По высоте напора не относится, – разъяснила Ольга Степановна, – а по длине напорного фронта, безусловно, относится. Кстати, вопрос о строительстве плотины из местных материалов включен в повестку дня ближайшего конгресса специалистов плотиностроения.
Только после этого, преодолевая робость, Майя Васильевна позвонила в Киев, на квартиру Пылкина. Представилась. Борис Андреевич сказал, что помнит ее. Тогда Майя Васильевна поведала ему о той печальной ситуации, в какой они оказались с Ольгой Степановной, защищая свой проект.
– Чтобы убедиться, насколько вы правы, – сказал Борис Андреевич, – я должен посмотреть ваши плотины.
– Так приезжайте, пожалуйста, мы покажем их! – радостно воскликнула Казимова, хотя не очень верила тому, что Пылкин вот так запросто возьмет и приедет. Своих, наверно, дел по горло.
Борис Андреевич охотно принял приглашение я вскоре прилетел в Ашхабад. Он осмотрел плотины на Теджене, на Хаузхане, побывал даже на озерах Келифского Узбоя и дал высокий отзыв о земляных плотинах и решениях местных проектировщиков.
Так, благодаря авторитетной поддержке академика, спор по поводу земляных откосов был решен в пользу авторов проекта Копетдагского водохранилища.
Прошло после этого несколько лет.
И вот у подножия гор золотистой подковой выгнулась плотина. Немало тут потрудились бульдозеристы, нагребая на плотину сухой грунт. Сюда же, на шесть десят намывных карт день и ночь гнали пульпу двенадцать мощных землесосов.
Когда-то считалось незыблемым: намывать плотину песком только крупных фракций и, не дай бог, чтобы на карту попали пылеватые грунты из супеси и суглинка! Ученый Московского института гидротехники и мелиорации Давид Лазаревич Меларут и Ольга Степановна Лавроненко отвергли прежнюю технологию намыва, предложив подавать на плотину только пылеватые частицы. Они же предложили внутри каждой намывной карты возводить по две продольные дамбы, с двумя или тремя прорезями. Это для того, чтобы мелкие частицы намытого грунта отнести как можно дальше ка отлогий откос плотины. Поданная на карту пульпа отстаивалась теперь до полного осветления, а в карьерное озерко возвращалось всего лишь пять процентов грунта, – в восемь раз меньше, чем раньше! Во столько же раз увеличивалась скорость намыва плотины, а стоимость ее снизилась на миллион рублей.
Как уже сказано выше, плотина строилась послойно: после намытого насыпался сухой грунт, быстро отнимавший влагу у нижнего, глинистого, Копетдагская плотина относится к плотинам распластанного типа. Так ее называли потому, что в верхнем бьефе, со стороны водного пространства, ее откос напоминает светлую полосу морского пляжа. Пока высота плотины была небольшой, всего десять метров, земляной откос надежно ее защищал от волнобоя. По ведь плотина должна подняться до двадцати пяти метров, а волна – до двух с половиной…
Как же быть?
И тут было найдено блестящее решение: защитить нижнюю часть откоса «гравийным плащом» толщиною в один метр. Для этого на плотину надо доставить два с половиной миллиона кубометров гравия. В истории гидротехники Туркмении такое покрытие применялось впервые. Не будь его, весь откос длиною в пятнадцать километров пришлось бы крепить дорогим бетоном.
Но значение гравийного плаща было не только в этом. Копетдагское предгорье – зона высокой сейсмичности. Значит, в этой зоне могут быть сильные подземные толчки. Если такое случится и плотина даст трещины, гравийный плаш должен сработать немедленно, то есть сразу засыпать образовавшиеся трещины я удержать влагу в огромном водоеме.
…Строительство плотины шло своим чередом и прочность ее не вызывала сомнений. Однако мысль о ее научном обследовании, появившаяся однажды у авторов проекта, не давала им покоя. «И все-таки ученых пригласить надо, – решили они. – Пускай, наконец, займутся нашей плотиной». И тут же задумались: а сколько это будет стоить? Ведь за спасибо ни один институт ничего делать не станет…
Сопоставив расходы на проектирование и научные исследования со стоимостью строительства, Лавроненко в Казимова пришли к заключению: денег потребуется немного. И вместе с тем игра стоит свеч. Научная проверка плотины не только лишний раз должна убедить авторов проекта и проектировщиков в ее прочности, но и тех, кто будет ее эксплуатировать. Тем более, что на своем веку она может подвергнуться не одному серьезному испытанию. Тут всякое может быть: и подземные толчки, и паводки, и шквальные ветры, и сверхпроектное заполнение водохранилища. Поэтому-то и надо выяснить заранее сильные и слабые звенья ее внутренних сил, подвергающихся перегрузкам. А приобретенный опыт можно использовать на строительств не других плотин.
