Текст книги "Золотая подкова (сборник)"
Автор книги: Василий Шаталов
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 11 страниц)
– Если хочешь стать человеком, без жертв не обойтись, – пошутил Байрамгельды. – Так что… выбирай любое.
– Ну, ладно. Пойду на жертвы.
– Давно бы так, – одобрил Курбандурды. – А теперь пора в забой.
– Так сразу? – сделав недовольную мину, удивился Джума. – О стройке хоть немного рассказали бы… А в забой успеем.
– Попросим Атали. Расскажи нам, пожалуйста, – сказал Байрамгельды, обращаясь к начальнику участка. – У тебя это хорошо получается, да и знаешь все лучше, чем мы.
– Прежде всего, благодарю за доверие, – важно поклонился он на все стороны. – А теперь по существу. Нам нужно поднять воду на пятьдесят метров, чтобы подать ее в одно из Мургабских водохранилищ. А это, в свою очередь, необходимо для орошения земель Туркмен-Калинского и Иолотанского районов. Мы возьмем воду из Каракумского канала возле Захмета и пропустим ее по небольшому каналу, прорытому на юг. На отводном канале поставим три каменных здания для насосов.
После того, как все будет сделано, какой-нибудь гражданин, гуляя по городу Мары, взойдет на мургабский мост и скажет: «Ах, какой многоводный и прекрасный этот Мургаб!» И если вы ответите этому восторженному гражданину, что чаши мургабских водохранилищ сейчас пустуют, а вода, которую он видит в реке, течет не с горных вершин Парапамиза, а с ледников Памира, из Амударьи, он вряд ли вам поверит. Настолько все это ново, неожиданно и фантастично.
– Кстати говоря, – продолжал Гуджиков, – в разгар лета пустуют и чаши Тедженских водохранилищ. Обычно в это время на их дне очень ярко зеленеет молодой камыш. А Тедженка? Ее русло чуть ли не вровень с берегами наполнено водой. Вы спросите: откуда она? Оттуда же, из Амударьи! От Хаузханского водохранилища к Тедженке прорыт магистральный канал. Вот он-то и не дает ей иссякнуть.
– У меня все. Вопросы можно задавать устно и письменно, – на полном серьезе говорил Атали Гуджиков. – Вопросы есть? Нет вопросов! Благодарю за внимание!
На следующий день Джума вышел на работу я сразу убедился, что бульдозеристом стать не просто. Показывая как переключать рычаги, как нажимать ногой на тормоз, Курбандурды целый день держал его в кабине рядом с собой. От грохота мотора, резких толчков, тряски и пыли у Джумы всю ночь гудело в голове, болели глаза, ныла поясница. Он часто просыпался и тихонько стонал. Просыпался и Курбандурды.
– Что ты не спишь? – ласково спрашивал он брата и подходил к его кровати. – Тебе плохо?
– Ай, какой я дурак! – ворочаясь с боку на бок, тихо причитал Джума. – Куда же мне до вас! Я как тот старый осел, который решил угнаться за резвым конем. Все у меня болит, милый. Решительно все! Живого места нет. Только теперь я понял, как нелегко стать человеком. Ах, как нелегко!
– Не горюй, Джума, это только в самом начале так, – успокаивал его Курбандурды. – А сейчас мне на живот, я разотру тебе спину и поясницу.
Джума безропотно повиновался и терпел боль. После массажа он быстро засыпал. Но потом боль возобновлялась, и он снова начинал стонать. Зато уроки Курбандурды ему пошли – на пользу. Месяц спустя Джума работал уже самостоятельно, на многие годы связав свою жизнь с прославленной бригадой.
Когда земляные работы на машинном канале были закончены, механизаторы получили приказ перегнать бульдозеры на станцию Захмет, погрузиться там на платффчы и переехать на новый участок, в район Безмеина. Это было в январе 1964 года.
Дул сильный ветер, шел снег. До станции было километров семьдесят. В дороге бульдозер Байрамгельды неожиданно поломался: порвалась гусеница, вышла из строя муфта сцепления и – ни с того ни с сего забарахлила коробка передач. Бегенч, Курбандурды, Джума и Клычли Аширов не хотели оставлять бригадира одного. Они предлагали ему свою помощь, но он отверг ее и велел добираться до станции без него.
Надвигалась ночь. Ветер усилился. Гуще повалил снег. Байрамгельды включил переноску и принялся за починку гусеницы. Работать было трудно. Снег залеплял глаза, коченели руки. Байрамгельды чувствовал, как ледяной ветер прохватывает его насквозь. Он уже несколько раз залезал в кабину – здесь было тепло от работающего дизеля – согревался и снова выходил на дикий холод, в темень, в пургу.
И только глубокой ночью, выбиваясь из последних сил, чуть не падая от усталости, он закончил. Выспаться бы после этого, отдохнуть как следует… Но об этом и думать нечего! К утру надо было добраться до станции и поставить машину на платформу. За одну ночь его перевернуло так, что трудно было узнать: щеки втянуло, под глазами залегли синие тени, заметно проступили скулы. Его знобило, дышать было трудно. Байрамгельды не показывал виду, что болен, крепился, надеясь, что все пройдет само. И действительно, уже в дороге ему полегчало, а когда прибыли в Безмеин, то и совсем стало хорошо.
К сожалению, не все проходит бесследно. Пустив корни, болезнь как бы прячется до поры до времени, чтобы однажды заявить о себе неожиданно и грозно.
Механизаторы привезли со станции свои вагончики, технику и расположились вдоль трассы канала, в горной долине Копет-Дага. Отдохнув, вновь принялись за дело. Вскоре стало ясно, что лучше всех опять работают бригады Байрамгельды Курбана и Джумы Кичиева. Между ними разгорелось соревнование. Известность бригады Байрамгельды и самого бригадира пока ограничивалась только коллективом одного участка. Правда, газетчики уже не раз порывались написать о нем и его делах, но как ни бились, ничего из этого не выходило: Байрамгельды не любил рассказывать о себе. Его односложные ответы не могли послужить основой ни для очерка, ни для рассказа. Тогда они обращались к начальнику участка, но и он ничего, кроме двух трех цифр, не мог сообщить им.
И все-таки известность бригадира перешагнула пределы стройки. Тут, видимо, сработал тот удивительный закон, согласно которому алмаз не может затеряться и в золе. Не может потому, что начинает настойчиво заявлять о себе своими природными качествами. Мимо них не пройдешь равнодушно. Они заставляют, чтобы на них обратили внимание. Потому что цена их понятна каждому. И если бы не эти качества, кто знает, возможно, имя Байрамгельды так и затеряюсь бы среди двадцатитысячного отряда строителей канала.
7
Начальник Главка – невысокий лысеющий человек со смуглым лицом и черными масляными глазками – любил власть. Может, поэтому он так держался за свое служебное кресло и страшно трусил, когда чувствовал, что оно может из-под него уйти.
В свое время в числе некоторых специалистов-гидростроителей он получил высокий чин, изрядно вскруживший ему голову, сделался властным и заносчивым, хотя мало кто знал о том вкладе, который внес он в развитие гидротехники и мелиорации. Он считал, что и должность, и высокое положение дают ему право накричать на подчиненного, грубо оборвать его, стукнуть кулаком по столу.
Разумеется, сослуживцы хорошо знали о крутом нраве начальника и не испытывали особенного удовольствия, если он вызывал их на беседу в свой кабинет, даже в том случае, если эта беседа заканчивалась мирно.
Именно с таким чувством шел на его вызов начальник отдела кадров Главка Ата Солтанлиев.
– Нашему коллективу, – сухим официальным тоном сказал Солтанлиеву начальник главного управления, – предоставлена возможность выдвинуть одного рабочего кандидатом в депутаты Верховного Совета страны. Поэтому срочно запросите из трестов подробные характеристики на представителей четырех профессий: плотника, крановщика, монтажника и бульдозериста, Только учтите: это должны быть люди самые достойные, передовики и не старше тридцати – тридцати двух лет.
Дня через два все характеристики были уже в Главке. И каждый, на кого они были присланы, видимо, заслуживал высокой чести быть выдвинутым кандидатом в депутаты. И все же предпочтение было отдано одному: бульдозеристу Байрамгельды Курбану.
На первый взгляд, ничего особенного в его характеристике не было. Только цифры и факты. Но они-то я раскрывали трудовую доблесть знатного механизатора, его беззаветную любовь к делу, строгий характер ж душевную щедрость.
Через несколько дней оттуда позвонили:
– Вы не скажете нам, как правильно пишется фамилия вашего бульдозериста? – спросил приятный женский голос. – Судя по документам, оно пишется по-разному. Уточните, пожалуйста.
Начальник Главка пообещал, конечно, все выяснить и доложить.
Повесив трубку, он вызвал Ата Солтанлиева, и, глядя ему в лицо глазами, от которых кровь останавливается в жилах, сказал:
– Почему вы не проверили как следует документы? Ведь это ваш долг!
– Все проверил, как надо, – ответил Солтанлиев. – В конце концов вины с себя я не снимаю. Но почему вы не хотите спросить с управляющего трестом? Ведь это он подписывал характеристику…
– Прошу не указывать! – закричал начальник Главка. – Запомните: я разгильдяйство не потерплю!
После того, как Солтанлиев ушел, начальник Главка малость поразмышлял и сам позвонил в директивный орган.
– Прошу извинения, – произнес он с подчеркнутой почтительностью. – К сожалению, ничего толком относительно бульдозериста выяснить не удалось. Может, заменим его другим. Найдем еще… У нас их много.
– Нет, благодарю вас. Замены никакой не надо, – ответил по-прежнему вежливо уже знакомый женский голос. – Мы посоветовались здесь и решили: фамилия будет писаться так, как она записана в паспорте, поскольку паспорт – это основной документ каждого гражданина нашей страны.
Начальник Глазка повесил трубку и подумал: «До чего же все просто!»
Ата Солтанлиев ни разу не видел Байрамгельды, поэтому решил пригласить его в управление.
На следующее утро в кабинет начальника отдела кадров вошел молодой рослый парень в мерном бушлате, теплой шапке, в сапогах. Лицо продолговатое, очень смуглое, крепкий боксерский подбородок, крупные губы, нос, большие глаза.
– Мне товарища Солтанлиева, – сказал вошедший. – Я с канала, Байрамгельды Курбан.
– Берите стул и садитесь к столу, – пригласил Солтанлиев бригадира. – Так вот вы какой Байрамгельды Курбан! – откровенно любуясь гостем, весело сказал начальник отдела кадров. – Хочу сказать вам по секрету, что вы будете выдвинуты от коллектива строителей канала кандидатом в депутаты Верховного Совета СССР.
– Спасибо, Ата-ага, за доверие. Для меня это большая честь.
– А теперь скажи: как это с фамилией-то получилось? Почему она пишется по-разному? Я проморгал эту неточность в фамилии и мне влетело от начальства.
– Сам не знаю, как это вышло, – положа руку на сердце, признался Байрамгельды. – Но я уже крепко пострадал из-за нее: в институт не приняли… Прямо беда какая-то!..
– Мог бы пострадать и на этот раз, но все обошлось.
Они встали. Постояли немного друг против друга: один коренастый, плотный, другой – высокий и крепкий, как богатырь. Пожали на прощанье руки и расстались тепло, как братья.
За время депутатства популярность Байрамгельды выросла еще больше. И не столько за счет выступлений на разных совещаниях, конференциях и съездах, сколько за счет напряженной ударной работы и внимания людей, проявленного к нему в то время.
В его бригадный вагончик на трассе канала часто наведывались гости. Это были крупные специалисты в области гидротехники, ученые, партийные и государственные деятели, журналисты, зарубежные гости. И каждого, кто приезжал сюда, интересовал успех бригады. Каким это образом только ей одной удается каждый месяц давать не меньше трех норм? В то время, как грозный ее соперник – бригада Джумы Кичиева дает не больше двух.
– В чем дело? – спрашивали гости. – Может, тут есть какая-то тайна, о которой не знают другие?
– Никаких тайн у нас нет, – отвечал на это Байрамельды Курбан. – Наш успех, как любит писать газетчики, состоит из целого ряда слагаемых.
Разве для кого-нибудь секрет, что каждая машина любит уход? Это известно всем. Через каждые два дня мы проводим профилактику: надо что-то подтянуть, смазать, что-то почистить, заменить. В определенный срок проводим ремонт. Разве это недоступно другим?
Дело тут в другом. Знаю, что каждый механизатор хотел бы, чтобы машина у него была в хорошем рабочем состоянии. Но все ли стремятся к этому? Если захотел чего-то добиться то не жалей труда по уходу за своей машиной.
Успех бригады зависит, конечно, и от профессионального мастерства. В этом отношении каждый механизатор нашей бригады достиг такого совершенства, что может поспорить с любым, кто не побоится бросить нам вызов.
А разве не важна дисциплина?
В нашей работе нас выручает также и то, что каждый имеет по четыре-пять рабочих профессий. Если нужно, скажем, сварить какую-то деталь, мы не ждем, когда приедут ремонтники и окажут нам добрую услугу – все делаем сами. Не скрою: ко мне как к депутату особое внимание. Часто заезжает механик участка и спрашивает: не нужны ли запасные части? Ясно: они нужны всегда. Но я беру лишь в тех случаях, когда ими обеспечены другие, и, в первую очередь, мой соперник бригадир Джума Кичиев. Если он будет нуждаться в них, а я – нет, какой же это соперник и какое же это соревнование! Ведь тогда он вынужден простаивать и бегать по трассе в поисках запасных частей.
Как бригадир я хорошо знаю, сколько мы перемещаем грунта за каждый месяц. И вот однажды – это было на машинном канале – прорабу показалось, что наши показатели слишком высоки и решил, как говорится, срезать их. Ясно, что он бил по нашему карману, а главное, был несправедлив. Пришлось пригласить геодезиста, чтобы произвели точный замер перемешанного грунта. Геодезист подтвердил нашу правоту, и заработанные деньги мы получили сполна, Это еще больше укрепило авторитет бригады.
Еще до окончания земляных работ на участке Каракумского капала Ашхабад – Геок-Тепе механизаторам стало известно, что им предстоит поднять плотину Копетдагского водохранилища. Новое искусственное море должно вместить более полумиллиарда кубометров воды. Кроме этого нужно возвести два крупных гидротехнических сооружения. Одно для пропуска воды из канала в водохранилище, другое – для выпуска ее в капал из будущего моря.
…Стояли лютые морозы. Механизаторы, погрузив жилые вагончики на железные сани, откочевали к западу, на новое место. Всех поразила местность: кругом, до самого подножия заснеженных гор, лежали такие огромные и такие девственные барханы, как будто здесь никогда не ступала нога человека. Дорог к будущей плотине не было, и ни одна автомашина без помощи трактора-тягача сюда не могла бы пробиться.
Бригадные станы: два вагончика, поставленные под прямым углом, цистерны для масла, воды и солярки, землеройная техника и прибитый к доске умывальник были размещены на возвышении, откуда открывалась широкая панорама высокой горной гряды и раскинувшейся внизу обширной лощины, покрытой песчаными буграми, между которыми виднелись заросли бурого карагана, верблюжьей колючки и дикого кустарника. Налетавший ветер трепал на песчаных гребнях желтые космы цепкой аристиды.
Как только мороз немного отпустил, все бригады, не теряя времени, включились в работу. Вначале они взялись за подготовку основания плотины. За многие миллионы лет, что прожили горы, вряд ли видели они подобное единоборство человека с землей. Даже во сне, наверно, не снился им такой сердитый рык могучих машин, широко раскатывавшийся ею горной долине.
Когда основание плотины было очищено от песчаных наносов, пустынных трав и кустарников, его залили водой. Коварство грунтов, расположенных вдоль гор, ученым известно давно. Если их не уплотнить а помощью замочки, они могут просесть и погубить готовую плотину. А потом с помощью землесосов – с двух сторон – началось ее наращивание. Одни землесосы были спущены в карьеры в нижнем бьефе, за плотиной, другие перед нею, в верхнем бьефе, на :дне будущего водоема.
В это же время несколько бульдозерных бригад переключились на отсыпку дамб обвалования, образующих на плотине огромные ячейки – карты для намыва грунта. От каждого землесоса черной змеей сюда вползла труба – пульповод. Концевая часть его, имеющая несколько отверстий, так называемых шиберок, была уложена на козлы по всей длине намываемой карты. Когда землесос погнал на нее пульпу, изо всех шиберок ударил золотой сверкающий поток. Как обычно, грунт останется на карте, а очищенная вода по колодцу снова возвратится в карьерное озерко.
…Шло время.
Амударьинская вода не только заполнила карьеры для землесосов, но разлилась уже и между барханами в верхнем бьефе. В этих небольших синих разливах весело искрилось холодное зимнее солнце и на какое-то время отражались летящие на север облака.
– Вот, друзья, уже и море рождается, – глянув однажды в окно вагончика, негромко сказал Байрамгельды. – На наших глазах растет. Неплохо быть причастным к такому делу. А?
После слов бригадира его товарищи поднялись о мест и подошли к окну – да, действительно, море рождается!
8.
По мере того, как подымалась плотина и все привольнее разливалась вода в необъятной чаще водохранилища, интерес механизаторов к стройке становился все острее. А когда разнесся слух, что большой группе создателей проекта Копетдагской плотины присвоены звания лауреатов Государственной премии, они почувствовали себя настоящими творцами истории.
– Что же получается? – как-то сидя за обедом, проворчал Курбанклыч Шириев, широкобровый, коренастый богатырь. – Нашу стройку все хвалят, знаменитой называют, а в чем ее знаменитость, у кого ни спроси, ничего толком не добьешься. Вот хотя бы вас спросить, – метнул он взгляд на своих товарищей. – За что людям дали звание лауреата? Уверен, и вы не знаете. От родственников стыдно! Они тоже обо всем знать хотят. Приедешь домой, вопросами засыпают: что делаешь, для чего, что за плотина, какая она? А ты сидишь и молчишь, как рыба – ни на один вопрос ответить не можешь.
– Курбанклыч прав, друзья, – поддержал Шириева обычно сдержанный в своих чувствах Оразгельды Овезмурадов. – День и ночь копаемся здесь, а дальше своего носа ничего не знаем. Это позор, я считаю!
– Надо бы пригласить начальника участка, – обратился к бригадиру Клычли Аширов. – Пусть придет и обо всем расскажет. Кстати, ему ведь тоже дали лауреата.
– Я уже просил Атали, – сказал Байрамгельды. – Он обещал заглянуть, но что-то не появляется. Занят, наверно.
Прошло недели две после этого разговора, и в бригаду Байрамгельды, как всегда неожиданно, нагрянул Атали Гуджиков – добродушный, веселый и торопливый.
– Я, ребята, есть хочу, – признался он, усаживаясь на кошме в круг механизаторов. – Дайте что-нибудь, хоть… чаю с хлебом!
– Мы тебе не чаю и не что-нибудь, а жареного барашка дадим, – сказал Байрамгельды. – Есть у нас и суп, шурпа отменная. Кушай на здоровье!
– Вот это здорово! – искренно удивился Атали, принимаясь за еду. – Право, я не думал, что вы так вкусно угощаете. Давно бы приехал к вам!
Когда начальник участка принялся за зеленый чай, Байрамгельды от имени бригады торжественно поздравил Гуджикова с высоким званием лауреата.
– Я желаю тебе, – сказал бригадир, – чтобы ты получил еще много-много самых почетных наград а званий! А главное – чтобы ты всегда был вот таким: здоровым и веселым!
К поздравлению бригадира присоединились и остальные. И смущенный Атали, пожимая протянутые к нему руки, поворачивался то в одну, то в другую сторону.
После того, как шум поздравлений поутих, Клычли Аширов сказал Гуджикову!
– А теперь, Атали, ответь на наши вопросы. Скажи, дорогой, за что же дали вам такое высокое звание? Ведь даром его не дают.
– Нет, не дают, – качнув головой, усмехнулся Атали. – Дело в том, что наша плотина во многом оригинальна, нова. Эти новшества оказались настолько ценными, что несколько проектировщиков, наряду со званием лауреата, получили и авторские свидетельства, которые, как правило, выдаются лишь за особо важные научные открытия и изобретения. Словом, Копетдагская плотина так крепка и устойчива, что не боится ни волн, ни землетрясений. Да и стоит она миллиона на два меньше, чем плотины обычных решений.
Улучив паузу в рассказе Гуджикова, Клычли Аширов молвил:
– Как я понял, Атали, у нашей плотины не один, а несколько авторов. Кто они?
– Да. Это так. Один из них – москвич, автор многих учебников для технических вузов, крупный ученый Давид Лазаревич Меларут. В этой же группе лауреатов – начальник нашего строительно-монтажного управления Аннамурад Аннакурбанов. Его-то, я надеюсь, вы знаете. Сколько уж лет на канале! Грамотный, инициативный инженер.
– Аннамурада мы знаем, – с какой-то особой теплотой произнес Байрамгельды, вспомнивший, вероятно, свою первую встречу с ним на канале, в районе Душака.
– А Хайтли Акмурадова знаете? – спросил Атали.
– Нет, его не знаем, – за всех ответил бригадир. – Кто такой?
– Это ученый, преподаватель нашего сельхозинститута.
– И тоже – лауреат?
– Да. И ему дали это звание.
Атали отпил несколько глотков чаю и сказал:
– И все же главную роль в создании плотины сыграли женщины: Ольга Степановна Лавроненко и Майя Васильевна Казимова. Обе из института «Туркменгипроводхоз».
– Женщины?!
– Авторы проекта плотины?
– И водохранилища!
– Ты шутишь, Атали! – недоверчиво поглядывал на начальника участка, говорили механизаторы.
– Нет, друзья, не шучу, – возразил Гуджиков. – очему же женщина не может быть автором проекта? Что тут особенного?
– Да как это что особенного? – вдруг с полемическим задором воскликнул Курбанклыч Шириев. – Разве это женское дело, плотина? А вдруг ошибешься? Плотина-то миллионы стоит. Нет, как ни говори, а смелость тут большая нужна. Мужская смелость!
– Правильно, смелость нужна, – согласился Атали, весело блеснув глазами. – От кого-то я слыхал, что самый храбрый мужчина – это… женщина. Не верите? Но в жизни так бывает… Кстати, чему удивляетесь вы, уже не раз удивлялись другие, в том числе и зарубежные специалисты.
– И даже зарубежные? Это интересно. Расскажи-ка нам и об этом, Атали, – попросил Клычли Аширов.
– Пожалуйста. Приехали как-то к нам гидротехники из Чехословакии. Человек десять. Должен сказать, что их очень интересовали проекты плотин, построенных в нашей республике. А происходила эта встреча в институте «Туркменгипроводхоз». Когда мы все расселись вокруг стола, стоявшего посредине кабинета, директор института Мосес Михайлович Саркисов, нажал клавиш на аппарате селекторной связи и сказал:
– Саркисов.
Ему тут же ответила женщина:
– Гуцало слушает вас.
– Фаина Ивановна, зайдите, пожалуйста, ко мне.
Когда она зашла в кабинет и села отдельно на стул, стоявший возле стены, Саркисов представил ее гостям:
– Фаина Ивановна Гуцало, руководитель проектной группы и автор проекта самой крупной в Средней Азии плотины Хаузханского водохранилища.
Фаина Ивановна женщина была серьезная, я бы сказал даже строгая, но симпатичная. Она рассказала о Хаузханской плотине, протянувшейся более чем на тридцать километров и искусственном море емкостью полтора миллиарда кубометров влаги. Гости выслушали ее с большим вниманием. А руководитель чехословацкой делегации прямо глазами в нее впился: каждое слово ее ловил с жадностью.
После того, как Фаина Ивановна вышла, директор института вызвал к себе одну за другой Розу Яковлевну Нагиеву, Майю Васильевну Казимову и Ольгу Степановну Лавроненко. Все они в порядке очередности – очень подробно поведали гостям о своих проектах плотин и крупных гидротехнических сооружений. Но тут я заметил одну вещь: когда в кабинет Саркисова вошла третья по счету проектировщица, на лицах зарубежных специалистов появилось то ли недоумение, то ли недоверие, то ли разочарование.
Когда же все женщины-инженеры были выслушаны, слова попросил руководитель делегации, человек уже немолодой, но и не старый. Говорил он с заметным акцентом:
Обращаясь к Саркисову, он сказал:
– Вы знаете, я весьма удивлен. Почему это так: что ни плотина – бежит жёнка, что ни объект – опять жёнка? У вас, что? Все инженеры жёнки? А где же мужчины? Разве они ничего не проектируют?
В ответ все заулыбались.
– Нет, не проектируют, – серьезно ответил директор института.
– Но почему же?..
– Не знаю, насколько я прав, – сказал Саркисов, – но мне кажется, что создание проектов огромных плотин и гидросооружений – дело необычное и потому очень нравится нашим женщинам. А мужчин, по-моему, больше устраивает работа в поле – изыскания, исследования. В этом ведь тоже немало и поэзии, и романтики…
– Я понимаю. Все это так. Но плотины – это же не шутка! – вдруг с жаром заговорил гость. – Это ведь деньги… Да. Деньги! Тут нужен характер мужчины!.. Вы согласны со мной?
– Да, конечно, – ответил директор. – Хочу как раз заметить, что наши женщины-проектировщицы обладают этим в полной мере. Есть у них и мужской стиль, и мужской характер, которые проявляются у них в процессе творчества, воплощения готового проекта. Они же ведут и авторский надзор за стройкой. А это, как известно, тоже требует немалой твердости. Кроме этого, есть у них опыт и специальное образование. Но если нужен совет, помощь, мы не стоим в стороне, помогаем.
– Ясно. Теперь я вижу, что вашим жёнкам можно доверять вполне, – весело заявил руководитель зарубежной делегации.
Слушая рассказ начальника участка, никто из бригады Байрамгельды даже не пошевелился: все, о чем он говорил, они слышали впервые.
– А я думаю так, – продолжал Гуджиков, – кто бы ни составлял проект, мужчина или женщина, ответственность тут большая. Любой промах, ошибка в проекте или в ходе самого строительства ничего хорошего не сулят.
Старожилы Марыйской области до сих пор вспоминают о немецком инженере Иосифе Ивановиче Краузе, которому еще до революции было поручено запроектировать плотину на реке Мургаб. Место для нее Иосиф Краузе выбрал там, где лет восемьсот назад была плотина, построенная по приказу султана Санджара – Султанбент. Роковая ошибка немца состояла в том, что он недостаточно прочно соединил тело плотины с ее основанием, то есть не замочил и не уплотнил как следует грунты. В результате бурный паводок, начавшийся весной на Мургабе, разрушил плотину. Краузе не перенес позора и застрелился. Там же на берегу реки он и похоронен.
Мой рассказ о женщинах проектного института будет неполным, если я не скажу о работе других его сотрудниц. Хотя они и не творцы проектов современных плотин, но и они совершают смелый повседневный подвиг. Многие из них возглавляют группы по проектированию крупных и сложных гидротехнических сооружений. А разве легко, скажем, определить объемы работ и их стоимость на Каракумском канале – на этой реке длиною в тысячу с лишним километров, где больше сотни разных шлюзов, дюкеров, акведуков и быстротоков? И здесь нужны: колоссальный труд, смелость и твердость характера.
Как известно, все сооружения на канале состоят из железобетонных деталей: стен, фундаментов, плит перекрытия Со стороны посмотреть – все просто: строй да подавай воду. Но ведь сооружение-то ставится на на скальный грунт, а на обычный барханный песочек. А вода – стихия не только коварная, но и грозная: малейший промах, и сооружение «поплыло». Чтобы этого не случилось, надо точно определить нагрузку на те же стены и фундамент. В институте эта работа поручена целому проектному конвейеру, через который проходят сотни тысяч тонн железобетона!
А забрать воду из Амударьи да подать ее в канал, когда уровень реки все время скачет то вверх, то вниз – разве легко? А сколько наносов идет в канал? Поэтому надо точно рассчитать, когда и сколько подать воды, в каких водохранилищах накопить, чтобы потом по первому требованию агрономов и мелиораторов отдать ее полям, садам, виноградникам и пастбищам.
Я назвал имена лишь немногих женщин, чей вклад в развитие гидротехники и мелиорации особенно значителен. Но коллектив института огромен – свыше тысячи человек! Есть, конечно, в нем и другие специалисты, о которых можно было бы сказать много добрых, хороших слов. Но рассказ мой и так затянулся. Поэтому разрешите на этом закончить. Может, что спросить хотите?
– Дорогой Атали! – первым подал голос Курбанклыч Шириев. – Я слушал тебя с таким наслаждением, как будто мед пил. Спасибо тебе. А что ты знаешь еще об этих женщинах, авторах нашей плотины?
– Смотрите какой любопытный! Слушал, слушал и все ему мало, – опередив рассказчика, бросил младший брат бригадира, веселый Курбандурды. – Уж не собираешься ли и ты в проектный институт?
Поднялся дружный смех.
– Не понимаю, что тут смешного? – сдвинув широкие брови, нахмурился Курбанклыч. – Когда читаешь, например, хорошую книгу, невольно хочется в автора ближе узнать. Разве не так?
– Ты прав, – поддержал Шириева бригадир. – О нашей плотине и о том, как родился его проект, хотелось бы знать больше…
– К сожалению, друзья, – сказал Гуджиков, поднимаясь с кошмы, – об Ольге Лавроненко и Майе Васильевне Казимовой я почти ничего не знаю. Но думаю, что судьбы у них интересные. Если что-нибудь узнаю о них еще, обязательно вам расскажу. А теперь, друзья, за работу. Будьте здоровы. До встречи!
Итак, кто же они, эти смелые женщины-проектировщицы? И как случилось, что они выбрали такую профессию?
…В семье новочеркасского тестомеса Степана Макаровича Лавроненко и его жены, домохозяйки Татьяны Лаврентьевны было четверо детей: трое мальчиков и девочка Оля.
Родители не были людьми образованными, но понимали, что детей надо воспитывать как-то по-новому, современному. Решили, что детям надо посещать пионерский отряд. Хотя он и не при школе, но все равно плохому не научит.
И вот каждое воскресенье отец и мать готовят ребят на отрядный сбор, строго следя за их чистотой и опрятностью. Степан Макарович как тонкий специалист по тесту печет ребятам «воздушные» пышки, а его жена приносит с базара кринку вкусной домашней ряженки.
Позавтракав, дети отправлялись на сбор. В те годы Советская власть уже прочно утвердилась по всей стране и самыми любимыми героями всех мальчишек были легендарные полководцы гражданской войны Клим Ефремович Ворошилов и Семен Михайлович Буденный.
Свои военные игры в «красных» и «белых» отряд устраивал в пригородном овраге, заросшем кустарником и редкими деревьями. Олины братья с гордостью себя называли буденовцами. Не отставала от них и Оля. Была она девочкой отчаянно смелой и вместе о братьями легко взбиралась на деревья, ходила в атаку и «громила» махновцев – этих злейших врагов народа!
Миновало детство. Пришла пора выбирать профессию. Какую?
Оле помогло кино. В одном из фильмов она узнала, что инженер начинается с завода, а завод – с фабрично-заводского училища.
«Буду учиться на токаря», – решила она и поступила в ФЗО.
– Неплохо, дочка, – одобрил отец. – Давай, учись, профессия будет!
Мать недовольна: «Токарь! Девичье ли это дело?
