Текст книги "Фридрих Барбаросса"

Автор книги: Василий Балакин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 22 страниц)

Однако Райнальд не сумел привлечь к союзу короля Франции Людовика VII. Он велел передать ему, что ввиду затруднений, с которыми пришлось столкнуться у Генриха II, и недостатка времени в связи с открывающимся в Вюрцбурге рейхстагом он не может нанести объявленный визит. Наверное, Райнальд был рад возможности избежать этого визита, поскольку его постоянные насмешки над французским правителем, «малым королем провинции», были известны при французском дворе и на теплый прием у французов не приходилось рассчитывать.

На Троицу 1165 года открылся рейхстаг в Вюрцбурге, созванный для принятия решения относительно Пасхалия III, которого император Фридрих I уже признал папой римским. Все пользовавшиеся хоть каким-то влиянием духовные и светские князья прибыли, не было только Райнальда. Он все еще не вернулся из своей поездки к английскому королю, однако выслал вперед гонца, дабы сообщить о своем намерении прибыть к сроку. Когда Фридрих без него открывал заседание, вдруг обнаружилось отсутствие и Конрада Майнцского, хотя еще за день до того он был в Вюрцбурге. Выяснилось, что он, узнав о решимости императора отстаивать кандидатуру Пасхалия, ночью тайком уехал, добровольно оставив свое архиепископство, чтобы перейти к Александру III. Эта новость огорчила Фридриха, заронив в его душу сомнение: не лучше ли было бы в интересах Империи примириться с Александром, нежели продолжать борьбу, на которой настаивал Райнальд?

Но тут доложили о прибытии эрцканцлера. Собрание, в котором только что шел оживленный обмен мнениями, затихло. Райнальд сразу же поднялся на трибуну. В своей манере чеканно выговаривать каждое слово он начал с заявления, что честь Империи поставлена на карту, но и на сей раз ее можно спасти, если император и князья последуют его рекомендациям. Пусть многие немецкие епископы перешли на сторону Александра – не беда! Есть новость поважнее: король Англии велел передать, что вместе со своими пятьюдесятью епископами присоединяется к мнению римского императора Фридриха I. Собрание возбужденно зашумело, требуя подтвердить сказанное. В зале появились английские епископы, предъявившие верительные грамоты полномочных представителей короля Генриха II. В наступившей тишине они заявили, что их государь не смог устоять перед доводами господина Райнальда, а посему они уполномочены торжественно присягнуть, что король Генрих соглашается обручить свою дочь с герцогом Саксонии и Баварии Генрихом Львом и обязуется во всем следовать за императором Фридрихом I, что бы тот ни счел необходимым на благо церкви и христианского мира.

Более убедительных доказательств не требовалось. Сплоченный фронт западных держав против политики императора был расколот. Опираясь на союз с Империей, Генрих II мог теперь продолжать завоевательную политику против Франции. Континентальная политика Англии, поддержанная Римской империей, имела цели, аналогичные итальянской политике Германии, благодаря чему и стало возможным возникновение англо-германского союза, жертвой которого суждено было стать Александру III.

А Райнальд, дабы не дать опомниться своим оппонентам, коих здесь было немало, перешел в наступление. Теперь, продолжал он, пробил час навсегда покончить с еретиком Александром, врагом их величеств римского императора и короля Англии. Опираясь на союз с Англией, Вюрцбургский рейхстаг должен заявить о признании единственным законным папой Пасхалия III. Но чтобы и впредь это заявление оставалось нерушимым, каждый из присутствующих, и в первую очередь сам император, должен подтвердить его клятвой на Евангелии. Пусть император Фридрих теперь поклянется от своего имени, а также за своих сыновей и внуков, никогда не признавать другого папы, кроме Пасхалия III и его избранных в соответствии с каноническим правом преемников. Пусть все князья, обладающие правом избирать короля, заранее признают, что отныне не может быть королем Германии тот, кто не признает этой клятвы или откажется от нее. Кроме того, каждый должен принести эту присягу и за своих вассалов, которые в течение последующих шести недель обязаны повторить ее. Тот, кто откажется, будет обвинен в преступлении против императора и лишен лена.

Заседание пришлось прервать, дабы его участники смогли осмыслить внесенные Райнальдом предложения. Император созвал своих приближенных на совещание. Спустя некоторое время он появился и, держа руку на Евангелии, лично произнес слова присяги – редчайшее исключение из заведенного государями правила поручать другим присягать от их имени. Барбаросса поступил так не ради придания союзу с Генрихом II большей весомости, а чтобы помочь колеблющимся поскорее избавиться от своих сомнений. За ним последовали Генрих Лев, Райнальд Дассельский, английские послы и, наконец, все прочие. Правда, Эберхард Бамбергский сделал оговорку, что присяга действительна до тех пор, пока он находится на службе у императора. Вихман Магдебургский заявил, что будет свободен от принесенной присяги, как только откажется от своего архиепископства. Другими также были высказаны те или иные условия, но никто не смог покинуть зал прежде, чем присягнул и поставил свою подпись.

На этом Вюрцбургский рейхстаг закончил свою работу. Его участников принудили признать Пасхалия III под таким нажимом, по сравнению с которым меркли все предыдущие меры, принимавшиеся императором и его канцлером. В шесть недель, отведенных для приведения всех к присяге, невозможно было уложиться – если вообще было можно исполнить это предписание. Наиболее стойкие в своей приверженности Александру III покидали родину, вслед за цистерцианцами, изгнанными из Германии по распоряжению Барбароссы. Многие же из тех, кто давал присягу, были убеждены, что перед Богом она не имеет силы.

Александр III, внимательно следивший через своих агентов за действиями императора, в конце июня написал Людовику VII, что всё замышляемое Фридрихом против церкви обернется и против Франции. Он надеялся подтолкнуть французского короля к решительным действиям, однако после заключения договора между Империей и Англией не посмел долее оставаться в Нормандии, где не мог чувствовать себя в безопасности, а потому поспешил перебраться в Монпелье, чтобы при первой же благоприятной возможности возвратиться в Италию.

После проведения Вюрцбургского рейхстага главной заботой для Барбароссы стало закрепление достигнутых на нем результатов. Вместо бежавшего к Александру III Конрада архиепископом Майнцским по предложению императора был избран канцлер Кристиан фон Бух. Для Фридриха было очень важно, чтобы эту старейшую и авторитетнейшую в Германии епархию возглавил преданный ему человек. Для того чтобы придать ореол святости свершившемуся в Вюрцбурге, Карл Великий был объявлен святым покровителем этого города. Фридрих распорядился также восстановить в Нимвегене бывшую резиденцию Карла, тем самым еще раз выразив свое особое почтение к франкскому императору, своему кумиру. Так случилось, что императрица Беатрикс, повсюду сопровождавшая супруга, именно в Нимвегене ранней осенью 1165 года разрешилась от бремени, родив второго сына, ставшего впоследствии императором Генрихом VI и унаследовавшего в 1190 году королевский престол Германии. Рождению второго сына императора в резиденции Карла Великого придали символическое значение, а потому все помыслы Барбароссы теперь были направлены на то, чтобы поднять престиж Империи и авторитет императорской власти на высоту, на которой они находились при Карле.

Чтобы наглядно продемонстрировать это свое стремление, Фридрих решил канонизировать великого франка. Возможно, на эту идею его натолкнула совершенная незадолго перед тем Александром III канонизация англосаксонского короля Эдуарда Исповедника, в немалой степени способствовавшая укреплению власти Генриха II Плантагенета. Вознамерившись причислить Карла Великого к лику святых, Барбаросса стремился заявить о себе как о законном его преемнике, стоящем несравнимо выше Капетинга Людовика VII. Подобно тому как в свое время Карл объединил под собственной властью весь христианский Запад, теперь на роль объединителя претендовал император из династии Штауфенов. Для исполнения этого замысла Фридрих созвал на Рождество 1165 года в Ахене, где покоились останки Карла Великого, рейхстаг, участники которого высказались за провозглашение высокочтимого Каролинга святым. Собственно обряд канонизации был проведен 29 декабря в присутствии императора, многочисленных светских и духовных князей папой Пасхалием III – «во славу и хвалу Спасителя и на благо Римской империи». Это отвечало умонастроениям народа, в глазах которого новый святой становился покровителем Империи и самого императора Фридриха I. Авторитет Карла Великого был столь высок, что даже Александр III не осмелился оспорить эту канонизацию. Он лишь возразил, что подобным правом обладает он сам и его канонически избранные преемники. Мощи новопровозглашенного святого Карла переложили в специально изготовленный для этого мраморный саркофаг, над которым по указанию Барбароссы повесили огромный позолоченный светильник с двенадцатью картинами Небесного Иерусалима, и по сей день украшающий капеллу Святой Марии в Ахене.

ТРИУМФ И БОЖЬЯ КАРА

Большая политика не терпит затяжных пауз, и все помыслы Барбароссы опять были обращены к Италии, обстановка в которой стремительно менялась, настоятельно требуя его вмешательства. В ноябре 1165 года папа Александр III, совершив рискованное путешествие по морю, прибыл в Палермо, а оттуда благополучно добрался до Рима, воспользовавшись флотом и деньгами Вильгельма I Злого, правителя Сицилийского королевства. С римлянами удалось договориться, предварительно уладив многие спорные вопросы, прежде всего о составе Сената, фактически правившего в городе, который формально оставался вотчиной папы. Поскольку Александр возвратился не с пустыми руками, ему устроили в Риме триумфальную встречу. До тех пор пока не кончатся сицилийские деньги, он мог чувствовать себя в безопасности.

Впрочем, Александр III не терял времени попусту. Сразу же по прибытии на полуостров он стал душой всех заговоров и интриг, направленных против императора. В апреле 1166 года он назначил в уничтоженный Барбароссой и обреченный на вечное запустение Милан архиепископа – одного из своих несгибаемых соратников по имени Гальдини. Этот архиепископ официально не существовавшего города должен был готовить возвращение миланцев на родину и вдохновлять их на борьбу против немцев. Смелости Александру придавало и то, что его озабоченность, вызванная в свое время англо-германским союзным соглашением, быстро рассеялась. Генрих II под нажимом собственных епископов, грозивших открытым мятежом, осознал невозможность реализовать Вюрцбургские решения и аннулировал присягу, принесенную его уполномоченными. В собственное оправдание он привел довод, по своей нелепости граничивший с откровенной насмешкой над Барбароссой, заявив, что будто бы не знал об отлучении императора от церкви. Александр вновь мог рассчитывать на поддержку со стороны Франции и Англии одновременно.

Однако сицилийских денег, как и следовало ожидать, хватило не надолго. Александр понимал, что если не найдет способ пополнить свою казну, то в Риме ему не удержаться. Надежда на дополнительные денежные субсидии с Сицилии угасла после скоропостижной кончины ее правителя Вильгельма, наступившей в мае 1166 года. Ввиду малолетства его преемника, короля Вильгельма II, и слабости правившей от его имени матери, регентши Маргариты Наваррской, в королевстве начались смуты, делавшие невозможным оказание помощи Александру III. Но и в этом затруднении ему нежданно-негаданно выпал случай. Император Византии Мануил Комнин обратился к нему с невероятным по своей заманчивости предложением: пообещав предоставить огромную сумму денег, которая вызволила бы его из всех финансовых затруднений, он заявил о готовности подчинить ему греко-византийскую церковь, если тот передаст ему императорскую корону, освободившуюся после отлучения Барбароссы от церкви. В результате снова воссоединились бы западная и восточная части Римской империи.

Александр стоял перед мучительным выбором. Единство западной и восточной церквей под эгидой Рима было давней, но несбыточной мечтой многих римских пап. Даже великий Григорий VII, провозвестник всех тех идей, на которых зиждилась независимость папской церкви, тщетно стремился к этой цели. И теперь эта мечта могла исполниться. Однако Александр отчетливо видел и возникавшие в связи с этим опасности. Сколь бы заманчивым ни казалось предложение, его принятие как раз и означало конец свободе церкви. Никогда Англия и Франция не признали бы византийского императора, этого восточного деспота, в качестве верховного покровителя христианского мира. Вместо теперешнего, в конце концов преодолимого, раскола на свободную и императорскую церковь появились бы восточное и западное течения, и папство было бы раздавлено этими не поддающимися сглаживанию противоречиями. Кроме того, передача короны Римской империи византийскому императору означала бы одновременную сдачу Италии императору Мануилу, и тогда борьба за суверенное церковное государство была бы окончательно проиграна. Относительно намерений Мануила не могло быть сомнений: он уже занял Анкону, гавань на побережье Адриатического моря, и приказал укреплять этот плацдарм для дальнейшего наступления. Александр долго держал у себя греческих послов, не давая им окончательного ответа. Так и не придя по этому вопросу к определенному решению, он принялся за реализацию плана, имевшего своей целью поднять города Ломбардии на восстание против немецкой тирании.

Барбаросса не мог безучастно взирать на все это. Всецело поглощенный подготовкой к очередному итальянскому походу, он пока что направил в Италию своего канцлера, архиепископа Майнцского Кристиана фон Буха, дабы укрепить пошатнувшиеся позиции Империи в Северной и Центральной Италии. И Кристиан развернул там бурную деятельность, в частности, водворив Пасхалия III в папскую резиденцию в Витербо, севернее Рима, что должно было послужить тревожным сигналом для Александра III. Однако и у императорского наместника хватало причин для тревоги. По всей Ломбардии ширились враждебные Империи настроения. Некий верный императору житель Лоди доносил Кристиану, что из ломбардцев выжали в семь раз больше того, что было предусмотрено договором. Тогда как города облагались все новыми денежными поборами, у крестьян отбирали в виде податей свиней, овец, кур, яйца, зерно, сено, дрова и требовали исполнения гужевой повинности. Если приказы не исполнялись незамедлительно, то размер подати удваивался. Императорские наместники изощрялись в придумывании все новых и новых повинностей.

В городах Ломбардии, прежде столь вольных и независимых, установленные императором порядки воспринимались как рабство, какого здесь еще не видали. Не только сторонники папы, но и вся Италия жила в предчувствии восстания. Александр III в строжайшей тайне занимался подготовкой выступления в Ломбардии против немцев. В каждом из городов, управлявшихся назначенными Райнальдом наместниками, за запертыми дверями тайком собирались заговорщики, ожидавшие от папы указаний. Было задумано выступить всем одновременно. Оставалось лишь согласовать план и назначить день, когда по сигналу горожане возьмутся за оружие. Однако заговорщиков и их главного вдохновителя ожидало двойное разочарование. Дало о себе знать застарелое зло – отсутствие единства среди городов Северной Италии. Не все они захотели выступать на стороне папы против императора, который – и это была вторая неприятность – узнал о заговоре раньше, чем закончилась подготовка к нему.

Тем временем Барбаросса, готовясь к своему четвертому походу в Италию, совершал объезд собственных владений. Князья, которым он обрисовал положение дел, признали угрозу серьезной и обещали участвовать в походе. Вместе со своими вассалами они стали собираться на войну, порадовав тем самым императора. Вместе с супругой Беатрикс Фридрих посетил и ее родину – Бургундию, чтобы содействовать реализации там Вюрцбургских постановлений и сделать необходимые приготовления к походу в Италию, для чего провел в Безансоне и Доле собрания знати. Из Бургундии было удобнее всего отправиться за Альпы, однако пришлось еще завернуть в Саксонию, дабы уладить конфликты, возникшие у Генриха Льва с местными князьями. Собравшаяся в королевской резиденции Бойнебург на Верре саксонская знать высказала немало жалоб на Генриха Льва, который после помолвки с английской принцессой стал еще заносчивее. В своей гордыни он дошел до того, что воздвиг в Брауншвейге памятник самому себе – бронзового льва на высоком постаменте. Не без причины пошли толки, что и самого императора он мало уважает, не соизволив даже явиться на собрание, где предполагалось обсуждать дела Саксонии. И все же Барбаросса сделал все возможное, чтобы погасить ненависть князей к своему кузену. Накануне итальянского похода не было ничего важнее, чем обеспечить мир и порядок в Германии. Как мог он рассчитывать на поддержку саксонских князей, если бы в их земле царили раздор и вражда?

Фридрих основательно готовился к походу. Дабы уменьшить грозившую из Византии опасность, он направил осенью 1166 года представительную делегацию к императору Мануилу Комнину в Константинополь. С этой почетной миссией отправились герцог Австрийский Генрих с супругой Феодорой, племянницей Мануила, а также пфальцграф Отто Виттельсбах. На Босфоре немецкое посольство встретили с почетом и отпустили назад с богатыми подарками, тем самым проявив заинтересованность в поддержании добрых отношений с Западной империей. Хотя и не удалось заключить соглашение с Византией, были сведены на нет результаты переговоров Александра III с Мануилом, видимо, разочарованным затянувшимися сомнениями папы.

К осени 1166 года подготовка к итальянскому походу была завершена, и в середине октября войско императора собралось близ Аугсбурга, откуда предполагалось двинуться в путь за Альпы. Райнальд Дассельский опять отправился раньше императора, чтобы подготовить его визит. К Аугсбургу прибыли со своими дружинами епископы, герцоги Фридрих Швабский и Бертольд Церинген, а также многочисленные графы. Неутешительным для Фридриха было то, что Генрих Лев не принял участия в походе, сославшись на необходимость обеспечивать порядок внутри Саксонии и безопасность на ее границах. В Италии одно его имя наводило страх, поэтому для императора было бы весьма желательно видеть Генриха рядом с собой. Освободив герцога Саксонского от участия в походе, Барбаросса был вынужден отказаться и от ряда его вассалов, правда, получив за это, как полагалось, денежную компенсацию. Хорошо еще, что в поход выступило множество чехов, о которых также со страхом вспоминали в Италии. На сей раз в составе имперского войска были не только рыцари-вассалы, но и несколько набранных в Брабанте подразделений наемников, которых итальянцы прозвали «брабандзонами». Эти искатели приключений славились своей отчаянной смелостью в бою.

Отряды из разных областей Империи двигались в Италию сразу через несколько альпийских перевалов. Сам император с супругой и сыном Генрихом прибыл через Бреннер, а затем, обойдя стороной таившее в себе угрозу Веронское ущелье, расположился лагерем поблизости от Брешии. Он ощутил глухое раздражение, царившее в Ломбардии, уже после того, как жители Бергамо, прежде дружески относившиеся к нему, оказали ему весьма сдержанный прием. От Брешии он на всякий случай потребовал заложников, дабы гарантировать повиновение города, прежде не раз отличавшегося собственной строптивостью. Поскольку город медлил с выполнением предъявленного требования, люди императора принялись разорять округу, после чего жители Брешии поспешно выдали требуемых 60 заложников, а вдобавок еще и немалую сумму денег.

Местом сбора был назначен город Лоди, где во второй половине ноября 1166 года Фридрих провел военный смотр, а затем рейхстаг. По предложению архиепископа Майнцского Кристиана все присутствовавшие духовные и светские князья, в том числе и итальянцы, первым делом присягнули на верность Вюрцбургским постановлениям. После германских земель и Бургундии теперь и Италия клятвенно засвидетельствовала свое непримиримое отношение к папе Александру III. Для похода в Южную Италию император потребовал предоставить военные отряды как от городов, так и от князей. Однако ломбардцы принялись наперебой жаловаться на гнет и поборы со стороны уполномоченных императора. Многие итальянцы при этом держали по местному обычаю деревянные кресты, дабы их нужда получила зримое выражение. Все просившие о заступничестве были убеждены, что произвол творится без ведома императора и даже вопреки его воле. Однако Барбаросса ввиду предстоявшего военного похода не счел возможным сбавить требования, и в итальянцах стало крепнуть убеждение, что император с самого начала одобрял их угнетение. Теперь они даже опасались увеличения поборов. Ожидания, связанные с личным появлением императора, не оправдались, и против него стала копиться еле сдерживаемая затаенная злоба.

А Барбаросса думал прежде всего о покорении Южной Италии и покорении Сицилийского королевства. Обратившись к своему воинству с речью, он постарался поднять его боевой дух обещанием славных побед. Норманны должны были, наконец, покориться императору Священной Римской империи. Тем более что помочь ему в этом соглашались Генуя и Пиза, обладавшие большими флотами. Правда, сначала их необходимо было помирить, после чего объединенный флот мог быть направлен к берегам Сицилии. Для этого Райнальду предстояло с частью войска выступить в Геную, а архиепископу Майнцскому Кристиану с другой частью – в Пизу. Затем они должны были соединиться у стен Рима, расчистив туда путь для императора. Сам же Барбаросса с большей частью отрядов намеревался двинуться через Ломбардию и Романью в Анкону, дабы выбить оттуда вторгшихся византийцев. В качестве промежуточной цели военной кампании намечалось взятие Рима и пленение папы Александра III.

Новый 1167 год Барбаросса встречал в своем военном лагере южнее Брешии и уже в январе с войском перешел реку По. В Ломбардии тогда стояла необычайно суровая зима, лежал глубокий снег. Войско двинулось в область Болоньи, где императора встретили дружелюбнее, чем можно было ожидать, учитывая прежний опыт. Болонцы с готовностью дали требуемых 100 заложников и выплатили 6000 фунтов подати своей монетой. Продолжая марш, Барбаросса в марте разделил войско: часть его он повел к югу по адриатическому побережью, а остальные под командованием Райнальда и Кристиана должны были через Тоскану, вдоль Тирренского моря двигаться к Риму. Миротворческая миссия обоих архиепископов в Генуе и Пизе не увенчалась успехом, и в первые месяцы 1167 года война между этими враждовавшими городами возобновилась.

В то время как император в течение нескольких недель пребывал в Романье, а оба архиепископа со своим войском двигались по Тоскане, попутно собирая значительные денежные суммы, в Ломбардии сгущались тучи. Когда ломбардцы убедились, что огромные поборы проводятся с одобрения императора, в их настроении наступил перелом. Как только императорское войско в феврале 1167 года покинуло Ломбардию, представители четырех городов, Кремоны, Брешии, Бергамо и Мантуи, собрались, чтобы обсудить совместные действия. Примечательно, что Кремона и Бергамо прежде считались преданными императору, а Мантуя лишь три года назад получила от него важные привилегии. Противоречия, существовавшие между городами, удалось быстро преодолеть, поскольку дело шло о совместном сопротивлении чужеземному произволу. В марте 1167 года эти четыре города объединились в Кремонскую лигу. Они обязались впредь не вредить друг другу и возместить ущерб, причиненный за последние десять лет. Верность императору они намеревались сохранить, однако при этом признавали только те его права, которыми обладали его предшественники в течение последних ста лет. Впредь города собирались совместно отстаивать свои интересы перед папой и императором, что сделало бы их требования более весомыми. Договор заключался на пятьдесят лет, и все жители городов Лиги в возрасте от 15 до 60 лет должны были под присягой обязаться соблюдать его. Поскольку города Лиги намеревались возвратить себе свободы, коими обладали до принятия Ронкальских постановлений 1158 года, сократив тем самым права императора до размера полномочий, которые были у его предшественников, союз носил наступательный характер. Стремление к свободе явно доминировало над готовностью сохранять верность императору. Создание союза сначала должно было храниться в секрете и лишь в случае, если бы император раньше времени возвратился в Ломбардию, предполагалось публично объявить о нем.

Однако не прошло и месяца, как эта тайна раскрылась. Кремонская лига не собиралась ограничиваться только четырьмя городами-учредителями. Еще в марте 1167 года ее представители встретились с делегацией миланцев, которые после поражения 1162 года все еще жили в четырех разных деревнях. После переговоров и предоставления взаимных гарантий Милан стал членом Лиги. Уже в конце апреля миланцам с помощью новых союзников удалось вернуться в свой разрушенный город. Императорский наместник в Ломбардии граф Генрих фон Диц не имел возможности пресечь эти самоуправные действия. Возвратившись домой, миланцы принялись тут же отстраивать свой город, и прежде всего возводить новые оборонительные сооружения.

Определенную угрозу для Лиги представлял преданный императору город Лоди, с помощью которого Барбаросса мог снова подчинить себе всю Ломбардию. Города-союзники попытались сначала путем переговоров переманить Лоди на свою сторону, но после того как три попытки разбились о нерушимую верность жителей города императору, члены Лиги начали военные действия и в середине мая 1167 года приступили к осаде. Наместник императора был слишком слаб, чтобы воспрепятствовать этому. После десяти дней кровопролитных боев, ввиду угроз перебить всех жителей города, Лоди капитулировал. Теперь победители сменили гнев на милость и постарались вовлечь Лоди в свой союз, пообещав его купцам выгодные условия торговли, а также обязавшись укрепить город стеной и в случае угрозы немедленно присылать ему на помощь вооруженные отряды. На этих условиях Лоди вошел в Кремонскую лигу, подписав сроком на сто лет договор, содержавший многие другие выгодные для его жителей положения.

Вскоре в Лигу вступила и Пьяченца. Лига становилась серьезной военно-политической силой, с тыла угрожавшей императору, выступившему в поход против Рима и Сицилии. Известие о возвращении миланцев на родину и об отпадении прежде верных ему городов огорчило и разозлило Барбароссу, но он продолжал свой марш на юг. Ломбардия словно застыла в ожидании. Император нигде не встречал сопротивления, однако чувствовалось, что первая же его неудача послужит сигналом к восстанию. В начале мая войско прибыло к Анконе. Взять штурмом хорошо укрепленный город было невозможно, и Барбаросса решил попробовать добиться капитуляции путем переговоров. В противном случае предстояла длительная осада с неясным, а скорее всего неблагоприятным для немцев исходом, поскольку без флота нельзя было блокировать город с моря. Переговоры ни к чему не привели, зато уже после трехнедельной осады удалось овладеть Анконой, вырвав ее из рук императора Мануила.

Тем временем Райнальд и Кристиан спешили к Риму, дабы не оказаться там позднее императора. Впереди шел Райнальд со своими отрядами. В конце мая он остановился лагерем в непосредственной близости от Вечного города, в Тускулуме (современный Фраскати). Благодаря усилиям папы в Риме были возведены мощные оборонительные сооружения, не позволявшие немцам надеяться на легкую победу. К тому же Александр старался подбодрить римлян, призывая их оказать упорное сопротивление противнику. И те, заняв оборону на городских стенах, потешались над архиепископом Райнальдом, выступавшим на сей раз в роли полководца: «С вашим императором хорошо иметь дело: он прислал к нам попа служить мессу!» О взятии города одной атакой, на что, возможно, рассчитывал Райнальд, нечего было и думать. Более того, положение его оказалось критическим, поскольку превосходство римлян было подавляющим. Потому Райнальд решил дожидаться в укрепленном Тускулуме прибытия Кристиана.

Римляне решили воспользоваться подвернувшимся случаем и выступили из города, чтобы захватить Райнальда. Он был бы обречен, если бы на выручку к нему не пришел Кристиан. Войско римлян, численность которого будто бы достигала тридцати тысяч человек, уже приступило к штурму Тускулума, когда клубы поднятой пыли оповестили о долгожданном прибытии архиепископа Майнцского. Впрочем, его войско было так измучено дальним переходом и летней жарой, что едва было в силах занять оборону. Римляне сразу увидели собственное преимущество. Они отошли от стен Тускулума и обрушили всю мощь своей атаки на только что подошедшего противника, одним ударом прорвав его в спешке построенные ряды. Дело могло бы кончиться полным разгромом немцев, если бы не мужество Райнальда, рискнувшего в этот критический момент, как не раз случалось в его жизни, все поставить на карту.

Со знаменем в левой руке и мечом в правой он возглавил отряд своих рыцарей, с громким боевым кличем с тыла обрушившихся на римлян. Воинство Кристиана воспрянуло духом, и произошло невероятное: несколько сот немецких рыцарей и около тысячи брабандзонов под предводительством двух архиепископов обратили в бегство римлян, численно превосходивших их раз в двадцать. В упоении счастьем от одержанной победы Райнальд написал в Кельн, свою архиепископскую резиденцию: «Все палатки римлян, оружие, латы, одежда, лошади, ослы и золото достались нам в качестве боевого трофея. Все это мы подарили наемникам и слугам. Нам, рыцарям, довольно чести и славы!»

Эта беспримерная победа императорского войска вселила панический ужас в римлян и их папу. Никто не сомневался, что подобное могло свершиться только по воле Всевышнего. Со страхом Александр ждал прибытия самого императора и втайне уже готовился к бегству.

Весть об этой победе, послужившая для Барбароссы утешением после отпадения ломбардских городов, пришла к нему, когда только что мирно капитулировала Анкона. Он немедля поспешил в Рим, однако из-за непредвиденных задержек в пути прибыл туда лишь, 24 июля. Теперь рыцарей уже невозможно было удержать. Они устремились на штурм города, сминая папскую оборону. Непостоянное настроение римлян, привыкших быть на стороне победителя, опять переменилось. Многие из них уже стояли за императора и потому сами открыли ворота. Наиболее верные сторонники папы вместе с ним укрылись в соборе Святого Петра, откуда их пришлось выкуривать огнем. Говорили, что сам император отдал распоряжение о поджоге. Пламя пожара пожирало драгоценное убранство храма и уже приближалось к святыне христианства, могиле апостола Петра, когда сдались те, кто до последней минуты сохранял преданность Александру. Перемазанные сажей победители принялись тушить пожар. За этим занятием, в суете и дыму, они забыли про папу, который ночью, переодевшись простым монахом, в лодке спустился вниз по Тибру, а затем бежал в Террачину, всего лишь за несколько часов до того, как прибывшие из Пизы галеры перекрыли и этот путь к бегству.