Текст книги "Фридрих Барбаросса"

Автор книги: Василий Балакин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 22 страниц)

Барбаросса воздержался от принятия поспешных решений. Он понимал, что невозможно устранить церковный раскол без учета мнения королей Англии и Франции. Нельзя было допустить, чтобы конфликт из-за папы римского расстроил лишь намечавшееся взаимное согласие с обоими монархами. Следовало также принять во внимание имперскую церковь, прежде всего могущественное архиепископство Зальцбургское, влияние которого на севере простиралось до Аугсбурга и Регенсбурга, а на юге – до Аквилейского патриархата и которое удерживало Венгрию в сфере влияния римского императора, но при этом издавна склонялось к григорианским идеям свободы церкви.

Единство государства, с таким трудом восстановленное в результате семи лет непрерывных усилий, огромных жертв и самого изощренного дипломатического искусства, еще не настолько окрепло, чтобы теперь подвергнуть его столь суровому испытанию. Хотя эрцканцлер Райнальд и пускал в ход все свое красноречие, чтобы побудить императора к решительным односторонним действиям, хотя поддержать всей мощью Империи своего ставленника Виктора IV и представлялось весьма заманчивым, Барбаросса понимал, что решать церковные вопросы – не его дело. Сама церковь должна принимать решения, а он, ее фогт и покровитель, обязан быстро и точно приводить их в исполнение.

Необходимо было созвать церковный собор, на котором был бы представлен весь западный христианский мир. Откликнувшись в минуту грозящей опасности на зов императора, собор возьмет в свои руки судьбу народов. Честь Империи от этого ничуть не пострадает, зато свобода совести будет соблюдена. Епископ Павии, умный, опытный и отменно благочестивый человек, был направлен к королям Англии и Франции. Гонцы поскакали ко дворам Венгрии, Чехии, Дании и Польши. Были разосланы приглашения иерархам церкви всей Империи, включая Бургундию и Италию; им предстояло избрать в качестве преемника Адриана такого человека, «который бы на благо всем верующим мирно реформировал церковь и нашел бы взаимопонимание с Империей». Ни единым словом не упоминалось об избрании папами сразу двоих – как будто ни Виктора, ни Александра не существовало. Предпочитая даже не упоминать о случившемся расколе в церкви, говоря полунамеком, Фридрих писал архиепископу Зальцбургскому: «Относительно избрания мнения уже разделились. Я весьма сожалею об этом… Мы надеемся, что ты не свяжешь себя опрометчивым решением, а предварительно посоветуешься с нами; мы просим тебя действовать только в согласии с нами». И далее уточнялось, на каких условиях возможно согласие: «Лишь того мы потерпим на престоле Святого Петра, кто будет единодушно и единогласно избран к славе Империи и для воцарения мира в церкви».

Первые ответы на разосланные императором приглашения обнаружили, что большая часть итальянских епископов не видела необходимости в принятии каких бы то ни было новых решений, считая Александра III законным папой. Откликнулся на обращение императора и архиепископ Зальцбургский Эберхард, заявивший, что хотя и примет участие в церковном соборе, однако ни в коем случае не согласится признать Виктора IV. Французская и английская церкви уклонились от ответа, лишь архиепископ Реймсский открыто высказался за Александра. Короли Англии и Франции охотно согласились прислать собственных представителей, ни единым словом не обмолвившись при этом о делегировании своих князей церкви. Таким образом, собор утрачивал значение вселенского, и лишь присутствие обоих «пап» могло сделать его правомочным принимать решения.

Виктор принял приглашение, ни минуты не колеблясь. Ничего не было для него важнее, как отстоять свои спорные права. Он знал, что может твердо рассчитывать на поддержку канцлера Империи, которому как архиепископу Кельнскому предстояло играть весьма важную роль на этом собрании князей церкви. Александр же, получив помпезное приглашение: «Мы вызываем Вас от имени Господа Бога и всей католической церкви на собор, дабы Вы могли выслушать и уважить решение собравшихся архиепископов, епископов, аббатов и прочих благочестивых мужей», отверг его, заявив, что папу римского никто не может судить. «Наши отцы ради собственной свободы жертвовали всем. Мы были бы недостойны их, если бы сейчас убоялись подвергнуться, ежели потребуется, какой угодно опасности», – гордо ответил он императору. Он остался при своем мнении и после повторного приглашения, лишь послав в Павию наблюдателем одного из своих кардиналов. Собор, еще не открывшись, лишался смысла, однако окружение Райнальда ликовало, полагая, что победа Виктора над Александром, а вместе с ней и торжество имперской идеи обеспечены.

Открытие собора, первоначально намеченное на 13 января 1160 года, из-за продолжавшейся осады Кремы перенесли на 5 февраля, в надежде, что к тому времени строптивый город капитулирует. Как только начались переговоры об условиях капитуляции, в Павию потянулись епископы, особенно итальянские. Расправа, учиненная над Кремой, произвела должное впечатление. Такую же участь пророчили и Милану, вследствие чего враждебный Империи папа неизбежно должен был лишиться поддержки в Ломбардии. В этой обстановке даже наиболее осмотрительные имперские епископы решились участвовать в работе собора.

На собор прибыли собственной персоной архиепископы Майнцский, Кельнский, Бременский и Магдебургский с подчиненными им епископами. Из числа наиболее влиятельных представителей церкви отсутствовали архиепископы Трирский и Зальцбургский. Оба они ссылались на болезни, причем второй из них и вправду был болен. Эберхард находился уже на расстоянии всего одного дня пути от Павии, но был вынужден повернуть назад, направив вместо себя верного человека. Князья церкви из Бургундии, архиепископы Арля, Безансона и Лиона, извинившись за свое отсутствие, прислали представителя, в верительной грамоте которого сообщалось, что все эти иерархи заранее присоединяются к решениям собора. Посольство от короля Англии Генриха II вручило императору составленное в самой уважительной форме послание, из коего следовало, что Англия пребывает в согласии с Империей. Яснее выразился Людовик VII, заявивший, что воздержится занимать ту или иную позицию, пока не узнает о принятых на соборе решениях. От датского, венгерского, чешского и польского дворов прибыли дипломатические представители, но ни одного князя церкви. Всего собралось около 50 епископов, в основном из Германии, Бургундии и Италии – королевств, составлявших Священную Римскую империю.

Виктор со своей многочисленной свитой остановился в загородной резиденции близ Павии. 3 февраля прибыл двор императора. Жители Павии устроили Барбароссе триумфальную встречу, чествуя победителя Кремы как отца отечества. Особый блеск торжествам придавало присутствие почти всех наиболее влиятельных князей Империи. Однако, вопреки ожиданиям тех, кто настроился долго и шумно праздновать, Фридрих распорядился устроить день покаяния и молитвы, что, по его мнению, было более уместно в канун открытия церковного собора.

Оно состоялось 5 февраля в главном храме города. Император произнес перед собравшимися приветственную речь; он заявил, что считает не только правом, но и своей обязанностью созвать церковный собор. Так поступали и его выдающиеся предшественники: Феодосий и Юстиниан, Карл Великий и овеянный славой Оттон I, возродивший Римскую империю. Их примеру он следует. Но, созвав сей собор, он выполнил свою задачу, ибо принимать решение по спорным вопросам предстоит не ему. Эту тяжкую ответственность надлежит взять на себя собравшимся прелатам. Пусть каждый решает по совести и постоянно помнит о том, что и самому не избежать Божьего суда. После этого император со своей мирской свитой покинул храм, предоставив свободу действий участникам открывшегося собора.

Начали с признания того очевидного факта, что, хотя немецкий и североитальянский клир представлен почти полностью, говорить о вселенском соборе не приходится. Кроме того, отсутствие Александра III вынуждало изменить заявленную в приглашениях цель собрания. Теперь вместо того чтобы, выслушав обоих пап, принять решение, предстояло установить законность избрания по крайней мере присутствовавшего на соборе Виктора IV. Однако из-за отсутствия его противника непросто было внести ясность и в этот вопрос, так что итальянцы предложили перенести все обсуждение на будущий собор, который следовало созвать позже и на который явились бы по крайней мере представители Александра, если не сам он. Против этого дружно запротестовали немцы: для итальянцев еще одна поездка на собор потребует грошовых затрат, для них же обернется непосильными расходами, а посему надо приступить к дебатам и, поелику возможно, принять решение.

Пришлось начинать, и первым делом предоставили слово Виктору. Тот отлично подготовился к выступлению и потому изложил суть вопроса самым обстоятельным образом. При этом он не утверждал ничего такого, что невозможно было бы тут же подтвердить свидетельскими показаниями уважаемых людей, к числу коих принадлежали и три последних верных ему кардинала. Один за другим выходили клирики соборного капитула, сенаторы, рыцари, аббаты и простые священники из Рима и клятвенно подтверждали, большей частью в качестве очевидцев, правдивость его слов. Были предъявлены высокому собранию и письменные свидетельства, так что, казалось, уже не оставалось сомнений относительно законности избрания Виктора.

И все же нельзя было принимать решение, не выслушав предварительно и другую сторону. Постановили направить с нарочным приглашение к кардиналам Александра, Оддо и Генриху. Поскольку те в свое время активно участвовали в борьбе за избрание папы, их свидетельские показания были особенно важны. Однако оба наотрез отказались прибыть, и переубедить их не удалось, даже намекнув, что они могли бы дать делу Александра благоприятный для него поворот.

Тем временем собор приступил к тщательной проверке всех показаний. Особое значение его участники придали письму соборного капитула Святого Петра, члены которого единодушно утверждали, что на их глазах Роланду помешали надеть папскую мантию, тогда как Октавиана видели облаченным в пурпур. Клир и народ Рима преклонили перед ним колена и возгласами одобрения признали его папой. Поскольку показания многих очевидцев были признаны заслуживающими доверия, участники собора одобрили показания Виктора. Тем самым было завершено следствие по первому важному вопросу и установлено, что 7 сентября 1159 года, в день официально назначенных выборов, Виктор IV, облаченный в пурпурную мантию, предстал для аккламации перед народом и клиром как папа.

Раз дело обстояло именно так, то какие еще могли быть сомнения в правомерности его избрания? И все же оставался один вопрос, на который обязательно надо было ответить, если не хотели ограничиться поверхностным разбирательством: как могло случиться, что настроение в Риме за неделю переменилось столь основательно? Виктор свалил всю вину на лживые манифесты Роланда, затуманившие головы римлян. Зачитали один из таких манифестов, в котором утверждалось, что лишь два или три кардинала проголосовали за Октавиана, а все остальные были против, за что и подверглись насилию. Учитывая, что на соборе в Павии как раз и присутствовали только трое из 23 кардиналов, эти утверждения не могли показаться невероятными. Однако требовалось удостовериться в этом. Если все так и было, то дело принимало иной оборот. Возражение двоих или троих обладавших правом голоса кардиналов не могло, согласно каноническому праву, помешать констатации факта «единогласного», как требовалось, избрания. Но Виктор утверждал, что против Александра было подано не менее семи голосов.

Расследование показало, что таких голосов семь, а восьмой голос признали сомнительным. Трое из тех, кто голосовал за Виктора, присутствовали на соборе, относительно двоих других удалось узнать, что их успели подкупить, и они переметнулись на сторону Александра; еще один будто бы направлялся в Павию, но по дороге заболел, а еще один, как стало известно, был захвачен противниками. Что касается восьмого, сомнительного голоса, то его обладатель, как выяснилось, сильно проголодавшись, раньше времени покинул место проведения выборов. Итак, манифесты Александра были признаны лживыми, и загадочная перемена настроения римлян получила свое объяснение.

Рассмотрение свидетельских показаний позволило предъявить Александру и еще одно обвинение. В бытность канцлером курии он, кардинал Роланд, со своими «сицилийцами» постоянно нарушал Констанцский договор: не столько покойный папа Адриан IV, сколько Роланд и его кардиналы пошли на соглашение с правителем Сицилийского королевства, а также постоянно подстрекали Милан и другие враждебные императору города к мятежу. В подтверждение участникам собора были предъявлены перехваченные письма, неопровержимо доказывавшие обоснованность обвинения. От разоблачения Александра в государственной измене одни преисполнились праведным гневом, а другие испытали чувство неловкости: все же собор созывался вовсе не для отстаивания имперских интересов. Тем не менее под нажимом Райнальда Дассельского и других сторонников императора действия Роланда были подвергнуты осуждению как несовместимые с папским достоинством. Виктора IV признали законным папой, избранным хотя и меньшинством коллегии кардиналов, но зато, как было заявлено, ее лучшей, здравой частью, не согласной с политикой курии.

Можно было приступать к составлению заключительного протокола. По общему решению в нем записали, что собор «в надежде на мир и согласие» признал Виктора папой, поскольку Роланд со своими сторонниками присоединился к врагам Империи – Сицилии, Милану, Брешии и Пьяченце. Церковный собор, пожалуй, мог бы завершиться и с другим результатом, если бы Александр III присутствовал на нем или хотя бы прислал своего представителя. Не случайно перед самым подписанием протокола неожиданно разгорелся спор. Большинство итальянцев, признав результаты расследования, все же потребовало, чтобы принятие решения было отложено до созыва вселенского собора, на котором бы и Роланд получил возможность выступить. Им возразили, что ради него и так уже затрачено впустую слишком много усилий, а для большей убедительности, в качестве последнего довода, зачитали только что полученное от его кардинала Генриха письмо, в котором говорилось, что ни сам Александр, ни его кардиналы никогда не позволят судить себя.

Когда же началось подписание протокола, епископ Павии и трое других его итальянских единомышленников удалились, не оставив под документом своего автографа. Патриарх Аквилеи, епископы Пассау и Регенсбурга и даже епископ Бамбергский, доверенный советник Барбароссы, подписали протокол с оговоркой, что их подписи будут действительны, если новое расследование подтвердит решения собора в Павии. Посланцы английского, французского, датского и венгерского королей заявили, что не уполномочены подписывать такие документы, и пообещали доложить обо всем своим государям. Аналогичные заявления сделали и представители бургундской и польской церквей. Безоговорочно поставили свою подпись только имперские епископы, да и то не все.

После подписания протокола император Фридрих I торжественно сопроводил своего ставленника в храм, где того еще раз рукоположили в папский сан. Затем Роланда и его сторонников, а заодно и короля Сицилии, предали анафеме как врагов Римской империи, после чего Барбаросса поцеловал туфлю Виктора IV и помог ему сесть на коня, поддерживая стремя, то есть охотно выполнив шталмейстерскую услугу, которую в свое время никак не хотел оказывать Адриану IV. Все свершившееся делалось, как было объявлено, «в надежде на мир и согласие», однако многим уже тогда стало ясно, что раздор между светской и духовной властями по-настоящему только теперь и начнется.

И все же имперский канцлер Райнальд Дассельский, он же архиепископ Кельнский, он же эрцканцлер Италии, мог быть доволен собой. Его рука чувствуется в тексте решений Павийского собора. Именно он председательствовал на заседаниях, направляя в нужное русло дискуссии, начинавшие уходить в дебри религиозной догматики. Так церковный собор превратился в мирской суд над противниками Барбароссы. Император утвердил решения собора, используя весь авторитет Империи для поддержки Виктора IV. Спор за папский престол вышел из церковной области, став центральным вопросом большой политики. Признание императором Виктора IV означало конец независимого положения папы римского. Если бы и другие страны последовали примеру Империи, то в персоне заместителя апостола Петра на земле отныне можно было бы видеть примаса имперской церкви. Однако монархи большинства европейских стран продолжали придерживаться идеи свободы церкви, олицетворением которой стал отныне папа Александр III.

Для императора же назад пути не было. Предстояло добиваться повсеместного признания решений собора в Павии, и Райнальд, готовый на все, принялся за дело. Заключительный протокол разослали церквам и дворам Европы в качестве императорского послания. Под ним теперь стояли подписи не только участников собора, в том числе и тех, кто не подписался или обусловил подпись оговорками, но и всех, кто вместо себя прислал представителя. Поскольку к числу подписавшихся добавили и епископов, не участвовавших в соборе, набралось внушительное количество епископских подписей – более полутора сотен, не считая аббатов и «прочих благочестивых мужей». Было упомянуто и о якобы полученном одобрении со стороны всех королей.

Александр III незамедлительно дал свои опровержения, смазавшие первое впечатление, произведенное императорским посланием. Вслед за тем он уведомил христианский мир о том, что 24 марта 1160 года Барбаросса и его ближайшие советники отлучены от церкви, а все его подданные освобождаются от принесенной ему присяги на верность. В то время как в самой Германии не придали этому большого значения и даже осудили папскую анафему как акт мести, во Франции и Англии подобная решительность понтифика была встречена ликованием. «Кто поставил немцев судьями над народами? – восклицал английский богослов и писатель Иоанн Солсберийский. – Кто дал этим неотесанным варварам право царить среди христианских правителей?»

Однако сколь ни велико было влияние английской и особенно французской церкви на своих королей, проблемы большой политики давили на тех с не меньшей силой. Генрих II и Людовик VII питали друг к другу глубокое недоверие, но оба были едины в своей решимости отстаивать собственную самостоятельность по отношению к Империи. Совместное признание Виктора IV обеспечивало им дружескую поддержку императора, признание же Александра III толкало на борьбу с Барбароссой, выстоять в которой они могли, только поддерживая друг друга.

Во главе большого посольства, в состав которого входил и легат «императорского» папы, епископ Кремы Гвидо, двоюродный брат французского короля, Райнальд лично отправился во Францию, дабы склонить Людовика VII на сторону Виктора IV. Он был принят со всеми подобающими его чину почестями, но по делу, ради которого прибыл, ничего не добился. Король был замкнут и сдержан, давая понять, что может принять решение только в согласии с английским правителем. А от того поступил столь же уклончивый ответ: не связывая себя никакими обязательствами, Генрих II заявил о необходимости принять во внимание мнение английского клира. Райнальд ухватился за это предложение и уговорил также и Людовика провести подобный опрос.

Оба короля пригласили к себе своих прелатов. Совещания проходили в один и тот же день на соседних английской и французской территориях, так что Райнальд успел поучаствовать в обоих. Результаты оказались неутешительными для него: Виктора IV отвергли, зато признали Александра III. С таким ответом Райнальд не мог возвращаться, надо было что-то предпринять. И, похоже, он сумел преуспеть, по крайней мере отчасти. Спустя какое-то время многие обратили внимание на то, что король Англии Генрих II, несмотря на отчетливо выраженную позицию своей церкви, демонстративно оказал знаки своей особой милости легатам Виктора, согласившись лишь на короткую аудиенцию с посланцами Александра, уже длительное время находившимися во Франции. Вскоре между обоими королями состоялось серьезное выяснение отношений, поскольку Людовик VII заподозрил, что Генрих II интригует против него. Затеянная Райнальдом провокация удалась. И все же, опасаясь попасть из-за возникшего между ними раздора в зависимость от Империи, короли примирились и постановили созвать в Тулузе новый церковный собор для окончательного разрешения спора о папе римском.

Возможно, Виктору IV, следуя примеру своего соперника, имело смысл проигнорировать собор, созывавшийся в Тулузе, однако подобного рода соображение даже не пришло ему в голову. То ли он переоценивал собственное влияние на французского короля, то ли был убежден в неоспоримости принятых в Павии решений, но на собор в Тулузе он направил своим представителем епископа Кремы Гвидо, дав ему наказ как можно решительнее обвинять Александра III перед собравшимися отцами церкви. В свою очередь, Александр, понимая, что на карту поставлена его судьба, на сей раз согласился прислать своих легатов.

Надменно восседая на коне, в окружении императорских штандартов Гвидо вступил в Тулузу, куда для участия в соборе уже прибыло свыше сотни прелатов английской и французской церквей. Это было блестящее собрание, по представительности не уступавшее собору в Павии. Присутствовали даже короли Генрих II и Людовик VII. На глазах у всех они протянули друг другу руку примирения, словно желая показать, сколь полны решимости отстоять свою самостоятельность по отношению к императору.

Первым взял слово легат Виктора. Опираясь на доказательства, полученные на соборе в Павии, он принялся рьяно обвинять Александра и его сторонников. Еще раз были перечислены их прегрешения, а на их головы обрушена анафема в надежде на горячее одобрение со стороны собравшихся. Однако речь Гвидо была встречена холодным молчанием. Предоставили слово легатам Александра. Они возражали спокойно и деловито, не оставив камня на камне от сформулированных в Павии обвинений. Вызвав своих свидетелей, они сумели убедительно доказать, что облачение Александра пурпурной мантией уже началось, когда ворвались вооруженные сторонники Виктора и помешали завершить обряд. Не менее важным представлялось и то, что Александр раньше Виктора и в полном соответствии с каноном был подвергнут священному обряду помазания. Что же касается подписанного в Павии протокола, то он был, по их утверждению, сплошным обманом: лишь немногие из стоявших под ним подписей соответствовали действительности, да и те были поставлены под нажимом императора. В заключение они призвали высокое собрание решить, кто достоин предания анафеме – воистину христианский пастырь Александр III или нечестивец Виктор IV.

И собор признал справедливым, что Александр III, мужественный борец за свободу церкви, по Божьей воле является папой; проклятие ада должно было обрушиться на всякого, кто станет оспаривать это, а тем более сам посягать на папское достоинство. Вновь был исполнен обряд предания анафеме – только на этот раз в отношении Виктора IV; были принесены зажженные свечи, архиепископы, епископы и аббаты, а также короли Людовик VII и Генрих II со своими свитами поднялись, бросили свечи на землю и затоптали их пламя, проклиная императорского папу.

Гвидо с сопровождавшими его лицами покидал Тулузу под защитой императорских штандартов – гораздо скромнее, чем тогда, когда он вступал в город. И все же он не чувствовал себя побежденным. В церкви осталось два папы римских. Александра III признали, помимо Англии, Франции и Сицилии, также Венгрия, Арагон и Кастилия, а спустя год и Святая земля. В сферу влияния Виктора IV попала также Богемия и Дания, но, главное, за ним стояли Империя и сам Фридрих Барбаросса.

Вскоре созванный в Лоди новый церковный собор осудил принятые в Тулузе решения, дабы еще раз продемонстрировать миру несокрушимое единство имперской церкви. Виктор IV в своем пастырском послании объявил, что отныне император обладает правом по собственному усмотрению назначать и смешать епископов и аббатов, и никакой римский легат не может воспрепятствовать ему в этом. Но на деле все оказалось не так просто. Неповиновение обнаружилось там, где его меньше всего ждали. Мало того что епископ Хальберштадтский, однажды уже наказанный императором за строптивость, стал на сторону Александра. После долгих и трудных раздумий архиепископ Эберхард Зальцбургский также признал враждебного Барбароссе папу, увлекши за собой епископства, монастыри и церковные приходы своей епархии.

Это не осталось незамеченным при дворе императора. Беспорядки в Хальберштадте Фридрих подавил в зародыше, немедленно устранив строптивого епископа. Архиепископа же Зальцбургского он решил оставить в покое, предоставив ему свободу действий. Эберхард, как и все другие имперские князья, полностью проигнорировал объявленное Александром отлучение императора от церкви и даже заявил протест по поводу освобождения его подданных от принесенной присяги на верность. Все усилия врагов Империи склонить его к измене императору оказались напрасными. Его верность не подлежала сомнению – и это было для Фридриха важнее всего. Он не усматривал в позиции Эберхарда ни малейшего вреда для себя, поскольку она мотивировалась исключительно религиозными соображениями. Более того, он считал даже полезным иметь в самой Империи средоточие единомышленников Александра. Благодаря этому не обрывалась полностью нить, связующая его с противной стороной, и мирное урегулирование конфликта, которое он не хотел исключать полностью, в нужный момент было бы легче осуществить.

Гораздо б ольшую угрозу для Барбароссы по-прежнему представлял Милан, превратившийся в главный оплот всех антиимператорских сил в Италии. Борьба с ним становилась важнейшей задачей, которую теперь предстояло решать.