Текст книги "Чужой след"

Автор книги: Василий Попов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 10 страниц)

Глава 4

Майор Величко внимательно слушал подробный рассказ Николая. Светлые, спокойные глаза его, увеличенные стеклами очков, казались очень большими и невозмутимыми. Но лейтенант хорошо изучил своего начальника и видел, что тот с живейшим интересом следит за его рассказом. Иногда майор торопливо делал какие-то пометки в своем блокноте, но не перебивал Николая.

– Таков исход этого, как выразился капитан Зайченко, простого дела, – закончил свой рассказ Белявин.

Майор медленно набил трубку, раскурил ее, потер свой высокий выпуклый лоб и несколько раз прошелся по кабинету. Ходил он медленно, заложив руки за спину.

– Простое дело! – задумчиво повторил майор и покачал головой. – Вот именно эта самая простота и не нравится мне. В разведке самые простые дела обычно оказываются самыми сложными… Мы с вами выполняем такую работу, что ни в коем случае не можем сложное дело сводить к простому. – Майор подошел к столу, заглянул в блокнот и продолжал:

– Несколько вопросов, Николай Борисович… Значит, парашют был найден на дереве?

– Да, товарищ майор!

– Почему диверсант сразу же не постарался уничтожить его? – Майор снова прошелся по кабинету, усиленно дымя трубкой. Николай знал, что его начальник сейчас анализирует все обстоятельства, и с особенным вниманием следил за ходом его рассуждений. – Не успел или думал уничтожить немного погодя, когда осмотрится? Возможно! Местность пустынная – леса, горы, значит было мало оснований предполагать какую-нибудь неожиданную встречу… Или, может быть, парашют оставлен умышленно… Скажем, один оставлен, а другой уничтожен, чтобы замести следы главного преступника? Тоже допустимо!

Майор опять заглянул в блокнот.

– Вы говорите, что заместитель начальника экспедиции товарищ Демидов показывал вам свое удостоверение. Вы требовали у него документы или он сам предъявил их?

– Сам, товарищ майор…

– Снова интересный момент. Возможно, что Демидов, как бывший офицер-разведчик, заранее предвидел, что вас будет интересовать… Но возможно и другое… – Майор помолчал. – Какое впечатление произвела на вас палатка, обстановка в ней?

– То-есть как, товарищ майор?

– Ну, не бросилось ли вам в глаза что-нибудь неестественное… Не показалось ли, что палатка только что установлена…

– Нет, товарищ майор! – решительно ответил Николай. – Палатка безусловно уже не первый день стоит на этом месте. Последний дождь прошел два дня назад. Ровик, которым окопана палатка, забит уже подсохшим илом. Возле палатки накопилась кучка пустых консервных банок и старых картофельных очисток. Палатка стоит несколько дней.

Майор одобрительно кивнул головой.

– Что касается обстановки в палатке, – продолжал Николай, – то она тоже не вызвала у меня никаких сомнений. Советские книги – археологические, по древней истории. На полях некоторых книг рукописные пометки. Проводник читает Пушкина… Обстановка самая обычная. К тому же проводником в экспедиции – местный житель, старый партизан, человек, известный всему району…

– Веский аргумент, – кивнул головой майор. – Возможно, что прав капитан Зайченко – дело действительно очень простое. – Он задумчиво прошелся по кабинету. – Однако наш долг – бдительно следить за этим районом… Возможно, что все же был высажен не один парашютист, а больше… Рядом военный полигон, на котором опробывается известное вам изобретение. Конечно, любой шпион клюнет на этот лакомый кусочек. Клюнет – и, возможно, обнаружит себя… А об экспедиции профессора Качемасова мы сделаем запрос в Москву… На всякий случай, так сказать…

– Думаю, что об экспедиции Качемасова можно не запрашивать Москву, Федор Иванович, – проговорил Белявин. И, уловив удивленный взгляд майора, пояснил: – Об этой экспедиции знают в местном, краеведческом музее. Надюша говорила о ней и даже будет участвовать в ее работах.

В глазах майора блеснул и погас какой-то огонек.

– Вот как!? – воскликнул он. – Значит, Надя будет работать в экспедиции? Отлично! – Величко провел ладонью по лбу и закончил: – А о составе экспедиции Москву мы все-таки запросим…

Майор Величко выбил трубку в пепельницу.

– Идите отдыхать, Николай Борисович! Можете быть свободны до семи часов вечера. Да и вечером я вас не задержу, если не будет чего-нибудь нового. Идите! Передайте привет Надюше!

Глава 5

Вечером, когда Николай вошел в кабинет Величко, майор просматривал какую-то телеграмму.

– А, добрый вечер, Николай Борисович! – весело приветствовал майор Белявина. – Садитесь! Ну, с экспедицией профессора Качемасова все в порядке – действительно есть такая экспедиция и действительно профессор в Ленинграде… – Майор, стал серьезным. – А вот в Каширской не все в порядке…

– Что там произошло, товарищ майор? – спросил Николай.

– Десять минут назад снова говорила та же неизвестная радиостанция. И опять какой-то набор цифр, не поддающийся расшифровке… А главное – радиостанция-то, оказывается, кочующая. Ее пеленгуют в разных районах, но все около Каширской.

Майор внимательно посмотрел на Белявина. Лицо его стало хмурым и озабоченным.

– Чем больше я думаю над этим делом, тем больше оно мне не нравится, – проговорил он и прошелся по кабинету, – Сдается мне, дорогой Николай Борисович, что враги знают об испытаниях изобретения Ушакова и охотятся за этим самым изобретением.

– Что!? – удивился Белявин. – Почему вы так думаете, Федор Иванович? Разве есть еще какие-нибудь данные?

– Данные? – переспросил майор и задумчиво взглянул на Белявина. – Данных, пожалуй, нет… Есть только предположения… Впрочем, если хочешь знать, кое-какие предположения можно отнести и к данным.

Майор сел за стол и, глядя на Николая немного рассеянным взглядом, стал перечислять:

– За границей, конечно, прочли статью в журнале «Рыбоводство и рыболовство»… Прочли и сразу же заинтересовались изобретением Ушакова. Конечно, иностранных разведчиков привлекло не мирное значение открытия Ушакова, а возможность использования этого изобретения в военных целях… Они могли как-то установить, что изобретение Ушакова «испытывается на Каширском полигоне…

– Но ведь все это только ваши предположения, Федор Иванович! – возразил Белявин. – Они же пока ничем не подтверждаются…

– Подожди! – Майор мягко ударил ладонью по столу. – Есть и подтверждения! Первое – неизвестная радиостанция стала особенно часто проявлять себя именно в последнее время, когда начались испытания на полигоне… Второе – полет неизвестного самолета приурочен тоже к этому времени… Враги пошли на риск ради какого-то большого дела. А большое дело в районе Каширской сейчас только одно – испытание изобретения Ушакова. – Взгляд майора снова стал острыми внимательным. – Так вот, Николай Борисович, мы должны все силы приложить к тому, чтобы ценное изобретение не попало в хищные лапы поджигателей войны. Придется тебе пожить у артиллеристов, принять все меры к охране изобретения. Заодно, вместе с военными радистами, постарайся раскрыть эту таинственную радиостанцию…

Майор вышел из-за стола, сел в кресло против Белявина и задушевно, дружески сказал:

– Потом, я хочу спросить твоего совета, Николай Борисович!

– Пожалуйста, Федор Иванович!

– Понимаешь, с экспедицией все в порядке… Официально, так сказать. А неофициально – мне кажется, что эта экспедиция может стать удобным пристанищем для невыловленных парашютистов, если они, конечно, существуют. Это, так сказать, удобный канал для просачивания шпиона в нашу советскую жизнь. Поступить на работу куда-нибудь на предприятие с липовыми документами трудно – нужно прописываться в милиции, становиться на военный учет… Другое дело – экспедиция, которая работает в горах и набирает временных рабочих. А я узнал, что экспедиция профессора Качемасова будет набирать для производства раскопок рабочих… Понимаешь ты меня?

– Понимаю, Федор Иванович.

– Я считаю, что в экспедиции профессора Качемасова нам нужно иметь своего человека – бдительного, хорошо знающего местные условия и археологию… Главное – археологию… Вот я хотел тебя спросить – не знаешь ли ты такого человека?

Федор Иванович внимательно смотрел на Николая, ожидая ответа.

– Право, не знаю, Федор Иванович! – пожал плечами Белявин. – Может быть, переговорить с Демидовым?

Величко недовольно нахмурился.

– Демидова мы не знаем и не имеем права давать ему какие-либо задания. Я предлагаю другое… Расскажи Наде о том, что в районе Каширской высажены парашютисты. И проси ее от себя – пусть присматривается к окружающим…

– Надю! – удивился Николай.

– Да, Надю! Она – женщина, по-моему, серьезная, наблюдательная… Комсомолка, археолог, работник местного музея…

– Не знаю, право, справится ли она, – пожал плечами Белявин.

– Ты будешь рядом с ней…

Николай молчал. Майор встал с кресла и прошелся по комнате.

– Наша работа, Николай Борисович, очень трудная и очень ответственная. Одни мы, без связи с народом, без поддержки народа, будем слепыми и беспомощными. В наше время не встретишь ветхозаветного шпиона в широкополой шляпе, подглядывающего из-за угла или крадущегося в потемках. Теперь каждый настоящий шпион в совершенстве обладает, так сказать, мимикрией. Его годами учат быть не тем, кто он есть, а тем, кем он должен выглядеть. Его учат и по одежде, и по разговору, и по образу жизни быть во всем похожим на рядового советского человека. А вдобавок вооружают подлостью, коварством, злобою…

– Я понимаю все это, Федор Иванович, – проговорил Белявин. – Я только не знаю, справится ли Надя…

– Справится! – уверенно кивнул головой майор. – Значит, не возражаешь?

– Не возражаю! – твердо ответил Николай.

– Ну, вот и отлично! – улыбнулся майор.

Глава 6

Большой, комфортабельный автобус мчался по дороге на станицу Каширскую. Но грейдерная дорога была мало приспособлена для движения таких машин, и автобус то и дело встряхивало на ухабах. При каждом толчке Надя испуганно хваталась за спинку переднего сидения, боясь толкнуть сидящего рядом с нею профессора Качемасова.

Несмотря на частые толчки, профессор спокойно дремал. Очень худой, загорелый, высокий, он казался совсем молодым человеком, но коротко остриженные седые волосы и глубокие, какие-то скорбные морщины возле плотно сжатого рта сильно старили его. Надя то и дело поглядывала на профессора. При толчках его голова, резко клонилась вперед, и казалось, что он вот-вот клюнет сидящего впереди офицера-артиллериста своим тонким горбатым носом.

Подпрыгивая на мягком сидении автобуса, Надя вспомнила события последних дней.

Профессор Качемасов позвонил ей из гостиницы и пригласил к себе. Там он долго беседовал с нею. Сначала карие, немного грустные глаза профессора смотрели на нее строго и выжидательно. Потом, когда разговор перешел на археологические темы и Надя, разгорячившись, рассказала ему о своих изысканиях на территории Таманского полуострова, взгляд профессора смягчился и стал ласковым. Особенно он заинтересовался, когда Надя рассказала о найденном ею древнем русском мече с родовым знаком князя Мстислава Тмутараканского. Качемасов буквально забросал Надю вопросами, а когда она ответила на них, он с необъяснимой грустью сказал:

– У вас зоркий глаз и пытливый ум! Из вас выйдет хороший научный работник…

Затем он несколько раз прошелся по кабинету, закурил и продолжал:

– Не удивляйтесь, милая девушка, что я с грустью сказал вам это. Каждый раз, когда я встречаюсь с молодыми, способными археологами, я вспоминаю своего сына… Он тоже обладал и наблюдательностью, и горячим сердцем…

– Он археолог? Где он сейчас? – вырвалось у Нади.

– Да, он тоже был археологом, – глухо ответил профессор, опускаясь в кресло. – А во время войны он стал солдатом, разведчиком… Очевидно, он погиб где-то здесь, на Кавказе… Последнее письмо от него я получил из Грузии… В этом письме он намекал, что его часть идет освобождать Кубань. – Профессор вздохнул. – Это было в январе 1943 гола… А с тех пор я ничего не знаю о моем Олеге. Имею только извещение, что он пропал без вести…

Наде стало очень жалко этого умного, мужественного пожилого человека, но она не знала, как утешить его. Да разве можно утешить отца, потерявшего своего единственного сына?

Напряженно рокоча мотором, автобус поднимался по извилистой дороге. По сторонам замелькали домики, утопающие в белой дымке цветущих яблонь.

Надя осторожно тронула профессора за руку.

– Тихон Тихонович, станица Каширская! – предупредила она.

Качемасов открыл глаза, тряхнул головой и застегнул ворот рубашки-косоворотки.

– Уже приехали? – удивился он. – А я, признаться, вздремнул… Люблю вздремнуть в дороге!

Автобус остановился у небольшой чайной. Профессор подхватил рюкзаки – свой и Надин – и торопливо двинулся к дверям.

– Тихон Тихонович! Разрешите мой рюкзак! – попросила Надя.

– Нет, нет, моя милая девушка! – покачал головой профессор. – Может быть, это по-старомодному, но я привык заботиться о дамах…

Он легко выпрыгнул из автобуса и огляделся по сторонам.

– Ба! Вот и старый знакомый! – вдруг воскликнул профессор.

К автобусу, широко улыбаясь, быстро шел плотный старик с загорелым лицом, обрамленным седой бородой.

– Здравствуй, Тихон Тихонович! – радостно воскликнул он, обеими руками пожимая руку профессора. – Снова к нам, значит? Вот и довелось еще встретиться!

– Здравствуйте, Григорий Сидорович! – приветливо ответил Качемасов. – Рад тебя видеть бодрым и здоровым!

– А что со мной сделается? – пожал плечами старик. – Я – как дуб вековой. Буду стоять, пока гроза не подрежет…

– Значит, опять у нас проводником будешь?

– Конечно, Тихон Тихонович! Как получил от вас письмо – так сразу все подготовил, как в прошлом году… И лошадей достал, и все… И в станицу Марухскую выехал, как вы приказали. Встретил там товарища Демидова и его студентов. Сюда их привел…

– Подожди, Григорий Сидорович! – удивился профессор. – Каких студентов? Откуда оказались в Марухской студенты?

– Так с Алексеем Павловичем из самой Москвы приехали… Двое их… Хорошие хлопцы – вежливые, старательные.

– Узнаю Демидова! – рассмеялся Качемасов. – Он шагу ступить не может без того, чтобы не увлечь за собой целую толпу молодежи… – Профессор обернулся к Наде.

Познакомьтесь, Надежда Константиновна, наш проводник Григорий Сидорович Пелипенко… Незаменимый кавказский следопыт…

Пелипенко внимательно посмотрел зорким оценивающим взглядом на Надю и осторожно пожал ее ладонь своей большой, грубой рукой.

– Ну, пошли к линейке, Тихон Тихонович! Там нас Петя – студент – ожидает…

– А где Демидов? – спросил профессор, шагая рядом с Пелипенко.

– Алексей Павлович в горы уехал… С другим студентом, Павлом… – Проводник взглянул на профессора и снова широко улыбнулся: – До чего же я рад видеть тебя, Тихон Тихонович!

Профессор растроганно обнял проводника за плечи.

В проулке стояла линейка с двумя лошадками. На ней сидел худощавый парень в сиреневой майке. Увидев идущих, парень торопливо соскочил с линейки, шагнул к профессору и представился:

– Петр Зотов, студент третьего курса исторического факультета МГУ.

– Как официально! – засмеялся профессор. – Здравствуйте, Петр Зотов! Познакомьтесь с нашей новой сотрудницей – археологом Надеждой Поляковой…

Парень посмотрел на Надю очень голубыми, дерзкими глазами и поклонился резким, коротким кивком головы.

– Садитесь! – пригласил Пелипенко, разбирая вожжи.

Профессор сел рядом с проводником, а Надя и Петр поместились с другой стороны.

– Пошел! – крикнул Пелипенко, и линейка быстро покатилась по мягкой пыльной дороге. По сторонам мелькали беленькие хатки, заборы, деревья.

– Вы из Ленинграда? – тихо спросил Надю Петр Зотов.

– Нет! Я местная… Сотрудница местного краеведческого музея, – ответила Надя. – Как вам нравится у нас после Москвы?

– Да как вам сказать, – замялся парень, – конечно, в Москве и метро, и театры… Но и здесь хорошо. Очень хорошо! Природа великолепная. Впрочем, на нашей советской земле везде хорошо!

Линейка выехала из станицы и свернула на узкую дорогу, ведущую к горам…

Глава 7

Лагерь экспедиции Наде понравился. На большой поляне, окруженной со всех сторон кустами орешника, были разбиты три палатки. Лужайка между ними поросла мягкой, невысокой травкой. Почти сразу же за полянкой вздымались горы. Ближайшие две горы, разъединенные ущельем, казались покрытыми густым зеленым мхом – это кудрявились вершины невысоких, но частых дубов. А за этими зелеными мохнатыми горами возвышался могучий пепельно-серый хребет…

– Лагерь мы разбили здесь, Тихон Тихонович, потому, что это самое удобное место, – пояснил Григорий Сидорович, поглаживая свою седую бороду. – Вода родниковая рядом, до городища – рукой подать, всего метров пятьдесят… Все удобства, так сказать…

– Хорошо, Григорий Сидорович! – одобрительно кивнул головой профессор.

Из отдаленной палатки вышли какие-то люди.

– Вот наши рабочие, – сказал Зотов.

Рабочих было четверо – двое молодых парней, широкоплечих, скуластых, очень похожих друг на друга. Усатый, уже немолодой здоровяк, с длинными пшеничными усами, и худощавый, жилистый человек неопределенного возраста, с сухим мрачноватым лицом.

– Здравствуйте, товарищи! Я – начальник экспедиции Качемасов, – представился профессор. – Будем вместе работать…

Он протянул тонкую крепкую руку.

– Перепелица Захар, – представился один из парней, пожимая руку профессора.

– Перепелица Иван, – в тон ему сказал второй.

– Братья? – заинтересовался Тихон Тихонович.

– Братья! – кивнул Захар Перепелица.

– Терентий Никанорович Затулыворота, – мягкой скороговоркой проговорил здоровяк с пшеничными усами и сейчас же пояснил: – Затулыворота – это моя фамилия, извиняюсь…

Жилистый человек осторожно пожал ладонь профессора своими длинными пальцами, словно боясь причинить боль.

– Здравников моя фамилия… Виталий Здравников, – каким-то сдавленным голосом проговорил он.

– Вы все – местные, товарищи?

– Так точно, товарищ профессор, – и я, и Иван, и Захар – все из Каширской. Колхозники мы, – пояснил Затулыворота. – Очень раскопками интересуемся, вот и отпросились из колхоза с вами поработать…

– А вы? – обернулся профессор к худощавому.

Тот смутился и опустил глаза:

– Я – приезжий, так сказать… Если так выразиться – волею судьбы попал… Но документы все есть, как полагается, – неуверенно пояснил он.

Надя внимательно всмотрелась в его нервное, подергивающееся лицо и подумала:

«Из всех этих славных людей можно подозревать в чем-либо только этого, Здравникова».

– Ну, если есть документы, значит все в порядке! – мягко проговорил профессор, с некоторым удивлением взглянув на Здравникова. – До завтра – отдыхайте, товарищи… А завтра приступим к работе…

Он повернулся и своим стремительным, легким шагом направился к палатке, стоящей слева от него.

– В этой палатке мы с товарищем Демидовым и студентами помещаемся, – сказал Пелипенко. – Вам другая, правая палатка предназначена… А вот где барышню разместим – не знаю…

– Надежда Константиновна, я думаю, поместится со мною, – обернулся профессор. – Палатку можно перегородить…

– Если я вас не стесню, Тихон Тихонович…

– Что вы, Надежда Константиновна… Я очень люблю молодежь… А сосед я спокойный, покладистый… По свидетельству очевидцев, ночами не храплю. Ничем вас беспокоить не стану…

Профессор откинул полу палатки и пропустил вперед Надю.

– Дворец, настоящий дворец! – восхищенно сказал он, входя за нею внутрь. – Нигде мне так хорошо не спится, как в палатке! Люблю кочевую жизнь, люблю запах костра и свежий ветерок. Есть, видать, во мне беспокойная скифская кровь.

Пелипенко принес еще одну койку-раскладушку и постельные принадлежности.

– Ну, располагайтесь, отдыхайте, Тихон Тихонович, – заботливо проговорил он. – Студент наш сейчас обед сварит, чаек вскипятит… Отдыхайте пока!

– Да я не устал, Григорий Сидорович…

Качемасов принялся распаковывать свой рюкзак. Сухое загорелое лицо его выражало полное довольство, карие глаза блистали молодым, веселым огоньком. Профессор даже запел высоким дребезжащим тенорком:

 
Медленно день угасал,
Солнце за лесом садилось,
Зори вечерние меркли,
Ночь надвигалась на землю…
 

Взглянув на Надю, Качемасов вдруг оборвал пенье и весело рассмеялся:

– Прощу прощения, милая девушка!

– За что, Тихон Тихонович? – удивилась Надя.

– За мое, с позволения сказать, пенье. Вы, наверное, думаете: чего ради этот старый ученый козел блеет арию княжича Владимира Игоревича? Он только портит эту прекрасную арию…

– Ну что вы, Тихон Тихонович! – покраснела Надя.

– Конечно, конечно, вы так подумали, – смеялся Качемасов. – Но поймите, что ваш покорный слуга когда-то тоже был молод, носил густые вьющиеся кудри и даже пленял девушек своим слабеньким, но красивым тенором. А горы всегда словно омолаживают меняли я начинаю петь…

Профессор поставил на столик потемневшую от старости серебряную походную чернильницу.

– Что это за таинственная личность, этот самый высокий, Здравников? – спросил он. – Мне показалось, что он не хочет говорить о себе…

Григорий Сидорович медленно набивал из красного, расшитого кисета свою маленькую трубочку-носогрейку.

– Да он из этих самых, Тихон Тихонович, – вполголоса проговорил он.

– Из каких? – не понял профессор.

– Ну, из жуликов-уркаганов… Срок отбывал. Десять лет как будто имел… Освобожден досрочно, за хорошую работу… О своих воровских делах говорить стесняется – видать, совесть проснулась у парня. Я говорил Алексею Павловичу, что брать такого не стоит, а он меня укорил: «Что было – то прошло, человек работать хочет, и мы ему помочь обязаны…»

– Ну что же, Алексей Павлович правильно решил… такого человека нельзя отталкивать…

Профессор достал из рюкзака книги. Его тонкие пальцы осторожно разглаживали чуть смятые обложки и листки.

– Нашли уже что-нибудь новенькое, Григорий Сидорович?

Пелипенко раскурил трубку.

– Нашли, Тихон Тихонович… У истоков Псехи развалины имеются… Адыги говорят, что это аул нартов – волшебных богатырей. И еще пещера есть одна, а в ней каменный крест вырублен…

– Каменный крест? – заинтересовался профессор.

– Да! Сейчас там Алексей Павлович и студент копаются.

– Надо будет и мне там побывать. Как только наладим здесь работы, обязательно туда схожу…

– Да я думаю, что и Алексей Павлович там не даст маху. Человек, видать, старательный, опытный…

– Конечно… Мы с ним уже работали в одной экспедиции. А все же побывать там хочется… Памятники древнего христианства на адыгейской земле – это очень интересно…

Пелипенко зачем-то вновь зажег спичку и поднес ее к горящей трубке.

– Так вы, Тихон Тихонович, уже, значит, знакомы с Алексеем Павловичем? – улыбнулся он. – А я думал, что вы еще и невидали друг друга! Один – из Ленинграда, другой – из Москвы.

– Встречались, и не раз…

Профессор складывал книги в аккуратные стопочки.

– Та-ак! – протянул Пелипенко. – Ну, а о вашем сынке, Тихон Тихонович, так ничего и не известно?

Руки Качемасова дрогнули, и несколько книг упало на землю. Надя возмущенно посмотрела на проводника, но его темно-коричневое, морщинистое лицо было непроницаемым. Профессор нагнулся, поднял книги и бережно положил их на столик.

– Так ничего и не известно, Григорий Сидорович, – подавив вздох, ответил он.

– Я это потому спрашиваю, Тихон Тихонович, что я письмишко вашего сынка нашел, вы его в прошлом году в палатке утеряли… Я после вашего отъезда стал матрац трусить, а оно и выпало…

– Где? Где оно, Григорий Сидорович? – сдавленным голосом выкрикнул профессор, резко повернувшись к проводнику.

– Здесь, со мною! – Пелипенко вынул из кармана брюк потертый бумажник и вытащил из него ветхий, стертый по сгибу лист.

Профессор жадно схватил этот лист, поднес к глазам и, словно обессилев, опустился на койку. Сутулящийся, с потухшим взглядом, он показался Наде как-то сразу одряхлевшим.

– Оно! Оно! – хриплым голосом проговорил профессор, бережно разворачивая письмо.

– Знамо, оно! – сказал Пелипенко. – Разве мы не понимаем, какая это дорогая вещь для родителя – письмо сыновнее… – Он посмотрел на Надю и красноречиво указал головой в сторону выхода. – Идем со мною, барышня! Помоги обед варить, а то наш студент нивесть что наварит…

Надя торопливо, вслед за проводником, вышла из палатки.

– Нехай старик сам с собою побудет! – прошептал ей Пелипенко. – Ведь единственный сын был и пропал на фронте без вести… – Он черными, неласковыми глазами внимательно посмотрел на девушку и вздохнул. – Война проклятая, сколько горя людям принесла… Вот и мои два сына погибли – один на Дунае, другой возле самого Берлина…

Надя сочувственно посмотрела на мрачноватого старика. Лицо его по-прежнему было непроницаемо, словно вырезано из старого дуба.

– Сколько лет прошло, а все не могу забыть… Правда, мне легче, я – в лесу живу, а лес – могучий лекарь всякого горя-кручины. А Тихон Тихонович – человек тонкий, все время на нерве живет… Им тяжелее…

Наде захотелось успокоить, утешить этого сурового, мужественного и сдержанного старика, но он уже подошел к костру и заговорил с Петром Зотовым:

– Ну, что готовишь сегодня нам, кухарь-пекарь?

Студент повернул к нему свое худое, сероватое лицо и ответил:

– На первое – суп с бобами… На второе – бифштекс…

– Хм! С бобами, бифштекст какой-то! – насмешливо передразнил Пелипенко. – А по-нашему, по-простому – суп с фасолью да жареное мясо…

Ложка в руке студента дрогнула, и котелок, висящий над костром, чуть-чуть не перевернулся. Пелипенко ловко подхватил его.

– Вот чертило неловкий! – обругал он студента. – Сказано: поспешишь – людей насмешишь! Этак ты Тихона Тихоновича без обеда можешь оставить! А его беречь требуется, кормить получше – ведь это же такая голова!

– Давайте, Петя, я вам помогу! – предложила Надя.

– Пожалуйста! – студент передал ей ложку. – Повар из меня действительно плохой – я в Москве больше ресторанами обходился…

Костер горел ярко. Язычки пламени прыгали по тонким сухим веткам. Надя помешала суп и попробовала его. Конечно, Петр забыл посолить! Пока она подсаливала суп и переворачивала ломти мяса на сковороде, огонь стал затухать.

– Вот я принес вам еще топлива, – услышала Надя тихий голос.

Виталий Здравников сбросил около костра целую охапку сухих веток. Когда Надя взглянула на него, он смущенно опустил глаза.

– Спасибо! – сказала Надя и подумала: «Чего он прячет глаза? Смущается меня? Во всяком случае к нему следует присмотреться… И Николаю надо о нем рассказать…»

Она посмотрела вслед Здравникову. Тот подошел к рабочим, сидящим около палатки, и, скромно усевшись в сторонке, стал слушать Затулыворота, читавшего вслух газету. Но выглядел он каким-то виноватым, словно напуганным…