Текст книги "Повести об отважных"

Автор книги: Василий Попов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 11 страниц)

– Стена шевельнулась! – крикнул один из бойцов, работавших кирками. – Честное слово, шевельнулась!

Солдаты отскочили от стены. Лейтенант Серков расстегнул кобуру.

Коля вскочил с камня и, нагнувшись, стал осматривать то место, по которому он ударил каблуком.

И низ, и верхнюю часть саркофага украшали выпуклые изображения человеческих черепов. Все они были совершенно одинаковыми. Но Коля надавил только на один, на тот, по которому он ударил ногой.

Череп, упруго сопротивляясь, вошел в незаметный паз. Каменный гроб стал опускаться вниз. И одновременно тяжелая гранитная плита в стене поднялась вверх. Открылось черное зияющее отверстие.

– За мной! – крикнул лейтенант Серков, выхватывая пистолет и направляясь в темноту.

За ним бежали солдаты, вооруженные кирками, капитан Нелин, доставший из кармана электрический фонарь.

– Здесь коридор! – послышался голос Серкова.

Подполковник Смирнов взял аккумуляторный фонарик и вошел в потайной ход. За ним, дрожа от возбуждения, на цыпочках крался Коля, и последним шел Ганс Вернер.

Сразу за входом в толще стены оказалась квадратная камера с двухметровыми сторонами. По бокам входа выступали два ржавых железных рычага, концы которых уходили в каменный пол. Один рычаг был опущен почти до пола, а другой – поднят и шел параллельно стене. Слева чернела арка бокового прохода, в который ушла группа лейтенанта Серкова.

– Следы! – тихо проговорил Ганс Вернер, указывая на серый пыльный пол.

На светлом камне ясно были заметны кое-где размазанные и затоптанные пятна автола, имевшие форму подошвы сапог.

– Пошли, товарищи, по следам! – сказал подполковник.

Ход был высокий, но такой узкий, что приходилось идти гуськом.

Через полсотню шагов оказалась крутая лестница из двадцати пяти ступеней. В конце ее находилась такая же, как и внизу, камера кубической формы. Здесь ход поворачивал вправо.

– Следы пропадают, – отметил Ганс Вернер.

Действительно, отпечатки сапог в этой камере опять упирались в стену и исчезали.

– Очевидно, здесь ответвление хода, – решил подполковник, – но как его отыскать?

Вокруг были только голые, шероховатые стены из темного гранита. На них ни выступа, ни рычага, ни орнамента – ничего, что могло бы маскировать механизм, открывающий боковой ход.

– Пошли дальше! – сказал подполковник Смирнов, сворачивая в правый ход.

Они прошли шагов тридцать, когда впереди послышались голоса и замерцал свет.

– Приготовиться! – зазвучал напряженный голос лейтенанта Серкова. – Никифоров! По моему сигналу вы опускаете этот рычаг. Он должен открывать выход.

– Подождите нас, лейтенант! – негромко проговорил подполковник.

Через несколько секунд он и его спутники оказались в третьей камере, как две капли воды, похожей на первую. Но здесь был только один массивный железный рычаг.

– Пропустите, лейтенант! – сказал подполковник. – Я пойду первым.

– Но, товарищ подполковник, – пытался возражать лейтенант Серков.

– Не будем спорить, – подполковник достал пистолет и отвел предохранитель. – Никифоров! Опускайте вниз рычаг.

Послышался негромкий скрежет. Тяжелая каменная плита медленно поплыла вверх. Дневной свет, показавшийся после темноты нестерпимо ярким, ударил в глаза. Откуда-то доносилось странное потрескивание, и чей-то высокий голос монотонно тянул песню.

Подполковник осторожно шагнул вперед. Спиной к нему на чурбаке сидел худой человек в советской солдатской форме и пел. Человек брал из ведра картошку, ловко чистил ее и бросал в таз.

– Не бросайте, пожалуйста, в меня тушонкой, Искендеров, – тихо сказал подполковник. – Я не люблю этого… – и сунул пистолет в кобуру.

Искендеров, точно подброшенный пружиной, вскочил с чурбака. Нож выпал из его рук. Он ошалело округлил темные глаза, щелкнул каблуками сапог и отрапортовал:

– Товарищ подполковник! За время… мой происшествий… никаких дежурств не случился…

От испуга и растерянности Искендеров переврал рапорт и говорил с сильным акцентом.

– Вот и хорошо, товарищ Искендеров. Продолжайте работу! – Подполковник посмотрел на удивленные лица своих спутников, неожиданно оказавшихся в кухне замка. – Пошли тем же путем назад, товарищи! Не забывайте, что в первом каменном мешке не один рычаг, а два. Один закрывает вход в склеп. А второй? Не подскажет ли этот рычаг, куда девался старшина Ничипуренко?

Все направились за подполковником.

В маленьком склепе было темно и тихо.

– Ну, Никифоров, опускайте рычаг! – приказал подполковник.

Снова послышался скрежет.

Сбоку от саркофага, в полу, открылось большое прямоугольное отверстие. Снизу, из темноты, пахнуло тяжелым смрадом, донесся непонятный грохот и хриплый бас:

– Шоб вам провалиться, фашистские злыдни! Шоб вам подохнуть собачьей смертью!

– Дядя Петя! Ур-ра! Дядя-Петя! – заорал Коля.

– Шо? Кто там? – откликнулся снизу голос Ничипуренко. – Ой, товарищи! Тягайте меня отсюда швыдче! Задыхаюсь!

Подполковник направил в отверстие луч фонаря. Внизу было мрачное подземелье, вырубленное в толще скалы. Оно скупо освещалось крошечным окошком, забранным толстой двойной решеткой.

Когда Ничипуренко вытащили из каменной ямы, он прежде всего попросил закурить. А потом рассказал, что схватил диверсанта за белый балахон, но тот вырвался, оставив в его руках клок одежды. Старшина попытался догнать фашиста, но пол ушел из-под ног, и он с пятиметровой высоты упал на полусгнившую солому темницы. Как только Ничипуренко немного оправился от падения, то сразу же принялся раскачивать и выламывать решетку в окне. Но это крошечное оконце было прорублено в толще скалы и выходило на море.

В подземелье обнаружили девять трупов. Трое из них оказались одетыми в обмундирование советских солдат, а остальные – в штатские костюмы.

Очевидно, это были жертвы гестапо, которое размещалось в замке Железного Рыцаря.

12

Этот день, такой тяжелый для Ничипуренко в начале, запомнился ему как один из самых радостных в жизни. Как приятно, когда все товарищи по-настоящему любят и уважают тебя. А Петр Захарович сразу ощутил тепло всеобщей любви.

Еще в склепе, когда он попросил закурить, к нему со всех сторон протянулись руки с кисетами и портсигарами. Товарищи-разведчики под руки вывели его во двор, ярко освещенный весенним солнцем. А когда он стоял во дворе, жадно вдыхая свежий солоноватый воздух, из замка стремительно выскочила Наташа и повисла на шее у старшины.

– Дядечка Петя! Миленький!

– Наталочка! Сэрденько мое! – растрогался старшина, поднимая девочку.

Когда он в сопровождении друзей вошел в замок, медсестра Катя – строгая, застенчивая девушка, вдруг вскочила из-за стола и тоже расцеловала Ничипуренко, а выздоравливающие раненые встретили его аплодисментами.

Растроганный старшина прошел в свою комнату.

– Всем выйти! – приказал лейтенант Серков. – Старшине и Коле надо отдохнуть.

– Давай всхрапнем минуток триста, Николай! – предложил Ничипуренко.

Они разулись и стали стягивать с себя гимнастерки. И тут распахнулись двери, в комнату вошел улыбающийся повар Дмитрий Иванович с котелками и мисками. За ним шагал длинный Искендеров с чайником, флягой и кружками.

– Приказано накормить от пуза! – прогудел Дмитрий Иванович и открыл котелки.

Сытно пообедав, Петр Захарович и Коля улеглись в постели. Они сразу уснули, сломленные усталостью…

Ничипуренко проснулся от какого-то шороха. В комнате было темно. Но Петр Захарович все же разглядел движущуюся у стола фигуру.

– Стой! Кто такой? – грозно выкрикнул старшина, вскакивая с кровати.

– Свои, свои, Петр Захарович! – ответил знакомый голос лейтенанта Серкова. – Не сверни мне шею ненароком, старшина! Я хотел лампу зажечь и выронил спички… Уже девятый час, пора поужинать, наверное? А тут медсестры и санитарки приготовили для вас, так сказать, особый, фирменный ужин.

В большой комнате нижнего этажа, где жили медсестры и санитарки, были составлены вместе два длинных стола. Их застелили простынями и сервировали фарфоровой посудой, обнаруженной в одной из комнат замка.

Девушки постарались на славу, приготовив кушанья, напоминавшие мирное время. На столе стоял винегрет, жареная рыба, отварная картошка.

Старшину Ничипуренко и Колю усадили на почетном месте – во главе стола.

Затем раскрылись двери и вошла медсестра Катя с огромным супником в руках. Этот супник, над которым клубился парок, торжественно водрузили посредине стола. А в это время девушки расставили по столу чашки с густой белой жидкостью.

– Сметана? Вот это да! – выкрикнул Коля.

Катя сняла крышку супника.

– Вареники! – удивленно воскликнул Ничипуренко. – Настоящие вареники! Да я ж их с июня сорок первого не ел!

– Откуда, девушки, вся эта благодать? – спросил лейтенант Серков.

– От товарища Ганса Вернера! – пояснила Катя. – Он рассказывал, что немецкие товарищи, патрулирующие берег моря, решили осмотреть телегу, которая показалась им подозрительной. Ехала эта телега к мысу, на котором стоит замок. Там никто не живет. Возница, когда его окликнули, удрал и спрятался где-то среди скал. А в телеге оказалось свежее масло, сметана, мясо, творог, рыба. Бургомистр Ганс Вернер распорядился передать продукты нашему госпиталю. Ну, а товарищ начальник госпиталя разрешила использовать для праздника…

– Разве ж сегодня праздник? – спросил Ничипуренко, приканчивая последний вареник.

Катя метнула на старшину быстрый взгляд и прикрыла яркие глаза длинными черными ресницами.

– А мы все, Петр Захарович, празднуем сегодня ваше освобождение из фашистского плена…

– Мы же все, дядя Петя, очень-очень вас любим! – выкрикнула Наташа.

Медсестра Катя почему-то покраснела и поспешила перевести разговор на другую тему.

– Вот все мы, товарищ лейтенант, хотим спросить вас: зачем этот самый Железный Рыцарь в собственном доме такие аттракционы устраивал?

– Какие аттракционы?

– Ну, потайные ходы, ловушки разные… Чего он боялся?

– Жестокие люди всегда боятся возмездия… А этот самый Железный Рыцарь был кровожадным и жестоким деспотом. История говорит, что даже среди своих собратьев – рыцарей Тевтонского ордена, злобных и кичливых самодуров, Ульрих фон Шлиппенбах выделялся изуверством. Эйзенбургского пастора, который поспорил с владельцем замка, Шлиппенбах приказал затравить собаками. Свою жену, дочь высокопоставленного рыцаря Ливонского ордена, Шлиппенбах заточил в темницу и уморил голодом. Слуги, особенно те, кто происходил из славянских племен, трепетали перед этим изувером, который безо всякой вины, из-за минутного каприза, сдирал с людей кожу, вешал неугодных ему на крюк за ребро, сжигал заживо и морил голодом в подземельях. Кстати, и погиб этот самый Железный Рыцарь из-за своей жестокости.

– Как? – спросила Наташа.

– Ему чем-то не угодил старый слуга, и фон Шлиппенбах приказал бросить несчастного в котел с кипятком. Как говорят летописи, сын погибшего, оруженосец рыцаря, пристукнул своего хозяина дубиной…

– Этот оруженосец был славянин?

– Нет! Немец.

– Его казнили? – спросила Катя.

– Летопись говорит, что убийца Железного Рыцаря сумел скрыться.

Наверное, лейтенанту еще долго бы пришлось отвечать на вопросы любопытных слушателей. Но пришел ординарец подполковника Смирнова и сообщил:

– Товарищ лейтенант! Подполковник вызывает вас к себе…

Лейтенант Серков вскочил, застегнул ворот гимнастерки и ушел.

В комнате наступило молчание.

– Заспивали бы вы, девчата! – вдруг попросил Ничипуренко. – Что ж це за праздник, колы песен нэма!

Откуда-то появилась старенькая гитара. Медсестра Катя встала, взяла аккорд и запела мягким, чуть приглушенным голосом:

Солнце ни-зе-е-енько,

Вечер близенько…

Родная украинская песня совсем растрогала старшину.

– А вы, извиняюсь, откуда будете? – спросил он девушку.

– С Урала…

– А песни поете, как щирая украинка…

– Люблю я украинские песни… С детства их люблю. У меня мама – украинка…

Потом девушки хором спели всеми любимые фронтовые песни “Землянку”, “Синий платочек” и “В лесу прифронтовом”.

И тут в коридоре послышался приближающийся шум.

– Ой! Опять, наверное, Железный Рыцарь! – испуганно вскрикнула одна из санитарок.

Старшина шагнул к дверям.

Шум смолк. Потом двери распахнулись, и в темном проеме показалась мрачная фигура в рыцарских доспехах. Она шагнула вперед, подняла руку… и попятилась, увидев старшину Ничипуренко.

Железные доспехи и высокий шлем с плоским верхом делали рыцаря массивным и огромным. Но широкоплечий гигант Ничипуренко и рядом с рыцарем выглядел внушительно.

– А ну, иди сюда, вражина! – грозно крикнул старшина.

Рыцарь попятился в коридор.

Однако Ничипуренко в несколько шагов догнал железное чудище.

– Стой, тебе говорят! – повторил старшина.

Рыцарь, лязгая доспехами, обернулся. В его железном кулаке что-то сверкнуло.

– Дядя Петя! У него нож! – испуганно воскликнул Коля.

Рыцарь попытался ударить старшину кинжалом в грудь. Но Ничипуренко левой рукой отвел удар, а правой со всего маху стукнул противника чуть пониже глазной прорези в шлеме.

Удар был таким сильным, что рыцарь пролетел несколько шагов и с тяжелым лязгом рухнул на каменный пол.

В коридоре уже открывались двери, из палат выскакивали раненые. Прибежал военврач Никита Семенович с пистолетом в руке.

– Вот он какой, этот самый рыцарь-пугало! – проговорил военврач, нагибаясь над лежащим. – Кто же его так двинул? Конечно, это вы, человечище? – одобрительно кивнул он старшине и сунул пистолет в карман бриджей. – Ну, а сейчас по всем правилам рыцарских поединков мы, синьор рыцарь, поднимем забрало и посмотрим на вашу мерзкую физиономию.

Военврач нагнулся над рыцарем. Лежащий шевельнулся и зло пнул железным сапогом в живот Никиту Семеновича. Тот охнул и, скорчившись, сел на пол.

– Ах, гад недобитый! Он еще лягается! – закричали раненые.

Кто-то из них трахнул по шлему костылем. Рыцарь дернулся и затих.

– А ну, не трожь! – закричал Ничипуренко и, придерживая разбитую в кровь руку, встал над лежащим. – Мы его сейчас вылущим из железной скорлупы и доставим к товарищу подполковнику. Нехай поведает, чего ради он добрых людей пугает!

Из-за спин столпившихся раненых послышался голос подполковника Смирнова.

– Что здесь случилось, товарищи?

Толпа расступилась. Подполковник Смирнов и лейтенант Серков подошли к рыцарю.

– А, попался-таки! – сказал подполковник. – Кто это его так угостил?

– Я, товарищ подполковник, – ответил Ничипуренко виноватым голосом.

– Чем же вы его?

– Да так, кулаком… Он на меня кинжалом замахнулся, я его и двинул. А рыцарь-то оказался хлипкий, враз с катушек долой…

– Да тут, наверное, и матерый медведище опрокинулся бы, если бы товарищ старшина к нему ручку приложил! – заметил кто-то из раненых.

Подполковник снова взглянул на лежащего рыцаря и приказал:

– Снимите с него шлем!

На этот раз лежащий без сопротивления дал лейтенанту Серкову снять с себя массивный, похожий на ведро, шлем.

– Ауфштеен! Встать! – отрывисто скомандовал подполковник Смирнов.

Рыцарь дернулся, как от удара кнута, и, грохоча железными доспехами, вскочил с пола. Это был толстошеий детина с выпирающей вперед челюстью.

– Я ничего говорить не буду… Хайль Гитлер! – выкрикнул детина, вскидывая руку в фашистском приветствии.

– Отведите его в библиотеку… Вытащите из этой железной оболочки, – распорядился подполковник.

Лейтенант Серков достал пистолет и приказал фашисту идти вперед.

– Спасибо, старшина Ничипуренко! Спасибо от лица командования Советской Армии! – тепло сказал подполковник Смирнов. – Представлю вас к награждению за отвагу и мужество.

Старшина вытянулся во весь свой гигантский рост, четким движением поднес руку к пилотке и ответил:

– Служу Советскому Союзу!

13

С трудом поднимая ноги в тяжелых сапогах, фашист поднимался по лестнице. Лейтенант Серков держался шагах в трех позади.

“Как бы развязать язык этому “рыцарю”? – думал подполковник Смирнов. – Судя по всему, перед нами типичный продукт фашистского воспитания – тупой, злобный фанатик, отравленный гитлеровской демагогией”.

Подполковник был на третьей ступеньке первого пролета лестницы. Фашист грохотал своими сапогами уже на втором пролете.

Посмотрев на лестничную площадку, подполковник вдруг заметил, как дрогнула и стала уходить внутрь одна из сторон стены. Подполковник рванул из кобуры пистолет.

“Вот оно что! Четвертая панель облицовки!” – отметил про себя подполковник.

В темном отверстии шевельнулась какая-то фигура, и тускло сверкнула вороненая сталь автомата. Медленно поднимаясь, ствол оружия направился в сторону верхнего пролета лестницы.

– Лейтенант! Ложись! – выкрикнул подполковник Смирнов разряжая всю обойму ТТ в темную щель потайного хода.

Выстрелы ТТ слились с автоматной очередью. На верхней лестнице прозвучал отчаянный вскрик и тяжелый металлический грохот.

Подполковник торопливо выбросил из рукоятки пистолета пустую обойму и вставил новую.

Но, когда он поднял глаза на лестничную площадку, отверстия в деревянной панели уже не было. В свете фонаря золотилось светлое дерево и темнели дубовые листья и кресты орнамента. На каменном полу площадки валялся немецкий автомат.

В несколько прыжков подполковник достиг площадки и посмотрел вверх.

Лейтенант Серков с пистолетом в руке поднимался со ступенек. А выше, там, где кончался лестничный пролет, неподвижно лежала груда железа.

– Что с вами, Миша? – крикнул подполковник. – Вы ранены?

– Нет! По вашей команде я шлепнулся на ступеньки. И вся очередь пришлась на его долю…

Лейтенант указал на неподвижно лежащего фашиста.

– Врача! Быстро! – скомандовал подполковник.

Снизу уже бежали бойцы. Обгоняя их, через три ступеньки мчался Ничипуренко.

Запыхавшись, прибежал врач Никита Семенович. Он нагнулся над лежащим и сердито выкрикнул:

– Безобразие! Я же не могу добраться до человека через эти железки…

– Снять доспехи! – распорядился подполковник.

Когда вервольфовца освободили от его железной скорлупы, он был уже мертв. Автоматная очередь прошила ему грудь.

– Такова мораль фашизма, – сказал лейтенант, – Не щадить ни чужого, ни своего… Но вы заметили, Юрий Юрьевич, что потайной ход открывался в четвертой грани панели? Теперь мы знаем, как туда попасть. Утром выломаем эту грань и…

– И ничего это нам не даст! – хмуро ответил подполковник. – Следовало бы заметить лейтенант, что вся система тайных ходов в замке построена по одному принципу: ход открывается изнутри. И думаю, что если даже мы взломаем панель, то далеко не пройдем…

Лейтенант сосредоточенно разглядывал накладной орнамент на панели. Он потер ладонью лоб, словно пытаясь что-то вспомнить.

– Не могу согласиться с вами, товарищ подполковник, – возразил он, все еще ощупывая взглядом выпуклый орнамент панели. – Я считаю, что входы в систему потайных ходов замка обязательно должны открываться не изнутри, а снаружи, из помещений.

– Почему вы так думаете?

– Железный Рыцарь создал всю эту систему секретных ходов и переходов, чтобы при необходимости скрываться в них от опасности. Но ведь жил-то он не в каких-нибудь каменных каморках, а в покоях замка. Значит, основные ходы должны открываться из коридоров и комнат замка. Только мы пока не сумели их обнаружить.

– Логично! – согласился подполковник. – Логично, если не учитывать, что входы в секретные коридоры замка могли быть переделаны позже.

Лейтенант вдруг прилег на ступени, и его сосредоточенный взгляд снова устремился на орнамент панели. Серков упорно силился вспомнить одну деталь…

Когда, повинуясь команде подполковника Смирнова, он упал на ступени и вытаскивал свой пистолет, его поразило, что в рисунке орнамента произошло нарушение симметрии. В одном месте выпуклая середина дубового мальтийского креста ушла вглубь, а рисунок из дубовых листьев стал вертикальным. Разглядывать, где именно произошло это нарушение орнамента, лейтенанту было не время. Как раз в этот момент над ним просвистели пули, и он стал стрелять в черное отверстие хода.

Сейчас орнамент снова был безукоризненно точным.

– Что с вами? – недоуменно спросил подполковник, глядя на лежащего Серкова.

– Вспомнил! – воскликнул лейтенант.

Гибким движением он вскочил на ноги, бросился к панели и стал нажимать на мальтийские кресты. И вот полукруглый выступ упруго ушел внутрь! Другой рукой Серков пытался сдвинуть дубовые листья. Выпуклый рисунок повернулся, листья пошли вниз.

– Открылся! Ход открылся! – взволнованно заговорили на лестнице.

– Старшина Ничипуренко! – окликнул подполковник. – Двух бойцов с автоматами и двух с топорами… Принести фонари. Быстро!

Прошло не больше трех минут, а бойцы уже стояли перед подполковником.

– Впереди идет лейтенант Серков, – сказал подполковник. – За ним – автоматчики и бойцы с топорами. Идти осторожно. Возможны всякие неприятные сюрпризы.

Потайной ход был похож на первый, выходящий в склеп семьи фон Шлиппенбахов – узкая, мрачная дыра внутри толстой каменной стены. И здесь приходилось идти цепочкой.

Ход закончился через полсотни шагов. Направо и налево от него шли короткие коридорчики-тупики. Стены их выглядели монолитными и неподвижными.

– Дальше нам не пройти, хотя здесь обязательно имеются какие-то проходы, – сказал лейтенант Серков. Он осветил фонарем стену, в которую упирался ход, и воскликнул: – А вот здесь стоит посмотреть, товарищ подполковник…

Впереди была не каменная, а кирпичная кладка. И сразу можно было заметить, что стена, перегораживающая коридор, сложена недавно: ее скрепляла не древняя известковая масса, а цемент.

Лейтенант постучал в стену рукояткой пистолета. Раздался гулкий звук, свидетельствующий о том, что за стеною пустое пространство.

– Попробуем проломать эту перегородку, – решил подполковник Смирнов. – По-моему, она всего в один кирпич.

Лейтенант и бойцы-автоматчики отступили в боковые ходы-тупики. К кирпичной стене подошел Ничипуренко. Он поплевал на руки, взял кирку и, чуть отступив, ударил острием в стену. Кирка легко вошла между кирпичами, вся стена зашаталась, посыпались комья затвердевшего цемента.

– Це не работа, це халтура! – пробасил Ничипуренко.

Не вытаскивая застрявшей кирки, он уперся в стену руками, крякнул и надавил. Стена рухнула внутрь. Облако пыли на несколько минут затмило свет фонарей, затруднило дыхание.

Когда пыль осела, все увидели за стеной глухую каморку, заставленную деревянными ящиками, закрытыми плотными крышками на петлях и опечатанными круглыми сургучными печатями с оттисками фашистского орла, держащего в когтях свастику.

– Посветите, лейтенант! – подполковник внимательно осмотрел весь штабель зеленых ящиков, а затем сорвал печать с самого верхнего и откинул крышку.

Ящик был заполнен синими картонными папками. На каждой из них в правом углу, над орлом со свастикой, жирным шрифтом было напечатано: “Секретно”. Подполковник Смирнов перелистал бумаги, подшитые в одной из этих папок, и сказал:

– Архив местного гестапо. С ним следует внимательно ознакомиться. Распорядитесь, лейтенант, чтобы ящики перенесли в одну из комнат и поставили к ним часового.

14

Ящики были тяжелыми, а ход очень узким. Переноску гестаповского архива закончили только в пятом часу утра.

– Ну, сейчас проверю часовых – и спать! – мечтательно проговорил лейтенант Серков. – Устал я так, точно километров на пятьдесят бросок сделал.

Он потянулся и сладко зевнул.

– Может, нижний этаж я проверю, товарищ лейтенант? – сказал Ничипуренко. – Мне же, можно сказать, по дороге…

– Спасибо, старшина. – Я отвечаю за охрану замка – значит мне и проверять.

Они спустились на нижний этаж и прошли по коридору.

– Покойной ночи, старшина! – пожелал лейтенант.

– Спасибо, товарищ лейтенант, – Ничипуренко остановился у дверей своей комнаты. – Вот перекурю и пойду. В хате мы не курим, товарищ лейтенант, – пояснил он.

– Правильно, старшина!

Лейтенант Серков направился по коридору.

“Почему так темно? – удивился лейтенант, сворачивая к часовому и окликнул:

– Часовой!

Ему никто не ответил. В зале, где стояла статуя Железного Рыцаря, почему-то не горел фонарь.

– Часовой! – снова крикнул лейтенант и, уже предчувствуя что-то недоброе, выхватил пистолет, достал из кармана фонарик. Голубоватый конус света ощупал пустой зал, две закрытые двери и зловещую статую.

У ног статуи, на каменном полу, неподвижно лежал часовой. Глаза его были широко раскрыты, руки застыли у горла, словно он пытался разорвать какое-то кольцо, мешавшее ему дышать.

Лейтенант склонился над лежащим, прощупал пульс и уловил еле заметное биение.

И вдруг над головой Серкова что-то еле слышно щелкнуло. Лейтенант поднял голову и с удивлением обнаружил, что глаза статуи светятся странным голубоватым светом. От этого света лицо Железного Рыцаря словно ожило.

Серков выпрямился, приподнялся на цыпочках, чтобы разглядеть источник света.

В это мгновение руки статуи дрогнули, сдвинулись, легли на его шею и стали сдавливать ее. Лейтенант рванулся, но страшные металлические пальцы не отпускали его. Кровавые круги замелькали в глазах лейтенанта. Последним усилием он поднял руку и выстрелил в грудь статуи.

Уже теряя сознание, лейтенант услыхал топот чьих-то ног.

А когда лейтенант пришел в себя, он узнал голос старшины Ничипуренко:

– Врешь, болван фашистский! Не переборешь!

Подхватив лежащий на полу фонарик, лейтенант направил его на статую.

Около Железного Рыцаря стоял Ничипуренко. Его плечи и руки подрагивали от напряжения, лицо налилось кровью. Богатырь-старшина разводил сжимающиеся руки статуи.

Внутри статуи что-то защелкало, заскрипело. Глаза Железного Рыцаря сверкнули огненной вспышкой, массивные руки вдруг раскинулись в стороны и с лязгом бессильно опустились.

– От так-то лучше, бисова вражина! – пробасил Ничипуренко.

А в зале уже гудели голоса. Медсестра и врач склонились над бесчувственным часовым.

– Ну, тут как будто ничего страшного, – сказал Никита Семенович, – отлежится парень!

Лейтенант Серков нагнулся и поднял с пола какой-то предмет. Это была пуговица, обыкновенная крупная медная пуговица с пятиконечной звездой и эмблемой серпа и молота. Она оказалась не просто оторванной, а вырванной с куском материи.

Солдат-часовой носил гимнастерку, на которую пришиваются пуговицы меньшего размера. А эта, судя по всему, была вырвана из офицерского кителя.

“Надежда Михайловна! – лейтенант вспомнил, что двери комнаты начальника госпиталя выходили в зал. – Не случилось ли чего-нибудь с Надеждой Михайловной. Почему она до сих пор не вышла на шум?”

Лейтенант Серков постучал в дубовую дверь и прислушался. Из комнаты не доносилось ни звука.

Лейтенант распахнул дверь и осветил комнату фонарем. В ней никого не было. Но все здесь свидетельствовало о недавней борьбе – на полу валялись стащенные с кровати матрац и подушки, стол был опрокинут, и возле него виднелись алюминиевые кружки и чайник.

– Никому не входить! – громко приказал лейтенант. – Старшина Ничипуренко! Доложите подполковнику об исчезновении военврача.

Он взял большой фонарь и принялся тщательно обследовать комнату. За сдвинутой кроватью лейтенант обнаружил пустую кобуру от пистолета. На простыне, лежавшей около кровати, был ясно виден след тяжелого кованого сапога большого размера. Другая простыня была разорвана вдоль и половина ее исчезла. Не было нигде и одеяла.

Дверь распахнулась, и в комнату быстрой походкой вошел подполковник Смирнов. Строгое лицо его выглядело бледнее обыкновенного, брови были сурово сдвинуты.

– Доложите, лейтенант Серков, что вами установлено, – приказал подполковник.

Лейтенант кратко сформулировал свои выводы. Фашисты устранили часового в зале, вошли в комнату и напали на военврача. Очевидно, связали Надежду Михайловну половинкой разорванной простыни, завернули в одеяло и унесли с собой.

– Так! – подполковник потер ладонью лоб. – Чем объяснить это странное похищение? Почему вервольфовцам потребовалось напасть именно на начальника госпиталя, а не на меня или на вас? Давайте попробуем мотивировать их поступки.

– Мотивировать это похищение можно только так… – Лейтенант Серков на мгновение задумался. – Если бы вервольфовцы думали совершить очередной террористический акт, то они просто убили бы свою жертву. Им нет никакого смысла уносить труп с собой. И еще. Конечно, они понимают, что для них важнее совершить покушение на самого старшего по званию офицера-мужчину… Простите, товарищ подполковник, на вас, например, чем на женщину, на врача. А значит…

– Что значит?

– А значит, им в их тайном гнезде срочно потребовался врач. И, может быть, это связано с перестрелкой на лестнице. Ведь вы в кого-то попали, неизвестный не случайно выронил автомат.

– Логично! – подполковник кивнул головой. – Но что можно сделать, чтобы немедленно освободить Надежду Михайловну?

– Взорвать! Взорвать к чертовой бабушке все это проклятое гнездо! – яростно выкрикнул чей-то дребезжащий басок.

Военврач Никита Семенович энергично взмахнул рукой. Обычно спокойный и благодушный, сейчас он был не на шутку взволнован и рассержен – лицо его покраснело, маленькие серые глазки сверкали из-под клочковатых бровей.

– Простите меня, Юрий Юрьевич, за то, что я не соблюдаю положенной субординации. Но я глубоко штатский, мирный человек… Я – врач! И, как мирный человек, как врач, я спрашиваю вас: до каких пор будут бесчинствовать эти бандиты? А с бандитами не стоит церемониться! Взорвать! Поднять на воздух всю эту каменную ловушку.

– Я понимаю вас, Никита Семенович. Но ведь если взорвать замок, как вы советуете, то едва ли этим мы выручим Надежду Михайловну, – мягко возразил подполковник.

– Так что же делать?

Подполковник обнял маленького доктора за плечи:

– Мы сделаем все, что можем, Никита Семенович. А вы делайте то, что должны делать. Принимайте пока госпиталь.

– Я? Да что вы, в самом деле?

– Да! Именно вы. Надо сделать все, чтобы госпиталь работал, как при Надежде Михайловне.

Военврач подтянулся, вскинул голову и сказал:

– Есть, товарищ подполковник, принять госпиталь…

15

Подполковник Смирнов за всю ночь не заснул ни минуты. Он курил папиросу одну за другой, ходил по библиотеке, несколько раз проверял часовых.

Его тревожила мысль: что с Надеждой Михайловной?

Он очень уважал эту смелую, решительную женщину, которая воспротивилась заключению других врачей, настаивавших на ампутации его ноги. Надежда Михайловна взяла ответственность на себя. После многочисленных и сложных операций, уставшая и бледная, она не уходила отдыхать, а шла к его постели и сама очищала гноившуюся рану, применяла самые различные средства лечения, ободряла, внушала веру в благополучный исход.

Сейчас подполковника мучило ощущение собственного бессилия. Друг был в опасности, находился совсем рядом, а он ничем не мог помочь ему.

“Конечно, не случайно фашисты так настойчиво выживают нас из замка, – раздумывал подполковник. – Очевидно, на этот замок делается серьезная ставка в их тайной игре…”