Текст книги "Повести об отважных"

Автор книги: Василий Попов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 11 страниц)

Василий Попов
ПОВЕСТИ ОБ ОТВАЖНЫХ

Иллюстрации Н. Скаловой

ВОЛЧЬЕ ЛОГОВО[1]1
  Иллюстрации из издания 1947 г.


[Закрыть]
(Замок железного рыцаря)

1

Дорога шла по берегу моря, там, где кончались застывшие волны песчаных дюн и начинались поля. Ярко светило апрельское солнце. Но вокруг не ощущалось весеннего покоя и цветения. На обочинах дороги громоздились уже тронутые рыжей ржавчиной разбитые танки и самоходные орудия с черными фашистскими крестами, полуобгоревшие, опрокинувшиеся грузовики. Чуть подальше виднелись развалины небольшого поместья-фольварка – дом с развороченной снарядом черепичной крышей, остатки сгоревших хозяйственных построек, старые сосны с обломанными, пожелтевшими вершинами. Даже в море из серо-свинцовой глади воды торчали мачты и трубы потопленного суденышка.

Юркий “виллис” быстро мчался по дороге. Впереди, рядом с солдатом-шофером, сидел уже немолодой подполковник с обветренным лицом и усталыми глазами. А на заднем сиденье машины, между запасными канистрами с горючим, удобно расположились огромный рыжеусый старшина и парнишка лет двенадцати, одетый в отлично подогнанную солдатскую форму. И у старшины, и у парнишки на груди висели автоматы.

Старшина хмуро смотрел на пустующие поля. Зато парнишка явно наслаждался быстрой ездой, ясным солнечным днем, жадно рассматривал разбитые танки и самоходки, ерзал на сиденье, то и дело поправляя пилотку. Серые глаза его поблескивали мальчишеским задором.

– Товарищ подполковник! – не выдержал молчания парнишка. – Посмотрите! Вот дали наши фашистам, так дали! Ведь ни одного нашего танка, ни одного нашего орудия – одни фашисты битые вокруг…

– Да, Коля, – ответил подполковник и вздохнул. – Сейчас здесь действительно только фашистские танки и самоходки. Наши уже увезли в ремонтные мастерские. Но бой был жестокий…

Лицо парнишки стало серьезным.

– А я думал, здесь только фашистские…

– Такого на войне не бывает, мий хлопчик, – с украинским акцентом заговорил старшина. – Такая уж это злая штука – война…

На несколько минут в машине наступило молчание. Потом парнишка снова нетерпеливо заерзал, несмело посмотрел на подполковника и сказал:

– Товарищ подполковник… Юрий Юрьевич… Можно еще спросить?

– Спрашивай, Коля, спрашивай, дружок! – ласково ответил подполковник.

– Вот интересно, почему эта земля называется Померанией? Заикин, военфельдшер из госпиталя, говорил – здесь померанцы, дикие апельсины растут. А сколько мы едем – только сосны, ели и никаких померанцев…

– Болтун этот Заикин! – пробасил старшина. – Апельсины растут! Здесь и яблони низенькие да чахлые. А он – апельсины!

– Да, Коля-Николай, – подтвердил Юрий Юрьевич. – Подшутил над тобой военфельдшер или сам не знает, а выдумывает. Земля эта зовется Померанией – по имени славянского племени поморян, которое ее раньше населяло…

– А куда же потом, девались поморяне?

– Они истреблены немцами, пруссами. Здешние земли были захвачены Тевтонским рыцарским орденом. Эти рыцари-тевтоны были настоящими изуверами, закованными в железные латы. Кто пытался сопротивляться – того убивали, кто покорялся – порабощали.

– Ну, точь-в-точь, як фашист! – вмешался в разговор старшина. – Одна звериная повадка.

“Виллис” догнал и стал обгонять большую колонну крытых грузовиков. Из-под приподнятых брезентовых крыш выглядывали раненые солдаты.

– Госпиталь! Наш госпиталь! – закричал Коля. – И Наташка, наверное, здесь!

– Здесь, здесь дивчина! Никуда не денется теперь твоя подружка. – Старшина ласково похлопал Колю по плечу.

“Виллис” обогнал грузовики и несколько санитарных машин. Во главе колонны госпиталя шла приземистая, черная легковая машина.

– Трофейная. “Опель-адмирал”, – оживился шофер “виллиса”. – Машина что надо!

– Да и человек в ней что надо! – отозвался подполковник. – Военврач Надежда Михайловна – и врач и человек отличнейший. И смелости ей не занимать. Ну-ка, посигналь!

Подполковник протянул руку и сам нажал на кнопку сигнала. Из черной машины выглянули русоволосая, румяная, еще молодая женщина и кудрявая, смуглая девчушка с темными большими глазами.

– Здравствуйте, Надежда Михайловна! – крикнул подполковник и замахал рукой. – Уделите минутку своему бывшему пациенту.

Строгие, плотно сжатые губы женщины тронула приветливая улыбка.

– С удовольствием, – ответила она.

“Опель” свернул на обочину и остановился.

Подполковник подхватил лежавшую рядом увесистую полевую сумку, выпрыгнул из “виллиса” и подошел к черной машине.

– Здравия желаю, Надежда Михайловна! – Он козырнул и прищелкнул каблуками. – Очень рад вас видеть.

– И я тоже, – женщина вышла из машины и, протянула руку. – Как ваша нога? Не беспокоит?

– Отлично, Надежда Михайловна! Вы – волшебница от медицины. Я думал, что все, оттяпают эскулапы мне ногу. Если бы не вы, худо бы мне пришлось.

– Ой, какого вы плохого мнения о медиках, Юрий Юрьевич! – рассмеялась женщина.

Подполковник покопался в полевой сумке и достал небольшой, сверток.

– Прошу принять, Надежда Михайловна!

– Что это?

– Небольшой подарок вам. Удалось перехватить в штабном военторге флакончик “Красной Москвы”. А я знаю, что вы любите эти духи.

– Спасибо, Юрий Юрьевич. Не могу отказаться. Эти духи действительно мои любимые, – просто призналась женщина.

Подполковник снова пошарил в сумке и оглянулся по сторонам.

– Эй, Николай! – крикнул он парнишке, по-прежнему сидящему в “виллисе”. – Что ж ты, знакомых не узнаешь? Иди сюда!

Коля насупился, но послушно вылез из машины и, придерживая автомат, подошел к подполковнику и военврачу.

– Здравствуйте, Надежда Михайловна! – баском проговорил он. И вдруг совсем по-детски ткнулся головой в плечо женщины.

Военврач обняла Колю и притянула к себе.

– Я по тебе соскучилась, Николаша! А Наташка то и дело о тебе спрашивает… – Женщина обернулась к машине. – Наташа! Где ты там прячешься? Иди сюда!

Черноволосая кудрявая девочка в военной форме, та самая, которая недавно выглядывала из машины, подошла, опустив голову и явно смущаясь.

– Здравия желаю, товарищ подполковник! – чуть слышно прошептала она.

– Ой, как официально, – рассмеялся подполковник и разлохматил волосы девочки. – Вот, держи!

Он подал ей плитку шоколада в яркой обертке и обернулся к Коле:

– Ну, поговори со своей подружкой!

Ребята несмело подошли друг к другу и разом покосились на взрослых. Но видя, что на них никто не обращает внимания, взялись за руки и отошли в сторону.

– А вы знаете, Надежда Михайловна, – весело заговорил подполковник, – мы теперь близкими соседями будем.

– Как это?

– А так! Мне по рации лейтенант Серков доложил, что госпиталь и наш разведотдел в одном здании размещают. В каком-то старом замке. Не возражаете?

– Наоборот, я очень рада. На чужой, вражеской земле приятно иметь рядом своих… Далеко еще до Эйзенбурга?

– Да нет, теперь уже недалеко.

Подполковник указал рукой в сторону, где у самого горизонта в серебристую даль моря врезался скалистый мыс.

– Если верить карте, то за этим мысом – Эйзенбург… Ну что ж, поехали?

– Подождите! – попросила Надежда Михайловна. – Пусть ребята немного поговорят. Ведь они недели три не виделись…

– Да, нелегкая судьба у этих ребятишек… – вздохнул подполковник. – Одно хорошо: все беды для них уже в прошлом.

2

Это случилось в феврале. В самое ненастье, когда фронтовые дороги казались непроходимыми из-за гнилых балтийских туманов, войска маршала Рокоссовского перешли в наступление, прорвали позиции гитлеровцев и стремительно двинулись на север, в глубь Померании.

Разведчики гвардейского стрелкового полка под командой лейтенанта Серкова в густом тумане набрели на покинутый людьми хутор – фольварк. Слегка поскрипывала широко раскрытая дверь просторного пустого коровника. Уже затекли водой колеи от автомобильных колес.

Старшина Ничипуренко осторожно подошел к аккуратному кирпичному дому. Окна его были прикрыты плотными портьерами. Но старшине показалось, что из глубины дома доносится жалобный плач. Ничипуренко остановился и прислушался.

В это время из-за угла дома выбежал взволнованный сержант Кавторадзе.

– Старшина! Петр Захарович! – горячо зашептал Кавторадзе. – Понимаешь, генацвале, в доме дети плачут… Там фортка открыта, все слышно, понимаешь!

Маленький, гибкий сержант рядом с огромным, широкоплечим старшиной выглядел мальчишкой.

– Ребятишек там мучают фрицы, понимаешь?! – Сержант ринулся к дверям.

Но сильная рука Ничипуренко удержала его.

– Отставить! – пробасил старшина. – Тут спешить нельзя… Вспомни Абаева!

Утром этого дня погиб от мины их друг разведчик Абаев. На улице маленького опустевшего селения разведчики увидели совсем крошечного жеребенка, которого какой-то фашистский изверг повесил на распорке телеграфного столба, повесил так, что жеребенок еле-еле касался земли копытцами тонких задних ног. Животное еще дышало. Абаев бросился к жеребенку, приподнял его с земли, чтобы освободить от петли. И тут огнем всплеснулся взрыв мины. Не стало ни человека, ни жеребенка…

Ничипуренко осторожно подошел к дверям. На них красовалась аккуратная эмалированная табличка с черными готическими буквами.

– Фридрих фон Шванке, штурмбанфюрер, – прочитал Кавторадзе.

Дверь была приоткрыта. Сквозь щель ясно послышался слабый дрожащий детский голосок:

– Ой, мамочка!

– Слышишь?! Наша дытына! – сказал старшина. – Однако действовать нужно осторожно, слишком паршивая птица жила в этом гнезде…

– Правильно, Петр Захарович, – поддержал старшину лейтенант Серков. – Если господин гауптман оставляет приоткрытой дверь – значит, надо искать другой вход…

Старшина медленно, с задумчивым видом прошелся вдоль стены дома. И вдруг ловким, быстрым движением прыгнул на выступ цоколя, левой рукой ухватился за кирпичный карнизик над окном и прикладом автомата стукнул по раме. Брызнули разбитые стекла и обломки переплета. А старшина уже протиснул свое могучее тело в оконный проем и исчез внутри дома.

– Ай да слоник! – Кавторадзе восторженно прищелкнул языком и попросил разведчиков: – А ну, подсадите, ребята! Ведь и слоны иногда нуждаются в человеческой помощи!

– Вот гады! – загрохотал из дома могучий бас старшины. – Совсем ребятишек замордовала эта чертова шванка…

Старшина рванул портьеру, закрывавшую второе окно, и оказался в просторной, высокой комнате. Большую кафельную печь украшали аляповатые узоры из ярких фаянсовых роз. Стены были увешаны репродукциями картин и литографированными изречениями на немецком языке. Посреди комнаты на ковре стоял круглый стол, покрытый белой скатертью. Стол, как видно, сервировали к завтраку – на большом блюде розовела тонко нарезанная ветчина, в хлебнице лежал белый хлеб, стояли кофейник, чашки, сахарница, молочник.

А в углу, возле печки, были привязаны к массивным креслам двое ребят, мальчик и девочка. Оба были иссиня-бледными и казались мертвыми: Но когда разведчик шагнул к ним, мальчик раскрыл глаза, с трудом поднял русоволосую голову и прошептал:

– Дядя! Товарищ! Не подходите к нам… Мы с Наташкой заминированы…

– От змеюка фашистская! – Ничипуренко сжал тяжелые кулаки.

Мимо него проскользнул сержант Кавторадзе. Он осторожно подошел к креслу девочки, нагнулся, нащупал тонкую проволочку, сплетенную с веревкой, которая связывала девочку, проследил ее путь до печки. И через мгновение выпрямился и улыбнулся.

– Дядя! Вторая мина в кресле… Подо мною! – опять прошептал мальчик.

– Понял, кацо!

Тонкие, ловкие пальцы ощупали кресло. Сержант на мгновение сдвинул густые брови, потом сказал:

– Ну, старшина, развязывай ребят! А я еще в других комнатах посмотрю…

В полутемной передней ему пришлось повозиться. Там, возле приоткрытой наружной двери, громоздилось целое сооружение из разнообразных мин. Но опытный минер Кавторадзе быстро разобрался в системе минирования и обезвредил мины.

– Входите, товарищи! – пригласил он, открывая двери.

Старшина Ничипуренко к этому времени уже разрезал финкой веревки, связывающие ребят. Но обессиленные, страшно худые дети свалились в кресла.

– Что это с ними, товарищ лейтенант? – обеспокоенно спросил Ничипуренко.

Мальчик открыл глаза и чуть слышно прошептал:

– Пить!

Кто-то из разведчиков бросился к столу и плеснул из молочника в чашку. Но лейтенант остановил его:

– Постой!

Он взял молоко, понюхал и вышвырнул чашку в окно.

– У кого есть вода? – спросил он. – Дайте воды, нашего хлеба… Откройте банку консервов из НЗ… Молоко, а возможно, и все остальное – отравлено…

Кавторадзе осторожно собрал все, что было на столе, и вместе со скатертью вынес во двор.

А на оголенном столе из черного дуба уже громоздились нехитрые, но сытные солдатские яства – хлеб, консервы “Свиная тушенка”, сахар, несколько фляг с водой. Старшина вытащил из своего вещмешка увесистый кусок розоватого сала, а Кавторадзе – золотистых чучхел – недавний материнский подарок из домашней посылки.

Со всех сторон к ребятишкам тянулись руки с едой.

– Сиваков! – крикнул лейтенант. – Быстро к воротам! Глядеть в оба! Не забывай, что нам неизвестно, где фашисты…

Кавторадзе раздобыл где-то в доме теплое пальто на меху и охотничью куртку. В них укутали ребятишек.

Вскоре дети пришли в себя. Девочка, которую звали Наташей, рассказала, как они оказались на фольварке.

Ее вместе с другими ребятами из украинского села фашисты увезли в Германию. В каком-то городе, в грязном бараке она встретилась с Колей, парнишкой из-под Брянска.

Как-то утром несколько сотен голодных, запуганных ребятишек выстроили в несколько шеренг на площади городка. Вскоре появилась группа немцев, которые шли вдоль рядов и отбирали маленьких рабов на свои фермы и в кустарные мастерские.

Колю и Наташу увез к себе штурмбанфюрер Шванке. Он заставил их смотреть за свиньями. Ели ребята то же пойло из брюквы, картошки и травы, которым кормили свиней. Спали они в углу свинарника. За малейшую провинность Шванке безжалостно бил их хлыстом.

И кто его знает, дожили ли бы ребятишки до освобождения, если бы в доме Шванке не было старухи Амалии – толстой, добродушной кухарки. Она подкармливала ребятишек, а когда хозяева уезжали в город, купала их в хозяйской ванной.

– Два дня назад, когда заухала артиллерия, хозяин запер нас в полутемном подвале, – продолжал рассказ Наташи Коля. – Двое суток нас не кормили и не давали пить. А сегодня утром Шванке открыл подвал, и мы увидели, что на хуторе никого нет: ни свиней, ни фрау Тильды Шванке, ни доброй Амалии. Были только сам Шванке и его шофер Густав. Они выволокли нас во двор и бросили в сугроб. Шванке достал из кобуры пистолет. Мы были как мертвые, сил у нас совсем не было. Мы лежали и слизывали с земли снег – очень хотелось пить. Потом видим, что шофер Густав стал что-то шептать Шванке. Тот кивнул головой и спрятал пистолет… Они притащили нас в эту комнату, привязали к креслам и подложили мины. И ушли из дома через кухню – там есть выход в дровяной сарай…

– Эх, попался бы мне этот самый Шванке, – проговорил Ничипуренко.

– Ну, пора двигать! – сказал лейтенант Серков. – Идем обратно. Ребят будем нести поочередно…

Но нести спасенных ребятишек не пришлось. Стоявший на посту разведчик Сиваков привел перепуганного старика-немца, который ехал мимо хутора в город на телеге. На эту телегу и погрузили укутанных и накормленных ребятишек.

В городке их сдали в госпиталь, под команду военврача Надежды Михайловны. Уже через несколько дней ребята в госпитале стали общими любимцами. Коля по просьбе раненых писал письма их родным или читал вслух рассказы Бориса Лавренева, растрепанный томик которого путешествовал вместе с госпиталем.

Наташа быстро научилась делать перевязки и под аккомпанемент гитары, на которой играла медсестра Катя, пела “Темную ночь” и “Землянку”. “Наш соловушка”, – нежно называли ее бойцы.

Медсестры и санитары сшили ребятам военное обмундирование и сапожки.

Старшина Ничипуренко, частенько навещавший в госпитале своего раненого командира подполковника Смирнова, не раз видел его играющим в шахматы или беседующим с маленьким солдатиком. И он ничуть не удивился, когда подполковник привез парнишку с собой и зачислил на все виды довольствия как воспитанника разведподразделения…

И раненым в госпитале, и суровым лихим разведчикам казалось, что вместе с ребятами в их жизнь перенесся кусочек мирного, домашнего счастья.

3

Обогнав колонну госпиталя, юркий “виллис” помчался дальше. Вскоре дорога нырнула в сумрачный сосновый лес. Могучие старые сосны стояли ровными рядами, как солдаты в строю. Здесь было холодно, тихо и не замечалось никаких следов недавних боев.

Старшина Ничипуренко поудобнее перехватил автомат и предупредил Колю:

– Ну, смотри в оба, хлопец! Места здесь самые волчьи!

Подполковник Смирнов думал о задаче, поставленной перед ним командованием.

В этом районе Померании наблюдалась особенная активность ушедших в подполье фашистов. И командование пришло к выводу, что диверсионная деятельность фашистов здесь носит организованный характер. Ночами группы неизвестных обстреливали на дорогах одиночные советские машины. Кто-то пытался подорвать только что восстановленные электростанции и водопроводы в четырех близлежащих городках. Было совершено нападение на советский госпиталь, расположившийся в крупном фольварке. Ночью неизвестные проникли в госпиталь через кухонный вход и умертвили нескольких раненых. Когда один из санитаров поднял тревогу, неизвестные открыли огонь из автоматов.

Группа фашистских диверсантов пыталась захватить штабные документы. Местные немцы-антифашисты сообщили советскому командованию, что это действует тщательно законспирированная подпольная фашистская организация “Вервольф” – “Волк-оборотень”. Немецкие, товарищи уведомили, что одному из коммунистов удалось войти в состав подпольной группы “Вервольф” и сообщить, кто ее участники. Но через несколько дней этого товарища нашли повешенным в собственной квартире, а никого из затаившихся фашистов, известных погибшему, найти не удалось.

Советским командованием был создан специальный разведотдел для борьбы с фашистскими диверсантами. Руководить этим отделом был назначен подполковник Смирнов.

С помощью немецких товарищей разведотдел уже провел несколько успешных операций по ликвидации отдельных групп вооруженных фашистов-вервольфовцев. Но диверсии продолжались. Подполковник понимал, что необходимо ликвидировать главный штаб “Вервольфа”, который пока еще не удавалось нащупать. Один из пойманных фашистских диверсантов показал, что руководящий центр “Вервольфа” находится около Эйзенбурга.

Понимал подполковник Смирнов и ту высокую ответственность, которая возложена на него: через эти места, по этой дороге шли основные линии снабжения фронта, и нельзя было допустить, чтобы здесь действовали фашистские диверсанты.

Дорога вырвалась из леса. Совсем близко, в каких-нибудь трех километрах, виднелись окраины Эйзенбурга.

Война прошла мимо городка. Только на окраине высились руины промышленного предприятия. В самом городе кое-где тоже попадались разрушенные здания – следы бомбежек. Сейчас в этих местах возились сотни немцев, разбирающих завалы кирпича, и металлических балок.

Увидев машину, в которой сидели советские военные, немцы махали руками, улыбались. Одна молодая белокурая девушка послала воздушный поцелуй.

Коля сердито сдвинул брови и отвернулся.

– Ты чего же это на приветствия не отвечаешь, герой? – с усмешкой спросил Ничипуренко. – Зазнался, видать!

– И ничего я не зазнался, товарищ старшина! – с тем же сердитым видом ответил Коля. – Сейчас эти фрицы улыбаются нам, руками машут, как добрые друзья… А, может, где-то между ними сейчас и Шванке прячется. А, может, вот эти самые ручки наших людей били… Нельзя верить этим гадам! Все они звери!

– Нет, не все, Коля! – возразил подполковник. – Далеко не все! И это очень плохо, если думать, что каждый немец – обязательно враг. А товарищ Тельман? А те немцы-коммунисты, которых Гитлер заживо в печах сжигал? А старушка Амалия, которая кормила тебя и Наташу, ведь она тоже немка…

– Понял, товарищ подполковник, – чуть смущенно ответил Коля. И вздохнул. – Только как разобрать, где друг, а где враг?

– Вот в этом-то и состоит наша задача… – Подполковник оглянулся по сторонам и обратился к шоферу: – Останови машину! Надо узнать, где здесь комендатура…

Но спрашивать об этом не пришлось. Из-за угла вылетел мотоцикл и резко затормозил перед “виллисом”.

– Дядя Миша! – радостно выкрикнул Коля, узнав в мотоциклисте лейтенанта Серкова. – Здравствуйте!

Лейтенант чуть заметно подмигнул мальчику, соскочил с мотоцикла и доложил:

– Здравия желаю, товарищ подполковник! Докладывает лейтенант Серков. Вчера вместе с комендантом города капитаном Нелиным был в замке на горе. Считаю, что помещение в правом крыле замка вполне нам подходит.

– Отлично, лейтенант. А для госпиталя там места хватит?

– Думаю, что хватит, товарищ подполковник! – Лейтенант чуть замялся. – Помещения под госпиталь я не осматривал. Однако в центральной части здания, трехэтажной, и в двухэтажном левом крыле госпиталь вполне разместится. А в подвале – отличные склады и кухню устроить можно.

– Добро. Показывайте дорогу, лейтенант!

Вслед за мотоциклом “виллис” стал пробираться по узким улочкам, замощенным темной брусчаткой. Дома стояли хмурые, старые, сложенные из кирпича, ставшего сизым от многовековой пыли. Окна в домах были узкие и высокие, кое-где с разноцветными стеклами.

За городскими улицами тянулся унылый пустырь, превращенный в свалку мусора.

Брусчатая мостовая вдруг сменилась узкой, но хорошо асфальтированной дорогой. Она плавными извивами серпантина поднималась к каменной громаде нависающего над морем мыса, на самом конце которого высились стены старинного замка.

Дорога то извивалась между скалами, то бетонной лентой нависала над обрывом, под которым клокотали, разбиваясь о черные глыбы камня, морские волны.

4

Вблизи замок поражал своей мрачной мощью. Он стоял на самом обрыве. С трех сторон его защищали непроходимые кручи. С четвертой, как видно, когда-то был вырыт глубокий ров. Сейчас он от времени зарос кустарником и низкорослыми деревьями.

Это углубление, где когда-то проходил ров, подчеркивало несокрушимую громаду стен, сложенных из огромных глыб черного гранита. Сотни лет простояли эти стены, и только кое-где их прочерчивали извилистые трещины, в которых росли неприхотливые молодые осинки. На высоте четырех-пяти метров в толще стен были прорублены узкие бойницы. Дорога пролегала вдоль стены, и лучники, когда-то стоявшие у бойниц, могли бить без промаха.

Машина остановилась на небольшой каменной площадке, круто обрывающейся к морю. Здесь ров был засыпан, и дорога сворачивала к воротам замка, прикрывающим четырехметровый туннель в стене. С обеих сторон ворот высились четырехгранные сторожевые башни.

– Да, крепкий орешек! – сказал подполковник Смирнов, выходя из машины. – Настоящее гнездо рыцаря-разбойника.

Вместе с Колей и Ничипуренко подполковник подошел к массивным решетчатым воротам, плотно закрывающим готическую арку.

Лейтенант Серков попытался открыть ворота.

– Чепуха какая-то, товарищ подполковник! – пожал он плечами. – Ворота изнутри заперты на замок. А когда мы с комендантом приезжали – они были настежь.

Сквозь решетку был виден массивный засов и увесистый висячий замок.

– Стучите! Раз заперто, значит, внутри кто-то должен быть, – распорядился подполковник.

Он отошел от ворот и взглянул на красующийся над ними треугольный щит с гербом. На щите был выбит рисунок и готические буквы. Время оказалось бессильным перед этой работой средневекового камнереза. И сейчас отлично были видны мальтийский крест с расширяющимися книзу концами и поперек этого креста очертания когтистой лапы хищной птицы.

– “Сила – мое право!” – перевел подполковник готическую надпись. – Самый разбойничий девиз. – Подполковник посмотрел на ворота. – Ну, что там, лейтенант?

Лейтенант энергично тряс железную решетку. Грохот раскатистым эхом отзывался за воротами. Но никто не появлялся.

– Старшина Ничипуренко! – крикнул лейтенант Серков. – Вы сумеете открыть ворота?

Старшина подошел к решетке, разгладил свои рыжеватые усы и степенно проговорил:

– Почему ж не открыть, товарищ лейтенант! Люди замкнули, люди и отомкнуть смогут. Вот только бы железяку какую-нибудь.

– Ломик подойдет? – спросил шофер.

– Ломик? Сгодится!

Старшина ослабил пояс, расстегнул манжеты гимнастерки и передал свой автомат Коле.

Затем Ничипуренко подошел к воротам, поплевал на ладони и взялся за толстые железные прутья.

– И-их! – выдохнул он и чуть присел.

Было видно, как налилась кровью его могучая шея. Железные прутья медленно, словно нехотя, выгнулись двумя дугами.

Ничипуренко взял ломик и вставил в дужку замка.

– Р-раз! – выкрикнул он.

Тяжелый замок со звоном полетел на каменные плиты.

Так же неторопливо старшина открыл засов и распахнул створки ворот.

– Давай автомат, Коля!

Старшина первым вошел в полутемный туннель. За ним последовали остальные. Лейтенант Серков расстегнул кобуру.

Двор замка оказался довольно просторным. В центре его был разбит небольшой садик, стояли железные скамьи. Деревья уже выбросили молодую, ярко-зеленую листву. Справа и слева возвышались крепостные стены – правая высокая и массивная, левая, выходящая к обрыву, низенькая, прорезанная широкими трещинами.

А прямо против входа высилось серое, мрачное здание, трехэтажное в центральной части и двухэтажное в крыльях, переходящих в крепостные стены. Даже веселая зелень деревьев и розоватый цвет молодых яблонь, растущих в садике, не мог смягчить готическую мрачность здания со стрельчатыми окнами и тремя остроконечными башенками. Над центральной, самой высокой башней вздымался ажурный кованый мальтийский крест.

Где-то хлопнула дверь. По каменной дороге, окаймляющей садик, шаркая ногами, бежал тощий усатый старик в желтой бархатной жилетке и нелепой зеленой шляпе с узкими полями и пером.

У ворот уже гудели моторами машины и переговаривались подъехавшие разведчики.

Старик подбежал к подполковнику, щелкнул каблуками стоптанных сапог, сорвал с головы шляпу и хрипло проговорил по-немецки:

– Добро пожаловать! Добро пожаловать, господа русские офицеры и солдаты в замок-музей Железного Рыцаря…

– Кто вы? Почему так долго не открывали? – спросил подполковник.

– О, герр оберст![2]2
  Полковник (нем.).


[Закрыть] – Немец нарочно повысил подполковника в звании и угодливо улыбнулся. – Музей сегодня закрыт. Я – смотритель этого исторического памятника. А вашего стука я не слыхал, герр оберст. Я немного глуховат. Мне ведь уже семьдесят лет… – Немец прижал ладонь к впалой груди. – Но я очень ценю высокую честь вашего посещения. И с большим удовольствием покажу русским наш музей…

– Музей? – переспросил подполковник. – Странно. Насколько мне известно, совсем недавно в замке располагалось местное гестапо.

– О! Господин оберст отлично информирован! – Немец заулыбался еще шире. – Действительно, нацисты не берегли истории нашей родины и разместили здесь гестапо. Но ведь русские – другое дело! Русские гуманны и цивилизованны. Я уверен…

– В замке расположатся наши части, – перебил немца подполковник.

– Как? – Немец удивленно развел руками. – Здесь, в музее, будут жить солдаты? Но, господин оберст, ведь известная гуманность советских военных властей…

– Когда же здесь оказался музей, если совсем недавно было гестапо?

– О, я охотно поясню, герр оберст! Музей Железного Рыцаря здесь помещался еще до войны. И когда отсюда ушло гестапо, мы, группа местных любителей старины, сразу же взялись за восстановление музея…

– Группа местных любителей старины поторопилась! – сухо оборвал немца подполковник. – Потрудитесь показать замок.

Немец послушно наклонил лысую голову.

– Старшина Ничипуренко! Прикажите бойцам занимать правое крыло замка.

– Слушаюсь, товарищ подполковник! Ничипуренко побежал к воротам.

– Лейтенант Серков! Коля! Пошли осматривать замок, – сказал подполковник Смирнов.

Вслед за стариком-немцем по стертым каменным ступеням все прошли внутрь замка.

Из полутемной, совершенно пустой передней двое дверей вели в огромный зал. Толстые дубовые балки черного закопченного потолка находились где-то на высоте второго этажа. Шесть огромных, сужающихся кверху окон, пробитых в противоположной от входа стене, выходили на неприступный обрыв. Из них открывался отличный морской вид. На голых каменных стенах висели какие-то портреты, настолько потемневшие от времени и пыли, что невозможно было разглядеть, кто на них был изображен. Угадывались только смутные очертания фигур, да кое-где проглядывали чьи-то злые глаза, рыцарский шлем с перьями, рука, сжимающая меч.

С двух сторон зала находились огромные закопченные камины, а сбоку них крутые лестницы с перилами вели на второй этаж.

Всю обстановку зала составляли два гигантских стола, поставленных буквой “т”, и тяжелые скамьи.

– Вы находитесь в зале, где когда-то непобедимый Железный Рыцарь устраивал, пиршества, – заученным монотонным голосом заговорил старик.

– Благодарю вас, – вежливо остановил его подполковник. – Не беспокойтесь. Прошу вас пройти к себе и собрать свои вещи. Вас отвезут в город. Вы, надеюсь, сами понимаете, что находиться в расположении воинской части вам, штатскому человеку, не положено.

– О да, я понимаю, герр оберст! – немец согнулся в поклоне. – Но ведь здесь исторические ценности, за которые я несу ответственность.

– Можете о них не беспокоиться. Идите, собирайте вещи.

Немец кивнул, попятился и исчез под лестницей.

– Идемте за ним! – тихо предложил подполковник.

Оба крыла замка были похожими друг на друга, как две капли воды. В нижнем этаже коридоры шли параллельно стене главного зала, а затем, в середине здания, поворачивали под прямым углом и рассекали крыло замка на две части. С каждой стороны коридора находилось шесть просторных пустых комнат и две маленьких. В конце коридора были расположены выходы во двор и вторая лестница, ведущая в верхний этаж.

На втором этаже был такой же коридор и такие же комнаты. Но в них стояли аккуратно заправленные кровати.

На серых солдатских одеялах, на полу, на тумбочках – везде был слой пыли.

– Странный музей, лейтенант! – задумчиво проговорил подполковник. – Музей с приготовленными для кого-то койками…

На третий этаж вела широкая лестница. Здесь находилось всего четыре комнаты. Одна из них была заставлена стеллажами с книгами, в трех других – в беспорядке свалены запыленные картины, гобелены, старинное оружие, разнообразная мебель.

– Товарищ лейтенант! – сказал подполковник, разглядывая большую, светлую комнату рядом с библиотекой. – Пришлите бойцов, пусть они освободят эту комнату, а вещи сложат в двух других. По-моему, здесь можно оборудовать отличную операционную.

– Хорошо, товарищ подполковник. – Лейтенант прошелся по комнате и усмехнулся: – Не комната, а антикварный магазин. Вот, например, Франция эпохи Людовика XIII…