Текст книги "Ген поиска (СИ)"

Автор книги: Варвара Мадоши

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 22 страниц)

Я обернулась, почему-то испуганно: мне показалось, что там должен стоять Маккорман, сидя на плече у какого-нибудь наемного убийцы. Того самого, которого он подрядил избавиться от Кривоклюва.

Но ничего подобного: в проеме дверей обнаружился Орехов.

– Да, бухгалтеров у нас множество! – согласился он. – Хотя после такого случая, пожалуй, лучше будет нанять человека со стороны. Неизвестно, кто еще нас обкрадывает…

– Ты все слышал? – спросила Марина с улыбкой.

– Достаточно – пока по лестнице поднимался, – Орехов пожал плечами. – На будущее запомни, любовь моя: в этом флигеле очень тонкие стены! Мне стоило бы отвести тебе кабинет в самом особняке…

– И все время сталкиваться с Татьяной Афанасьевной? Нет уж! – Марина решительно тряхнула выбившимися из прически кудрями.

В начале дня, специально причесанная и накрашенная для свадьбы, она была чудо как хороша. Сейчас же, когда прическа ее растрепалась, а макияж успел большей частью смыться – должно быть, Марина решила, что проще убрать его совсем, чем подновлять, – она выглядела еще прелестней.

Я подумала, что если рисовать настоящую Марину, то вот такой. Но Ореховы, наверное, теперь закажут парадный портрет… Да и закажут его не мне, так что и думать об этом бесполезно.

Никифор тем временем подошел к жене и поцеловал ее руку.

– Прости меня, – сказала Марина немного покаянно.

– За что? – удивился он. – Я знал, что нашел себе в высшей степени удачную жену, но не предполагал, что настолько! Мы еще и пожениться толком не успели, а ты уже сэкономила нашей семье серьезные деньги.

– Нет, – покачала головой Марина. – Ты очень ценил Маккормана… И твоя матушка тоже. Я ведь знаю, сколько он всего сделал! Может быть, его растраты не так уж серьезны по сравнению с пользой, которую он приносил – сам видишь, как трудно найти хорошего секретаря. А теперь тебе прямо-таки придется его уволить – из-за меня.

– Он ведь воровал через благотворительность! – ахнула я. – Марина, ты что! Сироты, дома престарелых деньги недополучали из-за него! А ты оправдываешь!

– Вот именно, – твердо проговорил Орехов. – И кроме того, он нарушал наше доверие. Если ему нужна была прибавка к жалованию, он мог поговорить со мной. Я менее прижимист, чем матушка. Кроме того, я никогда не делаю от служащих секрета, на чем собираюсь зарабатывать. Самые умные этим пользуются.

Шеф вздохнул.

– Да, Аня права, и да, этих документов, скорее всего, достаточно, чтобы арестовать Маккормана. Но теперь нужно позаботиться о том, чтобы его арестовать.

– Думаете, он еще не понял, что мы вышли на него? – спросила Марина. – Должен был сообразить со всей этой суматохой! Я бы на его месте уже садилась на какой-то пароход… или затерялась бы в городе. Если нетрудно спрятать труп птицы, то и живую птицу спрятать должно быть довольно легко!

– И да, и нет, – покачал головой Мурчалов. – Если «живая птица», как вы выражаетесь, прячется, заручившись помощью Стай, то разыскивать ее и в самом деле дело гиблое. Если же Стаи что-то имеют против беглеца, то сами его прекрасно выдадут. Нужно только к ним обратиться.

– Думаете, у него нет контактов со Стаями? – нахмурился Орехов. – Я более чем уверен, что есть!

– Аналогично, – спокойно кивнул шеф. – Но, видите ли, Стаи предъявляют довольно жесткие требования к тем, кого укрывают. Я очень сомневаюсь, что старина Фергюс при известной нам всем жадности поделился с ними той долей украденного, на которую они рассчитывают.

– То есть… – начала Марина.

– То есть, – проговорил шеф, – достаточно будет довести до их сведения, сколько именно он украл у вас, включая рыночную стоимость двух гарнитуров из драгоценных камней… впрочем, для большинства птиц камни будут иметь большую ценность, чем их денежное выражение… как они, скорее всего, сами выдадут Маккормана. Возможно, в виде набивки для подушек.

Марина прыснула, прикрыв рот ладошкой.

– Но это при том, что он успел бежать, – добавил шеф. – Я бы на вашем месте послал за полицией, а сам попытался бы просто вызвать Маккормана. Возможно, он все еще надеется, что мы ищем Кривоклюва как единственного сообщника.

– Да! – воскликнула Марина. – Я могу послать Ольгу…

– Ты никого не будешь посылать, – Никифор приобнял ее за талию. – Мы и так потратили на этого мошенника слишком много времени. У нас осталось еще два или три танца. Я решительно настроен все же потанцевать с моей очаровательной женой. Василий Васильевич, как видишь, вполне держит ситуацию под контролем; Ольге я отдам соответствующие распоряжения.

Марина улыбнулась мужу в ответ.

– Ну хорошо, – сказала она, – мы с тобой только один танец и протанцевали сегодня! А ведь я специально освежала свои вальсы.

– Ладно, – сказал шеф, – тогда я этим займусь. Аня, сходите…

– Нет-нет, – перебил его Орехов. – Пусть Анна тоже хорошо проведет остаток вечера. Ей нужно как следует отметить успех.

– Какой успех? – удивилась я.

– Ты ей не сказала? – удивился Орехов в свою очередь.

– Не успела, – Марина мне подмигнула. – Но отметить тебе действительно надо! И, я подозреваю, будет много желающих с тобой потанцевать!

Не знаю, почему я сразу подумала об Эльдаре? Он наверняка и танцевать-то не умеет! И вообще скорее всего давно ушел со свадьбы…

Глава 17
Свадьба с сюрпризом – 8 (фин)

Эльдар со свадьбы не ушел, вот что меня удивило. Но сидел у стены и читал какую-то книжку со странным крылатым летательным аппаратом на обложке – где и достал только! Должно быть, в библиотеке Орехова.

Когда я подошла и села рядом, он тут же закрыл книгу и сунул ее в карман.

– Как расследование? – спросил он серьезным тоном. – Удалось арестовать мошенников?

– Одну, – сказала я. – Еще двоих ищут.

– Ясно. И кто сотрудничал с Юлией Макаровной?

(Разумеется, до того, как мы уехали на вокзал, Мурчалов успел объявить, кого следует винить во всей этой эпопее, и Эльдар все прекрасно слышал.)

Я начала было рассказывать, но обнаружила, что давлюсь слюной: еды мне так и не досталось. Взглядом я поискала столы с фуршетом, но ничего не нашла. В банкетном зале, откуда вынесли столы, чтобы преобразовать его в бальный, пахло духами, цветами и человеческим потом; в середине оставили место, чтобы несколько пар кружилось в вальсе.

Марина и Никифор действительно танцевали среди прочих пар и снова выглядели счастливыми, как утром. «Ну наконец-то», – подумала я. Слышала я, что свадьбы, да еще крупные и помпезные, редко бывают удачными, но, думаю, мало кто умудряется столкнуться с самым настоящим преступлением в первый же день супружества!

– Пойдем, – кивнул Эльдар и довольно невежливо схватил меня за локоть, поднимая.

– Куда? – нахмурилась я.

– Есть, – он удивленно посмотрел на меня. – Я попросил этого парня, Антона, накрыть нам в саду. Что-нибудь холодное, что тебя бы точно дождалось.

В крайней степени удивления я проследовала за Эльдаром в сад, затем – в беседку, смутно белевшую среди уже начинающих облетать кустов. Ночью сделалось прохладно, изо рта у меня вылетал пар, но пока холод меня не особенно беспокоил. Эльдара, похоже, тоже.

В беседке аппетитно пахло копченым мясом.

Пошарив под лавкой, Эльдар вытащил оттуда фонарь – электрический, но стилизованный под старинный, – и зажег его. А затем щелкнул еще выключателем на столбике беседки.

Вся она озарилась мерцающим желтым светом, и стал виден небольшой раскладной столик и несколько блюд, закрытых металлическими колпаками. Никаких приборов. Сняв один колпак, я поняла, почему: там лежала только такая еда, которую можно брать руками. Буженина, сыры, колбасы, тонко нарезанный окорок, какой-то рулет… И рядом стопка салфеток, придавленные серебряным пресс-папье.

– Налетай, – сообщил Эльдар, подхватывая с блюда сразу два ломтя копченого мяса. – Под тем колпаком еще всякий разный хлеб и выпечка. Но я лично не люблю.

– Зачем хлеб, когда есть мясо, – согласилась я.

На самом деле не совсем искренне: под настроение я люблю ватрушки, булочки и беляши. Но сейчас организм требовал иного.

Во имя всего святого, как же хорошо с человеком, который тебя понимает!

Хотя организовать романтический ужин в саду на чужой свадьбе – это, конечно, нужен совершенно особенный тип наглости! Или неумения считаться с условностями. Подозреваю, что в случае Эльдара Волкова, конечно, второе. С другой стороны, не похоже, чтобы он сам относился к этому ужину как к романтическому. И замечательно.

Утолив первый голод, я оживилась и, оживленно жестикулируя, рассказала Эльдару все, что знала по этому делу. Эльдар только головой покачал.

– Знал я, что жадность сродни глупости, но чтобы настолько…

– Почему? – удивилась я. – План был умный.

– План, может, и ничего, а вот обворовывал Маккорман твоего Орехова зря. Мог бы еще долго честно зарабатывать.

– А вдруг там такие суммы, которые честно никак не поднять?

– Ну и зачем ему эти суммы? Ни семьи, ни детей.

– А по-твоему, только для семьи можно воровать? – с любопытством спросила я.

Волков пожал плечами.

– Не знаю. Но для детей, для жены – это хоть мне понятно. Если никак иначе не заработать. Чтобы в безопасности были. Чтобы ни в чем не нуждались.

Внезапно я ощутила резкий прилив нежности к этому парню. Вспомнила, что он-то остался без семьи в очень юном возрасте и приехал в Необходимск, вынужденный зарабатывать самостоятельно.

– Не рано тебе о жене и детях думать? – спросила я шутливым тоном, чтобы эту нежность замаскировать.

Эльдар пожал плечами.

– По нашим – нет. Я уже замечаю за собой в полнолуние… – он вдруг осекся.

Ого! Не стоит ли мне опасаться чувственной агрессии?..

Особой тревоги у меня эта мысль не вызвала, – я имела возможность убедиться на личном опыте, что Эльдар превосходно себя контролирует, даже и в волчьем обличье, – но на небо я машинально посмотрела. Луна в самом деле уже взошла, но полной еще не выглядела – так, половинка.

– Что в полнолуние? – спросила я с некоторым любопытством. – Пару ищешь?

Кажется, Волков покраснел: в свете электрических фонариков толком и не разберешь.

– Нору обустраиваю, – буркнул он. – Есть у нас такой инстинкт, когда нам кажется, что прямой опасности нет. Дмитрий Николаевич не нарадуется. Говорит, готовить особенно вкусно начинаю.

Я еле сдержала смешок, представив себе волка в переднике, хлопочущего по кухне. Но все-таки сдержала: не хватало еще обидеть Волкова! Парень он был самолюбивый.

Однако Эльдар только улыбнулся краем рта.

– Ничего, можешь смеяться. Я знаю, что забавно.

Надо же, да он и вправду вырос. Только взрослый мужчина может позволить другим – особенно женщинам – смеяться над собой.

За разговором я не заметила, как мы на двоих приговорили два блюда с нарезкой. Осталось только то, что с выпечкой. Сначала я подумала: неудобно вроде, только что сказала, что не особенно люблю хлеб… Но потом плюнула и все-таки взяла оттуда булочку с корицей.

Волков последовал моему примеру.

– Ты же сказал, что не любишь? – чуть удивилась я.

– Не наелся, – он пожал плечами. – Да и у Ореховых хлеб вкуснее. В городе когда пекут, в него часто всякие крошки добавляют и прочую гадость. То, что у вас тут в Необходимске продают, в Сарелии никто бы и в рот не взял. Этот тоже так себе, но хоть пристойный.

Надо же! Никогда не замечала. Но здесь, в особняке, хлеб и в самом деле показался мне воздушнее и пышнее. Или я просто проголодалась. Да и на холоде, на свежем воздухе, аппетит всегда больше.

Какое-то время мы еще молча жевали в полном согласии, а потом я наконец вспомнила о загадочных словах Марины и Никифора.

– Слушай, Марина сказала, что мне надо что-то отметить. Ты не знаешь, что?

– Твои картины все распродали, – сообщил мне Волков так буднично, будто это разумелось само собой. – За очень хорошие суммы. Считай, больше всех денег собрала. Все только про тебя и говорили на аукционе. За Маринин портрет кто-то чуть ли не тысячу рублей предлагал, но она не продала. Тебя еще там критик какой-то искал, фамилия смешная, вроде Лысиков. Хотел про тебя статью написать в «Вести», но не дождался.

– Уехал? – сердце у меня бухнуло.

– Почему уехал? Налакался до зеленых демонят, его лакеи проспаться куда-то оттащили.

– Вроде рано еще, – удивилась я машинально.

– Творческая личность, – Волков проговорил это с сарказмом, но не особенно едко: мол, такие уж они, что тут говорить.

И только тут до меня дошло. Картины мои все проданы, да еще и по хорошей цене. За Маринин портрет кто-то предлагал тысячу рублей! Это же… это с ума сойти, как кому-то должно понравиться, чтобы такую сумму выложить!

Я даже недоеденную булочку с корицей выронила от этого осознания.

* * *

«Тут я не просто себе новое пальто куплю, – думала я ошарашенно, разглядывая толстенную пачку денег. – Тут я себе…»

Дальше воображение отказывало. Что я могла себе купить такого нужного? Еще одно платье? Или, может быть, хорошие краски и раскладной мольберт, который давно хотела? И набор тех самых кистей из Каганатов, который видела на витрине в галерее Шляпина…

– К сожалению, это вся твоя доля от аукциона, – виновато развела руками Марина. – Нам ведь пришлось заплатить за организацию, за работу критиков… Разумеется, аренда выставочного места в доме Ореховых не учитывалась! Ты очень расстроена?..

Мы сидели в ее кабинете во флигеле, на третий день после свадьбы. В окно било яркое осеннее солнце, разливаясь лужицами света по заваленному бумагами столу.

В кабинете царил некоторый хаос: Марина уже начала переезжать в другой кабинет, в новом доме четы Ореховых в Дельте, но еще не успела перевезти все бумаги.

– Расстроена? – я засмеялась. – Шутишь! Маринка, это же огромная сумма для меня! Ты что, так быстро уже привыкла к красивой жизни?

Плечи Марины чуть расслабились.

– По уму тебе бы следовало получить гораздо больше, – сердито проговорила она. – Татьяна Афанасьевна настояла, что все расходы по аукциону должны оплачиваться из доли художников. Это нормальная практика, и остальные художники были довольны условиями, но для тебя можно было бы и сделать исключение.

– Не волнуйся, – я небрежно сунула деньги в свою обычную сумку, только на сей раз Василий Васильевич в ней не сидел. Не перепутать бы потом с деньгами, которые он выдает мне для рабочих дел! – Для меня это так много, что я даже не знаю, куда это все потратить!

– Вот об этом я хотела с тобой поговорить, – Марина снова переменилась: теперь ее лицо приобрело твердое деловое выражение. – У нас с Ники есть идея, как ты эти деньги можешь использовать. Конечно, одной этой суммы не хватит, но мы с ним готовы тебя проспонсировать. Или дать тебе беспроцентную ссуду, если угодно.

Проспонсировать? Ссуду? Я непонимающе уставилась на подругу. Неужели она впадает в ту же ошибку, что и Орехов в отношении меня? То бишь начинает считать, будто я хочу заниматься каким-то «делом» – то бишь предпринимательством, – на которое она может меня подтолкнуть? Это Марина хочет быть начальницей в собственном кумпанстве, уж никак не я!

Или… или она думает, что я уже достаточно хороший детектив, чтобы уйти от Мурчалова и открыть собственное агентство? Да ни за что на свете! Я и под его-то руководством постоянно попадаю впросак!

Эти мысли я и озвучила – самым удивленным тоном. И, боюсь, совсем не дипломатично, в тех же выражениях, что и подумала.

Марина тут же замотала головой, так резко, что ее светлые кудряшки разлетелись облаком.

– Что ты, что ты! Я имею в виду, ты могла бы купить свою мастерскую!

На такое я даже сказать ничего не могла, только рот открыла и глазами захлопала.

– После статьи Плешивина нам поступает множество писем на твое имя, – серьезно продолжила Марина. – Даже и телеграмм. Он ведь не знал твоего адреса, поэтому и не дал его нигде. И все, кто хочет связаться с тобой, действуют через нас. За три дня – уже пять заказов на портреты и десять предложений приобрести другие твои работы! Конечно, это долго не продлится, – последнее Марина сказала уже более приземленным тоном, не таким восторженным, – но можно, как выражается Ники, «монетизировать успех». О тебе говорят, Анечка! Ты стала почти знаменитой! Еще несколько шагов – и ты станешь популярной!

– То есть я смогу зарабатывать рисованием? – спросила я, пораженная.

– Ты сможешь стать богатой женщиной! – весело поправила меня Марина. – Ну, может быть, не сразу, но через пару лет… И, в отличие от меня, замужество тебе для этого не потребуется, – добавила она с горьковатой самоиронией.

Я перевела взгляд за окно, где шелестела знакомая береза. Вспомнилось, как мы с Волковым стояли у этой березы, и я думала, что аукцион картин на свадьбе Марины ничего в моей судьбе не поменяет.

А может, и не поменяет? Ну какая из меня художница! Я ведь толком и не умею ничего. Кроме того, завести собственную мастерскую, уйти от шефа… Да еще так скоропалительно… Это при том, что дело о похищении драгоценностей даже пока не закончено: Кривоклюва еще официально разыскивают, Юлия Макаровна показаний так и не дала, а Маккорман всячески отпирался, хоть его арестовать и удалось. Последние дни мы с шефом раскручивали его контакты, чтобы собрать как можно больше данных о других его нарушениях и о том, кто же мог похитить или убить (последнее вероятнее) несчастного ювелира.

Как там шеф без меня?..

Да и… купить мастерскую – значит, уйти на другую квартиру. То есть бросить не только шефа, но и Ваську. И Прохора, и Антонину с ее вкусной выпечкой… Да и вообще, придется самой нанимать горничную, самой следить за всем… Ой нет!

Но с другой стороны… Я буду рисовать. Все время. Я стану художницей. Самой настоящей.

Мне тут же стало ясно, что по-настоящему я всегда хотела именно этого – с самых первых уроков рисования в пансионе мадам Штерн. Даже вспомнилось: вот я беру кисточку, готовясь изобразить ярко-алое яблоко, которое лежит на учительском столе, и учительница говорит: «Вы думаете, это яблоко просто красное? А попробуйте увидеть вот здесь, где блик, оттенки голубого…»

Я смотрю – и вижу! И первым наношу на свой неуклюжий карандашный кружок, призванный изображать яблоко, именно голубой блик.

– Это так внезапно… – пробормотала я. – Можешь дать мне эти письма? Ну, с заказами? Я посмотрю, может быть, смогу встретиться с этими людьми так, без всякой мастерской…

– Конечно, – Марина залезла в ящик и протянула мне несколько конвертов. – Но брать заказы, не обзаведясь рабочим местом, не очень хорошая идея. Я, конечно, не слишком разбираюсь в живописи, однако не ты ли мне жаловалась, что рисовать при электрическом свете по вечерам неудобно и результат получается не тот?

Я попыталась взять конверты, но они выпали у меня из рук.

– Марина, – сказала я, еле удерживая внезапно нахлынувшие слезы. – А если у меня ничего не выйдет?

Марина снова тряхнула кудрями.

– Это совершенно исключено, – сказала она твердо.

* * *

Возвращаясь домой, я купила на углу газету, забыв, что Прохор перед уходом сказал мне этого не делать – мол, он уже купил. Войдя домой, так долго расшнуровывала ботинки, что Антонина с Васькой выглянули в коридор, проверить, все ли со мной в порядке.

Васька пришел в восторг от того, что я сижу на его любимом месте – тумбочке для обуви – и немедленно запрыгнул мне на юбки.

Обычно это ему строго запрещалось, причем запрет поддерживал не только шеф, но и я: Васька, в отличие от отца, не любил вычесываться и бегал от Прохора с расческой по всему дому, а потому постоянно оставлял на моей одежде целый слой рыжего ворса, который потом приходилось утомительно счищать платяной щеткой. Однако на сей раз я только рассеянно погладила его по спинке и ничего не сказала.

– Аня? – почуяв, что что-то не так, Васька просительно заглянул мне в глаза. – Гйюсишь?

Он уже довольно много слов говорил, даже составлял простые предложения. Но вот произношение еще хромало.

– Да нет, – сказала я, почесывая его за ушком. – Просто задумалась.

– Не думай! – он хлопнул меня лапкой по руке. – Чесай!

Пришлось подчиниться, все равно юбка уже была вся в меховом налете.

«Ну и ладно, – подумала я, играя с „названным братом“. – Никто ведь не заставляет меня решать сразу. Я могу думать, сколько захочу. Пусть сегодня будет обычный день, такой как всегда…»

Потом мы с Васькой немного поиграли, потом он уговорил пойти почитать ему вслух (очень это любил, особенно еще разглядывать картинки), а потом шеф все-таки позвал меня к себе в кабинет. И я вдруг поняла, что все уже решила, и что разговор откладывать не хочу.

Но, конечно, сначала нужно было отчитаться о выполненном поручении.

– Добрый день, шеф, – сказала я, заходя в кабинет. – Я взяла у Марины копии финансового отчета по благотворительной распродаже, которой Маккорман занимался в позапрошлом году. Вот они, – я положила папку перед шефом на стол.

К моему удивлению, шеф только отодвинул папку лапой в сторону и подвинул ко мне лежащую перед ним газету.

– Вы уже читали сегодняшний номер «Вестей»? – спросил он с какой-то непонятной интонацией.

– Нет еще, не успела, – пожала я плечами. – С утра была занята.

И правда, купить купила, но даже не просматривала.

– Так прочтите.

В легком недоумении я взяла газету. Так, что там на первой странице… Мэр Горбановская выступила в поддержку законопроекта по изменению структуры образовательных учреждений… Ну, это бы, конечно, очень пригодилось Волкову пару лет назад! Однако вряд ли шеф заинтересовался проблемами гимназического образования. Смотрим дальше. Медицинская академия совместно с ведущими предпринимателями города (читай, Ореховым и еще несколькими) проведет новый медико-биологический симпозиум в следующем году… Следовало ожидать. Сделка Орехова с «Озерным никелем» обещает принести в казну города за счет налогов… тоже все идет своим чередом. Военно-морской флот обсуждает применение аэромобилей с сиденьями нового типа для защиты прибрежной акватории… И снова не то! В Сарелии зарегистрирован патент на изобретение, позволяющее переговариваться на расстоянии, изобретатель заявляет, что внедрять проект будет в Необходимске… возможно, но вряд ли, не настолько шеф охотник до технических новинок.

– Новости культуры, – нетерпеливо проговорил Мурчалов, которого, очевидно, разочаровало растущее удивление на моем лице.

Новости культуры у нас в самом конце, дальше только спорт. Помню, мадам Штерн это всегда очень возмущало, когда она рассказывала нам, воспитанницам, о пагубности средств народного оповещения!

Я послушно разъяла страницы, чтобы найти нужный раздел. Та-ак, в городском цирке на малой сцене пройдет серия выступлений комического актера Сильвестра Сильвера, почтенной публике будет предложено… Ну, молодец, добился своего! Или шеф подозревает, что он все-таки как-то замешан в наших предыдущих делах?

Но стоило моему взгляду упасть на следующий заголовок, как я машинально опустилась в кресло напротив шефовского стола.

«На свадьбе миллионщика разгорелась драка за картины неизвестной художницы. Ждет ли нас открытие года?»

* * *

Разумеется, заголовок преувеличивал. Никакой драки не было, да и заметка ничего подобного не утверждала. В ней просто говорилось о том, что на проведенном Мариной аукционе мои картины пользовались такой популярностью, что гости нешуточно за них спорили.

Но один абзац меня буквально сразил: «При нынешнем засилье набившего оскомину академизма с одной стороны и лубочных картинок для горожан с простыми вкусами с другой, работы Ходоковой могут стать глотком свежего воздуха. С элегантной скупостью изобразительных средств, говорящей о недюжинной практике, она улавливает в людях и предметах самое главное, перенося это на холст или бумагу пленительно легко, не стесняя себя строгостью канона…»

Ну надо же! А я думала, мне просто не хватает выучки рисовать «как правильно»! Еще и переживала за это!

И дальше: «Если, как сообщил нашей редакции источник, близкий к известному критику Плешивому, Ходокова уже начала принимать заказы на свои работы, художественный мир Необходимска – а может быть, и сопредельных стран – ждет изрядное обновление кровей».

Я же ведь еще ничего не начала! Не брала никаких заказов, ни с кем не встретилась! Марина мне только письма передала! О чем это они?

Дочитав, я подняла взгляд на шефа. Тот вылизывал лапку, как будто ему было абсолютно все равно, что там написано в статье.

Я молчала, отчасти не зная, что сказать, отчасти отлично понимая, что Василий Васильевич заговорит ровно тогда, когда решит, и ни секундой раньше.

Наконец лапка приобрела ту степень чистоты, которую шеф счел приемлимой. После этого он поднял голову и спросил:

– Вы же понимаете, что после такой статьи действующие салонные художники вас прямо-таки съедят?

– Что? – я заморгала.

– Вам проходу не будет. Вас загнобят. Вас назовут недоучкой, ваши картины – жалкой мазней… Разумеется, если повести дело верно, это только прибавит вам клиентов. Особенно если Ореховы не откажут вам в поддержке. А они, конечно же, не откажут. Но будет очень трудно, так и знайте.

Газета выпала у меня из рук и с мягким шуршанием осела на пол.

– Вы знаете? – спросила я почти шепотом. – Вы знаете, что предложила мне Марина?

– Ну, тут не нужно быть гением сыскного дела, чтобы догадаться, – ворчливо проговорил шеф. – Достаточно немного знать вас и вашу подругу… да, и должен еще предупредить, что студию вам лучше снимать в Рубиновом конце, даже если Ореховы будут настаивать на Дельте. Здесь не такая богатая клиентура, но можно найти более чем приличный район, и на первых порах лишние траты вам не нужны. Да и Василий-младший будет скучать, если вы уедете далеко.

– То есть вы не против? – пораженно спросила я.

– Разумеется, против! – воскликнул шеф. – Сколько лет я с вами возился, наконец начал толк выходить, и все зря! Опять же, мне что, заводить помощника с фотоаппаратом? Накладно выйдет!

На моем лице, наверное, было написано столь глубокое непонимание, что шеф сжалился и объяснил:

– Аня, ну какой смысл мне работать с помощницей, которая несчастлива и тяготится своим положением? Я не рабовладелец. Кроме того, как ваш бывший опекун, я должен заботиться о ваших интересах…

Шеф не договорил. Я сграбастала его со стола и прижала к себе, крепко-крепко обнимая. У меня даже слезы закапали, бисеринками оседая на его пушистой шубе.

– Шеф, вы самый лучший шеф на свете! – бормотала я. – Самый лучший!

И шеф даже не протестовал, что я его обнимаю и тискаю! Вот где чудо.