Текст книги "Встретимся на Черной речке (СИ)"

Автор книги: Варвара Федченко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 12 страниц)

ГЛАВА 16

Когда я проснулась, за окном было уже темно. На столе слабо мерцала свеча, а остальная часть комнаты тонула во мраке. Удивительно, но я хорошо себя чувствовала. Потянулась, но тут же вернулась в прежнее положение: нога, которая подвела меня в болоте неожиданной судорогой, снова заныла.

Где-то в глубине дома слышались голоса, но мне сначала хотелось увидеть себя в зеркало, прежде чем идти к ректору и Кириллу. Я встала, взяв свечу, и пошла вдоль стен. В деревне есть мода вывешивать зеркала на стены, как самые ценные картины. На одной стене висел ковер, на ДРУГОЙ-огромный календарь за 1881 год, на третьей… Я замерла, приближая свечу поближе. В серванте, старом, лакированном, помимо чьего-то семейного хрусталя, между стеклами были вставлены фотографии. Присмотревшись, я поняла, что женщина на снимках мне будто бы знакома. Она держала за руку девочку лет 14, а позади них стоял высокий стройный мужчина в фуражке.

На кухне обнаружилась целая делегация, назовем ее «Делегация неравнодушных к состоянию здоровья М.Суриковой Но самое главное, что я запомню на всю жизнь: как только я вошла, Кирилл встал, протягивая мне руку. Все сидячие места были заняты, и он посадил меня на свой табурет, встав за спиной. В голове сразу же мелькнула ставшая уже привычной мысль

«Теперь мне спокойно». Я много думала о себе, отношениях между родителями, о моем опыте общения с собственным отцом… И пришла к выводу, что после ухода папы я искала надежного мужчину, а попадались ровесники, которые сами хотели защиты и опоры. Однажды я встречалась с взрослым мужчиной, который казался тем самым крепким плечом. Я даже думала, что за такого смогу выйти замуж… Пока не оказалось, что он уже женат. А отношения с женатыми мужчинами были для меня табу (после того случая я просила показать паспорт, не боясь выглядеть сумасшедшей). Я по себе знала, что испытывает ребенок разведенных родителей.

Мне не хватало простой ласки и заботы от отца. А Кирилл даже одним своим присутствием рядом дарит мне ощущение безопасности и защищенности, не говоря уже о том, как он трепетно относится ко всем моим потребностям и желаниям.

– Как ты себя чувствуешь? – серьезно спросил Борис Таисович.

– Очень хорошо, – с улыбкой ответила я.

– Отлично. А теперь объясни мне: какого хрена ты поперлась в болото?!

Я же вам строго настрого запретил ходить на этот край острова. Здесь два болота, и ты попала в менее топкое. Из второго вообще не выбраться!

– Я не специально, – вяло сказала я. – Я цветы собирала, в роще возле церкви. Потом пошла поискать синие такие, в крапинку…

– Сурикова! Вы когда документы подписывали, нужно было читать внимательно! Там написано, что за несоблюдение правил техники безопасности следует исключение из Академии! – лютовал ректор.

– Ну, пап! – Катя ткнула отца в бок.

– Не папкай! Она утонуть могла! И я не за собственную шкуру беспокоюсь. Я бы отсидел и вышел, а она бы так и осталась на этом острове, в болоте. Как Апрелька.

– Что за «Апрелька»? – недоуменно уставился на ректора одногруппник Витька.

– Корова Кузьминых. В начале лета в болото ушла, – серьезно ответил Борис Таисович, чем вызвал мой смех.

– Простите, это нервное. Корову жалко.

– Жалко ей, – передразнил ректор. – Больше ни ногой в ту сторону. Этот дом – последний рубеж безопасности на острове, дальше трясина и обрыв на том берегу.

– А чей это дом? – воспользовавшись случаем, спросила я.

– Бабы Марьи, – коротко ответил Борис Таисович. – Всем ясно? Пределов обжитой нами части острова не покидать!

– Я была на том берегу. Там не так уж страшно, – пробубнила я.

– Ты была там с Кириллом. Он остров как свои пять пальцев знает. Мы его в прошлый раз вдоль и поперек за лето выучили… И если бы не Кирилл, то ты бы сейчас с Апрелькой дно болота изучала!

– Я знаю… – я сжала руку Кирилла, которая лежала на моем плече. – Спасибо!

– Все, теперь по домам. Егор, проводишь Катерину и Марину?

Кирилл спокойным тоном, не терпящим возражений, сказал:

– Думаю, Марине стоит остаться. У нее нога травмирована.

– Ну, пусть остается. А я пошел спать. Устал я от вас, – крякнул ректор, и ушел куда-то в глубину дома, бубня по дороге, – Седины только себе наживу этим пленэром…

– Марина, давай я ногу посмотрю? – Егор помог мне встать, подводя к единственному источнику яркого света – фонарю на табурете в углу комнаты.

– Как там коровьи роды? Удачно?

– Удачно, – буркнул Егор. – Но больше я этим заниматься не буду.

Катя выразительно переводила взгляд от меня к Кириллу Робертовичу, накручивая прядь рыжих волос на палец.

– Так, ну в целом ничего страшного нет, – констатировал Егор. – Просто мышцы перенапрягла.

– Если болит, то идти все же не стоит, – отозвался Кирилл, вцепляясь в меня глазами.

– Да, я останусь. Мне и идти то не в чем… – я все еще была в халате Бориса Таисовича. – Катя, принеси мне завтра одежду.

– Хорошо. Пойдемте уже, Рина очень, – подруга сделала акцент на слове «очень», – устала. Спокойной ночи, Кирилл Робертович.

По хитрой улыбке подруги стало ясно: завтра меня ждет допрос с пристрастием.

Когда все разошлись, я опустилась на стул, сложив руки на коленях.

– Кирилл, я не знаю, как я могу тебя отблагодарить… У меня, как говорят, жизнь перед глазами не промелькнула. Но жить захотелось вдвойне. Я даже думать не хочу, чтобы бы было, не найди тебя Алла.

– Алла? – Кирилл поднял бровь. – Что значит «не найди?»

– Ну, Алла не смогла мне помочь, и побежала в деревню за помощью. А разве не она тебе сказала, где я? – я растерянно уставила на мужчину.

– Нет. Я встретил ее по дороге… Но она… Да не важно! – мужчина явно хотел перевести разговор на другую тему.

– Нет! Говори! – я сделала максимально серьезное лицо.

– Она мне на встречу шла… Но предложила сходить в сторону церкви, мол, меня там кто-то звал. – Кирилл замолчал на секунду, нахмурился. – Нет, ну это же уму непостижимо! Она видела, что ты можешь утонуть, но даже не попыталась помочь! У вашего поколения какие-то врожденные аномалии в плане морального развития? Я еще от выходки Джессики не отошел, теперь Алла, бросившая тебя тонуть. Это не может остаться безнаказанным! Это уголовная статья – оставление в опасности!

– Кирилл, давай оставим это пока… Ну, вот ты, например. Почему не начал никаких разбирательств с этими… Эм-м… Девушками. Тебя из-за этого уволили, пришлось оставить мастерскую, репутация опять же. Мог бы за клевету„.

– Марина! Я похож на человека, который будет преднамеренно портить жизнь другому? Тем более юной девушке.

– Но…

Мужчина не дал мне договорить.

– Я бы никогда не стал этого делать. Я, так же как и мои коллеги, друзья, знаю, что моей вины в произошедшем нет. А мнение других меня не интересует.

– Я поняла тебя… А как ты тогда меня нашел?

– Шел за тобой. Есть будешь?

– Ничего не хочу, – быстро сказала я, и поспешно спросила. – Зачем ты за мной шел?

– Хотел предложить портрет дорисовать, – ухмыльнулся Кирилл Робертович. – Подумал, «как она удачно в ту сторона пошла». Не думал, что ты с тропы свернешь. Единственная дорожка от церкви ведет к этому дому.

Но нет, Марина, ходячая проблема, свернула на половине и ушла в другую сторону, – с улыбкой ответил мужчина. – Я вообще был уверен, что ты ко мне идешь.

– Тогда я скажу, – я пересела на колени к мужчине, – что это замечательно, что ты не закрылся после того случая, что у тебя остались силы рисовать ню, что ты отважился попросить студентку позировать, что пошел следом за мной…

Я запыхалась, перечисляя, и в порыве благодарности прижалась к Кириллу, обхватывая его шею, как маленький ребенок.

– Марин, ну все, – теплые руки провели по спине. – Все закончилось. Ты в безопасности.

– С тобой – да. Когда ты рядом, я так спокойно себя чувствую. Даже сегодня, когда твой голос услышала… Вроде бы тону, должна быть паника, страх, а твой голос услышала, и сразу успокоилась. Мне кажется… Кажется, что я влюбилась в тебя.

– Это цыганская магия, – рассмеялся мужчина.

– Цыганская?

– Ну да, у меня отец цыган. А что, не похож? – Кирилл хитро прищурился, сверкнув иссиня-черными глазами.

– А где твои родители живут? – с подозрением спросила я.

– В нашем городе. А что?

– А ты случайно цыганку Миру не знаешь? Она в Марийском поселке живет.

– Знаю, – удивленно протянул Кирилл. – Это дочь отца из первого брака. Сестра моя. Вы знакомы?

– С ума сойти! – я сползла с колен мужчины, и широко развела руки. – Я была у нее! Она мне сказала, что скоро я встречу своего мужчину. И после этого ты мне начал снится. Что это такое? Действительно магия?

– Ну, это же Мира. Она кого угодно во что угодно заставит поверить, – сказал Кирилл. – Но это действительно странно… Приедем в город – спросим у нее. Я, кстати, племянника все еще не видел.

– А я видела, – похвасталась я.

– Вот теперь я удивлен. Вы подруги?

– Нет, просто она звала в гости. Карту мне подарила. Там король с твоими глазами.

– Потому что я эти карты рисовал, – рассмеялся Ривман. – Она ничего, кроме моих рисунков, в подарок не принимает. Они живы еще? Я их лет 5 назад рисовал… Мира попросила необычные карты. Я в Фотошопе набросал, по сути просто лица знакомых и членов семьи через фильтры провел, чтобы были похожи на карточных героев, а отец их распечатал и заламинировал. Мира говорила, что такие необычные карты клиентов привлекут.

– У меня одна с собой. Дома, у бабы Марьи.

– Покажешь потом. Я поностальгирую. А с Мирой я поговорю, – усмехнулся Кирилл. – А теперь спать.

– Одна не буду! – категорически заявила я. – И я не Джессика, мне отказывать нельзя. Ты сам своей цыганской магией меня к себе притягиваешь.

Мужчина буквально секунду находился в раздумьях, затем кивнул, протягивая мне руку.

Это было удивительно! Наконец-то, спустя полгода мучений во снах, я спала рядом с тем самым черноглазым, который раньше казался нереальным, несуществующим. Я долго не могла уснуть, рассматривая спокойное лицо Кирилла. «А он смелый мужчина», – с улыбкой подумала я. Я бы на его месте, после таких «приключений» всю жизнь ходила в образе того дедка, каким он перед нами предстал в Академии. И не решилась бы даже подойти к понравившейся студентке. Мужская рука каменным грузом опустилась на мою талию, как бы закрывая от внешнего мира. Рядом с Кириллом даже дышалось как-то иначе – от него исходила энергетика спокойствия и уверенности. И ничего в его действиях, словах не давало понять, что ему пришлось пережить.

Он открылся только мне, на один вечер, и снова надел свою броню.

Когда я искала информацию о нем в интернете, то видела какие-то заголовки про скандал, но все только в местной прессе, которая не озадачивается электронной версии газеты – только основные новости и то в сжатой форме. Но даже если это было написано в одной местной, пусть даже университетской, газете, то сложно представить, что пережил мужчина: сплетни, косые взгляды… Не удивительно, что он оттуда уехал, и превратился в затворника здесь. А эта идея с перевоплощением в сварливого деда теперь казалась мне хорошей. Такие как Джессика есть везде, и наша Алла лишнее тому доказательство.

Кстати, об Алле. Мне не верится, что она могла так спокойно уйти, бросить меня. Она же видела, что я нуждаюсь в помощи, что не могу сама выбраться. Не может так поступить взрослый, разумный человек!

Третья мысль, которая не давала мне уснуть, была посвящена Мире. Как это получилось? Не могла же она заставить меня сформировать в голове образ ее брата, и заочно влюбить меня в него? Это и правда похоже на цыганскую магию. Но я даже сейчас больше верила в рационалистическое объяснение, нежели в гадание и мистику. «Но я рада, что все получилось именно так», – глаза уже закрывались, а мозг продолжал повторять эту мысль.

ГЛАВА 17

На острове я стала рано просыпаться. Но сегодня, открыв глаза, поняла, что в этом доме я все же сплю дольше всех. Кирилла рядом не было, а из окна я видела Бориса Таисовича, рубившего дрова около бани. Я выскользнула изпод одеяла, и пошла исследовать дом. Вчера, из-за отсутствия света, это было невозможно.

На кухне стоял завтрак, заботливо прикрытый белой салфеткой. Я ее приподняла, и удивленно приоткрыла рот. Мои любимые сырные крекеры, фисташковый йогурт, вяленая вишня (единственная сладость, которая мне нравится), абрикосы. Я открыла термос и с восторгом втянула запах свежего кофе. И это все не продавалось в местном лабазе. Видимо, Катерина поделилась с Кириллом моими пищевыми пристрастиями.

Я не помню, когда в последний раз с таким наслаждением пила кофе! В городе, с его обилием кафешек и доступностью любых продуктов, этот напиток хоть и оставался любимым, однако, стал рядовым. Ведь нет ничего проще – смолоть зерна и поставить на газовую плиту турку. Но здесь, на острове, в лабазе продавался лишь самый простенький растворимый, а те местные жители, с кем я успела познакомиться, и вовсе предпочитали чай.

Крекеры были свежими, а самое главное, что эта марка продавалась только в сетевых супермаркетах, а ближайшая «Лента»… Хм, Кириллу пришлось серьезно заморочиться, чтобы сделать мне такой сюрприз.

Борис Таисович чинно восседал в тени деревьев, попивая из трехлитровой банки квас, судя по цвету.

– О, Маринка, встала, наконец-то. Егор тебе вещи утром принес, так что можешь оставить в покое мой халат, – крякнул ректор. – Хотя, если нравится, можешь носить.

– Спасибо, – я зажмурилась на ярком солнце. – А Кирилл Робертович где?

– «Кирилл Робертович»? – передразнил меня ректор. – Я сегодня утром, не подумав, зашел к вам без стука. Сдается мне, что когда спишь с мужиком, то на «ты» переходишь автоматически. Да не стесняйся ты! Ты же мне как дочка. А Кирилл из разряда учеников давно перерос в категорию «близкий друг». Так что я рад за вас.

– Откуда такой набор продуктов? – я скрестила руки на груди.

– О, это шикарная история, – усмехнулся ректор. – Сурикова же обычную еду не ест, ей подавай какие-то особые йогурты.

Я сморщила ехидную мордашку.

– В районном центре такие изыски не продают, а в город ехать полдня.

Поэтому Кирюшке корзинку с твоей едой какие-то друзья из города привезли.

Цени, Марина, такого мужика. Я бы такие кренделя только ради дочери выделывал.

– Да я не просила, – протянула я. – Но мне безумно приятно. Это меня Катерина сдает?

– И я поучаствовал, – поддакнул Борис Таисович. – Я же помню, как килограмм этой вишни вез на дачу. И кофе-машиной в нашем доме пользуешься только ты одна. Еще вопросы? А то я подрядился сегодня дрова рубить.

– Где Кирилл?

– Утром у деток занятие, потом лекция у 1 курса. После обеда вернется.

Со двора доносился стук топора, где-то под крышей дома пела птица, терпкий запах кофе приятно щекотал ноздри, свежие сырные крекеры разламывались со звонким хрустом. Вчера я была на грани гибели, а сегодня– самый счастливый человек на планете.

Думаю, Кирилл не обидится, если я возьму у него холст и краски.

Держать в руках ЕГО кисти было неожиданно волнительно… интимность этой ситуации, наверное, будет понятна только художнику.

На холсте появилась темная, с переходом от изумрудного к иссиня– черному, полоса по нижнему краю полотна. Из этой тьмы выросли руки, хватающиеся на пустую, неокрашенную часть холста. Эта нейтральная, чистая линия символизировала мою надежу на спасение. Надежду на жизнь. Верх картины окрасился в страстный, как сама жизнь, алый цвет. На Кирилле вчера была яркая красная куртка. Мозг сам выдавал эти ассоциации. Из алой линии вниз тянулись крепкие, витые веревки, которые стремились обхватить мои руки. Когда я положила последний мазок, и откинула настырную прядь со лба, то поняла, что нахожусь в комнате не одна.

Борис Таисович, прислонившись плечом к дверному косяку, внимательно рассматривал только что рожденную картину.

– Ну как? – спросила я, вытирая тряпкой мастихин.

– Марина… – выдохнул ректор. – Это потрясающе! Я физически ощущаю твой вчерашний страх, глядя на этот рисунок. И он очень сильно отличается от того, что ты обычно рисуешь.

– Я знаю. Это все Кирилл.

– Да, он педагог от Бога. Мы не должны его снова потерять! – Борис Таисович произнес эти слова как молитву, и вышел из комнаты.

«Я не должна его потерять», – эхом отозвалось у меня в голове.

Весь день я шаталась по дому и участку. И это было потрясающе интересно! Во-первых, в этом доме жила баба Марья с семьей, во-вторых, сейчас здесь живет Кирилл. По мимолетным фразам Бориса Таисовича я поняла, что сам ректор не всегда здесь ночует. Он часто оставался в здании школы, составляя компанию 1 курсу. А еще мне показалось, что он что-то не договаривает… Может бьггь, у него появилась зазноба>> (это слово я подхватила от бабы Марьи), ведь в прошлый пленэр он гулял с некой Зоей Терентьевой. Наш ректор был видный мужчина, и даже в своем возрасте привлекает взгляды. преподавательница графики всегда провожала его томным взглядом, и говорила «Какой у нас ректор фактурный мужик».

Дом оказался большим. Просторная кухня, три спальни: Кирилла, Бориса Таисовича, и, вероятно, деда Максима, но последняя была заброшена, и о хозяине говорила только Тельняшка на спинке кровати, какие обычно носил дед, и множество удочек, стоящих в углу. В прочем, кроме этой комнаты и пары фотографий в серванте ничего не говорило о том, что когда-то здесь жила счастливая семья.

В спальне, где мы сегодня ночевали с Кириллом, я с любопытством рассматривала каждую мелочь, привнесенную в интерьер мужчиной. Его холсты, большие металлические банки с кистями, маленькие тюбики краски, ворох хаотично перемазанных маслом тряпок на подоконнике. Вторая большая банка была заполнена браслетами, четками – теперь, когда я знала, что у Кирилла цыганская кровь, все эти украшения казались органичной частью внешнего вида Ривмана.

На массивной деревянной вешалке висели мужские рубашки. Я с трепетом потрогала мягкую ткань, и прижала ее к носу – рубашка пахла парфюмом Кирилла. Легкий аромат свежести, скошенной травы, росы, березового сока, дождя… Стопка книг на полу. В основном, все на английском.

Мужчина вернулся ближе к вечеру.

– Спасибо! Я не думала, что так сильно скучаю по городской еде.

– Это самое незначительное, что я могу для тебя сделать. Хотя я заметил, что ты хорошо адаптировалась на острове, – Кирилл притянул меня к себе, усаживая на свое колено. – С учетом того, как ты пыталась «отмазаться» от поездки…

– Я нисколько не жалею, что поехала. Скорее, я счастлива, что поехала.

Иначе тебя бы захомутала Алла, – слово «захомутала» я опять-таки выхватила из лексикона бабы Марьи.

– Алла отчислена, – железным тоном сказал Кирилл. – И завтра, с первым паромом, уезжает с острова.

– Ты с ней говорил?! – я всю ночь думала о ней.

– Да. И Борис говорил. Она рыдает, и ничего толкового мы от нее не услышали.

– Может быть, она запаниковала… – я пыталась как-то объяснить непонятный мне поступок.

– Марина, я понимаю, что ты очень добрая девочка. Но таких, как Алла, нужно изолировать от нормального общества. Ты можешь написать заявление в полицию…

– Я ничего писать не буду! – перебила я мужчину. – Я жива, а остальное хочу забыть.

– Вот и договорились. Забудем вместе. Надеюсь, эта ситуация как – то повлияет на девушку. – Кирилл сжал мою ладонь. – А теперь покажи, что ты сегодня нарисовала. Борис мне аж дважды начинал рассказывать.

– Извини, я взяла твои инструменты. Но получилось и правда неплохо.

Кстати, аромат кофе с утра подарил мне заряд вдохновения. И… И ночь с тобой.

– Тогда сначала я, – мужчина загадочно улыбнулся, и достал из-за двери небольшой лист бумаги.

На рисунке, выполненном карандашом, была я: волосы разметались по подушке, руки сложены ладонями ДРУГ К другу и, как у ребенка, подпирают щеку, простыня скатилась с плеч, оголяя ключицы и кусочек футболки Кирилла, в которой я сегодня спала.

– Утром рисовал? – я подняла глаза на мужчину. – Я тут такая… Красивая.

– Я так же считаю. Поэтому не стал упускать момент. И мне кажется, что таких портретов будет еще много… Я сегодня весь день думал над твоими словами. Скажу честно, я слишком давно не говорил таких слов, чтобы легко сказать их сейчас. Но слово «влюбленность» точно подходит. Пока.

– И пока этого вполне достаточно. Смотри.

Кирилл долго рассматривал мое утреннее творение, затем удовлетворенно кивнул.

– Ты, за прошедшее на острове время, сделала большой шаг вперед.

Здесь нет лишних деталей, достаточно экспрессии, хорошо читается твое эмоциональное состояние. Меня, как зрителя, картина гипнотизирует, появляется желание всматриваться в линии. Вот здесь, – мужчина указал на сплетение рук и веревок, – особенно хочется сосредоточить внимание. Это мои руки?

– Да, я так вижу. Ты меня будто бы вытягиваешь не только из реальной трясины, но и жизненной. И они, в моем представлении, выглядят именно так: плотные, толстые нити, переплетенные в крепкие узлы. Как символ…

– Уверенности, – закончил за меня Кирилл.

– Да, именно.

– Ты умничка! Ставлю тебе «отлично».

– Ну, наконец-то, – рассмеялась я. – Ты мне выше тройки ни разу не ставил.

– Теперь заслуженная «пять». Дальше будешь рисовать? Я пока схожу в баню.

– Нет, я хочу с тобой в баню, – я опустила глаза, чувствуя, как интимно это прозвучало.

– Хм. – Мужчина приподнял бровь. – У тебя же нога болит. Или уже нет?

– Уже нет… А Борис Таисович…?

– Он не вернется.

– Сговорились? – риторически спросила я.

Кирилл поднимаясь, кивнул.

– Значит, ты все продумал. Спас девушку, чтобы остаться с ней наедине,

– уже в губы мужчине говорила я, но слова утонули в поцелуе.