Текст книги "Умягчение злых сердец"

Автор книги: Ваоерий Повалихин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 8 страниц)

4

В древней Твери было пасмурно, прохладно. Августовское солнце временами ненадолго озаряло город, неспокойную, продутую ветром воду Волги и вновь зарывалось в темно-серые облака. Без дела редко кто выходил, на улицах малолюдно. Нечего было и мечтать, чтобы кому-то из фотографов-индивидуалов взбрело в голову поджидать по такой погоде желающих сняться на память около достопримечательностей.

Дождь прекращал моросить, и Шатохин покидал гостиничный номер. Отлучался недалеко и ненадолго. По уцелевшему уголку старого города брел мимо дома-музея писателя и местного вице-губернатора Салтыкова-Щедрина, заходил в антикварный магазин, потом в кафе «Аквариум» с видеосалоном и возвращался в свою 268-ю комнату.

Одиночество не тяготило, но куда веселее было бы коротать дни вдвоем. А предполагалось, что вылетят вместе с Хромовым, билеты были уже заказаны. Однако замначальника Управления отменил командировку лейтенанта: Калинин Калинином, туда обязательно нужно, однако и на месте дела есть. Крайцентровские связи грабителей нужно выявлять, должны они быть, о вахтовике-железно-дорожнике Бороносине забывать нельзя.

Ненастье, а с ним и вынужденное ничегонеделанье длилось три дня, а на четвертый погода, наконец, установилась. С утра в жарких лучах подсыхал асфальт, ветерок обдувал влагу с листьев. Шатохин был доволен и в то же время немножко нервничал. Кортунов находился в городе, регулярно в первой половине дня на два-три часа наведывался на фабрику, ночевать приходил в свой флигелек, однако первое погожее утро – субботнее, и кто знает его планы. Вдруг да надумает съездить в Торжок или Вышний Волочек, к сестре или к родителям. Не должен никуда уехать. Патент отрабатывать должен, место свое оберегать от соперников.

Шатохин не спешил. К открытию спустился в ресторан позавтракать, вернулся в номер. Сидел в кресле перед включенным телевизором, поглядывал на часы, на телефон.

Звонок раздался за полдень. Лейтенант-оперативник Изотов, один из двух калининских сотрудников милиции, с кем Шатохин, приехав, встречался и кто помогал все эти дни, сообщил, что фотограф в роще, расположился там недавно, народу вокруг него пока не видать.

– Понял, – Шатохин положил трубку.

Черный кожаный «дипломат» с наборным цифровым замком лежал на виду, на тумбочке около кровати. Шатохин обулся, надел темно-серый в тон брюкам пиджак. Из внутреннего кармана вынул бумажник, еще раз на всякий случай просмотрел его содержимое, положил на место. Взял «дипломат», выключил телевизор и вышел из номера.

Заочно, по снимку, он был знаком с Кортуновым и узнал его сразу. Смуглолицый, невысокого роста, крепко сбитый, одетый в коричневые вельветовые штаны и полосатую рубашку, он что-то писал в блокнотик, держа его перед собой на весу. Если участвовал в налете на скиты, то под именем «Глеб». Из двоих других у одного, Клима, косоглазие, Роман – высокий и узкоплечий.

Девочка лет пяти-шести, молодые мужчина и женщина были рядом. Видимо, Кортунов только что сфотографировал их и теперь выписывал квитанцию. Девочка со смехом бегала вокруг высокой треноги, на которой была прикреплена рамка со снимками-образцами. Опасаясь, как бы шустрая, самая юная представительница семейства не уронила треногу, Кортунов оборачивался, бросал короткие недовольные взгляды. При этом фотоаппарат с расчехленным объективом мотался ка животе.

От пятачка, на котором расположился Кортунов, до ближней скамейки было шагов пятнадцать. Шатохин прошел мимо индивидуала и его клиентов, сел на скамейку, положил рядом «дипломат».

Щурясь от солнечных лучей, открыто наблюдал, как рассчитываются сфотографировавшиеся, как удаляются, потом сосредоточил внимание на Кортунове. Тот наклонился, поднял из травы плюшевого медвежонка, целлулоидную куклу в пестром сарафане и с пунцовыми щеками, положил игрушки на раскладной алюминиевый стульчик с матерчатым сиденьем.

К Кортунову еще подошли. Две женщины. Просто взглянули на образцы и отправились дальше.

Фотоиндивидуал закурил сигарету, сделал несколько затяжек, выкинул окурок. Шатохин продолжал смотреть в его сторону.

Трудно было не реагировать на близкое соседство. Кортунов сделал несколько шагов в сторону Шатохина.

– Снимемся на память, – предложил. – Можно с видом на Волгу.

– Стоит ли? – ответил Шаюхин.

– Дело хозяйское, – не стал уговаривать, вернулся на свое место Кортунов.

Шатохин поднялся, приблизился к кортуновской треноге, окинул взглядом образцы.

Снимки были обычные, средненькие. Да и кто сумел бы показать мастерство, щелкая кадр за кадром с одной точки? Отсутствие колоритного фона, подтверждающего, что снимок сделан именно в Калинине, восполняла надпись в левом нижнем углу, выполненная буквами в старинном начертании «Грдь ТверЬ».

– Хочешь заработать? – спросил Шатохин.

– Как?

– Переснять кое-что нужно.

– С собой?

– Да. – Шатохин кивнул на «дипломат».

– Если порно, я сразу – пас, – твердо сказал Кортунов.

– Зачем такие страсти, – Шатохин засмеялся. – Предметы искусства. Нужны точные фотокопии. Сумеешь быстро сделать?

– Смогу… Какие предметы?

– Снимать будешь, увидишь.

Кортунов помолчал. Возможно, прикидывал, кем может быть незнакомец и стоит ли иметь с ним дело. Снро сил:

– Когда надо?

– Сегодня.

– А размеры, штук сколько?

– Пять. Каждый снимок в трех экземплярах. Формат… – Шатохин взял со скамейки свой «дипломат», провел пальцем сверху вниз по середине крышки.

– Дорого тебе обойдется. У меня цена…

– Договоримся, – небрежно оборвал Шатохин. Кивнул на узкопленочный кортуновский «Никон». – Им, что ли, снимать будешь?

– Это уже моя забота.

Складные тренога, стульчик, рамка с образцами, игрушки оказались во вместительной спортивной сумке. В минуту от кортуновского «фотосалона» не осталось следа.

– Пойдем, – сказал Кортунов.

При конторе обувной фабрики в Верхневолжском переулке Кортунов имел фотолабораторию – комнатку в полуподвале с отдельным входом. Шатохин знал о ее существовании, был уверен, что Кортунов приведет его именно сюда. Так и случилось.

– Ну, что снимать? – Кортунов щелкнул выключателями, и яркий свет залил квадратную комнатку без окон. Широкопленочный «Киев» появился на столе.

Шатохин вынул из «дипломата», раскутал упакованные в пушистую хлопковую бумагу свертки. Иконы – пять штук – одна за другой легли возле «Киева».

Украдкой Шатохин наблюдал, какой будет реакция Кортунова на появление икон.

Внешне, по крайней мере, остался спокоен. Указательными пальцами взял за уголки одну, на расстоянии вытянутых рук рассматривал, повернул тыльной стороной к себе.

– Николай Угодник? – спросил.

– Власий…

– Похож на Угодника. – Кортунов поставил икону к глянцевателю, убавил освещение, прибавил, слегка изменил положение иконы, взялся за фотоаппарат. Он приступил к работе.

Больше почти не разговаривали до того самого момента, когда Кортунов протянул пачку готовых снимков.

– Двести пятьдесят, – назвал сумму. – У меня цены, я предупреждал…

– Нормально, – рассеянно глядя мимо хозяина лаборатории, остановил Шатохин, вынимая и раскрывая бумажник. В одном отделении были пятидесяти– и сторублевки, из другого выглядывали двадцатидолларовые бумажки.

– Нормально, – повторил он, делая вид» будто не замечает, с каким жадным вниманием азучает Кортунов содержимое бумажника.

Шатохин отсчитал двести пятьдесят рублей, положил бумажник обратно в карман, но рассчитываться помедлил, прежде поставил условие:

– Негативы тоже мои.

– Пожалуйста…

Быстро, заученными профессиональными движениями Кортунов скатал и завернул пленку, отдал Шатохину и тут же получил деньги.

Дела с фотографом были закончены, иконы в прежней упаковке уложены в «дипломат». Оставаться в нагретой осветителями, непроветриваемой комнатке не было больше нужды.

– Духота, – сказал Шатохин. Вынул из бокового кармана пиджака носовой платок вытереть вспотевший лоб. Никелированный ключик, прицепленный к плексигласовому брелочку, на котором было оттиснуто буквами «Г-ца «Тверь» и ниже крупно «268», лежал в том же кармане, что и платок, и выпал, звякнул об пол. Поспешно Шатохин наклонился, подобрал ключик.

– Спасибо за снимки, – поблагодарил он и вышел из кортуновской лаборатории на улицу.

Пешком, с задержками у киосков «Союзпечати», с заходом в сувенирный магазин «Тверские умельцы», он через час с небольшим добрался до гостиницы.

В номере, не снимая пиджака, сел в кресло, положил «дипломат» на пол, придвинул ближе к себе телефонный аппарат. Ослабил узел галстука, расстегнул верхнюю пуговицу сорочки и с четверть часа сидел неподвижно с полузакрытыми глазами. Потом, достав фотографии, принялся перебирать их. Прилично сделано. Только вот пользы от снимков, если…

Телефонный звонок нарушил тишину, заставил отложить фотографии.

Звонил лейтенант Изотов. После прощания с Шатохиным фотограф вскоре покинул свою каморку в Верхневолжском переулке. В рощу не возвратился, на трамвае поехал в свой флигелек. Так и не выходил оттуда пока.

Семнадцать. С минутами даже. Если и через полтора, самое большее через два часа, он, Шатохин, будет сидеть вот так же в одиночестве, то зряшной, пожалуй, была и встреча в Березовой роще, и пересъемка. Нужно будет на ходу изобретать что-то другое. Что? Не нужно заранее настраиваться на плохое. Лучше сходить перекусить, с утра не ел.

Шатохин спустился в ресторан. Выпил бутылку пива с кальмарами. Официантка поставила перед ним второе, когда знакомая фигура фотографа-индивидуала возникла вдруг в дверях.

Обведя взглядом просторный, наполовину свободный зал, Кортунов пошел по ковровой дорожке в проходе между столиками. Шатохин не сомневался: исключительно ради него, в поисках его, фотограф заглянул в ресторан, и сейчас обязательно окажется рядом.

Он не стад делать вида, будто не замечает появления недавнего своего знакомого. Резал ка кусочки запеченный в тесто шницель и посматривал на приближающегося Кортунова. Радоваться преждевременно, мало ли зачем пожаловал фотограф. Однако пока события развиваются по разработанному заранее, в Сибири, в кабинете у заместителя начальника крайуправления Зайченко, сюжету.

Фотограф остановился перед шатохкнским столиком, ногой подвинул свободный стул, сел.

Сумка была у него в руке. Не прежняя, вместительная, рабочая, а небольшая, из мягкой кожи. Кортунов положил ее на край столика.

– Не помешаю? – спросил.

Шатохин посмотрел холодно, отчужденно и промолчал.

– К вам… По делу, – сказал Кортунов.

От внимания Шатохин а, конечно же, не ускользнуло обращение на «вы». Он не спешил уделять внимание фотографу. Неторопливо съел кусочек шницеля, из второй, откупоренной, но пока не начатой бутылки налил себе полстакана пива, отхлебнул глоток. Лишь после этого спросил приглушенным голосом и с раздражением:

– Кто-то кому-то что-то задолжал?

– Нет, – поспешил с ответом Кортунов.

– Тогда еще какое дело? И нашел меня как?

– Вы, перед тем как уйти, помните…

– Мм, – Шатохин покривил губы. Вынул ключик, подержал его на ладони и положил обратно в карман пиджака. – Понятно. Ну, и дальше?

– С предложением к вам.

– С предложением?

– Да. Хочу показать икону. – Кортунов дотронулся до сумки.

– А зачем?

Ответ явно обескуражил Кортунова. Такого оборота он не ожидал, не сразу нашел, что сказать.

– Зря вы так… – выдавил наконец из себя.

Легкое беспокойство, как бы не перегнуть, не испортить удачно начавшуюся игру, овладело Шатохиным. Следовало, пожалуй, ослабить возникшую натянутость.

– Как тебе кажется, зачем мне иконы? – спросил он.

– Ну, собираете их, – после заминки ответил Кортунов.

– Будем считать, угадал, собираю. Но не все подряд.

– Не видели моей, а говорите – «подряд». Эта, – Кортунов придавил ладонью сумку, – старше ваших.

– Вот как. Ты что же, хорошо разбираешься в них?

– Немного… У вас из всех пяти самой старой полтораста лет от силы.

– А твоей?

– Семнадцатый век. Начало.

Шатохин покосился на короткопалую, покоившуюся на сумке руку собеседника:

– Хм. Ладно. Подожди немного, поговорим.

Он взялся за отложенные было вилку и нож.

Через четверть часа сидели в номере.

– Показывай, – сказал Шатохин фотографу, и тот, расстегнув «молнию», вынул из сумки, передал из рук в руки Шатсхину икону.

Из скита Афанасия! «София, Премудрость Божия». Из тысячи прочих – Шатохин узнал бы, выделил ее. Дело даже не в том, что икона эта в числе других наиболее ценных была ка слайдах уртамовского фельдшера, и Шатохин имел возможность изучить, запомнить ее. Это еще мало что значило. Могли существовать повторения «Софии…». Но на афанасьевской – крылатая, с огненным лицом София имела характерную отметину: краска в среднике на кончике левого крыла отколупнута, а в дереве на этом месте – глубокая ромбовидная вмятина. Было даже предание о ее происхождении. Больше трех веков назад, когда староверы общиной подвигались на восток в дикий край, на них напал отряд сибирского князька Тохтамыша. Мета на иконе – след наконечника татарской излетной стрелы. Перед тем, как Шатохину вылететь в древнюю Тверь в командировку, фельдшера приглашали в крайцентр для консультации с ним, и он обращал внимание майора, в частности, и на эту деталь…

Слабо верилось, что пригодится знание. А вот ведь держит в руках именно «Софию…» с отметиной.

Строго-настрого Шатохину было запрещено поддерживать, а тем более самому заводить разговоры о достоинствах и содержании икон, при случае лишь молча рассматривать. Сейчас он мог позволить себе, ничем не рискуя, чуть-чуть нарушить инструкцию.

– София. Символический образ божьей премудрости, – проговорил он, разглядывая шпонки на обороте. – Сколько за нее?

– Две.

– Полторы, – назвал Шатохин свою цену.

– Если бы вы согласились, – осторожно начал Кортунов. – Можно в долларах. Двести семьдесят…

– А ты уверен, что умеешь ими пользоваться? Не попадешься? Да и не тянет эта на доллары. Другое нужно. Еще есть?

– Есть.

– Приноси, посмотрим. А за эту – советскими.

Раскрытый желтый бумажник опять, пока Шатохин отсчитывал пятнадцать сотен, помаячил перед глазами фотоиндивидуала.

Раздался телефонный звонок. Пожалуй, не ко времени. Шатохин почти наверняка знал, кто набрал номер. Можно было ответить: «Я не один, перезвони позднее», и это выглядело бы вполне естественно. Откровенное любопытство – чей звонок? о чем будет разговор? – уловил Шатохин в глазах фотографа и переменил решение. Почему, собственно, некстати звонок? Есть желание у Кортунова, пусть послушает.

– А, Сергей Иванович, – Шатохин заговорил в трубку с улыбкой, непринужденно. – Уже собираюсь… Конечно, как договорились… – Пакет с неубранными со стола кортуновскими снимками попался на глаза. По ходу разговора он выудил из пакета одну фотографию, приподняв, смотрел на нее. – Лучше об этом при встрече… – импровизировал, заканчивая. – До скорого.

«Не переборщил, вроде бы?» – подумал, поглядев на Кортунова.

– Что у нас еще? – спросил.

– Насчет встречи не договорились, – напомнил Кортунов.

– Да-да. Нынче не получится. Давай завтра в полдень. Кстати, к тебе как хоть обращаться?

– Игорь. А вас зовут?

– Дмитрий Дмитриевич… Все. Мне некогда.

5

«София, Премудрость Божия, с праздниками» из скита Афанасия лежала на тумбочке. Ликом кверху. Шатохин, чуть наклонившись, всматривался в клейма, в центральный образ.

Победа! И еще какая. Принеся икону, Кортунов продемонстрировал прежде всего то, что оружие старшего брата перешло-таки к нему. Участвовал ли Игорь лично в нападении на скиты? Пока твердо сказать нельзя. Но если и нет, хорошо знаком с грабителями. Наверно, все-таки был в Нетесовском районе. Сомнительно, что за прокат автомата с ним расплатились одной из самых дорогих икон. И сколько их у него? Прилично, если участники ограбления поровну поделили добычу. Вопросы важные, но главное пока – автомат. Он должен быть где-то рядом. Независимо от того, захочет, нет ли продолжить деловое знакомство Кортунов, а оружие, приятелей-налетчиков найдут. Почему вообще-то не появиться завтра Кортунову? Должен. Уж очень доллары для него притягательны, такой взгляд в их сторону!..

Ладно. Нужно передать «Софию…» в местное управление, пусть поглядят отпечатки на ней. Заодно сдать на хранение в УВД иконы, которые переснимал Кортунов. Казенные, ценные.

Срочно связаться с Пушных.

Шатохин поднял и медленно положил трубку. Из номера лучше не звонить. Счет с указанием города, куда звонил, придет на адрес гостиницы. Кортунов в расследуемом деле, бесспорно, не первой величины фигура. Но не стоит принимать совсем за простака, чтоб уж совсем не интересовался жильцом из 268-го.

…Разница во времени с Сибирью четыре часа, там уже поздний вечер, и Шатохин первым делом, добравшись до управления, позвонил на квартиру полковнику. Передал, не вдаваясь в подробности, события сегодняшнего дня.

– Молодец, – похвалил Пушных.

– Да, но завтра передо мной могут положить пять или даже десять штук.

– Хорошо бы. Правда, сомневаюсь в такой глупости, – послышалось в ответ. – Если все же будет несколько, возьми одну-две. Для поддержания отношений. Мы здесь еще подумаем. Утречком, в семь Москвы, позвоню.

– Как у Володи? – справился Шатохин, подразумевая дела не одного Хромова, а весь ход работы там, в крайцентре, в таежной глубинке.

Пушных понял точно.

– Все живем без новостей. До завтра…

В сумерках, около одиннадцати, Шатохин подкатил на такси к гостинице. Едва захлопнул дверцу, из полумрака, где в тени деревьев стояли скамейки, его окликнули. По голосу Шатохин узнал старшего лейтенанта Валиулина.

– Заставляете ждать Сергея Ивановича, – тихо, с наигранной укоризной сказал старший лейтенант.

– Что-нибудь случилось? – спросил Шатохин.

– Случилось. – Валиулин начал докладывать.

Покинув гостиницу, фотограф вскоре оказался на центральном переговорном пункте. Звонил в Коломну. 7-93-73 телефон. Возможно, предпоследняя в номере – шестерка. Кортунов настойчиво уговаривал собеседника что-то отдать ему. Готов купить или позднее возместит другим. В разговоре Кортунов называл одно имя – Ефим. Судя по тому, с каким лицом вышел, как хлопнул дверью Кортунов, уходя с переговорного пункта, ни до чего не договорился. Сразу домой уехал…

Не скажешь вот так немедленно – ценная, малозначащая ли информация, пока не наведешь справки в Коломне. Лучше туда самому съездить. Вместе с Валиулиным. Шатохин прикинул, когда удобнее. Если ничего не переменится – завтра во второй половине дня.

– Возьми два билета до Коломны, Витя, – сказал Шатохин. – Позвони в восемь.

– Понял. – Валиулин поднялся со скамейки, не прощаясь, пошел прочь.

Кортунов появился на другой день в назначенное время с двумя иконами. Это свидетельствовало: все в порядке, нет причин для беспокойства.

За последние дни Шатохин перевидал множество икон, снимков и фотокопий с них. Иконы, сходные по сюжету с принесенными, встречались. По дереву, по красочному, в обильных паутинках трещин, слою видно: вновь предлагаемые – старые. Другого Шатохину не нужно было знать. Он не собирался торговаться. Недолго подержал одну, другую, сказал:

– Меня лично не интересуют.

– Не берете? – спросил переминавшийся с ноги на ногу в ожидании Кортунов. Прозвучало так, что нетрудно понять: по ценности каждая из новых двух уступает «Софии…» с отметиной.

– Оставь, – Шатохин поглядел на гостя, на иконы. – Есть интересующиеся люди, покажу.

Кортунов заметно заколебался. Все-таки две иконы стоили недешево, вместе, пожалуй, подороже Софии-Премудрости, чтобы вот так запросто оставить их по существу незнакомому человеку.

– Оставь, – повторил Шатохин, – не пропадут.

Заранее у него было приготовлено несколько сертификатов разного достоинства. Вынул и протянул Кортунову два пятисотрублевых:

– Вот. В залог.

С видимой неохотой Кортунов взял.

– Во вторник приходи в… – Шатохин чуть было не сказал: «В девятнадцать». Вовремя остановился. Почти наверняка был бы прокол: штатские так говорят в очень редких случаях, внимание это задерживает.

– Приходи в семь вечера, – продолжал Шатохин. – Там решим окончательно с твоими досками.

– Буду.

– Буду, – передразнил Шатохин. – Носишь по чайной ложке. Чувствую же, есть еще.

– Ну, может, и есть, – после продолжительного молчания сказал Кортунов.

– Дело хозяйское, распоряжайся, как хочешь. Но если есть желание в люди выбиться…

– Сколько бы вы могли купить?

– Это не разговор. Подумай сам, что имеешь, что предложишь. До вторника есть время.

В предыдущую встречу Шатохин быстро свернул разговор, и сейчас решил не затягивать.

– Обо всем переговорим во вторник.