Текст книги "Умягчение злых сердец"

Автор книги: Ваоерий Повалихин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 8 страниц)

4

В половине пятого вечера Клим, Глеб и Роман, нагруженные туго набитыми вещмешками, выбрели к Царской гати. Перед тем как ступить на гать, Роман скинул рюкзак, вытащил из него увесистый, тщательно увязанный сверток. Бритвенным лезвием перерезал шпагат и размотал сверток. Там был разобранный автомат. Неспешными точными движениями собрал его. На тряпке-обертке остался запасной рожок. Роман сунул рожок в боковой карман брезентовой куртки. Тряпку отряхнул от налипших хвоинок, комом запихал в рюкзак.

– Не такая уж заброшенная дорога, ездят по ней, – сказал Глеб. Пока Роман возился с оружием, он вышел на узкое ухабистое полотно гати.

Будто в подтверждение слов, издалека донесся гул мотора. Он приближался. Роман спешно застегивал рюкзак и напряженно вслушивался, по звуку пытался определить, какой транспорт катит. Вроде, мотоцикл? Да. Тяжелый трехколесный мотоцикл с водителем и пассажиром, подпрыгивая на неровностях, стремительно мчался в их сторону. Такой транспорт – то, что нужно. Роман надел темные очки, поспешил на дорогу. Втроем встали на проезжей части так, чтобы обогнуть водитель их не мог.

Мотоциклист метрах в сорока-тридцати стал притормаживать. Ждали: вот-вот остановится, как вдруг он сделал резкий бросок на преградивших путь, потом круто обогнул их, мастерски провел свой транспорт по самому краю обочины. Спустя секунды, сидящий за рулем вновь наращивал скорость.

В пассажирке, которая сидела в люльке, узнали старуху с остроносым бледным лицом.

– Однорукая, – крикнул Глеб. Он подтолкнул Романа. – Бей по колесам, уйдут.

Роман стрелять не решился. Мотоцикл подпрыгивал на выбоинах старой гати, поднимал за собой густую завесу пыли, так что прицельные выстрелы по колесам исключались.

– Километров двадцать пять до села. Через полчаса будут там. Еще через час-полтора жди тут граждан в погонах, – сказал Роман.

– До лежневки меньше часу ходьбы. Перейдем на нее, – предложил Клим.

– И куда дальше? – Роман все глядел в сторону, куда умчался мотоцикл с коляской. – Ближе к ночи все дороги будут перекрыты. На юг пути не будет.

– Ну, слишком быстро. Собраться не успеют…

– Успеют… Возвращаемся на болота. Левее пятого острова, где Василий обитает, брошенные остяцкие юрты, гам недалеко проход в болоте. За ночь, если шевелиться будем, выскользнем к реке, к автомобильным дорогам.

Роману не перечили, смотрели на него с надеждой, сейчас особенно охотно признавали в нем вожака.

Путь от Царской гати до остяцких юрт по болотам составлял примерно пятнадцать километров. Оставалось преодолеть с четверть этого расстояния, когда в воздухе заслышался стрекот вертолета.

Винтокрылая машина замыкала круг где-то в районе третьего острова. Это ничуть не уменьшало тревогу: не исключено, те, кто на борту, разгадали замысел уходящих от погони, по крайней мере не исключают, что от Царской гати они подадутся обратно в топи.

– Может, зря всполошились, – глядя вслед удаляющемуся вертолету, высказал предположение Клим. – Почтовый или пожарный?

– М-г, чуть макушки не бреет, высматривает, какому медведю письмецо вручить, – съязвил Роман. – Чего доброго еще один круг, пошире, сделает, пока светло.

– Проклятый север! Бывает здесь темнота когда-нибудь? – Клим выругался.

– Бывает. Но не по заказу. – Роман наклонился, пальцами расковырял влажный мох на кочке. Она сплошь была усыпана белой крупной клюквой. Распрямляясь, сорвал несколько ягод, подкинул их на ладони, сказал задумчиво: – Урожай будет хороший. Через месяц созреет.

– К чему ты это? – раздраженно спросил Глеб.

– Так. К слову. Ну, идем.

Чем дальше по болоту, тем больше воды. Местами проваливались едва не по пояс. Боялись сбиться с тропы, боялись нового витка вертолета, но нет, обошлось.

Под сумерки выбрели, наконец, на сухое место, к остяцким юртам (на карте было указано их название – Пыжинские). Гнилые жерди-остовы двух юрт – все, что уцелело от нехитрого жилища кочевников.

Разделись, выжали штаны и вылили из сапог воду, лежа выкурили по сигарете. На отдых Роман времени почти не дал: пинкертоны сидеть сложа руки не будут. Как ни устали, нужно двигаться и двигаться, уходить как можно дальше от болота, от юрт, пробираться в многолюдные места, раствориться там, в этом спасение.

…На рассвете чудом не натолкнулись на «амфибию». Как ни настороже, трудно было ее заметить. Темно-зеленая, она стояла впритирочку к хвойному молодняку. В пустой кабине была включена рация, настроенная на волну общей связи. Ома и спасла. Кто-то с кем-то переговаривался. Рядом с машиной находился молодой милицейский сержант в потертой кожаной куртке. Где-то близко еще люди, прибывшие на «амфибии».

– Обложили. Возвращаемся к юртам, – шепнул Роман.

Бесшумно попятились, побежали…

5

– Местных среди налетчиков не было. Местных бы потерпевшие узнали. Они хоть и староверы, живут обособленно, но это по инерции считается, будто в глухих урманах в собственном соку и молитвах варятся, с людьми не общаются. Еще как общаются. Торгуют, меняются. Дети к ним приезжают, они к детям. Этого вера им не запрещает…

Сидели втроем в кабинете участкового в Уртамовке, самом близком от места происшествия поселке: от райцентра – сто десять километров, от скитов – сорок с небольшим. Начальник Нетесовского районного ОУРа, круглолицый, с родинкой на правой щеке, лейтенант Поплавский вводил в курс событий командированных сотрудников краевого управления внутренних дел, оперативников майора Шатохина и лейтенанта Хромова. Так вышло, вчера, когда получили известие о нападении на скиты, в Нетесове ни начальника райотдела, ни прокурора не было. Поплавский оказался главной фигурой. Помощи, указаний не ждал. Сам искал транспорт, поднимал людей и отправлял в спешном порядке на заброшенные проселки, тропы, ставил заслоны. В Уртамовку вернулся, чтобы встретить представителей из края.

– Еще почему думаю, что чужие, – продолжал начальник Нетесовского ОУРа, глядя то на Шатохина, то на Хромова. – У Василия налетчики обращались друг к другу Клим и Глеб. У бабки Липы имя третьего названо было – Роман. У нас здесь ни одного Глеба. Клим не один, но несерьезно кого-то подозревать.

– Клим, Глеб, Роман, – повторил имена Шатохин.

– Парней, чтоб запросто скрутить Василия могли, – тоже нет. А эти уверены в себе были. Даже автомат не подумали вынуть, чтоб сразу, для острастки, наставить.

– Точно был автомат? – спросил Шатохин.

– Наверное. – Лейтенант Поплавский потрогал лежавшую перед ним ракетницу. – Захар Магочин не ручается, он рулил. А бабка Агафья видела.

– В оружии разбирается?

– Во всем разбирается. Грамотная. Бригадиром у охотников была, даже депутатом крайсовета.

И подалась в богомолицы?

– Да. В тайге прострелила руку, кисть распухла, посинела. Помощи неоткуда ждать. Топор наточила, раскалила на огне и сама себе руку отхватила почти по локоть… Потому и прозвище Ящерица, потому и от мирской жизни ушла.

– Подозреваете кого-нибудь?

– Нет. Пока некогда толком с людьми говорить, версии отрабатывать. Ищем. По тайге спи с таким грузов далеко уйти не могли. Ясно только, что навел кто-то. Факт. Без посторонней помощи по болотам ке пройдешь.

– Сколько икон взяли?

– Около восьмидесяти. – Поплавский тут же уточнил. – Семьдесят шесть. Больше половины.

– В пяти скитах?

– Даже в четырех. К Варваре и Агриппине не заходили.

– Так много икон.

– Единственная ценность. Еще книги некоторые. От прапрадедов все по наследству переходит, накапливается.

– Что ж, потерпевшие совсем не слышали, что на это наследство охотники развелись?

– Не только слышали. Я еще мальчишкой был, лет восемь назад пытались ограбить. Раньше, все что ни есть, по стенам развешивали. Теперь, как правило, складень и две-три иконки в избе держат. Остальное – в тайничках, по праздникам вынимают.

– Сейчас праздник?

– Да. Большой…

Пока лейтенант Поплавский давал пояснения, отвечал на вопросы, рация была включена, сквозь потрескивание слышались отдельные фразы. Лейтенант ни на секунду не переставал интересоваться эфиром. Он был в затруднительном положении. Явно ему не по душе, не ко времени был этот разговор в кабинете. На карте района жирно помечены возможные пути ухода грабителей от домиков, обозначены места блокировки этих путей. Что делать, он знал, в помощи не нуждался. Но как-никак прибыли представители из края с куда большими полномочиями. Шатохин со своей стороны понимал: начальник районного ОУРа на своем месте, как вести розыск налетчиков, знает. Стоять около, надзирать за его действиями – что может быть нелепее? И в то же время его с Хромовым командировали действовать. Пора сворачивать разговор. Пусть лейтенант едет, действует по своему усмотрению. Но его, Шатохина, и Хромова роли? Он не мог сразу сориентироваться.

Выручил позвавший Поплавского по рации хрипловатый мужской голос:

– Женя! Лейтенант! Ты где? Как у тебя?

– Это Коротаев, начальник милиции из соседнего района. Назарьевцы тоже в розыск включились. Утром их оперативно-следственная группа вместе с прокурором в скитах была, – пояснил Шатохину Поплавский. По рации ответил: – В Уртамовке. Новостей нет, товарищ майор.

– Тогда приезжай в Силаитьевку.

– Что там?

– При встрече поговорим.

– У меня из края товарищи.

– Тем более. Вместе с ними приезжай. Жду через полчаса.

Начальник Назарьевской районной милиции Коротаев, низкорослый, широкий в кости и плотно сбитый мужчина лет пятидесяти пяти, одетый в тесноватую помятую форму, тотчас после коротких крепких рукопожатий перешел к делу. Он узнал: силантьевские женщины три дня назад издали мельком видели у границы болот – это часах в полутора-двух ходьбы от староверческих скитов – Анатолия Бороносина. Живет Бороносин почти за семьдесят километров отсюда в деревне Нарговка. Родственники, знакомые у него в Силантьевке есть. Но проходил около села, и даже на полчаса не заглянул отдохнуть. Можно подумать, сознательно обогнул село. Какая нужда, спрашивается, занесла его в такую даль? Вокруг Нарговки своя такая же тайга, болота… Не в одном этом, однако, дело. Поблизости от места, где женщины видели Бороносина, люди майора Коротаева нашли пустую пачку из-под «Явы». Пачка смятая, валялась в сыром мху. Эксперты дадут точное заключение, но он, майор Коротаев, уверен: три-четыре дня назад пачка кинута. Бороносин, как все местные курильщики, признает лишь папиросы, да и не завозят сюда «Яву». Так что не исключено, пачка выброшена грабителями. Если так, не слишком ли тесно смыкаются пути Бороносина и налетчиков? Просторы все-таки ой-ё-ёй, есть где разминуться.

Начальник райотдела, умолкнув, щурился от слепящих. солнечных лучей, выжидательно глядел на командированных, на Поплавского.

– Где сейчас этот Бороносин? – спросил Шатохин.

– Связывались с Нарговкой. Дома нет. Пять дней назад последний раз видели. Куда ушел, спросить не у кого. Живет один, работает не в Нарговке.

– Где же?

– В крайцентре, на железной дороге, – ответил Поплавский, – электриком в поездах дальнего следования.

– Не близко до работы добираться, – заметил Хромов.

– А он месяца два-три подряд на колесах. До Риги, Владивостока, Ташкента катает. Потом прилетает, месяц-полтора тут. Рыбачит, охотится.

– Давно так?

– Сразу после армии. Лет двенадцать-тринадцать.

– Много таких работников в районе?

– Есть еще трое вахтовиков-нефтяников. На Ямал летают. А на железной дороге один Бороносин.

– Интересный человек, – отмахиваясь от комаров, сказал Шатохин.

– Да, – серьезно согласился Поплавский. – Повозились с ним.

– Судимости имеет?

– Лет пять назад за хулиганство два года отсидел. С тех пор все в норме. Не так давно вот только трения возникли. Мать у него умерла, дом ему остался. Предложили за дом две тысячи. Домик так себе, большего не давали. Взвился: лучше сожгу, чем за гроши. И вправду сжег. Судить его хотели за этот костер. Вывернулся: «Может, не я спалил, вы докажите». Не удалось…

– Денег много?

– Не думаю. По рублю, конечно, не считает. От тайги большой приварок имеет. Характер у него… – Лейтенант щелкнул пальцами. Дескать, дурной характер.

– Не улетел ли на работу? – спросил Шатохин.

– Нет, – уверенно ответил начальник Назарьевского райотдела. – Самолетом отсюда выбраться непросто. Очередь. У него билет на рейс через две недели заказан.

Десять лет назад, когда работал в отдаленном Нежемском районе, трудно было выбираться на материк, и теперь нет перемен. Шатохин подумал об этом с обидой за северян: откупились от них почти двойной надбавкой к зарплате, а вот об удобствах быта ни у одного чиновника голова так и не болит…

– Нужно найти Бороносина, – сказал Шатохин.

– Ищем уже, – ответил Коротаев.

– Как считаете, могли успеть грабители выскользнуть из зоны поиска?

– На моем участке все известные тропы-дороги заблокированы в глубину до сорока километров от места, где их видели вчера вечером, – сказал майор Коротаев. – Могут с грузом да усталые пройти столько?

– Я не гадалка, но девять против одного ставлю: в тайге они, – в свою очередь ответил Поплавский. – Лес бы прочесать, да людей не хватит.

– Куда сейчас считаете нужным ехать? – спросил Шатохин у Поплавского.

– В Марковку, на хутор. – Лейтенант раскрыл планшетку, показал на карте.

– Поезжайте. Лейтенант Хромов – с вами.

– Есть, – Поплавский козырнул.

– Найдется кому проводить меня на болота, к потерпевшим? Лучше, если наш, сотрудник, будет.

– Участкового пришлю, Сергея Красникова. Он в скитах бывает, староверы – его подопечные. – Последние слова лейтенант говорил, уже забираясь в кабину. Хромов тоже вспрыгивал на ступеньку машины.

– Связь пусть захватит, – сказал Шатохин.

– Хорошо. Он скоро, сейчас вызову его… – Заведенный двигатель взревел.

– Остаетесь здесь? – спросил майор Коротаев, проводив взглядом вездеход.

– Пока да.

– От меня что-нибудь требуется?

– Нет.

– Тогда уезжаю в Бирюлино. Это на юго-запад тридцать километров. Связь через Женю, через Поплавского. Все, кажется?

– Появятся сведения о Бороносине, прошу немедленно информировать.

– Обязательно.

Через минуту Шатохин остался один на окраине крохотного поселка.

6

Шатохин, попросив информировать его о Бороносине, не случайно не сказал про налетчиков на скиты. Он не исключал вовсе, что удастся обнаружить их при хорошо организованном поиске, однако минули уже почти сутки. Розыск идет не по свежему следу. Судя по всему, налетчики в лесной глуши не тычутся, как слепые котята, в таком случае даже заблокированная территория в полторы тысячи квадратных километров для них – надежное укрытие. Вот почему Шатохин не настраивался на скорую удачу, считал важным повидаться с потерпевшими.

Участковый – веснушчатый, рыжеволосый, такой же молодой, как и Поплавский, – добрый час возил на милицейском «Урале» Шатохина, петляя по лесу, пока не остановился, не заглушил мотор. Дальше путь пеший, болотом.

– Видите, товарищ майор, банку на сосне, – говорил участковый Шатохину, выпуская воздух из камеры переднего колеса мотоцикла. – Потом еще банки будут. Проход ими к кельям обозначен. Скоро у Анны Поповой будем. Полтора километра ходу.

– Я просил сначала к Агафье провести, – сказал Шатохин, глядя на прикрепленную к сосновой ветке, отливающую на солнце серебром консервную банку.

– А она и есть Агафья. В мирской, так сказать, жизни Анной Поповой была. – Участковый спрятал насос в кустах цветущей пахучей жимолости.

– Вот как. Занятно. А Василий какое имя носил? В миру?

– То же. И Афанасий – то же. Они обряд посвящения не прошли. Жены с ними, в скитской жизни так нельзя. Сами по себе живут. Можно сказать, простые отшельники. Вот Настасья, Липа, Варвара, Агриппина, был еще Кипрян, три недели назад умер старик, – у этих не настоящие имена, не с рождения. Идемте, товарищ майор! – участковый сделал несколько шагов вперед, махнул рукой Шатохину.

– Банки – ваше изобретение, Сергей? – продолжал уже на ходу разговор Шатохин.

– Не-ет, – Красников улыбнулся. – Они сами так проход обозначили. Специально для меня. Я же у них бывать обязан. По службе. Просто хотя бы знать, как живы-здоровы.

– Давно в последний раз бывали?

– Да несколько часов назад. Из Назарьевского района группа приезжала. Их провожал.

Как-то нескладно, нескоординированно расследование началось. Следователь из края должен прибыть – пока нет. Территория Нетесовского района – работают назарьевцы. Нужно бы, прежде чем на болота отправляться, с назарьевцами из следственно-оперативной группы увидеться. Хотя так или иначе с потерпевшими встречаться.

Показались кедры, облепленные смолистыми шишками, за ними – озерцо. Приблизились к самому берегу.

– Вот сюда, – указывая место, Красников бросил в воду затвердевший комочек земли, – банки из-под тушенки побросали налетчики. Семь штук вытащили. А вон под тем кедром, у которого ветки низко свисают, – видите? – стоянка у них была.

– Около кедра нашли что-нибудь?

– Ничего. И в избах они голыми руками ничего не трогали.

– Далеко еще?

– Рядом. Только вы, товарищ майор, первым не начинайте разговор. Вы для них – власть, а они этого над собой не признают.

– А вы – не власть?

– Я – другое дело. Ко мне они привыкли. Даже первыми, бывает, в разговор вступают.

– Со мной могут вообще не вступить?

– Могут. Но вряд ли. На грабителей злы. А вот показания, вообще любую бумагу не подпишут – это наверняка»..

За две-три сотни шагов от избы Красников умолк. Когда подошли совсем-совсем уж близко, выразительно кашлянул.

Мелькнула тень в окошке, и сразу три старухи гуськом вышли из домика.

– И ты здесь, бабка Липа. Молодец! – сказал участковый круглолицей, часто моргающей старухе, после чего Шатохину не нужно было объяснять, которая из двоих других Агафья.

– Второй раз на день проведываю вас. Привел вот человека, – продолжал участковый. – За тысячу километров ехал сюда. Специально вам помочь. Но и вы должны помочь.

Красников сделал паузу:

– Бабка Агафья, как ты?

По выражению лица однорукой нельзя было понять, какое впечатление произвели на нее слова участкового. Красников тем не менее выразительно посмотрел на Шатохина, дескать, спрашивайте.

– Не ошиблись, автомат держали грабители, когда вы мимо на мотоцикле проезжали? – обратился к однорукой Шатохин.

С ответом Агафья не поспешила, прежде села на чурочку возле навеса.

– Сестра Настасия, – обратилась она ко второй хозяйке избы, – не достала-ка бы ты мою коробку?

Настасья скрылась в избе и вернулась с плетеным из соломы ящичком. Агафья приняла его, поставила на колени, откинула крышку и, порывшись в содержимом, протянула Красникову фотографию. Участковый показал ее Шатохину. На давней фотографии был снят в полный рост ефрейтор. Он стоял по стойке «смирно», прижимая к груди автомат системы Калашникова, Кто снят, когда, кем приходится Агафье, можно было не спрашивать. Шатохин угадал, с какой целью показана карточка.

– Точно такой автомат был? – спросил он.

– Такой, – сказала Агафья. Ответ был адресован участковому.

Сомнений не оставалось. Теперь, будь его единоличная воля, Шатохин бы немедленно отдал приказ снять заслоны. Больше половины участвующих в поиске – промысловики-охотники, дружинники. Шатохин не желал, чтобы кому-то из них выпало «везение» столкнуться с потрошителями скитов. Вчера на Царской гати грабители показали уже, что безоглядно не применят автомат, сделают это в самом-самом крайнем случае, столкнувшись с сидящими в засаде лоб в лоб. Боевое скорострельное оружие в руках налетчиков – слишком серьезно. Едва ли оправданно рисковать жизнью гражданского населения, не тот случай. Пусть бы лучше Глеб, Роман, Клим ушли со своим грузом восвояси, без помех, из тайги. Куда бы ни направились, затеряться не сумеют, если хорошенько искать. Мир тесен.

– Вспомните, как они вели себя? Что говорили? Имена, может, какие-нибудь называли? – Шатохин сел на крупное полено напротив Агафьи, пытливо глядел ей в глаза. Теперь Агафье, если решила общаться с незнакомым ей приехавшим издалека человеком через участкового, трудно было это сделать.

– Чего вспоминать-то. Говорила, поди-ка, уже, – помолчав, пробормотала она.

– Дщерью Евдокии, Феодосии называли тебя, так? – напомнил участковый.

– Так…

– Еще Богатенко какого-то вспоминали?

– Да.

– Когда у меня были, один из бродяг этих тоже говорил про Богатенко, – встрела в разговор бабка Липа.

– Как именно? Что говорил?

– Не помню. Так влетело, страх… – Бабка Липа кончиками платочка вытерла навернувшиеся слезы, отвернулась, перекрестилась.

«Дщерь» – по-старому «дочь». Но почему один из налетчиков сказал Агафье «Дщерь Евдокии, Феодосии», кто такой Богатенко? – ответить старухи не могли.

…В обществе староверок провели около двух часов – и напрасно. Даже крохотной новинки к уже известному у Шатохина не прибавилось.

Зряшным оказался поход к Варваре и Агриппине – владелицам единственного домика, который грабители оставили в покое. От встречи с сотрудниками милиции бабки увильнули. Шатохин своими глазами наблюдал, как отделились от избушки сгорбленные фигурки и спешно скрылись в гуще деревьев.

В покинутую хозяевами келью все же вошли. Запах свежесгоревшего лампадного масла царил в избушке. Буквально минутами прежде, несомненно, горели лампадки. Красников дотронулся до одной: остыть не успела, наверняка не пустой угол освещала. Но ни единого образка на виду в избе не было.

– Утром так же «встретили». Теперь хоть сутки, хоть десять жди – без толку, – констатировал Красников. – Будут, как это наш фельдшер говорит, бегати и таитися.

Безрезультатным был и визит к Афанасию. Там, правда, в бега не ударились. Пожилая женщина вышла навстречу.

– Болеет брат Афанасий, – негромко сказала она. – Нельзя к нему.

– Утром здоров был, бабка Анна. И какой тебе он брат, – попытался урезонить старуху Красников.

– Слег брат Афанасий, болеет, – словно не слыша реплики, повторила бабка Анна.

– Обманываешь, поди? – Участковый посмотрел испытующе.

Анна недолго колебалась, потом, сделав знак Красникову следовать за ней, направилась к домику. Подол ситцевой юбки волочился по густой траве.

Участковый возвратился скоро.

– Вправду заболел, в глаз кровоизлияние, и нога отнялась. Не до нас им сейчас, – сказал Шатохину. Примолк, видимо, размышляя над причиной внезапной болезни Афанасия, прибавил: – Так обобрали. Шутка ли… И лечиться не хотят ни в какую.

– Эго их дело. А врача вызвать нужно, – машинально проговорил Шатохин. Он думал о том, что послеобеденная часть дня проходит впустую. Оставался еще один пострадавший от вторжения налетчиков скит, где не побывали, – скит Василия. Не хотелось откладывать последний визит на завтра. Но тогда нужно поторапливаться, день на исходе.

– До жилья Василия сколько километров? – спросил Шатохин.

– Семь, восемь от силы.

– Тогда идем, Сергей, – приказал Шатохин.

Спешили, рассчитывали, пока закатное солнце не успело еще приклониться к зубцам ельника, быть у Василия.

Тропа проходила мимо осиротелого Киприянова пристанища. Мелькнул деревянный крест, бревенчатая избушка с тесовой крышей.

– Талант у мужика был, – кивнул в сторону могильного креста Красников. – Отдельные листы у рукописных книг истреплются, он так скопирует, под старину подладит, – не отличишь, где подлинник, где Куприянова рука. Много таких рукописей было.

– Сейчас где? – спросил Шатохин.

Не интересовался. Соседи, наверное, забрали. Я последний раз после смерти Киприяна сюда приезжал, изба уже совсем пустая была.

– Когда-когда в последний раз? – уточнил Шатохин.

– Полмесяца назад. С группой из Назарьева здесь мы не были.

– Тогда кто же? – Шатохин указал на пробитую в высокой траве тропку, ведущую к избе.

– Не знаю… – Участковый явно был обескуражен.

Руками раздвигая перед собой траву, Шатохин направился прямиком к тропе, ступил на нее. Следы резиновых сапог на влажноватой земле были сравнительно свежие, двух– или трехдневной давности.

– Чужой ходил, товарищ майор, – наклонившись, заговорил приглушенным голосом Красников. – У здешних обутки кожаные, самодельные, Васильева изготовления.

Шатохин не откликнулся. Думал, почему вышло так, что следственно-оперативная группа обошла стороной Киприяново жилище. Скорее всего, подвела логика мышления, сработал автоматизм: Киприян умер, дом его опустел, в близлежащих деревнях это известно, стало быть, осведомлены и грабители. Но они-то как раз могли и не знать. Следовательно, если действительно в избу заглядывали потрошители скитов, информацией о старообрядцах они располагали давней. Бороносин! Шатохин вспомнил о нем. Вернулся с очередной своей затяжной железнодорожной вахты уже после смерти Киприяна. И если служил провожатым…

Шатохин отворил дверь. На покрытом пылью полу хорошо были заметны следы сапог. Не входя в избу, вместе с Красниковым изучали их, потом Шатохин осторожно ступил через порожек.

Пауки в Киприяновой обители постарались. Лучик фонарика заскользил по затканным тончайшей пряжей уголкам, пока вдруг в проеме между стеной и печкой не наткнулся на рваную дырку в этой пряже.

Шатохин приблизился, посветил. Два каких-то полу-диска валялись в узком проеме. То, что это расколотая пополам деревянная чашка, Шатохин понял, лишь когда с помощью прутика выудил обе половинки посудины из-за печки.

Половинки чашки брали голыми руками, и было это сравнительно недавно, налет пыли в местах, где заметно касание пальцев, – тончайший. Из бокового кармана Шатохин вынул свернутую газету – купил в крайцентре в аэропорту утром в дорогу да забыл о ней, так и осталась непросмотренной, – завернул в нее половинки чашки.

– Товарищ майор, взгляните, – раздался голос Красникова.

Во дворе он обнаружил медную литую иконку размером чуть больше спичечного коробка и два папиросных окурка с изжеванными мундштуками.

– Вчера, в крайнем случае позавчера, курили, – сказал Красников, рассматривая их.

– Похоже, – отозвался Шатохин.

Солнце закатывалось. Багровый его диск вот-вот скроется за макушками елей. После заката сумерки нахлынут не сразу, и все равно надо спешить. Находки, сделанные в Киприяновой избе и возле нее, волей-неволей заставляли изменить планы.

– К Василию пока не пойдем, Сергей, – сказал Шатохин. – Здесь поглядим. Может, еще что обнаружится.

Работали на совесть до сумерек, однако больше ничего не нашли. Пора было позаботиться о ночлеге. В Киприяновой избе расположиться негде, да и не особенно хотелось. Раструсили бочок копны около избы, легли, не раздеваясь. Перед сном Шатохин по рации связался с начальником Нетесовского ОУРа. У Поплавского все оставалось по-прежнему. Он не выезжал из тайги, поиск продолжался. Пока безуспешно. То же и у майора Коротаева.

Шатохин устал, но уснуть сразу не мог.

– Сергей, первый раз кто староверов грабил? – спросил после продолжительного молчания.

– Приезжие какие-то. – Участковый пошевелился, зашуршало сено. – Сначала продать уговаривали, а потом просто украли несколько штук. Может, и не так. Слышал только, что те уже на продаже попались, в крайцентре. Фельдшер наш может рассказать, Иона Парамонович. Он и об истории икон, у кого какого века, какие самые почетные, – все по полочкам разложит.

– Он уртамовский?

– Уртамовский. Корзилов фамилия.