Текст книги "Сицилия – верное лекарство от хандры. Часть 3 (СИ)"
Автор книги: Валерия Лазовская
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 15 страниц)
Я слегка сжалась, Васька тоже оторвалась от своих смс-ок, взглянув на меня. Я и сама понимала насколько необъяснимо-странная история с этой картиной вышла.
– Лиса, покажи фотку, – тихо попросила подруга по-русски, – Мария, наверняка, быстрее нас с тобой разберется в происходящем.
Я вздохнула и полезла в нетбук, нашла фотку, с которой рисовала, развернула монитор лицом к родственницам.
– Вот исходник, как получилось то, что получилось, я не знаю.
Родственницы застыли. Опять.
– Вы только познакомились, – констатировала Мария, разглядывая нашу с Андреа фотографию.
– Пару минут назад, – подтвердила ее гипотезу, – он сначала мне просто понравился, как красивый, яркий типаж, попросила Василину подсесть к нему, чтобы я их сфотографировала, а потом нарисовала, но она отказалась, пришлось самой…
– А потом?
– Потом что-то произошло, – неохотно вспоминала я, – не знаю что, вернее догадываюсь что именно, но точно не уверенна.
– Что?
– Я почувствовала очень сильные эмоции и чувства к нему, но не конкретно к Андреа, а…, – не знала я, как объяснить, что со мной происходило.
– К его душе, – спокойно закончила Мария.
– Может и так, – неохотно согласилась.
– Все-таки Марк и Василиса перевоплотились, – рассуждая вслух, задумалась она.
– Не уверена, – я твердо посмотрела в глаза ей.
– Я тоже не уверена, – досадливо поморщилась, – тогда что?
– Не знаю. Не могу понять, что именно не так…
– Ты просто расскажи, что тебя смущает, а я попробую разобраться.
– Я могу допустить, что у меня душа Василисы, я ловлю ее чувства, ее эмоции. Когда смотрю на эту картину, чувствую отношения вот этого Марка, – указала пальцем какого именно, – к Василисе и ее чувства к нему. И поначалу что-то подобное, очень сильное было к..., может ты и права, к душе Андреа, хотя не уверена. Тогда были чистые чувства Василисы к Марку, а Андреа… ну… что-то вроде связующего звена.
– А почему ты думаешь, что это не душа Марка? – задумалась Мария.
– Если это душа Марка, то я не та Василиса. Марк был…. – задумалась, вспоминая ощущения Василисы от него, – мягким, с открытой душой и любящим.
– Ты права, я тоже его помню, как очень спокойного, мягкого человека с грустными глазами, но в то же время, он был очень сильным. Семейный капитал сделал он, слабый человек не смог бы в послевоенное время, когда в стране творился беспридел укрепить свой капитал.
– А может быть так, что души не помнят друг друга, когда встречаются? – это Васька.
– Может, но отторжения, как правило, нет. И потом, это все-таки души, тонкий план, а жизненный опыт – это, земная жизнь.
– Нет, Мария, у меня двойственное к Андреа отношение, с одной стороны, меня привлекает его харизматичность. С другой, я его боюсь и эта сторона, это уже чувства Василисы, я знаю, что он мне ничего не сделает, но я боюсь, что он мне причинит вред, не физический вред… ну, словно, посадит в клетку. Обманет во благо… И подобное чувство к Марку никак не применимо, это скорее к Антону.
– Антон? – Сильвана дала о себе знать.
– Брат Марка, – пояснила.
– Анто-о-он? – задумалась Мария и, кажется, впала в кому.
Я подождала, еще подождала. Мария думала, Сильвана разглядывала родственницу. А я отошла к окну выбирать фотки с мафиози.
– А что с Антоном? – пришла в себя Мария.
– А что вы знаете о нем?
– Только то, что это брат Марка.
Рассказала все, что знала о непростых отношениях этой троицы, Сильвана воспылала праведным гневом к Антону, Мария по-прежнему размышляла, что-то сопоставляя в уме. Васька смиренно вздыхала, дождик набирал силу, магазины ждали.
– Странно, – дала о себе знать гадалка, – подобное возможным, если бы они были сильно привязаны друг к другу. Братья были близки?
– Понятия не имею, – отмахнулась я, уже выбрав фото и установив холст.
– С другой стороны, ты могла стать якорем между двумя братьями.
– Не я, – поправила неточность.
– То есть, – не дала себя сбить с мысли Мария, – Василиса чувствует от Андреа опасность, как от Антона?
– Да, можно и так сказать. Поэтому теория «Марк + Василиса = вечная любовь» не выдерживает условия реальности.
Мария усмехнулась.
– А ты знаешь, что у Андреа есть второе имя?
– Какое? – мне не особо было это интересно.
– А ведь точно, – оживилась Сильвана, – вот это да! – обалдела, чем привлекла мое внимание.
– Даниелла назвала первенца Андреа, но крестили его в день Святого Антониа, на крещении было всего пять младенцев, и священник всех нарек Антонио, сестра тогда растерялась, молодая была, не стала поправлять, в метрики пришлось записать двойное имя: Андреа-Антонио.
– Антон! – обалдели мы с Васькой в один голос и переглянулись.
– Это что? Указующий перст? – уточнила подруга.
– Знать бы точную дату смети этого Антона, – задумалась Сильвана.
– Не обязательно, можно и так выяснить.
– Если душа обиженного Антона досталась Андреа, тогда становится понятной реакция Андреа на мое отсутствие, он словил эмоции предка, когда Василиса забрав детей скрылась.
– Ну да, – это Сильвана, – он, если честно, был невменяемым, ходил потерянный по номеру из угла в угол, повторяя: «Она все-таки меня бросила».
– О! Точно Антон! – порадовалась непонятно чему я, – но нам с Василисой его внимание обеим не приятно!
– Это не проблема, можно разъединиться.
– Здорово, – порадовалась я и за Андреа, и за себя, – разъединяйте его, с Василисой я сама договорюсь, ее память мне сильно не мешает, скорее, помогает восстановить пробелы.
– Давай вместе разберемся, – предложила Мария.
– Если честно, то не очень хочется мне лезть в тайны столетней давности, – призналась, – если Василиса посчитала нужным, возможным, скрыть что-то для безопасности себя и своих близких, то это ее право. Смысл копаться во всем этом сейчас?
– Василаса, – Мария смотрела на меня с удивлением, – ты уже в это вляпалась по самую макушку, куда уж больше. Может быть, наоборот, пришло время, чтобы все тайное стало явным?
– Мария, разберись сначала с Андреа, чтобы он снова стал вменяемым, – скорее отмахнулась я.
– Надо с ним разговаривать, – согласилась она.
– Девушки, вас магазины заждались, – напомнила я, уж очень хотелось побыть в тишине и порисовать.
– Да! Да! Да! – подхватилась подруга.
Продедуктировали мы около часа, откровенно говоря, мне было жаль этого времени, я бы уже успела контуры накидать, ладно, обед пропущу или попрошу Ваську что-нибудь мне захватить, если будет возвращаться в гостиницу.
Мафиози захватил полностью, на антураж вокруг него тоже чесались руки, но главное – это Он. Расслабленное выражение лица, один уголок рта приподнят в усмешке, большой нос, седые кудри на голове, пиджак с короткими рукавами из под которых выглядывают белоснежные манжеты с запонками, дымящая сигара на столе и маленькая чашка кофе. Пожалела, что нельзя кошака на соседнем стуле изобразить мордой к зрителю – тогда терялся смысл картины «Собеседники», но в пол оборота он тоже смотрелся довольно внушительно-бандитски.
Взялась за официанта, склоняющего с небольшим подносом, на котором стоял большой пузатый прозрачный бокал с коньяком. И тут меня начали домогаться, сначала скромным стуком в дверь. Я сделала вид, что меня нет, и не будет, потому как терпеть ненавижу дорисовывать картину через два-три дня, уже и настроение иное и смысл картины может поменяться, мне надо ее закончить сегодня к вечеру, хотя бы основное, дать просохнуть, потому как завтра выезжаем. Нет меня!
Домогания набирали силу и начинали нервировать, терпения хватило минут на семь, потом все же пришлось идти и открывать дверь. На пороге стоял мило улыбающийся Андреа.
– Ты обедать идешь? – улыбка в 32 белоснежных.
– Не планировала, работы много. Без меня, – мило улыбнулась и закрыла дверь.
Почти успела закрыть, меня мягко с этой дверью открыли и прошли в номер. Братец посмотрел чем я занята, но не проникся моими переживаниями на счет сжатых сроков.
– Пойдем пообедаем и вернемся, – мягко, непривычно мягко для Андреа попросил он.
В принципе я могла без обеда на одной работе продержать до семейного ужина, но чего-то во мне трепетнуло, вздрогнуло и почему-то согласилось. Черт, не успею с картиной. Еще на день не хотелось оставаться в Палермо. Дорисовать-то я ее дорисую даже утром, но высохнуть она не успеет. Черт!
– Через час мне надо вернуться, – ограничила я время обедни, поставив таймер на телефон, а то мало ли... замечтаюсь в облаках, а таймер штука проверенная, быстро возвращает на обетованную к разным доделкам.
А Андреа словно подменили, и заодно и меня до компании. Он казался таким плющевым, таким милым, таким предусмотрительно-заботливым, так бы и сидела с ним в подвале уютного ресторанчика за крошечным столиком. Ни на чем не настаивал, ничего не требовал в привычной ему манере, только нежно заглядывал в глаза, касался при любом случае, поправлял мне волосы, держал за руку и просто был рядом. Я готова была растаять и растечься благодарной лужицей за оказанные знаки внимания у его ног. Обнимания и подобные вольности себе не позволял – держал дистанцию, что особо впечатлило. Что интересно, послужило причиной? И надолго ли его хватит?
И тут порадовал таймер! Ты мой хороший-то! Низкий поклон тебе за приведение меня в чувства реального времени. Я почти мгновенно подхватилась и понеслась в номер, объяснив обалдевшему Андреа, что краски сохнут, надо время, чтобы высохли совсем. Он мало, что понял, но напомнил, что в восемь зайдет за мной. Времени мне оставалось 4-4,5 часа, надо успевать.
К семи часам суть и смысл задуманной картины были воплощены на холсте, мои совсем не мелкие доделки через пару дней уже не смогут что-то кардинально изменить в ней. И как раз должно хватить время на сушку, правда, учитывая влажность на улице и в номере… Мда-а-а, будем надеяться на лучшее.
В старом пустом уличном кафе прошлого века сидел пожилой итальянский мафиози на пенсии респектабельного вида, он опасен (возможно, когда-то был), и до сих пор способен на поступок, что отличает настоящего мужчину. Мафиози неторопливо просматривает прессу, не особо впечатляясь нынешними новостями, то ли дело раньше гремели шокирующие новости!!! Молчаливым собеседником выступает еще один завсегдатай – Кот. Интересно, Кот ко всем присаживается за столик посетителям или ждет только своего давнишнего опасного приятеля, о котором до сих пор ходит дурная слава и те, кто его знали в молодости, побаиваются его. Официант, чуть младше своего посетителя что-то знает о нем, точно, их связывает какая-то тайна, которая и позволяет им удерживать суверенитет, но только хитро поблескивает глазами, ставя перед Мафиози фужер с темно-янтарным напитком. Получилось немного грустно, но много простора для полета фантазии в прошлое всех участников картины. О! А можно будет еще дорисовать заинтересованное лицо молодой и симпатичной, которая засмотрелась на Мафиози проходя мимо по улице.
Подруга появилась, когда я вытирала кисти с кучей пакетов и такой же кучей хорошего настроения.
– Все хорошо? – уточнила я.
– А то! – довольная, принялась выбирать наряд на сегодня.
У меня с выбором все было просто – ходить я уже могла вполне нормально, но каблуки отпадали минимум дня на три, потому мокасины, длинная юбка, блузка и джемпер для комфорта накинуть на плечи. Дождь вроде прекратился, но столик заказали опять на улице, водки не хотелось, мерзнуть тоже, лучше перебдеть с одежонкой.
Стук в дверь и на пороге Андреа. «Ой, мамочки» – как же прекрасному полу тяжело находится с ним рядом, помимо мгновенно раскисших мозгов можно еще и комплекс неполноценности заработать. Я не знаю какой Аполлон был при жизни, говорят, что Красавец-мужчина, но если он хотя бы десятой частью обладал харизматичностью Андреа, то волне объяснимо то количество поклонниц и разбитых им сердец, что растет с каждым веком. Василина тоже находилась в легком шоке от братца: широкие плечи, одетые в кашемировый красный джемпер, на груди оставлен вырез для белоснежной футболки с отложным воротничком, светлые бежевые брюки, на тон темнее их, подобраны мокасины. Апофеозом служил легкий шарф, накинутый на шею, по цвету один в один подходящий под мокасины, а полоски клети тон в тон совпадают с джемпером. Наверное, каждый итальянец, сам себе дизайнер. Его хоть сейчас на обложку.
– Лиса, – просипела она по-русски, – тебе для сюжета не надо, чтобы я за него подержалась или хотя бы рядом постояла?
Я оглядела ее, подруга выбрала длинное закрытое платье и кардиган на пуговицах.
– Пригодится, главное будь наготове.
Андреа протянул мне руку, а в глазах опять море нежности. Ой, мамочки, мне моря явно много, вот озера небольшого вполне бы хватило, а целое море… это ж только утопиться. Какой-то он странный сегодня, совсем странный. Где тот брутальный мачо? Утоп, как пить дать утоп в собственном море.
Ужин, как ужин. Даниелла несколько отстранилась и мне показалась, что даже обиделась на что-то. Я попыталась это уточнить у рядом сидящей Марии, та заверила, что все будет нормально. Мы с ней вначале с удивлением посматривали на милашку Андреа, посматривали-то все на него с этим же чувством, но у нас была возможность это еще и комментировать друг другу, то же самое, видимо, делали и Василина с Сильваной.
А Андреа вдруг начал ухаживать по всем некогда писанным правилам, получалось это у него несколько неестественно, но он старался. Стоило мне только положить нож, как он тут же хватался за мою руку, повести глазом в сторону какой-нибудь закуски, как тут же подкладывал мне кусочек (хотя у итальянцев женщины ухаживают за мужчинами за столом, это мне на ушко Мария посплетничала). Пили все вино, на улице значительно потеплело и дополнительного сугрева не требовалось. Постоянно подливал вина, остальные как-то обходились услугами официанта, а Андреа превратился в наседку, в смысле в наседа. Перетягивал мое внимание на себя, прерывая наш разговор с Марией, с Сильваной.
Сначала это веселило, затем раздражало, а потом махнула на все рукой (видимо вино подействовало) и все его знаки внимания, так несвойственные ему и незамеченные мною раньше, принимала, как должное, а под конец ужина, это даже начало нравиться. Причем нравиться абсолютно все: и наше застолье, и шумные родственники (Василина что-то бурно обсуждала с Сильваной, пытаясь переорать компанию за соседним столом), Мария громко шептала мне в ухо, чтобы держала ухо востро с Андреа, он же не менее громко шептал в другое ухо, как я божественно прекрасна и какие именно его органы свожу с ума своей то ли красотой, то ли божественностью. Даниелла делала пространственные замечания на итальянском, что в их время молодежь была более сдержана в проявлении чувств, Антония с удивлением смотрела на нее и улыбкой на нас с Андреа. А мне было хорошо. И от компании, и от Андреа, и от того, что завтра снова в дорогу, что увижу опять маковые поля, апельсиновые рощи, услышу в утренней прохладе звонкие церковные колокола. И обязательно устроим себе завтрак среди пахучих сицилийских трав.
В гостиницу возвращались уже за полночь – засиделись, в холле распрощались с Даниеллой и Антонией, кофеманы сразу прошли в бар, утащив и меня за собой. Андреа принес стаканчик лимончеллы. Это мне чтобы крепче спала? Или он решил заухаживать меня градусом? Подсел вплотную ко мне, и начал на ушко нашептывать милые приятности, мешая английские и итальянские слова. Надо же, я уже понимаю итальянскую речь.
У Андреа ускоренный курс по охмурению девиц – уже и руки в дело пошли, обнял за талию, потерся щекой о мои волосы, дотронулся губами моей щеки. Я же на все это смотрю как-то отстраненно, притуплено, не сопротивляюсь, наоборот приятно. Три девицы с интересом наблюдают за нами. Я вроде как повода не даю, но и не отталкиваю братца. Даже мне, в моем странном состоянии заметно, что подобное поведение не свойственно ему. Девицы вскоре откланялись и разошлись по камерам, а я, как пристегнутая на булавку, сидела рядом с Андреа. Забавно было наблюдать, как его трясет от страсти, мои же гормоны, отвечающие за половое влечение, только сонно протирали глазки и вялотекущее раздумывали: «А оно нам надо? А может все же надо?»
– Спать идем? – спросила я.
Андреа обрадовался.
– Каждый в свою камеру, – уточнила.
Улыбка померкла, встал, протянул руку. По лестнице поднимались неторопливо, мужчина трепетно держал меня за руку, ведя за собой. Забавный он и милый, вот и наш коридор дли-и-и-инный. Мы, как школьники, держась за ручки, дошли до его двери, через три номера и моя камера.
– Спокойной ночи, – пожелала я, но уходить от него не хотелось.
И тут он наклонился ко мне и поцеловал, страстно, жадно – вот это был тот Андреа, которого все знала, а не тот мальчик-зайчик, весь вечер прыгающий вокруг меня. У меня если честно подкосились ноги, потому как собственные гормоны с недоумением наблюдающие до этого за нашими не понять какими танцами, то ли невинными, то ли уже брачными, активно бросились в бой, еще для пущей убедительности, ну и чтобы заглушить остатки рассудка, оря во всю дурь: «Уррра».
А целуется он здорово, поняла я, обнаружив нас в его номере, сумашедше целующимися, рассудок махнул на все рукой и решил отдаться страсти, успокоив себя тем, что для итальянцев секс – это всего лишь секс и не всегда повод для знакомства. Может после бурного секса, а то, что он будет бурным, гормоны заверили меня 150% гарантией, обещали накинуть еще 50%, только чтобы без раздумья, прям сейчас, и сразу.
Может быть, прелюдия и была, но я ее не помню, мозг включился неожиданно и совершенно не нужно тогда, когда мы были почти голыми, срывая друг с друга одежду. Именно срывая, уж очень не терпелось обоим. Только что было все хорошо и страстно и тут на тебе кувалдой такой нехилой по мозгам – бац, чтобы они поднялись на место. Меня отшвырнуло от Андреа с четким пониманием, что мне это не надо и какого хрена я тут творю? Андреа попытался «образумить» поцелуями и не только, гормоны стонали и скулили: «Забей на предателя! Отключи мозг!»
– Нет! Андреа! Стой! Хватит!
А он уже не соображает, у него все нормально, у него полная солидарность мозга и гормонов, как у любого нормального человека.
– Нет, Андреа, – твердо повторила, – извини, нет. Я не могу.
Быстро накинула на себя блузку, натянула юбку, похватал свои вещи, разбросанные у кровати, и выскочила из его номера. Подлетая к своей камере, услышала рев раненого лося из его номера. Достала ключ, заскочила в комнату. Васька уже спала. Я попыталась отдышаться, но меня трясло, зуб на зуб не попадал. Встала под душ, включила почти кипяток, чтобы согреться, поняла, что трясет не от холода, а не понять от чего. Черт! Это, однако, гормоны откат устроили, объявив мне суверенитет, отгородившись собственной автономией. Ну ничего, мы с мозгом сильнее, а если еще великое и вечное чувство нас посетит, тогда посмотрим еще кто кого.
– Ты чего так скоро? – поинтересовалась подруга, когда я начала устраиваться рядом.
– Не шмогла я, не шмогла, – повинилась.
– Ты его кинула?!!! – вмиг проснулась.
– Это не я, это мой мозг, – попыталась оправдаться.
– А лечить ты его не пробовала? Или отключать? – а в голосе такое сочувствие мне убогой и моему мозгу.
– Он у меня не поддается дрессуре, – огрызнулась.
– Ой, дуррррра, – простонала Васька, накрывая голову одеялом.
Пришлось согласиться по умолчанию, ну чтобы совсем уж не терять лицо, прячась за оправданиями.
Утро не хотело начинаться с первыми лучами солнца, пришлось силком выволакивать тушку из теплой постели, попыталась сразу же привести себя в тонус, устроившись на коврике, но мозг спал, уставший от ночной борьбы за мою честь и достоинство. Исключительно на силе-воле добралась до душа и под ледяными струями взбодрилась, а в дверь уже скреблась Василина за своей порцией водных процедур. Немного полегчало, но голова гудела, тело немного ломало, и что-то странное происходило с координацией и вниманием, приходилось прилагать максимум усилий, чтобы совершить привычное действие, например, собрать сумку, выбрать одежду. Может это симптом похмелья, я правда, никогда им не страдала, но все бывает в первый раз. Очень хотелось вернуться под одеяло, свернуться калачиком и выспаться, но тогда остаемся тут еще на день, а мне сильно не хватало тишины и простора, может от этого и ломает так.
– Эй, – позвала подруга, – ты как?
С усилием подняла голову, чтобы посмотреть на нее, глаза, словно песком забиты.
– Ты не заболела?
– Не знаю, но как-то все странно.
– Вид у тебя зеленоватый, если честно.
– И самочувствие такое же.
– Может полежишь, поедем после обеда?
– Неее, – замотала головой и попыталась встать, – в машине отосплюсь.
О! В комнате появилась Мария, видимо я опять выпала из реальности. Она протянула стакан с какой-то бурой жидкостью, я с недоверием посмотрела на него. Организм просто требует сна и спокойствия, а она мне какую-то гадость подсовывает. Пришлось выпить, потом я отрубилась, но мозг через какое-то время начал просыпаться, сквозь дрему слышала, что кто-то ругался, однако это Мария разошлась, а Андреа вроде оправдывается, блин, а нельзя поорать где-нибудь в другом месте?
Проснулась я резко и хорошо отдохнувшей часа через два, посмотрела на часы и порадовалась, что еще успеваю на завтрак.
Вся компания в сборе, но за столом крайне траурное настроение.
– Бона сера, – поздоровалась со всеми я.
– Бона сера, – дружный ответ.
Андреа, необычно притихший и виноватый, Васька, судя по красным пятнам на лице, злится, Даниелла кидает осуждающие взгляды на сына, Антония ему же ободряюще улыбается, Сильвана просто не в духе, а Мария злая. Что у них тут произошло?
– Все хорошо? – уточняю.
– Будем надеятся, – вызывающе отвечает подруга, но вызов не мне, а обществу, которое нас окружает.
– Как ты себя чувствуешь? – сердобольная Мария.
– Теперь хорошо, пойду пошукаю, что осталось для опоздавших.
Набрала себе полную тарелку фруктов, йогурта, для меня остался еще джем и что-то типа круассана. А за столом по-прежнему тишина. Я тихонько пихнула под столом подругу, нарисовав в глазах большой вопрос, она губами ответила: «Потом» и повела глазами на Андреа с Даниеллой.
Я очень люблю завтракать в тишине, но за нашим столом висела просто неприлично мертвецкая тишина, слышно было, как я жую, как размешиваю чай в кружке, как дуется Даниелла. Я старалась аккуратно положить ложечку и нож, потому что их звяканье било всем по нервам. Впечатление такое либо кто-то только что умер, и его не успели отправить в мир иной, решая то ли мумифицировать, то ли так хоронить? Либо отца кормильца-мафиози только что арестовали и семья в смятении, как дальше жить? Если честно, то в такой обстановке кроме чая в меня ничего не лезло, попыталась припихнуть круассан, но он тугим комом застрял где-то в пищеводе, ободрав гортань.
– Господа хорошие, что происходит?
Все синхронно уставились на Андреа, он потупил глазки, потом с вызовом посмотрел на Марию. Напряжение стало более плотным, оно уже не висело в воздухе, а накрыло наш столик плотным коконом, давя на плечи. Ну ладно, если у них семейные разборки, то мы с Васькой можем в них не участвовать, даже если они косвенно и касаются нас, не хотят говорить, не надо.
– Нам пора, – тихо произнесла я, – познавательно было со всеми вами познакомиться, – одарила всех улыбкой, особую теплоту вложила для Антонии, бабулька мне понравилась.
Мы с Василиной поднялись из-за стола, общество по-прежнему молчало, я почти развернулась, чтобы идти на выход, подруга взяла со стола телефон, ключ, тот зацепился за вилку, и она с оглушительным звоном упала на тарелку – это резануло по нервам, но привело всех в чувства.
– Василиса, мне надо поговорить с тобой, – выкрикнула Мария, шагнув ко мне.
– Я поговорю, – рыкнул Андреа, схватив меня за локоть, потащил к лестнице.
Я, если честно, струхнула, если моя персона является причиной, то может мне лучше вообще ничего не знать, но вроде ничего аморально-криминального даже по итальянским меркам за мной не водилась, может чего запамятовала?
Вошли в номер Андреа, он отпустил мой локоть, прошел на пару шагов вперед, я осторожно прикрыла дверь, оставаясь рядом с ней. С минуту созерцала его спину, братец, наконец, развернулся, подошел ко мне. Я молча ждала, полагая, что раз вызвался говорить, значить есть, что сказать, нечего его сбивать. Андреа смотрел в глаза и эмоции скакали по его лицу, как те зайцы вокруг елки: сожаление, злость, опять сожаление, страсть… Именно на страсти, он решил, что лучше действовать, а не говорить, шагнул быстро ко мне, я рефлекторно шарахнулась, впечатавшись в стену и оказалась в кольце его рук, губы жадно целовали, руки не менее жадно обнимали, до хруста в костях.
Гормоны в своей автономии, видимо, были заняты более важными делами, может, обсуждали пункты манифеста мозгу, никак не отреагировали на живого страстного мужчину. А мозг, зараза, скептически хмыкнув, немного отстраненно наблюдал за моей реакцией. Через какое-то время Андреа понял, что целуется просто с тряпичной куклой никак не реагирующей на него. Ну да, без души или гормонов – дело швах. Пора лечить голову, если отключать в нужные моменты не получается.
– Ты поговорить хотел? – выдавила из себя, высвобождаясь из его рук.
Может, я опять чего не понимаю, итальянцы могут говорить не только словами, но и жестами, а так же, на языке любви или страсти.
Андреа отвел взгляд, вздохнул-выдохнул, я проскользнула мимо него, меняя диспозиции, не уходя далеко от двери. Он развернулся вслед за мной, глядя в пол.
– Ты мне нравишься, очень сильно нравишься. Наверное, я люблю тебя, вернее, я очень сильно хочу тебя любить, – поднял на меня глаза.
Черт, все же, как тяжело разговаривать на подобные темы на языке, которым ты не владеешь в совершенстве. Вот что он сейчас пытается мне сказать? Вариантов масса: я ему нравлюсь, я ему очень нравлюсь, он меня хочет, его ко мне влечет, он влюблен, он почти влюблен, он наверное любит, он любит…
– Я тебя, когда увидел, то сразу понял, что именно ты моя Василиса.
– По каким признакам ты это определил? – постаралась говорить весело и нейтрально.
– Мне тебя предсказали, – неохотно признался.
– Че-го?!
– Мне давно гадалка тебя предсказала.
– Ты ходишь к гадалкам? – не поверила я.
У нас обычно девицы этим страдают, мужики, если и ходит к ним, то исключительно по финансовым вопросам, хотяяяя, может, и по личным ходят, да не афишируют подобного. Всем же хочется быть счастливым.
– У нас все ходят к гадалкам, только в нашей семье их трое.
– Ну да, одна из них Мария.
– Мария отошла от этого, она больше психотерапевт.
Я переваривала информацию, к гадалкам ходят, чтобы эта самая гадалка дала тебе совет как быть в той или иной ситуации, она принимает на себя решение, как тебе поступить: выходить замуж или не выходить, продавать бизнес или не продавать. А к психотерапевту народ идет, чтобы самому принять это решение, потому гадалок больше. Не всем хочется отвечать в итоге за свою жизнь, проще переложить ответственность на другого.
– Андреа, мне собираться надо, давай ближе к теме, – попросила я.
– Я тебе совсем не нравлюсь?
Снова по новой. Как же до него донести, так чтобы понятно и не обидно.
– Ты мне нравишься, как человек, мы с тобой можем стать хорошими приятелями. Но я не хочу с тобой встречаться, – увидев, что он недовольно поджал губы, добавила для пущей убедительности, – как мужчина и женщина.
– Ты просто не понимаешь! – возбудился он, – мы с тобой предназначены друг для друга.
– Может быть, но, как брат и сестра. Вот тут мы с тобой сходимся по всем критериям, – начала раздражаться.
– Послушай, просто послушай, – попросил и затараторил на двух языках сразу, – мне было лет 15, когда я первый раз влюбился, я был длинный, худой, нескладный, а она первая красавица школы на два года старше меня. Но я влюбился, пошел к ней и признался, а она меня высмеяла сначала в глаза, а потом перед всей школой. Мне было плохо, и я пошел к гадалке, чтобы отомстить ей, влюбить ее в себя и отомстить. Гадалка дала мне выпить отвар, разложила карты, я не все помню, что она мне говорила, как успокаивала, запомнил только странные слова: «То, что у тебя сейчас, это не любовь. Будет много подобных влюбленностей. Еще будет две ярких любви в твоей жизни: настоящая и чужая. Короткая и длиною в жизнь. Отнимающая силы и дающая их. Они связаны между собой. Их ты узнаешь сразу, с первого мгновения поймешь, что это твое. Верным можно быть обоим чувствам, но выбрать должен будешь одно. Твое счастье, твое будущее, твое спокойствие – все будет зависеть от того, какой выбор ты сделаешь». «А как правильно?» – спросил я. «Это твоя жизнь и в ней нет не правильных решений. Просто слушай сердце».
Я, молча, смотрела на него, ожидая продолжения. Забавная гадалка, практически психолог: что-то увидела, приоткрыла завесу над будущем, но выбор оставила за ним.
– Я когда до тебя дотронулся, – взял мою руку в свою, – я понял, что это ты. Я знал с первой минуты о тебе все: и как тебя зовут, и что ты любишь, и как ты пахнешь. А потом вспомнил слова гадалки. Дай нам время… – сжал мою руку, и смотрит требовательно, это не просьба, это приказ, чуть смягчив тон, добавил, – не бросай меня…
Я подождала. Продолжения не последовало.
– Хорошо, я поняла, – попыталась высвободить руку.
– Это значит, что мы вместе? – снова сжал мою ладонь, притягивая за нее меня к себе.
– Это значит, что я выслушала твое мнение.
Андреа задумался, все же разность культур и лингвистики дат о себе знать, как народ выходит замуж, не зная языка и обычаев народов – это же пипец какой-то. Даже очень сильная любовь будет спотыкаться о банальную бытовуху, не говоря уже о личностных отношениях.
– Это значит, что мы вместе? Что мы встречаемся? – уточнил он.
– Я уже высказала свое мнение тебе. Ты его не хочешь слышать.
– Я хочу, чтобы ты услышала меня, – повысил голос.
Театр абсурда.
– Мне пора, рука отдай, – постаралась улыбнуться, надеюсь, что вышло мило.
Дошла до двери, взялась за ручку, когда Андреа произнес, словно что-то вспомнив:
