Текст книги "Плохие девочки не плачут. Книга 2 (СИ)"
Автор книги: Валерия Ангелос
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 12 страниц)
– Но пусть всё будет правильно, – он перехватывает мои руки, по очереди целует каждую ладонь.
– Ты записался в секту свидетелей Иеговы? Дал обет непорочности? Стас, я…
– Потом скажешь мне «спасибо». Некоторых вещей стоит дождаться, – уверенно произносит он. – Лора, я люблю тебя. Я хочу, чтобы было правильно.
Киваю, закрываю глаза, отчаянно стараюсь сдержать слезы.
Господи, я совсем ничего не чувствую к нему. Горю для другого мужчины. Чертового ублюдка, которому плевать. Это неправильно. Так не должно быть. Но я лучше умру, чем позволю проклятому немцу коснуться себя.
Хватит. Больше никогда. Никогда больше.
Глава 4.1
Одна часть меня неистовствовала – за кого фон Вейганд меня принимает?! Я, что, шлюха? Как он, вообще, посмел лапать меня и предлагать подобные мерзости? Он, правда, считает, что я буду трахаться с ним ради Стасовой карьеры? What fucking kind of twisted reality is that?! (Что за гребаный вид извращенной реальности?)
Моя вторая часть спокойно парировала – ты не то, что бы шлюха, но поступила несколько необдуманно, когда безотказно давала ему в любое время дня и ночи. К тому же, ты наговорила ему столько всего, не подозревая о глубоких познаниях русского языка. Вполне логично сформировать низкое представление о твоем интеллектуальном и духовном развитии.
Я желала и ненавидела господина фон Вейганда. Впрочем, не уверена, что «фон Вейганд» имеет к нему отношение.
Мне, безусловно, льстило его щедрое предложение, грязные намеки. Все-таки не каждый день миллиардеры пытаются уложить в койку. Положа руку на сердце, это первый и, скорее всего, последний случай в моей практике.
Хм, смотри не возгордись, девочка. Страшно представить скольким женщинам он предлагал то же самое до, после и во время тебя.
Искушение повторить заезд сильно как никогда. Знаю, в одну реку дважды – полная х*рня потом. Однако это не тот случай. Знаю, будет не хуже, а только лучше, быстрее, сильнее, горячо и в самый раз. Какой там Стас?
Но я повзрослела, выполнила работу над ошибками.
Тем не менее, если очень хочется, то можно… хоть разок, чтоб никто не видел и не знал, пожалуйста… очень тебя прошу…
Нет. Без глупостей.
Стас любит меня. Не могу его предать. Точнее могу, конечно, и очень хочу. Но – нет.
Я относилась к тому типу героев, которые всегда выбирают добро, даже если зло намного роднее и ближе. Почему добро? Просто так. Просто «потому что».
Да, я мазохистка, но не настолько, чтобы снова довести себя до жалкого и откровенно у*бищного состояния.
В конце концов, фон Вейганду плевать. Не думаю, что он расплачется и начнет биться в истерике, если его покорная шлюха не позвонит.
Я настраивалась на светлое будущее.
Паршиво настроилась, если честно.
***
За неделю до свадьбы Стас пропал. Не в том смысле, что собрал вещички и смылся от такой распрекрасной меня, внезапно передумав жениться. Он пропал как люди из криминальной хроники – без вести. Ушел на работу и больше не вернулся.
Пока это не произойдет с тобой лично, ты не придаешь значения. Кажется, это случается где-то на другой планете и никогда не затронет тебя лично.
Моя мама умела нервничать по любому поводу и без оного. Стоило папе задержаться на полчаса и самое страшное – не отвечать на звонки/быть вне зоны действия сети, она сразу начинала зондировать всех его знакомых. Если я не отвечала на звонок, она звонила моим друзьям/коллегам/преподавателям, живо представляя как в это самое время «насилуют/пытают/убивают/сбивают машиной, асфальтным катком/продают на органы, в рабство» со мной творится страшное. Даже становилось обидно, ведь телефон мог банально разрядиться, сам отключиться, стоять на тихом режиме, а никто не торопился «насиловать/пытать/сбивать асфальтным катком» осуществлять мои дерзкие фантазии.
Когда Стас не позвонил в обычное время с работы, я не придала особого значения. Чуть позже набрала сама, однако номер был отключен. Я логично предположила, что мой будущий супруг занят.
Когда Стас не вернулся в обычное время, я тоже оставалась спокойна. Он и раньше задерживался, хотя обычно старался предупредить. Но всякое бывает. Телефон так и не включился.
Когда время зашло за полночь, а Стаса по-прежнему не объявился, в голове забренчали тревожные звоночки. Я бесцельно поболталась по квартире, сделала чайку и пошла к телевизору. Спать потихоньку расхотелось.
Моя мама в этот момент обзванивала бы больницы и морги, ставя на очередь милицию. Поверьте, с напором моей мамы Стаса бы в скором времени искали с вертолетами и танками по всему Киеву.
Я выпила чайку и решила дождаться утра. На дне души скреблись неприятные предчувствия, но до ощущения глобального п*здеца не дошло. Наоборот: штиль.
Утром тревоги прорвали плотину, и у меня разыгрался «че за нах». Я прикидывала различные варианты, но от этого не было особого толку. Телефон Стаса не подавал признаков жизни. Оставался самый разумный путь: позвонить в офис.
В этом районе таки наступил глобальный п*здец.
Ибо…
В офисе мне были искренне рады, потому что Стас не явился на работу вчера, и его все обыскались, домашнего телефона у нас в квартире не было, а мой мобильный номер у них отсутствовал за ненадобностью. Коллеги уже собирались явиться по месту жительства в поисках ценного специалиста.
Выходит, на работу Стас поехал и не доехал.
За несколько часов с помощью мамы были обследованы все возможные места его пребывания. Авто Стаса не засветилось ни в одной из катастроф, самого Стаса не было ни в морге, ни в больницах. Никто ничего не видел и не слышал. На работе он в тот день опять не появился. Я осмотрела квартиру и не обнаружила ничего подозрительного. Его документы остались на месте, вещи по шкафам.
В милиции четко сказали – поиски начнем через три дня, загулял по бабам ваш парень, свадьба накануне; с кем не бывает? Скоро объявится, ждите.
Но он не мог загулять, не мог не выйти на работу. Стас надежнее Форт-Нокса. Уверена на все исчисляемые проценты.
Я винила себя, что не начала поиски раньше, что выжидала с полным пофигизмом и тут же понимала, что любые телодвижения не имеют смысла. Вот так пропадают люди. Пошел в магазин за хлебом и не вернулся. Много их потом находят? Помню, у одной моей знакомой муж пропал без вести. Вышел из дома и больше не вернулся. Я тогда не могла понять: ну как?! Как человек может пропасть навсегда? Это в кино и книжках. Этого со мной не произойдет.
На самом деле, ежедневно пропадают тысячи людей по всему миру. Дети, взрослые, самые разные люди. Никто их не находит.
Прошел день и еще один день. Стаса начали искать официально. Папа подключил своих знакомых, а мама своих, поэтому искали действительно хорошо. Искали по родственникам, друзьям, знакомым, по контактам, определенным на работе и в записной книжке. Ничего.
Я вздрагивала от каждого звонка, от каждого шороха. Казалось, Стас придет и откроет дверь, объяснит все очень логично и привычно улыбнется. Это был кошмар, от которого нельзя проснуться. Мне становилось горько и стыдно за свое прежнее безразличие, за то, что никогда не проявляла эмоций, а скорее подставляла щеку. Я не представляла, как буду жить дальше.
Неведение. Хуже не бывает.
Когда твой близкий человек угасает от долгой и мучительной болезни, это х*рово. Знаю на собственном опыте. Когда твой близкий человек погибает внезапно, по нелепой и страшной случайности, это х*рово. Однако намного х*ровее сидеть и не иметь ни малейшего представления о том, где он и что с ним происходит. Иногда, кажется, что не знать легче, но, поверьте, хуже не бывает.
Если бы Стаса забрали в больницу с сердечным приступом, я бы просиживала под дверью палаты дни и ночи напролет, покупала лекарства, искала врачей. Если бы его убили… я знаю, как это прозвучит, но, честно, – было бы легче. Я бы рыдала, винила себя и всех вокруг, но рано или поздно найдутся силы понять и принять. Гораздо хуже – не знать и не иметь ни малейшего шанса помочь. Мучиться, разбирая догадки, думать, думать…
Двери клетки захлопнулись, но я даже не догадывалась, насколько эта клетка реальна.
«Хуже не бывает», – заключаю с опрометчивой критичностью.
Надо что-то делать, искать, рыть землю… но как?
Оставался всего один путь, последний шанс.
«Это же унизительно», – шептала гордость.
– Он может помочь, – разумно предположила я.
Если захочет. Если ты хорошо попросишь. Ты же понимаешь, как надо будет просить?
Злополучный номер фон Вейганда в списке контактов. Моя персональный ящик Пандоры.
Откуда этот ублюдок знал, что я не удалила его телефон? Впрочем, какая-то пружина внутри меня не позволяла обратиться с просьбой.
«А вдруг это он?» – закинула удочку мания преследования.
Он мог заставить любого человека исчезнуть. Ресурсы имеются. Но зачем? Это слишком даже для тебя, Лора. Сначала темно-магические ритуалы с крестиком, а теперь похищение жениха. Такие предположения обычно лечат галоперидолом в специально огороженных местах.
Нужно было занять руки да голову, я остервенело шерстила просторы Инета в поисках фактов. Про самого Вальтера Валленберга было полным-полно, а про его семью несколько занудных общих строк. Было известно, что у него есть жена, сын и внук. Никаких данных: ни имен, ни возраста, ни фото. Я могла любоваться на дедушку Вальтера, который был неплох, но особого интереса не вызывал. Я просмотрела его фото, которые относились к позднему периоду, несколько видео, прочитала много статей, даже пробовала переводить с немецкого… и все, что удалось узнать, – куча нудного бреда о делах компании 'Berg International', куда инвестировали, где и как отличились.
Краткое содержание предыдущих серий: с 60-х годов начался подъем бизнеса, много интересных (наверное, интересных кому-то другому, а не мне) дел в отношении строительства отелей, офисов и прочей огромной лабуды… строительная корпорация? Хм, не знаю, как оно правильно называется.
Меня интересовал семейный анамнез, а не успехи компании. Ни в одном интервью я не нашла чего-то стоящего. Валленберги скрывали частную жизнь, и мои любопытные глазки не могли видеть сквозь стены их золотого замка. Было бы занятно узнать на счет «нацистского периода», но помимо «дедуля служил там-то и признали невиновным» опять же – ничего.
Я прокручивала в уме нашу последнюю встречу, разбирала на атомы и пыталась понять, возможны ли дикие предположения мании преследования в реальности. Пожелал бы фон Вейганд привлечь мое внимание похищением Стаса?
«Еще скажи, что он следит за каждым твоим шагом, поставил по квартире «жучки» и камеры, допросил знакомых и собрал полное досье», – крутил пальцем у виска здравый смысл.
Когда ты долго не можешь решить, что конкретно стоит сделать, небеса посылают знак свыше.
***
Я возвращалась домой после очередного визита в милицию за новостями, которых нет.
Первый этаж встретил меня весьма подозрительным типом с неприятной рожей и сигаретой в зубах. Я не обратила на загадочного незнакомца особого внимания и смело прошагала мимо и наверх, где меня поджидало двое похожих субъектов. Сигарет у них не было, зато рожи – отвратнее не сыскать. Дверь моей квартиры приоткрыта, типы толкутся рядом. Самое время напрячься.
Оборачиваюсь – по ступенькам поднимается куряга с первого этажа.
Будь это крутой голливудский блокбастер, у меня есть все шансы спасти свой многострадальный зад. Надо ухватиться за перила и ласточкой сигануть вниз или продемонстрировать им чудеса акробатики и спуститься по ступенькам, исполняя сальто-мортале. Однако кино тут не пахло, акробат из меня хреновый и внутри, мягко говоря, шли за*бацкие химические реакции.
Вы, конечно, извините за подробности, но когда куряга довольно вежливо подтолкнул меня вперед, я в прямом смысле чуть не сходила в туалет. Я б и сходила. Просто нечем.
– Давай, – другой тип открыл дверь моей квартиры и гостеприимно приглашал вовнутрь. – С тобой хотят поговорить.
Я нервно повела плечами. Заорать, что ли? Хоть припугнуть их воплями…
Однако мрачные лица типов отбивали всякую охоту геройствовать. Как послушная овечка шагаю под мясницкий тесак.
– Вознесенский ждет, – продолжил тип, подталкивая меня дальше, а потом закрыл дверь.
Сначала моя голова не сообразила ничего стоящего относительно «Вознесенский». С тем же успехом тип мог сказать «Чайковский» или «Паустовский». Я даже не восприняла это как фамилию.
Знак свыше вальяжно развалился на диване, широко расставив ноги, и курил, демонстрируя полное отсутствие стандартных норм приличия. Пепел летел прямо на ковер, и мне стало немножко неприятно.
– Садись, – сказал непрошеный гость, кивая в сторону кресла напротив.
Таким тоном обычно отдают приказы собаке, о чем я бы непременно сказала ему, если бы ко мне вернулась смелость, и подох инстинкт самосохранения.
– Как поживает Стас?
Он щелчком отправил дымящийся окурок на пол, а после лениво растоптал его ботинком. Ботинки были явно дорогими, как его костюм, часы и перстень на правой руке.
– Стас пропал, его нет больше недели, – сбивчиво отчиталась я.
– Только не надо заливать, – он на мгновение скривился, а потом вдруг улыбнулся: – Ты девочка умная?
Была бы умная, не оказалась в говнище.
– Я слышал треп о его пропаже, но мы-то знаем, как все было, – доверительно произнес он.
Молчу, рассматриваю. На вид гостю лет тридцать, не больше. Лицо его можно назвать красивым, если бы не глаза, что-то в них неприятное клубится, отталкивающее и омерзительное, поэтому глаза портят все приятные впечатления. Выглядит смазливым бандитом из ментовских сериалов, на которые подсел мой папа. Смею предположить, он и есть бандит.
– Как все было? – повтор с вопросительной интонацией.
– Как? – не удержалась я.
– Мать дала мне имя Владимир, а фамилия моя Вознесенский, но люди зовут иначе – Доктор. Знаешь, почему?
«Скальпель», – первая мысль, которая приходит на ум.
Это же Данын доктор. Парень моей подруги. У него еще серьезные проблемы, искал адвокатов, но не Стаса. Стас бы мне рассказал. Черт…
– Я человек отходчивый и никогда ничего не сделаю на эмоциях, – продолжает убеждать бандит. – Единственное, что меня раздражает, – вранье. Когда мне врут, я могу очень, очень сильно расстроится. Когда я очень, очень расстроюсь, то перестаю себя контролировать.
Перед глазами плывут живописные сцены из фильмов Тарантино. Чувствую приближение тихой истерики.
– Ты хочешь, чтобы я расстроился? – нежно спрашивает Вова.
Язык прилипает к нёбу. С трудом отвечаю:
– Нет.
– Тогда ты расскажешь мне всю правду.
Немного сыкотно признаваться двинутому на всю голову психопату, что понятия не имеешь о том, какую именно правду он желает услышать.
– Простите, я не вполне понимаю… я не знаю, какие у вас со Стасом были дела, он мне никогда не рассказывал… ничего, – стараюсь построить фразу обтекаемо.
– Девочка, ты меня расстраиваешь. Это плохо, очень плохо.
Замолкаю.
– Стас взял у меня деньги, а работу не сделал. Он пропал, и спроса нет. Думаешь, я идиот? Я похож на идиота? – в его голосе появились металлические нотки. – Я могу быть несдержанным, но я не идиот. Я не верю в ту херню, которую вы со Стасом разыграли для ментов. Сечешь?
Здесь мне очень захотелось выпить. Чего-то покрепче текилы. Скипидара.
– Я не хочу вас расстраивать, но я действительно ничего не знаю.
Он усмехается, и думаю, что не доктором Менгеле надо пугать людей.
– Хорошо, – легко соглашается Вознесенский. – Поступим иначе.
Не успеваю облегченно вздохнуть.
– Стас взял у меня пятьсот тысяч зелени, я хочу свои деньги обратно. У тебя есть неделя, разрули ситуацию. Я жду до следующего четверга.
– У меня нет таких денег, я не знаю, где Стас… откуда мне взять столько? – невольно забываю бояться.
Какое-то время он просто смотрит на меня, даже вроде с долей жалости, а потом заботливо проводит ладонью по щеке.
– Я могу подать идею относительно первых ста баксов. Я не заплатил бы больше… спрошу, кто из подручных заинтересуется. До четверга.
Стоит ему скрыться, набираю Дану, не даю той вставить ни слова, пока не обрисовываю бедственное положение в красках.
– Лора, я знаю, – тихо отвечает подруга. – Стас приходил к нам, случайно выяснилось, что мы знакомы через тебя.
– Что?! – выпускаю телефон из ослабших пальцев и чудом перехватываю снова, нечленораздельно бормочу: – Что ты знаешь?.. Я не… Он мне ничего не сказал…
– Твой Стас кинул Вову. Это правда.
– Этого не может быть. Я не верю… Блин, да, я не знаю ничего!
– Лора, лучше отдай эти деньги, – добивает Дана.
– У меня их нет! Можешь объяснить это своему… своему парню?
– Я уже с ним говорила. Думаешь, почему он был таким вежливым, – она удрученно вздыхает. – Лора, тебе лучше достать деньги. Вова не прощает предательств, я не смогу его постоянно сдерживать.
– Да, очень легко найти пятьсот штук, которых у меня нет.
– Лора, найди их, а то… я больше не могу ничем помочь. Вова обещал, что в первый раз поговорит с тобой нормально.
– Спасибо, Дана, – нажимаю на сброс.
Ищу другой номер, не медля ни секунды, набираю. Нудные гудки… и никакого ответа. Я терпеливо набираю снова, явно больше приличного количества раз.
Закрываю глаза, обтекаю, сползаю поближе к окурку. Мысленно скандирую…
…бл*ть, бл*ть, бл*ть…
Ну, какого хрена говорить «звони», если не собираешься отвечать?
Глава 4.2
Некоторые вещи понимаешь только, когда остаешься один в темноте. По-настоящему. Ты начинаешь ценить мелочи, которые никогда прежде не выглядели важными. Оказывается, тебе никогда не было плохо. Страдания от неразделенной любви – чушь.
Рядом нет никого, кто тебе поможет и даже рассказать о том, что разрывает твою жизнь на части некому.
Конечно, я не могла попросить у кого-то взаймы 500 штук. Мои собственные сбережения (остатки фон Вейганда плюс нажитое в бизнесе) не покрыли бы и пятую часть искомой суммы.
Естественно, я не могла обратиться в милицию, потому что не была самоубийцей из числа верующих в ее святую непогрешимость.
Я могла рассказать все родителям, я и хотела рассказать, но у них не нашлось бы полмиллиона взаймы, а единственный способ решить проблему – отдать долг.
Мог ли Стас подставить меня? Взять деньги бандита и свалить в далекие дали?
Я не хотела плохо думать, но я не знала.
Были некоторые положительные моменты. Я больше не переживала на счет исчезновения злополучного жениха. Мои мысли заняли пятьсот штук зелени.
Фон Вейганд не отвечал. Звоню все выходные, в понедельник, во вторник… мне плевать на гордость и прочие никому не интересные вещи.
Я готова постучать в дверь преисподней и предложить каталог «Орифлейм». Или вступить в ряды чокнутых сектантов, распространять вакуумные пылесосы. Продать почку? Зачем мне целых две? Однако вышеперечисленные опции не позволили бы накопить желанные пятьсот штук.
Прорастаю овощем на диване, не зная, как заставить себя шевельнуться. Сил моих хватало только на виртуозное вранье для мамы, чтоб она не переживала. Я понятия не имела о том, как поступлю дальше.
Бандиты начнут с меня, а после примутся за мою семью. Радужная перспектива.
Вечер среды отнимает последние надежды. Я вяло набирала фон Вейганда раз за разом, не особо представляя, какой это по счету звонок, и размышляла о том, что одеть на собственные похороны: свадебное платье (все-таки стоило прилично, а ни разу не засвечено на публике) или свою любимую, пусть потертую, но очень прикольную кофточку ”Make love not borsh” (Занимайтесь любовью, а не борщом) с джинсовой юбкой…
– Да, – прервал сладкие раздумья голос фон Вейганда.
Я аж закашлялась от смущения, прикинув, сколько раз набирала его.
– Это Лора, – на всякий случай представляюсь.
– Ты очень настойчиво звонишь… что-то случилось?
Да, это полный пиздец, всем п*здецам п*здец, просто таки король всех п*здецов вместе взятых и коронованных… и ты даже представить себе не можешь, насколько мне сейчас не хватает ласки, внимания, понимания…
Будь другом, одолжи пятьсот штук?!
– Да, я бы хотела встретиться. Ты в Киеве? – стараюсь не заорать в трубку все то, о чем думаю.
– Я занят, – говорит он, но отключаться не спешит.
Быстрее, цепляй его внимание, пока не поздно. Твой хлеб – лгать задушевно. Давай соберись и соври что-нибудь красивое экспромтом.
– Что бы это ни было, могу предложить намного более интересное занятие.
Слабенько, соглашусь. Что вы хотите после двух недель сплошного стресса? Хорошо еще, он не видит выражение моего лица, где дебилизм и прострация счастливо совокупляются.
– Например? – особого воодушевления не слышно.
– Ты собираешься это по пунктам обсудить? – стараюсь звучать игриво и с интригой, голос у меня всегда лучше выражения лица. – Хотелось бы заняться чем-то более реальным.
– В данный момент я сижу в кабинете с бутылкой виски, а секретарша старательно сосет мой член… думаешь, ты готова предложить более реальные вещи?
Нахожусь в состоянии аффекта, посему речь не контролируется мозгом (к тому же издержки прошлой работы, о которой я обязуюсь поведать при удобном случае, дают о себе знать).
Жмурюсь и выдаю завлекательную речь:
– В данный момент я сижу одна дома и теку от одной мысли о том, что твой член может сделать с моей задницей. Тебе действительно не хочется оттрахать меня туда прямо сейчас?
Пауза перед ответом кажется вечной, и я успеваю вырвать волосы, посыпать голову пеплом, дать обет молчания, вскрыть вены.
– Пришлю за тобой машину, – хрипло произносит он, и его голос звучит настолько по-немецки, что едва удается различить слова. – Называй адрес.
Рыбка на крючке.
***
Времени в обрез, поэтому порадоваться не успеваю. Ураганом метаюсь по квартире в поисках одежды, обуви, косметики, а потом случайно смотрю в зеркало и чувствую себя крайне опечаленной.
Затяжные рыдания не проходят даром – опухшие глаза нежно-малинового оттенка, носик тоже явственно припух, лицо выражает жуткую усталость, будто вся тяжесть мира покоится на моих хрупких плечах.
Положа руку на сердце, заявляю: мой внешний вид знавал гораздо лучшие времена. К счастью, я не успела окончательно разжиреть и заранее помыла голову. Будем работать с тем, что имеем.
Я нанесла боевую раскраску, не вполне контролируя цветность и яркость, хотя получилось неожиданно удачно. Просмотр гардероба довел до пограничного состояния. Нечего одеть! Нечего! Какая жестокая несправедливость.
…слишком просто, слишком официально, слишком торжественно, слишком пацанское, слишком старое, слишком розовое, слишком мрачное…
Мой выбор остановился на том единственном, что смотрелось элегантно и со вкусом. Платье, прикупленное на распродаже в Испании. Во-первых, благородный оттенок зеленого и длина в самый раз (чуть выше середины бедра). Во-вторых, роскошное декольте, позволяющее использовать лифчик с любой степенью пушапа.
Наряд выгодно подчеркивает мою тонкую (на фоне зада) талию и… тут вместе с задом пришло на ум столь бл*тское, тьфу, неосторожно выдвинутое предложение.
Почему-то до этого момента я не осознала, что мне реально придется дать «туда».
Застываю перед зеркалом, бледнея, зеленея, короче, переливаясь не хуже хамелеона.
Звонок мобильного. Не стоит тратить время на то, чтобы сообщить, кто именно мне звонит.
– Водитель внизу. Ты готова?
– Да, спускаюсь.
Начинаю сомневаться, кто из нас рыбка, а кто крючок.
Когда я поняла, что мой план не сработает? Наверное, сразу после того как поняла, что у меня нет плана. Знаю, стоило продумать речь. Как мне сказать ему про деньги? Потянет ли моя единственная уцелевшая девственность на эту сумму?
Готова поспорить на миллион, которого у меня нет, что Скарлетт О’Хара было проще идти к мистеру Батлеру в тюрьму. Он хотя бы любил ее по-настоящему.
I was shitting bricks.(Я срала кирпичами) Буквально.
Глава 4.3
В салоне авто прохладно и пахнет приятным освежителем. Лайм, наверное.
Дождь барабанит по тонированным стеклам. Крупные капли прозрачными кляксами растекаются на темной поверхности.
Глубоко вдохни, постарайся расслабиться.
Хочется мохито и немножко тепла.
Разъярённые вспышки молний ослепляют сквозь закрытые глаза. Раскат грома заставляет нервно повести плечами.
– Включите радио, пожалуйста.
Водитель оперативно исполняет мое пожелание.
Пространство наполняет тяжелый рок. Немецкий. Приятно…
Я помню эту композицию. Она вызывает яркие моменты в памяти. Мои пальцы крепче сжимают миниатюрный, даже для клатча, черный клатч.
…Руки привязаны к спинке кровати. Горячие сухие пальцы чертят замысловатые узоры на покрывшейся мурашками коже. Комната вспыхивает красным, когда раздается первый удар. Кричу. Срываю голос до хрипа. Ремень вспарывает мою задницу до крови под немецкий рок…
Вообще, есть, что вспомнить.
…Мои руки зажаты его рукой над головой, раскаленный член вбивается внутрь, исторгая крик боли. Давлюсь слезами в попытке исполнить первый минет. Фон Вейганд трахает меня на территории цеха, когда нас в любой момент могут застать. Привязывает меня, учит новым позам и раскладывает так, как пожелает. Наш Новый Год, когда мы оказываемся на столе…
Он надел на меня «ошейник», называл своей «малышкой» или «шлюхой» в зависимости от настроения. Мог ограничиться хриплым «моя». Моя собственность. Никто не имеет права прикоснуться. Его возбуждает боль и страдания, слезы и синяки, которые он оставляет. Знаки вроде клейма.
Слабо похоже на романтические сопли в розовом сиропе. Да?
Я с трудом смогла вычеркнуть его из своей жизни, забыть и вытравить. Я не была уверена, что меня волнует больше: невинность запретных мест или собственное ментальное здоровье. Он слишком легко подчинял мою волю, ломал, проникал под кожу, въедался кислотой в самое сердце.
Но разве есть выход?
Авто мягко тормозит.
Ваш выход, моя прелесть.
Ладно…
Объективно признаю: секретарша у фон Вейганда зачетная – длиннющие ноги, грудь необъятного размера, роскошные светлые волосы. Натуральная красота модельного роста. Сосет старательно. Хм, нужна ли ему я? Он властен иметь любую.
Офис производил приятное впечатление, но от кабинета руководителя захватывало дух. Я бы могла остаться тут жить, потому что все соответствовало моему вкусу. Классический стиль переплетался с модерном, натуральные материалы сочетались с последними новинками техники.
Отодвигаю переживания подальше. Запираю страх на ключ. Выстраиваю защиту.
Но труды идут прахом, когда хозяин кабинета обращается ко мне:
– Meine Schlampe, выглядишь аппетитной.
Он сидит на столе, повернувшись чуть боком. Непринужденная поза мальчишки. Узел его галстука ослаблен, верхние пуговицы белоснежной рубашки расстегнуты, так что можно увидеть поросшую волосами грудь. Когда-то я засыпала на этой самой груди, терлась щекой и…
Сцена из другой жизни. Могу ли я ему доверять сейчас? Могу ли доверять после всего происшедшего?
Замечаю открытую бутылку виски, а рядом ведерко со льдом и стакан.
– Подойди ближе. Я хочу тебя рассмотреть.
Трудно привыкнуть к звучанию его голоса по-русски. Он парализует волю окончательно. Проникает глубже, скользит черным шелком по гусиной коже.
– Прошлая неделя выдалась тяжелой, эта – не лучше. Я не в духе… так правильно сказать?
– Да, – киваю. – Так правильно.
– Спасибо, мой русский отвратительно звучит.
Ложь. У него нет акцента. Произношение идеальное.
– Присядь, – распоряжается он, берет стакан, отправляет туда несколько кубиков льда, щедро сдабривает виски, а после протягивает мне: – Пей.
Когда наши пальцы соприкасаются на прохладной поверхности стакана, я вздрагиваю, а фон Вейганд смеется, продолжая оценивать меня взглядом.
– Успокойся и выпей.
Делаю глоток, обжигаю горло эликсиром беззаботности.
– Теперь рассказывай, – велит он.
Медлю, затрудняюсь начать.
– Тебе нужна помощь. Ты накрасилась как шлюха, одела свое лучшее платье и любимые туфли, подобрала сумочку и духи, – он наклоняется чуть ниже, делает глубокий вдох и слегка морщится. – Духи мне не нравятся, все остальное хорошо.
– Чем плохи духи? – натянуто улыбаюсь.
Он не удостаивает ответом. Его взгляд опускается ниже, к моей скромной, но выгодно оформленной груди. Настолько цепкий взгляд ощущается кожей.
Нервы сдают. Еще несколько глотков дабы урезонить пульс.
Фон Вейганд следит за каждым движением. Не хочу анализировать то, что читаю в его потемневших глазах.
Кабинет тонет в изящном полумраке. Лишь всполохи молний разрезают мрачную реальность.
Я допиваю виски до дна и начинаю говорить. Алкоголь развязывает язык. Мне становится легче с каждым словом. Алкоголь приносит облегчение и вселяет уверенность. Пусть ненадолго. В нашем мире все ненадолго.
Я говорю о том, как пропал Стас, как мне страшно, что я не могу ничего сделать, как потом ко мне заявился Вознесенский и требовал деньги, как мне плохо, и в каком я отчаянии, потому что нет у меня 500 штук, а отдавать надо, как мне страшно за себя и за свою семью, как никто не может и не хочет мне помочь. Множество различных «как».
Он наливает мне еще виски. Я стараюсь подумать. Делаю еще несколько глотков. Меня ободряют слабые всполохи надежды.
– Продолжаем игру. Ты желаешь пятьсот тысяч в качестве приза, – наконец говорит фон Вейганд.
Его губы складываются в искаженное подобие улыбки. Виноват либо алкоголь, либо моя буйная фантазия… но откуда такое чувство, будто этот знакомый и одновременно абсолютно чужой человек желает вгрызаться зубами в мою шею?
– Я постараюсь вернуть, – пожимаю плечами, делаю еще один глоток виски для смелости.
Он смеется, но в его глазах нет ни грамма веселья.
– Ты никогда не заработаешь столько.
Страх пытается разорвать оковы. Однако мне нечего терять. Я так думаю, я почти уверена, что это так.
– Я готова на все.
Меня не остановить.
– Я могу предложить только себя в качестве гарантии… или оплаты. Что ты еще хочешь услышать?
Пить больше нельзя, а то совсем отшибет мозги.
– Ты уверена, что стоишь этих денег? – вкрадчиво интересуется он.
Должно стать неприятно или стыдно. Однако я достаточно пьяна и не хочу заморачиваться, поэтому отвечаю спокойно:
– У тебя была возможность проверить.
Фон Вейганд прикладывается к бутылке. Пьет просто из горлышка, жадными глотками. Я малодушно добиваю остаток своей порции, приказываю страху заткнуться.
Раскатов грома не слышно, а молнии продолжают рассекать темноту, сгустившуюся надо мной.
Невольно съеживаюсь, когда фон Вейганд поднимается и подходит ко мне. Загоняет в ловушку: руки на подлокотниках кресла, а прямо по курсу взгляд острее стального лезвия ножа. Пальцы немеют от холода, я не чувствую, как дышу. Замираю, когда ледяная воронка закручивается внутри.
Слабая, но удивительно искренняя улыбка неожиданно расцветает на губах фон Вейганда:
– Тебе не понравится то, что я захочу с тобой делать. Ты меня совсем не знаешь. Согласием ты запираешь себя в одной клетке со зверем.
