Текст книги "Плёвое дельце на двести баксов"

Автор книги: Валерий Ефремов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 18 страниц)

Глава вторая

Ночью я долго не мог забыться, да и проснулся 9 августа ни свет ни заря. Впрочем, какой уж тут сон… В голове сами собой стали прокручиваться события вчерашнего вечера.

Получается, что я, бывший собровец, так сказать служитель закона, стал невольным убийцей. Ведь вполне очевидно, что в возвращенном мной чемоданчике находилось взрывное устройство. И, выходит, забыто оно было братками в «Шейхане» неслучайно. Но тогда какого хрена они не отказались от дипломата?

А с другой стороны, что им было делать? К примеру, бомба стоит на таймере и взрыв произойдет через минуту. Тут им некогда было вступать со мной в перепалку – проще взять кейс и разрядить взрывное устройство, покуда есть какое-то время. Тем более что операция из-за моего неуместного вмешательства все равно сорвалась. То-то водила так злобно уставился на меня при возвращении чемодана.

Ну а разрядить бомбу они попросту не успели… А может, не знали, как это делается, и растерялись. Они – не взрывники, им следовало лишь оставить чемоданчик в баре…

Правда, эти ребятки слишком громко себя в «Шейхане» вели, а такие дела делаются втихаря. Ведь любой из тех, кто остался бы в баре после взрыва в живых, припомнил бы шумливых братков…

А может, именно таким вот нестандартным способом они подозрение от себя отводили?

И все же более реален другой вариант – в курсе дела был только секретарь. Ему какая-то другая бригада поручила организовать взрыв в баре. Он для прикрытия этой операции заманил туда своего босса – причем тем самым подставляя его. Ведь секретарь что-то булькал Михал Борисычу про сказочный вкус местного бренди. Точно, все складывается.

Я попытался представить себе, что почувствовал секретарь, когда кейс с взрывчаткой оказался опять в машине. Парень, наверно, просто поплыл – ведь под нос ему сунули бомбу, которая с секунды на секунду взорвется. Вот он и не успел как-то отреагировать, выкрутиться из ситуации – слишком велик был шок, а времени не имелось вообще…

Можно, конечно, придумать и еще какие-то версии случившегося, более-менее вероятные, но дело все же не в них: главное, что под подозрением в убийстве неизбежно окажусь я, Игорь Брагин. И, попади я теперь в качестве подозреваемого в ментовку, отмазаться будет очень тяжело, а скорее всего, невозможно. Я сам работал в этой системе, и могу себе представить, как будут действовать опера и следователь.

Найдутся реальные свидетели, которые укажут, что чемоданчик будущим покойникам незадолго до взрыва передавал именно я. Мотив сыщется быстро – стесненный в средствах бывший собровец Брагин действовал по найму, являлся исполнителем заказного убийства. А сами заказчики могут, кстати, и проплатить эту версию.

И тогда всем будет хорошо: оперативно-следственная бригада раскроет заказное убийство, получив официальные премиальные и левые бабки, настоящие преступники уйдут от ответственности, а если Игорь Брагин будет «сотрудничать со следствием» – «во всем сознается» и назовет угодное следователю имя заказчика, – то получит по минимуму и выйдет по условно-досрочному.

Но такое снисхождение мне, знамо дело, душу не грело. Я – вообще человек независтливый и до тюремной баланды, да еще из чужой тарелки, не жадный. Пусть ее хавает тот, кто такое спецобслуживание заслужил по праву.

Был и еще один резон, фигурально говоря, залезть под кровать и не рыпаться: если даже в милиции мне и поверят, то приятели погибших бандитов ни в какие нюансы вдаваться не будут. У криминалов в каждой ментовке свои осведомители, и братки немедленно узнают – тот, кто взорвал их корешей, дает показания ментам, чтобы, понятное дело, найти у них защиту. И тогда я уж точно не жилец…

Взглянув на часы, лежавшие на прикроватном столике, я метнулся к телевизору – начинался утренний выпуск «Криминала».

И сразу же – центральное событие дня минувшего: пошли кадры взорванного джипа «Шевроле», сопровождаемые трагическим голосом телеведущего.

Выяснилось, что все четверо погибших, как прозрачно намекнул комментатор, принадлежат к организованному преступному сообществу. Следствие не сомневается, что убийство – результат обычной криминальной разборки. Мирные прохожие, к счастью, не пострадали.

Последнюю фразу я встретил невольным вздохом облегчения – что ни говори, но если меня все же заметут и прессанут на чистосердечное, то отсутствие «сопутствующих жертв» мне на руку.

– А вот кадры видеокамеры наружного наблюдения коммерческого банка «Апексактив», – между тем продолжал вещать диктор, и тут я вздрогнул и расширенными зрачками впился в экран. – Вы видите, что незадолго до взрыва, когда джип «Шевроле» стоял недалеко от банка, к машине подошел некий мужчина и передал водителю предмет, похожий на чемодан-дипломат. Пока еще нет результатов криминалистической экспертизы, но следствие не исключает, что джип был взорван с помощью взрывчатого вещества, находившегося именно в этом чемодане. Сейчас передавший его мужчина разыскивается милицией. Если вы что-нибудь знаете о местонахождении…

Нет, моего лица на видеокадрах не оказалось. Я был снят со спины. Но хромота моя ощущалась из-за слишком быстрой ходьбы. И я с надеждой в душе предположил, что это станет единственной наводкой для оперов. Во всяком случае свидетели, опрошенные корреспондентом, бубнили что-то невнятное. Да и откуда я появился перед джипом, на кадрах не просматривалось. Хотя сыскари наверняка завернут в «Шейхану»…

Но я хоть и бывал там не так уж редко, ни с кем из завсегдатаев незнаком, да и с барменом тоже. То есть по имени меня никто не знает, хотя словесный портрет общими силами при необходимости создадут.

Но свяжет ли кто-либо из тех, кто находился в «Шейхане», мой уход и последующий взрыв джипа?

Я мысленно напрягся и стал вспоминать момент своего выхода из бара с кейсом в руках. Конечно, я слишком спешил и по сторонам не оглядывался, но боковое, периферическое, зрение у меня должно было работать в тот момент на автомате – навык бывшего собровца. И если сейчас включить эту периферическую зону памяти, как меня когда-то учили…

Я закрыл глаза и обхватил голову руками.

Вот я прошел быстрым, но привычно бесшумным шагом из угла бара до дверей. Кавказцы, торговки, подростки, бармен…

Нет, всем им не было никакого дела до идущего на выход особо не приметного посетителя.

А на улице? Стояло ли там еще какое-нибудь авто, кроме этого злосчастного «Шевроле»?

Вроде нет. А уж на светофоре джип точно был в одиночестве…

Так что же мне теперь делать – жить, как жил? Или хотя бы сменить квартиру? Слишком уж близко мое нынешнее местожительство от «Шейханы».

Зато и от работы близко, и от курсов «Сименса», и берут с меня за эту однокомнатную квартиру, по нынешним временам, недорого…

Звонок в дверь заставил меня вздрогнуть. Я машинально перевел взгляд в сторону кухни – там у меня припрятан табельный ПМ: замотал его еще в Чечне.

Но нет, дурить не следовало. Во всяком случае, еще рано. Не могли меня так быстро вычислить ни опера, ни дружки взорванных братков.

Раздался второй, более требовательный звонок, и я на цыпочках подошел к двери, прильнув к «глазку». И перевел дух. За дверью стоял сосед Леха. Обычно, когда ему не хватало на опохмелку, он обращался ко мне за материальной помощью. И я его выручал, как мог.

– Слышал? – с таким вот вроде бы неопределенным вопросом он обратился ко мне вместо приветствия.

– О чем? – невинно осведомился я, хотя имел все основания догадаться о сути вопроса.

– Ну, о том, что случилось у «Шейханы»?

Я пожал плечами:

– Не в курсе. А что там, собственно, произошло?

Леха крайне подозрительно уставился на меня:

– Разве у тебя вчера не было получки? Ты ведь в такие дни в этом баре кантуешься. Разве не так?

Мне сразу стало не по себе. Оказывается, расколоть меня – раз плюнуть, причем не какому-то там профессионалу-сыскарю, а обычному соседу-алкашу.

– Получку задержали, – мрачно сказал я. – Так что там, у «Шейханы», произошло?

– Да ничего особенного, – в свою очередь помрачнел Леха, – грохнули кого-то, только и всего. Так, значит, получку тебе не дали… А я-то хотел у тебя полтишок стрельнуть. Отдал бы послезавтра… Может, наскребешь как-нибудь? – И он вперил в меня страдальческие глаза.

– Сейчас чего-нибудь придумаем.

Осчастливленный Леха ушел, судорожно сжав в ладони пятьдесят рублей, а я опять погрузился в нелегкие раздумья, которые вновь прервал звонок, на этот раз телефонный.

– Ты вроде сегодня выходной? – осведомился Толян.

– Верно. Я вчера дежурил, теперь выхожу на службу только послезавтра.

– Я сейчас недалеко от твоего дома. Хочу заскочить к тебе на пару слов. Разговор не телефонный.

Я этому не особенно удивился: поскольку Толян был ранее связан с криминалом, у него невольно выработался навык чрезмерной скрытности, и теперь все разговоры у этого парня – не телефонные.

А я, в общем-то, его звонку обрадовался: Толян многое для меня сделал и был единственным в Москве человеком, с которым я мог говорить без всяких купюр. Короче, я считал его настоящим другом, и он меня, по всему видно, тоже.

Пожалуй, именно Толяну я могу рассказать все как есть о происшествии у «Шейханы», и именно Толян может дать мне дельный совет в этой трудной ситуации. Человек он ко всему прочему бывалый, да и старше меня лет на семь-восемь.

Ну а если ничего путного мой приятель мне и не скажет, то хоть душу близкому человеку изолью – все полегче будет…

Толян появился очень быстро, и на нем, что называется, не было лица.

– Пойдешь к итальянцам – передай, что меня сегодня не будет, – сумрачно объявил он.

А ведь действительно, сегодня вторник – именно по вторникам у нас происходят еженедельные собрания в коммуне. Ничего особенного – просто каждый рассказывает, как он провел неделю, сколько понаделал добрых, богоугодных деяний. В общем, тоска смертная.

Но собрания эти пропускать не рекомендуется – меня, например, могут запросто отчислить с курсов «Сименса». Толяну легче – он уже проникся религиозной идеей и ходит к итальянским миссионерам, можно сказать, по велению души и зову сердца.

– А что стряслось? Ты чего-то неважно выглядишь. Захворал никак?

– Кореша моего замочили, – горестно произнес мой приятель.

– Когда? Где?

– Вчера вечером у вашей «Шейханы».

Час от часу!

Я никогда толком не понимал выражение «блудливые глаза», но, инстинктивно отведя взгляд в сторону, увидел свое лицо в большом настенном зеркале, и мне это малопонятное словосочетание сразу показалось ясным, простым и удивительно точным.

– Как же это случилось? – глухо спросил я со слабой надеждой, что дело идет о каком-то ином, не связанном с теми четырьмя братками эпизоде.

– Взорвали их прямо в джипе. Санчо и еще троих. Санчо потом слепили из сорока восьми частей его тела. И чего моего корефана туда с братанами понесло?! – И Вован в неподдельном горе стукнул увесистым кулаком по собственной ладони. – Узнаю, кто эту подлянку сотворил, своими руками башку его поганую отвинчу!

Конечно, Толян – пацан совсем нехилый, в своей кодле, по его словам, числился в боевом прикрытии, но все-таки вряд ли ему удастся провернуть такую операцию с бывшим собровцем, пусть и находящемся не в лучшей физической форме. И тем не менее я еще раз рефлекторно повернулся к зеркалу – вероятно, в попытке представить себе, как я буду выглядеть с открученной головой.

С трудом взяв себя в руки, я попытался продолжить разговор:

– Но разве ты не завязал со своими криминальными делами и связями? Ты же теперь совсем в другой команде.

– Что верно, то верно. Но Санчо – мой старый и надежный кореш. Мы во многих переделках стояли спиной к спине. А в той последней разборке, когда меня пером поцарапали и я потом в больничку попал, он меня просто спас. Если б не Санчо – быть бы мне сейчас на цвинтаре и умер бы я нехристем, так и не познав Господа. – Тут он истово перекрестился. – Я его семью хорошо знаю. Теперь остались без кормильца двое малышей, полуживая старуха-мать и жена – полная дура. Эта баба вообще ничем не способна на жизнь зарабатывать. Мне хотя бы первое время надо с семьей Санчо почаще бывать. Ну и похоронить его, конечно, по-божески.

Мысль рассказать своему приятелю о собственных неприятностях отпала как-то сама собой. Он мне, конечно, поверит, что я его друга совершенно случайно раскурочил на сорок восемь разновеликих фрагментов, но так или иначе сделал это именно я! Вдруг сразу стало вполне очевидно, что Толяна я знаю еще мало и плохо и его реакцию на мои откровения предугадать не в состоянии.

Я попытался было представить себе, кто из троих вчерашних покойников – Михал Борисыч, понятно, не в счет, – являлся тем несчастным Санчо, но потом отказался от этой затеи: какая тут, на хрен, разница!

– Ну что ж, прими мои искренние соболезнования, – до невозможности фальшиво промямлил я, но Толян, похоже, меня и не слышал: он надолго замолчал, мрачно глядя вниз, на обшарпанный линолеум моей съемной квартиры.

Я не решался прерывать его мыслительный процесс, если Толян, конечно, вообще о чем-то сейчас мог думать.

Оказалось – мог.

– И, конечно, найти этого подонка, грохнувшего Санчо, – моя святая обязанность, – злобно объявил он. – Найти и наказать так, как он того заслуживает. Убить его – мало. Да он меня на коленях о легкой и быстрой смерти молить будет!

Я непроизвольно заерзал на стуле.

– А как это согласуется с твоими нынешними убеждениями? Я думаю, тебе в данном случае следует посоветоваться с Паоло.

– Паоло в таких делах – не советчик. А у Бога я свой грех отмолю. Господь – не фофан, он все поймет как надо, – с мрачной убежденностью заявил Толян.

– Ну-ну, раз так, Бог тебе в помощь. – И у меня вырвался тоскливый вздох.

– Я не только на Бога, но и на тебя надеюсь, – неожиданно выдал Толян. – Ты все-таки в ментовке служил, да и проживаешь сейчас недалеко от места убийства. И у нас с тобой есть кое-какие зацепки, – и он поднял на меня горящий священной местью взор.

– Какие же? – с неподдельным интересом, но и с невольным трепетом спросил я.

– Во-первых, как пацанов угробили, по телику показывали. Киллер, подсунувший пацанам взрывчатку в кейсе, случайно попал на видеокамеру какого-то банка. Я, правда, сам этот репортаж не видел, но мне ребята рассказали.

Я похолодел. Ведь если бы Толян ту пленку, как следует, рассмотрел, мог бы меня и узнать! Хотя бы по хромоте, фигуре и одежде. Особенно по пиджачку редкого окраса – светло-коричневому, в белую полоску. Вон он – за спиной Вована на другом стуле висит!

Впрочем, видео было черно-белым и тоже каким-то полосатым, некачественным…

– Ну а еще что у тебя за зацепки? – спросил я с понятной тревогой.

Толян слегка призадумался.

– Заказчик мочилова, в отличие от киллера, на пленке, понятно, не засветился, – наконец молвил он. – Но и по нему имеются соображения. Неделю назад завалили одного пацана из бригады Коха.

– А кто он, этот Кох?

– Известный криминальный авторитет. Он на одном поле с моим бывшим боссом Угрюмым пашет.

– На каком таком поле?

– На медицинском, крышуют разные там больницы-санатории. А может, и еще чем занимаются, я сам толком мало что знаю, – отмахнулся Толян.

– Короче говоря, ты считаешь, что твоего кореша пригробили люди Коха?

– Получается, что так, – почесал в затылке Толян. – Хотя у Коха с Угрюмым был вроде бы железный мирный договор.

– Пустое дело – все эти договора между блатными, – сказал я то, что и думал на самом деле.

– Не скажи, – покрутил головой мой приятель, – если кто-то нарушит договор, то все московские воры будут против него.

– Не пойму я что-то тебя – какая же это тогда зацепка? А что кумекает по данному делу Угрюмый? Ты сказал – он твой бывший босс?

Толян кивнул:

– Это верно. Но что он думает, я не знаю. Мне до него, как до Луны. Мне даже проще с Долинским посоветоваться. Головастый мужик, этот Долинский.

– Какой еще Долинский?

– Льва Долинского, что ли, не знаешь?

– Олигарха?!

– Угу.

– А этот тут каким боком?

– Угрюмый лет десять назад сотрудничал с Долинским, организовывал его охрану. Ну я в этой охране и служил. Тогда и познакомился со Львом Михалычем. Он меня к себе на службу приглашал, когда они с Угрюмым разошлись. Но Санчо оставался в группировке, поэтому остался и я.

– Да он давно забыл про тебя, олигарх этот хренов! – Меня удивляла наивность Толяна. Но, как быстро выяснилось, я ошибался в своих оценках.

– Нет, он мне часто звонил. Человека, говорил, из тебя сделаю. Я было уж совсем к нему наладился, да вот Паоло встретил. Теперь у меня совсем другая жизнь. – Толян вновь с толком и расстановкой перекрестился. – В общем, чем-нибудь, да Долинский поможет.

Я неуверенно пожал плечами.

– Короче, мне нужен убийца Санчо, тот самый киллер с чемоданчиком, – и точка! – вскинулся вдруг Толян. Потом встал и ушел, не прощаясь и не оборачиваясь.

Я вытер пот со лба и пришел к очевидному выводу: сотрудничать с Толяном в поимке действительного убийцы его друга в моих прямых жизненных интересах.

Необходимо было разработать соответствующий план оперативных мероприятий, к чему я немедленно и приступил. Но тут вновь заверещал телефонный звонок.

– Игорь Брагин? – раздался в трубке незнакомый, не мужской и не женский, поскольку был искажен звуковым маскиратором, голос.

– Он самый. С кем имею?..

– Не важно. Важно другое – мне известно, кого показывали в программе «Криминал» с кейсом в руке.

Я мужественно перенес очередной удар судьбы и не стал придуриваться:

– Чего ты от меня хочешь?

– Сто штук баксов.

Я невесело усмехнулся:

– Боюсь, приятель, что тут тебе крупно не повезло. У меня таких бабок не то что нет – они не мнятся мне даже в самых крутых мечтаниях.

– Тогда придется тебе их заработать.

– Как?

– Я тебе чуть попозже подскажу. А пока не вздумай куда-нибудь смыться. Ты теперь все время находишься под колпаком. Только попробуешь свалить из Москвы – в курсе будут и менты, и братки. Да и вообще – тебе лучше пока сидеть дома, ждать моего следующего звонка.

– А в магазин, за жратвой, к примеру? – этак жалобно заканючил я.

– Ну, если только в магазин…

* * *

Километрах в трех от Желдыбино, на берегу Волги, находился роскошный трехэтажный особняк, принадлежавший олигарху средней руки Льву Долинскому. И как-то Владимиру Евгеньевичу довелось в том особняке, имевшем загадочное название Розовый дом, побывать.

Пригласила его туда – как это ни выглядело поначалу странным – деревенская бабенка по имени Галя. У нее Дерябин покупал молоко, творог и сметану, и оказалось, что она же поставляла данные продукты и ко двору самого олигарха, покрывая трехкилометровый путь до особняка на старом спортивном велосипеде марки «Турист».

Дело было не так уж и давно, пару недель назад. Галя занесла Владимиру Евгеньевичу заказанную ранее трехлитровую банку с молоком и сообщила ему, что в особняке сейчас проживает дочка Льва Долинского, Ирина, – вообще-то редкая гостья в здешнем краю. Об этом Гале сказала кухарка олигарха. А еще кухарка сказала, что Ирину отец специально вывез из столицы на природу, потому что на нее нашла некая смурная хворь. Мается девица – сама не знает отчего, и никакие московские доктора не помогают, потому что ничего такого болезненного у Ирины не находят.

Ну Галя возьми, да и заяви кухарке олигарха, что у них в деревне Желдыбино проживает знаменитый знахарь, который от всех болезней лечит травами и заговорами. Наверняка поможет и сохнущей неизвестно от какой напасти девице.

Кухарка сообщила об этой идее своему хозяину, и тот вроде как ею загорелся. Значит, теперь следует ждать Владимиру Евгеньевичу весточки от Долинского, радостно объявила молочница.

Галя явно ждала благодарности от Дерябина за такой вот свой промоушен, ведь, ясное дело, за визит знаменитого на всю округу лекаря к любимой, но болезной доченьке богатенький Долинский заплатит – мало не покажется.

Но Владимира Евгеньевича ее информация совсем не обрадовала. Конечно, за двенадцать лет теоретических и практических занятий лечебными травами он изрядно поднаторел в этом вопросе. Особенно удавалось ему излечивать деревенских мужиков от запоев, а то и вовсе их отваживать от самогонки и местной паленой водки, отчего деревенские замужние бабы просто молились на Дерябина. Он также быстро наловчился лечить простуду, различные кожные заболевания, заживлял колотые и резаные раны, но, судя по рассказу Гали, у дочки олигарха была болезнь душевного свойства, раз соматических, телесных, расстройств московские врачи у Ирины не нашли. А вот в психических делах у Владимира Евгеньевича решительно никакой практики не имелось, хотя он и обладал определенными теоретическими знаниями по данной теме.

Но дело было не только и не столько в отсутствии практики. Леча от разных невзгод местное население, он, конечно, добивался существенных успехов, но терпел и многочисленные неудачи. Однако в подобных случаях Дерябин ни от кого и никогда не слышал ни слова упрека, укора. Что тут поделаешь, говорил народ даже при самом неблагоприятном исходе лечения, знахарь сделал все что мог, но против Бога не попрешь.

Другое дело – неудача в лечении дочки олигарха. Как отреагирует на отрицательный результат Долинский? Ведь все эти олигархи – люди без чести, совести и простой человеческой жалости. К своему богатству они шли не иначе как по трупам – по-другому в девяностые годы миллиардные состояния сколотить было просто невозможно, считал Владимир Евгеньевич.

Ладно, если болезнь Ирины останется в стабильном состоянии. А если ее здоровье после его лечения ухудшится?!

А если… летальный исход!!?

И Дерябин решил твердо – ежели и вправду последует приглашение от олигарха, от посещения особняка он откажется…

Вечером заверещал его мобильник. С недобрым чувством Владимир Евгеньевич взял трубку. И действительно, мужской голос, удостоверившись, что имеет дело с господином Дерябиным, представился как секретарь Льва Долинского и сообщил, что за Владимиром Евгеньевичем завтра в десять утра заедет машина.

– Вам следует взять все необходимые лекарства и обследовать заболевшую дочку Льва Михалыча.

После чего секретарь олигарха, не дожидаясь какой-либо реакции Дерябина, разъединился.

Возмущенный таким беспардонным к нему отношением, Владимир Евгеньевич наутро, еще до десяти часов, собрался было уйти в лес, но подумал, что это будет выглядеть крайне неэтично и даже вызывающе перед не последним в стране человеком. Лучше уж дождаться машину с гонцом от Долинского и, вежливо извинившись, отказаться от визита, сославшись на свою некомпетентность в медицинских делах.

Автомобиль перед избушкой Дерябина действительно появился ровно в десять. Вид он имел, по мнению доктора наук, а теперь уже и просто доктора, крайне устрашающий. То был огромный американский внедорожник «Хаммер», причем, как предположил Владимир Евгеньевич, исполненный не в гражданском, а в военном варианте, поскольку на его борту красовалась надпись «U. S. ARMY».

Из вездехода вылез мордатый малый в камуфляже, зевнул во весь рот и скучным тоном обратился к вышедшему на порог избы Дерябину:

– Ты, что ли, местный лекарь?

Как-то сразу потерявшийся доктор неопределенно пожал плечами, поскольку отрицательный ответ выглядел очевидной ложью, а положительный – практически не давал возможности уклониться от визита в особняк.

– М-м… – только и смог протянуть он, поочередно переводя испуганный взгляд с грозной машины на не менее грозного мордатого амбала-водителя.

– Не понял, – процедил сквозь зубы гонец олигарха и резким плевком сбил наземь крутившуюся возле его круглой, как сковорода, физиономии навозную муху.

– Ну в некотором роде… – прорезался наконец голос у Владимира Евгеньевича.

– Тогда собирай свои пробирки с микстурами – и поехали. К кому – знаешь?

– Уведомили, – пролепетал Дерябин.

– Значит, лишний раз объяснять не надо. На сборы – пять минут.

Моральных сил ответить отказом у Дерябина так и не нашлось, и вскоре он оказался в том самом знаменитом трехэтажном особняке, более напоминающем замок или дворец.

Здание, сложенное из розового армянского туфа (вот откуда название Розовый дом, смекнул Дерябин), было огорожено возложенными друг на друга нетесаными каменными глыбами и занимало вместе с прилегающей территорией три-четыре гектара.

Внезапно, прямо перед «Хаммером», каменная ограда как бы сама собой раздвинулась, и вездеход по довольно широкой асфальтовой дороге направился к особняку, стоявшему в глубине огороженной территории, непосредственно на берегу Волги.

Владимир Евгеньевич, к этому времени слегка успокоившись, усердно крутил головой по сторонам.

Усадьба располагалась непосредственно в дубовой роще, но, конечно, сильно прореженной стараниями лесорубов. Слева от особняка Дерябин за кронами деревьев разглядел строение не вполне понятного предназначения, напоминающее уменьшенную копию авиационного ангара. Справа раскинулся сад с различными плодовыми деревьями, характерными для средней полосы России, – яблонями, сливами, грушами.

Более ничего особенного Владимир Евгеньевич разглядеть не успел, поскольку машина уже остановилась у парадного входа в особняк.

В задание его ввел все тот же мордатый камуфляжник – кроме него, как ни странно, никого из прислуги или охраны Дерябин не заметил.

Его сопровождающий сразу за парадными дверями, не входя в апартаменты, нырнул в боковой закоулок, и они тут же оказались в лифте. Но поехал подъемник не вверх, как вроде бы следовало по логике, а вниз, и это пустяковое, казалось бы, обстоятельство вновь навело Владимира Евгеньевича на самые мрачные размышления.

Его подавленное состояние духа еще более усугубилось, когда он услышал серию хлопков, сильно напоминающих выстрелы из огнестрельного оружия.

Версия Дерябина вскоре нашла свое подтверждение, когда из железных дверей, перед которыми они остановились, показался пухлый лысоватый мужчина лет сорока пяти, в спортивных штанах с непомерно широкими карманами, в потрепанной маслянистой майке и с пистолетом в руке.

– Так это местный знахарь, Гоша? – спросил камуфляжника вооруженный мужик, достаточно бесцеремонно оглядывая Владимира Евгеньевича с головы до ног и вроде как поигрывая пистолетом.

– Угу. – Гоша в качестве дополнительного подтверждения мотнул башкой в сторону небольшой сумки в руке Дерябина: туда Владимир Евгеньевич действительно сложил кое-какие снадобья.

Доктор между тем заглянул в слегка приоткрытые железные двери и обнаружил за ними обширное пространство, у самой дальней стены которого маячили человеческие фигуры.

«Так это тир!» – догадался Дерябин и вдруг сразу почувствовал себя уверенно и свободно.

– Меня зовут Владимир Евгеньевич Дерябин, – как-то даже строго объявил он и укоризненно посмотрел на толстяка, интуитивно угадывая в нем хозяина усадьбы.

Такое вот спонтанное проявление чувства собственного достоинства неожиданно произвело впечатление на олигарха: пренебрежительная гримаса исчезла с его лица и сменилась выражением подчеркнутого уважения к гостю. Он, не оборачиваясь, протянул руку с пистолетом назад, к дверям, и оружие тут же подхватил будто свалившийся с потолка паренек и немедленно растворился в пространстве.

Олигарх вытащил из брючного кармана довольно-таки задрипанный носовой платок, тщательно вытер им правую руку, которую и протянул Дерябину:

– Лев Михалыч Долинский. Рад, что вы нашли время для визита к моей больной дочери. Но пройдемте сначала в мой кабинет, побеседуем несколько минут.

Он кивком пригласил Дерябина следовать за ним, к лифту. За хозяином было увязался и Гоша, но олигарх остановил его легким, едва заметным, но повелительным жестом руки.

Они взлетели на подъемнике на второй этаж, и после недолгой экскурсии по небольшому, устланному ковром коридору Долинский открыл одну из дверей.

В помещении оказался сумрачного вида мужчина лет тридцати, в безукоризненном костюме и при галстуке. При виде олигарха он не спеша, без видимой угодливости, встал из-за стола и негромко приветствовал Долинского, назвав того по имени-отчеству. На Дерябина же он бросил пристальный и чрезвычайно подозрительный взгляд, не сказав даже стандартного «здравствуйте!».

«Это тот самый хамовитый секретарь!» – догадался посетитель.

Из кабинета Владимиру Евгеньевичу открылся потрясающий вид на Волгу. Впечатление производила не только великая русская река, но и небольшая ярко раскрашенная, будто игрушечная, пристань, примыкающая непосредственно к усадьбе. У причала покачивалась изящных форм яхта под названием «Ирина».

Но долго любоваться этим видом Дерябину не пришлось.

– Честно говоря, я не слишком-то рассчитываю на вашу помощь, – услышал он за спиной голос олигарха и повернулся от окна к хозяину кабинета. – Ирину осматривали и российские, и заграничные медицинские светила, но все твердили одно и тоже: это, мол, временное, возрастное, девочка ищет себе место в жизни, но никак не самоопределится. Потерпите, дескать, месяц, другой, держите ее лучше не в городе, а на природе – глядишь, и все образуется. Но эта ее хандра тянется уже второй год, девочка чахнет на глазах. Да и природа ни хрена не помогает – Ира уже здесь три месяца: результат нулевой. А какой курс лечения можете предложить вы?

– Сколько же ребенку лет?

– Скоро двадцать.

– Поговорить бы с ней…

– Это, пожалуйста. Только не надо никакого медосмотра – видимых и невидимых дефектов у нее не обнаружено самой современной диагностической аппаратурой. И разговор ваш с Ириной будет проходить при мне.

Дерябин вроде как недовольно пожал плечами:

– Ну, если вам так угодно…

На самом деле он обрадовался такому раскладу, поскольку и не собирался вести с дочкой олигарха некий специальный разговор, который помог бы ему определиться с характером ее болезни. Владимир Евгеньевич не видел никаких причин не доверять «российским и заграничным медицинским светилам». Уж по крайней мере доверял им больше, чем какому-то самоучке, то есть себе. Тут побыстрей бы отделаться от этого буквально навязанного ему мероприятия – вот, собственно, и весь «курс лечения».

– Так чем вы собираетесь ее, так сказать, пользовать? Мне сказали, вы травник? Это действительно так?

– Совершенно справедливо. Никаких химических воздействий. Хуже вашей дочери уж точно не будет.

– Ну, что ж, сейчас я позову Ирину. Не знаю, почему, но вы как-то постепенно стали внушать мне доверие и даже надежду на благополучный результат, да и местные жители хорошо о вас отзываются. И имейте в виду: если девочка пойдет на поправку, я, что называется, за ценой не постою. Но этот ваш визит тоже будет, естественно, оплачен. Сразу и независимо от результата. – Олигарх взял в руки мобильник. – Ирина, зайди ко мне в кабинет: здесь доктор… Вот как! Так ты где-то в дороге? Предупреждать же надо!.. Ах, уже у дома… Да иди в чем есть, не в ночной клуб ведь направляешься… – Он разъединился. – Сейчас девочка будет, Владимир Евгеньевич.