Текст книги "Ц 7 (СИ)"

Автор книги: Валерий Большаков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 14 страниц)

– Они прочные, – загудел вдохновленный бородач, – и никакая нить накаливания в них не стряхнется. Долговечные… Спектральная чистота и никакой инерционности. Сразу – раз! – и на всю яркость…

– Это ж какие индикаторы выйдут… – подал голос самый тихий МНС, зажатый в уголку.

– Товарищи! – расплылся я, замечая выглядывающих из приемной Свету с Алей. – Да вы даже не представляете, на что вышли! Индикаторы… Из светодиодов можно и лампочки делать, и фары! А если собрать светодиодные модули? С управлением от контроллеров? Получится плоская панель цветного телевизора!

Тут уж в дверях и Тимоша замаячила, и подозрительно сиявшая Рита.

– Причем, любого размера, хоть на всю улицу! – разливался я. – Поэтому сделаем так… За мной опытно-промышленная лаборатория и оборудование – товарищ Вайткус достанет всё, что можно и нельзя. А финансирование я и сам выбью. Мне просто позарез нужно, чтобы наш «Рубин» или «Рекорд» первым выпустил СИД-телевизор!

– Вот это по-нашему! – крякнул профессор и член-корреспондент. – Очень, очень рад нашему сотрудничеству, Михаил!

– Взаимно, – светски шаркнул я ножкой.

Все бороды разом расщеперились улыбками. Потискав мне руку по очереди – аж пальцы склеивались – младшие научные сотрудники удалились, шумно судача на недоступные смертным темы, а в кабинет проскользнула Рита. Затворив дверь, девушка бросилась ко мне.

– И-и-и! – запищала она, обнимая меня не слабее заросших физиков, и подпрыгивая на носочках. – Спасибо, спасибо, спасибо!

– Да за что? – слабо затрепыхался я.

– За путевку! За Прагу! За всё!

– Что, свекровка проболталась?

– Она по секрету! – Рита притихла на секундочку. – Я на радостях «Наполеон» тебе сделала! К вечеру должен пропитаться, как надо. Правда…

Я нежно провел ладонью по ее волосам – таким гладким, таким приятным на ощупь.

– Открой мне правду, красна девица…

Красна девица потупилась, розовея ушками.

– Ну-у… Сначала я хотела прибежать к тебе сюда и… Прямо тут, на столе…

– Отличная идея! – одобрил я. – Надо сказать Наташе, чтобы никого не пускала!

– Распу-утник… – ласково укорила Рита. – Так нельзя, это не по-товарищески. Мы здесь, а они там!

– Кто? – притворился я туповатым.

– Эгрегор! Это Тимоша нас всех назюкала. Помнишь, у нас тогда не получилось в «палатах»? Ну, чтобы всем гамузом?

– Да помню, конечно. Зина так переживает?

– Ну, да! Думает, всё из-за нее.

– Глупенькая… Ладно, зови всех сюда. Куда от вас денешься…

Девушка чмокнула меня в губы напоследок, и распахнула дверь.

– Врывайтесь!

Тимофеева, розовая от смущения, вошла первой, и я подмигнул ей, лишь бы взбодрить. Зиночка ответила неуверенной улыбкой, как будто проявляя свой характер, романтический и порывистый, скрытный, порой неукротимый. Когда она улыбалась, радуясь или смеясь, то выглядела обычной красоткой, как все. Но стоило ей не сдержать привычную робость, остаться собой – и Тимошины губки излучали истинное очарование.

– Ой, привет! – Альбина процокала к дивану, и уселась, оглаживая юбку.

– Привет, – Светлана примостилась рядышком.

Последней, заперев входную дверь, упруго вошла Наташа.

– Девчонки, – мягко заговорил я, – никто ни в чем не виноват. Вы все старались на «четыре» и «пять». А уж если у нас не вышло в то воскресенье, так это мне надо ставить «двойку»…

– Неправда… – буркнула Зина.

– Правда, правда… Мне приспичило направлять нашу общую энергию, а надо было просто помочь тебе. Так, давайте-ка сядем в кружок… – я придвинул поближе к большому дивану широкое кресло, устраиваясь сбоку. – Наташа, ты со мной… – девушка втиснулась рядом, розовея. Успокоительно глянув на Риту, добился сладкой улыбки в ответ. – Алечка, поменяйся местами со Светой. Ага… Всё, беремся за руки…

Податливая Наташина ладонь легла на коленку, я накрыл ее своей пятерней, а пальцами правой ухватил Ритину руку.

– Сосредотачиваемся… Не напрягаемся… Зиночка, Дюха еще в Горьком?

– Ага! – вызвенело. – На "ГАЗе"!

– Нормально! Не забудь только – ты не отдаешь энергию, а забираешь ее…

Тимоша побледнела, серьезно кивнув. Прикрыла глаза трепещущими веками.

Я почти видел, как Сила гуляет по кругу, перетекает из тела в тело, вихрясь и бушуя, проступая порой мерцающей, переливчатой аурой. Никогда не говорил девушкам, что над их склоненными головками нежно сияют нимбы – так являет себя психодинамическое поле. Хихикать начнут, смущаться… Хорошо еще, что комсомолки, атеистки по определению…

Мои глаза закрылись сами, окончательно погружая на зыбкую грань между сознанием и подсознанием. Я чувствовал весь эгрегор целиком – ментальное слияние было приятным уже потому, что требовало абсолютного доверия и открытости. Но именно «души нараспашку» укрепляли наш союз, ибо никто не был отягощен злом, и не таил в себе «темной стороны».

Я улыбнулся психодинамическому резонансу – наши сердца пульсировали в такт. И вот оно…

Зина сразу взяла верное направление, фокусируя солидный выплеск. Мы с девчонками даже «зрительный ряд» уловили – перед нашим внутренним зрением проплывали смутные формы «газонов» и «Волг». Вот только Андрюха Жуков не о машинах думал, а свою возлюбленную вспоминал. Как Тимоша, голенькая и гладенькая, неторопливо вытирается полотенцем в ванной, смутно улыбаясь в запотевшее зеркало…

Зиночка тут же оборвала паутинку связи, но мыслеобраз запечатлелся ярко и четко, и был настолько окрашен нежностью, что эгрегор даже загрустил, будто завидуя. Тимоша зарозовелась, смущенно опуская веки, но тут же дерзко глянула мне прямо в глаза.

«Прелесть!» – подумал я, и девушка уловила мою мысль. И расцвела улыбкой.

– Столько энергии растратила! – воскликнула она, стряхивая излишнюю стыдливость. – Аж кушать захотелось!

– А давайте чайку? – Наташа неохотно выбралась из кресла, и поправила юбку. – У меня полный термос!

– А поехали лучше к нам! – воскликнула Рита. – Как раз «Наполеон» поспеет! Поехали! Миш, довезешь нас?

– Поехали! – встал я, подхватывая куртку.

– Вы езжайте, – засуетилась Наташа, – а я на метро…

– Нет уж! – я дружески приобнял девушку за талию. – Как-нибудь уместишься с Ритой на переднем!

– Ага! – подхватила моя с воодушевлением. – Будешь коленками сверкать. Он это любит!

– Чучелко… – вздохнул я.

Подав всем шубки, я выпроводил девчонок, и запер кабинет. Понедельник, конечно, начинается в субботу, но на сегодня хватит.

Уморился, однако.

Воскресенье, 22 января. Вечер

Москва, улица Кравченко

Ресторан «Гавана» числился в модных заведениях, хотя, возможно, не дотягивал до «Арагви». Чтобы сюда попасть, надо было столик заказывать. Ну, или выстаивать длиннущую очередь из голодающих и жаждущих. А швейцар, собака такой, мог еще и не пустить, даже если были места. Зато, сунешь ему рубль, сразу – добро пожаловать!

Альбине всё тут было внове, и перспектива просто так истратить рубля три, а то и все пять, казалась ей дикой. Но Марсела Огандо, однокурсница и кубинка, уговорила-таки Ефимову.

«Чика! – радостно вопила она. – Сессию сдали? Сдали! Будем кутить! Какие деньги, чика? Мой амиго заплатит!»

Ритмы самбы и сальсы заводили – и словно уводили в нездешние края. Улыбки, смех, оживленный говор… Суп «Перла-дель-Сур», мясо по-сибонейски, да под «Гавана клаб», девять рублей бутылка…

Выйдя на улицу, Ефимова еще долго ощущала мягкое покачивание, словно не тротуар ложился под каблуки, а палуба яхты. Перед глазами мерцали карнавальные огни, в ушах долгим вибрирующим эхом колотились барабаны…

Альбина вдохнула морозный воздух, и свернула на Кравченко, убыстряя шаг. Зимой рано темнеет. Прямо, как на Кубе…

Легкий хмель бродил в ней, изгоняя привычные страхи. Днем, когда светло, Аля не испытывала той тревожной робости, что сковывала ее в темноте. Казалось бы, ночные опасности должны пугать и на свету, но именно зловещий мрак вызывал тошную неуверенность, легко переходившую в панику.

«Может, все дело в неразличимости?» – задумалась Ефимова, споткнувшись. Она же не кошка и не сова, чтобы видеть во тьме! Что таится в сгущениях тени? Пустота? Или нечто?

И тут хаотичный поток мыслей оборвался, запруженный черной лавиной эмоций – из-за киоска «Союзпечати» вышли трое в шуршащих «алясках».

Ощущение собственной слабости и полной незащищенности переполнило Альбину, будя страх и тоску.

– Сейчас мы познакомимся, да? – басисто промурлыкал грузный, округлый молодчик, распуская большой губастый рот.

– Подружимся по ходу дела! – гнусаво внес контрпредложение длинный и худой, с узким лицом и фантастическим хрящеватым носом.

– На улице знакомиться неприлично! – мерзко хихикнул маленький и невзрачный.

Слыша гулкий, заполошный стук сердца, девушка попыталась обойти троицу, но парни были настроены решительно.

– Пойдешь с нами, – приказным тоном обронил губастый.

– Ненадолго! – фыркнул мелкий, давясь пьяным смехом. – Дашь каждому – ик! – и свободна!

Альбина отшагнула, лихорадочно вспоминая Мишины штудии. Прежде всего – успокоиться. Отрешиться от темноты, от зловонного пара дыхания тройки, от чувств, теребящих нервы. Даже ненависть расслабляет не хуже страха…

Колотящийся пульс начал успокаиваться, и девушка восприняла эту маленькую перемогу над собой с таким восторгом, что на губах ее проступила улыбка.

– Не понял, – озадачился узколицый, зорко наблюдая за нежданной добычей.

– Я не буду кричать, – мягко, даже вкрадчиво вымолвила Аля, – и убегать тоже не стану. Я вас накажу.

– Начни с меня! – прыснул мелкий.

«Определи самого опасного!» – учил Миша…»

Наибольшая угроза исходила от длинного типчика с узким лицом – в его глазах горело поганое нетерпение.

Ефимова храбро сделала шаг, выставляя ладонь, словно толкая перед собой невидимое стекло. Самый простой приемчик. «Отражение зла».

Узколицый неуверенно повел костлявыми плечами, шелестя курткой, и вдруг охнул, резко сгибаясь в поясе. Хрипло взвыв, он сунул руки к промежности, словно прикрывая срам.

Девушка неласково улыбнулась, переведя ладонь на губастого. Тот растерялся всего на миг – и упал на колени, клекоча от боли в паху. Маленький, да удаленький шарахнулся в сторону. Едва не выстелившись на снегу, он бешено засучил ногами, но не ушел – Сила догнала. В следующую секунду мелкий захлебывался сиплым надрывным криком.

– Вам полезно, – выцедила Альбина, и зашагала прочь, толчками сбрасывая напряжение.

Впереди уже сиял обсыпанный огнями Дом студента, но она не спешила. Одержанная победа пьянила куда лучше элитного кубинского рома.

[1] Пункт материально-технического обслуживания.

[2] Секретная спецсвязь.

[3] Боевой информационный пост.

Глава 15

Глава 15.

Вторник, 24 января. Ближе к вечеру

Москва, улица Малая Бронная

Котова я встретил прямо у его дома. В пилотской кожаной куртке и унтах, он выглядел полярником тридцатых годов. Только толстые альпинистские шаровары да забавная лыжная шапочка с помпоном выбивались из стиля.

– Давайте, прогуляемся, Миша, – Игорь Максимович поправил шарф, и махнул рукой в сторону прудов. – А то засиделся что-то…

Я молча кивнул, ощущая за бодрыми словами тягучую печаль.

Наставник почуял, что его состояние вычислили, и легонько забрюзжал, уводя мою интуицию в пустой след:

– Возраст, Миша, возраст… – вздохнув, он взял деловитый тон. – Занятий больше не будет. Вы переняли всё, что я знаю и умею. Дальше – сами. Хотя… Вы, Миша, подошли к пределу человеческих возможностей. Больше Силы, чем есть в вас сейчас, не накопишь. Это как с мышцами – хоть всю жизнь «качай железо», а полтонны мяса, как у буйвола, не нарастить. Гены задают конечный размер – и всё, хоть ты тресни… Хм… – слабая улыбка осветила моложавое лицо. – Посмотришь на этих культуристов, бугрящихся мускулами… Так и ждешь, что кожа на них лопнет! Скажите: «Зачем тогда звал, если штудий не будет?»

– Да нет, отчего ж, – запротестовал я. – Мне за эти месяцы открылось столько, сколько за всю жизнь не узнал!

– О, сколько нам открытий чудных… – продекламировал Котов, впадая в легкую рассеянность. – М-да… Никак не извернусь. Хм… Скажите, Миша, а когда в крайний раз срабатывало ваше предвидение близкого будущего? Ну, там, на пять минут вперед, на полчаса…

– Да давненько уже… – стал я вспоминать. – Как бы не год назад.

Наставник часто закивал, взглядывая на меня чуть искоса.

– Всё правильно, – вздохнул он, – эта способность проявляется лишь в моменты крайней опасности…

– Мне что-то угрожает? – прямо, по-военному, спросил я.

– Ишь, какой шустрый… – усмехнулся Котов. – Прямой угрозы нет… Пока. Поймите, Миша, таким, как мы, всегда грозит опасность. Нас очень мало, и отсюда чрезвычайная уязвимость. Вы большой молодец, что задумали делиться Силой с одноклассницами! Вам будет, кого беречь – и кто станет беречь вас. А подруги вернее друзей. Так уж заведено…

Мы шагали в ногу, неторопливо хрустя по ночной пороше, не утоптанной до сей поры. Хмурое небо провисало над самой улицей, словно разлегшись на крышах, и редко-редко пролетали снежинки.

Думая о чем-то своем, наставническом, Игорь Максимович свернул к Пионерским прудам. Я двинулся за ним, тщетно пытаясь взять мысль Котова. Бесполезно. Глухо, как в танке.

– Какая красота… – вытолкнул мой спутник.

Я осмотрелся. Аллею расчистили от снега, а пруд превратили в каток – тонкая фигурка девочки-фигуристки чертила лед, выписывая замысловатые вензели танца. Красиво, да… И чуть-чуть грустно.

– Скажите, Миша… – в голосе наставника зазвенело напряжение. – А вам случайно не снилось… м-м… одно странное место, схожее с инферно? Темное небо с багровыми тучами… Черные скалы… Малиновый жар?

– Ну-у… Да, припоминаю. Неуютное местечко.

Я испытал озноб, заглянув в расширенные глаза наставника, но он быстро опустил веки, неловко бормоча:

– Будьте очень осторожны, Миша. Ну, вы идите, пожалуй, а я еще немного поброжу, подышу свежим воздухом…

– До свиданья, Игорь Максимович, – вытолкнул я, ощущая тяжесть в душе.

Котов лишь покивал, кривя губы, да и побрел по аллее, следя за пируэтами девочки на катке. Было так тихо, что до меня донесся скрип льда под коньками. Балеринка…

Растревоженный, я проводил взглядом сутулую спину наставника, и зашагал к станции метро.

Четверг, 26 января. Утро

Московская область, Шереметьево

– …Начинается посадка на рейс 235 Москва – Прага – Лиссабон… – бархатно разнесся голос дикторши, покрывая гул зала ожидания. – Aeroflot flight 235 to Prague and Lisbon is now boarding…

– Наш! – подхватилась мама.

– Успеете, – заулыбался я, следя за Ритой. Девушка поглощала реальность с восторгом, она будто плыла в радужном облаке из сбывшихся желаний. – Пойдемте потихоньку.

Выжав два чемодана, смахивавших на маленьких, но увесистых бегемотиков, я направился к «таможне».

– Кушать не забывай, – семенила рядом моя, катя сумку на колесиках. – И вообще… Я сказала Наташе, чтоб проследила за тобой!

– А кто проследит за Наташей? – коварно улыбнулся я.

Рита дотянулась, и чмокнула меня в щеку.

– Ты!

– Постараюсь оправдать оказанное доверие… Ну, всё, дальше сами.

Женщины накинулись на меня с поцелуями, сочувствуя, переживая – и незаметно отдаляясь, переступая сапожками незримую черту.

– Пока, Мишечка! Пока!

– Пока, пока…

Проверка багажа… Паспорта наизготовку… Штампики… Служебные улыбки… Руки, выпростанные из рукавов дубленок, машут на прощание…

Я развернулся и пошагал, виляя между диванчиков, к стеклянной стене.

– Заканчивается посадка на рейс 31 Москва – Лондон… This is a final boarding call for Aeroflot flight 31 to London…

За стеклом простиралось выметенное поле, со снегом, забитым в стыки бетонных плит. Горбатый «Боинг» разгонялся, грохоча двигунами на форсаже. Маленькая «Каравелла» выруливала…

Вон самолет «моих». «Ту-134». Тот самый, удостоенный взлета на пачке болгарских сигарет – пробовал, когда вздумал курить. Но бросил – гадость.

«Адын… Сафсем адын…» – улыбнулся про себя.

А Наташка? Она окажется совсем рядом, за стенкой в «гостевой», ворочаясь на девичьей кровати… Пикантная ситуация.

Я поморщился, разгоняя юркие, пошловатые мыслишки. Ничего не будет, дальше приятельского формата не продвинусь. Хватит с меня Инны…

Покинув аэропорт, я сел в машину – спецы «Ижавто» вернули-таки пикап, и полгода не прошло. Я слегка погонял мотор, ревниво прислушиваясь: не уработали ли? С автопрома станется…

Порывшись в бардачке, достал старенькую, потрепанную книжку Козырева. «Причинная или несимметричная механика в линейном приближении». Сразу вспомнился отличный рассказ Стругацких «Забытый эксперимент» – о «двигателе времени», работавшем на принципах той самой ассиметричной механики.

Козырев двадцать лет изучал звезды, пока не пришел к выводу, что светилам маловато термояда – энергию они «дочерпывают» извне. Из времени.

Я вчитался в козыревские постулаты:

«1. Время обладает особым свойством, создающим различие причин от следствий, которое может быть названо направленностью или ходом. Этим свойством определяется отличие прошедшего от будущего.

2. Причины и следствия всегда разделяются пространством.

3. Причины и следствия различаются временем».

Коротко и ясно. Перелистываем… Вводится величина хода времени: це-два равно дельта-икс, деленное на дельта-тэ. Пространство на время…

А цэ-один, по Козыреву, скорость света.

Самое интересное начинается, когда в нехоженных дебрях причинной механики рассчитывается значение хода времени, и выводится миленькая формула: цэ-два равно альфа, помноженная на цэ-один, где альфа – та самая постоянная тонкой структуры, которую Фейнман называл «величайшей проклятой тайной физики». А это, по Козыреву, всего лишь отношение двух фундаментальных скоростей!

Или вот такое понятие – плотность времени. Предполагается, что она неравномерна в пространстве и меняется в окрестности происходящих процессов, уменьшая или увеличивая энтропию.

Я быстро перелистнул страницы до закладки.

«…Опыты прямо доказывают возможность воздействия одной материальной системы на другую с помощью времени. Поскольку время не передает импульса, такие воздействия не могут распространяться, и их существование означает возможность мгновенной связи».

Здорово же?!

Правда, ассиметричная механика отрицает саму возможность путешествий во времени – они, дескать, нарушают причинность. Но окольная тропка найдется…

Двигаться быстрее света в обычном пространстве нельзя. А в гиперпространстве – пожалуйста! Остается открыть какое-нибудь субвремя…

Я решительно захлопнул томик. Не со всем я соглашался с товарищем Козыревым, но уж больно хорошо его идеи совпадали с моим мировосприятием. Да и к чему тупо продолжать, свято храня?..

«Перелопачу! – подумал я с удовольствием. – Где-нибудь в Физтехе буду от сих и до сих, с перерывом на обед, мудрить с графеном, а по вечерам – баловаться с «двигателем времени». Что выйдет – бог весть, да хоть не впустую отбуду срок жизни!»

Тот же день, позже

Прага, Хлоубетин

Старо Место, Карлов мост через Влтаву, ратуша, храмы, кафешки и просто тесные улочки, помнящие века тутошней жизни – Рита обежала, оглядела всё, впитывая ощущения, как сухая земля – воду. Набегалась, насмотрелась – и засела в кофейне «Славия», как они и договаривались с Мишиным папой.

«Добри дэн. Млувите чески?»

«Богужел, немвлумим. Просим, дэйтэ ми едну каву».

Девушка блаженствовала за столиком, экономно тратя кроны и рубли – попивала «каву» со штруделем, и бесплатно любовалась Пражским Градом, что красовался в окне. Конечно, с Мишкой было бы куда интересней – и приятней, но и то, что дарует жизнь, стоит ценить.

Белая «Волга» Петра Семеновича вежливо побибикала полчаса спустя, и Рита живо покинула столетнее кафе, скользнув на заднее сиденье.

– Нагулялась? – обернулся свекор.

– На сегодня – да!

Рассмеявшись, Гарин-старший тронул с места, и аккуратно покатил по пражским улицам. От города веяло чем-то утраченно-провинциальным, старомодным, смешным даже. Этот флёр начала века порой окутывал девушку в Пскове, в Ленинграде, даже в старой Москве, где-нибудь на Сретенке.

– Иржи – это наш инженер – предлагает на выходные махнуть в горы Шумавы, – заговорил Петр Семенович, поглядывая по сторонам. – Можно будет на лыжах покататься, посидеть в деревенских кафешках… Ты как?

– Я – «за»! – подняла руку Рита. – Только у меня лыж нету.

– Не вопрос! – хохотнул водитель. – А прокат на что? И долго ехать не надо, всё рядом! Я еще и сам толком не привык… Чехословакия – маленькая страна. Два часа езды – и граница! Тесно тут, а мы – люди простора!

– Это – да!

«Волга» миновала высокое здание «Тесла», и свернула к жилым корпусам. Директор ПО «Совинтель» занимал обычную пятикомнатную квартиру на четвертом этаже, куда долго добирался лифт, дребезжащий, как старый трамвай.

Жиличка обнаружилась в единственном числе – Настя чинно готовила «домашку», оккупировав большой овальный стол в гостиной.

– Привет, привет!

– А мама где?

– А в «Тузик» ушла!

– В «Тузекс», – перевел, смеясь, Петр Семенович. – Тутошние госмагазины, вроде наших «Березок». Там крон не принимают, всё за боны. Зато – качество!

– Мне там джинсы купили! – громко похвасталась Настя. – «Райфл»! Итальянские!

Гирин-старший замер вдруг, подняв палец.

– Чую! – вымолвил он. – Наша мама пришла, молочка принесла…

Едва слышно, но очень уж жалобно завизжал лифт, и скрипнула, отворяясь, дверь.

– Уже приехали? – оживленно спросила Лидия Васильевна, стряхивая с себя пальто. – Молодцы какие… Сейчас будем кушать! Я шпикачек взяла!

– А у меня совершенно случайно завалялась бутылочка «Пльзеньского», – промурлыкал Мишин папа.

– Алкого-олик…

Рита заулыбалась. Она помнила, как ей пришлось жить у Гариных, еще когда в школу ходила – и до чего будущая свекровь старалась скрасить жизнь «сиротинушке», несчастненькой жертве родительского раздора. Тогдашнее впечатление уюта и лада осталось с ней навсегда. И вот, будто ожили воспоминания…

…Шпикачки ничем особым не отличались от московских. Чешского пива Рита даже пробовать не стала, и им с Настей щедро плеснули «Кофолы», местного ответа на всякие «Пепси».

Ничего так, в нос шибает запахом яблока и смородины…

– Старос торопит, – делился новостями Петр Семенович. – Они запустили в серию «восемь-восемь».[1]Да ничего особенного, просто модернизировали «восемьдесят шестой». Аллес гут, конечно, но… Я Филу и говорю: «Ты давай, не отлынивай! Нашим процам нужно много микросхем поддержки. Вот ты их и утрамбуй в однокристаллку!» А он орет, факает через слово… Техпроцесс тот же, три тыщи нанометров, и надо как-то умудриться запихать в проц пятьдесят пять тысяч транзиков! Аллес капут…

– Ой, Риточка устала уже, – спохватилась Лидия Васильевна. – Настя, покажи!

– Пошли! – вскочила Гарина-младшая.

– Достопримечательностей объелась… – зевнула Рита, и смутилась.

По деревянной лестнице девушки поднялись наверх, в Настину спальню.

– Да рано нам спать! Восьми еще нет…

– Это только так кажется, – тоном умудренной женщины заявила Гарина-младшая. – Пока помоешься, пока… А поговорить?!

– Ладно! – заулыбалась Рита. – Давай тогда стелиться…

Собрав всю волю, она попыталась слать телепатему, но ее слабый зов не «добил» даже до соседней улицы…

Зато, где-то через час, когда девичьи разговоры пошли на спад, в голове знакомо загудела пустота, и ласковый Мишин голос, будто кружащийся в хороводе эгрегора, пожелал: «Спокойной ночи, маленькая!»

И сразу стало хорошо и тепло. Рита зевнула дивным ротиком, и закрыла глаза. Ей снилась ромашковая поляна в обрамлении грубых колючих елок и березок-недотрог. Она шла босиком, уминая мягкие соцветия, навстречу Мише, и солнце приятно грело голые плечи.

Пятница, 27 января. День

Московская область, Орехово-Зуево

Тсеван Римпоче, тантрический лама и йог высшего посвящения, совершенно не обращал внимания на тленную материальную оболочку, вроде жилплощади со всеми удобствами. К чему призрачные прелести бытия ему, вырвавшемуся из вечного круговорота страданий?

Он поселился на заброшенной текстильной фабрике, выстроенной сто лет назад, и протопил круглую голландскую печь – слегка, лишь бы ушла ледяная сырость.

Тут не скудные тибетские долины, где приходится растить иву на дрова, и бережно сжигать хилые веточки, создавая видимость тепла. По всем этажам бывшей фабричной конторы хватало ломаной мебели – жги не хочу.

Но Римпоче, равнодушный к холоду, не злоупотреблял. От щелястого окна сквозило, градусник на стене с облезшими обоями показывал плюс четырнадцать. Ну, и хватит…

Бросив на пол пыльную кошму, прожженную угольями давнего пожара, Тсеван сложил ноги в «лотосном сидении». Его бесстрастный дух, вымороженный льдами Гималаев, отстоявшийся, как вода в пещерном озере, отвергал губительные соблазны бренного мира. Стряхивал грехи и добродетели, как пыль с подошв после долгой дороги. Но что дальше, за порогом нездешних пространств и небывших времен?

Римпоче не искал святости садху, высохших в борьбе с суетными вожделениями, и был чужд метафизических изысков. Тогда зачем он здесь, в далекой северной стране? Не было ли ошибкой согласие, данное иноземному богачу, душу которого убил звон золота?

«А вдруг тропа, на которую ты встал, вернет тебя под тяжелое колесо кармы?..»

Но разве постижение тайны – это низменное устремление? Благое воздержание от суетных деяний ослабляет дух, лишая его жесточайших испытаний искусом. Вступить в поединок с иллюзиями, разорвать их губительные тенета – и воспарить к надзвездным безднам! Вот достойная цель!

Римпоче вышел из медитации, потакая капризу – он не нуждался в духовных упражнениях. Зачем крепконогому бегуну костыль веры? Отринув богов, Тсеван воспылал гордыней, желая постигнуть Великую Пустоту, достичь просветления – и явить себя миру в образе Майтрейи, будды грядущего…

Неожиданно храм потаенных мечтаний запылил сыплющейся штукатуркой, загрохотал валящейся кладкой – в голове, гудевшей колоколом, родился вопрос краснокожего дикаря: «Моя говорить, ваша слушать. Элеутерио Агпэоа, слышишь?»

Слабым мысленным эхо донесся ответ: «Слышу, Аидже».

«Тсеван Римпоче?»

Лама передал образ смирения.

«Моя думать, пора кончать со старшим. Надо собраться. Потом кончать с младшим».

«Младший сильнее, Аидже», – предупредил Агпэоа.

«Моя знать… Потому и собраться! Моя ждать»

«Аидже… – кротко воззвал Римпоче. – Не станет старшего – некому будет помочь младшему, и он ослабеет. Может быть, мы и одолеем его, но враг наш силен… Не следует ли еще больше ослабить младшего?»

Образ раздражения возник в сознании ламы, и растаял.

«Моя спрашивать – как?»

«Младший, как всякий смертный, опутан привязанностями – к отцу и матери, к сестре, к возлюбленной…»

«Убить их?»

Тсеван вздохнул, удрученно качая головой: неисправимый варвар…

«Ни в коем случае, Аидже. Если мы убьем родных и близких младшего, это возбудит в нем безраздельную ярость, придаст ему решимости и жажды мести…»

Римпоче изложил свой план в череде ясных образов, доступных разумению ребенка.

«Нужного человечка я уже… м-м… обработал. Он готов и ждет сигнала».

«Моя думать – хорошо это, – всколыхнулась пустота. – Вели ему приступать!»

«Да, Аидже…»

Мыслеобраз покорности растаял в трех связанных сознаниях.

[1] Процессор К1810ВМ88, советский аналог Intel 8088.