Текст книги "Ц-5 (СИ)"

Автор книги: Валерий Большаков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 15 страниц)

Молодой хирург, часто оглядываясь на Исаеву, провел ее в палату и сурово ткнул пальцем в «Командирские»:

– Десять минут!

– Да, доктор, – кротко ответила Марина, приседая на крашеную табуретку. В палате, по-спартански пустоватой, витал застарелый запах лекарств. Большое полукруглое окно цедило полусвет с хмурого неба, облекая стены в скучную, унылую серость.

Ершов лежал на боку, укрытый одеялом до пояса. Всю спину его покрывала марлевая повязка с проступавшими рыжими пятнами, а бинты, заматывавшие стриженную голову, походили на чалму. Злое африканское солнце опалило Гришино лицо темным загаром и будто смазало следы страданий, оставив лишь застарелую усталость.

Похоже, Ершов спал – ресницы слегка трепетали и дергался уголок рта. Марина не стала его будить. Время шло, но… Пусть.

Неожиданно глаза напротив приоткрылись, глянули в щелки век – и распахнулись не веря, заморгали, слезясь.

– Маринка? – залепетал Григорий. – Ты?

– Я, – улыбнулась девушка. – Не узнал?

– Просто… – Ершов смутился и выговорил, запинаясь: – Ты мне снилась сейчас… Маринка… – счастливо заулыбался он. – Пришла…

– Ну, надо же было проведать, – проворчала Исаева, чувствуя стеснение.

Сияние в Гришиных глазах попритухло, и девушка прикрыла ладонью мозолистую мужскую пятерню.

– Как ты? Еще не ходишь?

– Не пускают! – вздохнул Ершов. – Лежи, говорят, и не рыпайся. Сержант мой уже на костылях скачет, а я валяюсь… Как там Харэр? Взяли?

– Взяли, – улыбнулась Марина. – Хайле Мариама убили свои же, а Сиада Барре повесили, – желая подбодрить товарища, она перешла на шутливый тон: – Да вы не волнуйтесь, товарищ майор, той заварушке еще далеко до окончания. Будет вам чем заняться!

– Ну, тогда ладно, – Губы Ершова дрогнули, расползаясь в слегка болезненной улыбке. – Только ошибочка вышла, я пока что товарищ капитан.

– Это у тебя ошибочка, – хихикнула девушка. – Четыре твоих маленьких звездочки разменяли на одну побольше!

– Здорово… – рассеянно протянул Григорий. Внезапно его сухие, твердые пальцы шевельнулись под девичьей ладонью. – Мариночка… Я здесь не задержусь, вот увидишь. И будет у меня всё хорошо, если… Мариночка… Выходи за меня замуж.

Ершов испуганно зажмурился, смешно морща нос, словно боясь увидеть на лице Исаевой холодное отчуждение. Девушка боролась с собой целую секунду – и провела пальцами по Гришиному лбу, накрыла ладонью глаза.

– Я подумаю.

У нее возникло странное ощущение – будто сначала она услышала свой ответ, и лишь затем осмыслила его. Вздрогнув, как от холода, Марина заметила непрошенные слезы, проточившие влажные дорожки по легкой небритости. Ее резанула жалость.

– Извини, – буркнул Ершов, шмыгая носом, – ослабел тут совсем…

– Выздоравливай, – девушка наклонилась и поцеловала его в колючую щеку.

Она встала, повернулась и вышла, кивая хмурому доктору в дверях и храня в памяти забавную картинку – взрослого мужика, расплывшегося в блаженной улыбке.

Суббота, 27 марта. Утро

Зеленоград, Солнечная аллея

Миловидная сотрудница бюро пропусков отвела меня на автоматическую проходную – турникет грюкал с обеих сторон.

– Тут все просто, – девушка постучала ноготками по белой панели, усеянной клавишами с буквами и цифрами. – Вот эта – твоя кнопка. Запомнил? Как приходишь, вставляешь пропуск в гнездо, нажимаешь – вахтер сверит фото и впустит. Понял?

– Понял.

– Шагай, раз понял, – заулыбалась сотрудница.

Я храбро миную кордон – и реально теряюсь. А куда идти-то?

– Миша Гарин? – вопрос задал неприметный, худощавый парень среднего роста.

«Прикрепленный, что ли? – мысли ощетинились подозрением. – А чего он тогда представляется?»

– Миша Гарин, – роняю вслух.

– Олег Мохов. Меня начальство к тебе прикрепило на сегодня.

Я пожал протянутую руку, твердую и сильную, что не вязалось с тонкими пальцами Олега и общей худобой.

– Сказало: «Побудешь проводником!» – балаболил Мохов. – Хотя… Дай-ка свой пропуск. Тут отметки, куда можно… Ха! Побуду твоим «полупроводником»! Вперед!

По переходу мы вышли на «промплощадку».

– Посмотрите налево! – болтал Олег, дурачась. – Вы видите корпус, похожий на бисквитное пирожное. Сам цех – посередке, как кремовая прослойка. Вон оттуда, с нижнего этажа подают специально очищенную воду. Чего там с ней только не делают – и фильтруют, и через катионовые колонны прогоняют, чтоб стала электрически нейтральной. А сверху – спецэтаж для вентиляции и кондиционирования. В самом цеху воздух чище, чем в операционной – четыре пылинки на литр! А уж в гермозоне… Ха! Там вообще… Прошу!

В цех вела своя проходная. Олег небрежно кивнул пожилому вахтеру, а вот мне пришлось выдержать долгие придирчивые взгляды. Наконец, отчаявшись, «энкавэдэшник» пропустил меня через вертушку в коридор, где мощно сквозило.

– Дмитрий Иваныч, наше почтение! – Олег по-свойски заглянул к завхозу. – Вот, упаковать надо человека. Николаич велел.

Седоусый завхоз, ворча, заполнил формуляр и выдал мне занятный спецкостюм голубого цвета. Я пощупал – штаны и куртка через равные промежутки прошиты металлизированной ниткой – так убирается статическое электричество. В комплекте – кожаные тапочки в бумажном пакете, среднее арифметическое между поварским колпаком и пилоткой на голову, а еще полотенце вафельное – две штуки, мочалка – одна штука, мыло «Банное» – одна штука. И навесной замок!

Без Мохова я все это богатство не дотащил бы. Да и не нашел бы, куда нести… По-моему, раздевалку планировали особисты из местного отдела номер один – обширное помещение было так мудрено заставлено металлическими двухстворчатыми шкафчиками, что напоминало лабиринт. Враг не пройдет!

Ничейный схрон отыскался рядом с Олеговым, помеченным трафаретными цифрами «102».

– А знаешь, у кого был такой номер? – хитро улыбнулся «полупроводник».

– Нет, – пожал я плечами с долей растерянности. – А должен?

– Темнота-а! У Чкалова! Кстати, он считал это число счастливым. Да и мне с ним очень даже везет. Не веришь? Ха! Моя комната в общаге тоже 102-я, а сосед только один! Ку-уда?

Я как раз порывался примерить куртку, но Мохов шлепнул об пол парой стоптанных кожаных тапочек.

– Сначала в душ!

Воистину, к гербу Зеленограда так и просится девиз «Чистота прежде всего!» Вымывшись, я натянул на себя спецкостюм. Штаны чуть длинноваты – подвернем… Куртка великовата – переживем…

Олег, упаковываясь, недовольно бурчал под нос.

– Чего ты там бормочешь? – интересуюсь я.

– Скоро узнаешь! – хихикнул «полупроводник» загадочно. – У тебя петли новые, а у меня, видишь? Разношенные… Сейчас шлюз проходить будешь, сам все поймешь! А если еще и кто из красавиц попадется… Ха! Я, если жениться надумаю, – неожиданно посерьезнел Олег, – обязательно кого-нибудь из наших девчонок выберу! После душа они все без косметики, нельзя у нас мазаться, вмиг брак пойдет… Вперед!

С каждым шагом по лестнице на второй этаж ветер в лицо усиливался, сдувая со ступенек. Следом за нами топали две девицы в бесформенных спецкостюмах бледно-розовой расцветки. В той, что повыше, я узнал Иру – она меня поцеловала в прошлый мой приезд сюда. Лакомое воспоминание. Наступит время мемуаров – обязательно опишу…

– Чуешь, дует как? – приосанился Олег. – Это специально! В цеху нагнетается избыточное давление, чтобы пыль внутрь не попала! Сюда!

Тугой поток воздуха в узком проходе, обрамленном нержавейкой, буквально срывал одежду. На рефлексе успеваю припечатать свой головной убор к макушке, не дав ему улететь. Следом за мной просочился Мохов, придерживая одной рукой «недопилотку», а другой – распахнутые полы куртки.

– Кругом! – шипит он, с предвкушением улыбаясь.

В проходе, одна за другой появились девушки… Куртки настежь! Красивые груди упруго покачивались, задорно топорща соски. Иркина подружка, рдея и прикрываясь, зашипела на Олега: «Отвернись, морда бесстыжая!», а вот сама Ира запахивалась со спокойным достоинством.

– Привет! – махнув мне рукой, она склонила голову к плечу, мурлыкнув: – Интересуешься?

– Любуюсь, – улыбнулся я.

Отзеркалив улыбку, Ира поправила свой головной убор, как модную шляпку, и бросила на ходу:

– Оля, не кипятись. Пошли.

Проводив девушек глазами, Олег зашипел, как Оля:

– А ты откуда Ирку знаешь?

– Да пересеклись как-то под Новый год, – ухмыльнулся я, но посвящать в интимные подробности не стал – обойдется.

Мохов озадаченно моргнул, и заново озвучил уже слышанную мною мантру:

– Да-а… Жену я выберу здесь. Но не сейчас! Вперед!

Мы неторопливо зашагали по бесконечному коридору, мимо дверей с буквами и цифрами, означавшими класс чистоты комнат.

– Тут у нас пайка волной, – кивнул Олег на дверь справа, – это не интересно, да и вряд ли сейчас работает. А тут – ОТК и военпред. Слева – голубой лазер для подгонки особо точных резисторов. Справа… Вон, видишь? Это такая специальная установка, «Лада» называется. Она для тонкопленочных гибридных микросхем. Есть и для толстых пленок, но это уже не у нас… Сборка!

Я попал в большущий зал, где рядами стояли боксы для нынешних Левшей – внутри вытяжка и всякое оборудование с микроскопом. Сиди и работай.

– Ультразвуковая сварка! – поясняет Олег, освоив ухватки заправского гида. – Микросхемы тут и военные, и гражданские. Ну и провод от кристалла к ножкам разный. У гражданских – алюминиевый сплав, у военных – из золота. Ха! Там проволока толще человеческого волоса, а варю я не одну сотню за месяц… Прикинь, сколько драгметалла!

Девчонки углядели Олега и призывно семафорили, зазывая к себе в боксы. Вот уж где приятно быть авторитетом! Выставить режим сварки, настроить температуру подложки, подкрутить, показать… Да запросто, да с улыбочкой! Верю, верю – жену он тут точно найдет!

По-приятельски отбиваясь от девушек, Олег водил меня от бокса к боксу, пока не остановился за спиной Ирины.

– Ир, будь другом, – зажурчал он, – расскажи человеку о работе, шеф просил. Пока я… Ну… А то ваши не отстанут!

– Ладно, топай, незаменимый, – Ира почти не смотрела на Мохова, а мне подмигнула: – Подкатывай, человек!

Я подкатил стульчик на колесиках и сел на него верхом.

– Могу дать посмотреть в микроскоп, – сказала девушка, – покажу, где там реперные точки для совмещения площадок на кристалле с установкой по сварке. Но поверь мне – ничего интересного… – она вдруг прыснула в ладонь. – Извини! Вспомнила, как наши балбесы с Ольгой… Да видел ты ее! Мы же не просто так всё бросили и в раздевалку побежали. Вон, смотри, – Ира привстала и незаметно указала на Олину спину в соседнем ряду – та сидела, поджав ноги. – Видишь? – шепнула она. – А тапочки опять рядом стоят! Вот Славка к ней подошел, спросил чего-то, а та и растаяла, давай языком чесать. Костя сзади подкрался с кружкой, такой, специальной, а туда азота жидкого набрал. И потихонечку давай в тапки лить. Азот быстро выкипел, но тапки-то к полу примерзли! И тут Коля как заорет на всю сборку: «Оля! Тебя к телефону!» Та вскакивает – и ноги в тапки…

Ира прыснула со смеху, и на ее щеках продавились приятные ямочки.

– Ты голыми ногами на лед вставал? Непередаваемые ощущения! Оля сегодня встала – визгу-у… И, конечно же, подпрыгнула! Подошвы на полу так и остались – нитки при минус ста лопнули. В общем, верх у нее на ногах болтается, низ к полу пристал, а на лице тако-ое выражение… Участок – в лёжку, полчаса не могли успокоиться! Хорошо еще, Олька вчера новые тапки получила, а то было бы ей.

– Весело тут у вас! – улыбнулся я, прикидывая, как бы мне с военпредом повидаться. Без свидетелей.

– Сплошной КВН! – подхватила Ира с воодушевлением. Прижавшись к моему плечу, она заговорила вполголоса: – А что ребята со Штольцем учудили! Он тут начальник участка. О таких моя племяшка говорит: «Жадина-говядина, пустая шоколадина!» Нам же спирт выдают на протирку, а он его зажимает! На сборке, правда, не много надо, а ребятам с регулировки по поллитра выдают. Иногда им не хватает, иногда и остается. И решил наш Штольц ужать норму, а что сэкономил – сливал в пятилитровую колбу с притертой пробкой. Колба в сейфе. Так ребята взяли кембрик – то-оненькую, такую, пластмассовую трубочку, затолкали в нее петлю из нейлоновой нитки и просунули в вентиляционную дырку сейфа. Накинули петлю на пробку… – заметив приближение Мохова, девушка не отодвинулась от меня, а привалилась еще сильней. – Короче, откупорили колбу, а через другой кембрик слили весь спирт! Еще и пробкой заткнули. Сколько было крику… И никто до сих пор не признался! Зато урок Штольц усвоил, больше норму не зажимал…

– Антоха еще тот придумщик был, – хмыкнул Олег. – Жаль, в армию ушел. Хотя Нине, Зине и Наде куда жальче!

Ира всплеснула руками и закатила глаза к потолку.

– Они втроем его в армию провожали и из армии ждут, а ещё и детей нянчат! Теперь весь цех гадает, на которой Антон женится!

– Женится ли? – меланхолически потянул Олег. – Или подастся куда-нибудь на БАМ? Ударных комсомольских много…

– Антон не такой! – убежденно сказала девушка.

– Ха! Тогда ему, как султану, надо окружить себя тройной красотой! – неловко отшутился «полупроводник». – Сколько жен в самый раз – три или одна?

– А это от мужа зависит! – отпасовала Ирина. – И от жены!

– Вот поэтому мне нужна одна ты, – наставительно поднял палец Олег. И замер, осознав вдруг, что сболтнул заветное.

На него было жалко смотреть – лицо пылает, уши горят, в глазах паника… Однако, переведя взгляд на девушку, я понял, что всё идет как надо – пламенеющее лицо Иры будто отражало состояние парня напротив.

Мне оставалось лишь тихонечко встать и удалиться. Пусть сами выясняют, кто кому нужен и в каком числе…

…Коридор тянулся метров сто, как минимум, а возле тамбура меня ждал сюрприз. Сюрприз был одет в штаны, халат и берет – всё первозданно-белого цвету. Мощная фигура казалась квадратной и малость неуклюжей, а глаза прятались под роговыми очками – на уровне зрачков в затемненных линзах светились точки простого стекла…

– Миша Гарин? – голос военпреда был немного глуховат, но приятен. – Дик Владимирович.

Я пожал ему руку – и меня будто током шибануло. Прошило насквозь, едва не выгибая в корчах! Ничего себе… Мое тело просто распирало от неведомой энергии, она бурлила и кипела в каждой клеточке!

Дик Владимирович и сам почуял неладное. На его удлиненном лице, словно застывшем в легком замешательстве, читались растерянность и облегчение.

– Мне туточки, по нашему «телеграфу», передали просьбу от Алексея Николаевича, – промямлил он неуверенно, – показать чистую комнату процессоров… У тебя же первая группа допуска? Ну, вот…

Военпред на секунду замешкался, а затем решительно мотнул головой.

– Пошли-ка лучше в кабинет!

Не в силах говорить, я кивнул. Тело не покидал странный потаенный жар. Мы свернули за тамбур и Дик Владимирович отворил стальную дверь.

– Вот туточки и тружусь в поте лица…

В кабинете обнаружилась еще одна железная дверь, ведущая наружу, и четыре громадных сейфа.

– Под документацию и продукцию, – военпред шлепнул по пузатому боку несгораемого шкафа, – а там отдельный выход, для эвакуации. Не дай бог, конечно, – он тщательно сплюнул через левое плечо и постучал по столу. – Чай будешь?

Электросамовар я давно разглядел, и даже початую коробку конфет «Золотая нива», но мотнул головой.

– А теперь скажи мне, что это было? – тон у военпреда изменился, прибавляя и жестких, и просительных нот. – Да я уже забыл, когда так хорошо чувствовал себя! Который год подряд… как будто изнутри распирает! Голова раскалывается, настроение скачет… Но сейчас… не знаю… такое чувство, что все лишнее вышло, и мне хорошо!

– Дик Владимирович, – мои мысли опасливо отлились в слова, – я немножко экстрасенс, а у вас слишком много… м-м… психодинамической энергии, вот я и снял избыток. И еще давление повышенное! Ну-ка…

Я опустил ладони на голову Сухову, касаясь берета, и радостно улыбнулся. Вижу, вижу! Снова вижу, как раньше! Не глазами, мозгом. Сосуды и вправду изношены… и локальные кровоизлияния… А вот я их сейчас!

Мои ладони направляли струйки энергии – они цвиркали у меня между пальцев, горяча, а я просто захлебывался в том потоке силы – силищи! – что вливался в мои «севшие батарейки».

– Ох, ты… – ошалело забормотал военпред. – Легко-то как! Уф-ф! Хорошо… Спасибо! Ох… Нет, ну правда – спасибо!

– Только никому не говорите!

Дик Владимирович снисходительно улыбнулся, и постучал кулаком по сейфу:

– Уж в этом-то я знаю толк!

Тот же день, позже

Зеленоград, аллея Лесных Прудов

Дома никого не было, и я расслабился, хотя нервная взвинченность не покидала. Вышло у меня «обретение Силы», или просто окатило «обратным огнем»? Того ощущения переизбытка энергии, что пузырилось во мне в цеху, не стало. Слилось?

Кривя губы в усмешке, я покопался в сумке и выцепил верный складной ножичек. Ну-ка… Вот оно, то самое лезвие. Отточено на манер скальпеля! Вспоминая, куда мама засунула аптечку, я легонько полоснул по левому предплечью.

Знакомая процедура. Надо только быстро зажать ранку большим пальцем, чтобы на пол не накапать, и не отпускать хоть пару минут. Если затянется, значит, что-то к тебе вернулось…

Суетливо бросив ножик, я вытянул палец – и замер. Ранка зажила! Не подернулась тонкой розовой пленочкой, как бывало, а уплотнилась шрамиком. А вот и он рассосался… Растаял будто!

– Не, так не бывает… – выдавил я сипло.

Покрутившись по гостиной, заглянул на кухню и сунулся в холодильник. О! Бутылочка «Боржоми»! Папа, правда, половину уже выдул, но мне хватит. Для опыта.

Не верю в структурирование воды, глупость это, но ведь как-то я ее «заряжал»! Кресты не чертил руками а ля Чумак, просто сосуд гладил. Потерев бутылку, как Алладин лампу, я добился того, что выдохшаяся минералка вскипела будто, вышибая пробку, и тугой струей окатила белую «Бирюсу».

Медленно утерев брызги с лица, я качнул бутылку. С полстакана осталось еще…

– Ну, с обретением! – хмыкнул я, и выпил все до дна.

Глава 14

Четверг, 1 апреля. Раннее утро

Первомайск, улица Дзержинского

– Здравствуйте, ребята! – ликующий голос словно осветил комнату. – В эфире – «Пионерская зорька»!

Переливчато запели фанфары, требуя немедленно вскочить и броситься навстречу разгоравшемуся дню. Для начала я потянулся, как следует. Рассудил, сонно моргая, что сегодня и без зарядки обойдусь. Посидел с краю кровати, пошлепал по линолеуму босыми ступнями… Вздохнул – и упал на руки.

«Отжаться пятнадцать раз! – приказал себе кисло. – Для зачина, как Ю Вэ говорит…»

Разогнав кровь, как следует, я встал и захлопнул форточку, хотя ветерок завевал ласковый – «на югах» своя весна, ранняя и торопливая. Подцепив разношенные тапки, прислушался – душ шипел, перебиваемый брызжущим плеском.

«Опередила!» – мягко улыбнулся я.

Ну, это надолго – Настя, пока кубометрами воды не обольется, из ванной не вылезет. Цепляясь ассоциацией, глянул на стакан с минералкой, утвердившийся на подоконнике – солнце серебрило пузыри, и те блестели, как капельки ртути.

– Проверка… – бурчливо обронили губы.

Пятое утро подряд сходит на меня боязливое замирание, стоит только пальцам обжать стеклянные грани. Получится – не получится? Гадаю, чуя порхание бабочек в животе, а затем подтираю расплесканную воду… Не уходит Сила!

Протянув руку к стакану со щербинкой на ободке, я весело хмыкнул, не противясь взыгравшему детскому азарту, и отступил на шаг.

«Михал Петрович, а на расстоянии – могёшь?»

Вывернув ладонь, направил ее в сторону окна – и дал слабый посыл. Вода вскипела, будто в вакууме, забрызгав крашенный подоконник со следами-окружностями от цветочных горшков.

– Ну, ты и монстр… – пробормотал я, слабо улыбаясь. Не оскудел, значит, энергией! Это хорошо…

«Ну, и еще одна проверочка…»

Включив микроЭВМ, добился того, что вентилятор загудел сердитым шмелем. Ворохнулась каретка принтера, а экран монитора раскрылся, являя четырехлучевую звезду «Ампары».

Ага! Иконка почты мигает единичкой. Вам письмо!

– От мамы, наверное, – пробормотал я, кликая.

Угадал! Короткий текст, выжимка материнского беспокоя, гласил:

«Сыночка! Проследи за Настеной, чтобы покушала. И пусть туфли обует не на каблучке, а то в школу не пустят! Чмоки-чмоки!»

Хлопнула дверь ванной, и жалобный Настин голос упал в пустоту комнат:

– Так… А ты мне завтрак готовить думаешь?

– Я – тебе?! – у меня получилось изобразить комическое изумление. – Может, ты – мне?

– А кто маме обещал кормить ребенка? – возмутилась сестричка, кутаясь в коротенький халатик, и тут же сменила тактику. – Ну, Ми-ишечка! – заныла она, подлащиваясь. – Я же, пока оде-енусь, пока соберу-усь…

Мило улыбаясь, Настя усиленно захлопала глазками, изображая ангелочка во плоти. Мне оставалось капитулировать, желчно бурча:

– Тоже мне, ребеночек нашелся! Девяносто – шестьдесят – девяносто, а туда же!

Я ущипнул сестричку за нижние девяносто, она жизнерадостно взвизгнула, и мое настроение сразу поднялось.

– Ладно уж, – заворчал, благодушествуя. – Яичницу будешь?

– Буду, буду! С колбаской?

– А як же!

Утренняя трапеза – немножко ритуал, в каждой семье – свой. Но есть и общая черта – букет запахов, что сочетается в маминых хлопотах. Нынче родители отдыхали от нас в Зеленограде, по опустевшей квартире гуляло эхо, но, как ни странно, эта домашняя необычность не только острила чувства, но и добавляла уюта.

А дух витал, привычный с детства – тонкое кофейное благоухание. Пахучего растворимого «Бон» в забытой маминой банке хватило на две чашки. Правда, мы с Настей пили кофе по-вьетнамски, со сгущенкой, нещадно огрубляя аромат, но так вкуснее.

– Везет тебе… – загрустила сестричка. Она сидела напротив, в строгом школьном платье, по-родственному упершись в столешницу локотками, и сжимала чашку обеими ладонями. – Последняя четверть… Самая-самая последняя!

– Не спеши жить, – мудро улыбнулся я, смакуя в меру горячее и сладкое. – Школьная пора – лучшая, вот и пользуйся.

– А! – отмахнулась Настя. – Ничего ты не смыслишь в жизни! Лучше – это когда ты все сам, а не по указке.

– Чучелко… – вздохнулось мне. – Совсем не ценишь беззаботность…

– Говоришь, как дед на пенсии! – смешливо фыркнула сестренка. – Дедушка Миша!

– Пошли, бабушка Настя…

– Да рано еще!

– Лучше обождать, чем опоздать, – молвил наставительно.

– Ладно, уговорил… – сделала одолжение сестричка. И вдруг испуганно заверещала: – Ой, паук, паук! Да вон, на рукаве!

Сперва я дернулся оглядеть синий вельветовый пиджачок, и лишь потом дошло до меня, что попался.

– Первое апреля – никому не веря! – радостно прозвенела Настя, и показала розовый язычок.

Тот же день, чуть позже

Первомайск, улица Чкалова

Я так давно не был в школе, что она показалась мне чуточку внове. Гипсовая «Девочка с лейкой», которую упорно красили серебрином, а не белили мелом, как «Горнистов» в пионерлагерях… Каштановая аллея вдоль ограды… «Дырчатое» крыльцо из силикатного кирпича…

Всё такое знакомое, свое, родное. Здесь я почти что исполнил давнюю мечту – доучился со своим классом. Совсем немного осталось. Двадцать пятого мая забренчит медный колокольчик с непременным бантом – в последний раз…

Девчонки на линейке будут хлюпать, впервые осознавая, что вот оно – окончание книги «Юность», а продолжение с названием «Взрослая жизнь» еще не написано. И «классная» Циля Наумовна всплакнет, и сентиментальная «Кукуруза Бармалеевна» смахнет слезу, а «Полосатыч» выступит с напутственным словом…

Потянув на себя тяжелую дверь «источника знаний», я вовремя увернулся, пропуская мимо летящего малолетку. За ним с воинственным кличем гналась такая же расхристанная мелочь.

– Ось скаженные! – ругнулась на них уборщица, прижимаясь к стенке.

Отворачиваясь, чтобы скрыть улыбку, я поднялся на третий этаж. Здесь, во владениях старших классов, галдели еще громче, чем внизу у мальков. Гаврики орали ломким баском, то и дело срываясь на бег, а гаврицы оживленно шептались да хихикали, свысока поглядывая на ровесников.

– Миша! Миша!

Меня догоняли близняшки, и я в который раз благословил моду на мини.

– Иже херувимы! – мои губы растянулись будто сами по себе.

– Аз есмь! – гордо подтвердила Светлана, хватая меня под руку. Под левую.

Маша притиснула меня справа.

– Мы все знаем! – пропела она. – Мы все знаем!

– Пал Степаныч сказал по секрету, что ты ездил в ГДР! – сообщила Света утвержденную «легенду». – По обмену опытом!

– Видел бы ты «Полосатыча»! – хихикнула Маша. – Он был похож на попа, которому позвонил архангел Гавриил!

– Почти в рифму, – заценила сестра. – Лучше так: «Которому звонил архангел Гавриил!»

– Девчонки, я по вам соскучился! – признание далось мне легко, поскольку было истиной.

– Правда, правда? – заглянула мне в лицо Маша.

– Правда, правда!

– А уж Ритка… – многозначительно затянула Света. – Прям, извелась вся!

Я ответил улыбкой, подумав, что не прочь лишний годик проучиться в такой милой компании. Будущее тревожило и даже немного пугало, как все неизвестное. Знаю всё про польский или иранский кризис, а что станется в жизни со мною, понятия не имею!

Мимо, энергично и пружинисто ступая, прошагала молодая женщина в строгой юбке и белоснежной рубашке с алым пионерским галстуком. Большие очки в тонкой оправе ей шли, добавляя загадочности приятному лицу.

– Здравствуйте, Галина Сергеевна! – прощебетали двойняшки.

– Здравствуйте, девочки!

Женщина мазнула по мне взглядом, нарочно сокращая зрительный контакт, а я гадал в это время, из какого управления эта оперативница – из 7-го или из 9-го.

– Наша новая пионервожатая, – проинформировала меня Света.

– Старшая, старшая!

– Девчонки, – я платонически обнял обеих за талии, – входим по одному… э-э… по одной. А то дождемся сцен ревности!

– А ты чего больше боишься: что Юрка разозлится? – с ехидцей спросила Светлана. – Или что Ритка надуется?

Я затруднился с ответом, близняшки рассмеялись – и втащили меня в класс.

– Привели, привели! – мажорно вылетело из Маши.

– Гарин! – петушком завопил Изя, соблюдая давнюю традицию. – Ты опять без гиперболоида?

– Оптическая ось погнулась! – поплыл я в улыбке.

Одноклассники нахлынули волной – любопытствующей, радующейся, по-приятельски тискающей или хлопающей по спине, – а я смотрел на единственную девушку, что осталась сидеть за партой.

Рита молча улыбалась мне, не меняя напряженной, алертной позы, готовая вскочить, броситься навстречу… Но не в классе же. Этот замерший порыв отразился в блеске черных девичьих глаз и в нежном румянце, тронувшем гладкие щеки Сулимы.

Звонок на урок едва пробился сквозь гомон, и я плюхнулся на стул рядом с Ритой.

– Привет!

По-моему, мне удалось вместить в одно слово всё, что я чувствовал к этой девушке. Или мне почудилось? Нет, нет – ресницы напротив затрепетали, раздувая черный огонь, и девушка легонько, на секундочку прижалась ко мне. Взглянула смущенно – и зарделась.

– У меня уши красные, наверное? – тихонько спросил я.

– Угу! – смешливо отозвалась Рита, поднимая холмики щек. – Но мои все равно ярче!

Близняшки, возившиеся на передней парте, разом обернулись.

– Житие мое… – пробормотала Светлана с беспечальным вздохом. – Вы такие красивые…

– Оба! – тряхнула головой Маша. – Или обе? Как сказать?

– А как не скажи, – наметила Света улыбку, – всё верно…

– Да ну вас, – стесненно буркнул я, роняя ручку. – Обеих!

Кряхтя, сунулся под стол, косясь на Ритины коленки. Я едва дотянулся до «Пеликана», а вот гадский колпачок…

Не становиться же мне на карачки, лишь бы выцарапать его! Напрягая руку, я мысленно прошипел: «Да иди ж ты сюда!»

Колпачок шевельнулся, и я выцепил его кончиками пальцев.

«Показалось…» – мелькнуло в голове.

Понедельник, 12 апреля. После уроков

Первомайск, улица Дзержинского

Ко Дню космонавтики вышел роскошный номер «Техники – молодежи». На обложке и развороте – красочные, любовно прорисованные картинки, хоть вырезай и на стенку клей.

Старт Н-1 «Раскат» с Байконура… Пилотируемый ТКС в разрезе… Долговременная лунная база «Звезда»… Прелесть!

А на большой перемене я, как комсорг школы, ходил с важным видом по рекреации, оценивая стенгазеты. Праздничные выпуски были перенасыщены ракетами, звездолетами и пыльными тропинками. Победил 9 «Б».

Но куда интересней было наблюдать за одноклассниками – их реально захватывал космос, они по-настоящему, от души радовались и гордились. Хоть хэштеги выставляй – #космоснаш, #мыпервые! Только некуда пока…

После занятий – сразу домой, как ВРИО мамы с папой. Сперва ответственность меня напрягала, но я быстро втянулся. Да и сестричку не баловал особо, порядок в квартире – на ней.

А вечерами слал бодрые рапорты по электронке – ребенок двоек не нахватал, накормлен, спать уложен. Ну, и хвалил подопечную для пущего позитива. Вот, мол, Настя простирнула белье – сама, по своему хотению! Пусть мамочка умилится…

…Разделавшись с домашкой, я подошел к окну и отдернул штору. Возможно, ощущение нарождающихся надежд приходит весной не потому вовсе, что солнце начинает припекать. Голые деревья, еще вчера скорбно воздевавшие кривые ветки, сегодня кутаются в легчайший муар нежной зелени. Парная чернота земли подергивается травяным пухом, а в воздухе сквозит лучезарность. Всеобщее обновление захватывает и людей, отбившихся от природы, кружит их в хороводе перерождений, заряжая новой верой и любовью.

Я глубоко вдохнул, улавливая сквознячок из форточки. Прозрачные клубы изумрудной и малахитовой опуши в парке – еще не очевидность апреля. Нужно пройти в бывшую родительскую спальню, чтобы разглядеть частный сектор по речным берегам. Там цветут сады.

Вишни и груши обволакиваются пышной белой кипенью. Еще клейкая листва как следует не распустилась, а путаница ветвей уже гнется под ворохами соцветий. Минует день-другой, и яблони тоже примерят невестины платья. Весна – пора упований!

Летом жизнь царит и буйствует, не ведая печалей листопада. Какие уж там робкие надежды! Сплошная сбыча мечт. Но вот я вбираю полную грудь будоражащего апрельского духа – и хочется жить! «Любить неистово и пылко, как будто бы в последний раз…»

Поймав себя на том, что пристально гляжу на пустой стакан, дотянулся до синего сифона, заправленного с вечера, и выдавил шипучую струю. Покачал стакан, вспенивая воду легким посылом.

Две недели энергия держится во мне, не истекая. А это значит, что мои внутренние «батарейки» выздоровели, обратившись в генератор, как раньше, до клешнятой хвори. Как уж там всё устроилось в моем мозгу – бог весть, но больше я не позволю «маленьким серым клеточкам» уродоваться, расползаясь мерзкими кляксами астроцитом. Но и растрачивать силу зря, на глупые фокусы, тоже не стану.

Вернулся дар? Хорошо. Весна же! Но близить слезливую осень не стоит…

Боязливый стук в дверь вырвал меня из накатов суждений. Задирая брови в немом вопросе – чего ж не звонят? – вышел в прихожую и повернул ключ. За порогом стояла Инна.