Текст книги "Пират"

Автор книги: Валерий Большаков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 15 страниц)

И тут – новая напасть! Загрохотали пушки форта Сантьяго-де-ла-Глория, они били прямо по городу. Здоровенные ядра проламывали крыши домов, рикошетом отлетали от каменных плит, вымостивших площадь.

– Что ещё не слава богу? – заорал Олег, пригибаясь и выглядывая.

Толстяк, весьма шустро поспешавший ему навстречу, провопил:

– Солдаты! Не все испанцы бежали в лес, кое-кто проник в крепость. Стрелки здорово их проредили, но чуть ли не полусотне удалось укрыться за стенами. Их губернатор местный, Кастельон, завёл! А ещё пара десятков заняла Сан-Херонимо!

Морган хищно оскалился:

– Понимаешь?

Сухов кивнул.

– Они не дадут нам спокойно уйти…

– Именно!

– Значит, надо их оттуда выбить, да поскорей, пока губернатор Панамы не прочухал, что мы здесь.

– Золотые слова! – преувеличенно восхитился Морган и добавил деловито: – Действуй!

– Слушаюсь, адмирал!

Начал Олег с Сан-Херонимо. Этот испанский «долгострой» обещал штурмующим меньше проблем – каменные стены форта выложены были лишь наполовину, да и защитников тут было – кот наплакал.

Хотя с берега фортеция выглядела твердыней. Песчаная коса, выгибаясь дугою, соединяла Сан-Херонимо с сушей, но сейчас, скрытая приливом, не была видна.

– И как её брать? – проворчал Бастиан, залёгший в траву рядом с Олегом.

– Ещё не знаю… – сказал Сухов, соображая.

Тут его думы были нарушены Кэрибом, окликнувшим Олега со стороны маленькой рощицы веерных пальм:

– Капитан! Тут наши, из пленных! Они путь знают!

– Веди их сюда! – откликнулся Сухов. – Только осторожно, тут постреливают!

– Сейчас мы…

Скоро пред очи капитана выполз человек в лохмотьях, измождённый, со впалыми щеками, но настроенный весьма воинственно.

– Я сам из Бристоля, – прошамкал он беззубым ртом, – Джон меня кличут, Джон Мейси. Испанские собаки поймали нас с ребятами и заставили строить этот их треклятый форт. Капитан! Вы не смотрите, что он как бы на море, – тут мелко, где по пояс, а где и вовсе по колено!

– Ага! – повеселел Олег. – Спасибо, Джон! Эй, Люка! Ташкаль! Хватайте своих! Наступаем отсюда! Жан, твоя задача – прикрывать нас с берега. Чуть кто высунет свою дурную голову, делайте в ней дырку!

– Понято, капитан!

Пираты вслед за Олегом устремились к стенам форта, разгребая мутную илистую воду. Захлопали выстрелы с берега, пару раз пальнули из-за редких зубцов крепости.

– Не стрелять! – скомандовал Сухов своим. – Огонь открывать за стенами! Вперёд!

Взобравшись на бережок в хлюпавших ботфортах, Олег пробежал под покатой стеной форта, вскоре находя искомое – провал в стене. В этом месте камни не обвалились с течением времени и не были разрушены ядрами – каменщики просто не поспели с кладкой.

– На штурм!

С победным рёвом пираты полезли в незаделанную брешь, подстреливая немногих оборонцев.

Во дворе крепости четверо испанских пушкарей наскоро заряжали шестифунтовое орудие. Уже и ядро закатили, вот только выстрелить им не дали – прямые попадания из мушкетов оборвали жизни канониров-торопыг.

– Разворачивай!

Пираты навалились и развернули пушку.

– Огонь!

Орудие рявкнуло, откатываясь, а ядро пробороздило хлипкую баррикаду, сооружённую испанцами, да и располовинило одного из защитников.

Вид разорванного тела мигом отрезвил пылких идальго, и те поспешили сдаться.

– Поднять флаг!

И минуты не прошло, а красно-жёлтый стяг Испанской империи полетел в море.

Над единственной башней форта Сан-Херонимо затрепетал красно-белый английский флаг.

– Победа! – заорали пираты.

Было слышно, что на берегу их поддержали товарищи.

– Мы сделали это! – возбуждённо вопил Уорнер. – Сделали!

Сухов пренебрежительно отмахнулся:

– Да тут и делать-то нечего было! Вон главная-то зараза! – Он указал на Сантьяго-де-ла-Глорию.

– Сделаем и её! – убеждённо воскликнул Кэриб.

Морган развёл бурную деятельность, проявляя недурные способности стратега.

Послав подкрепление мушкетёрам, засевшим на высотке, он распределил стрелков по домам близ церкви и пообещал тому, кто первым проникнет за стены крепости Сантьяго, двадцать фунтов сверх обычной доли в добыче. А кто штурмовую лестницу приставит к её стенам, получит десять фунтов!

Надо ли говорить, что эти надбавки воспламенили сердца куда лучше громких слов и пафосных речений?

Героически бросаться на штурм «генерал пиратов» не стал. Заготовив длинные лестницы, он согнал в одну толпу городских алькальдов, монахов и монахинь из близлежащих обителей и послал их вперёд.

Бледные и потные, монахи потрусили к стенам форта, волоча за собой тяжёлые лестницы, плача, причитая, молясь, крича осаждённым, чтобы те не стреляли по божьим людям.

– Иисусе, не оставь нас своим милосердием!

– О, Пресвятая Дева Мария!

– Господи, спаси и сохрани!

– Вперёд! – орал Морган, укрываясь со своими людьми за широкими спинами испанских попов.

Ему ли, верному лютеранину, щадить папистов?

Из крепости выпалили разок, ядро убило монаха и насмерть зашибло флибустьера по кличке Длинный Джо.

Как раз в это время подоспел Олег со своими.

– Идут зольдатики… – пробормотал он, раскладывая трофейную подзорную трубу.

Бедное духовенство колыхало телесами или гнуло тощие выи, вздымало руки в мольбе или перехватывалось поудобнее, тягая увесистые лестницы.

Над стенами Сантьяго-де-ла-Глории мелькали шлемы, как чёрные поплавки. Порой вспухали белые клубеньки дыма, и ветер доносил сухой треск выстрела.

– Драй! – крикнул Морган, ощеривая зубы. – Пойдём на приступ с двух сторон! Мои молодцы лезут на стены, а твоим надо прорваться в ворота!

– Не вопрос!

Сухов разослал команду на поиски топоров да ломов, а канониры состряпали ему настоящие ручные гранаты.

Попросту говоря, набили порохом глиняные горшки да вставили фитили.

– Готовы? Вперёд!

Под прикрытием молящихся да причитающих монахов экипаж с «Ундины» подобрался к самым воротам.

Кто порукастее, стал запаливать фитили от факелов да забрасывать «гостинцы» в крепость.

Глухие взрывы, крики и стоны засвидетельствовали попадания.

– Ну-ка, поиграем в дровосеков!

Сунув пистолет за кушак, Олег поплевал на руки, да и схватился за топор.

Ворота фортеции сделаны были на совесть, из красного дерева, окованного позеленевшими бронзовыми полосами, но человеческая сила и острая сталь делали своё дело – щепки так и летели, створки гудели и вздрагивали от ударов.

Вот Толстяк подсунул лом да нажал посильнее – бронза заскрипела, выгнулась, потащив длиннущий гвоздь, и лопнула.

– Бей! Руби!

– Эй! Вдарь!

– Насквозь!

– Мушкет суй! Приветим! Ха-ха-ха!

С той стороны, где моргановские ребята штурмовали стену, донёсся радостный рёв.

– Эй, живее, живее давай!

– Поджигай!

– Уже!

Пересохшее дерево ворот занялось сразу. Огонь, потрескивая, охватывал расщепленные доски, набирал силу, закручивался огненными барашками.

– Поддевай!

– Всё!

Пара ломов просадила истончённое дерево, да и поддела брус-засов, вдетый в кованые ушки. Приподняла – и уронила.

Подцепив топорами увесистые створки, пираты напряглись.

– Мушкетёры, готовсь! Отворяй!

Хекнув, «дровосеки» потянули створки, распахивая их. Стрелки вскинули ружья и дали залп.

Испанцы, метавшиеся по двору, падали, обливаясь кровью, но и отстреливались.

– Бей их!

«Корсарчики-флибустьерчики» повалили в крепость. А тут и на стенах разгорелся бой – парни Моргана, обоих Моррисов, Коллира и Солтера схватились с испанцами врукопашную, будто на абордаж брали крепость.

И крепость пала.

Чуть ли не полста человек порубали и постреляли пираты.

Жертв было бы куда меньше, если бы не ослиное упрямство губернатора Пуэрто-Бельо.

Флибустьеры предложили ему сдаться, но он, прижатый к стене цейхгауза, пылко воскликнул: «Никогда! Лучше умереть, как храбрый солдат, нежели быть повешенным, как трус!»

Морган остановился перед ним и ухмыльнулся.

– А мы таких не вешаем, – сказал он. – Что характерно. Пристрелите его!

Но взятие Сантьяго-де-ла-Глории ещё не было концом баталии – оставался форт Сан-Фелипе.

Он, как пробкой, закупоривал вход в бухту, не пропуская пиратскую эскадру, барражировавшую в открытом море.

Припасов в крепости не было, и с пушкарями существовали проблемы, но молодой комендант форта Алехандро Мануэль Пау-и-Рокаберти решил не сдаваться.

Он надеялся, что пятьдесят солдат гарнизона удержат крепость.

Алехандро Мануэль просто не знал, каковы пираты в бою…

Разгорячённые, изведавшие побед, флибустьеры не бросились брать приступом Сан-Фелипе. Зачем?

Пускай понервничают оборонцы, попереживают.

А пираты, с аппетитом поужинав, устроились почивать, запалив множество костров и выставив часовых.

С утра они погрузились на каноэ – две сотни дюжих и ражих – и высадились у самого форта. Остальные прикрывали их плотным огнём, не жалея пороха.

На приступ пошли проверенным способом: пока одни курочили ворота, другие деловито приставляли лестницы.

А чтобы сверху им не мешали всякие испанцы, бросали за стену горшки с порохом. Грохоту было…

Сухов был даже чуточку разочарован, когда струхнувший комендант пригласил пиратских капитанов в форт, дабы обсудить условия почётной сдачи.

К вечеру договорились обо всём, и солдатам было позволено покинуть форт, оставив при себе сабли и шпаги.

Комендант оставался как бы заложником у Моргана, но в ту же ночь, не перенеся позора, выпил яду.

С утра пираты занялись любимым делом – грабили и насиловали. Всех пленников затолкали в пару церквей и как следует расспросили.

Горожане, дабы избежать мучений, ничего не скрывали и указывали на богатеньких соседей.

Флибустьеры брали выданных народом под белы рученьки и ласково увещевали, чтобы те поделились с ними нажитым добром. Или хотя бы раскрыли тайну, где зарыли дублоны и песо.

А вот Морган мелочиться не стал.

«Адмирал» накатал и отправил с нарочным письмо президенту аудиенсии Панамы дону Августину де Бракамонте, чтобы тот заплатил выкуп за город в триста пятьдесят тысяч песо, иначе Пуэрто-Бельо будет сожжён, крепости развалены, а пленники перебиты.

Дон, правда, не согласился со столь наглым требованием.

Скликал ополчение, не добрав до тысячи человек, и вышел в поход – отмстить неразумным пиратам.

Де Бракамонте упорно не верил, что шайке разбойников удалось взять с налёту столь укреплённый город, как Пуэрто-Бельо.

Однако ему пришлось убедиться, что флибустьеры – это не голытьба с окраин, не мелкая шпана, а грозная сила.

Ополченцев встретили на подходе к городу, когда те были в теснине. Под командованием капитана Морриса находилось всего сто пиратов, но он умело расставил бойцов и сразился с испанцами, перебив многих из них.

Морган к тому времени уже успел погрузить на корабли всю добычу, даже для трофейных пушек местечко нашлось, а тут и президент аудиенсии начал «приходить в себя», то бишь понимать, с кем он связался.

Поторговавшись, де Бракамонте откупился-таки от «проклятых негодяев» серебряными слитками, посудой, монетами – всего на сто тысяч песо, – пыхтя от возмущения и стеная: «Jesus son demonios estos!»[24]24
  С испанского: «Иисусе, это настоящие дьяволы!»


[Закрыть]

…Говорят, де Бракамонте послал к Моргану парламентёра, упрашивая приоткрыть секрет: как ему удалось победить?

«Генерал пиратов» принял посланника весьма любезно, а вместо ответа отправил президенту «французское ружье длиной в четыре с половиной фута, стреляющее пулями весом шестнадцать штук на фунт, а также патронташ с тридцатью зарядами». Вручив подарки, Морган передал через этого гонца президенту, что дарит ему ружье и что через год или два сам придет в Панаму. Президент в ответ послал Генри подарок: золотое кольцо со смарагдом; он поблагодарил «адмирала» и передал, что с Панамой у него не выйдет то же самое, что с Пуэрто-Бельо, даже если Моргану удастся подойти к городу…

Олег покидал Пуэрто-Бельо с противоречивыми чувствами.

Как пират, он был очень доволен, ведь даже простой матрос на его корабле, которому полагалась одна доля из добычи, выручил восемьдесят фунтов – бешеные деньги!

На них в Англии можно было легко купить стадо коров, ещё бы и осталось.

Но, как попаданец, Сухов расстроился. Он слишком понадеялся, что застанет-таки донну Флору, – и вот такое невезение!

Будь она здесь, то, вполне вероятно, его дурацкие приключения подошли бы к концу, а так…

Ну что тут скажешь? Живи по умному правилу: «Не очаровывайся, дабы не потерпеть разочарования». Хоть майя на него не охотились, и то хлеб…

…На островах Хардинес-де-ла-Рейна, что у южных берегов Кубы, пираты поделили добычу. Хватило всем – двести пятьдесят тысяч песо!

И это не считая военных трофеев, вроде клинков, бочек с порохом, железных и бронзовых орудий, а также шелков, сарсапарильи, серой амбры, кошенили и прочего ходкого товару.

Перед отплытием на Ямайку Олег повстречал Моргана.

«Генерал пиратов» был мрачен, его одолевали те же мысли, что и Сухова, разве что с иным подтекстом.

Генри стоял на бережку, будто бы наблюдая за командой, разжигавшей костры, – пора было подкрепиться.

Олег остановился рядом.

– Переживаешь? – спросил он.

Помолчав, Морган кивнул.

– Когда я понял, что её нет в городе, – глухо проговорил он, – меня такая ярость обуяла, что едва сдержался. Ещё чуть-чуть, и пошёл бы я стрелять, вешать и резать всех этих трясущихся горожан. Что характерно.

Сухов понимающе кивнул.

– Ничего, – сказал он, – сейчас будет легче. Нападём на Маракайбо, и всё станет ясно, как летний день!

– Ну его к чёрту, этот Маракайбо, – пробурчал Генри. – Ни на кого я уже не собираюсь нападать. Довольно с меня!

– Нападём! – с силой сказал Олег. – Начатое дело надо завершить. Мы обязательно вызнаем, где живёт Прекрасная Испанка! Не найдём её и там – сыщем тогда «почтальона», этого дона Педро, с него спросим! А как же?

Морган посопел сердито, а после буркнул:

– Может, выпьем?

– Пошли, – согласился Сухов.

И они пошли.

Глава девятая,
в которой Олег встречает привидение

Испания, Мадрид, королевский дворец Алькасар.

Дон Хусто де Альварадо по прозвищу Индиано впервые посетил столицу Испанской империи, но особо впечатлён не был.

Прошагав помпезной Калье-Майор – Большой улицей, он вышел к Реаль-Алькасар-де-Мадрид, гнездовью Габсбургов.

Правду говорил вождь – загнивало государство конкистадоров и инквизиторов.

И никакое золото инков, пусть даже многие сотни пудов проклятого металла, не могли остановить разложение, ибо губительная хворь шла изнутри, из гнойника под звонким названием Алькасар.

Дон Хусто оглядел королевский дворец, больше похожий на укреплённый замок. В сущности, так оно и было – резиденция Габсбургов помещалась в старинной арабской крепости.

Многочисленная охрана в блестящих воронёных кирасах и гребнистых шлемах-морионах с большим подозрением оглядела смуглого Индиано, предки которого украшали себя перьями, но грамоты, им предъявленные, послужили бы пропуском любому подданному короля Испании.

В стенах Алькасара было на удивление свежо – умели строить магометане! Уж они-то знали толк в сбережении прохлады среди пыли и зноя.

Дон Хусто окинул взглядом каменные кружева сводов, поддержанные массой тонких колонн, журчащие фонтаны во внутреннем дворике-патио, блестящие плиты пола, что озвучивали шаги чётким, рассыпчатым стаккато.

– Сеньор Альварадо? – раздался высокий мужской голос.

Индиано обернулся, примечая мажордома, и молча поклонился. Мажордом прогнулся ещё ниже и повёл рукою:

– Извольте следовать за мной, кабальеро. Его католическое величество примет вас в Салоне Зеркал.

Он величественно двинулся вперёд, отмахивая жезлом.

Дон Хусто пристроился сзади. Так и дошагали до салона, которым испанские монархи любили пользоваться для аудиенций.

Мажордом торжественно распахнул высокие створки, пропуская де Альварадо вперёд, и аккуратно прикрыл их.

Зал, в котором очутился дон Хусто, полностью отвечал своему названию.

Везде – на стенах, между окон, даже на потолке – блестели зеркала, квадратные, круглые и фигурные, большие и маленькие, зрительно увеличивая окружающее пространство и создавая удивительную иллюзию множащихся покоев, уходящих в бесконечность, истаивающих в безднах Зазеркалья.

В хаосе бликов и светотеней кабальеро не сразу обнаружил хозяина, занявшего кресло возле тлевшего камина, а как только разглядел, поспешил исправить свою оплошность – сняв шляпу, он учтиво раскланялся, поводя пером по тёмному паркету.

– Примите мои уверения в совершеннейшем к вам почтении, ваше величество, – проговорил дон Хусто.

Король равнодушно кивнул.

Это был щуплый мальчик лет восьми, с длинной шейкой и вытянутым лицом. Бирюзовые глаза и нежный румянец не застили фамильной приметы Габсбургов – «австрийской» нижней губы.

Острый и как бы загнутый кверху подбородок придавали юному монарху вид печальный и немного недоумённый.

Светлые волосы, длинные, но редкие только подчёркивали худобу слабосильного тела и неприятную взгляду вогнутость королевской физиономии.

Неразвитый и нерешительный, Карл II ничем не интересовался, ничего не умел, да и не желал.

Тяжёлые шаги обозначили приход матушки его католического величества.

Марианна Австрийская женщиной была грузной, с безобразной фигурой торговки, но с манерами воистину королевскими, хищными и безжалостными. Вот только ума регентше недоставало.

Дон Хусто снова отвесил поклон и удостоился снисходительного ответа королевы-матери:

– Мы вас приветствуем, кабальеро. Нам доложили, что вы, любезный сеньор Альварадо, имеете сообщить нечто важное…

– Да, ваше величество.

– Надеюсь, новый вице-король Перу не зря послал вас, любезный дон Хусто.

Кабальеро усмехнулся.

– Всё не так просто, ваше величество… – молвил он.

– То есть? – нахмурилась Марианна.

– Меня послал не его светлость, а человек, куда более значимый, нежели вице-король…

Регентша озадаченно уставилась на него, перевела взгляд на сына, но тот сидел, тупо уставясь перед собой, и не замечал ничего, кроме закопченного жерла камина.

Тут её лицо осветилось догадкой. Вероятно, Марианне Австрийской пришло в голову, что это сам папа избрал такой вот кружной путь, дабы через мирянина Хусто передать некое тайное известие.

– Мы слушаем вас, любезный сеньор Альварадо, – церемонно сказала она, усаживаясь в кресло рядом с сыном.

В который раз поклонившись, дон Хусто заговорил доверительным тоном:

– Не секрет, что королевская казна терпит немалые убытки от бесчинств пиратов, коих науськивают короли английский и французский. Впрочем, голландцы также доставляют неприятности испанской короне… И не только на море – пиратские орды нападают на цветущие города Новой Испании и Новой Гранады, дабы разграбить их подчистую. Не знаю, докладывали ли вашим величествам о недавнем печальном событии…

– Говорите! – приказала регентша.

– Печально знаменитый пират Морган, прославившийся разбоем, захватил и обчистил Пуэрто-Бельо.

– Это невозможно! – вырвалось у Марианны. – Вы лжёте!

– Я не лгу, ваше величество, – прохладным тоном произнёс дон Хусто. – Морган взял приступом все крепости, оборонявшие Пуэрто-Бельо, и вывез ценностей на двести пятьдесят тысяч песо.

– Двести пятьдесят тысяч… – повторила за ним регентша, словно визгливое эхо.

– Да, ваше величество. А теперь этот враг Испании затеял ещё более наглое вторжение на земли испанской короны – весной будущего года Морган намерен обобрать Маракайбо и Гибралтар.

Карл II продолжал безучастно пялиться в камин, а вот мать его дёрнулась:

– Что вы хотите, сеньор Альварадо? Награды за худые вести?

– Ах, что вы, ваше величество! Я добивался аудиенции не ради корысти. Судьба Испании волнует меня куда больше. Об одном прошу ваше величество: пошлите в воды, омывающие Западные Индии, сильную эскадру, дабы военные корабли его католического величества короля Испании – да хранит его Бог! – выступили бы на защиту Маракайбо!

– И тогда проклятый Морган останется ни с чем, – проговорила Марианна, словно продолжая мысль странного посланца.

– Более того, ваше величество, – подхватил де Альварадо, – его повесят на рее, как то и полагается делать с морскими разбойниками, и вообще с этими еретиками-лутеранос!

– А верны ли вести, вами принесённые, любезный дон Хусто?

– Ваше величество может положиться: мне известен и день, и час, когда эскадра Моргана выйдет к берегам Новой Гранады. Мы знаем точно, сколько он возьмёт с собою народу и число его кораблей. Нам ведомо, где его встретить – и потопить!

– Хорошо! – твёрдо сказала регентша, уяснив для себя, что ничего не теряет, и сделала движение рукой.

Словно по волшебству, возник согбенный седой старик, будто окостеневший в вечном поклоне.

Он явился с пачкой пергаментов, серебряной чернильницей и сразу пристроился за бюро.

Громко продиктовав адрес и все полагавшиеся любезности от высшего к низшим, Марианна перешла к сути дела:

– …Повелеваем дону Алонсо де Кампо-и-Эспиносе, нашему адмиралу, взять под своё командование армаду Барловенто в составе трёх боевых кораблей и отправиться в воды Западных Индий с целью очистить их от пиратов. Сей приказ будет передан вам из рук дона Хусто де Альварадо, посланного нашими величествами в помощь, дабы передать устные наставления…

Надиктовав ещё десяток строк, регентша – по сути, правительница Испанской империи – размашисто расписалась.

С поклоном поднеся грамоту королю, она добилась того, что вялая рука Карла подмахнула документ, а затем приложила к нему большую печать.

– Ступайте с Богом, любезный дон Хусто, – с чувством сказала Марианна, – и не позвольте пиратам вершить их чёрные дела!

Де Альварадо с поклоном удалился, пообещав непременно исполнить волю их величеств.

Ямайка, Порт-Ройал.

В Порт-Ройале «генерала пиратов» и всю его братию встречали как триумфаторов. Весь город вышел на причалы, радуясь не понарошку, – торговцы и проститутки предвкушали, сколько им перепадёт золотой и серебряной монеты, и даже губернатор Модифорд крякал довольно.

И не потому лишь, что был в доле. Уж кто-кто, а сэр Томас прекрасно знал, как обрадуются в Лондоне золотому ручейку с Ямайки!

Он наполнит карман и герцога Альбемарля, давно уж прикрывавшего Модифорда, и лорд-адмирала Англии, герцога Йоркского, и его величества Карла II.

И пока ручеёк сей не иссякает, губернатору Ямайки не о чем беспокоиться – всё схвачено…

…Стоял август. Порт-Ройал гулял с утра до ночи, флибустьеры устраивали грандиозные попойки, шлюхи ударно трудились, купцы потирали руки, радуясь своим складам, до потолков забитым награбленным товаром.

На вторую неделю после прибытия Олег построил свою команду, оглядел запойные лица и мягко проговорил:

– Вам сколько лет, мужики?

Мужики очень удивились.

– Т-так по-разному, к-капитан, – растерянно сказал Бастиан. – Мне т-тридцать пять, Жану вон д-двадцать восемь…

– Двад-цать две… девять, – поправил его Больянгер. – Уже.

– И что? – насмешливо спросил Сухов. – Вы так и собираетесь всю жизнь лапать чужих баб и отбирать чужое добро?

– Ты это к чему, капитан? – миролюбиво спросил Голова.

– А к тому, что пора кончать эти пьянки-гулянки! Вы для того жизнями рисковали, чтоб раздарить своё золото потаскушкам да кабатчикам? Через десять-двадцать лет, если доживёте, вы состаритесь – и не будете уже нужны никаким капитанам. А кому будете? У вас же ни дома, ни жены, ни детей! Короче. Вон в той стороне, – Олег махнул в сторону юга, – лежит Испанский Мэйн. Оттуда исходит злато-серебро, которое мы вправе отнять и присвоить. Только я не собираюсь махать саблей, пока не найдётся кто помоложе и пошустрей меня, чтоб зарубить капитана Драя. Я вернусь к семье. Мой дом, моя жена и моя дочь так далеко отсюда, что я не знаю ещё, как до них добраться. Но узнаю обязательно! А вы… Мужики, я не собираюсь читать вам проповеди, но всё же: одумайтесь. Не сорите деньгами, как последние простофили. Копите на дом, на безбедную жизнь, чтоб вернулись вы на родину завидными женихами! Сегодня – ладно, ступайте. Гульните, коли невмочь. А завтра жду вас на борту. Сходим на Тортугу и вернёмся. Мне надо отдать должок, а вам – протрезветь и сообразить, как жить дальше. Разойдись!

Удивительно, но на следующее утро не явился лишь Жакоб Гуляка, чьи жизненные устремления точно передавало прозвище.

Галиот «Ундина» покинул гавань Порт-Ройала и взял курс на Тортугу.

В пути никаких происшествий не случилось, плавание прошло тихо и спокойно, даже ветер задувал умеренно.

В Бастере тоже всё было по-прежнему, без перемен. В этом сказывалось великое преимущество семнадцатого столетия.

Человек будущего свыкся с чудовищным прессингом, что давит на него с рождения до смерти, – нет в мире XXI века ничего устоявшегося, неизменного. Нет, всё бешено развивается, каждый божий день рождается нечто новое, подписывающее приговор старому, отживающему настолько быстро, что оно не успевает отложиться в памяти.

Никому даже в голову не придёт оставлять в наследство свой компьютер, ибо каждые полгода, а то и быстрей в магазины завозят всё новые и новые модели.

Люди смиряются с обилием информации, привыкают к вечной изменчивости мира, к его эфемерности и временности.

Уже никто не строит на века – новые здания в облицовке из металла и пластика красиво блестят, но не простоят и полвека, будучи брошенными.

Да и зачем, верно? Снесём и что-нибудь другое построим…

Книги пишутся на месяц – прочитаешь и ждёшь продолжения.

Еда становится фабричной продукцией, где слово «натуральный» встречается только на упаковке, а что внутри, лучше не думать. Отношения между людьми завязываются на бегу и распадаются очень быстро, как всё окружающее, – пересеклись, переспали, перестали встречаться…

Цены скачут, как ненормальные, идеи мельчают и старятся быстрее человека, цивилизация несётся куда-то галопом, всё набирая и набирая ускорение, и никто из людей не ведает, не догадывается даже, куда их заведёт выбранный путь.

Человечество походит на безумного машиниста, что всё подбрасывает да подбрасывает уголька в топку, а паровоз мчится в тумане, и ни одна живая душа не скажет, где кончаются рельсы, и проложены ли они вообще…

Никто не спрашивает себя, что нужно человеку для счастья, и не ищет ответ на этот вопрос. Люди сходят с ума, кончают с собой, травятся наркотиками и спиртом, лишь бы остановиться, замереть, сойти с круга, с трассы бесконечной жизненной гонки, ищут покоя, бросаясь из религии в религию, из секты в секту, и только опустошают себя…

…А в семнадцатом веке тишь да гладь!

Сейчас, на излёте Средних веков, никто никуда не спешит.

Не торопится жить.

Строят основательно, чтобы и прапраправнукам жить-поживать да добра наживать. А как же ещё?

Олега умиляли здешние цены – всё это вялотекущее столетие они практически не менялись, да и с чего бы им расти?

Хитрозадые банкиры, придумавшие финансовые пузыри с пирамидами по формуле «деньги – деньги – деньги», ещё не завелись.

Крестьяне по-прежнему, как и сто лет назад, пахали землю, засевали её, собирали урожай. Гончары лепили горшки, кузнецы ковали, рыцари обнажали мечи. Лепота!

Рассыпаясь в благодарностях, Сухов вернул д’Ожерону долг. Хозяин, чего и стоило ожидать, так вот, запросто, не стал отпускать гостя, а сперва пригласил на обед, где с помощью хорошего вина губернатор и капитан «пролонгировали договор о дружбе и сотрудничестве».

Резиденцию Олег покинул в приподнятом настроении, и хмель немало тому способствовал.

Направляясь в порт прямым путём, он немного заплутал, свернув наугад, попадая вместо знакомого проулка в тупик.

Глубокомысленно оглядев загородивший проезд двухэтажный дом с тенистыми галереями, куда вели наружные лестницы, Сухов развернулся, не чувствуя особой крепости в ногах, и замер.

Перед ним стояла прехорошенькая девушка, индианка или метиска, с золотистой кожей, как у загорелой европейки, с прямыми иссиня-чёрными волосами и огромными тёмными глазами.

Скво носила уипиль, белое платье-чехол, которое не слишком скрывало великолепную фигуру.

Не колеблясь, барышня приблизилась к Олегу и сказала отрывисто, на чистом французском:

– Ты мне нравишься. Я хочу быть твоей. Не бойся. Я ещё не была с мужчиной. Совсем и никогда.

У Сухова во рту пересохло, но обычная настороженность, хоть и разбавленная вином, удерживала его от совершения глупостей. Словно почувствовав его колебания, девушка прижалась к Олегу всем телом, и это было как контрольный выстрел по рассудительности.

Он облапил нечаянную подружку, а та, извиваясь в его руках, потёрлась щекой о щёку и опалила шёпотом ухо мужчины:

– Пошли!

Девушка взяла Сухова за руку и быстро повела за собою.

Они взобрались по скрипучей лестнице наверх, прошагали по галерее и юркнули в узкую дверь.

За нею открывались две комнатки, полупустые и чистые.

Только широкий топчан в углу, застеленный десятком одеял, да низенький столик под окном. На столике находился увесистый с виду божок, выточенный из полупрозрачного нефрита.

Перед ним, в бронзовой курильнице, тлели какие-то травы, распространяя ароматный, дурманящий дымок.

Лязгнув засовом, девица мгновенно стянула свой уипиль, и Олег вовсе потерял способность соображать что-либо.

Индианка не просто была хороша, с неё можно было лепить статую Лилит, древнейшей соблазнительницы.

Казалось невозможным, что подобное тело принадлежит живой девушке, а не нарисовано для эротического мультика озабоченным художником.

Скво подняла руки, складывая их над головой, встала на цыпочки, изогнулась дразняще…

Кровь ударила Сухову в голову. Он так долго не знал женщины, а тут…

Отбросив все свои сомнения вместе с одеждой и оружием, Олег подхватил на руки девушку и уложил её в постель…

Минул час или два. Изнемогший, но удоволенный, Сухов лежал и ни о чём не думал. Ему было слишком хорошо, чтобы ещё и ум напрягать.

Странно, просочилась сквозь пелену истомы ленивая мысль, такая теплынь, а кожа у него сухая… Обычно от «блаженного труда любви» в тропиках потеешь, как в бане… И красавица его чиста и свежа…

Олег перекатил голову – напрягаться совсем не тянуло – и посмотрел на девушку. Она лежала рядом, закрыв глаза и дремотно улыбаясь. Только груди её вздымались от бурного дыхания, топорща соски.

– Как зовут тебя? – проговорил Сухов.

Девичьи губы дрогнули.

– Штабай,[25]25
  По поверьям майя, женщина-призрак. Отдаваясь мужчинам, она сводила их с ума.


[Закрыть] – слетело с них.

«Как много девушек хороших, – припомнил Олег строки из старой песни, – как много ласковых имён…»

Ну не сказать, что «Штабай» звучит ласково… Но экзотично.

Индианка томно потянулась, извернулась с кошачьей гибкостью и села по-индейски, на пятки, прогибая спину.

– Надо закончить обряд, – деловито сказала она.

Выпрямившись, она ступила на пол, прошла ломающимся шагом к окну и подбросила в курильницу каких-то веточек, кусочков коры, травок. Раздула веером огонёк и вернулась на топчан, усаживаясь на Сухова верхом.

Штабай весила поболе пушинки, но Олегу была приятна её тяжесть.

Приятно вжималась девичья попа, приятно сходились сильные ноги.

Сухов снова залюбовался нежданной любовницей – она была гладкой, как статуя, нигде ни волоска, кроме пышной шевелюры, спадавшей на плечи.