Текст книги "Пират"

Автор книги: Валерий Большаков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 15 страниц)

Узкой дамбой, затем по связкам бальсовых плотов-понтонов пленники вышли к городу, окружённому невысоким валом – города майя вообще не знали крепостных стен, стояли открыто, но тут уж, как говорится, прижало.

Стало людно. Олег, отвыкший от толп народу, чувствовал себя неуютно. Впрочем, многолюдье способно было не столько помешать его плану, сколько способствовать. В толпе инстинкт превыше всего…

Бледнолицых сразу завели на обширный стадион и оставили там под охраной. Сощурившись, Сухов осмотрелся.

Стадион занимал площадку примерно полста на пятнадцать, если мерить большими шагами, и был вытянут с юга на север. С коротких сторон поднимались глухие стены, а с длинных они были пониже, в полтора человеческих роста, густо расписанные на тему игры в мяч и приношения в жертву побеждённого.

Точно посерёдке длинных стен, на краю, висело по массивному каменному кольцу, изображавшему змея, вцепившегося в свой хвост. А дальше, за краем, шли пологие скаты, уставленные подобиями деревянных скамей. Над ними поднимались высокие шесты, поддерживавшие навес из пальмовых листьев, дабы зрителям голову не напекло.

Олег усмехнулся. Стадион напомнил ему амфитеатр, на арене которого умирали римские гладиаторы. Индейцы, правда, менее кровожадны, чем римляне, и казнят только одного человека – капитана проигравшей команды. Гуманизм, однако…

– Привыкайте, игроки, – ухмыльнулся Сухов, присаживаясь в тень, отбрасываемую стеной с росписями.

До самого вечера их никто не тревожил. Потом даже гамаки принесли – молчаливые индейцы, явно из городских, ловко вбили колья в утоптанную землю, навесили бамбуковые рамки с сеткой – почивайте, мол, – и удалились. Ненадолго – пришла пора ужина.

Майя расстарались – и черепашье мясо подали, и свежайшие маисовые лепёшки, и даже водку-мескаль в калебасах.

– Ну, поехали! – сказал тост Олег и выпил за успех.

В «своём» времени он уважал текилу, а мескаль отличался от неё только названием. После долгого воздержания горячительный напиток подействовал благотворно – расслабил члены, освободил голову от тревог. Мысли потекли вяло и умиротворённо.

Что будет утром, то и будет. Однова живём.

Всего-то делов – выиграть турнир. Сухов вздохнул.

Удивительно, но вся эта масса приключений, что валилась на него с завидным постоянством, становилась ему скучна. В конце концов, приключения тела – это привилегия юности, когда мыслей в башке минимум, и ты живёшь больше ощущениями.

Старость подкралась незаметно? Ага, щаз-з… Не дождётесь.

Покачивавшийся гамак уносил капитана Драя в страну сновидений…

А рано утром сработал «будильник» – гулко заколотили барабаны. Сотни барабанов по всему берегу поднимали глухой рокот, пугая стаи птиц.

Единственный выход на поле – трапециевидный проём, задёрнутый тяжёлой кожаной шторой, – открылся, и гуськом стали прибывать зрители. Все, даже бедняки, были разодеты в пух и прах, перьев было столько, что казалось, будто ты попал на огромный птичий базар.

Последними пожаловали жрецы, «генералы»-наконы, и сам касик.

Кан Балам Икналь был невысокого роста и средних лет, с квадратным лицом, хранившим выражение надменности и скуки. Надменной скуки. Скучавшей надменности.

Он сидел в почётном первом ряду, рядом с каменным кольцом. А под ним, у стены, выстроились соперники белых – дюжина майя, тоже в перьях, в набедренных повязках, в смешных хомутах и полезных обмотках.

Молчаливые служители и белым надели такие же наколенники и налокотники – снизу вата, сверху толстая кожа.

Разминая кисти, крутя шеей, Олег рассматривал касика. Тот тоже пристально разглядывал бледнолицых, отыскивая своего напророченного убийцу.

Тут барабаны выдали оглушительную дробь и стихли.

Набрав воздуху в грудь, Сухов проорал заученную фразу на майясском:

– Касик! Я тот, кому боги поручили убить тебя! Игра будет честной, и мы победим, ибо пророчество должно свершиться!

Кан Балама передёрнуло, но лицо он постарался сохранить. Взяв мяч, поданный ему жрецом, касик встал и на чистом французском ответил:

– Игра будет честной, бледнолицый, ибо её судят боги, против коих ты смеешь возносить хулу!

Перейдя на майясский, он стал говорить совершенно непонятные вещи, суть которых передал Ташкаль:

– Вождь говорить, что начинаться игра и что боги на стороне майя.

– Ну-ну…

Одновременно грохнули невидимые барабаны, и касик бросил мяч на поле.

Первым его поймал игрок-майя. Сорвавшись с места, он метнулся и в великолепном прыжке ударил по мячу, да с такой силой, что увесистый чёрный колобок из каучука ударился об стену над головой Сухова и рикошетом отлетел обратно. И краснокожий снова приложился натренированным локтем, посылая мяч в толпу бледнолицых.

Тут свою партию сыграл Джим – могучим, хотя и не совсем умелым ударом биты он отпасовал мяч. Кто-то из индейцев тут же отбил его – и белые не поспели, мяч покатился по земле.

Трибуны взревели, засчитывая очко.

Ташкаль подхватил мяч, подбросил его и резко саданул коленом, посылая каучуковое ядро соперникам. Мяч шёл низко, и майя пришлось пасть на колено, чтобы отбить пас бедром.

Тлачтли метнулся поймать чёрный «бладжер», но Кэриб резко заступил ему дорогу, тяжёленькой битой отпасовывая подачу. Пробил он весьма удачно – мяч ударился об стену напротив, вызывая изумлённый гул толпы. Плюс очко!

Майя вызверились и отбили мяч с такой силой, что чудом никого из белых не покалечили. «Бладжер» взмыл вверх, и тут его достала бита Джимми Кида, вложившего в удар всю свою медвежью силу, – мяч влетел в толпу индейцев, снося одного из игроков. С коротким вскриком тот упал с переломанными рёбрами.

Трибуны взревели, краснокожие зрители вскакивали, грозя белым страшными карами. Джим на это ответил неприличным жестом – и едва не пропустил мяч. Тот просвистел и угодил Мигелю в голову.

Бедолага даже не пикнул, умер сразу, будто сражённый ядром.

Зрители заголосили, празднуя победу…

Ещё четверть часа такой игры, возбудившей болельщиков до крайности, и Сухов сделал знак Тлачтли: твой выход!

Получив мяч от Кэриба, апач резко ударил по нему, посылая в кольцо. Неудача! Чёртов «бладжер» – нет, скорее уж, «квоффл» – задел краем изваянного змия и отлетел.

Болельщики зачарованно выдохнули. Хоть и минус очко, но попытка выигрыша была!

Касик подпрыгнул на месте и что-то прокричал своей команде.

– Джим! – заорал Олег. – Охранять Тлачтли!

Раз за разом сильные подачи били по бледнолицым, метя в Тлачтли, но Малыш с Беке были начеку. Ташкаль и Айюр с Илайджей стали второй линией обороны, не подпуская майя.

Вторая попытка! И опять сорвалось!

Мяч, ударившись о каменное кольцо, отлетел чуть ли не в руки Тлачтли, и он с ходу двинул локтем. «Квоффл», чиркнув краем, проскользнул в отверстие. Победа.

На трибунах стыла полная тишина, только громкое дыхание доносилось до ушей игроков.

– Мы победили! – завопил Уорнер.

– Мы победили! – взревел Джим.

И грянул гром – трибуны просто неистовствовали, кое-где даже драка завязалась. Видать, не все болели за своих, кое-кто и на белых ставил.

А Сухов посмотрел на капитана майясской команды, ухмыльнулся и провёл ладонью по горлу – секир-башка, мол.

Касик медленно встал, поднял руку, призывая к тишине, и стал говорить нечто тяжёлое, веское и раздельное.

– Он говорит, – переводил Ташкаль, – что есть древний обычай: торжественно казнить всю команду, победившую в пок-та-пок. Принести нас в жертву, чтобы восславить наш великий подвиг…

Олег заиграл желваками.

– Малыш, – резко сказал он, – план «Б»!

Джимми молча кивнул. Кэриб, с виду совершенно безучастный, наклонился, подбирая мяч, покачал его в руке и легонько подбросил. Малыш в ту же секунду, почти не замахиваясь, махнул своей битой. «Бладжер» угодил в живот касику, и тот с размаху сел, задыхаясь и ловя воздух ртом.

Айюр, Ицкуат и прочие из «боевой группы» ринулись к покрытой фресками стене, расшвыривая майя. «Моя очередь», – мелькнуло у Сухова.

Разбежавшись, он подпрыгнул, цепляясь за кольцо, и перебросил послушное тело в первый ряд трибун. Продолжая слитное движение, он ухватил касика локтём за горло, прикрываясь им, как щитом, и приставил кинжал к шее Кан Балама.

– Вот мы и встретились, враг мой! – шепнул он. – Прикажи своим людям бросить оружие, иначе я перережу тебе горло. Я жду!

Касик отдал сиплую команду, и стражники медленно опустили мушкеты и копья, выронили их из рук и сделали шаг назад. «Бледнолицым братьям» подсказывать не стоило: метнувшись, они мигом подхватили брошенное.

– А теперь мы с тобой прогуляемся, – ласково сказал Олег, пинком направляя касика к выходу.

У него мелькнула мысль крикнуть Джиму и остальным, чтобы бдели, и пропала. Зачем? Все и так бдят что есть мочи.

Под сдержанный ропот толпы, поражённой до полного обалдевания, команда белых покинула стадион.

Прошагала короткой улицей. Добралась до бамбуковых причалов, к которым были привязаны каноэ. Расселась и погребла.

– К востоку! – выкрикнул Сухов, унимая напряжение.

Четыре угнанных каноэ заскользили по водам озера Петен-Ица.

За кормой, на валу и берегу острова, прибавлялось народу.

Чем дальше от Та-Ицы удалялись пироги, тем угрожающий шум делался сильнее.

Воины прыгали в каноэ и гребли следом. Кэриб выстрелил по преследователям, а вот те не стали отвечать огнём, боясь задеть касика.

Сойдя на берег, вся дружная компания скрылась в роще. Перебежала обширное кукурузное поле и канула в сельву, как в воду.

Беглецы оказались в чаще, в тени – солнечный свет еле пробивался сквозь густые кроны и тучи насекомых, зловредных мух и москитов-вампиров. Поросшие мхом, покрытые цветами-паразитами деревья занавешивали дорогу ветвями и воздушными корнями.

Но все эти препятствия, творимые природой, не замечались белыми – их души пели. Свобода!

С обеих сторон широкой тропы горбились холмы, заросшие косматыми, с жёлтыми каёмками, банановыми пальмами, папоротником, мескитовой порослью и низковатым кустарником с пышными цветами, белыми и розовыми. Кровяными мазками пламенела бугенвилея.

Неожиданно лес выпустил бледнолицых из своих зелёных объятий, выталкивая маленький отряд на илистый берег, поросший ивами и редкой травой. Мелкое озерцо плескало в могучие корни красных деревьев – огромных, в четыре-пять обхватов. В расщелинах их коры благоденствовали орхидеи, свисая роскошными фестонами, а корни этих гигантов переплетались и давали неисчислимое количество узловатых отростков, протискивавшихся между папоротниками и осокой – попробуй пройди.

С верхушек деревьев неслись ужасные, пронзительные вопли паукообразных обезьян и ревунов, скакавших по лианам и швырявших в людей ветки и кожуру.

Беглецы всю дорогу мчались, а посему притомились. Олег сделал краткую остановку.

Громко сопя, его товарищи проверяли трофейное оружие. Увы, в прихваченных подсумках пороху нашлось очень мало, равно как и пуль. Два-три залпа – и мушкеты можно выбрасывать. Или тащить эти бесполезные железяки, памятуя об их стоимости.

– Ну что, великий и ужасный? – спросил Сухов, отдышавшись. – Как жизнь?

– Когда тебя схватят мои воины, – глухо ответил Кан Балам Икналь, – они привяжут тебя к столбу, чтобы изжарить на медленном огне.

– Мечтай-мечтай… – похмыкал Олег. – Мне, знаешь ли, тоже ведомо будущее, и вот что я тебе скажу. Не будь ты дураком, не распыляй ты силы и средства в помощь ближним и дальним, то вполне бы мог засветиться для истории. А ты – растяпа редкостный! Вместо того чтобы пуэбло мутить да всяких арауканов бунтовать, ты бы лучше своему народу волю вернул. Укрепился бы, прогнал бы испанцев, вот тогда и занимайся «экспортом революции»! А ко мне ты чего прицепился? Да если бы ты тихонько сидел в своём Ковохе, я бы и не узнал, что среди краснокожих тоже хватает дурачья! На кой чёрт ты мне сдался, скажи? Ты же сам, собственными руками, похитил меня, подвёл к себе и сделал всё, чтобы я захотел отнять у тебя твою паршивенькую жизнь – с твоей же помощью! Понимаешь хоть, какую глупость ты совершил? Доходит до тебя?

Сухов махнул рукой, оценивая степень тупости собеседника, и отвернулся.

– Стерегите, – обронил он.

И снова в путь, то шагом, то бегом. Индейцы были рядом, для них перебить беглецов – это пара пустяков, но касик служил этаким волшебным щитом, прикрывавшим Олега со товарищи от стрел и копий.

Растратив все боеприпасы, чтобы отбиться от настигавших индейцев, бледнолицые углубились в лес, следуя к горам Майя, что возвышались на востоке, отделяя равнину Петен от моря.

Вечером Сухов увидел множество костров, разгоравшихся между скал и перелесков. Обложили…

– Сюда идёт воин, – сообщил зоркий Ташкаль. – Один и без оружия.

Вскоре Олег и сам разглядел одиночку в богатом уборе из перьев.

Вот он остановился, не дошагав до лагеря беглецов сотни футов, поднял открытую ладонь, демонстрируя мирные намерения, и непринуждённо сел.

– Он хочет говорить с тобой.

Сухов кивнул и неторопливо двинулся к сидящему индейцу. Опустился на колени, присел на пятки, посмотрел в глаза воину напротив.

А тот приложил пятерню к сердцу и представился:

– Моя тоже касик. Мой отец – великий Кан Эк II. Я его сын, Кан Эк III.

Сухов почтительно наклонил голову.

– Можешь звать меня Длинный Нож, касик.

Кан Эк снисходительно кивнул.

– Жив ли Кан Балам Икналь?

– Жив-здоров.

– Чего ты хочешь, Длинный Нож?

– Хочу выйти к морю, касик, и вывести к нему моих людей. Сесть на большую пирогу и уплыть.

Помолчав, Кан Эк III медленно проговорил:

– От дальних скал, что за твоей спиною, до Большой солёной воды ведёт тропа. Мои воины не тронут твоих людей, если они уйдут и оставят старого касика здесь. Этой ночью Кан Балам Икналь должен умереть от твоей руки. Я сказал.

Олег внимательно посмотрел на молодого вождя, но лицо у того оставалось бесстрастным.

– Кан Балам Икналь умрёт этой ночью, касик.

Было совсем темно, когда Сухов заглянул в шалаш к старому касику. Свет небольшого костерка едва достигал сюда, устраивая толчею теней.

Убивать заложника Олегу было неприятно…

Он замешкался и не увидел, как из рукава касика в старческую ладонь скользнула рукоять изящного ицтли, но движение уловил, сработав на рефлексе, – увернувшись, Сухов перехватил руку с ножом, погасил замах и, захватив твёрдыми пальцами кулак Кан Балама, сжимавший нож, всадил его в шею правителю Ковоха. Тот заклекотал кровью, вздрогнул, затрепетал, выпучивая глаза, а Олег приблизил к касику лицо и сказал негромко:

– Пророчество исполнилось.

Питаясь чем попало, белые упорно шли к морю. Перевалив горы, они почувствовали облегчение – тропа пошла вниз. А на берегу их ждали «дары моря и суши» – свежие черепашьи яйца.

Выглядели они малоприятно, но на вкус были как куриные. Отъевшись, двинулись по пустынному берегу, выглядывая, не появится ли корабль.

На следующий же день такой появился – испанский галеон, он медленно продвигался к югу, куда-нибудь в Картахену, но отряду капитана Драя было с ним не по пути.

Два дня спустя вышли к небольшому селению, десятку хижин, жавшихся к маленькой белёной церквушке. На скалистом мысу возводился форт о четырёх башнях, у причала покачивались рыбацкие лоханки, несколько барок с пиленым лесом и баркалона с одной мачтой.

– Джим, Айюр, – тихонько сказал Олег, – баркалону видите?

– Ага!

– Запоминайте к ней дорогу. Когда стемнеет – угоним. Хватит нам по сухопутью шляться, пора на морской простор выходить!

Все горячо одобрили и поддержали предложение командира.

Глава четырнадцатая,
в которой Олег садится на диету

Остров Ла-Вака – остров Санта-Каталина.

Летом 1670-го Генри Морган торжественно взошёл на борт фрегата «Сэтисфекшен» – своего нового флагмана. Времена для пиратства настали трудные – мир с Испанией не давал повода к разбою и абордажам.

Губернатору Ямайки необходим был хоть какой-то, пусть самый завалящий, casus belli, дабы продолжить весёлые дела в Карибском море. И повод, благодарение Богу, нашёлся!

Некий безбашенный испанец по имени Мануэль Риверо Пардал,[36]36
  При написании этой главы были использованы материалы В. Губарева, Ж. Блона, А. Эксвемелина и др.


[Закрыть] сам себя прозвавший «адмиралом по борьбе с англичанами», высадил на северном берегу Ямайки вооружённый отряд, спаливший пару рыбацких хибар. Что и требовалось доказать.

Обрадованный Томас Модифорд тут же назначил Моргана «адмиралом и главнокомандующим со всеми полномочиями для нанесения ущерба Испании и всему тому, что принадлежит испанцам». Он же выдал ему поручительство для «совершения любых деяний, потребных для сохранения спокойствия и процветания владений его величества в Вест-Индии».

Поздно осенью Генри учинил большой сбор, готовясь наконец-то осуществить свою мечту – добраться до Панамы. Как-никак, он пообещал это сделать президенту тамошней аудиенсии, а слово надо держать.

На берегах бухты Ла-Вака килевались десятки кораблей, стук молотков, дымы костров, запах смолы и коптившегося мяса – всё витало над островом, возбуждая азарт истинного пирата.

Огромный флот, невиданный доселе, готовился выйти в поход на Панаму.

На зов Моргана поспешили явиться и отъявленные флибустьеры, и вольные охотники-буканьеры, и даже плантаторы.

В бухте Ла-Вака бросали якорь «Сент-Катрин» Франсуа Требютора и «Галлардена» Жана Гасконца, «Сен-Пьер» Пьера Анто, он же Пикардиец, и «Дьябль Волан» Дюмангля, «Бонавентура» Роджера Тейлора, «Просперо» Патрика Донбара, «Форчун» Ричарда Ладбери, «Эндевор» Джона Харменсона, «Мэри» Тома Харриса и ещё, и ещё…

Салютов и криков «Виват!» удостоился фрегат «Долфин» Джона Морриса, захвативший шлюп «Сан-Педро-и-ла-Фама», незадачливым капитаном коего был тот самый Пардал.

19 декабря армада подняла паруса, взяв курс на маленький, но сильно укреплённый остров Санта-Каталина, мостиком связанный с островом Провиденсия, где англичане тщились когда-то выстроить город Нью-Провиденс.

Морган, поразмыслив, пришёл к выводу, что захват укреплений на Санта-Каталине обеспечит ему крепкий тыл.

Вообще-то говоря, губернатор Ямайки поручал «адмиралу пиратов» захватить город Сантьяго-де-Куба, но это нисколько не смущало Моргана. Приказ вместе с капёрским свидетельством он хранил в портфеле красной кожи с тиснёным королевским гербом, и этого почтения достаточно. А уж о том, что в Мадриде был подписан мирный договор между Испанией и Англией, Генри предпочёл «забыть»…

Морган прекрасно понимал, что за удачное нападение на Панаму его не осудят, поскольку захваченное золото будет свидетельствовать в его пользу.

Если же Фортуна отвернётся от него… Что ж, все мы смертны, и Моргану на том свете будет глубоко наплевать на реакцию британского или испанского двора.

22 декабря орудия моргановской армады открыли огонь по фортам Сан-Херонимо и Санта-Тереса, что зарывались в землю на острове, англичанами однажды перекрещенном в Провиденс.

Пока канониры перезаряжали пушки, мушкетёры вовсю палили по защитникам острова, уничтожая вооружённую силу противника – сто девяносто испанцев.

Генри, стоя на шканцах «Сэтисфекшена», весело хохотал, хлопая себя по ляжкам. Право, нынче он присутствовал на самом интересном спектакле, сыгранном в Западных Индиях.

Намедни «адмирал пиратов» получил письмо губернатора Санта-Каталины. Когда Морган предложил ему сдаться, тот отписал следующее:

Я решил сдать остров, поскольку не имею сил защищать его против столь могучей армады. Однако я прошу адмирала Моргана прибегнуть к военной хитрости, дабы я сумел сохранить свою репутацию и репутацию моих офицеров…

Отчего ж не прибегнуть? Для хорошего человека не жалко.

И пираты устроили с испанцами потешные бои, тратя холостые заряды. Грохоту было много, а смерти – ни одной. Всегда бы так…

Надо сказать, что после такой «победы» сами пираты вели себя вполне по-джентльменски: истребляли только кур и свиней, местных дам не насиловали, а снимали перед ними шляпы, никого не грабили, разве что порох изъяли, тыщи три фунтов, для восполнения истраченного на «игру в войнушку».

Забрав с собой нескольких индейцев, отбывавших каторгу на Санта-Каталине, Морган отплыл.

Краснокожие хорошо знали Панамский перешеек, они послужат проводниками, и послужат хорошо – у них свой счёт к испанцам.

Пока суд да дело, «адмирал пиратов» послал вперёд небольшую эскадру – передовой отряд под командованием вице-адмирала флотилии Джозефа Бредли, капитана фрегата «Мэйфлауэр».

С ним отправились Ричард Норман на «Лилли» и голландец Ян Эрасмус Рейнинг на «Сивиллиэне».

Задача перед Бредли стояла сложная: захватить форт Сан-Лоренсо, прикрывавший устье реки Чагрес, откуда Морган и собирался начать поход на Панаму.

С утра ещё один корабль покинул Санта-Каталину. Галиот «Ундина» снова, уже в четвёртый раз, отправлялся на поиски своего капитана.

«Адмиралу пиратов» было даже немного совестно: он-то не занимался розыском товарища, разве что деньжатами помог. Честно говоря, не верил Морган, что Драй жив-здоров. Больно много времени прошло со дня нападения на капитана. Вот если бы Драя взяли в плен испанцы, то ещё была бы надежда на хороший исход. А индейцы…

Эти не станут заморачиваться проблемами этики. Но всё-таки надежда на то, что Олег живой, оставалась.

Проводив глазами «Ундину», Генри поднял руку, на одном из пальцев которой переливался перстень со смарагдом, подаренный президентом де Бракамонте. Заносчивый испанец уверял, что ему не по силам будет сделать с Панамой то же, что удалось с Пуэрто-Бельо. Ну-ну…

Правда, нынче панамским президентом поставлен дон Хуан Перес де Гусман, но какая, в принципе, разница?

Карибское море, к западу от острова Провиденсия.

Бастиан, которого Олег прочил в свои помощники, вёл галиот на северо-запад. Один из индейцев-каторжников сообщил, что майя, всё ещё сохранявшие власть в местности с труднопроизносимым названием Ковох, держат в плену много белых, заставляя тех откапывать всякие клады в брошенных городах.

Врио капитана подумывал добраться до залива Гондурас, где они уже побывали разок в компании Олонэ, и по реке Мотагуа подняться к озеру Исабаль. А дальше… А дальше будет видно.

Ветер дул свежий. Похоже, что в тех местах, куда они направляются, отбушевал шторм. Слава Богу, пронесло.

– Бастиан! – крикнул Жан. – Там какая-то лоханка болтается!

– Какая ещё лоханка? – проворчал креол.

Ему и в голову не приходило требовать от команды, чтобы к нему обращались, как к капитану, – уж слишком разительным было несходство его с Драем. А матросы и не думали его так называть, для них капитаном был и оставался Олег.

И всё же было немного обидно. Могли бы хоть в шутку сказать: «Капитан!» Хотя… нет, лучше уж по имени.

– Мелкое что-то, – докладывал Жан, – вроде как шлюп или баркалона…

Бастиан достал подзорную трубу и глянул. И впрямь баркалона…

Разглядев того, кто стоял на корме, врио капитана мгновенно вспотел, чувствуя, как сердце зачастило.

– Лево руля, канальи! – рявкнул он. – К баркалоне!

Команда с удивлением взглянула на Бастиана: что это с ним?

– Там… наш капитан!

Немая сцена длилась не более пяти секунд, а затем всё пришло в бешеное движение. Ещё никогда ни до, ни после экипаж галиота не проделывал все манипуляции столь быстро.

Галиот двинулся встречным курсом. На баркалоне «Пилар», надо полагать, тоже опознали корабль, несущийся им навстречу, и вскоре на борту и того и другого поднялся восторженный крик, ругательства и вопли, должные изображать радость встречи.

Когда кораблики прижались бортами, защемив кранцы, капитана Драя буквально затащили на палубу «Ундины» и принялись тискать, хлопать по гулкой спине, орать: «А что я говорил?!» и совершать прочие телодвижения.

Свою порцию радостей получили и Айюр, и Кэриб, и даже краснокожие.

Когда все угомонились, Олег обвёл всех смеющимися глазами и сказал:

– Ну вот, уже получше. А вы почему с юга шли?

Тут экипаж снова загалдел, нескладным хором оповещая Сухова о минувших и предстоящих событиях.

– Тогда – на Панаму! – рубанул Сухов. – Джим! Ты командуешь баркалоной!

– А куда мы? – поинтересовался Малыш.

– Панаму грабить!

– Дело! – ухмыльнулся Джим.

– Мы с вами! – заверили Олега Лопе, Винченцо и Фернандо, неразлучная троица.

– Верю! – сказал Сухов и крикнул: – Эй, Бастиан! А ну, кыш с моего места!

– Да, капитан! – завопил креол.

Немного погодя оба корабля двинулись на юг.

Пиратская флотилия, только-только покидавшая гостеприимную Провиденсию, встретила «найдёнышей» приветственным залпом. Даже Жан Гасконец приказал пальнуть из носового орудия.

Эскадра медленно, не всегда слаженно, но толково принимала боевой порядок.

Авангард пиратской флотилии лёг в дрейф, затем средняя часть её и колонна английских кораблей, что шла с наветренной стороны, подтянулись и тоже легли в дрейф, ожидая, когда подоспеет подветренная колонна – сплошь французы с Тортуги – и установится общая линия.

Морган не знал, ждать ли ему нападения испанских кораблей, частенько дежуривших на подходах к форту Сан-Лоренсо-де-Чагрес, поэтому решил перебдеть и сыграть боевую тревогу.

Канониры распределились, занимая своим места. Корсары живо навесили верёвочные сети над палубой, защищавшие команду от обломков сбитых мачт и реев.

Часть орудийной прислуги рассыпала в крюйт-камерах порох по мешкам и подносила их к люкам.

Корабельные лекари и хирурги деловито раскладывали свои ужасные инструменты, абордажная команда чистила оружие. Лейтенанты следили за сигналами флажков и фонарей.

Все были при деле, все знали своё место и свой манёвр.

Три дня спустя корабли оказались в виду крепости Сан-Лоренсо, занимавшей высокий холм.

Отовсюду её окружали бревенчатые палисады и насыпи, а возвышенность пересекал глубокий ров.

Со стороны суши врагу грозили четыре бастиона, а с моря – один.

Взять эту фортецию приступом было по-настоящему сложно. Хуже всего было то, что Бредли не имел никакого опыта в осадах и штурмах.

Высадившись ночью, его отряд просто попёр вперёд, с мушкетами против пушек.

Неудивительно, что испанцы отбили атаку, пушками выкосив чуть ли не треть пиратов, издевательски крича со стен: «Приведите и остальных, английские собаки, враги Бога и короля, всё равно вам не пройти в Панаму!»

Флибустьеры отступили, вынося раненых. Помог им случай.

Року Бразильцу стрелой пробило плечо. Поминая всех чертей, пират решил отплатить испанцам той же монетой, то бишь стрелой: он вытащил «подарок» из раны, обмотал наконечник тряпкой, сунул в костёр – и забил в мушкет вместо пули.

Выстрел был удачен – «возвращённая» стрела зажгла крышу из пальмовых листьев.

Добровольцы воодушевились, стали слать за стены крепости всё новые и новыё горящие стрелы, а испанцы, занятые своими пушками, не отвлекались на мелочи – пока не вспыхнул пожар и не стали рваться бочки с порохом.

Воды в крепости не хватало, пожар перекидывался на всё новые и новые блокгаузы.

Много защитников крепости поубивало и покалечило, а пираты пошли на штурм…

Комендант крепости дон Педро де Лисальдо-и-Урсуа метался по бастионам, как угорелый, помогая там, пособляя тут, с отчаянием понимая, что оборонять скоро будет нечего, – укрепления пылали, казармы и гауптвахта пылали…

К утру палисады сгорели дотла, земля поползла в ров, утягивая за собой и пушки. Дон Педро не позволял испанцам покидать свои посты, но это их не спасло – ближе к полудню пираты бросились на прорыв, ведомые Яном Эрасмусом, и овладели крепостью.

Коменданта убили последним.

Президент Панамы, узнав о сдаче форта, послал лейтенанта Хиля де ла Торе, придав ему пару сотен мулатов, метисов и прочего сброда, дабы вернуть Сен-Лоренсо, но командир вместе с отрядом предпочёл уйти в леса…

…Второго января нового 1671 года моргановская эскадра приблизилась к Сен-Лоренсо настолько, что даже невооружённому взгляду стал виден английский флаг, полоскавшийся над закопченной башней.

– Взяли-таки, – хмыкнул Олег, глядя на крепость из-под ладони. – Путь открыт!

С этим он явно поспешил. А ещё сильнее поторопился Морган – оглушённый пиратами, ликовавшими хором и вразнобой, адмирал сразу, без промеров глубин и прочей маеты, вошёл в устье реки Чагрес.

Грохот и треск разнеслись над её водами, радуя сердца немногих испанцев, оставшихся в живых, – фрегат «Сэтисфекшен» и ещё три корабля с ходу напоролись на подводную скалу, едва скрытую приливом.

А тут ещё, как назло, задул северный ветер, доламывая разбитые корабли.

Но даже крушение не могло остановить Генри.

– Тысяча чертей! – заорал он. – Живо за починку!

Сойдя на берег, Морган поднялся на башню Сан-Херонимо, откуда открывался вид на живописные окрестности. Внизу, под горой, теснились хибарки селения Чагрес, вдаль разливался синий простор моря, а к югу курчавилась сельва.

Олег, поднявшийся за адмиралом, сказал:

– Я гляжу, ты не слишком-то и расстроен.

Генри ощерился.

– У меня всё внутри звенит, как струны натянутые, – признался он. – Да я еле сдерживаюсь, чтобы не сорваться, не побежать к Панаме как есть!

– Скоро уже, – утешил его Сухов.

Река Чагрес, широкая в устье, уже тремя верстами выше по течению сужалась, ускоряя бег меж обрывистых берегов.

Морган учёл опыт операции в Маракайбо и не стал оставлять у себя за спиною брошенную крепость.

Оставив в Сен-Лоренсо-де-Чагрес три сотни человек (заодно и за кораблями присмотр!), он повёл за собою почти полторы тысячи пиратов, жадных до золота и крови.

Рассевшись по каноэ, шлюпкам и баркасам, ведомым лоцманами-индейцами, войско «адмирала пиратов» двинулось вверх по реке. Французы с англичанами спешили убивать и грабить испанцев, однако сама природа действовала умиротворяюще – пели птицы, орали обезьяны, одуряюще пахли мимозы, псидиумы и прочие «цветочки-лепесточки».

Сухов, загребая с левого борта пироги, думал об ином: насколько хватит пиратов? «Маломерных судов» недоставало, чтобы вместить бойцов, оружие и боеприпасы, поэтому в путь двинулись совершенно без провизии.

Морган надеялся разжиться продовольствием в испанских селениях по дороге – разведка донесла, что таковых хватает…

Переночевав на островке у Рио-де-дос-Брадос, утром «джентльмены удачи» выбрались к посёлку Крус-де-Хуан-Кальего, где стоял небольшой гарнизон, набранный, в основном, из туземцев.

– Нападём! – решил Морган. – Солдат вырежем и вся провизия – наша!

Однако его расчёт не оправдался – посёлок был брошен.

Никого и ничего – ни жителей, ни скота, ни припасов.

И остались пиратики, корсарчики-флибустьерчики, без завтрака.

А тут и река обмелела. Голодные и злые пираты поплелись Королевской дорогой, плохо отличимой от лесной тропы, а двести человек под командованием Деландера остались при лодках и каноэ в местечке Сэдро-Буэно.

Четыре дня они топали на запад, мечтая набрести на загон с бычками… Да хоть на огород…

Бесполезно: уходя, испанцы не оставляли врагу ни крошки, ни кусочка съестного.

Дело дошло до того, что пираты, обнаружив в селении Торна-Кабальос несколько пустых мешков-канастр, сшитых из шкур, порезали их на ремни, да и сварили, пытаясь хоть как-то прокормиться.