Текст книги "Москва тюремная"

Автор книги: Валерий Карышев

Соавторы: Федор Бутырский
сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 19 страниц)

Рядовые исполнители, так называемые «пехотинцы», не подозревавшие о том, кто же способствовал стремительному взлету и столь же стремительному краху курганской оргпреступной группировки, получили от пяти до пятнадцати лет лишения свободы – преимущественно по 209-й и 105-й статьям Уголовного кодекса. По утверждению очевидцев, из братвы, недавно освободившихся из тех ИТУ, где до сих пор тянут свои сроки курганские, «новым русским бандитам» приходится там очень несладко.

А «компетентные органы» с чувством глубокого удовлетворения отрапортовали о разгроме самой беспредельной и кровавой оргпреступной группировки в истории столичного региона.

И столичная братва, и муровцы, и руоповцы, и работники прокуратуры единодушны во мнении: еще ни одна бандитская бригада не наводила в Москве такого ужаса, как курганская.

Однако никто до сих пор не может вразумительно объяснить: почему обыкновенные провинциальные отморозки так быстро превратились в Москве в «королей беспредела»? Почему эту группировку так долго терпели в столице? И, наконец, главное: почему и Солоник, и Зелянин, и Нелюбин так и не дожили до суда?

Вряд ли эти вопросы когда-нибудь обретут ответы. Ведь те люди, которые с 1993 года незримо стояли за спинами курганцев, сперва возвысив их на криминальном олимпе, а затем безжалостно низвергнув в недра столичных СИЗО, тоже знали нехитрый закон: жертвы требуют искусства...

БУТЫРСКАЯ ТЮРЬМА, ИЗ № 77/2. СПЕЦКОРПУС «РЕКС»

Нечестивый берет подарок из пазухи, чтобы извратить пути правосудия.

Ветхий Завет

1. Получение должностным лицом лично или через посредника взятки в виде денег, ценных бумаг, иного имущества или выгод имущественного характера за действия (бездействие) в пользу взяткодателя или представляемых им лиц, если такие действия (бездействие) входят в служебные полномочия должностного лица либо оно в силу должностного положения может способствовать таким действиям (бездействию), а равно за общее покровительство или попустительство по службе – наказываются штрафом в размере от семисот до одной тысячи минимальных размеров оплаты труда или в размере заработной платы или иного дохода осужденного за период от семи месяцев до одного года либо лишением свободы на срок до пяти лет с лишением права занимать определенные должности или заниматься определенной деятельностью на срок до трех лет.

2. Получение должностным лицом взятки за незаконные действия (бездействие) – наказывается лишением свободы на срок от трех до семи лет с лишением права занимать определенные должности или заниматься определенной деятельностью на срок до трех лет.

3. Деяния, предусмотренные частями первой или второй настоящей статьи, совершенные лицом, занимающим государственную должность Российской Федерации или государственную должность субъекта Российской Федерации, а равно главой органа местного самоуправления, — наказываются лишением свободы на срок от пяти до десяти лет с лишением права занимать определенные должности или заниматься определенной деятельностью на срок до трех лет.

4. Деяния, предусмотренные частями первой, второй или третьей настоящей статьи, если они совершены:

а) группой лиц по предварительному сговору или организованной группой;

б) неоднократно;

в) с вымогательством взятки;

г) в крупном размере, — наказываются лишением свободы на срок от семи до двенадцати лет с конфискацией имущества или без таковой.

Статья 290 УГОЛОВНОГО КОДЕКСА РОССИЙСКОЙ ФЕДЕРАЦИИ

Это общежитие столичного педагогического вуза ничем не отличается от таких же общаг: бетонная девятиэтажная коробка, унылые длинные коридоры с обшарпанными дверями в жилые комнаты, чад горелого масла с общих кухонь, вечерняя очередь к междугородным телефонам-автоматам на первом этаже...

У входа-выхода, как и положено, есть вахта – канцелярский письменный стол, обвешанный классическими табличками «Предъявите пропуск в развернутом виде» и «Вход в общежитие после 24.00 строго воспрещен». На вахте сидит вахтер. Вообще-то вахтеров двое. Один – невыразительный мужичок лет двадцати пяти, со стертым, словно на старой монете, лицом и повадками лимитчика, дежурит по четным дням. По нечетным за канцелярский столом хозяйствует невысокий пожилой мужчина с грубыми чертами лица, нежно-розовыми залысинами, просвечивающимися сквозь коротко подстриженные волосы, с мозаикой орденских планок на кургузом пиджачке. Невыразительный откликается на имя Андрей. Пожилого же все – и за глаза тоже – называют исключительно по имени-отчеству: Иван Алексеевич. Орденские колодки, военная выправка, строгий взгляд из-под старомодных очков с отломанной дужкой — все это внушает постояльцам и гостям общежития невольное уважение.

За кабинками междугородных телефонов-автоматов есть комната отдыха для вахтеров, где, кроме обязательного телефона, стоит и кушетка с серым казенным одеялом. Но никто из жителей общежития никогда не видел, чтобы Иван Алексеевич оставлял свой боевой пост, вахту, и шел отдыхать. Старый вахтер бодрствует даже ночью. Никто вообще не видел его спящим. Может показаться, что не спит он и дома. И очень похоже, что дома у него вовсе нет — такому человеку, как Иван Алексеевич, пристало жить где-нибудь в казарме, где вместо списка жильцов в подъезде висит Устав караульной службы, а вместо вешалки в прихожей — ружейная пирамида.

С постояльцами общежития Иван Алексеевич сух, вежлив и официален. Старый вахтер открывает наружную дверь в шесть утра, закрывая ее ровно в полночь. А дальше, стучи не стучи — не пустит. Словно начальник вахты в ИТУ: выпускает по утрам зэков на промзону, чтобы вечером, пересчитав, запустить обратно в бараки.

Впрочем, постояльцы по-своему уважают старика-вахтера. Секрет уважения прост: в любое время суток на вахте можно купить любое спиртное и любые сигареты, а при случае — и закуску. Правда, за двойную цену. А куда еще студенту податься, особенно в день стипендии, когда душа горит и водки просит? Ближайший магазин далеко, да и работает только до полуночи ...

Иван Алексеевич почти никому не доверяет. Лишь напарник Андрей пользуется очевидной симпатией пожилого — видимо, потому, что связывает их общий водочный бизнес.

И только напарнику известно: и кем был Иван Алексеевич до своего вахтерства в студенческом общежитии, и почему ушел со службы раньше положенного, и многое-многое другое ...

* * *

Зима, поздняя ночь, вьюга за окном. Общежитие почти уснуло — лишь слышно, как где-то на третьем этаже истошно вопит магнитофон, да за входной дверью, над крыльцом, с противным металлическим скрежетом раскачивается лампочка под ржавым жестяным конусом.

В каморке за телефонными кабинами сидят двое: Иван Алексеевич и Андрей. Вахта сменяется в восемь утра, но пожилой попросил молодого прийти еще с вечера, чтобы поменяться не в восемь, а в пять. Мол — опять в Питер надо съездить, а поезд в половине седьмого утра ... Не опоздать бы. Молодой напарник никогда не отказывает пожилому коллеге. Он вообще относится к Ивану Алексеевичу с показным уважением — точно почтительный сын, видящий себя главным наследником. К тому же общение со стариком явно доставляет Андрею удовольствие. Так почему бы не посидеть ночь в каморке, не попить чайку, не послушать рассказы бывалого человека?

— Я ведь половину жизни делу государственной важности отдал, — начинает старый вахтер, помешивая ложечкой дымящийся чай — как и многие люди его возраста, Иван Алексеевич пьет только из граненого стакана с подстаканником. — Преступников по тюрьмам охранял, убийц, воров и бандитов разных. Служба наша почему-то всегда позорной считалась, контролерами да охранниками нас редко когда называли, все больше «вертухаями», «пупкарями» и «рексами». А по мне, в слове «рекс» ничего зазорного нет. «Рекс» — это вроде сторожевой собаки, умной и преданной хозяину. Да и что в нашей службе позорного может быть? Кому тюрьма, а кому режимный объект. Кому мент поганый, а кому страж правопорядка. Кому вертухай, а кому верный солдат Отечества ...

Сухие прокуренные пальцы тянутся к полусмятой пачке «Беломора», щелкает зажигалка, и рассказчик, на секунду окутавшись едким сизоватым дымом, продолжает повествование. Речь его размеренна и спокойна, как у человека, наперед знающего, что его никогда не перебьют:

— Последние семь лет я в Бутырской тюрьме прослужил. И не в обычных корпусах, а на так называемом «спецу», — в голосе бывшего «рекса» звучит нескрываемая гордость за тяжелую и опасную службу в недавнем прошлом. — В Бутырке, а это мало кто знает, кроме общих камер, есть целых два «спеца», большой и малый. Обычный контингент, все эти мелкие жулики, крадуны да хулиганы, на «спец» редко попадают. На «спецу» обычно держат серьезную публику — воров в законе, всех этих авторитетов, которые по Москве на «Мерседесах» раскатывают и бандами руководят, да прочих «новых русских». Я-то на них насмотрелся ... Ведешь, бывало, такого на допрос или к адвокату, зная, что у него на воле банда осталась, с автоматами, пулеметами, чуть ли не танками, а сам думаешь: взглянешь не так, скажешь не то, он и не сдержится ... И пошло-поехало. Вот и думай, кто кого ведет: ты его или он тебя. Да и случалось у нас всякое ... Знаешь, как в восемьдесят восьмом на бутырском «спецу» бунт начался? Наши ребята одного «черного», Резо его звали, прошмонали, а недозволенные вещи, как и положено, конфисковали. Тот — в амбицию, его — в карцер. Прессанули, конечно ... А Резо тот, как потом оказалось, вором в законе был, у зэков вроде бы как за главного. Ну, как студенческий староста в нашем общежитии. Начались беспорядки. Это у блатных «разморозкой» называется. Пришлось омоновцев вызывать. Ох и дали же они этим засранцам!

Иван Алексеевич глубоко затягивается, стряхивает пепел в майонезную баночку, которая в каморке используется вместо пепельницы, и от едкого дыма стариковские глаза

– незабудковые, выцветшие, с красными прожилками кровеносных сосудов, – немного увлажняются. Воспоминания безвозвратно ушедшего прошлого переполняют душу отставного охранника. Как плохой актер, искренне преданный сцене, он усматривает в своей роли «причастного к делу государственной важности» несуществующий смысл. И так тянет на прочувствованный монолог, так хочется поделиться с благодарным слушателем воспоминаниями!

– А вообще, конечно, работать на «спецу» всегда считалось лучше, чем в обычных корпусах, – роняет он наконец.

– Почему, Иван Алексеевич? – осторожно вставляет слушатель. – Ведь вы сами только что сказали, что там в основном бандиты да убийцы сидят.

– Публика там побогаче... – узкие фиолетовые полоски губ старика собираются в прямую линию. – У кого денег больше – у обыкновенного работяги или у этого... «нового русского»? Представь: фирмач какой-нибудь в тюрьму первоходом заехал, еще не обвыкся, и все ему в диковинку. На свободе-то, небось, каждый день в «Метрополе» красную икру столовыми ложками жрал, а тут – баланда из рыбных консервов да холодная перловая каша. Такого с непривычки больше ложки не съешь. Передачи продуктовые раньше строго по норме были, да и не у всех брали. Чуть перевес

– сразу заворачивают. Да и пока арестант ту «дачку» получит – кушать-то хочется. А главное – сигареты, чай и водку просили. До девяносто первого года наши ребята на дорогих сигаретах хорошие деньги делали. Большие, чем на водке и чае.

– Почему на сигаретах?

– По тем временам в «дачках» можно было только «Приму» да «Астру» передавать. Считалось, что сигаретным фильтром можно вены себе перерезать, – снисходит вахтер. – Вот, смотри...

Рассказчик выбирает из майонезной баночки чей-то засохший окурок и, обсыпая брюки пеплом, отламывает фильтр. Щелкает зажигалка, фильтр горит смрадным синим пламенем, медленно плавится, и Алексей Иванович с неожиданной ловкостью бросает пузырящееся месиво себе под ноги, притаптывая его ботинком.

– Видишь, что получилось? – старческая рука кладет остывшую оплавившуюся массу с острой режущей кромкой на стол. – Почти что лезвие. Потому и не разрешали. А «Приму» с «Астрой» не все курить могли. Вот и согласны были последнее отдать... – Бывший «рекс» ненадолго замолкает и, пожевав губами, продолжает доверительно: – Такса у нас была: все – в четверную цену. Конечно, деньги нам тоже часто давали, но не все деньги умели в камеру через шмон проносить! Вещи хорошие предлагали, часы там, украшения золотые, у кого при шмоне не отмели. Лучше всего зимой было: «бобры», то есть богатые зэки, ондатровую шапку на шесть пачек чая меняли, новая дубленка за несколько блоков сигарет и пару бутылок водки могла уйти! Все это потом через комиссионки сдавалось – квитанции не на себя, конечно, оформляли, а на родственников. Само собой, делиться приходилось со многими: как ты дубленку из тюремного блока на волю пронесешь? И делились... Но все равно было выгодно – наши ребята за полгода новые «Жигули» себе покупали.

– А не боитесь мне такое рассказывать, Иван Алексеевич? – с легким укором осведомляется собеседник.

– А чего мне бояться? И никакого секрета особого я тебе не рассказал. Все это и так знают. Всегда, в любой тюрьме охранники брали, берут и будут брать... И бороться с этим бесполезно – мы-то тоже начальству немалые деньги отстегивали. А те тоже со своим начальством делились. Я-то знаю, что говорю...

ИЗ СПРАВКИ-МЕМОРАНДУМА МИНИСТЕРСТВА ЮСТИЦИИ:

В учреждениях Главного управления исполнения наказаний ежегодно фиксируется в среднем до 4000 – 4500 внеслужебных, несанкционированных контактов персонала СИЗО, ИТУ и заключенных. Более 25 процентов сотрудников увольняется, не проработав и года...

За окном холодно, вьюжно, и сквозь обледеневшее стекло видно, как ветер кружит сухой снег под фонарем. Изредка по пустынной улице проносятся машины, унося за собой морковно-красные фонари габаритов. Магнитофон на третьем этаже наконец стих. Половина третьего – видимо, студенты, отгуляв положенное, уснули.

Иван Алексеевич неторопливо подливает в граненый стакан остывшей заварки и, отхлебнув, вновь закуривает «беломорину».

– Иногда, конечно, начинался мертвый сезон, когда ни копейки не брали. Видели, что опасно. Потому что среди наших «рексов» стукачей немало случалось – сами не брали и другим не давали. Начальству-то тоже надо было коррупцию в своих рядах разоблачать. А то неправдоподобно получалось: бутырский «спец», хлебное место и – ни единого взяточника. Но мы стукачей быстро вычисляли и выживали потихоньку. А вообще, я лишь два случая помню, когда на наших круто наехали. Оба раза в девяносто четвертом. В ноябре на «спецу» тепло на несколько недель отключили, а грузинские воры, которые у нас сидели, в отместку очередную «разморозку» устроили.

– А как?

– Да просто! Разослали всем свои письма, это у них «малявы» называется, чтобы арестанты козлов-баландеров гнали в шею, а «дачки» с воли совсем не брали. Прикидываю, что потом на Краснопресненской пересылке сделали с теми, кто отказался воров поддержать. Представляешь, Андрюха, больше четырех тысяч зэков в одно утро от пайки отказалось. Мол, объявляем массовую голодовку, пока нам нормальные условия не создадут. По тем временам такое только на Западе было. Приехала комиссия, как водится, нашла недостатки, устроила вздрючку... Ну, несколько человек выгнали. Это – второй раз. А первый раз куда хуже было. Ты о таком «Банкете в Бутырке» никогда не слыхал?

– Не-ет, – непонятливо тянет напарник, внутренне удивляясь редкой несовместимости понятий «Бутырка» и «банкет».

– Ну-у-у... – тянет Иван Алексеевич. – Что ты, такой скандал получился. У нас потом в течение года половину штата сменили. Кого – якобы по собственному желанию, кого на пенсию досрочно, как меня... Двоих под суд отдали. А история известная, потом все газеты о ней писали. Кагэбэшный спецназ Бутырку штурмом брал. Неужели не слышал?

ИЗ ОПЕРАТИВНОЙ ИНФОРМАЦИИ МОСКОВСКОГО РУОПА:

Источник сообщает, что 20 мая в 23.00 группа преступных авторитетов соберется у здания СИЗО № 2 ГУВД г. Москвы и попытается незаконно проникнуть в тюрьму. Цель визита – навестить некоторых подследственных и передать им продукты, спиртные напитки и наркотики. Возглавит группу вор в законе по кличке Сибиряк, который имеет предварительную договоренность с администрацией СИЗО № 2. Предполагаемое количество участников встречи – 30 – 40 человек.

ИЗ МАГНИТОФОННОЙ ЗАПИСИ ЧАСТНОЙ БЕСЕДЫ С В.А., В НЕДАЛЕКОМ ПРОШЛОМ – ОДНИМ ИЗ КРИМИНАЛЬНЫХ АВТОРИТЕТОВ МОСКВЫ, НЫНЕ — ПРЕУСПЕВАЮЩИМ БИЗНЕСМЕНОМ (по просьбе собеседника авторы не называют его фамилию)

Ну что значит как узнали... В РУОПе ведь тоже не дураки сидят. И агентура у них будь здоров, и прослушка телефонная, и «наружка»... Правда, когда всех повязали, Ленчик Завадский, царство ему небесное, говорил, что это Мансур, Сергей Мансуров, стуканул. Правда, непонятно, зачем Мансуру стучать понадобилось. В газетах потом писали, что якобы РУБОП внедрил в бригаду торговцев «дурью» каких-то сексотов, а у тех торговцев братва наркоту для пацанов, что в Бутырку залетели, брала. (... ) А я думаю, что тут все проще. Сибиряк, когда поездку на «спец» в Бутырку планировал, особо ни от кого своих планов и не скрывал. Хороший человек был, да слишком открытый, слишком доверчивый... А среди тех, кому он рассказывал, запросто мог и стукач оказаться. Да и мобильник Сергея (СИБИРЯКА. – Авт.) наверняка пасли, слушали по полной программе. Так что вариантов много...

(ПУБЛИКУЕТСЯ С СОБЛЮДЕНИЕМ РЕЧЕВЫХ ОСОБЕННОСТЕЙ СОБЕСЕДНИКА.)

– Короче, сидел когда-то у нас на «спецу» вор Сибиряк. Я его как теперь помню. Сам на допросы водил. Здоровый такой бугай, важный, плечи – что двое моих. Вора этого в Бутырке и теперь добрым словом поминают. Потому что любили его все, и «хозяин» тюрьмы, товарищ Орешкин, бывший музыкант, кстати говоря, и мы, «рексы». Честный такой, открытый, а главное, не жадный: если кого-нибудь из своих подогреть хотел, никогда на деньги не скупился. Уже потом выяснилось, что он не только зэков подогревал, но и наших «рексов» тоже. Короче, закорешился этот Сибиряк с двумя нашими контролерами: Игорем Савкиным и Колей Ерохиным. Они его на допросы к следакам да к адвокату чаще других и водили... И никогда вещи его не трогали. Попробуй обшмонать вора в законе... Знаешь, чем такое закончиться может? Не знаешь? То-то.

ИЗ ПОКАЗАНИЙ ПОДСЛЕДСТВЕННОГО, БЫВШЕГО КОНТРОЛЕРА СИЗО № 2 НИКОЛАЯ ЕРОХИНА:

Когда Липчанского вывозили на суд, контролеры его не обыскивали, так как он был «авторитетом» преступного мира...

– ... потом Сибиряка этого на волю отпустили, а дружки его на «спецу» сидеть остались. Он и с воли связь с ними поддерживал – друзьям да подельникам сигареты, чай, продукты и водку передавал. Был там еще такой грузин, Шакро его звали... Тоже вор в законе. Представляешь, Андрей, – лицо забыл, фамилию тоже забыл, а вот глаза его до сих пор забыть не могу. Бывало, посмотрит – жить не хочется, словно бетонной плитой придавит, – Иван Алексеевич тяжело вздыхает и, потушив папиросу, продолжает печально: – Не знаю – то ли у Сибиряка к этому Шакро какие-то неотложные вопросы имелись, то ли просто по другу соскучился, но только решил он на бутырский «спец» нелегально наведаться. Меня-то в той смене не было, я вообще на больничном был, и как все произошло, лишь попозже узнал.

ХРОНИКА ОПЕРАЦИИ «БАНКЕТ», РАЗРАБОТАННОЙ И ОСУЩЕСТВЛЕННОЙ СОВМЕСТНЫМИ СИЛАМИ РЕГИОНАЛЬНОГО УПРАВЛЕНИЯ ПО БОРЬБЕ С ОРГАНИЗОВАННОЙ ПРЕСТУПНОСТЬЮ, ФЕДЕРАЛЬНОЙ СЛУЖБОЙ КОНТРРАЗВЕДКИ И СЛЕДСТВЕННЫМ КОМИТЕТОМ МВД РОССИЙСКОЙ ФЕДЕРАЦИИ:

16.04.94. В РУОП поступила информация о готовящемся проникновении в СИЗО № 48/2 ГУВД г. Москвы большой группы криминальных авторитетов.

18.04.94. После проверки информации через агентурные источники, а также посредством технических средств руководство РУОПа поставило в известность о планирующейся акции СК МВД и ФСК.

Вопрос поставлен на контроль директора ФСК и министра внутренних дел.

Московский городской суд санкционировал прослушивание телефонных переговоров гр. С. Липчанского и его близкого окружения.

21.04.94. Совместными силами РУОПа, ФСК и СК МВД создан оперативный штаб, расположенный в приемной начальника следственного управления г. Москвы (окна кабинета выходят на Бутырскую тюрьму).

Начата разработка операции под кодовым названием «Банкет». После детальной проработки нескольких вариантов проведения операции решено остановиться на силовом решении.

29.04.94. Окончательно выработана тактика операции.

Открытая атака СИЗО № 2 силами спецназа исключена, так как она спровоцирует ответную стрельбу охраны, расположенной на вышках и в карауле. Охрана имеет предписание открывать огонь на поражение при любой попытке несанкционированного проникновения на территорию режимного объекта. Исключаются и предварительные переговоры с администрацией следственного изолятора – это обрекает операцию на провал.

Принятый комплекс оперативных действий:

– сведение к минимуму лиц, знающих о предстоящей операции;

– категорический запрет на любой контакт с администрацией СИЗО № 2 для лиц, информированных о предстоящей операции;

– активизация агентуры силовых ведомств в криминальной среде;

– скрытый контроль за администрацией СИЗО № 2, с привлечением технических средств и службы наружного наблюдения;

– скрытый контроль за лидерами криминальных структур, указанных в агентурном сообщении в качестве участников предстоящего несанкционированного проникновения на территорию СИЗО № 2 – привлечение для участия в силовой акции оперативно-боевого подразделения «А» и сил Специального отряда быстрого реагирования – определение спецсредств для оперативно-боевых подразделений: световые и шумовые раздражители, нервно-паралитический газ, электрошокеры – детальный анализ режима охраны, а также архитектурных особенностей следственного изолятора и прилегающих строений по ул. Новослободской и Лесной;

– возможное задействование плана «Перехват» на случай попытки участников несанкционированного проникновения скрыться;

20.05.94.

– С 13.00 за корпусами СИЗО № 2 установлено наружное наблюдение. Проводится прослушивание служебных кабинетов администрации. Ничего подозрительного не зафиксировано.

– К 20.00 ударные группы, составленные из бойцов «Альфы», рассредоточены вокруг следственного изолятора.

59

— В 22.40 у главного входа в СИЗО № 2 зафиксировано появление подозрительных лиц.

— В 22.45 у главного входа в СИЗО № 2 появились автомобили: «Линкольн», «Мерседес», джип «Чероки», «Мазда», «Форд», «БМВ», «Ниссан». Служба радиоперехвата подтверждает намерение преступных авторитетов несанкционированно проникнуть на территорию режимного объекта.

— В 22.55 группа из двеннадцати человек направилась к воротам режимного объекта.

21.05.94.

– В 00.40 отдан приказ о штурме СИЗО № 2.

Бойцы оперативно-боевого подразделения «А» и СОБРа оцепляют автомобили, стоящие у главного входа в следственный изолятор. Все 22 человека уложены на землю.

– В 00.45 шесть человек из состава ударной группы, используя спецсредства, врываются на территорию СИЗО № 2.

– К 01.10 охрана режимного объекта полностью обезврежена.

– К 3.30 операция «Банкет» полностью завершена. В ходе силовой акции зажержано 34 человека, 7 из которых оставлены в Бутырской тюрьме.

Среди задержанных – вор в законе Сибиряк, коммерческий директор фирмы «Солли» Г. Шаповалов, коммерческий агент МП «Момент» Г. Авилов, коммерческий агент МП «Аякс» М. Леднев.

При обыске у С. Липчанского обнаружен пистолет Токарева и три патрона, у Г. Шаповалова – самодельный револьвер и три патрона, у Г. Авилова – браунинг, у М. Леднева – 65,8 г соломки опийного мака. По оперативным данным РУОПа, Г. Шаповалов, Г. Авилов и М. Леднев относятся к солнцевской преступной группировке.

Среди изъятого – радиостанции, настроенные на милицейскую волну, два мобильных телефона, продукты, медикаменты, дезинфицирующие средства и спиртное.

Также задержаны и взяты под стражу: дежурный помощник начальника СИЗО № 2 Н. Заболоцкий, его заместитель Р. Бондарский, дежурные контролеры И. Савкин и Н. Ерохин.

Иван Алексеевич долго и горестно молчит – видимо, те печально известные события до сих пор не дают ему покоя. В бывшем охраннике борются два чувства. С одной стороны – обида, что после «Банкета в Бутырке» он, в числе многих других, вынужден был уволиться с хлебного места. А с другой – благодарность судьбе, что в ту злосчастную ночь с двадцатого на двадцать первое мая его не было на дежурстве. А ведь он, старый и заслуженный человек, вполне мог оказаться на месте кого-нибудь из осужденных коллег.

Чай в граненом стакане, остывая, подергивается асфальтовой патиной, и бывший охранник, а ныне вахтер студенческого общежития, цедит холодный напиток по инерции, не ощущая вкуса.

– Сергей этот, Сибиряк, вроде бы человек неплохой был, но посуди сам – кому он своим визитом лучше сделал? – наконец подает голос отставной «рекс». – Обидней всего, что из-за этого «банкета» все наши ребята так или иначе пострадали. Да и не только мы – арестанты в первую очередь. Проверками нас замучили, контролем... В каждом, с кем только встречался, стукача подозревал! Тени собственной боялись, по ночам бессонницей мучились. Первые три месяца после того штурма вообще ничего с зэков не брали, что бы те ни сулили. Следственное управление нас крутило, РУОП, «контора»... Новых контролеров набрали, а мы их не знаем – что за народ? Может, специально стукачей подобрали, чтобы нас выпасать. Может, это гэбисты переодетые... На них не написано!

Итог «дня открытых дверей» таков. Приятели Липчанского Авилов и Шаповалов получили за хранение оружия два года лишения свободы условно с испытательным сроком три года. Их товарищ Леднев за хранение наркотиков отделался годом исправительных работ и сразу же был амнистирован. Помощник начальника Бутырки Заболоцкий был удостоен за халатность года исправработ и одновременной амнистии со снятием судимости. А его заместитель Бондарский и вовсе оправдан: он в ту злополучную ночь трудился на так называемом сборном отделении СИЗО и не обязан был следить за преступными контролерами.

И лишь контролеры Савкин и Ерохин, обвиненные в превышении власти и признавшие свою вину, приговорены к реальным срокам наказания — к году лишения свободы каждый. Но они уже отсидели свой год под следствием, и потому суд даровал им свободу. Как лица судимые, работать в тюрьме они уже никогда не будут.

Милиционеры мечтали превратить дело бутырских тюремщиков и их гостей в образцово-показательный судебный процесс. Этого же хотел и начальник СИЗО Александр Волков. Но главные действующие лица отделались, можно сказать, легким испугом. Да новый Уголовный кодекс и не предусматривает для них строгого наказания ...

«Коммерсант-Дейли», 20.10.1996 г.

Иван Алексеевич тяжело поднимается из-за стола, подходит к окну, одергивает занавесочку и невидящим взглядом смотрит на пустынную ночную улицу.

– Да и журналисты эти, щелкоперы гребаные, года полтора на каждом углу трубили: коррупция, взятки... Мол – за деньги в тюрьме все можно купить... Ну и хорошо, что можно. Хуже было бы, если бы нельзя. Кому плохо станет, если я зэку пачку чая, спичечный коробок анаши или бутылку водки продам? Они там в камере чифиря себе заварят, водки выпьют, папиросу с анашой по кругу пустят – глядишь, и мозги от долгого сидения за решеткой не закипят. И мысли дурные в голову не полезут: бунтовать, вены себе резать да голодовки устраивать. Да и нам хорошо, потому что выгодно... И все довольны. Как и эти лоботрясы-студенты, которые у нас с тобой водку по ночам покупают. Думаешь, зарплата у охранников высокая? Или льготы какие-нибудь особенные предусмотрены?

ИЗ СПРАВКИ-МЕМОРАНДУМА МВД:

Работа контролера в следственных изоляторах входит в десятку самых опасных для жизни. По оплачиваемости сотрудники следственных изоляторов и ИТУ – на одном из последних мест в системе МВД.

На выцветшие, прозрачно-голубые стариковские глаза вновь наворачиваются слезы. Иван Алексеевич неторопливо достает из пиджачного кармана скомканный клетчатый платок, разворачивает его и, утерев глаза, долго и обильно сморкается. Слушатель сочувственно смотрит на рассказчика и, понимая, что монолог этот затронул самое больное место бывшего вертухая, не задает никаких вопросов.

Иван Алексеевич прячет платок в карман и, с шумом отодвигая стул, усаживается на прежнее место.

– Теперь от старых кадров в Бутырке почти никого не осталось. Прежних контролеров потихоньку убрали, новых поставили: думали, молодые брать не будут. Ага, не будут! Куда больше нашего дерут! Да беспредельничают, чего у наших никогда не случалось. Видят, что арестант, который не сегодня-завтра на суд да на пересылку идет, не в авторитете... Ну, в смысле – не бандит и не вор. Возьмут у него деньги, а потом еще и кинут. Мол – какие деньги? Мы их у тебя при шмоне отмели, как по закону и положено. При нас такого не было... Вон, знаю я одного опера-старлея: пять лет на Бутырке проработал, потом уволился... И что ты думаешь? Уже несколько бензоколонок держит! За какое лавэ, спрашивается?!

– С деньгами везде хорошо! – глубокомысленно заключает напарник.

— Без денег плохо ... — в тон ему кивает Иван Алексеевич. — Вон недавно знакомого встретил, на «Матросске» теперь... Знаешь, что там для всех этих бандитов, убийц и прочих «новых русских» придумали? Не знаешь? «Камеры страховой медицины»... Тьфу! Какая-то фирма выкупила «хаты», сделала в них евроремонт... Холодильник, телевизоры спутниковые, микроволновки, душевые. Все удовольствие – пятьсот рубчиков в сутки. Спрашивается – простой работяга, который за драку суда ждет, может себе такое позволить? А эти, кровопийцы и бизнесмены, – могут. Наворуют денег, а потом прохлаждаются с комфортом. И контролеры с них ни копейки не имеют, потому что все, как ты понимаешь, на законном основании, через кассу. А вообще, сам посуди – куда без нас деться? – с неожиданным надрывом вопрошает говорящий. – «Рексам» безработица не грозит, мы везде, всегда будем нужны: коммунистам, националистам, демократам, либералам... Бандиты, воры и убийцы были, есть и будут во все времена. А значит, во все времена будут и тюрьмы. А какая же тюрьма без охраны?! А вообще, если вдуматься – чем мы от арестантов отличаемся? Что они, что мы – за решетками, в вони этой тюремной. Только зэков после суда на пересылку, на этап и на зону. Срок отмотают или амнистии дождутся – и все, вольный человек. А нам по этим коридорам да по лестницам до пенсии топать... Так-то.

ИЗ СПРАВКИ-МЕМОРАНДУМА МВД:

За время работы контролер следственного изолятора в среднем проходит по коридорам от 5 до 9 км.