Текст книги "Москва тюремная"

Автор книги: Валерий Карышев

Соавторы: Федор Бутырский
сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 19 страниц)

Сотрудники милиции быстренько надиктовали молодому человеку «явку с повинной». Спустя полтора часа двое алкашей, подкармливаемых ГОВД, признались, что видели, как в день убийства Щукин вертелся рядом с гаражом, подле которого расстреляли «Форд» бизнесмена. Но самые замечательные результаты дал обыск в квартире Рыбы. В ящике письменного стола был обнаружен магазин к автомату «АКСУ» с пятью патронами калибра 7,62. Понятые (другие алкаши) с готовностью подтвердили факт изъятия явно подброшенных боеприпасов. Магазин с патронами стал основным вещдоком в уголовном деле по статье 105, части второй, пункта «е», а «чистосердечное признание» и свидетельские показания ханыг – главными аргументами обвинения. Предыдущая судимость по «оружейной» статье серьезно усугубляла положение подследственного.

Спустя полгода состоялся суд. И хотя подсудимый кричал о пытках и фальсификации, вина его не вызывала сомнений даже у защиты. Согласно приговору, гражданин Щукин В. С. получил десять лет лишения свободы с отбыванием срока заключения в исправительно-трудовом учреждении строгого режима.

Правда, спустя полгода криминальная милиция соседнего городка все-таки «закрыла» бандитов, которые признались в расстреле коммерсантского «Форда». Но местные опера грамотно переиграли ситуацию, предложив подследственным взять на себя несколько других «висяков».

Первый опыт обрадовал Макарова. Зарабатывать похвалу начальства за своевременное раскрытие преступления, да еще иметь за это огромные суммы – что может быть лучше?

* * *

Спустя несколько лет в России наступила эпоха так называемых «красных» и «черно-красных крыш». Лидеры оргпреступных группировок из «организованной спортивности» довольно быстро осознали, что отстегивание денег ментам выгодно хотя бы потому, что гарантирует безопасность. К тому же разделение обязанностей между бандитами и правоохранителями способствовало необычайной продуктивности рэкета. Менты по своим агентурным каналам отслеживали потенциальных терпил и собирали на них компромат, иными словами – осуществляли «пробивку». Бандиты занимались силовыми «наездами». Когда же потерпевшие заявляли на бандитов, милиционеры грамотно отмазывали коллег.

Братва, придерживавшаяся старых воровских традиций, была в шоке. «Эти спортсмены из Подмосковья вообще оборзели. На «стрелки» с ментами приезжают на мусорских машинах с мигалками!» – с ужасом пересказывали друг другу татуированные блатюки новые реалии бандитской России.

Дмитрий Иванович был слишком умен, чтобы не влезать в подобные авантюры. Ему было достаточно разовых сумм, которые через начальника отстегивали местные гангстеры. А отстегивали они за все: развал уголовного дела, горячую оперативную информацию, показания агентуры... В то же самое время репутация Макарова оставалась безукоризненной. Профилактические проверки, скрытно устраиваемые УСБ, не выявили ничего противозаконного.

О Рыбе он и думать забыл: не он первый, не он последний...

* * *

Спустя два года Дмитрий Иванович уволился из «органов». Он понимал: сколько веревочке ни виться, а она рано или поздно свивается в петлю. Главным было уйти вовремя. Макаров не жалел ни о десяти годах, отданных милиции, ни о том, что ушел именно теперь и по собственной инициативе. Опасная и трудная служба исчерпала себя, как артезианская скважина или золотоносный слой. Все, что можно было получить от ментуры, Дмитрий Иванович получил: отличную трехкомнатную квартиру, репутацию честного и принципиального офицера, а главное – обширные связи, которые помогли ему в дальнейшем. Да и деньги он скопил немалые...

Милиция стала жизненным трамплином, но ведь на трамплине не принято останавливаться. С него надо прыгать!

Средства, накопленные за время службы в угро, бывший сыскарь осторожно и грамотно вложил в собственное дело. Открыл ООО, оформленное на имя жены, и занялся торговлей продуктами. Старые связи и знание законодательства позволяли быстро наладить коммерцию. Местные гангстеры даже не пытались наезжать – видимо, в знак признания старых заслуг отставного милиционера.

Бизнес шел очень успешно, и уже через год Дмитрий Иванович стал владельцем небольшой сети продуктовых магазинов в Подмосковье. География бизнеса расширялась: Зеленоград, Клин, Люберцы, Подольск...

Вскоре Макаров почти перестал вкладывать деньги в расширение торговли, тратя доходы исключительно на свои нужды. Сперва появилась новая «девятка», затем – не очень подержанный «Мерседес», а через полтора года – новый джип, темно-вишневый «Линкольн Навигатор». Плюс – еще одна квартира в Солнечногорске, предусмотрительно записанная на жену. Плюс – квартира в Подольске, оформленная на тещу. Плюс – квартира в Москве, на Кутузовском, где Дмитрий Иванович и поселился с семьей.

Правда, в 1998 году произошло весьма неприятное событие. В ходе операции «Чистые руки», начатой в органах МВД с подачи тогдашнего министра Анатолия Куликова,    практически    все    милицейское    начальство    было   уволено. Лидеры «организованной спортивности» отправились мотать долгие сроки. Не меньшие сроки получили и многие их покровители.

Уже много позже в городке появилась красивая легенда. Якобы некий ветеран войны со слезами на глазах пришел в московский ГУБОП с благодарностью: мол, якобы милиционеры «вторично освободили город» от бандитской оккупации. Первое освобождение случилось в 1942 году, но тогда оккупантами были фашисты...

Бывший начальник криминальной милиции был осужден за коррупцию. Однако Макарова, естественно, не сдал: формулировка «предварительный сговор» сулила ему куда больший срок!

* * *

В конце того же года Дмитрий Иванович дошел до очевидного: честная коммерция в России невозможна. Бизнесмен успешно избегал частного рэкета, но уберечься от государственного не было никакой возможности.

Именно потому Макаров начал заниматься тем, чем занимаются многие: гнать через магазины «левую», неучтенную продукцию, и прежде всего – «самопальную» водку из спирта осетинского производства. Он предусмотрел почти все: и сертификаты, и бухгалтерию, и даже «двойные» кассовые аппараты. Но ведь абсолютно всего не предусмотришь!

В начале 1999 года к Дмитрию Ивановичу нагрянули опера ОБЭПа. К тому времени у Макарова почти не осталось никаких связей в ментуре: кто-то перевелся в другие структуры, кто-то написал рапорт, а кто-то, как бывший начальник, пошел греметь котелками на ментовскую зону «Красная шапочка», что под Нижним Тагилом.

Борцы с экономической преступностью быстро напомнили бизнесмену главный принцип капитализма: «Делиться надо!.. »

Бывший мент не внял голосу разума.

На чем и погорел.

Спустя неделю налоговая полиция и оперативники отдела по борьбе с экономическими преступлениями обнаружили на подмосковном складе, принадлежащем честному предпринимателю Макарову Д. И., огромную партию водки завода «Кристалл». Экспертиза установила, что водка поддельная. Поддельной оказалось и документация. Пояснить происхождение спиртного бизнесмен не сумел. Этого было вполне достаточно для возбуждения против него уголовного дела. Дело тянулось почти год, и Дмитрий Иванович за взятку получил условный срок без конфискации имущества. Оставалось только благодарить судьбу, что он так дешево отделался. Однако настоящие неприятности были впереди...

Спустя несколько месяцев, проезжая по ночной Москве, бизнесмен сбил одинокого пешехода. Сидевший за рулем Макаров был пьян, свидетелей автоаварии не было, и потому он посчитал за лучшее скрыться. Однако номер его джипа случайно зафиксировала видеокамера наружного наблюдения сберкассы. Зная госномер машины, не составляло большого труда вычислить и ее владельца. Беглый осмотр джипа убедил оперов, что они не ошиблись: разбитый поворотник и вмятина на крыле выдавали владельца с головой. Спустя полчаса милиционеры защелкнули на запястьях бывшего коллеги наручники.

Сбитого пешехода так и не довезли до операционной. Пострадавший скончался прямо в реанимобиле. Это обстоятельство сильно повлияло на судьбу Дмитрия Ивановича...

Ни блестящее милицейское прошлое, ни старые связи не помогли арестованному. Самым неприятным в этой истории стало место заключения, где Дмитрию Ивановичу предстояло провести время до суда. Уже в камере изолятора временного содержания бывший милиционер понял, почему его направляют не в московское СИЗО, а в подмосковное, серпуховское, иногда именуемое «Серпами». И дело не только в переполненности московских тюрем. Следственные изоляторы Подольска и особенно Серпухова зачастую сознательно выбираются для той категории подследственных, на которых следует надавить. Отдаленность от Москвы не позволяет арестантам регулярно встречаться с родными, близкими и особенно с адвокатами. Последнее обстоятельство вносит свои коррективы в следственный процесс.

Уже перед самым отправлением в серпуховское СИЗО Макаров заявил, что он – бывший сотрудник милиции и потому имеет право ожидать суда не в общей камере с уголовниками, а в специальной. В ответ отставному майору равнодушно напомнили, что инструкция ГУИНа на этот счет на бывших сотрудников МВД, прокуратуры, ФСБ, ФАПСИ и судов не распространяется.

– Вот если бы на момент ареста вы носили погоны, – щурился следователь, – тогда другое дело... К тому же у вас уже есть непогашенная судимость. Так что сидеть будете на общих основаниях. Да не волнуйтесь – вы ведь давно уже в органах МВД не работаете. Спросят, кто такой – говорите, как есть: бизнесмен, коммерсант. А кем вы были когда-то, в камере не узнают...

* * *

Следственный изолятор города Серпухова относительно небольшой: не Лефортово, не Матросская Тишина и уж тем более не Бутырка. И порядки здесь куда либеральней, чем в Москве.

В 1992 году в этом СИЗО ожидал решения суда единственный на тот момент чеченский вор Султан Даудов, более известный как просто Султан. По свидетельству очевидцев, власть Даудова была ничуть не меньше, чем начальника СИЗО. Султан сам выбирал себе камеру и, имея доступ к личным делам подследственных, распоряжался, каких соседей по «хате» он желает видеть рядом с собой – в основном это были соотечественники, а также лидеры оргпреступных структур, так или иначе сотрудничающие с чеченской диаспорой (например – Григорий Соломатин, будущий убийца балашихинского авторитета Фрола). В камере Султана стояло несколько японских телевизоров, видеомагнитофон (новые кассеты поставлялись по списку из ближайшего видеопроката), музыкальный центр и мощный кондиционер. Пищу вор получал из дорогого ресторана, регулярно устраивая застолья для сокамерников. По договоренности с администрацией СИЗО, в камеру, где находились Даудов и его «пристяжь», нередко приводились подследственные девушки из женского корпуса. Султан деятельно поддерживал связь с волей, нередко посещался братвой (вор Калина, серпуховский авторитет Абрам).

На протяжении 1995 – 1998 годов в СИЗО г. Серпухова перебывало под следствием несколько сотен «пехотинцев» и лидеров низового и среднего звена солнцевской, люберецкой, измайловской, пушкинской, чеховской, коптевской, курганской, архангельской, новокузнецкой и ореховской оргпреступных структур, что позволяет говорить о «столичном» контингенте подследственных. Впрочем, основная часть подследственных арестована по статьям, никак не связанным с оргпреступностью: 112 («Умышленное причинение средней тяжести вреда здоровью»), 131 («Изнасилование»), 133 («Понуждение к действиям сексуального характера»), 158 («Кража»), 166 («Неправомерное завладение автомобилем»), 213 («Хулиганство»)...

Проштрафившиеся перед государством коммерсанты – также нередкие гости в Серпуховском следственном изоляторе. Типичные «бизнесменские» статьи – 177 («Злостное уклонение от погашения кредиторской задолженности»), 179 («Принуждение к совершению сделки или отказа от ее совершения»), 188 («Контрабанда»).

Заехавший на «Серпы» бизнесмен (если это только не уголовный авторитет, который занимается легальным бизнесом) обычно попадает в мужицкое сословие. Если арестант оказывается с понятиями, щедро отстегивает на общак, не запарывает «косяков», то есть не совершает порочащих честного человека поступков, если он к тому же может за себя постоять — такой человек имеет все шансы стать авторитетным «мужиком», и к его мнению будут прислушиваться даже блатные. Многие коммерсанты не забывают о братве, даже выйдя на волю: так, московский бизнесмен Николай С-ов, просидевший в серпуховском ИЗ четыре месяца и выпущенный из-под стражи в зале суда «за отсутствием состава преступления», присылал на тюрьму «грев» для сокамерников вплоть до этапирования их в ИЗ № 77/3, Краснопресненскую пересылку.

Впрочем,  все эти  правила никоим  образом  не  относятся  к коммерсантам, запятнавшим свою биографию сотрудничеством с органами МВД...

* * *

Дмитрий Иванович никогда не считал себя человеком трусливым и малодушным. Во времена лейтенантской молодости Макаров схлопотал девять граммов в плечо: при задержании торговца наркотиками тот неожиданно открыл огонь из пистолета. Но тогда, в момент выстрела, он не успел почувствовать испуга – его перекрывал злой азарт погони.

Но это было давно. Считай – в прошлой жизни...

Теперь же, по дороге на «хату», двигаясь в геометрически правильных перспективах тюремного коридора, Дмитрий Иванович внезапно ощутил в себе безотчетную дрожь. Икроножные мышцы и кончики пальцев предательски задрожали. Неожиданно мерзко засосало в желудке. На лбу выступили крупные капли пота. Язык превратился в комок наждачной бумаги, сухо оцарапав небо.

Лязг открываемой двери – и лицо арестанта окатила волна теплого смрада. Меньше чем через минуту дверь закрылась, и Дмитрий Иванович остался один на один с камерой...

«Хата» была относительно небольшой и, что самое приятное, не переполненной. Интерьеры выглядели вполне типично для провинциальной тюрьмы. Двухъярусные «шконки», параша, умывальник, небольшое окошко, забранное в решетку. В углу – огромный, на полстены, японский телевизор, еще один телевизор поменьше и видеомагнитофон. Рядом с ним – музыкальный центр. У окна – несколько вентиляторов, на столе – закопченный электрочайник...

На «шконках» сидели люди. Заключенных было относительно немного, человек двадцать пять. Из-за жары торсы большинства арестантов были оголены, позволяя рассмотреть вытатуированные на них церковные купола, тигровые оскалы, кресты, цепи и прочие символы трудной жизни в неволе. За столом увлеченно играли в нарды двое: невысокий чернявый типчик с невыразительным мучнистым лицом, напоминавшим недопеченный блин, и высокий мужчина неопределенного возраста, с угрюмой физиономией и телом, сплошь испещренным фиолетовыми наколками.

Наметанный взгляд бывшего оперативника сразу же определил, что любители нард принадлежат к блатным, которые наверняка и держат на этой «хате» масть.

И не ошибся...

Новичок откашлялся в кулак.

– Здравствуйте всем, – произнес он, но приветствие получилось каким-то блеклым и невыразительным.

– Никак первоход, – оценил чернявый, передвигая нарды. Его напарник отложил игральные кости и обернулся.

– Ну, здравствуй... Проходи, не менжуйся.

Дмитрий Иванович сделал несколько шагов вперед и тут же заметил на шее одного из блатных светло-коричневую родинку. И деталька эта показалась бывшему оперативнику, обладавшему отличной зрительной памятью, чем-то знакомой...

Обладатель родинки отодвинул доску в сторону и с интересом взглянул на новичка.

– Ты кто?

– Бизнесмен, – стараясь вложить в собственные интонации как можно больше равнодушия, ответил Макаров.

– Давно закрыли?

– С неделю. До этого на ИВС сидел.

– Поня-ятно. А бизнесом каким занимаешься?

– Да так – трусы-носки секонд-хенд в Америке покупаю, тут продаю, – попытался было отшутиться Дмитрий Иванович.

– Ну и как – успешно?

– Да по-всякому...

– Ладно, ты мне пургу не гони, я те не следак. Со «смотрящим» трешь, – сурово прервал блатарь и, взглянув на собеседника так, что тому сразу же сделалось не по себе, вкрадчиво поинтересовался: – Так чем занимаешься? Только конкретно!

Дмитрий Иванович был краток и деловит. Он честно рассказал и о своей подмосковной сети магазинов, и о ДТП, виновником которого стал.

Макаров говорил спокойно, сдержанно, но все это время, словно завороженный, смотрел на светло-коричневую родинку, темневшую на шее «смотрящего». А блатарь, в свою очередь, не сводил с говорившего тяжелого, придавливающего взгляда...

– Постой, постой, – прервал он новичка, – с магазинами твоими херовыми все ясно. А раньше чем занимался?

– Киоски на рынке держал.

– А до киосков?

– Разрешения и лицензии выбивал, чтобы торговать.

– Да не о том я. Ты ведь не сразу бизнесменом-то родился. Кем раньше-то был?

– Работал.

– Где?

Макаров промолчал. К своему ужасу, к концу беседы он уже узнал обладателя светло-коричневой родинки на шее. Да, тот самый Щукин В. С., которого он когда-то бросил в мутные воды исправительно-трудовых учреждений, выплыл в самом неподходящем месте в самое неподходящее время. Правда, годы, проведенные Рыбой за колючей проволокой, остались за кадром, но, судя по татуировкам, в местах не столь отдаленных бывший клиент обрел немалый авторитет. Да и статус «смотрящего» свидетельствовал о многом...

– Так где ты работал?

Этот вопрос вновь остался без ответа.

Неожиданно блатной пружинисто поднялся и, неторопливо шагнув вперед, произнес – но не первоходу, а братве, сидящей на шконках:

– Пацаны! Вот он – мусор.

– Где?

– В натуре отвечаю! Барбосом в уголовке служил!

– Во бля, делов! – воодушивилась братва, и Дмитрий Иванович буквально физически ощутил флюиды ненависти.

– Братва, тихо! Я говорю, – немного повысил голос Щукин, и сокамерники стихли. – Когда-то эта гнида поломала мне жизнь. Он тогда опером работал, серый макинтош носил... Там местные спортсмены коммерса вальнули, а он на меня ту мокруху повесил... Помнишь, как ты, марамойка гребаная, меня током пытал? А как валенком с песком по ребрам бил – помнишь? А «слоника», когда противогаз на меня надевал и шланг пережимал? А как я в укрутке «ласточкой» в твоем кабинете валялся? А как потом «явку с повинной» диктовал?

Дмитрий Иванович не ожидал этой встречи. Физиономия бывшего оперативника в одночасье сделалась серой, будто вылепленной из глины. Он был готов к любому повороту событий, но только не к такому. Да, все правильно: земля круглая, мир тесен. Но чтобы мир оказался тесным настолько, смог уменьшиться до размеров тюремной «хаты» ...

А «смотрящий» продолжал:

— Ты меня еще спрашивал, где я был в ту ночь, когда коммерса вальнули. У биксы я одной был, у соседки, да по молодости палить ее не хотел. А ты ... Автоматный рожок мне какой-то подсунул. Лжесвидетелей нанял. Я в тот год в институт хотел поступать, на детского врача учиться! И поступил бы! Ты понимаешь, блядь ты мусорская, что ты мою жизнь искалечил?! — И, не в силах себя сдержать, Щукин смачно плюнул в лицо бывшего милиционера.

Тот был обескуражен настолько, что даже не вытер плевок, и слюна, стекая по лицу, повисла на его кончике носа.

— Да че с бычьем этим рогатым базарить! — Неожиданно в руке чернявого типчика блеснуло «весло», то есть заточенная ложка. — Валить его на хер!

Спустя мгновение Макаров наверняка бы хлюпал кровавой жижей на цементном полу, но Рыба, мягко и властно перехватив татуированную руку с лезвием, произнес:

– Погоди, Шпала, это для него слишком просто. Мы с ним по-другому разберемся... И вообще – надо, чтобы все было по правилам.

«Смотрящий» неторопливо подошел к окну, выключил вентиляторы и крикнул громко:

– Тюрьма, слушай! Это Рыба, из сорок девятой «хаты». На нашу «хату» заехал мусор. Че присудишь?

За свою милицейскую карьеру Дмитрию Ивановичу приходилось выслушивать немало угроз и пожеланий. Но столь замысловатых и изощренных, как теперь, он еще никогда не слышал.

Перекрикивая друг друга, братва из других камер советовала Рыбе все, на что способна арестантская мысль, обогащенная искренней ненавистью к органам правопорядка. Совет лишить мусора девственности был самым мягким.

– Да че советоваться? – возмущался Шпала. – Мент – он и в Африке мент. Валить вафла, и всех делов!

– Вот так-то, мусорила... – мстительно произнес Рыба, улыбаясь.

То, что произошло через несколько минут, навсегда запомнилось Юрию Ивановичу.

Сильнейший удар в голову – и Макаров отлетел к параше, неуклюже встав на четвереньки. Во рту сразу же сделалось солоно и гадко, из разбитой нижней губы потекла кровавая слюна, но первоход так и не успел ее вытереть. Чьи-то сильные руки крепко сжали Дмитрия Ивановича в стальных объятиях. Кусок мокрой простыни, свернутой тугим жгутом, прочно связал ему ноги и запястья за спиной. Вывороченные назад руки, словно вздернутые на средневековой дыбе, были готовы выскочить из плечевых суставов.

Арестант даже не сопротивлялся. Сперва его долго били кулаками – по лицу, шее и груди, затем принялись бить ногами. Спустя минуту свитер, брюки и белье были разодраны в клочья. Неожиданно истязатели резко наклонили его вперед, раздвинув при этом ноги, и Макаров почувствовал в заднепроходном отверстии внезапную резкую боль.

Но и это было еще не все. Неожиданно арестант ощутил, что его избитое, окровавленное лицо прикасается к какой-то гладкой и влажной поверхности. Он с трудом разлепил уже отекшие глаза, но так ничего и не рассмотрел. Правда, обоняние сразу же различило резкий, острый запах дерьма и мочи... Послышался характерный звук смываемого унитаза, и на голову низвергся целый водопад. Спустя минуту мокрую, всклокоченную голову Макарова извлекли из унитаза-параши.

Еще несколько ударов – и бездыханное тело бывшего майора МВД затолкали под нары рядом с парашей, на так называемый «вокзал».

* * *

Макаров провалялся под нарами два дня. Покидать «вокзал» не представлялось возможным: во-первых, не оставалось сил, во-вторых, было очень страшно. Мало ли что придет в голову безжалостным уркаганам?!

И лишь на третий день, почувствовав острый приступ голода и желание облегчить желудок, Дмитрий Иванович осторожно вылез из-под «шконок».

Сокамерники, занятые своими делами, не обращали на него внимания. Осторожно, стараясь не привлекать к себе внимания, Макаров подошел к параше и опростился. Затем крадучись подошел к двери и, метнув в сторону блатных «шконок» затравленный взгляд, постучал.

– Хочешь из «хаты» ломануться – твое право, – неожиданно прозвучал голос «смотрящего», и Дмитрий Иванович, готовясь к самому страшному, вжал голову в плечи. Впрочем, на этот раз репрессий не последовало, Щукин только предупредил: – Только если нас запалишь – тебе уж точно не жить...

Через несколько часов бывшего милиционера отвели в другую камеру. И спустя десять минут Макаров понял: лучше бы он оставался на прежнем месте... «Малява» об опущенном мусоре, который выломался из «хаты», уже пошла по всем «Серпам».

«Смотрящим» этой «хаты» был грузин Симон, и его ненависть к сотрудникам МВД, пусть даже и бывшим, превосходила все мыслимые и немыслимые пределы.

Сперва Симон заставил Макарова взять в рот свой член. На случай сопротивления в уши несчастного Дмитрия Ивановича были вставлены заостренные спички.

– Еслы укусыш – будэш глухым, – ласково предупредил «смотрящий». – А тэпэр – сасы, «скрыпочка», чтобы я кончыл...

Делать было нечего – перспектива быть зверски избитым выглядела более чем реальной, и потому пришлось подчиниться. Симона сменил его кент Тенгиз, тоже грузин, того – еще один кент, затем – еще... Затем Юрия Ивановича поставили раком и, повесив ему на спину порнографическую открытку, отымели анально. Во время принудительного акта блаженствовал и камерный онанист по кличке Ломоносов (названный так еще на «зоне» за то, что три года проонанировал на «сеанс» картинку с изображением великого русского ученого, даже не зная, кто это такой).

В камере нашлись иголка и тушь, а Тенгиз оказался неплохим «кольщиком». И уже к вечеру под нижней губой «акробата» синели, грозясь нарывом, две разляпистые синие точки; классические татуировки «вафла».

– Жалко, што тушы болшэ нэту, – задумчиво прокомментировал Тенгиз, – мы бы эму на жопа улэй с пчолками накололы... Красыво, правда?

Так продолжалось четыре дня. Удивительно, но всю эту неделю Макарова ни разу не вызвали ни на допрос к следователю, ни на встречу с адвокатом...

На пятый день Дмитрий Иванович не выдержал. После прогулки он категорически отказался возвращаться в камеру, за что был избит контролерами...

ЗАЯВЛЕНИЕ

В Московскую областную прокуратуру от подследственного Макарова Дмитрия Ивановича

Копии: в Комиссию по правам человека Государственной думы, в редакции газет «Правда», «Известия», «Московский комсомолец».

Я, Макаров Д. И., уже больше недели нахожусь в следственном изоляторе г. Серпухова. За время заключения мне не предъявили аргументированных обвинений и ни разу не дали возможности встретиться с адвокатом. Я расцениваю это как беззаконие и произвол.

(... )

Большую часть сознательной жизни я отдал службе в органах МВД, пройдя нелегкий путь от рядового оперативника до заместителя начальника криминальной милиции.

За время службы я честно выполнял свой гражданский и профессиональный долг, имею ряд поощрений и ни одного взыскания. Несмотря на то что следствию известно, как относится контингент следственных изоляторов к бывшим сотрудникам МВД, меня сознательно бросили в камеру к отпетым уголовникам. Не в силах защитить свое здоровье и человеческое достоинство, я попросил перевести меня в другую камеру, но в другой камере ко мне отнеслись еще хуже. Отношение к бывшим сотрудникам милиции принимает в этом ИЗ самые жесткие, изуверские формы. Я совершенно убежден, что следствие сознательно создает мне невыносимые условия...

(... )

Именно потому я и обращаюсь к вашей комиссии. Мое нежелание мириться с бесчеловечным обращением и постоянным унижением моего достоинства стало причиной того, что 6 марта, после прогулки, я отказался возвращаться в свою камеру. Двое контролеров жестоко избили меня резиновыми дубинками, пообещали натравить на меня собак, после чего бросили на десять суток в самый ужасный карцер. Вся одежда была порвана. По телу – синяки и кровоподтеки, многие из которых гноятся. Медицинская помощь мне не оказывается. Мне не оставалось ничего иного, как объявить голодовку. С 9 марта меня начали кормить насильно (через зонд).

Принудительное кормление в ИЗ г. Серпухова сопряжено с унижением человеческого достоинства и принимает самые садистские формы. 11 марта мне было сказано, что если я не прекращу голодовку, то пробуду в карцере целый месяц. Но я решил сражаться до последнего...

(... )

Требую незамедлительной встречи с родственниками и адвокатом. Напоминаю, что встреча и с родными, и с защитником положена мне по действующему законодательству. Убежден, что порядки, установленные в наших тюрьмах, не могут иметь места в стране, которая стремится быть демократической.

Макаров Д. И. Следственный изолятор г. Серпухова

Заявление было написано пятнадцатого марта, а девятнадцатого в жизни арестанта произошло событие, о котором он и не помышлял. Нанятый женой адвокат собрал необходимые документы, которые свидетельствовали, что Макаров Д. И. по состоянию здоровья не может находиться в следственном изоляторе, и арестанта освободили под подписку о невыезде.

Тот же адвокат грамотно переиграл ситуацию. За двадцать тысяч долларов был найден «громоотвод», сосед бизнесмена, который и показал: мол, Дима дал мне ключи от тачки, попросил сгонять к приятелю, а я иномарками управлять не умею... Да, сбил пешехода, испугался и удрал. Готов понести наказание.

Вскоре состоялся суд. Мужик-»громоотвод» получил четыре года, которые и отправился отбывать на общий режим. А Дмитрия Ивановича освободили прямо в зале суда...

* * *

Макаров по-прежнему живет в столице. Но теперь его не радует ни собственный бизнес, ни хозяйственная, покладистая жена, ни молодые длинноногие любовницы, ни даже новенький джип, купленный взамен прежнего.

Первое, что сделал Дмитрий Иванович, вернувшись домой, – снял со стены все грамоты, которые получил за время службы в милиции. Следующим шагом была покупка упаковки тонального крема; недавний узник «Серпов» стыдится идти в клинику пластической хирургии, и потому пока вынужден замазывать позорящие его знаки на подбородке по несколько раз в день.

Макаров выглядит испуганным и забитым. В доверительной беседе он рассказал жене, что с ним произошло, но та лишь отшутилась: мол, ничего страшного, как говорится, один раз — не пидарас.

Недавний арестант начисто лишился ночного сна. Иногда под утро он, точно лунатик, тихонько слезает со своей шикарной арабской кровати и забивается под нее, думая, что по ошибке заснул на «шконке» «смотрящего» и что сейчас с ним жестоко расправятся.