Текст книги "Прекрасный белый снег (СИ)"

Автор книги: Валерий Арефьев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 22 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]

День этот, и этот снег, пусть даже и первый, как и большинство других, таких же прекрасных зимних дней, Светка, конечно, не запомнила бы тоже, и этот чуть обжигающий с непривычки щёки и пальцы на руках морозец, и яркое над нетронутым ещё снегом солнце, и играющие в снежки напротив школы мальчишки, всё это уже случалось в её жизни и повторится ещё не раз, не два, и даже не двадцать два. Но именно сегодня, в этот первый, почти уже зимний день, произошло нечто, запомнившееся ей надолго...

После уроков, когда Светка и две её подружки-одноклассницы вышли из дверей школы, в маленьком скверике напротив, через который пролегала дорога к её дому, в самом разгаре шла битва на снежках, между мальчишками из их класса и параллельного класса Б. И хотя, такой уж прямо войны между правильными Ашниками и Бэшниками-хулиганами в действительности и не было: на маленькой тесной Петроградке многие ребята жили в одних дворах, одних домах и даже в одних подъездах, и воевать класс на класс, пусть даже и на снежках никто из пацанов не собирался, круглые белые снаряды, казалось, летели отвсюду сразу. Прячась за деревьями и горкой с радостными криками: «Ааа! Готов!», мальчишки, казалось, пуляли в кого попало, без разбора. И три девчёнки, бегущие домой, конечно, тут же попали под обстрел. Уворачиваясь со смехом и закрываясь на ходу портфелями от летящих со всех сторон снежков они добежали почти уже до выхода, как вдруг, неизвестно откуда вылетевший снежный заряд врезался прямо в лицо Светки, ровно между глаз. Она ахнула от неожиданности, поскользнулась на каком-то склизском под мокрым снегом корне, или на прошлогодней сухой ветке, выронила портфель и взмахнув нелепо руками под радостный смех воюющих сторон растянулась чуть ли не в шпагате на снегу. Из портфеля на снег посыпались книжки, тетрадки и карандаши. Это не было больно, совсем, только, показалось ей, какие-то маленькие искорки брызнули из глаз, и сразу же выступили слёзы. И даже не от боли, от обжёгшего внезапно снежного удара. И ещё, наверное, от неожиданной обиды. За что они её так? За что? Светка сидела на снегу и непрошенные, предательские слёзы сами вдруг, без всякого желания потекли у неё из глаз. То ли от обиды, или она просто устала за последние недели от прибавившихся уроков, бесконечных брусьев, бревна и хореографии. А может новый тренер, к которому её так неожиданно перевели пару недель назад, может в этом было дело? Светка и сама ещё того не понимала. Появилось только, почти ниоткуда, вдруг, ощущение усталости и какой-то никчёмности того, чем она с такой страстью занималась целый год. Светка сидела на снегу и тихонько подрагивая плакала как маленькая дура.

К ней подошёл мальчишка, толстый и краснощёкий, имени его она не знала, поняла только, что он из Бэшников. Весёлый смех и улюлюканье внезапно прекратились, на площадке в маленьком скверике стало тихо.

– Ну что ты, – сказал он, – Больно? Я не хотел, честное слово. Случайно получилось. Извини, я не нарочно, – он наклонился над Светкой, – Не плачь, пожалуйста, – и протянул ей руку в мокрой варежке, – Поднимайся.

Она вытерла глаза ладошкой, отпихнула его руку, и всхлипывая ещё, скорее по инерции, начала отряхивать пальто.

– Да я правда, не нарочно, – он и сам чуть уже не плакал. Прости, я не хотел, – он поднял её портфель, сложил обратно учебники, тетради, протянул ей: – Вот, держи. А я тебя знаю. Ты Света, из второго А. А меня Коля зовут. Я здесь недалеко, на Саблинской живу. Рядом с рынком. А ты?

– Дурак ты, Коля, – пальцем у виска покрутила ему Светка. – С рынка. И не лечишься.

Она взяла портфель, посмотрела, не осталось ли на снегу ручек или карандашей, и не найдя больше ничего, развернулась и пошла к дому не оглядываясь. И только почти уже у самого подъезда, словно что-то почувствовав спиной она оглянулась наконец, и тут же заметила толстую, в сереньком, узком не по плечу пальто неуклюжую фигуру, плетущуюся грустно в отдалении.

Дома Светка умыла солёное ещё от слёз лицо, наскоро пообедала и села за уроки. К шести она должна была быть в зале на Аптекарском, на тренировке.

Глава третья

Как-то в начале ноября, вспоминала Светка, вечером, уже после занятий, тренер попросил её задержаться ненадолго. Она умылась, переоделась, и выйдя снова в зал уселась сбоку, рядом с выходом, на маленькой скамейке. Минут через пять к ней подошёл её любимый тренер, и с ним ещё один, в красивом, явно каком-то фирменном костюме с полосками на штанинах и на рукавах. Светка, конечно, видела его уже, и хотя внимания особенного не обращала, однако здоровалась, как и со всеми остальными тренерами в зале. Работал он с девчёнками постарше, как говорили в зале, с основой, с основным составом – теми кто выступал за взрослую команду.

– Ну Светик, вот ты и выросла, – немного грустно улыбнулся её молодой наставник. – Забирают от меня нашу девочку-красавочку. Придётся нам, похоже, с тобой, миленькая моя, расстаться. Хоть и жаль конечно! Вот, сам Михаил Юрьевич тобой интересуется, – он указал на второго, тоже довольно молодого, но всё же явно повзрослее, очень серьёзного на вид мужчину в немного старивших его, смешных каких-то, нелепых черепашьих очках. – Да, Михал Юрич? – Он посмотрел на Светку: – Смотри не подведи! Михал Юрич у нас товарищ строгий!

– Ну что, Света, давай что ли знакомиться? – повернулся к ней Михаил Юрьевич.

"И совсем даже не строгий, – подумала про себя Светка. – Очень даже добрый дядечька..."

Он посмотрел ей внимательно в глаза, улыбнулся:

– Михаил Юрьевич. Твой новый тренер. А твоё имя, как видишь, мне уже известно. Ну что, вместе поработаем? Чемпионку из тебя делать будем... С завтрашнего дня... Олимпийскую... Ты как, не возражаешь?

Светка, конечно, не возражала. Как вообще она могла хоть что-то возражать старшему тренеру ставшего ей уже родным Зенита? И хотя расставаться с привычным, полюбившемся ей за прошедший год молодым наставником со значком мастера спорта на груди ей было страшно жалко, здесь её ответственный характер всё же взял своё. "Раз надо, значит надо, – подумала маленькая Светка. – А вдруг получится?" И уже со следующего дня они приступили к тренировкам...

Однако, как очень скоро выяснилось, подготовка олимпийской чемпионки оказалась делом вовсе не простым. Даже будущей, не говоря уж о настоящей, пусть даже и не олимпийской, а хотя бы Ленинграда. Занятия у нового тренера разительно отличались от того, к чему она привыкла за прошедший год. С тем, первым, всё у Светки шло легко и непринужденно, вся их тренировка укладывалась часа в полтора, не больше. Теперь же раньше девяти из зала она не выходила. Бесконечные, казалось, повторения новых сложных элементов к результатам отчего-то никак не приводили, а когда, после месячной долбёжки, у неё всё же хоть что-то получалось, результат уже не доставлял той радости, какую она ещё недавно испытывала, научившись чему-то новому. Вскоре ладошки маленького Светика покрылись жёсткими как наждак мозолями, плечи развернулись, и фигуркой, со спины, она больше стала походить на мальчика-гимнаста, чем на девчушку второклассницу. Из зала Светка выбиралась уже в полной темноте, и добравшись наконец до дома мечтала только об одном – доползти поскорее до кровати. Даже ужинать отчего-то, ей толком не хотелось.

Тренер её, Михаил Юрьевич, любил ставить перед своими воспитанницами, и перед собой конечно, по настоящему грандиозные задачи. Работать, так сказать, по плану и на перспективу. Всё у него было расписано заранее: вот сейчас, пока зима, мы быстренько осваиваем второй взрослый (третий разряд он отчего-то решил пропустить за ненадобностью, видимо считал эту ступеньку лишней в карьере будущей олимпийской чемпионки), и выигрываем, непременно выигрываем, никакие иные места в его планы не входили, весеннее первенство Зенита. «Да там и соревноваться-то тебе не с кем, Света, – говорил он Светику, – ну ты сама-то погляди! Неумехи одни! Коровы-переростки!» Затем, в мае – чемпионат Ленинграда. «Вот тут, конечно, будет посложней. Придётся постараться. В Динамо тоже сильные девчёнки. Но ты сможешь, Светик, знаю. Я в тебя верю, Светик.» И Светик старался, изо всех сил старался, очень уж не хотелось ей огорчать Михаила Юрьевича. Затем, летом, предполагалось освоить первый взрослый и с ним выходить уже на уровень сборной Ленинграда. Далее в грандиозных планах её наставника непрерывной чередой значились победы во всевозможных чемпионатах и первенствах уровнем повыше, и наконец, где-то вдали, чистой сверкающей вершиной – чемпионат Союза. Здесь, как ни странно, в виде исключения конечно, допускались и вторые, и даже третьи места, сам уровень подобных мероприятий, как-никак, первенство всего Советского Союза, предполагал всё же, наличие вполне достойных конкуренток будущей звезде Олимпиад. Дальше Михаил Юрьевич заглядывать отчего-то не решался...

Как-то незаметно, но очень быстро за ней закрепился довольно странный для восьмилетней девочки имидж – авансом выданное звание будущей олимпийской чемпионки. Казалось, все вокруг только о том и говорят, что о её таланте. На маленького Светика, однако, это подействовало совсем не так, как вероятно ожидал её новый, столь амбициозный тренер. С одной стороны ей это, конечно, было и лестно и приятно: кому же не понравится, когда на тебя смотрят как на настоящую маленькую звёздочку, с другой же – немного раздражало и даже чуть пугало. «Ну какая из меня, – думала она иногда, засыпая по ночам, – какая чемпионка? Ничего ещё толком не умею. Вон, старшие, такое вытворяют! И ничего. А мне до них как до луны...». К тому же, такое к ней отношение накладывало и дополнительную ответственность, и хотя маленькая Светка о таких сложностях не думала, ответственность эту она всё же ощущала, и очень даже ясно...

Так, в бесконечных тренировках прошли и ноябрь и декабрь, праздничными весёлыми огнями отсверкали новогодние ёлки, пролетели одним днём зимние каникулы, надвое разрезанный праздниками январь, за ним короткий, вьюгами февраль, а Светка всё так же приезжала вечерами на Аптекарский, и всё так же, на уставших до мелкой дрожи от бесконечных прыжков, акробатики и хореографии ножках добиралась в зимней темноте, уже одна, без бабушки, до дома. И иногда, не часто, но случалось и такое, она примечала где-то сзади, метрах в двадцати, плетущуюся в темноте толстую фигуру в маленьком, не по плечу пальто. Её это немного раздражало, но и как-то неожиданно приятно холодило где-то в груди и снизу живота. При этом Коля с рынка, как она его назвала про себя, никак себя не проявлял, подойти к ней, заговорить, или хотя бы просто, поднести немного сумку даже не пытался. Она, конечно, не дала бы, но все же, думала она, отчего бы и не предложить? Но нет, ничего подобного не происходило. Выглядело всё это немного странно. Он следовал за ней как тень, в общем-то даже не очень и скрываясь, но хотя бы просто обозначить, чего же всё-таки он хочет, Коля, похоже, решиться был не в силах...

Между тем, время летело, как-то незаметно закончился февраль, дни стали длиннее, солнце по утрам всё чаще заглядывало в Светкино окошко, и вот уже побежали первые ручейки из под серых от машинной гари, слежавшихся сугробов, настойчиво и громко, словно призывая будущее лето запели-зачирикали птицы во дворе, и бесконечная казалось бы, тёмная зима от которой Светка устала страшно, наконец закончилась. Дорога к дому, из зала, уже не казалась такой длинной, домой она возвращалась ещё засветло. Медленно, но неотвратимо наступала настоящая весна.

Училась Светка по прежнему на одни пятёрки и четвёрки, проблем в школе у неё не возникало, и мама на родильских собраниях от её учительницы слышала только похвалы. Уроки Светка старалась сделать ещё в школе, на переменках, и пока одноклассницы прыгали на одной ножке через нарисованные мелом на паркете в рекриации квадратики, она успевала осилить домашку по только что закончившемуся предмету. На дом ей почти ничего не оставалось, и она вполне могла выйти из дому на целый час раньше чем обычно.

Тренировка у Светика начиналась ровно в шесть, но Михалюрич случалось и задерживался, бывало минут на пятнадцать, иногда на полчаса, и девчёнки частенько разминались без него. В Зенит теперь Светка старалась приходить пораньше, ей хотелось посидеть тихонько на дорожке в уголке зала, спокойно, ни на что не отвлекаясь размяться, потянуть шпагаты, и пойти, пока никого нет и никто её не подгоняет, на своё любимое, обтянутое мягким ковролином низкое брёвно, одним концом упиравшееся в мягкую гимнастическую яму для соскоков и с двух сторон застеленное толстыми поролоновыми матами. Что ей делать, Светка знала, она придвигала маты плотно, сверху, вровень с поверхностью бревна укладывала ещё по паре упругих, жёсткой, прессованной поролоновой крошки матов, прохаживалась для начала вперёд-назад с поворотами на одной ноге, и начинала отрабатывать перевороты вперёд, назад, потом рондаты, фляки, сальто назад, и наконец, рондат-фляк и сальто прогнувшись в яму, именно так Светка заканчивала свою комбинацию. Ей просто хотелось всё это спокойно повторить на маленьком бревне, пока её не загнали на высокое. Высокое бревно Светка не любила...

Вскоре подтягивались и другие девочки, те кто помладше сразу раздевались и маленькой кучкой собирались в дальнем углу зала, на ковре, те же кто постарше, обычно выглядывали в зал, и не найдя глазами тренера подмигивали Светику:

– Привет, шкода! Трудишься?

Светка согласно кивала головой, привет, мол, тружусь.

Далее обычно следовал вопрос:

– Бюстгальтер здесь?

Иногда впрочем, это звучало как "бухгалтер", а случалось и просто:

– Привет, мелочь! Моня в зале?

Дело в том, что Михаил Юрьевич имел довольно странную фамилию – Бегельтер. Михаил Юрьевич Бегельтер, так его звали, или, как часто называли его за глаза старшие девчёнки, Бюстгальтер Моня, а иногда и Бухгалтер Мойша. Возможно за его дурацкую привычку вечно всё на свете распланировать, "Чтобы злиться потом, когда не выйдет нифига" – шутили зло старшие девчёнки, а может просто, не так уж они и нежно его любили, как поначалу могло показаться со стороны...

Методами воспитания своих подопечных старший тренер женской команды по гимнастике ленинградского Зенита хоть и не сильно, но все же отличался, и довольно выгодно от своих, так сказать, братьев и сестёр по оружию, других тренеров, мужчин и женщин из этого и из многих других гимнастических залов Ленинграда и всего Советского Союза. Недаром он был старшим тренером а не каким-то заурядным мальчишкой-тренеришкой с вечной застенчивой улыбкой на физиономии и значком мастера спорта на костюме. И дело тут не в том, что Михалюрич покрикивал, случалось, на своих девчёнок-чемпионок, это в сущности, нормально, ну какой вид спорта обойдётся без эмоций, а то и без крепкого словца? Нет, Михаил Юрьевич буквально парой фраз мог без труда вогнать свою команду в такой животный ужас, что девки беспрекословно лезли на высокое бревно или на брусья, и выполняли там такое... А иногда случалось, правда довольно редко, в самых крайних случаях и желательно без посторонних взглядов, мог и скакалочкой по мягкому месту приложиться... Да как приложиться... Так что девочки, понятно, в Михалюриче душ своих не чаяли, ну и прозвище ему дали соответствующее. Трудно любить кусачую собаку...

Маленького Светика, однако, все эти страсти настоящей спортивной жизни пока ещё не особенно коснулись, всё же, в сравнении с другими она была совсем ещё малышкой, девчушкой с очаровательным лицом и открытой улыбкой светлого маленького ангелочка. Старшие к Светке относились хорошо, никто её не задевал и не воспитывал, даже и не собирался. Скорее даже наоборот, девочки, бывало, подсказывали ей какие-то незначительные вроде, но очень полезные мелочи, которых тренер не знал да и знать не мог по той простой причине, что сам на разновысокие брусья или бревно никогда не залезал, что в общем и понятно. Проще говоря, они делились с ней маленькими гимнастическими хитростями, как и бывает, на самом деле в настоящей команде, среди друзей.

В группе её называли Светиком, Светуликом, бывало, шкодой, иногда, ласково, нашим маленьким Светуёчком. Да и сам Михалюрич сразу как-то выделил её среди других, немного, чтобы, как он сам сказал однажды, девочки не очень ревновали: "Они же, – говорил он иногда, – у нас все с характером, все самые лучшие на свете". А девочки и не ревновали, вовсе, в команде маленького Светика все очень быстро полюбили, её смешная немного, такая наивная и детская готовность всегда прийти на помощь, покладистый характер и одновременно какое-то недетское упорство, временами переходящее в упрямство, старших девчёнок подкупили сразу и безоговорочно.

Глава четвёртая

Михаил Юрьевич оказался прав, весеннее первенство Зенита, по второму взрослому, Светка выиграла легко и даже без большого напряжения, по настоящему соревноваться там ей оказалось действительно и не с кем. Ей торжественно вручили почётную грамоту, очередной маленький будильничек, с большим запасом она выполнила второй взрослый и получила место в Зенитовской команде на предстоящем уже очень скоро юношеском чемпионате Ленинграда.

Весенний чемпионат по гимнастике, на самом деле называвшийся Кубком Ленинграда, обычно проводился в СКА, большом, с двумя трибунами друг напротив друга гимнастическом зале по другую сторону от Зимнего стадиона, недалеко от цирка. На второй день соревнований, на произвольную программу, зрителей собиралось довольно много: родители гимнастов и гимнасток, друзья и подруги – чаще из своего же зала чем из школы, хотя и такие случались тоже; заглядывали бывало и студенты, из Лесгафта – института физкультуры, с кафедры гимнастики, эти обычно сидели отдельными кучками, человек по десять. Но особенное место среди зрителей всегда принадлежало так называемым ветеранам, не старикам-пенсионерам, нет, конечно, молодым ещё парням и девушкам не так давно закончившим свои выступления на гимнастическом помосте. Эту категорию зрителей можно было узнать безошибочно и сразу. Стоя ещё в дверях они внимательно осматривали весь зал, за руку, а иногда и обнимаясь по дружески, здоровались со всеми присутствующими тренерами, затем, найдя глазами своих, таких же "ветеранов", пробирались пожимая руки по пути прочим представителям гимнастической общественности по трибунам, и добравшись наконец, тут же начинали обсуждать, кто первым бежит в магазин и где провести остаток вечера. В общем, народу на произвольную программу набиралось довольно много.

После первого снаряда, вольных упражнений, которые несмотря на трясущиеся поначалу нервно руки она отработала отлично, Светка как-то сразу успокоилась. У неё наконец перестали противно подрагивать коленки и появилась вдруг неизвестно откуда взявшаяся уверенность что теперь-то уж точно всё будет хорошо, и она нигде не упадёт, не растянется, как выражался Михалюрич, ленивой коровой на помосте.

Высокие зрительские трибуны в этом длинном, но не слишком широком зале располагались довольно близко от снарядов, буквально в полутора метрах от акробатической дорожки с одной стороны зала и на том же примерно расстоянии от дорожки для разбега на опорный прыжок с другой, так что зрители сидели совсем рядом, и выступавшие гимнасты и гимнастки могли спокойно поздороваться или перекинуться парой слов с кем-нибудь из знакомых. Но хотя родители маленького Светика сидели во втором ряду, совсем близко, на них, да и вообще на трибуны она старалась не смотреть: лишние эмоции сейчас ей были ни к чему. Только мельком, в дальнем верхнем углу трибуны справа, заметила она своего странного поклонника, Колю с рынка, но заметила и только. Удивлённая мысль: "А как это он здесь оказался?" мелькнула в её головке и тотчас улетела, сейчас ей точно было не до Коли.

Заключительным снарядом в её команде шло бревно, нелюбимое Светкино бревно, с которого она вечно падала на тренировках. Прозвенел гонг, началась пятиминутная разминка, и диктор в микрофон зачитал текущие результаты соревнований. К выходу на последний снаряд Светка, как выяснилось, подошла на втором месте, на первом шла Марина Ковалёва, рыженькая, на год старше Светика девочка из Динамо. Разделяло их всего две десятых балла. "Ну вот, сейчас всё и решится", – как-то отречённо, почти равнодушно подумала Светка поднимая руку судьям: всё, готова. Ощущений своих во время исполнения довольно сложной для неё программы Светка, как ни странно, не запомнила. Осталось только чувство какого-то удивительного полёта, как только она запрыгнула с мостика на бревно она уже не была самой собой. Словно со стороны увидела она, как маленькая стройная девочка безошибочно выполнила свои фляки, сальто, развороты и шпагаты, и только приземлившись в соскок, чётко на сведённые полусогнутые ноги, услышала звонкое, на весь зал, хором: "Стой!!!" И она стояла, стояла не шелохнувшись, сияющая, не сделав даже малейшего шажочка, стояла и улыбалась всему свету...

А потом её обнимали старшие подруги, и тренер, и какие-то другие тренеры жали ей руку, и она подошла к трибуне и её тоже обнимали и целовали счастливые родители, и даже Коля с рынка, спустившись с верхнего ряда, весь красный, немного заикаясь от волнения, сказал ей: "Поздравляю! У тебя всё так здорово получилось!", и она, сама, смутившись вдруг от неожиданности, чмокнула его быстро в щеку: "Спасибо!".

И уже минут через пятнадцать на середину ковра вынесли большой, тремя кубами пьедестал с красивыми оранжевыми цифрами: "1" – на самом высоком, центральном кубике, а также с двойкой и тройкой на двух других, пониже. Затем под марш лётчиков «Всё выше и выше и выше» команды девочек выстроились по периметру на ковре и началась церемония награждения.

В командном зачёте девчёнки Михалюрича заняли второе место, Динамо они всё-таки пропустили, совсем чуть-чуть, буквально на каких-то пару десятых балла. Зато старшая девочка из их группы, тоже Света, Богданова, выиграла первое место среди мастеров спорта. Свете уже исполнилось шестнадцать и всего через год она заканчивала школу, спортивный интернат, куда со временем планировалось перевести и маленькую Светку. В их группе все старшие девчёнки учились в интернате – инкубаторе как они его сами называли, тренировались они по два раза в день, и вечером, с шести и до восьми у них бывала вторая тренировка, немного облегчённая. В Зенит из интерната их привозили на автобусе...

В холле зенитовского зала, слева от гардероба, рядом с раздевалкой, располагался большой красивый застеклённый стенд. Крупными буквами надпись сверху гласила о том, что именно здесь вы сможете ознакомиться с Нашими Спортивными Достижениями. Здесь дети и родители, равно как и все прочие поклонники гимнастики могли увидеть фотографии бывших и нынешних чемпионок всех мастей, грамоты, бесчисленные медали и великолепные сверкающие кубки. Случалось, и маленькая Светочка задерживалась у этих кубков по дороге в раздевалку, буквально на минутку. Она вглядывалась в эту красоту, в эти сияющие кубки и медали, и ей грезились чудные картины: огромные, ярко освещённые дворцы спорта, полные зрителей трибуны, она слышала торжественные марши, видела олимпийские церемонии награждения и счастливые лица победительниц...

Свете Богдановой, с улыбкой поднявшейся на центральный, с цифрой "1" кубик, олимпийский чемпион – динамовец Саша Дитятин вручил именно такой, огромный, с надписью "Чемпионке города Ленинграда", золотом выгравированной в середине, сверкающий в свете ярких ламп серебряный прекрасный кубок. На небольшом судейском столике, рядом, Светка увидела ещё несколько таких же, разве что чуть поменьше, и её маленькое сердечко радостно забилось в ожидании. И вот, наконец, диктор объявил: " По результатам соревнований во втором взрослом разряде среди девушек первое место заняла Светлана...", – и тут он назвал её фамилию. Светка с носочка вышла в середину ковра и поднялась на верхнюю ступеньку пьедестала. За ней, на ступеньки сбоку, поднялись две девчёнки из Динамо, они пожали друг другу руки, и седенький пожилой дяденька – завуч её родного Зенита Николай Васильевич, тоже как оказалось бывший какой-то чемпион, вручил им всем по очереди красивые, в золотой рамке грамоты победителей соревнований, и надел на шею каждой по маленькой, но довольно увесистой медали. Кубка же никакого, как ни странно, Николай Васильевич так и не принёс.

– А кубок? Как же кубок? – наклонившись за медалью немного растерянно спросила у него Светка.

– Поздравляю! Молодец, Светик! Так держать! – улыбнулся ей Николай Васильевич. – А кубок... Попозже кубок будет. Через недельку... Говорят, – приобняв её за шею прошептал он Светке на ухо, – он в чистке. – Подойди ко мне, на следующей неделе...

– Хорошо, – облегчённо выдохнула Светка. – Подойду...

Через неделю выяснилось что кубок переходящий, и его всё никак не может сдать обратно предыдущая победительница чемпионата, а ещё через две оказалось, что он всё же в чистке. Потом Николай Васильевич был занят подготовкой к лагерному сезону, а вскоре и Светик с девчёнками отправились под Лугу, в тот самый лагерь в посёлке Толмачёво, и о кубке наша Светочка почти забыла. Но всё же, иногда, она вспоминала тот чемпионат, сверкающие те, вручённые другим девочкам кубки, и ей казалось отчего-то, что взрослые дяди и тёти её за что-то обделили, и обделили совершенно незаслуженно...

Глава пятая

Михалюрич в лагерь не поехал, с тремя старшими девочками он остался в городе, готовиться к Спартакиаде. Надо сказать, в советские времена, для только ещё подрастающих будущих звёзд – Спартакиады школьников, а для спортсменов постарше – Спартакиады народов СССР, как раз и являлись теми самыми сверкающими заснеженными вершинами, о покорении которых мечтали все без исключения советские школьники и школьницы, имевшие хоть какое-то отношение к более или менее серьёзным занятиям спортом. Спартакиады для советского спортсмена в то время были чем-то вроде маленьких Олимпиад. Проводились они всегда в Москве, но не ежегодно, раз в два года. Взрослые Спартакиады – народов СССР, на протяжении почти двух недель транслировали центральные телеканалы, они предварялись яркими, мало чем уступавшим олимпийским торжественными праздниками открытия, и завершались не менее торжественными церемониями закрытия.

Выступать на Спартакиадах народов СССР могли спортсмены старше то ли шестнадцати, то ли даже восемнадцати лет, теперь Светка этого уже не помнила, и только мастера спорта – ну то есть, мастерами они могли ещё не быть, но соревновались по программе мастеров. А на Спартакиадах школьников, понятно, только учащиеся школ.

В отличие от обычных чемпионатов СССР, куда приезжали команды различных спортобществ всего Советского Союза, на Спартакиадах сореновались сборные республик, а также Москвы и Ленинграда, отдельной строкой приравненные к республикам. И маленькая Светка, как победительница чемпионата Ленинграда тоже была бы в сборной, и вполне могла бы попасть на Спартакиаду и даже что-то выиграть, или к примеру оказаться в тройке, автор этих строк уверен абсолютно: она вполне была способна на такое. Но увы! Увы! Во Всесоюзных чемпионатах, по крайней мере по гимнастике, могли принимать участие спортсмены не ниже первого взрослого разряда. А маленький Светик отличился во втором. По этой именно причине Михаил Юрьевич так торопился с первым взрослым: ему не терпелось увидеть Светку на уровне Союза, начать же он планировал хотя бы с Кубка Волкова, героя-космонавта, проходившего обычно в сентябре.

Итак, тренер маленького Светика в лагерь не поехал, и её, вместе с ещё несколькими девочками, чуть постарше, временно пристроили в группу к Сергею..., вот этого Светка вспомнить толком не могла: то ли Никитичу, то ли Никифоровичу, или фамилия его была Никифоров, а может и Никитин, нет, этого она уже не помнила. Девчёнки называли его Борманом, за невероятную толщину и блестящий лысый череп. Передвигался на своих слоновьих ногах Борман неспешно как медуза, носить своё огромное, килограмм, наверное, под сто пятьдесят тело ему было нелегко. Он страдал одышкой и почти непрерывно вытирал свой, блестящий на солнце капельками пота лысый череп скомканным, поминутно излекаемым с тяжёлым вздохом из заднего кармана носовым платком. Девочки в группе Бормана были как раз из тех кого Михалюрич называл ленивыми коровами, такие обычно не стремятся к великим достижениям, приходят в зал и занимаются скорее по привычке. Да и сам Борман излишними амбициями уж точно не страдал.

Всем своим видом он скорее походил на уставшего от жары гигантского тюленя, морского льва время от времени неспешно обмахивающегося ластой, чем на тренера-гимнаста. Своих воспитанниц Борман никогда не напрягал, не подгонял, ругаться на них или кричать ему было просто лень. У Бормана на тренировках, как очень скоро выяснилось, Светка по большей части была предоставлена самой себе, и ей это очень даже нравилось. Как обычно, с привычным уже для всех упорством крутила она бесконечные свои фляки и сальто на маленьком бревне, почти часами могла не отходить от нижней жерди брусьев, или обложившись матами со всех сторон разучивать большие обороты – солнышко, на возвышавшейся неким подобием турника в дальнем углу площадки верхней жерди. И только акробатику у них вёл отдельный тренер – акробат Юрий Леонидович. И утреннюю зарядку, больше похожую на тренировку, проводил с ними тоже он.

Девчёнки, для начала, пробегали босиком несколько кругов по небольшой, засыпанной песком площадке стадиона, прыгали с места через барьеры, с лёгким, как говорил Юрий Леонидович, хлопочком над головой выпрыгивали из глубокого приседа, и наконец бежали по лесной дорожке на дальнее, километра за три озеро, тоже, конечно, босиком. Пробежки по песку и лесным тропинкам босиком, по мнению Юрия Леонидовича отлично укрепляли ступни ног. У озёра мученье продолжалось: раз по десять они уже почти ползком забирались на высокую, песчаную тоже гору (откуда она только там взялась), и в завершение, измочаленные вконец зарядкой купались в озере. После этой лёгкой утренней разминочки вода казалась тёплой как парное молоко. Домой девчёнки возвращались не спеша: на утреннее построение их уже никто не ждал и в поселковую столовую, на завтрак, они шли не строем вместе с лагерем, а сами, как им вздумается. И это обстоятельство, вместе с купанием в дальнем озере, куда остальным ходить без старших строго воспрещалось, а тренерам казалось что это слишком далеко, вполне компенсировало их ежедневные мученья по утрам.