Текст книги "Горсть песка-12"

Автор книги: Валерий Белоусов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 24 (всего у книги 28 страниц)

Землекоп Н-ского строительного батальона (примечание автора – читателю теперь понятно, о каком строительном батальоне идёт речь и почему нет фамилии героя? Узники ГУЛАГа радостно приветствуют германских освободителей, ага.) в одиночку задержал и в рукопашном бою уничтожил четырёх немецких лётчиков, которые выбросились с подбитого самолёта и пытались скрыться.

Командир одной из пулемётных рот лейтенант Трофимов, находясь в окружении более 8-ми часов и непрерывно ведя бой с противником, отбивал блокировочные группы и несколько раз восстанавливал связь с дотами. Несмотря на превосходство противника, командир пулемётной роты удержал позицию до прихода подкрепления.

В Финском заливе кораблями Военно-Морского Флота потоплена одна подводная лодка противника.

В ответ на двукратный налёт на Севастополь немецких бомбардировщиков с территории Румынии советские бомбардировщики трижды бомбардировали Констанцу и Сулин. Констанца горит.

В ответ на двукратный налёт немецких бомбардировщиков на Киев, Минск, Либаву и Ригу советские бомбардировщики трижды бомбардировали Данциг, Кенигсберг, Люблин, Варшаву и произвели большие разрушения военных объектов. Нефтебазы в Варшаве горят.

За 22-е, 23-е и 24-е июня советская авиация потеряла 374 самолёта, подбитых, главным образом, на аэродромах. За тот же период советская авиация в боях в воздухе сбила 161 немецкий самолёт.

Немцы спускают по 5-10 парашютистов-диверсантов в форме советских милиционеров для порчи связи. В тылу наших армий созданы истребительные батальоны по уничтожению диверсантов-парашютистов. Руководство истребительными батальонами возложено на НКВД.

Финляндия предоставила свою территорию в распоряжение германских войск и германской авиации. Вот уже 10 дней происходит сосредоточение германских войск и германской авиации в районах, прилегающих к границам СССР. 23 июня 6 германских самолётов, вылетевших с финской территории, пытались бомбардировать район Кронштадта. Самолёты были отогнаны. Один самолёт сбит, и четыре немецких офицера взяты в плен.

24 июня 4 немецких самолёта пытались бомбардировать район Кандалакши, а в районе Куолаярви пытались перейти границу некоторые части германских войск. Самолёты отогнаны. Части германских войск отбиты. Есть пленные немецкие солдаты.

Румыния предоставила свою территорию полностью в распоряжение германских войск. С румынской территории совершаются не только налёты немецкой авиации на советские города и войска, но и выступления немецких и румынских войск, действующих совместно против советских войск. Неоднократные попытки румыно-немецких войск овладеть Черновицами и восточным берегом Прута кончились неудачей. Захвачены немецкие и румынские пленные.»

(Сводки Совинформбюро подлинные, в них только чуть-чуть не так…)

Конец третьего дня войны…Всего лишь третьего дня…

Часть пятая. Покров

Праздник Покрова Пресвятой Богородицы. Празднуется 14 октября….

По народному преданию, в этот день на Руси выпадает первый снег….По старинному, дедовскому обычаю на Покров молятся деревенские девушки «Мать Пресвятая, покрой землю Русскую снежком, а меня – женишком!»

И снежок идёт…тихий, неслышный, невесомый…Только где те женишки?

Покров…Земля и небо, соединённые тонкими нитями снежинок…

«Мать Пресвятая! Покрый нас честным Твоим Покровом и избави нас от всякого зла, молящи Сына Твоего Христа Бога нашего, спаси души наша, Владычице, с честными и славными пророки, с верховными апостолы и со священномученники и со архиреии за ны грешныя Богу молися, твоего Покрова праздник в Российской земле прославльшия….Как приколачиваете, ироды? Головой, головой вниз! Недостоин аз, грешный, стойно Господу нашему, головой вверх на Кресте висеть…»

Неукротимый отец Гарвасий, с вырванной клочками бородой, со следами ожёгов сквозь рваный подрясник, грозно сверкает на полицаев из 118 украинского батальона уцелевшим глазом…

Глухие удары…Отец Гарвасий замолкает…Стучит молоток, воздвигается Крест…

Кучка крестьян – детишки, да бабы, да старики со старушками – благоговейно осеняют себя Крестным Знаменем…

Полицай: «Усё зрозумылы, кляты москалики?»

Деревенская старушка, тряся головой: «Всё милок, уяснили…все так всё и поняли – священно– мученик отходит, святой…душенька-то как радуется! Сподобилась я увидеть на старости лет Божьего Угодника!

А что про Олеську ты спрашивал – так на своём болоте она, просила вам передавать, чтобы заходили, не стеснялись, очень, дескать, она вас там ждёт! В любое время дня. И особенно – ночи.»

(«Я надеюсь, они к бабушке зайдут «на огонек»». – пишет мне взыскательный читатель…Ну, пусть зайдут, меланхолически отвечает автор…Ничего технически невозможного в этом нет.)

Ведьмино болото.

Белое поле, сплошь покрытое заснеженными бугорками…среди бугорков – черные промоины, в которые с чуть слышным шипением погружаются косо летящие, редкие снежинки…Тонкие прутики, голые ветки осокорей…

Вокруг – лёгкая белесая дымка…лёгкая! Но в двух шагах уже практически ничего не видно…

И уже битых три часа два человека – члены «Lietuvos laisv?s kovos s?j?dis» Лансбергис и Бразаускас и один полицай, національно свідомий українець, Грицько Тимошенко потерянно бродят в этой лёгкой, ничего не скрывающей, лёгонькой дымке..(хотя по часам командира карательного отряда, оставшегося в деревне, прошло только десять минут, как они направились из деревни к кромке болота…но вы же помните про здешнее время…)

«Эй, рюсски свинья, ти нас куда заффёлл?»

Грицько сильно обиделся (на слово «русский»), но виду не подал, а угодливо изогнулся и сладким голосом пролепетал: «Айн момент, шановни паны!»

Да откуда же ему было знать, куда он их завёл? Ведь землянка клятой москальки, что звалась як жiнка таким чудовiм именем Олеся, была видна прямо от деревенской околицы– только чуть вниз спуститься, пройти через выгон и дальше шагов полсотни по болотине, не больше…

Но сначала они наткнулись на какую-то промоину, долго её обходили, потом путь им преградила речушка с чёрной стоячей водой – откуда она только взялась…А потом Грицько и сам уже ничого не зрозумiв…

А ведь так хорошо всё начиналось…

Грицю записался в батальон УСС, где ему доходчиво объяснили, что он – унікальне космічне явище – бо в космосі більше такого, не існує; и что он – планетарне явище, бо на мает своє місце під сонцем та своє географічне положення на планеті. и что его предки нікуди з цієї землі не зникали, вони були тут вічно. и что его народ – це не брат деяких народів, а – батько та мати багатьох народів (гермафродит, ага!), и что он визнет расу як загально антропо-біологічну різновидність людства, и шо вин за українську Україну, Україна – понад усе, и шо вин підтримае гасло «Україна для українців», а для кого ж ще?

(У автора весеннее обострение? Отнюдь, и не у автора…Сие «Кодекс украинца», автор – Рожнатовський Б.М., кандидат історичних наук, доцент, член ревізійної комісії Київського міського обєднання ВУТ «Просвіта» ім. Т.Шевченка нагороджений медаллю «Будівничий України» ВУТ «Просвіта» ім. Т.Шевченка». Ага, бывший преподаватель с кафедры «История КПСС» местного пединститута… Рассматривается сей опус местной Радой как основа для национальной идеи… какая национальность– западэньска, такая и идея– блядска… Автор ещё много опустил!)

Да, а его супруга Тимошенко Юлия, гарна молодка с косой и повной пазухой цицей, записалась в das Milit?risch Feldbordell,где не покладая рук, не закрывая ротика и не смыкая ног усердно трудилась для укрепления Die Ukrainsko-Deutsche Einheit.

Короче, муж да жена– одна…м-да… были при деле…

А тут вдруг – в первом же поручении– такой облом!

Задумавшийся Грицько вдруг увидел, как впереди выбежала из белесой дымки беленькая собачонка…Это хорошо, значит, жильё где-то совсем рядом…

«Цуцик, цуцик, на, на…йди до мэне, ковбасы дам…»

Но собачка как-то презрительно поглядела на Грицько через плечо и побежала себе дальше…

«Ах же ты, москальска сука…»

Грицько сорвал с плеча маузеровский карабин, прицелился…грохнул выстрел…и он явно увидал, как пуля впилась в бок собачки…вошла как в облако…прошла насквозь, взбив снежную пыль с кочки…

Собачка недоумённо оглянулась на выстрел, села на задние лапы, и как-то издевательски стала чесать себя задней правой лапкой за левым висячим ушком…(«А если бы серебряной пулей? – Да хоть из вольфрам – бериллиевого сплава. Чеснок, осина, святая вода…предрассудки это, внучек! Совершенно не научно. Хочешь, перекрещусь?»)

Оторопелый Грицю оглянулся на своих спутников….а где ж воны?

Никого. Только ветер посвистывает над стылым болотом…только под чёрной водой промоины что-то большое бьётся, рвётся наверх…затихло.

Болото сыто рыгнуло.

И тогда Грицю бросил свой немецкий карабин и побежал, хлюпая в сапогах горячей мочой…

У ближней кочки зажёгся жёлтый глаз с чёрным вертикальным зрачком…Болоту было скучно зимой. Болоту – ещё хотелось малость поразвлечься…

Западный берег Буга. Напротив Цитадели.

déjà vu

Именно так. Немецкий фотокорреспондент устанавливает свою 35-мм «Лейку», чтобы заснять панораму изуродованной, обгорелой, страшной даже отсюда Крепости…

Корреспонденту жутко…перед отъездом, в берлинской редакции, ему поведали о судьбе несчастного военного корреспондента «Ди вермахт» Хабеданка, нон-комбатанта, между прочим… Которого злобные большевики просто заживо съели…

(Во-первых, не съели, а всего только загрызли, абсолютно гуманно и почти безболезненно.

Во-вторых, не большевики, а заставская овчарка Найда.

В-третьих, «Ты красный флаг над таможней видел? Какие тебе ещё нужны предупреждающие знаки?» (с)

О-о-о…эти проклятые bolcshewik…

Достаточно уже того, что корреспондент, доехавший за счёт редакции в комфортабельном вагоне второго класса до польского Terspol, был вынужден там же и выйти – потому что в районе вокзала до сих пор из подземных коммуникаций раздавались выстрелы… Уж что-что не применяли: и угарный газ закачивали, и продукцию «ИГ Фарбениндустен» из баллонов пускали, и заваривали крышки люков…Всё равно звучали выстрелы из каких-то ужасающих винтовок– вроде таких же, как у буров, в Трансваале… но это же варварство… Которые оставляли на немецких чистеньких телах огромные, некультурные дырки…

Имена Putinkin и Medwedew вызывали у немцев уважение и леденящий ужас…

Корреспондент выбирает ракурс сьёмки, замеряет экспозицию, устанавливает диафрагму, подбирает выдержку, смотрит в видоискатель…И даже вспышку на том берегу он успел увидеть…

Я же говорю – déjà vu

Восточный берег Буга. Цитадель. Подвалы оборонительной казармы.

Построенная в середине прошлого века, из несокрушимого красного кирпича – она стояла. Сколько могла…Но даже камни – смертны…

И теперь эти камни – свисают сталактитами…там, где прошлась безжалостная струя огнемёта…

Камни покрыты ранами– от осколков, от прямых попаданий…кажется, что камни ещё кричат…плачут…стонут в смертной тоске…

«Умираю, но не сдаюсь! Прощай, Родина! 20VII-41»

«Нас было пятеро: Седов, Грутов И., Боголюб, Михайлов, Селиванов В. Приняли первый бой 22VI-1941-3.15

Умрём, но не уйдём!

«26 июня. Нам было трудно, но мы не пали духом. И умираем как герои»

«Нас трое москвичей Иванов, Степанчиков, Жунтяев, которые обороняли эту церковь, мы дали клятву, не уйдём отсюда»

«Я остался один. Немцы в церкви, осталась последняя граната, но живым не дамся»

Надписи…надписи…

В сумраке подвала перемещается – именно так…Бредёт…Медленно переставляя ноги…Человек в прожжённой, пробитой, почерневшей пограничной фуражке… в его руке– винтовка со снайперским прицелом…

Человек что-то бормочет…. «Гаврилов…А вот Мохнач…и Клаша рядом…все вы здесь, мои дорогие…один я ещё задержался…»

Внезапно человек насторожился, поднял винтовку…и медленно её опустил…

Хрипло засмеялся…смех сменился надсадным кашлем…

«Ну…здравствуй, Менжинский…я рад, что ты жив…»

Володя: «Ну не то, чтобы жив…но я рад, что жив ты, гражданин начальник»

Лерман: «А-а…да ведь тебя же убили…у Тереспольских ворот?»

Володя, кивая головой: «Убили…и у Тереспольских….и у Бригидских…и у ДНС?5…ну и что…подумаешь, велика важность…убили…Мне ещё рано. Я ещё не все долги раздал. Такие долги – которые не отдать никак нельзя…»

Лерман: «А ты их… продолжаешь…»

Володя, устало: «Чисто символически…»

И показывает символ – заткнутую за пояс ручку от швабры…

Володя: «Ну, я пошёл…ты, начальник, береги себя…и вот чего – иди к Восточному форту – там, говорят, Прапорщик ещё воюет…»

Лерман: «Кныш, что ли?»

Володя: «Да вроде он…или не он? Знаю, что в погонах…ну, прощай…»

И Лерман пожимает его ладонь…холодную, как лёд…

«Утомлённое солнце

Нежно с морем прощалось,

В этот час ты призналась-

Что нет любви…»

Семятиче. Брестский укрепрайон. Позиции 18 отдельного артиллерийско-пулемётного батальона.

 
«В лесу– неслышим, невесом,
Слетает жёлтый лист…»
 

За прошедшие месяцы на берегу Буга выросло по– немецки аккуратное кладбище – на кресты, под рогатыми шлемами образца 1916 года, пошла целая берёзовая рощица…

Чудесное кладбище– ухоженное, чистенькое, с аллейками, все могилки – по рядкам, чинно и благолепно…

А чуть подале– источник, откуда на кладбище поступают новые и новые постояльцы…Дот «Оксана» Брестского УРа…

Расстрелянные в упор амбразуры…кости арматуры в ранах бетонного массива…ДОТ похож на героический крейсер, выдержавший неравный бой с вражеской эскадрой…

И продолжал бы бой– но не бездонны запасы снарядов и патронов…и ДОТ умирает…

На крыше ДОТа – громко-говорящая установка.

«Руссище золдатен! Ви есть храбро сражаться. Немецки официр уважать храбро сражаться! Ви есть убифайт свой командир унд комиссар, и здавайсь в плен. Тогда ви будете возвращайт свой семья и получайт много-много мягки белый булька! А если ви не здавайс, ви есть будете уничтожен…»

В нижнем этаже ДОТа – этот металлический голос прекрасно слышен…

Здесь– трое последних защитников. Старшина Лукашенко, и двое бойцов…

Лукашенко, с лохмами обгорелой кожи на когда-то бритой наголо голове, почерневший, худой, только глаза неистово горят: «Ну, хлопцы, я ведь никого не дАржу…можете идти…»

Боец: «Эх, Батько, да куда же мы…вместе жили, вместе служили, вместе воевали…вместе и помрём…»

Лукашенко: «Ты ведь, Сидоров, русский? А ты, Остапчук, украинец? А я– беларус…Собрались мы тут всей славянской семьёй…Так может, хоть спАём напоследок?»

И они – запели:

 
«Бывайце здаровы,
Жывiце багата,
Ужо ж мы паедзем
Да сваёй хаты.
Ў зялёнай дубраве
Мы начаваць будзем.
Эх! Вашае ласкi
Вавек не забудзем.»
 

Сапёры из дивизии СС «Нордланд»– граждане объединённой Европы– закладывали на крыше ДОТа полуторатонный заряд взрывчатки…

В небесах – тоже звучала совершенно не профессионально исполняемая песня…

 
«Мы летим ковыляя, во мгле…
Мы к родной подлетаем земле!
Борт пробит, хвост горит,
Но машина– летит!
На честном слове, и на одном крыле….»
 

Ну, конечно, не всё так трагично….Хотя бы пожара на борту не было, и то хорошо. Однако черырёхмоторный Handley Page «Halifax» действительно летел из последних сил…

Ну что это такое…вооружение – пулемёты Браунинга, 7.7 – мм, против пушек немецких перехватчиков. Хоть и восемь стволов на борту (из них четыре в задней башне) – да всё равно, из ста лягушек не сделать одного бульдога.

Кроме того в КВВС существовал странный обычай…перед вылетом командир экипажа бегал по лётному полю и хватал за рукав прохожих: «Эй, старина, не хочешь ли сегодня слетать со мной стрелком? Олл райт, виски за мной. Если возвратимся…» С предсказуемым результатом по эффективности боевого применения бортового оружия.

Вот и теперь бомбардировщик с гордым именем «Drunk pigeon «был зверски избит…из семи членов экипажа в живых осталось только трое…

Куда же летел одинокий британский «Галифакс»? В Смоленск, понятное дело…

А что? Дальности вполне хватало, чтобы поднявшись с зелёных холмов старой, доброй Англии, пролететь над старушкой Европой, по пути разгрузившись над Берлином…увы, всего лишь 4000 паундов, остальное забирал дополнительный бензобак, установленный в бомбовом отсеке…а потом дальше, на восток.

Сели у гостеприимных «Иванов», заправились – и в следующую ночь в обратный путь, на запад…Одно плечо – 1400 миль, по прямой, без маневрирования…

В эту ночь, впрочем, экипаж участвовал в нанесении удара по Южной Польше– району Аушвитц, по химзаводам, по производству синтетического горючего…Это куда полезнее, чем бомбить жилые кварталы немецких городов «по Бедекеру». Зато и цель прикрывалась куда как солиднее – и РЛС, и заградительный огонь, и «Юнкерс-88– Uhu»

И отважную стальную птицу эти «Совы» изрядно поклевали…

Чистокровный британец, Ivan Оdoevsky, с чувством допел куплет и внимательно посмотрел на штурмана-бомбардира: «Эй, старина, а не кажется ли Вам, что нам не мешало бы уточнить наше место?»

Другой чистокровный британец, Piotr Golitsin,с готовностью протянул ему планшет, показывая в середину дыры, с чёрной оторочкой из обгоревшего целлулоида: «Мы здесь, сэ-э-эр…»

«А если поточнее, друг мой?»

«Да в России мы, наверное…да точно, в России! Чувствуете, как трясёт? Ухабы, сэ-э-эр»

«Ну, раз мы дома…будем, потихоньку, снижаться…а то не дай Бог, свалимся в штопор…»

В этот момент крайний левый Бристоль-Геркулес окончательно помер, и продолжение полёта из категории проблематичного перешло в разряд невозможного…

Айвен отдал штурвал от себя, и машина медленно, опустив нос, в котором половина остекления была выбита, неторопливо, но неостановимо, как горная лавина, начала снижаться…

А за окнами пилотской кабины – серая муть, муть, муть…Неужели такая серая мгла будет тянуться до самой земли? Тогда и гробануться – как в паб сходить, легко…

Но к счастью, над самой землёй облако прояснилось, и Айвен выровнял машину над каким-то заросшим редким леском обширным полем…

«Держись, Питер! Держись, во имя….твою м-а-а-ать, мать, мать…»

«Бухая Голубка», оправдывая своё имя, запрыгала по «полю» блинчиком – а потом поползла на брюхе, гоня перед собой волну торфа, как мелиоративный бульдозер…

Когда машину перестало бросать и раскачивать, из задней башни вылез на плоскость третий чистопородный англичанин, Fiodor Obolensky… Сплюнув кровь из разбитой губы, он осмотрел окружающий пейзаж и с сомнением произнёс: «Боюсь, джентльмены, что это всё-таки не Смоленск…потому что я нигде не вижу моей дорогой miss Nastia… Айвен, чёрт меня подери со всеми моими потрохами, я ведь говорил Вам – та рюмка скотча была всё-таки лишней!»

После чего ступил на «землю», тут же провалившись по пояс…

Болото чвакнуло. Попробовало на вкус. Призадумалось…

Упавший в него предмет был нездешним – но явно не враждебным…а впрочем, пусть с ним разбираются местные…хозяева болот. А вот и они!

В нескольких…впрочем, в ЭТОМ месте расстояния мало что значат… вот, казалось бы, рядом, рукой подать – а будешь идти целый день, и дойдёшь ли ещё…так вот, в некотором отдалении от места аварийной посадки «Голубки», под старым дубом, на котором жестью звенели последние коричнево-ржавые резные листья, и на котором чуть повыше художественно выполненного плаката «Vorsichtig, die Partisanen!» сучил ножонками свежеповешенный полицай Стасик Шушкевич, сидели Хозяева…

Только что, почитай, они отправили на Большую Землю самолёт… Бывший ПР-5, а теперь «Партизанский паром», разбежавшись на лыжах, увозил в кабине и подкрыльевых контейнерах конструкции Гроховского два десятка детишек, спасённых во время оно деревенским ксендзом Булькой…

Ксендз обратился прямо в ЦШПД и устроил настоящий скандал! Детишкам вредно полгода сидеть в тайнике без солнечного света, так и рахит заработать можно…а потом, детям надо учиться. В школе, между прочим…

Когда дети прощались с Булькой– плакали все вместе…Ксендз, утирая слёзы клетчатым батистовым платком, величиной со скатерть, и поминутно сморкаясь, обещал крепко за них молиться…

Отправили детишек. Заодно – отправили правосудие. Всё как полагается, с обвинением, последним словом обвиняемого…по справедливости. Отец Булька его даже исповедовал…потом правда, сплюнул и признался в полной бесполезности вышеуказанного обряда– потому как всё равно гореть иуде в аду…ну, или по неизъяснимой милости Божьей, в Чистилище, годов этак с полтысячи…

И вот теперь с неба упал настоящий подарок. Самолёт! Это же парашюты– бабы белья себе нашьют…это масса полезных и нужных вещей…это разговорчивые, много знающие пленные…

«Дядя Фима, можно я сбегаю по-быстрому?»

«Ох, племянничек…ты же командир СОЕДИНЕНИЯ… командовать должен! В штабе приказы отдавать…ну, ладно уж, Вася, сбегай. Только недолго и смотри поосторожней там!»

И партизанский командир товарищ Корж, радостно подпрыгивая от нетерпения, помчался смотреть на севший в Ведьмино болото самолёт…

Всё-таки крепко молился отец Булька о своих детишках!

Потому что лётчик Саша Тарасов, 1919 года рождения, пилот Быковского авиаотряда Управления санитарной авиации ГВФ, вовремя ЕГО заметил…

Разве это удивительно – заметить вражеский истребитель, пересекая линию фронта, спросите вы? Для лётчиков старейшего подмосковного (с 1931-го года) Быковского аэродрома – конечно, да…

Господи, да ведь они же были абсолютно мирные люди… Возили акушеров на трудные роды, подкармливали с воздуха посевы цветной капусты, доставляли почту зимовщикам на дальних метеостанциях… Если когда и боролись с летающим врагом– так только с саранчой… И если вели воздушную разведку – так только наблюдая, не горят ли опять по летнему времени шатурские торфяники…

Пилот гражданской авиации наблюдает за воздухом, когда взлетает или когда заходит на посадку – чтобы не врезаться в какого-нибудь воздушного лихача или не пересечь ненароком курс стае перелётных птичек, с печальными последствиями как для стаи, так и для самолёта…

А в остальное время– пилот смотрит вперёд и вниз…потому как штурмана на борту санитарного рейса, как правило, не бывает (врач, больной да пилот, вот и все присутствующие)… Да и зачем нужен штурман? Ежели заблудился, так снижайся и кричи: «Бабушка, на Гадюкино – я правильно лечу?!» Шутка.

Хотя, бывало… Садились, и дорогу спрашивали…Потому как летали – в основном вдоль дорог, ориентируясь главным образом по железным… Ну или хотя бы вдоль линии телеграфа…

Тяжелее было над тундрой, или в песках…тут уж авиакомпас выручал… или солнышко…даже специальный треугольник был на капот приклёпан – солнечный указатель курса…

Так что не увидал бы Саша своей гибели… Ежели бы что-то его вдруг не заставило оглянуться… Пилотское чутьё. Или Божья Воля, это уж как кому нравиться.

Немецкий пилот, разумеется, не знал, что Саша вывозит, спасая от гибели, детей…Но он не мог не видеть белую окраску русского самолёта, две непрерывных красных полосы от капота до стабилизатора, и огромные Красные «Женевские» кресты на фюзеляже и плоскостях…

Вот по этим крестам фашист и целился.

Саша резко заложил вираж, со снижением…ПР-5 встал на крыло, уходя от гибели…Детишки в задней кабине пронзительно закричали от ужаса…

Но трасса вражеской пушки всё-же зацепила Сашин самолёт…Из-под капота потянулась струя дыма, а потом ноги пилота обдало нестерпимым жаром…

Саша бросил машину в крутое пикирование, сбивая пламя, юркнул в лесную прогалину над извилистой речкой… вот когда пригодился опыт пилота летающей «неотложки»…

К счастью, речка выводила прямо к Березине, а за ней– были уже наши…

Приземлившись за линией окопов, Тарасов выскочил из кабины– и стал передавать подбежавшим бойцам набитых в кабину, как астраханская сельдь в дубовую бочку, закутанных в немыслимое тряпьё детей (из дому-то они спасались ещё летом, поделились деревенские, чем могли…)

Когда он стал сбивать замки с последнего контейнера – из-под капота плеснуло на грудь и руки горящее масло…страшно матерясь от нестерпимой боли, он с мясом выдрал замок и просто выбросил на снег уже угорающих от дыма ребятишек…

…. В 80-десятые годы можно было видеть на лавочке у аэропорта «Быково» безрукого ветерана с изувеченным старыми ожогами лицом. Он с неизбывным интересом наблюдал своими юными, голубыми, как майское небо, глазами, как взлетают и садятся самолёты…

А когда мимо проходившие лётчики отдавали ему честь – он вставал по стойке смирно и гордо приветствовал их кивком головы…

И ещё был он весёлым и смешливым, и ловко держал своими культяшками кружку пива, которую изредка позволял себе с невеликой пенсии…получив увечье, он ведь даже не был военнослужащим! А попросту вольнонаёмным пилотом… Ну вроде, как заснул по пьяному делу в сугробе, и руки отморозил…

Один только раз заплакал старый лётчик– когда в 1985 году поставили памятник Героям без Золотых Звёзд – лётчикам и лётчицам ГВФ, и посадили аллею берёзок – по числу погибших пилотов…. Длинная получилась аллея…Очень длинная.

Надеюсь, в НАШЕЙ версии истории не случится того, что случилось в РЕАЛЬНОСТИ…

Не обанкротится авиапредприятие…не вырубит аллею Героев маленький, жирный, потный, с волосатыми грязными пальцами в золотых перстнях азербайджанец, чтобы построить свой вонючий, как вся его родня до седьмого колена, автосервис…а две тупорылых жертвы пьяного зачатия – Жопеску и Хулияну – не отвезут памятник в люберецкий «Вторчермет»…

Почему тупорылых? Так на вопрос приёмщика, покрытого великолепной росписью, Володи Дзержинского (реального, конкретного пацана): «Где вы, клюквенники, это взяли?!» – честно пояснили, что это был памятник, и русским сукам всё равно, так как они давно уже все подохли…

Бедный, бедный Жопеску…про Хулияну я уже и не говорю…

А снег шёл, шёл, шёл… над стылыми водами Березины, над траншеями, над путаницей проволочных заграждений….

В русских окопах дымят самодельные печурки из старых железных бочек, молочных бидонов, канистр… В траншеях хозяйственно оборудованы полочки, в стенках прорублены ступенечки, чтобы побыстрее выскакивать…

Солдаты коротают время, рассевшись на низких нарах, устланных лапником, за вполне мирными занятиями…Кто починяет одежду, кто чистит оружие, вот политрук проводит партсобрание… Ведь жизнь на войне, посреди смерти – процентов на 95 состоит из всякого рода работы, хождения туда-сюда, и просто – жизни…Вот люди и живут… не выживают, а просто живут, как кто умеет.

А кто-то в свободную минуту пишет письма…. и на фоне повседневной окопной жизни – простые, незатейливые слова (выдержки из писем подлинные):

«Здравствуйте, дорогие папаша и мамаша! Получил известие о смерти моего старшего брата. Да, убит Сережа. Уже больше не увижу его. Но слёз нет. Пусть он убит, но живы мы – Иван да Василий. Мы ещё отомстим за него, за всех, кто пал от фашистов.»

«Только вы там, в тылу, работайте как положено, укрепляйте тыл и помогайте рабоче-крестьянской Красной армии, мы скорее разобьём этих гадов, бандитов. Ну вот пока и всё…»

«Нас роскошно одели. Я, например, в жизни так не одевался– меховая шапка, полушубок, меховой жакет, суконная гимнастёрка и брюки, свитер шерст., тёплое бельё, две пары байковых портянок, валенки, варежки – и это имеет каждый красноармеец. И вот спросите, чем недовольна наша армия, из ста красноармейцев как один ответят, слабостью морозов. Термометр, как назло, не падает ниже 16 градусов, а требуется по крайней мере свыше 20…»

«Последние дни мы тесним врага. Холода загнали немцев в деревню, одеты они плохо, на плечах солдат женские шали, полотенца, тряпьё. Фронт длинный, у немцев не хватает сил на все позиции. На протяжении 10–15 км немцы держатся небольшими изголодавшимися подразделениями, едят собачье мясо…»

«Один наш боец учил пленного, обовшивевшего фашиста, как вшей бить. Ты, говорит, натолки кирпича, и посыпь порошком те места, где в белье водится вша, а потом туда же посыпь табаку. Вошь начнёт чихать, и биться головой о кирпичи.

Тупой немец слушает, а мы не выдержали, и давай хохотать. Ведь мы – то в банно-прачечный ходим раз в десять дней!»

«Говорят у нас так– у солдата каждый день праздник! Нашёл масло– значит, Масленица, нашёл яйца– значит, Пасха, а ничего не нашёл, да от кухни отстал– так Великий пост!

Был у нас тут Великий пост, совсем плохой приварок, одна мутная водица. Так мы повара– азербайджана (так в тексте) головой в кипящий котёл сунули…Прислали нам повара – хохла, и еда сразу улучшилась…Хмелёв Г.В.»

«Большинство немцев замерзает, потому что они в кожаных ботинках и летних шинелях. За русскую шапку они кричат– рус, меняю шапку на автомат! А мы им отвечаем – ничего, тебе и в пилотке хорошо»

«Живу я пока хорошо, чувствую себя тоже не плохо. Рана на голове побаливает, правда, но ничего, ещё терпимо. А на счёт питания я тебе, родная, уж писал. В общем, когда не стреляют, так бы я чувствовал себя как на курорте…(последнее письмо Соболева М.Н., «Убит при защите С.С.С.Р.»)

«Война сегодня– это ожесточённые схватки на снежных равнинах, люди уже знают друг друга, привыкли к взаимным фокусам, не удирают при виде немецких танков. Люди обозлились, возненавидели врагов всем нутром, до зубовного скрежета.

Всё чаще действуем штыком, молча или со страшной матершиной.

Наш русский боец уже глубоко задет за живое и бьётся с неимоверной яростью.»

Писавший письмо боец поднял голову и прислушался… где-то за лесом раздавался стрекот, похожий на звук работающей тракторной сенокосилки… Для русского колхозного поля – ничего обычного… но в октябре? В прифронтовом лесу?

Что-то вроде летит? Или всё-таки едет, потому что звук идёт откуда-то снизу?

Стрекот, сопровождаемый нарастающим свистом, приближался – и боец весело кивнул выглянувшему из землянки старшине: «Ого! Конец теперь немцу, видно, комбайн на него направили…»

Старшина недоуменно приподнял брови, прислушался – а потом в панике завопил: «Атанда! Мясорубка летит!!» После чего, нырнув в землянку, выскочил оттуда с красным матерчатым свёртком в руках.

«Чего стоишь? – закричал старшина замершему в удивлении бойцу – Помогай давай, а то не ровен час, опять перепутает…»

И красноармейцы мгновенно разложили на бруствере красный флаг…

А ещё через пару секунд над их головами пронеслась «мясорубка» – похожий на самолёт короткокрылый летательный аппарат со свистящим в ледяном воздухе винтом – но расположенным не как у всех самолётов, спереди – но сверху…

Впрочем, спереди винт тоже был– но только гораздо меньших размеров, и вращался он значительно быстрее, сливаясь в прозрачный круг…А верхний винт вращался относительно неторопливо, так, что заметны были вращающиеся, как шнек у мясорубки, лопасти…

Но бойцы назвали этот летающий курьёз «мясорубкой» вовсе не из-за этого…

Пролетев над линией советских окопов– так низко, что пилот помахал бойцам рукой – «мясорубка» заложила вираж над линией окопов немецких… И для начала дала залп шестью РС-82…

А потом выровнялась, и аккуратно следуя по линии вражеской траншеи, очень точно, не пролив зря ни капли, опорожнила на немецкие головы четыре столитровых канистры с самовоспламеняющейся «КС«…Причём верхний винт гнал горючую жидкость именно куда нужно, строго вертикально вниз.