Текст книги "Горсть песка-12"

Автор книги: Валерий Белоусов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 28 страниц)

Наркоз уже кончился, и левую ягодицу Мариновича как будто дрелью сверлило…Ну, осколок седалищный нерв задел. Бывает. Не все почётные раны в грудь…автор и сам…ну, ладно, дело не в авторе…

Просто рядовому красноармейцу было очень больно…

И когда в вагон зашёл незнакомый старший лейтенант в комбинезоне и танковом шлеме, никаких иных мыслей у него не возникло, кроме: «Ходют тут всякие…»

А незнакомый командир снял шлем и очень просто сказал: «Товарищи бойцы и командиры!

Вы все здесь – уже исполнили свой долг перед Родиной, честно пролили за неё свою кровь. Честь Вам и хвала за это, и огромное спасибо от всего Советского народа.

Только я вынужден обратиться к Вам с просьбой.

Фашисты прорвались через Литву и прут на Минск. К ним навстречу – идут наши войска, однако до их подхода надо постараться врага задержать.

Я– старший лейтенант Клюев, обращаюсь к Вам, дорогие мои товарищи…Если среди Вас есть танкисты, артиллеристы, пулемётчики, из легкораненых, кто может держать в руках оружие…вступайте в мою часть.

Это не приказ. Приказать Вам не может даже сам Ворошилов…Но я Вас очень, очень прошу…Пожалуйста…»

Ответом ему сначала было – молчание…потом– сплошная, густая, яростная матерная ругань…А потом– они начали вставать…Израненные, обожженные, искалеченные…Санитарки хватали их за руки, не пуская– а они вставали, кто мог…а кто не мог– плакали от горя…(случай подлинный).

Во главе своего хромающего, перебинтованного, пахнущего йодом и кровью войска Клюев прошествовал за здание вокзала. Там, на грузовых путях– стоял он– БЕПО РККА?44.

Последние двадцать лет БЕПО мирно простоял на запАсном пути на станции Орёл– потому как «мы мирные люди…» В резерве 4-того дивизиона 1-го запасного полка бронепоездов.

Согласно довоенным планам, 23 июня его прицепили к «чёрному» паровозу, который и повлёк его по назначению– в ПрибОВО, где на станции Вильно его должен был принять экипаж…

Где тот экипаж…там же, где и станция Вильно…

И в результате остался старший лейтенант с десятком бойцов, которые по дороге боевой состав охраняли…

Теперь же расчёты всех четырёх «трёхдюймовок» и восьми «Максимов» были полностью укомплектованы…

Сам Маринович, как окончивший Минскую школу специалистов АИР был торжественно определён Клюевым на КП бронепоезда…(Простите, воскликнет дотошный читатель, а почему тогда Маринович – не сержант, по крайней мере? Был, отвечу я. Был он – даже старшим сержантом, как окончивший школу с отличием…но, увы…»Честь женщины и слово русского офицера…» Далее ветеран распространяться не стал– так как в сквере Большого театра рядом с ним была любящая супруга. Обычная история в двадцать лет…)

Ну ничего, главное дело– там сидеть не нужно…у буссоли– в основном стоят…

У въезда на мост железная дорога делает такой роскошный разворот…Так что выскочивший из леса БЕПО мог врезать по растаскивающим с шоссейного моста подбитые танки немцам всем бортом…Мог– и врезал!

400 метров– идеально для полковой пушки…А что броню слабо пробивает– так у Гота тяжёлых танков, честно говоря, и не было…

Три раза выскакивал БЕПО из своего леса– и три раза, с пробоинами в бортах, с умолкающими одна за другой башнями– уходил назад…пока на четвёртый раз– не окутался дымом и паром бронепаровоз, легендарная «овечка«…и героическое железо медленно, медленно, со скоростью мишени в парковом тире– потянулось вперёд, на мост…Кулису перебило…ход назад– дать уже было просто невозможно…

Клюев отдал последний приказ: «Стоп машина, все за борт!»

Стоя на мосту, бронепоезд умирал…Но он ещё жил…стреляли последние пулемёты– в том числе тот, за которым стоял командир БЕПО. Они прикрывали отход уцелевших бойцов– раненых уже по второму и третьему разу…

И никто не знал, что БЕПО – имел когда – то гордое имя «Железняк»– и на нём ходили в атаку революционные матросы («С отрядом флотским Товарищ Троцкий Нас поведёт на смертный…»), а потом– носил не менее гордое имя «Офицер»– и в его экипаже сражались отчаянные «дрозды»(«Белой акации гроздья душистые Всю эту ночь нас сводили с..»)…есть всё-таки в грозном железе– героическая душа. Частица которой – переходит на экипаж…

Сержант Пияшев отдал Главный приказ…Теперь они задержали Гота– уже почти на полтора часа.

Интерлюдия.

Взыскательный читатель жалуется– только познакомишься с новым героем– а его уж нет…

Песня о незнакомом друге.

Его убили час назад…

Он пал на землю…и остался.

А я узнал его – вчера,

Навек – сегодня – распрощался.

Мы не дружили никогда,

Мы в ссоре– тоже не бывали.

Мы только раз, ещё вчера-

В одном окопе ночевали.

Мы не уснули до позна,

О чём-то близком вспоминая,

А я его– почти не знал.

И никогда уж – не узнаю.

Его убили– час назад.

Он пал на землю– и остался…

Он был весёлым, говорят…

Но смерти– точно не боялся!

Слова народные.

Около восемнадцати часов. Дзядов остров.

«Иван Иваныч, который сейчас час?»

«Командир, не поверишь…»

Сомов достал из кармана стальные «Кировские» часы в воронёном корпусе, на котором просматривалась затейливая золотая вязь наградной гравировки («Это мы УСВ испытывали…»)

«Вот ведь… Сидим здесь пожалуй уже битый час, Додик вон на всех бабочек здешних уже подивился, Сидоренко трансмиссию почитай всю перебрал– а на моих – только пять минут и прошло, как мы на сухое выбрались…Чудно.»

Фалангер, с досадой: «А может, они у тебя стоят?»

Володя Костоглодов: «Му-у-у….му-му-му.» И показал руками, что тень от вековой сосны– всё на том же месте, как прибитая…С места не стронулась! Сразу видно, лесной человек…

Бабушка Олеся: «А ты на часы-то не смотри…Здесь время всегда иначе идёт…Успеешь ты, сокол ясный, к своему святому делу, не переживай. Пока что повечеряйте, хлопцы– а как с острова уйдёте, так и часы ваши – опять начнут по прежнему отмерять…что кому осталось…»

Фалангер: «Да, смысл есть…последний раз ели-то мы ещё в столовой, в Берёзе. В бою не до обеда будет…Как, бабушка, костерок – то здесь зажечь можно?»

Олеся: «А как же! Они любят, чтоб живые горячее ели, а им-то и пару с котелка довольно будет…»

Фалангер, осторожно: «Кто– они?»

Олеся: «Да, дзяды…вы их не бойтесь, это такие же люди, только уже помершие…Своим от дзядов лихо не будет.»

Иван Иваныч: «Ну и шутки у тебя, бабушка…»

Между тем Фалангер начал передавать из люка Иван Иванычу консервные банки…а тот читал этикетки: «О! «Спагетти с мясом. Достаточно вскрыть банку, содержимое её подогреть, и готово горячее блюдо» Командир, это что такое за еда?»

«Это…эх, чёрт, чего ведь подсунул в темноте, а говорил – «мясо, мясо«…спагетти – это как макароны по-флотски, только без дырочек…у нас в Интердоме парень один, Луиджи, из Неаполя, здорово готовил…но одной банки на всех будет маловато…»

«А что еще есть?»

«Да интендант, самка собаки, подсунул, подлец, вместо тушёнки – «Огурцы, фаршированные в томатном соусе. Диетический консерв». Ну и как это можно кушать? О, славно, славно– «Свиной шпиг с фасолью«…есть всё же остатки совести у человека…»

Иван Иваныч, с опаской: «А крабов там нет?»

Фалангер: «Крабов нет. А ты что, Иван Иваныч, крабы любишь?»

Сомов: «ТЕРПЕТЬ НЕНАВИЖУ! Да моя дурёха где-то прослышала, что крабы мужскую силу укрепляют…что гы-гы? – доживите до моих лет, помёрзните на арт-полигоне студёной зимой, попейте столько казённого спирту, посмотрю тогда я на вас…Да, и давай она меня крабами душить – крабы, запечённые в молочном соусе, крабы в голландском соусе, крабы с рисом в сливочном соусе, крабы в красном соусе… А что, ты думаешь, я к другой бегать стал? За этим, за самым? Очень больно надо, каждый божий день…в обеденный перерыв-то…пожрать я к ней бегал, вот что! Никакая жена это не вытерпит, коли муж в чужом доме обедает, да…

Так что давай, командир, все банки сюда, в один котёл свалим да и вскипятим…»

Фалангер: «Ты что говоришь-то, Иван Иваныч? Это как же огурцы и шпиг в один котёл?»

Сомов: «Так ведь в животе всё одно – перемешаются…я в заводской столовой, бывало, в одну тарелку и первое, и второе смешаю, хлеба накрошу – и хлебаю себе…и время экономиться…»

Костоглодов, с уважением: «Му, му!», а потом с сожалением, мечтательно: «Му-му-му…»

Сомов, разводя руками: «Ну, браток, извини…пельменей нема…»

Сидоренко, продолжая позвякивать и побрякивать железом, с грустью: «А вот моя Оксана, бывало, наварит борща…да натрёт пампушки чесноком…да шмат сала отрежет…да горилки на красном перце с мёдом – нальёт…»

Сомов: «Сидоренко, а ты когда-нибудь борщ по– цыгански ел?»

Сидоренко, удивлённо: «Не знал, что цыгане борщ едят…»

Сомов: «Конечно, едят. А рецепт у них просто замечательный, запоминай. Первое. Украсть кастрюлю наваристого украинского борща…»

Фалангер: «Ну ладно, комики…Додик, ты там где? Хватит уже бродить, Паганель ты наш… Садитесь с нами, бабушка…»

Олеся: «Благодарю, милый…только ещё одну ложку положи…как для кого? Для НИХ…»

Восемнадцать часов двадцать минут. Гродненская область. Шоссе Вильно– Минск.

«Эх, не успели…»

Генерал Руссиянов печально поглядел на карту, расстеленную на капоте М-1…»Не успели мы к Сморгони…Опередил нас немец»

Ворошилов, решительно: «Ну что же– тогда будем драться прямо тут» – и топнул по асфальту запылённым, высоким кавалерийским сапогом…

«Ну, Иван Никитич, как думаешь гостей встречать?»

Руссиянов: «Разведчики сообщили, что впереди идёт бой…Кто там сражается– непонятно, но вроде артиллерия слышна. Значит, какое-то время у нас есть…

Вот, Климент Ефремович, моё решение.

Как видим, на Минск идут две основные дороги, не считая железной, шоссе и грейдер. Считаю возможным оседлать их, расположив вверенные мне войска следующим образом:

В первом эшелоне справа занимает оборону 85-й полк под командованием подполковника Якимовича, а слева– 355-й стрелковый полк под командованием полковника Шварева;

Во втором эшелоне в четырех-пяти километрах от первого займёт рубеж обороны 331-й стрелковый полк под командованием полковника Бушуева;

Правее 85-го стрелкового полка перейдёт к обороне приданный мне 603-й стрелковый полк 161-й стрелковой дивизии, ежели успеет добраться;

Слева у меня соседей нет. Фланг висит в воздухе. Одно радует– немец через лес вряд ли не попрётся. И чтобы его в этом убедить– посылаю сапёров устраивать лесные завалы…

Всю дивизионную артиллерию, кроме ГАП, ставлю на прямую наводку.

Гитлеровцы наверняка основной удар направят вдоль шоссе. Там легче пройти танкам. Да, нелегко придется третьему батальону 85-того СП, обороняющему шоссе. Но я уверен, что батальон не дрогнет. Лучший батальон полка. Командует им коммунист капитан Ф. Ф. Коврижко, участник боев на Карельском перешейке, кавалер ордена Ленина. Такой не подведет. Не должен подвести!

Что касается сводных «литерных» полков, то считаю– бросать части, вооруженные только стрелковым оружием, против минометов, артиллерии, танков бесполезно, просто преступно. И людей погубишь, и обороняться потом нечем будет. Посему направляю их в резерв группы войск, откуда буду брать пополнение на покрытие предполагаемых потерь…»

Ворошилов, осторожно, как спрашивают о состоянии ракового больного: «Какой полагаете ППП? «(Примечание. Процент предполагаемых потерь. Планируется для каждого вида боевых действий. В обороне ППП – не превышает 15 % в сутки боя.)

Руссиянов, чётко, твёрдо, уверенно: «Не менее 50 процентов в первые сутки боя. И что же? Наше дело солдатское, стреляй да умирай…»

Ворошилов, с горечью: «Мясником тебя назовут…скажут, врага трупами завалил…»

Руссиянов, с удивлением глядя на Ворошилова: «Кто скажет? А…штабные…Так мне боевую задачу надо выполнить…Любой ценой. Надо будет– я комендантский взвод в окоп положу и сам рядом с винтовкой лягу.»

Ворошилов, грустно улыбнувшись: «Вместе ляжем, Иван Никитич…»

Восемнадцать часов двадцать две минуты. Гродненская область. Шоссе Вильно– Минск.

Запись в Журнале Боевых действий 25-того Танкового полка 7-ой танковой дивизии Вермахта.

«В течении дня полк уничтожил бронепоезд, 15 колёсных машин, 5 полевых и 6 противотанковых орудий большевиков в битве за Zalessie. Однако вследствие больших потерь в танках из трёх батальонов полка – сформировано два батальона. В строю 149 танков.

Командир полка оберст фон Ротенбург был тяжело ранен при взрыве большевистского бронепоезда. Так как полк находится в отрыве от главных сил дивизии, то ему предложено было эвакуироваться вначале на самолёте «Физелер Шторьх», а затем– на бронемашине. Полковник отказался от обоих вариантов. Отказался он также от танкового эскорта, ибо полк был уже серьёзно потрёпан, и отправился на лечение на автомобиле.

По сообщениям полевой жандармерии, автомобиль с полковником фон Ротенбургом найден на шоссе, не доезжая Сморгони. Полковник и его спутники зверски убиты холодным оружием. На обочине шоссе– многочисленные следы копыт, уходящие в лес. Казаки?» (Как командир немецкого танкового полка мог пострадать при подрыве советского бронепоезда– мне, как автору– совершенно не понятно, однако– случай подлинный).

Восемнадцать часов двадцать четыре минуты. Большак Каменец– Пружаны.

Вроде, та же лесная дорога, как две капли воды похожая на ту, что привела их к «непроходимому» болоту (спасибо бабушке Олесе…Фалангер с непривычным чувством нежности к совершенно незнакомой ему старой женщине потрогал странный деревянный оберег, одетый на прощанье ему на шею сморщенной, высохшей маленькой рукой со стариковскими коричневыми пятнышками на дряблой бледной коже…Он никогда не знал, что же это такое – «abuela«…но если бы это была его родная бабушка– она, наверно, именно так же нежно обняла его и так же сказала, этими же словами, только по-испански – «S valiente, el nieto! Gurdase!» )

Да, такая же дорога, такое же синее июньское небо, такой же лес по-обочь…

Но– это уже вражеский тыл. И, кажется– что воздух здесь совсем другой, и вокруг тебя– всё звенит – как провода под высоким напряжением, предупреждая об опасности…Враг совсем рядом, он здесь…

А вот и ОН… Русские солдаты, издревле, говоря о супостате– кем бы он не был– турком ли гололобым, немцем ли шведским, немцем ли французским или иным прочим немцем (от немоты– по русски не понимающий) – называют его – ОН…Так уж изревле на Руси повелось…

Они ехали как на параде– стройными рядами…Впереди– тот самый сердобольный унтер, который выпустил птичку из клетки, в горящей синагоге…

Ревут моторы, за колонной поднимается хвост пыли – которой ветерок припудривает придорожные ёлочки да осинки…В своих огромных мотоциклетных очках– они похожи на злобных, инопланетных жуков…Ну что же, дезинсекция уже здесь!

Увидев впереди танк– унтер поднимает вверх руку, и колонна мотоциклистов принимает вправо…

«Беспощадный Красный Пролетарий» аккуратно берёт левее…

Первые ряды мотоциклистов врезались в лобовую броню– и танк легко, играючи, смял их…другие пытаются взять правее – и огромная боевая машина охотно доворачивает им навстречу…

Те мотоциклы– которые шли в середине колонны и в её хвосте– пытаются развернуться на узкой, зажатой лесом дороге– но тут их настигают очереди из башенного и курсового пулемёта…За считанные минуты немецкая мотоциклетная рота перестала существовать…

Танк продолжает движение– и выезжает на широкую поляну, на берег лесной речки (или скорее, мелиоративного канала). У моста– стоят грузовики, автоцистерны, дымит полевая кухня…Народ купается и загорает.

Русский танк открывает огонь из всех стволов.

Одна за другой взлетают в воздух немецкие машины, огненная лава пылающего топлива льётся с берега в речку…По колонне– будто проносится ураган…Весь берег покрывается обломками и горящими остовами грузовиков…

А русский танк движется в этом месиве– подминая под себя одну машину за другой, не переставая стрелять…Вот ствол пушки пробил брезент кузова «Опель– Блитц», танк поволок, толкая боком, впереди себя машину– и выстрелил прямо над головами вопящих от ужаса немцев, выпрыгивающих из кузова…

Танк повернул налево, вдоль берега реки…Речка сделала крутой поворот– и за ним открылась другая поляна…На ней – артиллерийская часть. Немцы с тревогой, поднеся к глазам бинокли– всматриваются в небо – они слышали гром выстрелов и видели поднимающийся из-за деревьев дым…Поняли, что это налёт русских самолётов…

Но смерть пришла к ним по земле…Гремят один за другим пушечные выстрелы– и немецкая 10,5 см гаубица, подпрыгнув, падает на отброшенное взрывом, деревянное колесо с огромными спицами…Другая гаубица в этот момент скрежещет сминаемым железом под гусеницами танка.

Выстрел! Одна из гаубиц открывает прицельный огонь. Но русская экранированная броня выдержала удар, и снаряд с визгом уносится в небеса…Именно так! Не пробивала лёгкая немецкая гаубица броню русского КВ…

Маневрируя среди разрывов, похожий в своей подвижности на огромного, но ловкого дракона, танк круто, взметнув из-под широких гусениц земляную волну, разворачивается и покидает ставшую негостеприимной поляну…В конце концов, он в разведке.

Промчавшись через пылающий, чадящий, смердящий чёрным бензиновым жаром берег, усыпанный трупами, танк возвращается на дорогу. Проехав пол-версты, останавливается.

Фалангер, стянув с мокрого от пота лба танкистский шлем: «Ну бойцы, ну черти! Сидоренко, ты просто ас, водишь как бог! Иван Иваныч, стрелял отменно, ни единого промаха. Костоглодов, ни одного снаряда не перепутал. Додик, давай, дорогой! Включай свою шарманку. Теперь ты– самый важный…Вызывай авиацию!»

Восемнадцать часов тридцать пять минут. КулИково поле. О – бочь шоссе Вильно– Минск.

«Ты что делаешь, щучий сын?!»

«Окоп копаю, товарищ Маршал Советского Союза!»

«Могилу ты себе копаешь, сопля зелёная…кто ж тебя так учил? Землицу надо аккуратно в бруствер утрамбовывать, а потом дёрном покрывать…а ты рассыпал вокруг! Её же за версту теперь видать, и накроют тебя веером по ширине траншеи…»

«Товарищ Маршал, как окоп копать, я учёный. Да только ТАК приказано!»

«Кем приказано?! Где этот вредитель, рассукин сын?!»

«Здесь я, Климент Ефремович…Настоящая полоса обороны– в трёхстах метрах позади, замаскированная…А здесь мы макеты пушек поставим, в ложной полосе…Немцы не дураки– вызовут авиацию, пробомбят, а потом и…»

«Ты что же, Иван Никитич, думаешь, что они на пустые окопы купятся?»

«Почему же на пустые? А если они разведку пустят вначале? Кто-то же должен отпор дать, чтобы поверили?!»

«Ага, а наши потом отойдут…»

«Не успеют они отойти, Климент Ефремович, просто не успеют»

«Да. Понимаю.

Помню, вот так же под Ростовом раз было…Мост в Батайске…прикрывали его «марковцы» – интеллигенция, белая кость…все, почитай, снайперы, как один…

Так товарищ Думенко послал эскадрон– чтобы, значит, шашками колючую проволоку перед въездом на мост порубали, а Железная кавдивизия уж потом и рванула аллюром три креста, когда товарищи красные герои задачу выполнили– да и полегли, почитай, все, под белыми пулемётами…

Только вот товарищ Думенко– этот эскадрон на мост сам вёл, лично…

А ну, товарищ боец, дай-ка мне лопату…

Что значит, не моё дело? Для себя ведь стараюсь! Жить-то хочется.»

(В РЕАЛЬНОСТИ ложную линию обороны впервые применил «гроза панцеваффе»– комбриг товарищ Катуков под Мценском, в октябре 41-го. И Гот реально – купился…)

Восемнадцать часов сорок минут. Крепость. Цитадель.

В воздухе– нудный, тягучий гул. Вот они– в небе появляется семёрка Ju-88. Белые ракеты взмывают в воздух…

«Ahtung! Die Aufmerksamkeit! Von allem in die Deckung, allem, niedergebeugt zu werden, jetzt werden sie beginnen!»

Команды унтер-офицеров заставляют залечь немногих любознательных…такие ещё остались, ведь война идёт всего третий день…Кое-кто даже фотоаппарат приготовил…эти из тех, кто любит повешенных партизан «фоткать»…

Из-за Буга невиданное зрелище с биноклями в руках – наблюдают господа штабные. Рядышком– операторы из «Die Deutsche Wochenschau», стараются, чтобы захватывающее шоу увидали в любимой телепередаче немецкие домохозяйки…

Сначала пикируют «юнкерсы» с SC-500 (длина– 2022 мм, диаметр 470 мм).

Тяжкие удары обрушиваются на Цитадель…Клубы пыли и дыма скрывают её и Восточный форт…Остались ли там живые?

Да, это последние минуты Восточного форта. Весь правый фланг разрушило…Летят в небо кирпичи, пыль, смрад. Ничего не видно от дыма и пыли…Очень много убитых и раненых…

Появляется майор Гаврилов. К нему бросается красноармеец Огородников: «Товарищ командир, что нам делать?»

И осёкся…потому что увидел, как по лицу отважного майора, оставляя в пыльной маске влажную дорожку скатилась слеза…

Огородников ВЕСЕЛО машет рукой командиру, поворачивается и исчезает в каземате…»Утомлённое солнце, нежно с морем прощалось…»

Отгрохотали двенадцать чудовищных молотов…. Чётко видимые силуэты самолётов уходят прочь…Но это– ещё не главное.

В небе остался только один бомбардировщик, вяло кружащий над Крепостью…Это– носитель SC-1800. Длина– 3, 5 метра…диаметр-660 мм…немцы называли её Der Teufel.

Делая круги, одинокий бомбардировщик забирается всё выше…Взвыли моторы– началось пикирование.

Вот от самолёта отрывается отчётливо видимый «Сатана»– светло-голубая сигара…Секунды падения…

Взрывная волна валит всех на Северном острове. Брест порясён– в городе повылетали последние стёкла, жители увидели, как огромный столб дыма взмыл над Цитаделью…Да. Хорошие кадры увидят немецкие любители Der Krieg im Stadion!

….В подвале Клаша заслоняет собой бесчуственное тело Мохнача…

(В РЕАЛЬНОСТИ, 28 июня шестерка «юнкерсов» из эскадры KG 3 сбросила 1800-кг бомбы на непокоренную Брестскую крепость. До этого Ju-87 безуспешно бросали там фугаски по 500 кг, но мощные крепостные стены держались.)

Около восемнадцати часов. Дорога Каменец– Пружаны.

«Ага…авиацию ему достань…на этой «шарманке»!(жаргонное название радиостанции среди радиохулиганов). Анрыл!»

«Чего рыл?!»

«Да уже ничего…это по – английски…»

«Додик, ты и английский знаешь?»

«Да так чтобы разговаривать– нет, конечно…Как тот грузин, которого спрашивают – Гоги, ты помидоры любишь? А он отвечает– кюшать люблю, а ТАК – не очень…Как радиоспортом увлёкся– пришлось мало-мальски изучить…Так, все затихли…Вроде, кого-то слышу…ЦЩ, ЦЩ, ЦЩ,ЦЩ, U2XE, U2XE, К!

ЩРА?

Я– U2XE.

ЩРБ?

Командир, карту дайте…85 километров, квадрат 85–12, отметка 103, 2– Норд-Ост-200 метров.

ЩРУ?

Я на большой дороге, здесь много немецкой техники, я их остановил, буду держать, вызовите авиацию.

ЩРД?

Стою на месте.

ЩРЗ?

Я– U2XE, Додик из Могилёва.

ЩТС?

ЩТС. Я на большой дороге, здесь много немецкой техники, я их остановил, буду держать, вызовите авиацию. ЩЛК!

ЩРЛ.»

Фалангер: «Додик, ну что?»

Филькинштейн: «Не поверите, командир, но нас– послали…»

(Читатель, если нужно пояснение– купи бутылку водки и обратись к любому радиолюбителю с вопросом, что есть Щ-коды? Уверен, не откажет!)

Это же время. В 85-ти километрах юго-восточнее. Штаб 61-го танкового полка.

Капитан «Жаба» Иоселиани: «Э-ээ, слюшай, какой Фалангер-малангер…сидыт сибе гиде-то пад кустом, лобио кюшает, нас, сериозных лудей, обманываэт…

«Ты, тварь, по себе, видно судишь?»

«Товарищи командиры!»

«Отставить…Что там про Фалангера говорили?»

«Товарищ генерал-майор, серж…тьфу, старший лейтенант Фалангер направлен в разведку, но докладывает по радио недостоверные данные, поэтому я полагаю…»

«Где он сейчас? Покажите…Ого, так это он единственную магистраль снабжения перехватил. Немедленно связь с ним!»

Это же время. Дорога Каменец– Пружаны. Эфир.

«Внимание U2XE. ЩХС Фалангер.

Фалангер.

Как ты туда попал?

Кто на связи?

Твой бесштанный заряжающий.

Спросить отца Гарвасия деревня Сипурка.

Продержись как можно дольше это очень важно. 555.MНИ TKС ФР ИНФО ЕС ЩСO = ГЛ ЕС СУ = 73 (КОЛЛ) СK.»

Сандалов, задумчиво: «Если прошёл один танк…почему бы не пройти и остальным?»

Чуть позже. Дорога Каменец– Пружаны.

Фалангер: «Товарищи бойцы. Поступил приказ– держаться как можно дольше…Сами видите– фашистов мы здесь прихватили за мягкое…Прямо скажем, за глотку взяли– не вздохнуть, не охнуть…Поэтому в покое они нас не оставят…

Иван Иваныч, что со снарядами?»

«Да плохо…Шрапнелей я на пункте боепитания ещё выклянчил, три десятка…а бронебойных ни одного не дали!»(и здесь нет вины Сомова– в войсках просто НЕ БЫЛО бронебойных снарядов для новых орудий современных танков…а почему у бронесил НКВД были? Так ведь у них и Нарком был другой…)

Расход пока– 28 осколочных и 18 шрапнелей…»

Фалангер: «Так…по лёгко-бронированным стреляй шрапнелью с установкой на удар. Вася– знаешь, как?»

Костоглодов, уверенно: «Му»

«Сидоренко, как машина?»

«Беспокоит меня, командир, трансмиссия…уж я туда масла набухал…а всё скрежещет…мне бы сейчас вместо Додика – специального человека, слесаря-трансмиссионщика…Извини, Додик, не хотел тебя обижать…»

Филькинштейн: «О, ну без антисемитизма мы никуда…»

Фалангер: «Додик, как у тебя с патронами?»

Филькинштейн: «На наш короткий век хватит, как я полагаю…»

Фалангер: «Оптимист ты, Додик, как я погляжу… А хорошо бы сейчас языка взять…Лёгок на помине!»

Мимо огромного танка, покрытого грязью, копотью, забрызганного подсыхающими подтёками вражеской крови– проезжал велосипедист, весело позванивая велозвоночком украшенного розовыми ленточками велосипеда…

(Ретроспекция.

Ангель Доротея Меркель, в узких кругах берлинской Александр-платц широко известный как «Анджела», был сыном лютеранского священника и учительницы. И ещё был физиком-теоретиком, выпускником Лейпцигского университета. И еще он был антифашистом. Потому что прати-и-ивные наци злобно угнетали всякую прогрессивно мыслящую личность! Нет, в свое время были среди них приличные – вот Рем, например, был такой мила-а-ашка…Но негодяи убили его, прямо в постели…Конечно, Ангель не отказался бы умереть в постели, но не таким же образом…Это так грубо…

И еще Ангель очень любил русский язык, всё русское и…русских…Именно русский с такой славной славянской фамилией Tatanaschwilly открыл ему впервые таинства науки страсти нежной…Поэтому Ангель очень страдал, что его Фатерлянд начал войну с Русслянд. Даже, когда зачитывали приказ Фюрера, Ангель в знак протеста кричал «Зиг хайль!» – не очень громко…)

Когда Ангел увидел, как из люка огромного танка выскочил вдруг огромный негр, с огромным чёрным…шлемофоном…

Велосипед завилял и завалился в канаву…Ангель пытался бежать– но что-то ему всё-время мешало…А огромный негр подскочил к нему– и стал хватать Ангеля за брюки…Ангель закрыл глаза и решил расслабиться…

Только вот не нужно обвинять Адольфо Фалангера в тех же наклонностях, которые так яростно проявлял по отношению в врагам Володя Менжинский…(который, впрочем, после знакомства с геройской «прокуроршей» и думать об этом забыл!)

Просто отвороты форменных брюк Ангеля застряли в «звёздочке» его же велосипеда, и он, отклячив пышный зад, пытался убегать на четвереньках, волоча велосипед за собой…(случай подлинный)

Двадцать часов одна минута. КулИково поле. О – бочь шоссе Вильно– Минск.

«Хеншель-126» из корпусной эскадрильи завершил вираж, и сейчас купался в алых лучах уже низко склонившемуся к зелёной кайме леса летнего солнца…

Жалкие окопы русских, бессмысленно нарытые около шоссе, были превосходно видны наблюдателю – их выдавала жёлтая песчаная окантовка по обеим сторонам…Бестолковые русские даже лопатой толком пользоваться не научились.

Ну что же– тем хуже для них. Наблюдатель дал указания своему пилоту – а сам вошел в радиосеть командира Die Artillerieabteilung – одну из трёх радиосетей, доступных ему для пользования в данную минуту…

….Свист, грохот– до звона в оглохших ушах, удар взрывной волны, выбивающий остатки воздуха из лёгких, на спине– тяжесть песка, обрушившегося со стены окопчика, вонь сгоревшей взрывчатки, от которой выворачивает наизнанку и щиплет глаза…

Ворошилов, отплёвываясь чёрной от забившей рот земли слюной: «А ну, слезь с меня немедля, товарищ боец! Я тебе не девка…»

Но красноармеец, делая вид, что не слышит, продолжает прикрывать собой своего Маршала, искренне любимого всем Советским народом…

….Ещё не успело затихнуть в окрестном лесу эхо последнего взрыва, как наблюдатель хрипло прокричал: «Танки справа!»

Густой шлейф пыли и дыма окутал дорогу, и невозможно было сосчитать, сколько боевых машин и пехотинцев на бронетранспортерах движется на позиции батальона Коврижко. Вот колонна вползла в небольшую лощину перед советскими позициями, боевые машины развернулись в линию, пыль поулеглась– свыше 40 танков насчитали бойцы, а за ними шли густые цепи.

Танки ползли медленно, с опаской. Казалось, что жерла их пушек, как гигантские щупальца, настороженно проверяют пространство перед собой. Где русские батареи? Почему они молчат? Не засада ли? А наши бойцы молчали.

И тогда, словно решившись наконец, танки рванулись вперед, стреляя из пушек и пулеметов. Но– не дойдя буквально двух десятков метров до линии ложных окопов– танки внезапно остановились.

Русская артиллерия по-прежнему молчала. Она подавлена? Или, к счастью– её здесь вообще нет?

Несколько бронемашин – выскочив вперёд, словно легко-вооруженные кнехты из-за спин тевтонских рыцарей – проскочила к линии окопов, испещрённой свежими, ещё дымящимися воронками…

Через борт остановившегося бронетранспортёра посыпались фигурки в фельдграу, резво рассыпавшиеся в цепь– донеслись редкие очереди пулемёта, хлопки винтовочных выстрелов…

Всё ясно. Это всего-навсего какое-то пехотное подразделение русских. Die Sache auf eine Zigarette! Дело на одну сигарету!

Несколько танков – десятка полтора, получив соответствующий Befehl,неторопливо, ничего не опасаясь, поползли утюжить русские окопы, как они уже привыкли это делать за прошедшие три дня. За танками, прикрываясь бронёй от случайной пули, побрели зольдатен, чтобы принять пленных – годных в рабы, и добить тех, кто уже в рабы не годен…Рутина!

Остальные машины, подобно полотну гигантского веера, свернули боевую линию в колонну– и стальная змея, уже не обращая никакого внимания на те сущие мелочи, что будут происходить о– бочь шоссе, вновь уверенно двинулась по предписанному маршруту…

Первым героем этого дня на КулИковом поле стал старший адъютант батальона капитан Василий Тертычный, находившийся в нескольких метрах от шоссе. Хорошо замаскировавшись в кустах на обочине, он, стоя на коленях, терпеливо ожидал приближения вражеского танка. Оставляя глубокие следы, танк проходит мимо канавы. Капитан Тертычный, выхватив из коробки несколько спичек, зажигает торчавшие из бутылки лоскутки. Они ярко вспыхивают. Капитан поднимается и сильным взмахом руки бросает бутылку в танк. Сквозь лязг железа не было слышно, как разбилось стекло бутылки. Видно только, как языки пламени побежали по броне танка. Еще несколько минут, и танк весь в огне. (здесь и далее– имена героев подлинные).