355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Валерий Белоусов » Горсть песка-12 » Текст книги (страница 20)
Горсть песка-12
  • Текст добавлен: 28 сентября 2016, 23:45

Текст книги "Горсть песка-12"


Автор книги: Валерий Белоусов



сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 28 страниц)

А в детстве мы с друзьями мечтали найти такое загадочное место, где – нибудь посреди болот с озером, и чтоб никто не знал и не ловил никогда там рыбу, и чтобы мы были первые… Не довелось…Правда, однажды я всё-таки нашёл никому не известное затерянное озеро на плавучем Святом острове, на Рыбинском море…но это уже совсем иная история…

Вообще-то болото– это такой же символ древней Белорусской земли, как аист или зубр…

Многие этнографы полагают, что беларусы– строго говоря, и есть– «люди на болоте». Самый Минск был построен в таком низком болотистом месте, что иные люди из одиннадцатого века там бы даже и временный лагерь не разбили бы.

Болота надёжно защищали беларусов от врагов, лечили целебными травами. Они спасали людей в войну, кормили дичью и ягодами, и кормят сейчас – многие живут сбором клюквы.

Однако для наших предков болота были не только источником жизни, но и неразгаданной, опасной тайной: ведь там в трясине (багне) жили коварные «багники»– братья мирных лесовиков, жестокие водяные и злобные подводные змеи-«цмоки». Корёжили людей болотные лихорадки, бросала то в жар, то в остуду жестокая малярия…

Недаром в старые времена по весне (или на Ивана Купалу) топили в болоте старую конягу, которую не жалко…Жертвовали водяному. Чтобы людей не хватал и под болотную ряску не утаскивал…

И вот теперь по древнему болоту, которое на детальных, тщательно прорисованных немецких картах было отмечено как «Absolut unpassierbar» – то– есть непроходимое абсолютно, никем и никогда, ни при каких обстоятельствах – шли не только люди, а шёл и тяжёлый танк…

Ну вот, опять фэнтезийным душком повеяло – написал мне взыскательный читатель…

Но ведь я обязался писать правду…

Что касается явлений необъяснимых…Например.

24 июня 1941 года зенитный дивизион ПВО города Дзержинск Горьковской области (центр производства химического оружия в СССР, оборонялся очень крепко) обстрелял неизвестный «дирижабль»…

Указанное летательное средство упало аж в районе Сельцы Рыбновского района Рязанской области– и до начала 80-тых годов на месте падения не росла трава…Приказано было считать, что зенитчики стреляли по кучевым облакам…А на месте падения «облака» – существовал до недавних пор артиллерийский полигон, куда доступ всем гражданским, разумеется, был строжайше воспрещён.

Кстати, по дороге к месту падения пылающее «облако» ещё обстреляли и зенитчики города Владимир…

Или вот. 30 июля 1943 года танк Т-26 въехал в белесый туман в густом еловом лесу на Карельском фронте– через четверть часа по часам командира выехал из тумана на фронте Северном, в тундре под Мурманском, в 580 километрах…Долго мурыжили несчастных танкистов проклятые особисты– кто и на каком грузовом аэроплане их туда перевёз– и главное зачем…в конце-концов, просто списали дело в архив…

Хотите ещё? Их– после работы в архиве Особых отделов– есть у меня…

А тут, подумаешь, непроходимое болото…

Во-первых. Лето проклятой памяти чёрного 41-го отличалось тем, что все стрелки дореволюционных барометров стояли на отметке «Велiкая сущЬ»

Во-вторых, люди же шли? И даже двое– бабушка Олеся (как самая знающая) и Иван Иваныч, как самый грузный, чтобы дорогу проверять, провалится он или нет…Что же, Иван Иваныч был тяжелее экранированного танка? Вовсе нет! Просто вес на единицу площади опоры – у «Беспощадного Красного Пролетария» был меньше…Физика, знаете ли…

А куда же так неторопливо– но безостановочно (принцип перемещения по болоту) двигался тяжёлый танк?

А в разведку!

«Автор бредит?» – спросит взыскательный читатель?

Ничуть. Посылали же 24 июня 1941 года тяжёлый, тихоходный, практически безоружный ТБ-3 из 3-го ТБАП среди бела дня НА РАЗВЕДКУ МЕХАНИЗИРОВАННЫХ КОЛОНН?

Вот и единственный тяжёлый танк дивизии товарищ Иоселиани, по кличке «Жаба», послал в разведку– надеясь, что никуда Фалангер на этом танке не доедет, что и позволит Фалангера за не выполнение боевого приказа по закону военного времени…догадываетесь?

Однако, сдаётся мне, что указанный выше 3.14-дор в чём-то крупно просчитался…

Шестнадцать часов. Шоссе Вильно-Минск. Район Ошмяны…

Да что, в конце концов, в масштабах огромной войны значит один человек? А один взвод? А полк? А дивизия, наконец?

Брошенная под гусеницы всей 3-ей танковой Группе достойного соперника покойного Гудериана, кадровая 100-тая, пусть и знатно отличившаяся на недавней «на той войне не знаменитой «дивизия…горсть песка, брошенная навстречу мчащемуся на всех парах паровозу…

Или по современному – жук об ветровое стекло летящему по автобану «BMW«…Смахнёт «дворник» неэстетическое пятнышко, а сияющий кабриолет даже на четверть секунды скорость не сбавит.

Но если…Та же горсть песка…Да только насыпанная доброй, заботливой рукой этому же паровозу, в буксу его тендера…

Или – по-современному– жук не станет пробовать ветровое стекло на прочность, а возьмёт полёт чуть выше– а потом спикирует резко вниз, метясь хозяину мчащейся, открытой сверху машины в выпученный баварский глаз…

«Ты пойми, товарищ Руссиянов…Если на Северо-Западном – полная жопа, а мне, старому козлу, отчего-то кажется, что так оно и есть…Значит, может повториться позорная, горькая история с Польским походом. Только виноват будет уже не проклятый Тухачевский, а я сам.

Потому что…

Двадцать лет мы всей страной создавали нашу Красную Армию….Двадцать лет готовились к новой войне– которая рано или поздно была бы разожжена буржуинами…И вот– когда она началась…Как всегда. Ничего не готово…

А ведь как мы старались…Да. И ты, и я…

Но на тебе вины никакой нет. А вот я…ну, ничего.

Искуплю.

Отставить, товарищ генерал-майор! Я еще, слава Труду, Маршал Советского Союза!

Так что давай мы с тобой договоримся – ты командуешь, а я тебе, по старой комиссарской традиции– помогаю чем могу. Например, сейчас считаю насущной задачей сформировать группу войск, имея твою дивизию в качестве ядра кристаллизации – вот, какие я слова знаю! Не ожидал? А это всё Ко…товарищ Сталин, дорогой наш. Сам книжки по ночам читает, и нас заставлял…Даст, бывало, толстенный том– а другим вечером требует вернуть, и ох, беда– если твоих заметок на каждой странице не увидит…Да не романы давал– а всё учебники да справочники, работы Мэхена, Дуэта, Деголля…

Образовывал нас, обломовых ленивых… Меня вот французский язык заставил выучить… Да видно, мало нас колотил. Надо бы ему в руки – дубину Петра Великого! Ну, ладно.

Так, с командирскими приоритетами разобрались? Я в твои дела не лезу– моя задача, пользуясь звёздами в петлицах, всё под тебя грести – и сердца товарищей красных бойцов глаголом большевистским жечь…А танки фашистские жечь– задача твоя…

И вообще. Давай-ка вне строя с тобой на «Ты», как в Гражданскую…Ты меня уважаешь? Ну и славно.

Тогда скажи шофёру, чтоб тормознул…вот вроде ещё группа бойцов навстречу устало плетётся…Щас я их взбутетеню!»

Шестнадцать часов пять минут. Минск. Дом ЦК КПБ (б)

«Это что такое?!»

«Это, товарищ Нарком, газета «Известия Советов депутатов трудящихся СССР», от сего 24 числа, матрица доставлена из Москвы, как обычно, самолётом ПР-5 ГВФ, отпечатана в Минске…»

«Нет, ЭТО, ЭТО что?!»

«Стихи…»

«Читай! Вслух читай!»

«Священная война.

Слова: Лебедев-Кумач…

Вставай, страна огромная-

Вставай на смертный бой.

С фашистской силой тёмною,

С проклятою ордой!

Пусть ярость благородная

Вскипает, как волна,

Идёт война народная,

Священная война!»

«Хватит! Идиоты! Слепые идиоты все кругом! Почему мне не доложили? Случайно ведь увидел! Это же не стихи! Это…народная идея! Это Гитлеру полный пиздец!!

Записывайте. Немедленно.

Стихи перепечатать – где? В окружной «Красноармейской Правде», в армейских газетах – «Боевое Знамя», «Часовой родины», «За Советскую Родину»…

Подвижной типографии Главного Управления Полит-пропаганды – отпечатать сто тысяч листовок с текстом…Немедленно разослать в войска.

Окружному Ансамблю– на эти слова написать песню и немедленно мне представить…Что значит, композиция? Я вам дам – вдохновения и гармонии, во все дырки сразу! Сегодня же сочинить, отрепетировать и при мне спеть!

Потому что завтра они будут петь по Минскому радио!

Да что ж такое, а? Это же…это посильнее сотни батарей будет…

Ещё запишите. Этого поэта– найти и спросить, что ему надо – и дать, из моих фондов, что захочет…Я сказал, ВСЁ дать. Квартиру, «эмку», дачу, Любовь Орлову и барабан впридачу…

А кстати, где товарищ Ворошилов? Надо ему немедленно это показать…»

Шестнадцать часов десять минут. Брест. Крепость. Земля и небо.

Аппарат «Бодо».

«Здесь Гаврилов. Здравия желаю.

«Здесь Сандалов. Здравствуйте, товарищ майор. Как там у Вас?»

«Противник форсировал Буг, прорвавшись на Северный остров, однако остановлен рубеже Восточный форт – казармы 125-того полка. Сейчас надо мной перекрещиваются снаряды со всех сторон света, такое ощущение, что мы уже окружены. Кругом стоит канонада, от которой сплошной гул в ушах. В настоящую минуту идёт такой концерт, что карта на столе подпрыгивает от сотрясения. Помощь ещё не подошла. Хорошо бы нам продержаться на Северном хотя бы до ночи, как видно, за нас взялись всерьёз.»

«Вам пошли птички. Были ли у Вас?»

«Только сейчас были. Бьют по дальним подступам. Не совсем то, что нужно.

В настоящую минуту крайне необходимо по артпозициям, по их миномётам, по танкам и скоплениям пехоты, меньше– по скоплениям машин, так как идёт открытый бой. Вообще птички работают прекрасно, смело, дерзко, летают прямо над головами, но очень малый боезапас. Как только улетают, то начинается старая картина. Однако при них куда спокойнее. Бойцы очень птичкам радуются, кидают в воздух фуражки.»

«Держитесь изо всех сил. Противник переправился Буг также в районе Митьки– Аркадия, южнее Бреста, но остановлен на рубеже Мухавец. Поэтому у Вас создалась видимость окружения. Послал Вам местную стрелковую команду народного ополчения. Хотя вооружены они слабо, нет совсем артиллерии и миномётов, но они хотят и будут драться. Также послал Вам три подводы с зажигательными бутылками по образцу пограничников.»

«За бутылки спасибо. Ополченцев примем как родных, тут каждый человек на счету. В случае чего, если действительно окружат – буду драться в Цитадели до последнего.»

«Надеюсь на Вас. Сейчас важно как можно дольше задержать немцев, нам важен каждый час.»

Сообщение узла связи Брест– в Буховичи. «16часов 15 минут. Проводная связь с Крепостью прервана.»

Это же время. Город Брест, улица Московская, перекрёсток с улицей 17-того Сентября.

«Как взвыла, застонала Русь от боли,

Как взмыла, взмыла ввысь мольба,

Как оросилось кровью поле,

Слезою– каждая изба,

Как захлебнулось сердце злостью,

Как брызнул гневный свет из глаз,

Так хрустнули под ношей кости….

Так оперлась Страна на нас!

Николай Савостин, рядовой, 3-я ДНО.

Впереди– куда уходила прямая как стрела улица (бывшая вообще-то последним отрезком Минского шоссе) всё гремело, грохотало, ухало – как будто там работал громадный металлургический завод…Над Крепостью– стояло грибовидное, чёрное как ночь облако дыма и пыли, прорезаемое огненными вспышками разрывов…Смотреть туда было просто жутко, а тем более – туда идти…Но добровольческий отряд ополчения шёл бодро и энергично, даже старался идти в ногу…

В одном ряду с Володей Менжинским шагала невысокая, коренастая, скорее даже пышненькая блондинка очень решительного вида – из тех, что «слона на ходу остановит и хобот ему оторвёт»(с) С. В. Царь. Поэма о женской красоте.

На блондинке была странно знакомая Володе полувоенная форма. Вот только где он эту форму видел?

Откашлявшись, Володя вежливо спросил: «Я дико извиняюсь, гражданочка, а как Вас зовут?»

Гражданочка, мило улыбнувшись: «Никак! Обычно я сама прихожу, без приглашения, но с санкцией… А крестили меня – Надеждой»

Менжинский, осторожно продолжая разговор: «А еще осмелюсь спросить, где до войны служить изволили, если не секрет?»

Блондинка, еще более мило улыбнувшись: «Ну какой там секрет – в Брестской прокуратуре…Следователем! По особо важным делам…»

Володя, конспиративно понижая голос: «Это по каким же?»

Блондинка, откровенно кокетливо: «По убойным!»

Соломон, в кожаной тужурке и канотье, до странности похожий на комиссара из Народной Армии батьки Нестора Махно: «А-ттставить разговорчики! Подтянись! Шире шаг! Песню-ю…Запе-Вай!»

И ополченцы грянули:»

Скоро до Берлина мы дойдём!

Геринга мы в жопу отъёбём!

Выебав сперва со свистом-

Перебъём мы всех фашистов!

Гитлера– заставим хуй сосать!»

И глядя на их колонну– почему – то хочется верить…Что ведь эти – ЗАСТАВЯТ…

Это же время. Подвал кольцевой казармы 333-его стрелкового полка…

Пламя пожара освещает лежащую на бетонированном полу раскрытую «Записную книжку командира» в зелёном коленкоровом переплёте.

Сквозняк перелистывает страницы…

Заметки…про заготовку сена…ремонт сбруи…Обращает на себя внимание «Список красноармейцев, совершивших кражи».

Потом– штрихи и загогулинки, которые оставляет человек, высиживающий скучные часы на партсобрании…

Затем как-то резко, без перехода:

«1. Станков. пу. Доорганизоваться

2. меропри (зачёркнуто) разбить участок

3. Организовать охранение

4. Наблюдение

Следующая страница: «24. VI.41

1. Прибрать свой участок

2. Умерших– собрать. оч. большие потери. тяжёлая атмосф. от разложения трупов. Валит с ног малосильных и легкораненых.

3. Боеприпасы. малое наличие (?) где взорван склад поискать

4. Исключит. тяжёлое положение с ранеными, из-за отсутствия условий, медперсонала и медикаментов.

5. Запас продовольствия– только конфеты, печенье и сахар. Стало трудно с водой»

Далее в записной книжке идут только белые листы…(из фондов Музея-заповедника Брестская Крепость)

Это же время. Тот же подвал– только другой отсек, отделённый глухой стеной, крайний западный отсек, ближайший к Тереспольским воротам.

Назвать помещение госпиталем– можно только потому, что в нём лежат и сидят, прислонившись спинами к кирпичным стенам– раненые…Много раненых…

Тяжёлый смрад гниющей человеческой плоти, застарелый запах засохшей крови…стоны, бред…

Вот у стены– знакомая нам пара…У Мохнача– перевязаны обе руки, повязка скрывает левый глаз…Клаша пытается напоить его с ложечки– очень плохо получается…Драгоценная вода проливается из уголка рта.

Два пограничника заносят и бережно укладывают на свободный от тел «пятачок» пола – лейтенанта Кижеватова…Их сопровождает Лерман, сокрушённо покачивающий головой.

Кижеватов приходит в себя, открывает воспалённые глаза, видит над собой склонившееся заботливое лицо оперуполномоченного…Что-то пытается сказать…

Лерман наклоняется поближе.

Кижеватов, с трудом размыкая запёкшиеся губы: «Ты… правда хотел… в Погранвойска…. перевестись?»

Лерман: «Виноват, было такое желание!»

Кижеватов: «Когда я…фуражку мою… возьми…заслужил…»

Лерман молча, глотая слёзы, старается ободряюще улыбнуться…

Это же время. Небо над Брестом.

Изделие М-62, разработки товарища Швецова, созданное заботливыми руками рыбинских пролетариев, жителей бараков «Скомороховой горы» и землянок посёлка «Шанхай»… А проще говоря, уникальный двигатель воздушного охлаждения, который – если заглянуть вперёд– будет выпускаться ещё шестьдесят лет(!) – для самолётов АН-2 – сейчас уверенно тянул машину майора Васильева в дымные облака…

Последняя штурмовка прошла на редкость хорошо…тьфу! Какая «последняя»? Поосторожней со словами! Ни один лётчик не скажет так…в лучшем случае– крайняя…И ни в коем случае нельзя говорить о полёте– «уже прошёл» – пока не записал адъютант этот полёт в книжку пилота…Были, знаете, прецеденты, когда поторопившемуся так сказать лётчику срубило голову винтом прямо у взлётной полосы…

Сначала «Чайки» – названные так за профиль крыла – атаковали позиции фашисткой артиллерии залпом секретного оружия– реактивных снарядов РС-82 («Посадка на вражеской территории с «Эр-эсами» на борту – является изменой Родине!» – кстати, почему секретного? пишет взыскательный читатель, ведь уже и на Халхин-Голе применялись? – все вопросы к особистам, зачем они писали ТАКИЕ подлинные инструкции), а потом – прошлись частым гребнем пулемётных очередей…

Потерь и видимых повреждений на машинах полка майор не заметил…Дыры в перкале плоскостей– дело житейское, техники заклеют…

Пора домой…Устали люди, устали машины– пятый вылет на штурмовку за день! Никогда бы Васильев не мог предположить, что можно воевать с таким напряжением…

Только нечеловеческой усталостью и можно объяснить, что не заметил майор стремительной летучей тени, наискось промелькнувшей перед глазами в дымной гари, висящей над Крепостью…

Пламя стремительно охватило «граненый» фюзеляж «Чайки«…Снаряды «Эрликона» изрешетили центроплан, в щепу разнесли руль высоты…Самолёт Васильева сорвался в плоский штопор…

С трудом разлепив залитые кровью от осколков разбившихся лётных очков глаза – майор увидел: Крепость…Буг….Крепость….Буг….Крепость…

Тренированное годами тело само – знало что делать…Ручка-педаль-сектор газа…Вышел! Тянем…тянем…горю? Огонь в кабине! Прыгать! Левый вираж…слева подо мной – ЗА Бугом– Крепость….Нельзя мне прыгать! Иначе сяду у фашистов…ручку от себя– как удачно! Подо мной– огневая позиция немецкой батареи! Повезло. Ручку от себя…от себя…

Подобно огненной комете, самолёт с гордой надписью «За ВКП(б)!» рушится вниз…»Утомлённое солнце, нежно с морем прощалось…»

Шестнадцать часов двадцать минут. Полоса 10-ой армии. Севернее Бреста.

Стратегическая конница! Звучит-то как!

Сразу представляешь себе – бескрайняя степь, гремящая под сотнями тысяч копыт, развевающийся в голубом небе тяжёлый багровый бархат знамён, полёт легендарных тачанок, запряжённых четвёрками огнегривых коней, слепящий блеск поднятых подвысь клинков…

Как в фильме «Если завтра война…»

Однако к началу 41-го года стратегическая конница уже рассматривалась главным образом именно как ездящая пехота…С великолепной, выше чем у мотопехоты– проходимостью. И в белорусских лесах, в бескрайней Пуще – конница еще себя покажет…

Две дивизии: 6-я Кубано-Терская казачья Чонгарская Краснознаменная ордена Ленина и ордена Красной Звезды дивизия им. Буденного и 36-я Краснознаменная ордена Ленина и ордена Красной Звезды кавалерийская дивизия им. И.В. Сталина сейчас сосредоточивались в густом лесном массиве районе Сокулки.

Немецкая авиация безуспешно пыталась бомбить лесной массив– однако, похоже, немцы просто потеряли конников! За всю войну – названную позже Второй Отечественной– так никогда немцы и не смогли определить место нахождения наших кавкорпусов ДО нанесения ими стремительных ударов…И часто – «Auf den Kommunikationen die Kosaken!» было последнее, что немецкие тыловики успевали сообщить, прежде чем изящно выгнутый златоустовский клинок рассекал провод…или фуражку цвета «фельдграу»!

Плохо было одно….Перед самой войной вся зенитная и дивизионная артиллерия корпуса по приказу проклятого навек Павлова была отправлена на полигоны к самой границе…Где она, похоже, и осталась…

И с горючим для танковых полков корпуса было – не очень хорошо. Одна заправка в баках…А подвезти горючее было не на чем, да и не откуда! Потому как горючее для бронетехники терцев и кубанцев хранилось…правильно, на Кубани и Тереке…Тыловое же обеспечение в полосе 10-той армии было полностью дезорганизовано…С боеприпасами тоже было негусто.

Поэтому сейчас броневичок БА-10 из разведэскадрона 35-го Кубанского казачьего танкового полка 6-й кавдивизии отправился на разведку к складу 6-то мехкорпуса, проверить возможность пополнения боекомплекта и топлива.

Очевидец вспоминает: «Когда мы к нему подъехали, показалось, что накануне он подвергся авиационному налету. Все наземные постройки склада исчезли. Во многих местах как бы горела земля, раздавались мощные взрывы, разбрасывавшие вокруг осколки, неразорвавшиеся снаряды, снарядные гильзы. Из подземных хранилищ выбивались клубы чёрного нефтяного дыма. Пришлось поскорее убираться от бывшего склада не солоно хлебавши.»

Когда бронемашина возвращалась назад, кавалеристы увидели расхристанного солдата, без ремня, который сидя на пеньке, горестно наблюдал безрадостную картину…

«Что, дядя, давно вас бомбили?»

«Кой хрен бомбили…Сами же и взорвали…»

«Зачем?!»

«Поди спроси…запалили вчера склад, сели в легковушку, да и дёру…Начальство, в рот его ети…»

«Ну а ты что же остался?»

«А я совесть ещё не пропил! Возьмите меня с собой!»(случай подлинный)

Шестнадцать часов тридцать минут. Ведьмино болото.

«Му! Му-му-му…»– восхищённо произнёс, как всегда, красноречивый Вася Костоглодов.

Действительно, восхититься было чему…Посреди непроходимой топи, за бочагами, за кривыми осинками, за долгими вёрстами мхов, осоки, тростника– поросшая лесом, очень живописная горка…

Сияют золотом гордые стволы корабельных вековых сосен, вместо смрада потревоженной трясины– смоляной, боровой дух…Земляникой пахнет…Над островком – звенят комары, слепни, стрекочут крыльями стрекозы, неумолчно гудят дикие пчёлы, порхают яркие бабочки…

Островок не только посреди болота– островок мира и покоя посреди жестокой и страшной войны…

Бабушка Олеся, остановившись на берегу: «Ну, тут малость и передохнём. И колымага ваша остынет, а то вот, гляди, закипит, как тот самовар…Эй, малый, ты куда?»

Додик Филькинштейн заворожённо смотрел сквозь свои круглые очки в металлической оправе, как у самого люка порхает яркая бабочка…

«Это же Papilio machaon! «И – потянув за собой костылик, Додик, как заворожённый, побрёл вслед за летающей красавицей…

«Ой! А это Parnassius mnemosyne! Обитает в сильно затемнённых, переувлажненных местах, с монофагией на растениях рода хохлатка…Ущипните меня…»

«Ущипну, ущипну!» – ласково отвечала ему добрая бабуля…»Вот води энтузиастов по заповедным местам…Всех моих подопечных рёвом да гулом напугали– и уж за бабочек принялись…

Иван Иваныч, бросившись на густую, никем не кошенную мураву: «Эх, рай земной! Вылазь, ребяты…когда такое место ещё увидишь?»

Фалангер: «Ладно. Привал десять минут…»

Шестнадцать часов сорок пять минут. Крепость. Северный остров. Район ДНС.

Три огнеметные группы PiBtl181 были прикомандированы к I.R.133 45-той пехотной дивизии еще в первой половине дня.

И сейчас Гельмут Бетхеттер, унтер-офицер пионерного (штурмового сапёрного) батальона, тяжело волок на своём несчастном костлявом горбу свой «малый» Flammenwerfer – 40 klein. Господи, слава Тебе, что он не «большой»!

В свои 19 лет Гельмут выглядел аж на все пятнадцать– тощий, заморённый, с кривыми и редкими зубами…Типичный продукт периода экономической депрессии…Мировой кризис тогда был, знаете ли…Когда его дорогие родители так неудачно сходили в синема на последний сеанс…

К тому же– с 14 лет Гельмут был фактически выброшен из дома – мол, дорогой сынок, теперь зарабатывай себе на хлеб сам…Зарабатывал, что поделать…Водил подвыпивших матросов к старшей сестрице, а когда та была занята– и к матушке (со скидкой), иной раз– обирал этих клиентов, которым его муттер подсыпала в пиво марафета…Как стал постарше– не брезговал и ножичек приставить оплошному гусю, забредшему в гамбургские доки в недобрый ночной час…От тюрьмы Гельмута спасла только армия. Кстати, оказался хороший бизнес.

А что? Новые возможности…Например, возможность бесплатно посмотреть мир, встретить интересных людей и безнаказанно их убить.

Кроме того– тут хоть кормили, причём регулярно. И даже давали бесплатные талоны в публичный дом, что Гельмут очень ценил – потому что даром спать с ним из барышень никто не соглашался, а платить за это деньги– ему было ужасно жалко…На гражданке иной раз хоть от сестрицы перепадало, изредко, по настроению…Так что в армии Гельмуту очень нравилось.

Работать оператором огнемёта, в принципе, ему было по приколу…

Только тяжело было таскать резервуар весом 22 килограмма…Но надо. Потому что в нём была смесь Flammen?19, специально вязкая, чтобы облепило тело жертвы при распылении. Огнемёт давал пламя длиной около 30 метров, температурой свыше 1600 градусов по Цельсию. Когда пламя направлялось в подвал, оно могло огибать углы, полностью заливая помещение безжалостным огнём.

Сам оператор был командиром группы– состоящей из подносчика смеси и стрелков, которые его прикрывали. Но главным был именно он– Гельмут, бывшая портовая крыса…

Именно он включал подачу сжатого азота, именно он специальным пьезоэлементом поджигал струю пламени, от которого не было защиты…10 односекундных струй высасывали кислород из подземных убежищ, опаляя и разрушая лёгкие находившихся там людей волнами раскалённого воздуха…Большинство из этих людей сгорали мгновенно, и это были счастливцы…Иные, ослеплённые, с запеченными глазными яблоками, беззвучно корчились долгие минуты…Почему беззвучно? Голосовые связки у них тоже сгорали…

Это же время. Подвал ДНС?5.

Уже третьи сутки– лишь грохот снарядов днём, да осветительные ракеты ночью. Да очереди невидимых немецких пулемётчиков, не дающих не только переходить из подвала в подвал, а даже набрать воды…

За последние сутки людей заметно поубавилось. По подвалу изредка пробегает кто-то из бойцов, все– у подвальных окон, заваленных разломанной мебелью и матрасами почти доверху.

Матрасы лежат на аккуратно уложенных кирпичах, так, что получились своеобразные бойницы. С внешней стороны они скрывают все, что делается в подвале. Иногда разрывом выбивает заделку из окна, начинается пожар…но это выглядит сущим пустяком…Грязные, оборванные, с воспалёнными глазами, впалыми, заросшими щеками – бойцы молча, сосредоточенно ведут бой…

Это же время. У стены ДНС?5.

Гельмут осторожно, бочком подобрался к окну, и просунул штуцер огнемёта вниз…Он не спешил. О, как он любил эти секунды до того, как струя пламени польётся, всё сжигая на своём пути…Себе он казался огнедышащим драконом Фафниром – и оттягивал сладкие мгновения до сладостного мига всевластия…

Слева от Гельмута что-то чавкнуло…

Он повернул от голову и закричал от ужаса…поднять огнемёт и послать струю огня – ему и в голову не пришло. Потому что он просто окаменел….И было от чего…

Огромный, покрытый синими татуировками недочеловек, схватив одной рукой его напарника за волосы, другой рукой с огромным ножом не торопясь отрезал ему голову…

Но долго стоять Гельмуту (с уже мокрыми штанами, кстати говоря) – не пришлось…Белокурая, невысокая, крепко скроенная медхен подскочила к Гельмуту, вонзила ему в живот штык и с хриплым кличем «Iоjopptffojoumatt!» («Вперёд, к победе»– прим. переводчика) перекинула его через себя, как сноп соломы…

«Я много раз видала рукопашный…

Раз – наяву, и сотни раз во сне…

Кто говорит, что на войне – не страшно,

Тот ничего не знает о войне…»

Старшина морской пехоты Юлия Друнина…

Семнадцать часов. Гродненская область. Шоссе. Не доезжая Сморгони.

Веками дремал на реке Вилия, у впадения в неё узенькой Оксны древний белАрусскУ городок СмАргонь…Известен был он издревле как маеток князей Раздзивиллов, да еще славился своей Медвежьей академией, где цыгане мишек обучали на ярмарках представлять, как дети малые горох воруют, а пьяный мужик домой идёт…

Хотя и его не обходили стороной события исторические…

Именно здесь, возвращаясь из Восточного похода, Наполеон передал командование маршалу Мюрату над остатками Великой (когда-то!) Армии – а сам налегке укатил в Париж, видимо, опасаясь попасть в гостеприимные, нежные руки «Русских Амуров» – вооружённых луками башкир и калмыков…

Во время другой Великой войны– на востоке именуемой Империалистической – через Сморгонь проходила линия русско-германского фронта. В результате тяжелейших позиционных боев 16-тысячный в то время город превратился в руины.

Да что там! После 810-дневной обороны он практически перестал существовать.

В боях под Сморгонью принимали участие («Прощание славянки»! – трубы и литавры…): будущий Маршал Советского Союза и министр обороны СССР, а тогда всего лишь пулеметчик 256-го Елисаветградского полка Родион Малиновский,

поручик 16-го Менгрельского гренадерского полка Михаил Зощенко,

вольноопределяющийся Валентин Катаев,

штабс-капитан Генерального Штаба, будущий Маршал Советского Союза Борис Михайлович Шапошников,

командир 14-й роты 6-го Финляндского стрелкового полка поручик Владимир Триандафиллов, будущий красный военный теоретик,

начальник штаба 64-й пехотной дивизии полковник Михаил Дроздовский и капитан Александр Кутепов (в будущем известные герои Белого движения– «Шли Дроздовцы твёрдым шагом, Враг под натиском бежал…»),

поручик Александра Толстая (дочь Льва Толстого)…

И многие, многие…»Имена же их Господь веси…»

Сотни тысяч солдат и офицеров отдали здесь свою жизнь, сражаясь за Веру, Царя и Отечество, 847 поименно известных героев Сморгони стали в тех боях полными Георгиевскими кавалерами.

Также Сморгонь вошла в историю тем, что во время этой Первой Мировой войны здесь впервые в истории войн был сформирован добровольческий женский батальон, участвовавший в нескольких чудовищных по количеству потерь боях. Его не зря назвали «Батальоном смерти». И здесь девушки лучших русских фамилий показали всему миру своим примером, как нужно сражаться и умирать…

А ещё Сморгонь– узел дорог. И железная дорога здесь проходит, и идут шоссе на Молодечно, Вильно, Ошмяны, Вилейку, Борисов…

Немцы заняли Сморгонь после короткого боя…И дорога на Минск– была открыта…Была бы…

Кабы не было деревни Залесье…

Ну что-что…деревня как деревня…Правда, рядышком– старинная усадьба Огиньских, где, по недостоверному преданию, и был написан величественно-прекрасный «Полонез», тот самый…»Та. Тарара-ра, ра-ра-раа…»

А еще– шоссейный и железнодорожный мосты через невеликую речку, левый приток Вилии…

И у этого моста сейчас конвойные войска НКВД выполняют свои прямые служебные обязанности…

Их было 28…бойцов 84-того железнодорожного полка 9 – ой железнодорожной бригады…И счетверенная зенитная установка в заботливо отрытом окопчике.

Именно эти бойцы повязали и для верности чуть не определили в «расход» главного диверсанта Страны Советов…Нюхом почувствовали, как сторожевые овчарки – волка…А ты не лазай, гражданин Старинов, без спроса под вверенный Родиной мост. Подумаешь, накостыляли от души…Служба такая – а печать и подпись на удостоверении и подделать можно.

Когда на шоссе показались вражеские танки, сержант И.И. Пияшев делал все по инструкции.

Подпустив танки поближе – из искусно замаскированных окопчиков бойцы дружно швырнули под гусеницы шашки ТНТ с коротенькими отрезками огнепроводного шнура…А потом причесали из зенитных «Максимов» и верных СВТ горохом посыпавшуюся мотопехоту…

Держались долго…почти полчаса…И когда Пияшев был уже готов дать Главный сигнал – со стороны Минска над полотном показалось облачко летучего дыма…

За два часа до этого рядовой красноармеец А.А. Маринович, скрипя зубами, лежал на животе, на жёсткой полке бесплацкартного вагона санлетучки на станции Молодечно.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю