Текст книги "Горсть песка-12"

Автор книги: Валерий Белоусов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 28 страниц)

Потому что немецкий танк – первый из увиденных Адольфо в эту войну – горел, горел, горел!

«Каррахо дель порко Мадонна Санта Мария де ля Кроче пер Бакхо, каррамба!!»

Адольфо не знал, что означают эти слова, которые он внезапно прокричал…Это пришло откуда-то из глубины, из далёкого, прочно забытого…

Это был истинный голос его жаркой, пылающей крови!

У Фалангера ещё звенело в ушах после «сорокопятки«…И поэтому негромкого хлопка ТК он просто не расслышал.

Безоболочечная мягкая 6.35 миллиметровая пуля, выпущенная из коровинской игрушки, кстати, довольно изящной, с хромированным покрытием и пластиковыми щечками рукоятки, с маркировкой «ТОЗ» витыми старославянскими буквами – выпущенная в упор, превратила его мозг в серую, чуть окровавленную кашу…

Превратила бы. Если бы он унаследованным от далёких предков, охотников африканской саванны, беглых рабов, свободолюбивых жителей фавелл и бидонвидллей, инстинктом, неосознанно не откинул назад голову…Обошлось оторванным наушником шлемофона.

Но от второй пули в тесной коробке башни даже при всём знании капоэйры (названия, которого он, впрочем, и не слыхал) Фалангер увернуться бы не смог…

Сандалов понял это, радостно улыбнулся, тщательно прицелился…

Вот за что я люблю плохих людей. Если хороший человек тебя задумает убить– он просто возьмёт и убьёт, внутренне при этом тебе сострадая. Плохой человек, перед тем как убить, обязательно скажет какую-нибудь гадость.

Товарищ генерал не был исключением. Тщательно прицелившись, прищуривая левый глаз, он изрёк: «Прощай, чёрношкурый! Будешь знать, как генералам угрожать…»

И нажал на спусковой крючок.

Но за долю секунды до этого – неведомая сила дёрнула его вниз, и Сандалов провалился в отделение управления…

Около четырнадцати часов. Днище отделения управления танка Т-26, заводской номер 10344, бортовой номер 13.

«Ну кто же так душит! За яблочко, за яблочко его!» – тоном, словами и голосом противного меньшевика из замечательного фильма «Ленин в восемнадцатом году» подбадривал любящий хороший юмор мехвод своего командира…

Сам мехвод при этом крепко держал пациента за начищенные сапоги, чтобы тот не особенно трепыхался…

Милый дедушка, Лопес Энрике Хименес Мария Пабло Фалангер, не числивший за собой ангельского смирения, давно бы не только удавил покушавшегося на него негодяя и кошона, но и уже зарыл бы его, и сплясал на его могиле зажигательную самбу…

А его испорченный европейской цивилизацией внучок всё сопел, копался, возился…

Наконец, товарищ Сандалов издал рокочущий звук…В танке, и так уже не благоухающем туберозой, стало пахнуть как в хорошо и давно используемом ротном полевом сортире…Только без малейших примесей креозота или хлорки…

«Ну вот и хорошо. Отмучались– удовлетворённо произнёс мехвод– Сейчас мы товарища генерала в люк выставим, чтобы пару осколочков словил…»

«Не убивайте меня, товарищи. Пожалуйста»– жалобно произнёс вдруг совершенно нормальным голосом Сандалов.

«Да как же тебя не убивать, вражина?» – удивился мехвод.

«Я не вражина, я советский генерал, а вы, товарищи, советские люди…»– резонно возразил Сандалов.

«Да какой же ты генерал советский, коли такие вещи говоришь «– начал было мехвод и вдруг погрустнел…Припомнил своего парторга из МТС (для современного читателя– машинно-тракторной станции)…Тот, бывало, тоже – напьётся, ляжет перед МТФ (молочно-товарной фермой) в мягкий, свежий навоз и доярок такими словесами приветствует…

Даже коровы доиться переставали…

«Да, какой же ты генерал, коли в своих стреляешь? – вновь повеселел мехвод. – Ты не генерал, а немецкий парашютист. Дави его, командир.»

«Нет, нет, товарищи, родненькие, любименькие, миленькие, не надо, не надо…Я не парашютист, я на самолёте летать боюсь, у меня дочка маленькая, два годика всего…Вот, вот в кармане фотокарточка» – и Сандалов, пользуясь секундным ослаблением рук на его изрядно помятой шее, выхватил из нагрудного кармана фото ангелоподобного кудрявого ребёнка…

Фалангер только сплюнул. Его мутило, было очень гадко и мерзко на душе…Не мог, не мог он удавить этого жалкого, трясущегося, воняющего…генерала.

Не мог, и всё. В запале – мог. А теперь не мог. Хоть был он негром…но негром– русским, увы…

Но решать что-то было надо…

«Так. Товарищ генерал. Выйти наружу. Снять галифе. Вытереться. В танке и так вонько. Выполнять мои приказы. Иначе удавлю. Вопросы? Исполнять.»

И– на внимательный, глубокий взгляд мехвода – «Вась, ты что, серьёзно надеешься сегодняшний день пережить?»

После четырнадцати часов. Перелески, рощи, узкие лесные дороги.

Даже сейчас, шесть десятков лет спустя, места эти – совсем не похожи на равнины Фландрии…

Постепенно густея, смешанные рощи, перелески, леса– переходят на севере в непрохожую и непроезжую Пущу…. Для Европы– это весьма крупный лесной массив, на водоразделе бассейнов Немана, Западного Буга и Припяти, один из самых старых европейских лесных заповедников. Площадь больше 145 тыс. га…

Когда-то здесь любили вместе поохотиться на зубров Император Русский и Король Прусский…

А сейчас– на опушке древнего леса идёт совсем иная охота.

Получив известие о том, что 29 ID (mot) атакована СОТНЯМИ русских танков, Гудериан, разумеется, этому не поверил. А вы бы поверили, майне херр– если во всей ВАШЕЙ танковой группе, наступающей на главном стратегическом направлении «нах Москау» – танков было всего-то две сотни…

И потом, Быстроходного Гейнца убедило в недостоверности этого сообщения то, что Иваны якобы атаковали пехотную дивизию танками «в лоб»…

Танки так не воюют. Они входят в прорыв, перехватывают пути сообщения, окружают вражескую пехоту…Он про это даже книжку написал: «Внимание, танки!». Очень давно. Ещё в те времена, когда немецкие танки изображались на «шпацирен» картонными макетами на велосипедном шасси (а любознательные немецкие школьники на экскурсиях прокалывали их «броню» карандашами, чтобы посмотреть, что там внутри. Царя Ирода на них не было.).

И Иваны про такой вывод военной мысли – прекрасно знали. Ещё бы им не знать, коли Гудариан у них же и постигал тонкости использования «Гросс трактора» в городе Kazan, в танковой школе «Kama», подальше от инспекторов Антанты…

Русские учителя тогда ещё не «Быстроходного» Гейнца– комбриги Триандафиллов и Калиновский – очень подробно, тщательно раскрывали ему смысл и задачи «глубокой операции«…Хорошо учили. На совесть…

Впрочем, не одни они были прекрасными учителями…Толстяк Геринг, когда повышал квалификацию в русской лётной школе в городе Lipetshk, например, нашёл у Курортного Бювета девушку, которая доходчиво объяснила ему, что же это такое – «Любить по-русски»(Тм).

Видимо, будущего рейхсминистра авиации – проняло.

Потому что, хотя у бедной барышни ПОТОМ и были некоторые проблемы с компетентными органами – зато в течении всей войны, названной Второй Мировой, на Липецк не упало ни единой бомбы, сброшенной самолётами Люфтваффе…И что бы Герингу в Москве не учиться…или в Ленинграде…

Короче, Гудериан на всякий случай наорал на своих бедных штабистов, чтобы не расслаблялись – и дал команду «выбросить» передовые отряды 17 PD для проверки гипотезы, насколько тупы пехотные генералы и как широки у них от страха глаза…»А авиация?» – спросите вы.

Ну да. Возвращающиеся из налётов пилоты с горящими глазами сообщали, что каждый из них – уничтожил пять…нет, десять…нет, пятьдесят руссище панцеров, причём одной бомбой.

И ещё они разогнали целую кавалерийскую дивизию…нет, кавалерийский корпус… нет, конную армию русских!

Потратив на это сорок семь патронов из боезапаса MG-15 стрелков-радистов.

Проявка кинофотопулемётов показала – да, летали. Кого-то бомбили. Какую-то технику. Может, и танки. Лошади– тоже, вроде были…(И ведь действительно были. А кто, по вашему, в упряжке повозок Полевого Хлебо-Завода был? Страусы, что ли?) Специально посланные самолёты– разведчики Гудериану картину не прояснили.

Потому как со времён Великой войны он вывел для себя аксиому– что больше всех на войне врут разведчики и газетчики…Потому что первых– поди проверь, а вторых – поди опровергни…

Следовательно, майне херр– свой глазок– смотрок. И вместе с передовыми отрядами к неясной линии фронта отправились командиры танковых дивизий – Модель, фон Лангерманн-Эрленкам, фон Вебер…Для РККА образца 1941 года– ситуация совершенно невероятная…

А впрочем, Климент Ефремович Ворошилов, говорят, с винтовкой в руках водил в контратаку моряков под городом-героем Ленинградом, на Лужском рубеже…Ну так то же Клим Ворошилов… «Первоконник»! Его бывший сослуживец, генерал Доватор, тоже лично скакал на фашистов впереди своих донских казаков, махая над головой Почётным Революционным клинком.

Тот танк, который попался на прицел Фалангеру, как раз и входил в одну из таких передовых групп…Так что то, что он на прицел попался– было не удивительно. Удивительно было то, что Фалангер в него попал.

Потому что за восемь месяцев службы– стрелял он из штатного орудия ровно четыре раза, каждый раз– щедро отпущенными тремя снарядами…И три раза – из пулемёта, по двадцать патронов…(подлинная информация).

Ну, допустим, и сам рядовой, и его башнёр– родились гениальными стрелками…

А остальные?

Хорошо, допустим, пушку жалели – хотя живучесть ствола «сорокопятки» просто поразительна…Хорошо, жалели снаряды. Но про «стволиковые стрельбы», когда в ствол пушки вкладывается винтовочный ствол и стреляют винтовочным патроном – кто-нибудь из гениальных танковых комкоров слышал ли? И если башнёры не умели стрелять, «наезд» водителей составлял 6 моточасов, в «поле» техника не выводилась– чем же личный состав в служебное время занимался? Ведь не всё же время в подшефном колхозе картошку окучивал? Или всё же – именно всё?

Когда оставшийся без бриджей генерал плотно уселся пухлыми белеющими ягодицами на своё «командирское» место, «Саблезубый» осторожно двинулся вперёд…

Первое, что увидели на дороге члены его экипажа– были пять, стоящих друг за другом, разбитых советских танка. Это поработали бомбы пикировщиков…

Машины были разбиты вдребезги – где башня, где корпус, где обрывки гусениц…О судьбе людей даже думать было больно…

Чуть подальше по дороге– лежал на боку опрокинутый танк, а за ним– танк, у которого, видимо, осколком, вскрыло лобовую броню, как консервную банку…Лист брони при этом был скручен, как бумага– только клёпки по краям торчали…

Фалангер не увидел, а только лишь звериным чутьём вдруг осознал, что слева от него – появилось что-то враждебное, опасное…И тут же– что-то с визгом унеслось прочь, чиркнув по чуть скошенной башенной броне, от которой мгновенно отлетел целый сноп искр– подобных ярким искрам окалины, когда в кузнице кузнец молотом бьёт по раскалённой поковке…

Крикнув – «Левее дерева, танк, 500!» рядовой нырнул в башню.

На этот раз поймать в прицел небольшую вражескую машину никак не удавалось. Только Фалангер поймает врага в прицел– а он уходит то влево, то в право, меняет направление…Без результата дав два выстрела– «Саблезубый» получил чувствительный удар в маску пушки. От внутренней стороны брони оторвались осколки, брызнули в лицо, впиваясь в переносицу, в подбородок, в щёки…Сквозь звон в ушах донеслось жалобное хныкание генерала…

«Командир, ухожу влево, спалит, гад!»

Резво развернувшись, «Саблезубый» кормой глубоко вломился в заросли и замер…

Размазывая по лицу струящуюся кровь, Фалангер откинул люк и опять оглянулся…

Кто– где, понять было совершенно невозможно…Ясно, что от своих они оторвались. А рядышком– бродит немецкая бронетехника…

Перегнувшись вперёд, рядовой увидел, что рядом с маской пушки засел 2-см немецкий снаряд, его сине-фиолетовое донце окружала оплавившаяся, но выдержавшая удар броня. Слева на башне– осталась глубокая борозда, оставленная другим снарядом. В общем, легко отделались. Хотя внешний вид– с учётом предыдущих шрамов и царапин – был явно не парадный.

Но вылезать на открытое место снова Фалангер пока не рискнул…Кто знает, кто это рычит мотором за ближним поворотом?

Мимо «Саблезубого» промчались один за другим по дороге два серых мотоцикла с колясками…За рулём которых сидели водители в фирменных пальто, явно не пошива «Москвошвеи«…Танк их внимания не привлёк– потому что на битые (и честно говоря, некоторые уже и просто брошенные с сухими баками) русские танки они насмотрелись сегодня достаточно…

Подал голос мехвод: «Командир, немцы!»

Фалангер: «Не слепой…И не глухой. Поэтому дождёмся, кто там порыкивает…»

И дождались.

Это шла маленькая колонна. Впереди– угловатый, показавшийся Фалангеру огромным– Т-IV, затем– две «тройки» и наконец– два полугусеничных бронетранспортёра…Замыкал колонну танк помельче– уж не тот ли самый, который Фалангеру навёл изысканный татуаж?

У Фалангера от обилия добычи аж ладони зачесались…»К деньгам»– мысленно озвучил он хорошую примету…

Пропустив врага мимо себя, так, что замыкающий танк оказался прямо перед ним, шагах в пятидесяти, Фалангер выстрелил…»Двойка» будто споткнулась на бегу, её блестящие гусеницы вмиг замерли, а из откинувшегося вверх люка повалил дым, как из паровозной трубы…

Вторым выстрелом Фалангер ударил по головному-самому грозному противнику…

С трёхсот метров советская болванка пронзила кормовую броню немецкого «батальонен-панцера», из боковых мгновенно распахнувшихся люков угловатой башни которого горохом посыпались три немца…Из передней лобовой щели танка ритмически стал вылетать язык огня, как будто начал стрелять огромный пулемёт…

Следующей жертвой был Т-III. Именно был, потому как снаряд, врезавшись ему чуть пониже башни, пришёлся прямо в боезапас…Взрыв немецкого танка подбросил вверх башню, которая, перевернувшись в воздухе, рухнула на корпус крышей вниз…

И тут же Фалангер, стреляя из пушки со скоростью автомата – надо отдать должное товарищу генералу, не подвёл – перенёс огонь на последнюю, зажатую двумя горящими танками цель. Впрочем, цель выстрелила одновременно…

Удар в лобовую броню бросил Фалангера и генерала вперёд…Когда Фалангер пришёл в себя, то услышал, как Сандалов, тряся перед собой вмиг покрасневшими руками, оторопело бормочет: «Ой, ой, ой…отбило…отбило…»

А мехвод уже ничего ответить Фалангеру не смог. 3.7-см болванка, пройдя сквозь лобовой лист, вырвала ему сердце, распахнув за спину рёбра, как белоснежные крылья…

Но последний вражеский танк тоже – медленно, лениво разгорался…

Спустя несколько секунд– по броне советского танка застучал свинцовый град…Брызги крошечных огненных разрывов заплясали по всему корпусу, подбираясь к бензобаку…MG-34 с бронебойными патронами на дистанции в сто шагов – был действительно мощным оружием против Т-26…вот когда сказал спасибо Фалангер умельцам из рембата, которые навешали экранов на броню…Глупо и обидно быть сожжёным– и кем? Не танком, а гробиком на колёсах…

Фалангер выстрелил и со ста метров– промахнулся…Гнев– плохой советчик…

«Фугасным!»

Генерал выронил из рук припасённый бронебойный, а потом с трудом, со сгиба локтя, зарядил пушку…видно, ему крепко досталось…

Фугасный снаряд врезался в двигатель разворачивавшегося «Ганомага»– полетели какие-то ошмётки, трубки, брызги…Через распахнутую, как ворота амбара, заднюю дверь – выскакивали немецкие солдаты. Фалангер положил бы из всех– да только спаренный с пушкой ДТ оказался разбитым…

На ходу забрасываясь через кузов и даже– погрузив в оставшуюся неповрежденной машину какую-то вещь, немцы по английски, не прощаясь, дали по газам и покинули поле неравного боя…

И не знал рядовой Фалангер, перевязывающий сломанные кисти бесштанному генералу, а потом волокущий его, упавшего наконец в обморок, на собственном горбу…

Что ценной вещью, которую убегавшие немцы всё же прихватили с собой– было бездыханное тело командира 3 PD Вальтера Моделя…

(Мгновенная чёрно-белая вставка. Генерал Модель с содроганием рассматривает дыру на боковой дверце «Ганомага» – куда угодила БРОНЕБОЙНАЯ советская болванка, безвредно затем пронёсшаяся мимо его тушки)

По остановившимся, с разбитым стеклом наручным часам генерала Сандалова– большая стрелочка на цифре 2.Другой стрелки нет вообще. Лесная дорога около Пелишичей.

Немец снова захрипел, выпуская из носа пузыри кровавой пены. Никак не хотел помирать…

Судя по следу на дороге, перевернувшийся мотоцикл придавил его и так волок по инерции ещё метров семь, густо окрашивая чернеющей кровью дорожную пыль…Второй немец лежал, вытянувшись, в кювете и признаков жизни уже не подавал.

Фалангер не стал трогать раненого немца. У него не было ненависти к этому солдату, хотя на дороге– он успел уже насмотреться на то, что сотворили камрады этого Фрица или Ганса с ЕГО товарищами…

Пусть лежит, а там как Бог рассудит.

Осторожно усадив своего генерала спиной к берёзе, рядовой с трудом перевернул тяжеленный «Цюндап», поставив его на колёса. В багажнике коляски – обнаружились две разбитые бутылки польской водки «Гданска», запас патронов, несколько гранат и кое-какая еда– например, завёрнутое в станиоль сало с этикеткой «Shpig» и даже – консервированный хлеб! Испеченный аж в 1933 году, но тем не менее– не чёрствый…Хоть и похожий вкусом на…да ни на что знакомое не похожий…

Трофеями рядового стали пистолет-пулемёт «Штейр-Солотурн» МР-34 (разумеется, Фалангер этого названия не знал– просто догадался, что эта штука– с дырчатым кожухом на стволе и боковым магазином– нечто автоматическое, а значит и весьма полезное), пистолет из немецкой кобуры, две фляжки с водой– одну из которых он тут же с жадностью осушил…

К сожалению, немецкий пулемёт в аварии изрядно пострадал…Пришлось отбросить его в сторонку.

Поглядев на млеющего под деревом генерала, Фалангер вздохнул и пошёл стягивать сапоги с мёртвого немецкого зольдата…

Сандалов окончательно пришёл в себя, когда навязчивая муха полезла ему в нос…Чихнув, товарищ генерал увидел рядом с собой негра, и сначала испугался…а потом всё вспомнил, и испугался ещё больше…

Фалангер держал в руках крашеные в фельдграу брюки: «Оденьтесь, товарищ генерал. Сейчас ещё ничего– а к вечеру Вас комары сожрут»

Сандалов, гордо: «Я фашистские обноски не надену!»

Потом, посмотрев на свой жалостливо скорчившийся членик, неуверенно-жалобно: «Ну, разве только временно?»

«Временно, временно»– успокаивал его Фалангер, помогая временно безрукому генералу натягивать штаны…

Усадив генерала в коляску, Фалангер уже собирался завести мотор, как вдруг услышал тихое поскуливание и хрип: «Битте шён, вассер, вассер…»

Вздохнув, рядовой слез с седла, отстегнул последнюю флягу и влил немного в открывшийся рот немца…Немец закашлялся…Потом из уголка его глаза покатилась по щеке слеза…»Русиш камерад…криг дас ис шайзе…»

А потом немец вытянулся и помер…Такие дела.

Некоторое время спустя. Лесная дорога около Пелишичей.

Склонившись над мотоциклом, Фалангер пытался понять, от чего же тот не заводится…

Глядя на его затылок, Сандалов тихо сказал: «Ты…это…браток…Не говори никому, что там у нас было, а? Сам не пойму, что со мной случилось…Наехало что-то…Со мной такое бывает…Уж меня за это били-били, и в школе, и в училище…и даже в Академии Генштаба, в туалете, после выпуска…»

Мотор мотоцикла яростно взревел.

Ещё некоторое время спустя. Пелишичи. Командный пункт 61-го танкового полка 30-той танковой дивизии.

«Э-э-э, я твой мама в рот ибал, я твой сэстра жёпа ибал, я тэбя марално ибал!

Гиде танк? Гиде танк, морда твой эфиопский? Биросыл, да? Поля боя бижал, да? Я тибя сичас расстреляю как последний сук…»

Земляк, дальний родственник и однокашник покойного Гигиенишвилли, старший лейтенант Огурцания, брызжа ядовитой слюной, махал перед носом замершего по стойке смирно рядового Фалангера крохотным, зато волосатым кулачком…Наконец-то он сумел найти законный способ отомстить грязному русскому за своего Гиви…

И неизвестно, чем бы это закончилось, если бы Огурцания боковым зрением не увидел надвигавшуюся на него грозную тень…

Не имея возможности ударить его сломанными в запястьях кулаками, Сандалов с размаху пнул старшего лейтенанта, как заправский форвард– футбольный мяч на финальной встрече «Спартак»– «Динамо».

Сорвавшись на фальцет, Сандалов завопил: «Ты кого сукой назвал, а? Ты, гад!! Мы пять танков сожгли! Один из них– сверхтяжёлый! Ты с нами был, а? Ты где ВООБЩЕ был, а? На КП припухал? Ты сам сука тыловая!!»

И после этих слов генерал истерически разрыдался…

Ещё некоторое время спустя. Там же.

Отстранив медсестру, отпаивавшую Сандалова лавро-вишнёвыми каплями, на его на плечо положил руку невысокий, чуть лысоватый мужчина в серой гимнастёрке и в странно смотрящемся на войне пенснэ: «Что здесь происходит?»

Свндалов, выдохнув мятный запах, решительно: «Я знаю. Я знаю, как побить немецкие танки!»

Товарищ Берия: «Интересно, интересно…И как именно? Пройдёмте, товарищ…»

Спустя час. Там же.

Медленно пройдясь перед замершими Фалангером и Огурцания, товарищ Берия вдруг резко остановился и посмотрел Огурцании в глаза: «Сколько танков Вы сегодня подбили?»

Огурцания: «Э-э, батоно…»

Берия: «Потрудитесь изъясняться по-русски.»

Огурцания: «Э-э-э…нэ счытал, да?»

Берия: «Значит, ни одного.»

Огурцания: «Э-э-э, мамай кланус, да?»

Берия, Огурцании: «Раздевайтесь. Снимайте гимнастёрку.»

Потом – Фалангеру: «Надевайте свою форму, товарищ старший лейтенант. Принимайте командование у этого…рядового…»

Фалангер, Берии, с сожалением: «Не могу. Я судимый.»

Берия, удивлённо: «Да? Ну ничего. Я– тоже судимый…»

И кровавосталинскийпалач печально улыбнулся…

Шестнадцать часов 42 минуты. Буховичи, северо-восточнее Кобрина. Штаб 4-ой Армии ЗапФронта.

«…Пункт второй. Части 4-ой Армии, продолжая твёрдую оборону занимаемых рубежей, с утра 24 июня 1941 года переходят в общее наступление в обход Бреста с севера с задачей уничтожить противника, переправившегося через реку Зап. Буг.

Удар наносит 14 МК совместно с 28 СК и скоростным бомбардировочным авиационным полком 1 °CАД.

75 и 49 СД продолжать удерживать занимаемый рубеж.

…..Пункт четвёртый. 28 СК наносит удар своим правым флангом – а именно 6, 42 СД и батальоном танков 205 МСД в общем направлении на Высокое, имея задачу занять его к исходу дня.

Пункт пятый. Атаку начать 5-ноль 24 июня 1941 после 15-минутного огневого налёта.

Пункт шестой. Границу до особого распоряжения не переходить.

Коробков, Шлыков.

Начальник штаба Сандалов подписать приказ отказался.»

А.А. Коробков положил машинописный лист на дощатый стол, взятый из летней деревенской кухни.

В палатке повисла тягостная тишина. Только слышно было, как жужжит и бьётся о полог жирная, зелёная муха.

Ворошилов тяжело посмотрел свинцовым взглядом на генерала Сандалова: «Товарищ Сталин, посылая меня сюда, полагал, что вы громите врага на его территории. А Вы здесь Францию устроили? Почему не желаете воевать? Прошу Вас объясниться…»

Вскочившего с перекошенным от ярости лицом генерала остановил мягким движением руки Берия: «ВИ не правы, товарищ Маршал Советского Союза…

Товарищ Сандалов желает воевать.

Товарищ Сандалов лично в атаку на немецкие танки ходил и много их сам пожёг, я не ошибаюС?

Товарищ Сандалов из горящего танка вИбралСа…так, что форма на нём сгорела, я прав?

Товарищ Сандалов был в бою ранен, но в строю остался, я ничего не напутал? А потом он своими руками немца в рукопашном бою убил и в его штанах на военный совет пришёл, правиЛно я говорю?

Ну вот, и разобрались и успокоилЫсь.

Товарищ Сандалов, доложите представителям Политбюро ВКП (б), отчего Вам не кажется целесообразным Приказ?02?»

Сандалов, касаясь посиневшими пальцами загипсованной руки карты, докладывает, в порыве боевого вдохновения переходя на «канцелярит»: «Докладываю.

Противник, по моему мнению, наносит главный удар севернее Бреста, как я ранее и предполагал.

На брестском направлении немцы создали огромное численное превосходство в силах и средствах, особенно в авиации и танках. Здесь это превосходство в несколько раз больше, чем на других направлениях. Отсюда и тяжелые, неизмеримо большие, чем в других армиях, потери

Самым опасным для всего Западного фронта был бы, как мне кажется, прорыв врага через Пружаны на Слоним, Барановичи. Здесь открылся бы ему прямой путь к Минску. Но на этом направлении уже сосредоточиваются войска второго эшелона фронта. Направление Слуцк – Бобруйск, казалось бы, стратегически менее важно. Однако с выдвижением к Барановичам из Слуцка пятьдесят пятой и из Бобруйска сто двадцать первой стрелковых дивизий это направление становится наиболее уязвимым.

Отсюда для нас возникает задача: имеющимися в нашем распоряжении силами и средствами, без надежды на подкрепление стойко оборонять бобруйское направление.

Приказом командарма войска Армии должны перейти в решающее наступление и разгромив противника, изгнать его с Советской земли. Достойная и благородная задача. Я– целиком «За!»

Итак, рассмотрим силы и средства.

Начнём с правого фланга.

Потеряв почти полностью личный состав 15 СП, 49 СД в составе 212 СП и 166 ГАП отошла к Кременцу. Связи с дивизией Штарм не имеет, так что можно предположить худшее– дивизия, потерпев поражение, уже оставила важнейший узел дорог у Кременца и отходит в Пущу. Тем не менее, командарм ставит ей задачу наступательного характера на завтрашний день.

С отходом стрелковых частей в районе Видомли образовался разрыв, который частично был прикрыт контратаковавшей противника 30 ТД.

Контрудар танкистов имел значительный успех, однако дивизия под непрерывными атаками с воздуха понесла значительные потери в материальной части. Сейчас в обоих танковых полках дивизии осталось меньше сотни танков. Ещё один день подобных успехов– и дивизия «кончится».

Обращаю внимание на то, что поле боя осталось за противником, следовательно, он может эвакуировать свои подбитые танки и мы завтра же сможем снова встретить их в бою. Наши же подбитые танки – следует считать потерянными совершенно…»

Берия, заинтересованно: «А почему поле боя осталось за противником?»

Сандалов: «Потому что спешенная мотопехота, в силу внезапного вероломного нападения врага оставшаяся без транспорта, не имела возможности поспевать за танками…»

Берия: «Ну, допустим, я дурак…Нет автомашин, хорошо…Кстати, кто так придумал, что их нет? Ладно, об этом потом…Ну нет автомашин, посадите на повозки…на танки, на броню, наконец!»

Коробков: «Перевозить войска на танках категорически запрещено!»

Берия, с профессиональным интересом, доставая карандаш и блокнот: «Кем именно?»

Ворошилов, мрачно: ««Мной. Чтобы избежать несчастных случаев…»

Берия, внимательно посмотрев на побуревшего Маршала, что-то записал в свой блокнотик: «Продолжайте, товарищ Сандалов, мы Вас внимательно слушаем.»

Сандалов, с благодарностью «Продолжаю, товарищ Генеральный комиссар Государственной безопасности Советского Союза.

Части 14 МК, включая вышедшие из района Бреста остатки 22 ТД, в настоящее время сосредотачиваются в районе Кривляны, Пилищи, Хмелево

Необходимо срочное пополнение запасов ГСМ, огнеприпасов. В машинах осталось менее трети заправки, боекомплекты в значительной мере израсходованы. Мною даны указания организовать пункты сбора аварийных машин, а также о направлении в этот район «наливок» с бензином и передвижных реммастерских. Однако, с учётом полного овладения противником неба, их прибытие откладывается до наступления темноты.

Ворошилов, с сожалением: «Это да…Я сюда из Минска ехал– так бронемашину истребитель обстрелял. Представляете, в лобовой броне две ма-а-а-ахонькие дырочки, а водитель-наповал, вся кабина кровью залита…»

Сандалов: «Далее. В настоящее время Штарм поддерживает связь со штабом 28 СК и со штабом Фронта. Со штабом 10 Армии– проводная связь прервана.

По сообщению из стрелкового корпуса– у них связи с дивизиями нет, кроме 42 СД, пешими посыльными.

По моему личному наблюдению, от постоянной и жестокой бомбардировки с воздуха пехота деморализована и упорства в обороне не проявляет. Отходящие беспорядочно подразделения, а иногда и части, командирам соединений и заградительным отрядам приходится останавливать и поворачивать на фронт. Иногда – с применением оружия.»

Ворошилов, гневно: «А где командир 10-той САД?»

Командир авиадивизии: «Так точно!»

Ворошилов: «Что – так точно?!»

Командир авиадивизии: «Так точно, ведём боевые действия с максимальным напряжением сил и средств, как Вы, товарищ Маршал Советского Союза, учили!»

Берия, очень мягко, почти ласково: «И как именно ведёте?»

Командир авиадивизии, обиженно: «Я же ведь уже доложил. С МАКСИМАЛЬНЫМ НАПРЯЖЕНИЕМ.

Один боевой вылет в день для истребителя или штурмовика.

Два вылета в три дня – для фронтового бомбардировщика…(из подлинной директивы Наркома Обороны)»

Берия, ещё ласковей: «Хорошо устроилЫсь, сталЫнские соколы…По чётным дням– воюем, по нечётным– водку пьянствуем…

СВОЛОЧЬ!!! Копца, сволочь, я застать не успел! А тебя, сволочь, застал!!!»

Командир авиадивизии, мгновенно, уже стоя на коленях: «Я прошу у Родины, у Партии прощения…»

Берия: «У солдат проси прощения– которые из-за тебя, гад, сейчас под бомбами умирают…Пошёл в пень отсюда! Заместителю свои дела сдай по телефону – и его немедля – в Штарм…И не вздумай мне до трибунала застрелиться– повешу!»

Потом, задумчиво: «Ну, МНЕ всё более-или менее, ясно…

Благодарю Вас, товарищ Сандалов, за горькую правду.

Садитесь пока. Как Вы себя чувствуете? Может, в госпиталь поедете? Ну и ладно, большое Вам за это спасибо. Вы нам нужны.

Товарищ Коробков, как же ВЫ, КОММУНИСТ, могли отдать ТАКОЙ приказ?»

Коробков мрачно молчал…

Член военного совета Шлыков: «Я час тому назад обратился к командующему…что мол, надо просить округ, то есть, извините, штаб Фронта, утвердить наше решение о переходе к обороне.»

«Ну, ну, и что же он Вам ответил»– подбодрил комиссара Берия.

«Хотите, чтобы нас назвали трусами и отстранили от командования армией? – рассердился на мои слова Коробков и говорит: Если хотите, можете вносить такое предложение лично, от себя…»

«И что же, Вы такое предложение – внесли?»

«Нет, не внёс, товарищ Нарком»

«Значит, говорите, Коробков побоялся, что сочтут трусом…За пост свой испугался…И Вы тоже….испугались?»

«Товарищ Нарком! Дайте мне винтовку, и я впереди бойцов в атаку пойду!»

Ворошилов, задумчиво: «Значит, в атаку вы– не боитесь…немцев– не боитесь…а командарма боитесь? Сомнительно. Вот товарищ Сандалов– немца не испугался, и командарма не испугался тоже…И поэтому– я ему верю…А Вам– не верю.»

И Ворошилов отвернулся…И даже не поглядел, как вызванный незаметным движением мизинца Берии опасно-медлительный, с плавным движениями порученец выводит из палатки смертельно побледневших Коробкова и Шлыкова…

Семнадцать часов одна минута. «Камянецая Вежа. Фiлiял Брэсцкага Абластнога Краязнаучага музея.»