Текст книги "Ярослав Мудрый. Историческая дилогия"

Автор книги: Валерий Замыслов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 49 страниц) [доступный отрывок для чтения: 18 страниц]

Глава 8
ЧЕРЕЗ НАПАСТИ И НЕВЗГОДЫ

Сотник Озарка не торопился уходить с пожарища.

Десятник Васюк, глянув на сумрачное лицо старшего дружинника, тяжко вздохнул. И чего сидит, голову повесив? Девку не вернешь, чуда не сотворится, пора и вспять подаваться. Да вон и гридень Андрейка, из молодшей дружины, нетерпеливо посматривает на сотника.

– Может, к Ростову тронемся? Путь далекий.

– Сам ведаю, Васек… Скоро и тронемся.

Сотник вдругорядь обошел пожарище, а затем направился к роще и прилег на мягкое разнотравье в серебряном хороводе берез. Хотелось еще раз всё обдумать.

По роще гулял теплый упругий ветер, заполняя ее тихим ласковым гулом. Через зеленые ветви деревьев проглядывался островок лазурного неба; вершины, шелестя листвой, гнулись, слегка отходили друг от друга, порой почти смыкались, отчего синий, бездонный омут то широко открывался, давая простор полуденному солнцу, то сужался в маленькое оконце, и тогда лишь отдельные лучи солнца скупо пробивались через густую сеть дрожащих ветвей, расцвечивая золотистыми бликами стволы белоногих берез.

Но никаких утешительных мыслей в голову сотника не пришло. Думай – не думай, а Прошкину девку захватил в свой терем великий князь, спалив и заимку. Похотень!

Пожалуй, впервые с такой досадой помыслил о Владимире Святославиче дружинник. А когда-то вкупе с ним в походы ходил, победами восторгался, но личная жизнь его ни одного русича не радовала. Не любят русские люди князей – блудников. Ведь такого бесстыдного непотребства не ведали они ни от Олега, ни от Игоря, ни от Святослава. А этот «святитель» настоящий презорник. И за что его только греческие попы превозносят?!

Озарка поднялся, прошел через рощу, как бы прощаясь с ней навеки, и вышел к елани. За ней начинался густой, неприютный сосновый бор, уходящий на многие версты в глухие леса.

– Ну, прощай, дремуч лес, – перекрестился Озарка, и хотел, было, уже повернуть к роще, как вдруг заметил на одной из вековых сосен, ниже развесистых лап, белую зарубку.

Прошкина помета! Слава тебе, всемогущий Спаситель!

Сотник быстро вернулся к пожарищу и сказал воям:

– Узрел зарубку. Ведите за узду коней – и за мной!

В бору приказал:

– Ищите другую замету.

Неторопко двинулись дальше. Сотник тянул за собой коня и взволнованно думал:

«Неужели зарубка случайная? Возвращался Прошка в избу и ненароком по дереву топором махнул. Тогда всё пропало».

– Есть! – послышался голос Васюка.

Сотник вдругорядь перекрестился. То путь к новому жилищу беглецов.

У третьей заметы Озарка увидел под корой клочок бересты, свернутой в трубочку. Вынул, развернул и с трудом прочел нацарапанные слова:

«Дабы Ярило в прав ланито».

– Ну что там? – нетерпеливо вопросил Васюк.

– Молодец, Прошка! – и вовсе обрадовался сотник. – Велит нам идти так, дабы солнце светило в правую щеку. Теперь легче зарубки искать.

– А что как непогодье навалится? – спросил десятник.

– Не в первой. Коль бусник [151]151
  Бусник– мелкий дождь.


[Закрыть]навалится, по заметам пойдем.

– А коль Перун ливнем разразиться? – продолжал вопрошать дружинник.

Сотник в ответ лишь головой покрутил. Долго из крещеного человека не выкорчевать двоеверие. Наполовину он христианин, наполовину язычник.

– Вперед, вои!

Шли упорно и долго, коротая две ночи на мху и еловых лапах под деревами. Стреноженные кони хрустели сочной травой, облитой росой. А чуть обутреет, сопутники доставали из переметных сум сухари, сушеное мясо и рыбу, коротко снедали. Съестной припас берегли, заведомо зная, что сумы до Ростова вконец оскудеют, и наступит бессытица. Им придется кормиться битой дичью, благо есть лук и стрелы, или надеяться на крупную добычу, сразив вепря или тура, ибо лес богат всяким зверем.

С водой было проще. Добывали ее в колдобинах или в буераках, где зачастую бился родничок. Непременно поили коней и наливали хрустально-чистую воду в свои деревянные баклажки.

На третий день пути затесы и Ярило вывели дружинников на большую поляну, на коей стояла небольшая курная избенка, недавно срубленная. Все обитатели ее оказались живы и здоровы…

* * *

– Прав твой князь оказался, сотник – повел свой сказ Прошка. – И двух недель не прошло, как наехали на мою избу княжьи охотники. На болото они не попали, а выехали с другой стороны, на рощу. Среди них очутился один из ловчих, кой еще меня в Оленевке зрел. Возликовал, забоярился! Ныне-де меня князь щедротами осыплет. А за оконцем – повечерница. Решили ночь в избе скоротать, а нас всех на двор вывели и связали накрепко. Вот тут-то и пала на нас затуга. Теперь-то уж беды не избыть. Напрасно князя не послушали. Но вспять ничего не вернешь. Ни рукой, ни ногой не шевельнуть. Крепко запеленали, княжьи ехидны! Прощаться стали. Дураку ясно: нас с дочкой навеки разлучат. Ее в Киев увезут, а нас со старухой изувечат и в Оленевку вернут. Мы горюем, а охотники в избе песни горланят: хмельного меду у меня отыскали, да и свой, поди, имели. Вот и назюзюкались. Наконец, угомонились. А нам уж не до сна, бедосирым. И вдруг, среди ночи, кто-то во двор потихоньку шастает. По нужде, мекаем. А сей человек сказывает: «Спасу вас». И давай узелки распутывать. Всех от пут вызволил. «Как тебя звать, – пытаю, – добрый человек». Семкой назвался. «Казнит тебя князь». А Семка: «Не казнит. Я сейчас на полати – и храпака. Никто и в догад не возьмет. Бегите борзей!» Я топор прихватил, а дочка для чего-то вилы. Рощу проскочили, на елань [152]152
  Елань– обширная прогалина, луговая равнина.


[Закрыть]выбежали, и тут я очухался, и про заметы вспомнил.

– Господь милостив, Прошка. Навел меня на твою замету. Да и бересту нашли.

– Милостив, сотник. То Березиня удумала.

– Вот уж не чаял, что дочь твоя грамоте горазда.

– В Оленевке упремудрилась. От деда своего переняла. А тот когда-то в молодых летах в Киеве был, громотею одному избу рубил, вот от него буквицы и постиг. Никаких-де денег не возьму, токмо грамоте наставь. Сгодилось дедово ученье.

– Сгодилось, Прошка… А ведаешь ли ты, что с твоим двором содеяли?

– Ведаю. И кости по родине плачут. Вот так и я. Избенку срубил, а душа ноет. Взял топор – и на заимку. Устинья и Березиня в слезы. Куда ж ты в такую одаль? Пропадешь среди зверья, сгинешь! Но меня и конем не удержишь. Богам помолился – и в путь. Мекал кое-что из избы взять, да лошаденку свою увидеть. А как узрел пожарище, сердце кровью облилось. Всё княжьи подручники сожгли. Лошадь, видать, с собой увели, а скотину зарезали. Даже никакой посуды и сручья не оставили, чай, в болоте утопили. Будто лютому ворогу отомстили. Посидел у бывшего очага, огоревал, и к своим подался.

– Да как же вы тут сумели выжить? Без лошади, скотины и корму?

– Долго сказывать, сотник. Поначалу всем крепенько досталось. Бог Велес помог. Вишь, какого я из дуба вырубил? Славный бог! Он-то и не дал окочуриться. Лучок на дичину смастерил. Дочка не зря вилы прихватила. Из них железные наконечники для стрел сделал, на звериных тропах силки и петли поставил. Вкупе с Березиней. Она у меня на все руки досужая. Убоина появилась. Бортные дерева с медком нашел. А тут как-то глину сыскал, и печь в избенке поставил. А где глина – там и горшок. Но зимой тяжеленько пришлось. Ни хлеба, ни соли, ни одёжы. Лаптей-то еще по осени наплели, дело не хитрое, а вот зимой, да еще взаморозь, в одной рубахе звериные гоны не осмотришь.

– Пропащее дело, Прошка.

– Пропащее, кабы не Велес. Здесь лисы на людей не пугливы, прямо к самой избенке подбегают. Ну и пришлось прямо из волокового оконца стрелы пускать, а потом и в силки три лисы угодили. Я к холоду обвыклый, в одной рубахе бегал. Лис обделали и шубейку сладили. Пережили зиму-матушку. А как весна-красна нагрянула, на меня опять затуга напала. Тебя, сотник, поджидать – бабка надвое сказала. Можешь и не прийти за нами. А без хлебушка тоже не жизнь. Тут, на елани, можно доброе поле деревянной сохой вспахать. Соху-то смастерил, а на душе горечь полынная. Жита – и единого зернышка нет. Норовил в Оленевку сходить. Но Березиня меня отговорила. Уж очень староста в селище пакостный. Хоть и старой веры крепко держится, но княжьим послужильцам готов гузно лизать. Так думку свою на время и закинул. Подожду-де до зажинок, и коль сотник за нами не придет, то всё равно в Оленевку снаряжусь. Ночью к бывшему соседу своему загляну. Мужик – не жадень. Выпрошу жита с лукошко. Вот такие наши дела, мил человек.

Березиня всё это время сидела молча. Она заметно похудела. Нелегко ей довелось в минувший год. Другая бы сникла, очерствела душой от всех напастей, но Березиня не поддалась невзгодам, не ушла в гнетущие думы, а, напротив, всячески поддерживала и успокаивала отца и мать, стараясь в неустанных заботах забыть обо всем дурном. И ее покойный, веселый нрав невольно сказывался на родителях.

Отец и мать поджидали княжеского посланника, а вот Березиня не слишком-то утешилась появлением сотника. Чересчур свыклась она к лесной жизни, и менять ее не хотела. Да и к молодому князю ее почему-то не тянуло. Все князья ей представлялись киевским Владимиром, кой только и знает девушек сраму предавать…

Ярослав, кажется, другой, но сдержит ли он своё слово?

Девушку не пугала его едва заметная хромота, не пугало и то, что князь не был красавцем. Обыкновенное лицо, не бросающееся в глаза. Выделялись лишь голубые глаза, кои, как поведал Ярослав, передались ему от деда Святослава. Но не в лице, конечно, дело. Просто, сердце Березини еще не пробудилось для какой-то неясной ей любви, поэтому князь для нее оставался стороннимчеловеком.

И всё же в дальнюю дорогу надлежит собираться, ибо так захотели родители. На Киевской земле им даже в глухомани оставаться нельзя.

Грустно вздохнула Березиня.

Глава 8
КНЯЗЬ И ПРОШКА

Ярослав был доволен работой смердов. Все последние годы ростовская пашня давала добрые урожаи. Бессытицей мужики не страдали, и дань была довольно сносной.

Смоленские купцы, встретившись с князем, рассказывали:

– Мы на Днепре в тесноте живем. Великий князь окружил себя несметным числом бояр. Но на всех больших и богатых вотчин не наберешься. К степям боярам не хочется подвигаться: печенег под боком. К Новгороду – там и своих господ как блох на паршивой собаке. Повальные драчки из-за угодий. И каждый боярин в свой клочок зубами вцепился, и выжимает из него все соки. Смерды стоном исходят. Ране одному князю дань платили, а ныне и боярину оброк выкладывай. Вот-вот гиль [153]153
  Гиль– бунт, мятеж, крамола.


[Закрыть]зачнется, да и без побегов не обойтись. Худая жизнь у смердов. А всё отчего? Простору господам нет. У тебя же, князь Ярослав Владимирович, повсюду урядливо. Отгородился от городов лесами да болотами – и беды не ведаешь. Земель твоих на добрый десяток князей хватит. Однако прости нас, купчишек. Скоро и тебе непрошеных гостей не миновать.

– А ничего, – рассмеялся Ярослав. – Всех принимать буду – и смердов и скудо поместных господ. Никого не обижу! Скоро по всей Руси заговорят о земле Ростовской. А вы, купцы, кои по многим городам торгуете, можете смело о том сказывать.

Ярослав ведал, о чем говорил. Необжитых мест у него было вдоволь. Ростовская земля шла до самого Белозерска, а коль к Волге повернуться – земель немереных еще больше. И чем больше он посадит смердов на пашню, тем весомей станет его калита, на кою он может не только утроить дружину, но и пригласить толковых розмыслов [154]154
  Розмыслы– инженеры-строители.


[Закрыть]и зодчих, [155]155
  Зодчий– архитектор.


[Закрыть]дабы ставить новые города и православные храмы. Ставить надежно, внушительно и на века.

Рад он будет и ново пришлым господам. Разуметься не для того, чтобы они жирели на угодьях, а чтобы пополняли его войско.

Само собой, надо развивать и торговлю. Его прабабка, великая княгиня Ольга, была мудрой женщиной. Она разделила землю киевских князей на погостыи установила для них размеры обложения дани, чтобы сюда стала стекаться дань с мелких поселений. Мудро Ольга придумала. На крупные погосты стали приезжать купцы, ибо возникли сборные торговые места, куда звероловы и бортники сходились для гостьбы,принося мед, воск и меха.

После того, как Владимир принес от греков христианство, на погостах принялись ставить сельские приходские церкви, а при церквах начали хоронить покойников. [156]156
  Отсюда произошло значение погоста как кладбища. С погостами стали совмещать административные деления – сельские волости.


[Закрыть]На Ростовской земле немало крупных поселений, и такие, как Белогостицы, Сулость и Угодичи вполне могли бы притязать на звание погоста. Здесь и крупной торговле быть. Не поступить ли так, как поступила княгиня Ольга? Надо посоветоваться с дружиной. Нельзя ее обходить стороной.

Размышления Ярослава прервал молодой боярин Могута. С некоторых пор он перестал робеть перед князем, особенно с того времени, когда Ярослав усадил своего дворского за грамоту и книги.

– В Ростов прибыл сотник Озарка, княже.

– С кем? – тотчас возбужденно вопросил Ярослав.

Могута удивился его взволнованному лицу. Обычно степенный, невозмутимый, а ныне так взбудоражился, будто о чем-то совсем необычном услышал. Никак, беглянка не дает ему покоя.

– Мужика Прошку с бабой и дочкой привел.

Ярослав настолько разутешился, что порывисто обнял дворского за литые плечи.

– Слава тебе, Господи!.. Что еще поведал, сотник?

– Семью в избу разместил.

– Славно!

Еще полгода назад, неподалеку от княжеского детинца, на берегу Пижермы, Ярослав приказал срубить добрую избу – на высоком подклете, с сенями, повалушей и светелкой в четыре косящетых оконца. [157]157
  Косящетые оконца– сделанные из деревянных косяков, украшенных косыми узорами.


[Закрыть]Был завязан с избой и обширный двор для лошади и скотины, и даже баня-мыленка, подле коей красовался новехонький колодезь с журавлем.

Пока изба пустовала, ростовцы недоуменно толковали:

– И для кого князь такие хоромы поставил?

– Узоры навел. Петухи резные. И даже печь с трубой.

– Уж не боярину ли Могуте?

– Не. Могута в княжьем тереме живет. Дворский! Боярину бы в три жилья хоромы срубили. Чай, купца какого-нибудь ощедрит.

А в новую избу вошли… какие-то пришлые, изможденные люди в сирой одежонке, схожие на нищебродов.

Прошка как увидел свой новоиспеченный очаг, так и ахнул. Ну, зачем же князь так расстарался?! Как ему теперь народу отвечать? Для беглых смердов? Но никто тому не поверит. На смех поднимут. С какой это стати князь Ярослав голи перекатной хоромы ставит? Нет, так дело не пойдет. Разве ты за тем сюда шел, крестьянин Прошка? Чаял жить с семьей в одной из ростовских деревенек, коротать ночи в избенке, а днями пахать, сеять, валить дерева, ходить на сенокосные угодья, жать вызревшую ниву… Творить то, что давно привычно, что прикипело к сердцу, что творил твой отец, дед и прадед. Творить хлебушек. Пусть выстраданный, семью потами облитый, но зато такой лакомый, когда заботливая Устинья подаст в твои натруженные руки мягкий и теплый ломоть хлеба, только что вынутого из пода жаркой разомлевшей печи. Нет ничего слаще и вкуснее!.. И всему тому боле не бывать?! Надо в обычную черную избенку проситься, иначе никакого доброго житья в Ростове не будет.

Устинья же была довольна. После всяких переживаний и долгой тягостной дороги, она как увидела избу, так вся и расцвела.

– Пресвятая Богородица, терем-то какой. Нет, ты глянь дочка. Загляденье!

– Буде соловьем рассыпаться, – заворчал Прошка. – Народ диву дивится.

Без радости вступила в новый дом и Березиня. Она молча поднялась в светлицу, подошла к оконцу и, увидев снующих по улочкам людей, грустно вздохнула.

А где же ее любимый лес? Всюду избы, хоромы, леса совсем не видно, очевидно, он закрыт зубчатыми стенами крепости, но за ними проглядывается лишь огромное озеро. Господи, как же она будет жить без леса?! Без милых ей белых берез, могучих, неохватных дубов, разлапистых сосен и елей, без солнечных полянок, усыпанных духмяной земляникой… Она, дитя лесов, и представить себе не могла, что теперь больше не увидит той чарующей красоты, с коей она так прочно сроднилась, и что теперь самый пригожий город покажется ей золотой клеткой.

Слезы выступили на глазах Березини.

– Глянь, дочка, какие нарядные прялки поставлены. Здесь и златотканому шитью можно обучаться… А ты зрела одежу, что в повалуше развешена?

Но Березиня не отозвалась, она как будто и не слышала слов матери.

– Да что с тобой, доченька? Аль новой избе не рада?

– Не рада, маменька. Я к лесу привыкла, а здесь всё чужое.

– Еще к болотам, скажи.

– И к болотам, маменька. Где теперь будешь клюкву набирать?

– Клюкву? – переспросила Устинья, и, поглядев на дочь какими-то странными глазами, опустилась на лавку, покрытую медвежьей шкурой, и будто очнулась от усладного сна.

А ведь супруг-то не зря стал сумрачным, не по нутру ему этот распрекрасный дом. Они, чай, не купцы и не бояре, дабы обитать в таких хоромах. Одна изразцовая печь чего стоит. Отродясь таких не видывала. А всё – князь. Ради Березини усердствовал. Но то стыдоба великая, коль она в княжьей постели окажется. Из дому не выйдешь. Как начнет народ языками чесать, под землю готова провалиться. Уж лучше в глухомани жить, чем срам терпеть. Березиня, кажись, ничего князю и не посулила, но тот не отступится, всё равно дочку в свой терем заполучит. И про клятву свою забудет.

В светлицу зашел Прошка. Обвел пасмурными глазами супругу и дочь.

– К князю надумал пробиться. Не стану в сих хоромах жить.

– Да помогут тебе боги, Прохор, – кивнула Устинья.

– А ты, дочь, что скажешь?

– Я, как ты, тятенька. Ступай к князю. Пусть нас в какую-нибудь лесную деревеньку отошлет.

– Вот и я о том же, дочка.

У дубовых ворот деревянного детинца стояли с копьями три отрока из молодшей дружины. Увидев перед собой мужика в затрапезной одёже, усмехнулись.

– Ты это к кому снарядился?

– К князю Ярославу.

У гридней глаза на лоб.

– Прямо-таки к князю? Воротами не ошибся, мужик?

– Пока еще на очи не сетую. Пропущайте!

Один из гридней вскинул копье и направил его на грудь наглеца.

– Кажи гузно, [158]158
  Гузно– зад, задница.


[Закрыть]пока цел!

Но мужик не повернул вспять. Дерзкий проситель!

– Отпусти копье, служилый. Молвите князю, что Прошка пришел.

Гридни переглянулись. Никогда не видывали сего нахала в Ростове. Чужак в город забрел и прется до самого князя.

Караульным вовек не забыть, как приплыл из Велесова дворища язычник Тихомир, и едва не убил Ярослава. Вот и у чужака бельмеса недобрые. Может, его кушаками скрутить да к порубу отволочь? Пусть тщательно одежонку прощупают, и спрос учинят с пристрастием. [159]159
  С пристрастием– допрос с применением пытки.


[Закрыть]

Так, пожалуй, и поступили бы караульные, не выйди из ворот сотник Озарка.

– Что за шум, а драки нет? – весело вопросил «княжой муж». Он только что выбрался из гридницы, где хватил ковш ставленого меду и сытно закусил.

– Да вот какой-то дерзкий мужик к князю ломится.

– Прошка!.. Тебе чего в избе не сидится? Думал, ты спать завалился. Зачем тебе князь?

– Потолковать надо, Озарка.

– А может, я чем помогу?

– Благодарствую, но мне сам князь нужен.

Сотник зорко вгляделся в смурое лицо мужика и подумал:

«Никак, что-то с девкой неладное. Надо пропустить».

– Идем, Прошка. Проведу тебя к князю.

Караульные проводили обоих озадаченными взглядами.

Ярослав принял Прошку без заминки. Мужик, не замечая красочного убранства покоев, поклонился князю и молвил, чуть ли не с порога:

– Спасибо за честь, князь Ярослав, но в таких хоромах жить не стану.

– И это после твоей курной избенки?

– Так, князь.

Ответ прозвучал незыблемо.

– Ну что ж, потолкуем Прохор. Да ты садись на лавку.

– Я постою. Не пристало мужику при князе садиться. У нас, бывало, при старосте на порог не сядешь.

– А я велю садиться, Прохор. Чую, разговор наш будет долгим.

– Как прикажешь, князь, – и Прошка уселся на край лавки, покрытой в два слоя мягкими лисьими мехами.

– Хочу понять тебя, а посему рассказывай всё без утайки.

– Мне скрывать нечего, князь.

И Прошка о чем думал в избе, то и выложил.

Ярослав походил взад вперед по покоям, а затем спросил:

– А домочадцы твои как рассудили?

– Они согласны, особливо Березиня. Отсылай нас в любую деревеньку, князь.

Ярослав сел подле мужика и надолго ушел в думы, и чем больше он размышлял, тем всё больше убеждался в правоте Прошки.

Беглые пришлые люди будут выглядеть в городе белыми воронами. Напрасно он поставил на Пижерме избу. Да и к Березине запросто не заглянешь. Недобрый слушок по Ростову поплывет. Раз приехал, два приехал – и загудит ростовская земля. Князь-то весь в батюшку, по девкам шастает.

Но Ярослав того не боялся: он далеко не Владимир Святославич. Он с чистыми помыслами Березиню будет навещать, и коль она отзовется на его чувства, то женится на ней. Женится!

Отец будет в бешенстве. Он давно уже задумал обвенчать своих сыновей на дочерях зарубежных императоров и королей, дабы еще больше укрепить могущество Руси и ее независимость от чужеземных стран. Он, разумеется, прав. Браки с зарубежными властителями всегда полезны и выгодны для Руси. Но каково самим сыновьям? Для отца, зачастую, не суть важно, какова невеста: ладна ли телом, умна, образована, не страдает ли недугами? От нее же пойдет потомство, будущие князья. А что получилось со старшим братом Вышеславом? Оженил его отец на тщедушной и квелой принцессе. И что в итоге? Детей нет, «заморская дева» впала в уныние, капризы и потихоньку умирает. Вот тебе и наследник великого княжества.

Нет, отец, в твоей тщеславной правде могут статься большие щербины.

Прошка глядел на задумчивого Ярослава и раскидывал умом:

«Князь, поди, гневается. Столь добра сотворил для беглого мужика, а тот еще рыло на сторону воротит. Возьмет да и повелит наказать непослушного смерда. Надо подкрепить свою просьбу».

– Я, ить, князь Ярослав Владимирович, всю жизнь на пашне сидел, городским ремеслам не обучен. Проку нет мне в городе сидеть. Отошли меня в любую деревеньку, да поближе к самому лесу. Там у нас и нива будет, и огородишко. Да и Устинье моей с Березиней станет повадней.

– В деревеньку, говоришь? – обернулся к Прошке князь, и вновь призадумался.

В деревеньку. А что? Не худо молвил Прохор. В деревеньку можно запросто наведываться: и в пору полюдья, и на охоте. Охоту же он, Ярослав, вельми любит, иногда в селениях ночевать останавливается. Как тут в избу Прохора не заглянуть?

– Будет тебе деревенька, Прохор. Сиди на пашне, коль привык. Я всё обдумаю и тебе скажу.

Прошка вдругорядь поклонился.

– Благодарствую, князь Ярослав Владимирыч. Утешил. Токомо не задоль.

Потрапезовав и помолившись на ночь в крестовой комнате, Ярослав улегся на ложенице. Он всегда мгновенно засыпал, выбросив из головы всякие мысли. Таков, говорят, был его прославленный дед Святослав. Но сегодня, прежде чем смежить веки, он подумал:

«А пошлю-ка я Прохора в село Белогостицы. На реке Вексе, и лес под боком. Да и пора на селе монастырь с храмами ставить. Белогостицы погостом станут. Часто придется туда наведываться. Глядишь, и Березиню увижу».