Текст книги "Срочно, секретно..."

Автор книги: Валериан Скворцов

Соавторы: Виталий Мельников,Николай Дежнев
сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 31 страниц)

2

Встреча обговаривалась еще на «Морском цыгане»: 17 февраля, пятница, шесть пополудни, ресторан «Чокичай». Семь дней спустя после переговоров на сампане, вечером после «выполнения договоренности». Запасной вариант не предусматривался.

Майклу Цзо особенно по душе приходилось место. Свидеться с Палавеком предстояло не в роскошном клубе «Чокичай», занимавшем двадцать второй этаж небоскреба на проспекте Рамы Четвертого, а в его тезке, скромном заведении без увеселений в пригородном районе.

Пошел на встречу пешком. Глядя с Памятного моста на грязноватые волны Чао-Прая, размышлял о том, что Самый старший брат, разыгрывающий сложную комбинацию с перетасовкой профсоюзников, становится старомоден. Деньги, во всемогущество которых древний старец незыблемо верил, не столь уж надежный по нынешним временам рычаг. Такой человеческий материал, как Палавек и его люди, приходится долго подыскивать. А может, Самый старший брат не так и отстал, хитрит? Зачем настойчиво добивается именно от него, просто старшего брата – второго в «Союзе цветов дракона» человека, личной вербовки «морских удальцов»? Подыскивает себе гвардию?

Посматривая на реку сквозь решетки моста, Цзо размышлял о возможных личных потерях в столкновении с Палавеком, приведенным к покорности под давлением обстоятельств... Скрытный, умеющий быть себе на уме и хранить тайны. Безупречно преданный друзьям и слову. Такие черты – свидетельство большой силы. Если Палавек примется играть против «Союза цветов Дракона» либо, оставшись на положении наймита, попадет в подчинение Цзо, в обоих случаях следовало держаться начеку – пират способен изломать его судьбу...

Самый старший брат давно ощущает дыхание Майкла на затылке. В иерархической пирамиде вторых и третьих старших братьев, затем первых, вторых и третьих младших братьев он, Цзо, приблизился к нему ближе всех. Денег же и почета, а главное – власти у него во много раз меньше, чем у Самого старшего брата. Будь у старца хоть один сын, а не дочери с обленившимися зятьями, как знать, приблизил бы он Цзо? У аристократов из семьи главы «Союза цветов дракона» Майкл считался выскочкой. Ведь он не знал даже, где захоронен прах собственного отца...

Все, абсолютно все можно рассчитать, если воспитать в себе крайнюю терпеливость. Воля проявляется не в варварском натиске, а в упорном, неослабевающем нажиме. И такой волей Цзо обладает в большей степени, чем кто-либо в «Союзе цветов дракона», в том числе и зятья Самого старшего брата. Он ничего не боится. Ибо все можно предвидеть. Единственной реальностью, которой стоит дорожить, является постоянное ощущение полноты удовольствий от власти.

Боялся Цзо лишь смерти. Страх перед ней иногда поднимал среди ночи. Ему случалось встречать людей, которые спокойно, по крайней мере внешне, встречали смерть. В эти минуты он думал о них с ненавистью. Глупцы! Даже нефритовый император на небе, если он существует, не может разделить смерть по долям. Она выдается полностью, сразу и на одного... Палавек, которым велел заняться Самый старший брат, из этих одержимых, для которых и смерть и жизнь принимаются в расчет лишь в зависимости от представлений о чести и справедливости.

Цзо отдавал себе отчет в наличии у него двух «минусов». Во-первых, Майкл действительно не знал могил предков. В начале века его дед в многотысячном стаде кули, загнанном в трюмы английского парохода в Кантоне, попал в Южную Африку, где добыча золота и алмазов переживала бум. Управляющий захваченной у буров территорией лорд Мильнер из пятнадцати тысяч «желтых» шахтеров выделил несколько сот, отличавшихся здоровьем, которые стали надсмотрщиками. Дед использовал привилегию: сумел закрепить за собой китаянку из числа немногих, привезенных для обслуживания горняцких поселков в качестве «переходящих» жен. Цзо знал, что родившийся в Африке и почти забывший язык отец стал копить деньги, но постепенно порвал и с дедом, и с землячеством. Прихватив несколько камней, тайно перебрался в Сингапур, затем в Малайю и оттуда – в Таиланд. Планировал завершить маршрут в Сан-Франциско, но женился на таиландке и осел. Это был второй «минус» Цзо, который уже не мог считаться впредь эмигрантом хуацяо чистой крови. Если бы не деньги отца и его услуги во время войны тогдашнему главе братства хуацяо «Союз цветов дракона», на финансы которого позарилась японская контрразведка, пределом успеха Майкла была бы супная на ночном рынке Пратунам.

Готовя вторжение в Индию, японское командование перебрасывало войска на слонах из Индокитая в Бирму. В разгар муссонных дождей, когда американская и английская авиация бездействовала, двести слонов перетащили более двадцати тысяч тонн грузов. Половину живого тягла обеспечил отец Майкла Цзо. Так в семье появился первый миллион, который после прихода союзников едва не стоил родителю жизни.

Глава «Союза цветов дракона» не забыл, однако, ни старых услуг, ни того, какая кровь текла в жилах отца. Хуацяо всегда стремился к тому, чтобы не давать возможности другим дельцам набирать силу. Самый старший брат, просто старший брат, другие старшие и младшие братья и еще два десятка человек, входивших в верхушку братства, неослабно следили за этим. За полицией, министрами и генералами тоже. И за хуацяо, ибо более половины рабочих бангкокских предприятий составляли именно они, и профсоюзы могли стать для них важнее землячеств, которые контролировал всемогущий «Союз цветов дракона». Самый старший брат, получивший информацию, к которой Цзо не подпускали, видимо, знал многое такое, что заставляло его чаще обращать внимание на профсоюзы. Крупный чиновник в правительственном аппарате в один прекрасный день получал «кадиллак», виллу и любовницу, на худой конец – кресло для отпрыска в компании или банке. А попробуйте подарить десять тысяч такому, как Пратит Тук! Завтра же тот вылетит из профсоюзных лидеров, если клюнет на взятку...

И все же Палавек, даже продайся он полностью и до конца, не станет для «Союза» тем, чем является он, Цзо. Его два «минуса» дороже ста «плюсов» пирата. Нефрит лишь обладает свойствами нефрита, необходимо его обработать. С Палавеком не будут возиться: человек с чужой кровью, испытывающий варварское отвращение к могуществу денег.

«Неукоснительно выполню волю Самого старшего брата», – подумал Майкл Цзо.

Абдуллах поджидал в тени навеса, едва кивнув, подтвердил, что Палавек на месте и «хвоста» не замечено. По канонам мусульманину не полагалось работать в паре с Цзо. Учитывая ранг Майкла, подстраховать должен был кто-нибудь из вторых или третьих младших братьев, а не наемник. Но Абдуллах знал Палавека в лицо. Братья же, двое содержателей прачечных, в качестве резерва обязаны уже находиться в ресторане. Майкл был уверен, что за одним из столиков в «Чокичай» сидит и неизвестный соглядатай, который лично доложит старцу об увиденном. Да и об услышанном, ибо наверняка вооружен электроникой.

«Справедливо дать доносчику фору и запоздать с докладом Самому старшему брату на день, – подумал Майкл. – Суточное ожидание, моего появления опровергнет показания шпиона. Меня нет, значит, дело продолжается, и соглядатай, прибывший слишком торопливо, попадет под подозрение в недобросовестности. Я правильно рассчитал, взяв билет на автобус в Чиангмай на воскресенье».

Цзо поманил Абдуллаха. Они встали рядом, рассматривая фрукты в плоских деревянных ящиках. Толстушка в пластиковой панаме гоняла веером мух.

– Войди в ресторан после меня и займи столик за спиной Красного. Выяви, кто интересуется беседой... До этого с задворок загляни на кухню, спроси официанта Клонта... Пусть приготовит «подарок» и обслуживает меня.

Абдуллах был выряжен в красную тенниску и широкие трикотажные брюки, под которыми угадывался привязанный к колену крис. Плохо, когда у человека отсутствуют этические правила: Конфуций учил старательно избегать одежды красного цвета.

Двери ресторана услужливо распахнули два привратника. Прохладный кондиционированный воздух в зале, уставленном столиками с клетчатыми скатертями, пропитывали ароматы специй. Обедало несколько европейцев, знакомых – никого. Оторванные приказом от домашних пижам и шлепанцев младшие братья скучали за пивом. Пентюхи, не имеющие вкуса к оперативной работе. Навязанные больше для протокола – сопровождения второго человека в братстве, или, как Цзо упорно именовали воротилы клана, старшего брата по оперативной работе. Приставка ущемляла достоинство ранга, заставляла остро переживать.

Красный поджидал, у окна, затянутого жалюзи. Атташе-кейс из крокодиловой кожи стоял между новехонькими лакированными ботинками. Свежайшая розовая гуаябера оттеняла его коричневое лицо.

– Приветствую вас, уважаемый мистер Йот, – сказал по-английски Майкл Цзо, расплываясь в широкой улыбке.

– Приветствую вас, мистер Цзо.

Палавек смотрел на скатерть. Официант придвинул стул гостю.

– Итак, мы снова на равных. Нашу договоренность вы выполнили блестяще...

– Прежде чем расстаться, я хочу получить гарантии, что все захваченные на «Револьвере» и сам катер свободны. Вы можете их дать?

– Не сразу, дорогой мистер Йот, не сразу. Хо-хо-хо... Официант! Виски «Меконг», орешки, сладкой рыбы, ну... и большое меню!

«Он не вооружен, – размышлял Палавек. – Рядом должны сидеть его люди. Поэтому угрожать расправой бессмысленно. Застрелят раньше, чем дотянусь до браунинга».

– Неси таким образом, – распоряжался тем временем Цзо. – Сначала слоновьи подколенники, потом суп из летучих мышей... Дальше, как обычно, – шкурку молодой змеи, муравьиные яйца, салат из медвежатины, черепаховую поджарку, каракатицу и крабов в перце. Виски подливай, когда мой стакан пуст. Расстараешься, скажу хозяину, что опять приду... Как зовут?

– Клонт, господин.

Официант поклонился. Накрахмаленный белый китель коробом встал на плечах. На Клонте были высокие ковбойские ботинки, тогда как другие официанты таскали по полу штиблеты с загнувшимися носками. Со времен работы по заведениям на Патпонге Палавек знал, что прислуге выдается казенная обувь, которая покупается большого размера с расчетом на всех: пришел на службу – надел, ушел – передал сменщику.

– Вы принесли рекомендательное письмо федерации работников транспорта, которое я вам вручил вместе с оружием?

– Да, – ответил Палавек.

– Его брал в руки... ну, он?

– Конечно.

– Положите, пожалуйста, на столик текстом вниз.

Палавек поднял с пола атташе-кейс, достал документ. Браунинг лежал на месте – тринадцать пуль в запасе.

Цзо накрыл письмо бумажной салфеткой, подтянул оба листка, свернул вчетверо, не касаясь самого документа. Вынул из заднего кармана брюк золотистый бумажник.

– На письме отпечатки пальцев Пратит Тука и ваши, дорогой мистер Йот. – Прихлебнув виски, Майкл почмокал сложенным в трубочку ртом. Затем засмеялся и посоветовал: – Пробуйте все. Когда еще среди морских скитаний полакомитесь... Хо-хо-хо!

– Я сыт. Итак, мистер Цзо?

– Итак, дорогой мистер Йот, он же Красный, он же... Палавек!

«Значит, знает-таки обо мне, и брат – в их игре в качестве ставки!» – с горечью пронеслось в голове Палавека.

– «Револьвер», ваших удальцов и вас самого берет под покровительство мой патрон. Кто именно – узнаете позже, – выждав паузу, начал Цзо. – Могу лишь сказать, что он – одна из четырех могущественнейших фигур страны и входит в десятку сильнейших людей Южных морей. Вам предстоит стать, скажем, нашим адмиралом. Ранг, приравненный к первому младшему брату. Стоимость катера, вложенные суммы будут вам (возмещены. Ваш личный оклад – пять тысяч долларов ежемесячно, членам команды назначите содержание сами. Кроме того, один процент с добычи. Береговая разведка, связи с полицией, прессой, общественностью, вообще с миром тревожить вас не должны. Все это координирую я...

– Вы – из триады?

– Уверен, что слышали о «Союзе цветов дракона». Триады – старомодные банды, в которые сбивались от страха лавочники, скопидомы и не совсем понимающие новую роль денег люди. Феодализм давно отошел в прошлое. Эта страна, как и соседи, превратилась в технологического акселерата. Монополия кладет конец национализму, патриотизму, капитализму и социализму. Если хотите, только она в то же время в состоянии дезинформировать «красную звезду», которой чрезмерно подвержены профсоюзы...

– Не забывайте, мистер Цзо, эта страна – моя страна.

– Не будьте наивным. Я позволяю себе резкость, надеюсь, что говорю с проницательным партнером. Вы – с нами, были и остаетесь. Вы исключение из серой массы, предназначение которой – производить блага и удовольствия для избранных, то есть для нас.

Майкл Цзо захватил палочками кусочек черепахи. Желатин выдавился в уголках губ. Клонт, склонившись, доливал «Меконг» в его стакан.

– Во все века избранные состязались за первенство. Князь нападал на князя. Уводил рабов, увозил богатство, присваивал строителей, врачей и артистов. Кто пускал добытое на ветер, кто набивал им подвалы, кто строил дороги и города, занимался благотворительностью – на все была добрая воля избранных. Главное, что путь добычи – один. Разве вы, дорогой мистер Йот, не доказали, что пришли к нам, выполнив договоренность? Но...

Не переставая жевать, он сделал глоток виски. Продолжил:

– ...оставим философское сближение деловых позиций. В отличие от вас, если вспомнили наконец, где мы раньше с вами встречались, я окончил Таммасатский университет. Так что в теории, да и в практике я сильней. Поэтому: да или нет? Учтите, если нет, мы начнем с вашего брата и его семьи. Не побывали еще в гостях! Прелестные у вас племянницы!

– Дайте время на обдумывание.

– Хорошо, даю пять минут.

– Могу я выйти в туалет?

Цзо кивнул. Поворачиваясь, Палавек приметил Абдуллаха, который фарфоровой ложкой жадно уплетал суп, запивая пепси-колой.

В кабинке Палавек прислонился лбом к влажной стене...

«Орешек разгрызается. Но зубки у хозяина поскрипывают, – подумал Абдуллах, исподтишка наблюдая за Майклом Цзо, которому он вот уже десятый год служит верой и правдой. Когда-то его тренер по боксу говорил: на краю поражения следует расслабиться, тогда придут новые силы. Если противник мощно бьет тебе в грудь, отступи! При ударе центр тяжести у противника сместится вперед, и достаточно твоего легкого удара, чтобы повергнуть его. Правда, такой прием достигается, когда руки твои словно железо, обернутое ватой, когда ответный удар нежен, но имеет вес... – Тебе бы, дружок Красный, такой прием сейчас подошел. Но ты не владеешь им, благородный и бескорыстный неудачник!»

А Цзо вспоминал, поглядывая на секундную стрелку часов, того Палавека, которого случай свел с ним в октябре семьдесят третьего года. Чужого всем, подававшего четкие команды в отобранный у него, Майкла, мегафон. Гримасу, исказившую лицо Палавека, когда Цзо от имени студенческого комитета отказал в финансовой поддержке его брату. Интересно, пошел бы тогда Палавек с ним, Майклом, связавшим судьбу с «Союзом цветов дракона», если бы он приветил демобилизованного солдата?

Зрачки между гладкими, без единой складки веками, будто вскрытыми лезвием бритвы, скрылись за ресницами. Давно сузивший свой внутренний мир до некоего подобия прибора, вычисляющего возможную выгоду или предстоящие потери, грозящую опасность или благоприятные условия для нападения, Цзо взвесил характер и жизнь человека, которого ждал. Чутьем понял: каким ни будет ответ, Палавек останется вне интересов «Союза», а может, и стал беспощадным врагом.

Он подал знак Клонту. Направляясь к столику, официант почтительно пропустил Палавека.

Атташе-кейс, остававшийся у ножки стола, кажется, не трогали.

– Клонт, принесите то, что вам передали для меня.

– Ничего не остается, – вздохнул Палавек. – Условия приняты.

– Не сомневался и поэтому отдал распоряжение принести гонорар за уже оказанную услугу и аванс за услуги, которые вы предоставите в будущем. Пишите расписку.

– Это обязательно?

Цзо хохотнул.

– Дорогой мистер Йот! Адмирал! Китайцы не произносят ни молитв, ни клятв, ни присяги. Они их пишут. Потом, правда, сжигают. Эту бумагу, однако, не сделаем жертвой традиции! Извольте соблюдать ваш новый этический кодекс... Вот ручка и бумага. Пишите... Я, такой-то, получил от господина Майкла Цзо десять бриллиантов общим весом девять карат для передачи господину Лю Элвину, владельцу ювелирного магазина, члену компании «Объединенные гранильщики», проживающему по адресу: Нью-роуд 1086/16, Бангкок. Подпись...

Нью-роуд, или «Новая дорога», проходила через старейший китайский квартал, застроенный двухэтажками, в которых нижнее помещение, как правило, лавка, а верх – жилье. Грязное и дешевое место, где неизвестно по какой причине среди менял, скорняков, портных, прачек, стекольщиков и знахарей несокрушимыми крепостями стояло несколько ювелирных магазинов. Словно дозорные «Союза цветов дракона», держащие под неусыпным наблюдением подданных – хуацяо.

Клонт подал на подносе замшевый мешочек.

Цзо молча указал на Палавека. Невежливо, будто сбрасывал неотвратимые убытки.

Тот принял мешочек, достал атташе-кейс, открыл его на коленях – оружие оставалось на месте, положил мешочек, снова захлопнул крышку.

– Проводите нас, Клонт, с господином к телефону...

В трубку Цзо сказал на кантонском диалекте:

– Почтенный учитель Лю, говорит Майкл Цзо. Извините великодушно, что звоню в пятницу и так поздно. Я вынужден произвести абсолютно неотложный платеж наличными. Однако банки уже закрыты до понедельника, а требуемой суммы под рукой нет. Я вручил девять карат бриллиантов некоему господину Йоту. Через полчаса прибудет... Почтительная просьба оценить камни и расплатиться с ним. Неоценимо лестно! Всяческого благоденствия!

Старик привратник, сидевший на бамбуковой табуретке при туалете, перестал дергать ногами. Икры вновь ритмично задергались, когда в трубке прозвучал отбой.

Вернувшись в зал, Цзо дал младшим братьям сигнал: свободны. Оба не потрудились, хотя бы приличия ради, повременить. Задвигали стульями, потребовали счет. Старец, едва закончится обед с Палавеком, наверняка получит сообщение, что Красный принял бриллианты. Ну а он, Цзо, в понедельник доложит Самому старшему брату иную легенду.

– Вы не хотите взглянуть на сокровище, которое получили? – спросил он ласково Палавека. Вновь из-под стола появился атташе-кейс. – Как оружие? – поинтересовался после созерцания бриллиантов.

– Спуск мягкий. Бой безупречный. Хватило и двух выстрелов.

– Значит, осталось одиннадцать? Берегите патроны от моего оружия. Вторую обойму, к сожалению, предоставить пока не могу. Марка новая...

«И вовсе не твое, – подумал Палавек, – а Нюана. И не одиннадцать вишен у меня в запасе, а тринадцать. Но знать тебе это ни к чему».

– Мистер Цзо! Теперь, когда между нами полная ясность, я полагаю, что в мои новые служебные обязанности в «Союзе цветов дракона» не входит совместное увеселительное времяпрепровождение. Благоволите освободить меня, сообщив, где и когда я могу вступить на борт «Револьвера» и возобновить операции... под вашим командованием.

– Что ж, «Револьвер» в порту Хуахин. Катер переведен на легальное положение: внесен в филиппинский реестр, имеет портовую приписку. Бортовое название – «Красная стрела». Длинный Боксер, механик и один из бывших солдат – при катере. Других людей на борту нет. Без вас удальцы, которые, кстати, имеют на руках подлинные документы, с места не желают сдвинуться и под автоматами. Это проверено...

– Благодарю. Я ухожу...

– Будьте осторожны. И обязательный совет: ночуйте у брата. Во всем Бангкоке сегодня для вас, дорогой мистер Йот, безопаснее места нет!

Когда дверь «Чокичая» мягко прикрылась за Палавеком, шел девятый час. Огоньки лампочек, вполнакала светивших над лавчонками и забегаловками, и керосиновые камельки лоточниц, сидевших на тротуаре, выписывали дугу, уходящую в ночь. За Чао-Прайя сверкали зарницы. Жара компрессом ложилась на лицо и грудь, намокала рубашка. Но даже надрывный вой «тук-тука», лишившегося глушителя, радовал и казался вестником свободы. Не хотелось думать о будущем.

Палавек заткнул браунинг за брючный ремень на спине, прикрыл его полой гуаяберы. Мешочек с бриллиантами сунул в карман. Остановил такси.

У входа в магазин «Драгоценные камни и ювелирные изделия Элвина, Объединенные гранильщики», раздвинув на полметра стальную решетку, прикрывавшую витрину, которая искрилась изумрудными ожерельями, рубиновыми подвесками и бриллиантовыми кольцами, переминался сам хозяин. Угодливо поприветствовав столь позднего посетителя, затараторил:

– Конечно, конечно... Ну, что вы! Какие церемонии! Раз дело спешное...

Магазинчик блистал ухоженностью.

Палавек выложил замшевый мешочек на поднос, обтянутый черным бархатом. Дернул за уголок. Камни раскатились, мерцая под включенной лампой дневного света.

– Девять карат...

Ювелир задвигал костяшками секционных китайских счетов.

– Алмазы представляют собой лучший способ уместить огромную сумму в минимальном пространстве... Скажем, бриллианты стоимостью в полтора миллиона долларов уложатся в мою горсть. А для золота на эту сумму потребуется сундучок. Не так ли? Красота, долговечность, редкость – таковы достоинства этого камня. Все преходяще: любовь, брак, моральные ценности, нравственные принципы, политические убеждения и устройство государств. Только ценность алмаза неизменна. Покупки бриллиантов растут. Да, постоянно растут, почтенный мистер Йот. Хотя, как говорит мой друг и конкурент Берид Барух из правления «Объединенных гранильщиков», только небо беспредельно...

Ювелир выписал цифры на бумажку.

– Вам, господин Йот, с вычетом комиссионных полагается двести двадцать шесть тысяч бат.

Лю Элвин выбрасывал из сейфа на прилавок стянутые крест-накрест резинками пачки фиолетовых пятисотбатовых банкнотов.

– Ваши камни от Майкла Цзо. Его имя – гарантия. Не будем думать об их источнике... Нередко алмазы оказываются в слабых руках и вызывают завистливую алчность сильных людей, что повергает затем целые семьи в безжалостные кровавые ссоры, восстанавливает детей против отцов, супругу против супруга... Кажется, все. Вот вам пластиковый пакет.

Палавек привязал пакет с деньгами к ручке атташе-кейса и распрощался с владельцем магазина...

Шел десятый час. Нужно было поспешать к брату.

Тунг занимал двухкомнатную квартирку в мансарде с подобием балкончика трехэтажного дома в конце Петбури-роуд. Раскалившаяся за день крыша не давала вечерней прохладе ходу в помещение, и семья брата – сам в одних трусах, жена в саронге, затянутом под мышками, детишки нагишом – расположилась на узком балконе, слушая радио.

Палавек знал, что брату удалось завершить образование. Женился он на сокурснице, родом с севера, где ее отец занялся сплавом древесины по каналам и рекам до столицы. Меченые бревна проделывали долгий путь самоходом. Доходы тестя Тунга, видимо, приумножались с такой же скоростью. Брат ждал вакантного места в отделении «Меркантайл банк» на Силом-роуд, переводил с французского и адаптировал детективные истории для детских книжек-картинок, а жена, симпатичная и спокойная северяночка, работала учительницей в благотворительной школе миссионеров – «свидетелей Иеговы».

Палавек сказал, что сыт, только что поужинал.

Сидя на низеньком табурете, он слушал, как жена брата, смеясь, рассказывает о миссионере, молодом парне, приваживающем женщин к молельному дому с помощью курсов быстрого вязания, которые сам и ведет.

– Как ты жил эти годы? – спросил Тунг.

После покупки «Револьвера» Палавек не присылал вестей. Однако от владелицы «Шахтерского клуба» в Борае или ее брата, обретавшегося на старом месте в «Сахарной хибарке», Тунг мог знать, с кем отправился Палавек четыре года назад в море.

– Ходил в каботажные рейсы. В основном по Малаккскому проливу... Так уж сложилось.

Тунг не жил в достатке. Цементный пол застилали циновки. В углу балкона стоял солдатский примус. Одежда висела в шкафу из деревянных перекладин и пластиковой пленки. У порога – резиновые шлепанцы. Туфель в доме не водилось. Когда жена брата вытащила из ящика два пакетика с черным кофе, Палавек отказался, понимая, что его не ждали и второй пакетик предназначался для молодой женщины. Что-то удерживало от того, чтобы предложить им деньги из тех, что лежали в пакете, полученном от фирмы Лю Элвина.

– Надолго в Бангкок? Какие планы?

Брат был моложе Палавека на четыре года, но в пышной шевелюре поблескивала седина.

– День-два, пока не ясно. Завтра сделаю кое-какие визиты и, вероятнее всего, снова уйду в море... Возможно, будет неплохо оплачиваемый рейс. Ты согласишься, если я пришлю тебе деньги... Отдашь, когда эта вакансия в банке откроется.

– Напиши сначала, хорошо? Виправан постелет тебе на балконе...

Из приемника с хрипами, вызывавшимися, наверное, помехами от вспыхивавших над городом зарниц, неслось:

 
Жалко тех, кто всю жизнь копит деньги.
Я ж люблю, я ж люблю тратить все на то, что
                                                     по сердцу сейчас...
 

Тунг повертел ручку настройки. Однодиапазонный приемник едва взял городскую рекламу. Расхваливали голландский растворимый кофе в гранулах, потом стиральный порошок «Два лебедя» и грамзаписи фирмы «Счастливые звуки». Ничего этого семья не покупала.

Разговора не получалось. Догадывался ли брат о делах Палавека?

Сославшись на необходимость повидаться со старым приятелем на ночном рынке Пратунам, Палавек ушел, сказав, что вернется часа через два. Браунинг он не решился на глазах Виправан перекладывать в атташе-кейс, оставил за поясом. Взял только пачку банкнотов.

На Раждамри-роуд ощутил забытое удовольствие неторопливой бесцельной прогулки. Зарницы еще вспыхивали. Привлеченные прохладой на улицы, бангкокцы обсуждали погоду. Закончился сеанс в кино «Парамаунт», и потоки людей обтекали Палавека в направлении автобусной станции. У гостиницы «Фьерст» он действительно завернул на ночной Пратунам, запруженный лотками, передвижными прилавками с грудами съестного, заставленный столиками и табуретками временных закусочных. Вошел в писчебумажный магазинчик, который оборотистый хозяин на ночь сдавал под ресторан.

Заведение пользовалось известностью. Свободных столиков не оставалось. Палавек извинился перед девушкой в шелковом вечерном платье, которая смешивала палочками и фарфоровой ложкой специи в чашке, сел напротив. Повар кивнул от плиты и крикнул:

– Вам, господин?

– Суп, – сказал Палавек, опершись спиной на стеллаж с блокнотами, прикрытый занавеской. – Вот такой же, с лапшой.

Девушка, склонившаяся над чашкой, улыбнулась. Сухие пальцы продолжались выпуклыми жилками к тонким запястьям. Густые волосы скользили с плеч. Нос покрывала полоска светлого крема – обычное ухищрение, чтобы сделать его подлиннее. Широко поставленные глаза с уголками, притянутыми к вискам, оставляли странное впечатление. Если он смотрел на них, его взгляд как бы проскальзывал, не задерживаясь, мимо.

Наверное, актриса из китайского балаганчика, подумал он. Меланхолически шнурует в уголке сцены на пуфике красную туфельку, высший символ женской привлекательности, для онемевших с открытыми ртами хуацяо. Не поет, не говорит, только шнурует да вздыхает, поглядывая в воображаемую даль, в которой скрылся возлюбленный мандарин восьмого разряда...

– Извините, госпожа. Меня зовут Палавек. Я – моряк, в городе бываю редко. Могу ли я спросить – вы артистка?

– Нет. Почему вы так решили? – Улыбаясь, она кривила губы.

– Ваше платье необычно для Пратунама... Вы извините мои слова?

– Что вы! Это признание. Я работаю модельером, изобретаю фасоны...

– Изобретаете – что?

– Модели. Модели национальных платьев. Наступит же время отказаться от экстравагантности и вульгарности, которые присущи западным фасонам в наших условиях...

Не покажись назойливым, потихоньку сказал он себе. Что сказать вслух, еще не знал. Она поняла: он хочет слушать.

– Понимаете, платье не может считаться красивым само по себе, если женщина не выглядит в нем единственной.

– Я, кажется, догадываюсь... Как ваше?

Она опять поняла его: это не комплимент.

– Ну да... Ателье, которое я задумала организовать, будет работать как лаборатория, изыскательский институт. Торжество наступит, когда мода перестанет служить униформой для женщины, станет нечто таким, что придаст каждой свою индивидуальность. Понимаете?

– Вы хотите заставить мечтать?

– Да... Но не заставить, а призвать.

Он засмеялся, впервые за много дней, и заметил с иронией:

– Вам тогда нужен первоначальный капитал.

– Ох, кажется, нашелся менеджер, готовый рискнуть! Начинаю путь в неизвестность...

Повар принес ему чашку с лапшой.

– Не опасайтесь неизведанного пути. Это всегда интересно. Мы, моряки...

– О, это заметно по вашим старомодным любезностям! Моряки – народ непредсказуемый. В походах оторваны от земли, от обычной среды, и в океане вам приходит в голову слишком много отвлеченных идей, а тесное житье в кубриках способствует сплоченности... Моряки частенько затевают на берегу сумятицы.

– Сумятицы?

– Ну да... нечто вроде переворотов. Мой бедный брат так говорил... Ой, кажется, вам делает знаки вон та женщина!

С растрепанным шиньоном, в домашнем халате, Виправан делала ему какие-то знаки в нескольких шагах от двери магазинчика. Палавек извинился перед соседкой по столику и подошел к свояченице.

– На вас лица нет...

– Я прибежала разыскать вас, сказать, чтобы вы не позорили нашу семью! Слава Будде, я разглядела вас здесь... Минут через пятнадцать после вашего ухода налетела полиция. Все перевернули. Испугали детей... Некто Лю Элвин, как сказали агенты, заявил, что вы – гангстер, обобрали его в собственном магазине. Элвин назвал даже марку вашего пистолета, номера банкнотов... Все подтвердилось, когда нашли сверток с деньгами. Номера банкнотов указаны в бухгалтерской книге этого Лю Элвина... Как вы докатились до такой жизни? Лучше вам явиться с повинной... Они так сказали. Прощайте!

Накатила слабость. Он безучастно смотрел перед собой. Кто-то тронул за плечо.

– Да, – сказал Палавек, – да... Сейчас расплачусь...

– Монет не хватит, – прозвучал глумливый голос из-за спины.

Выхватывая браунинг, Палавек резко обернулся. Абдуллах!

Малаец присел, расставив руки, готовый схватиться за крис.

– Я ходил к дому твоего брата, Красный, чтобы убедиться и доложить хозяину Цзо, как ты будешь убит, отстреливаясь от полиции. Будь ты у брата, ты ведь не знал бы, что тебя обвиняют в грабеже. Ты бы думал, что к тебе привел след от трупиков Пратит Тука и его хахалицы, и бился бы до последнего. Ведь сдайся ты, тебя ждал бы фанерный ящик и отделение солдат. А после твоей гибели все шито-крыто. Ни Пратит Тука, ни тебя. Ревность и падение... этих... ну, нравов. Ловко? Я пристроился в хвосте у этой истеричной госпожи, когда она полуголой бросилась из дома после ухода полиции. Я понял, что бежит она к тебе, Красный...