Текст книги "Срочно, секретно..."

Автор книги: Валериан Скворцов

Соавторы: Виталий Мельников,Николай Дежнев
сообщить о нарушении

Текущая страница: 28 (всего у книги 31 страниц)

НОЧНОЙ ГОСТЬ

Пожилой капитан с простоватым, изрытым мелкими оспинами лицом крестьянина, непонятно по какой причуде судьбы облачившегося в офицерский китель с чужого плеча, покрутил ручку телефонного аппарата.

– Дежурный? – зло закричал он в трубку. – Соедините меня с майором Яманаси!

Слышимость на линии была хуже некуда. Вот и приходилось капитану надрывать голосовые связки.

– Господин майор? Это я, капитан Отохиме! Да, да, капитан Отохиме из Бинфана! – срывающимся фальцетом докладывал он. – Спешу вас уведомить, господин майор, что прошлой ночью птички выпорхнули из клетки!.. Что? Как думаю, когда они долетят до Харбина?.. Полагаю, уже сегодняшней ночью вы, господин майор, будете иметь счастье лицезреть своего протеже!..

Отохиме повесил трубку на рычаг и, тяжело отдуваясь, принялся вытирать носовым платком вспотевшие от напряжения затылок и шею. В ушах его еще звучало сказанное майором Яманаси: «Благодарю вас, капитан! Вы блестяще справились с заданием государственной важности!»

Слышать эти слова капитану было приятно. Тем более он надеялся, что когда-нибудь услышит от майора Яманаси: «Капитан! Поздравляю вас с внеочередным присвоением звания...» «Майор Отохиме!» – произнес капитан звучно и поднял вверх пухлый палец. Выпятил нижнюю губу. И долго еще стоял так в глубокомысленной задумчивости.

Тем временем майор Яманаси уже просил дежурного телефониста военной миссии соединить его с полковником Унагами.

– Рад за вас, Унагами-сан! – услышав знакомый голос, задушевно пробасил майор. – Первый ход вашей игры, судя по всему, удался. Подробности?.. О подробностях мы будем знать сегодняшней ночью. По крайней мере, так я надеюсь... Да, что называется, из первых рук. От него, конечно, от нашего подопечного. Адрес?.. Разумеется, он в курсе, что я буду ждать его в пансионате «Березка». Думаю, он появится, когда хорошенько стемнеет. Во всяком случае, господин полковник, как только он возникнет на горизонте, ха-ха... сразу же вас уведомлю. А пока еще раз с удачей вас, Унагами-сан!.. Вы все рассчитали верно, я убежден.

В самом центре Харбина стоял в те годы, да и в наши дни стоит, надежно отстроенный П-образный кирпичный дом в три этажа, выходящий фасадом на Гиринскую улицу.

На вывеске, прикрепленной сбоку от двустворчатых ворот, обитых оцинкованным железом, всякий, проходя мимо, мог прочесть название, отмеченное мягким лиризмом: «Пансионат «Березка».

Если верить документам, то в этом трехэтажном доме из красного кирпича действительно помещался пансионат, принадлежавший правительству Маньчжоу-Го. Однако на самом деле зданием распоряжались на паритетных началах командование подразделения № 731 и «токума кикан» – военная разведка.

Для Исии и его подручных пансионат на Гиринской служил своего рода секретной перевалочной базой.

Японский публицист Сэйити Моримура, проведший уже после второй мировой войны частное доследование по делу о преступлениях «дьявольской бригады», свидетельствует:

«Прежде чем отправиться в Харбин, служащие отряда на автобусах или грузовиках приезжали в «пансионат». Затем, переодевшись в гражданское платье, они выходили из ворот внутреннего двора и смешивались с толпой на городских улицах. По возвращении в отряд все это проделывалось в обратном порядке».

Далее в своей книге «Кухня дьявола» Сэйити Моримура пишет:

«Кроме «пансионата», в том же здании находились помещения, отданные нескольким военным организациям под канцелярии и гостиничные номера».

Моримура, однако, не совсем точен. Организация, в чьем ведении находилось здание, по сути, была одна: харбинский филиал специальной службы штаба Квантунской армии – главного органа японской разведки в Маньчжоу-Го. В стенах «канцелярий» контрразведчики проводили конфиденциальные встречи со своими агентами, а в «гостиничных номерах» агенты в случае необходимости могли укрыться от любопытных глаз. Что же в действительности представляет собой пансионат «Березка» – об этом в Харбине ведали лишь избранные. Майор Яманаси входил в их число.

Над одним из окон третьего этажа, выходящим на обширный внутренний двор, покачивалась, разгоняя быстро сгущающийся мрак, гирлянда электролампочек на провисшем проводе.

Яманаси, переодетый в белую фланелевую пару, сидел в плетеном кресле у окна, рассеянно поглядывая на дробящиеся в стекле блики света. На лацкане его пиджака алел в петлице цветок. На расстоянии вытянутой руки на низком лакированном столике матово темнел телефон. Майор знал: с минуты на минуту снизу, из проходной, должны позвонить.

«Если только не случилось что-нибудь непредвиденное», – размышлял он про себя, полируя ногти лоскутком замши.

Но ничего непредвиденного не произошло. В начале двенадцатого, как и ожидалось, раздался звонок.

– Китаец, которого вы ждете, пришел, – прозвучал в трубке доверительный голос.

– Пусть поднимется ко мне! – распорядился Яманаси.

Через несколько минут ночной визитер предстал перед майором. Это был мужчина в годах, с круглым флегматичным лицом. С того дня, когда Яманаси видел его в последний раз, человек этот внешне мало изменился, хотя времени прошло немало. Только одет он теперь был не в европейский костюм. Ныне на нем неопрятно висела жеваная черная куртка из саржи – грязная, ветхая; на ногах – брезентовые дешевые башмаки с деревянными подошвами.

Отвесив поклон, гость опустился на соломенный коврик возле двери. Подобрав под себя ноги, смежил веки. Ничего, кроме усталости, не выражало его желтоватое, с землистым оттенком лицо.

Яманаси понимающе усмехнулся. Вынул из бокового кармана пиджака помятую пачку сигарет «Золотой дракон». Подержал ее на ладони, словно взвешивая.

– Закури, чтобы мозги прочистились! – небрежно, как швыряют кость собаке, бросил он сигареты в сторону китайца.

Тот, не поднимая век, поймал коробку на лету.

– Спасибо! – обнажил в улыбке мелкие зубы. – Огонь у меня свой.

Он извлек из-за пазухи кожаный мешочек, развязав тесьму, вытащил из него обломок напильника, кремень и комок трута. Высек искру и, прикурив от затлевшего трута, затянулся сладковато-дурманящим дымом табака, приправленного опиумом.

С каждой затяжкой лицо китайца как бы свежело, в глазах заиграл живой блеск.

– Устал, как пес, – хрипло обронил он. – Всю дорогу от Бинфана то бегом, то ползком на брюхе. И ни жратвы, ни курева.

– Здесь тебе будет как в раю: и отоспишься, и отъешься вдоволь! – пообещал Яманаси и, помолчав, спросил: – Где второй?

– За Утунем наткнулись мы на заброшенную мазанку. Там он и прячется, – ответил китаец. Затянувшись сигаретой, добавил: – Мой напарник – человек бывалый. Ему не нужно доказывать, что в город безопаснее пробираться поодиночке.

Яманаси, внимательно слушая китайца, потянулся к телефонной трубке. Не сводя глаз с гостя, набрал номер, сказал:

– Унагами-сан, гость прибыл. Приезжайте, ждем...

Как только открылась дверь, китаец живо вскочил с потертого коврика, вытянувшись с почтительным вниманием.

Унагами окинул агента оценивающим взглядом. Покосился неодобрительно на дымящийся окурок, который тот смущенно пытался скрыть в кулаке. Затем повернулся к майору Яманаси.

– Вы уверены, что это, – повел подбородком в сторону агента, – как раз то, что нам необходимо?

– Думаю, да, – наклонил голову майор. – Еще раз могу напомнить данные из его послужного списка: успешно создавал фиктивные подпольные группы в Шанхае и Сучжоу. После его заслали в партизанский отряд, базировавшийся в районе озера Тайху. Итог – отряд ликвидирован.

– Было такое дело, – самодовольно выпятил губу агент.

Полковник пропустил эти комментарии мимо ушей.

– Майор, – посмотрел он на Яманаси, – а с чего именно он начнет работу в Харбине? Вы уже поделились с агентом нашими соображениями на этот счет?

– Мне хотелось сделать это в вашем присутствии, – ответил Яманаси.

– А ты что скажешь? – вскользь обратился Унагами к агенту. – У тебя лично есть какие-нибудь выходы на харбинских коммунистов?

– У меня лично нет, – с вежливой улыбкой произнес тот. – Но у «голубка», на которого господин майор мне настоятельно рекомендовал набросить сетку, у этого Фу Чина, моего сообщника по побегу, как мне думается, есть такие выходы. Правда, он крепкий орешек, но, думаю, рано или поздно все равно расколется. Слишком многим он мне обязан – свободой!

– А в дополнение получишь от нас кое-какие сведения еще о трех «голубках» – из тех, кого мы сильно подозреваем в связях с коммунистическим подпольем, – многообещающе сказал Яманаси.

– Та-ак! – понимающе щурясь, протянул агент. – Хотите, чтобы я сколотил подпольную коммунистическую группу? Такую же, как в прошлом году в Шанхае? Тогда... можете на меня положиться: будет в Харбине такая группа коммунистов-подпольщиков!

– Лжекоммунистов и псевдоподпольщиков, – уточнил полковник.

– Конечно! – отозвался агент. – А иначе как?

– Вот и чудесно, – утомленно констатировал Унагами. – Хочу надеяться, что ты действительно все понимаешь в нюансах... Однако запомни как молитву: все твои начинания должны сводиться к одной-единственной задаче – выйти на контакт с людьми, которые заинтересуются вынесенной тобой из Бинфана коробкой с копией фильма «Экспедиция в Нинбо».

– Я... понимаю, – отозвался агент. Однако на этот раз менее уверенно.

– Тогда, – продолжил Унагами, – раз ты все понимаешь, давай, не теряя времени, обсудим детали предстоящей акции.

– Майор! – обратился он к Яманаси. – Позвоните, чтобы нам принесли сюда бутылку сакэ, жареных орешков и какой-нибудь зелени... Поухаживаем за нашим драгоценным гостем. Тем более держу пари: он уже забыл, что такое сакэ и витамины...

Товарищ Гу терялся в догадках. И было от чего: из различных источников, по различным каналам, представляющим собой независимые цепи связных, в дом на Сунгарийской улице стала чаще и чаще поступать аналогичная информация о каких-то никому не известных, однако весьма активно действующих подпольщиках.

Для начала было принято решение подвергнуть всю эту информацию тщательной проверке.

Некоторые сообщения попросту не подтвердились. Две антияпонские акции – убийство офицера и пожар на складе с боеприпасами – действительно имели место, но, как выяснилось, были делом рук патриотов-одиночек.

Но все-таки она существовала, эта группа невесть откуда взявшихся борцов за свободу Китая. Подтверждением, тому служило следующее:

На базаре в Старом городе в выходной день были разбросаны листовки, призывавшие к борьбе против японских оккупантов и их прислужников из марионеточной клики Пу И.

«Каждый, кто может носить оружие, – говорилось в листовках, – переходи в освобожденные районы и вступай добровольцем в ряды китайской Красной армии».

Пачку таких же листовок безвестные смельчаки привязали к хвосту воздушного змея. Сотни горожан рассказывали, как среди белого дня прямо у них на глазах хвост зависшего в небе воздушного змея внезапно оборвался и над центральными улицами Харбина закружилась стая белых листков.

Далее: в пригородном районе Харбина Модягоу был совершен налет на полицейский участок. Трое в масках и с наганами ворвались под утро в помещение участка. Обезоружив несшего ночное дежурство капрала и захватив десять винтовок и ящик патронов, неизвестные исчезли. Так же внезапно, как и появились. На память о себе они оставили все те же листовки.

Последним было сообщение о попытке вывести из строя водонапорную башню, возвышавшуюся вблизи Биньцзянского вокзала. Правда, сама диверсия не удалась – повреждения, причиненные взрывом, были ликвидированы час спустя, однако взрыв слышали тысячи харбинцев. То есть, пропагандистский эффект этой акции был достаточно высоким. И опять же знакомая листовка, такая же, какие были брошены с воздушного змея, на этот раз приклеенная к стене водокачки.

Поначалу товарищ Гу предположил, что в Харбине начала действовать диверсионная группа, заброшенная штабом китайской Красной армии. Однако штаб армии на соответствующий запрос ответил в своей радиограмме отрицательно.

Не подтвердилась и версия о том, что все последние события – дело рук партизан некоего отряда, базирующегося вблизи Харбина.

«А не провокация ли это, затеянная японцами – большими мастерами по части всевозможных трюков?» – спрашивал себя товарищ Гу.

И сам же себе отвечал:

«Не похоже. Если бы это была провокация, руководитель группы прилагал бы старания к тому, чтобы выйти на связь с руководством подполья, а неизвестный не предпринимает никаких попыток в этом направлении и предпочитает действовать самостоятельно».

Оставался единственно возможный вариант: какой-то коммунист, потерявший связь с организацией или, возможно, приехавший из другого города, создал собственную группу.

Заручившись согласием подпольного центра, товарищ Гу дал связным задание: выяснить, что собой представляет эта группа и что за человек возглавляет ее.

Шли дни, но к весьма общей информации о том, что такая группа действительно существует, не прибавлялось ничего нового.

Но вот однажды рикша Лин заглянул на одну из явок – в ветхую, покосившуюся фанзу, стоявшую во дворе харчевни на шестой линии пристани. И там хозяин явки, ночной сторож Чуадун, рассказал Лину любопытную историю, заставившую его всерьез призадуматься.

– Третьего дня, под вечер, посетил меня какой-то странный тип, – услышал рикша от ночного сторожа. – Шепнул пароль, который не в ходу, пожалуй, уже с полгода, а когда я попытался его выпроводить под предлогом, мол, что он попал не туда, незваный этот гость сказал, что он-де понимает: пароль, наверное, устаревший, но другого он знать не может, потому что сидел в тюрьме, а теперь совершил побег, и ему необходимо выйти на связь с Драконом, с которым он якобы имел дело, поскольку был у него связным. И еще добавил, что бежал он не один, а с товарищем по заключению и ныне создали они свою подпольную группу в городе...

– А ты что? – полюбопытствовал Лин.

– Я? – усмехнулся Чуадун. – Пригрозил этому фрукту, что сволоку его в полицию, если он тотчас же не уберется прочь.

Рикша Лин посмотрел на Чуадуна и понимающе кивнул.

– И этот фрукт исчез без следа? – спросил утвердительно.

Чуадун снисходительно улыбнулся. Улыбка его давала понять, что он не из тех, кого можно легко провести.

– Без следа? – лукаво подмигнув, переспросил он. – Хорошо же ты о нас думаешь! Мы знаем, как надо работать... Этот фрукт снимает угол у сапожника Чу на Госпитальной. Сейчас мы с него глаз не сводим.

История, которую ночной сторож поведал рикше, была незамедлительно передана негоцианту господину Гу Таофану. И произвела она на него серьезное впечатление.

«Дела Дракона – это дела нашего союзника, – рассуждал сам с собой товарищ Гу, задумчиво катая по столу счеты. – Однако... оказывать союзнику помощь – это вовсе не означает, что мы вправе совать нос в его дела».

В тот же самый вечер разговор между Лином и Чуадуном в добросовестном изложении Лю Хотин дошел до Дракона. Еще через сутки Лю встретилась с товарищем Гу и сообщила:

– Дракон попросил меня осторожно присмотреться к человеку, снимающему угол у сапожника Чу. Я узнала его. Человек, приходивший с устарелым паролем к Чуадуну, действительно долгое время работал на Дракона. Его зовут Шэн. Полностью – Шэн Чжи. Дракон сказал: «Шэн Чжи был надежным связным. Но раз он побывал в руках японцев, нужно, чтобы люди господина Гу Таофана встретились с Шэном и твердо выяснили его надежность».

На следующий день по улице Госпитальной простучала пустая китайская телега. Возле дома сапожника Чу возчик Чжао остановил своего пегого мохноногого тяжеловоза.

Дверь сапожной была приоткрыта. Чжао увидел старого китайца – лысого, с ввалившимися щеками. Старик вгонял в подметку башмака деревянные гвозди. Мельком глянув на Чжао, он вновь мелко и часто застучал своим молоточком.

– Позови-ка, отец, своего жильца. Мне сказали, что он ищет работу, а мне как раз понадобился грузчик, – бросил Чжао старику, не заходя в мастерскую. И, не дожидаясь ответа, неторопливо пошел обратно к телеге.

Немного погодя вышел Шэн.

– Садись! – приказал ему Чжао, разбирая вожжи.

Безмятежно помахивая гривой, заплетенной в мелкие косички, ломовая лошадь загромыхала тяжелыми копытами по булыжнику. Когда телега протащилась метров двадцать, Чжао, не отрывая глаз от широкого лошадиного крупа, уронил безучастно:

– Рассказывай. Будем ездить, покуда ты не выложишь мне все без утайки.

Расстались они, когда на улицах уже зажглись первые фонари.

Часом позже возчик Чжао и рикша Лин сидели, поджав ноги, на камышовой циновке в крохотной сторожке Чуадуна, пили чай из глиняных чашек, и Чжао слово в слово пересказал Лину свой разговор с человеком по имени Шэн Чжи.

– Этот Шэн решил выйти на связь с Драконом по собственной инициативе, – рассказывал Чжао. – Человек, с которым Чжи вместе бежал из тюрьмы в Бинфане, – а он, по словам Шэна, как раз и есть тот самый руководитель подпольной группы, интересующей партию, – так вот, человек этот не знает о связях Шэна. Теперь. Зачем Шэну нужен Дракон? Шэн утверждает: его друг – его зовут Сей Ваньсун – коммунист, работал в Нинбо, Ханчжоу и Шанхае – вынес из тюрьмы копию какого-то документального фильма, которая не может не заинтересовать Дракона. Сей Ваньсун очень дорожит этой лентой и не расстанется с нею до тех пор, пока не убедится, что передает ее в надежные руки. Шэн Чжи считает Дракона как раз тем человеком, которого ищет Сей Ваньсун. Но сказать об этом Сею он не может без санкции Дракона. Вот потому-то Шэн Чжи и решился выйти на связь с Драконом.

– Любопытно, – глухо проронил Лин. – А встречу с этим Сеем он может организовать?

– Насчет встречи с Сеем я тоже интересовался, – ответил Чжао. – Шэн Чжи говорит, что руководитель их группы – человек крайне осторожный, он считает, что нужно избегать контактов, без которых группа может обойтись. Он считает, каждый новый контакт увеличивает риск провала.

– В общем-то он прав, – заметил Лин. – Но все же... выведет нас Шэн на своего руководителя или нет?

– Он сказал, попробует, – отозвался Чжао.

Прошло, еще два дня. Наконец Шэн Чжи передал через возчика Чжао:

– Сей Ваньсун согласен на встречу. – И назвал адрес.

Нужный дом стоял в глубине двора, за оградой из кривых кольев, перетянутых мелкоячеистой сеткой. Чжао остался во дворе, а Лин вошел в дом. В комнате сидели двое.

– Фын, – представился один из них и пригласил присесть. – Вы к товарищу Сею?

– Допустим, – ответил Лин, оглядывая комнату.

Комната была полутемная, бедно обставленная. На оклеенной обоями стене висел календарь с портретом какого-то китайского генерала, в углу домашний алтарь – полочка с двумя витыми молитвенными свечами.

– Вас прислали для переговоров с товарищем Сеем? – подал голос второй мужчина, назвавшийся Чжуном.

– Разве товарищ Сей – это не вы? – пристально поглядел на него Лин.

– Нет. Я не Сей. Однако товарищ Сей предоставил мне все полномочия вести переговоры от его имени.

Лин медленно поднялся с циновок, прошелся по комнате. Потом снова сел. Положив руки на колени, сказал:

– Видите ли, товарищ Чжун, к вашему сведению, и у меня тоже имеются полномочия.

– Чьи и какие?

– Партийный центр уполномочил меня на разговор с вашим руководителем. Не на переговоры, а на разговор. Улавливаете, в чем тут разница?

Лин снова посмотрел на Чжуна. Перевел взгляд на Фына. Посмотрев на него столь же внимательно, продолжил:

– По нашим данным, группа, которую возглавляет товарищ Сей, состоит из коммунистов. Или из людей, считающих себя таковыми. Если это действительно так, то ни о каких переговорах речи быть не может. Если вы признаете руководящую роль партии, то и действовать должны соответствующим образом: исключительно под руководством партийного центра... Вот что уполномочили меня вышестоящие инстанции передать Сею. Выясните у него, когда и где мы с ним сможем увидеться, и – до следующей встречи!

Лин поднялся, уже было направившись к выходу, но тут дверь, ведущая в соседнюю комнату, отворилась, и вошел довольно высокий, хорошо сложенный мужчина лет примерно сорока, круглолицый, широкоплечий, одетый по-европейски: клетчатая рубашка апаш, английские брюки с отворотами, коричневые полуботинки. Протянул Лину руку.

– Я – Сей Ваньсун, – назвал себя он, внимательно глядя Лину в глаза. – Я слышал все ваши слова. Извините, но вы должны понять: элементарные принципы конспирации...

Сей повернул голову в сторону Фына и Чжуна.

– Товарищи ненадолго выйдут, а мы потолкуем один на один, – произнес он голосом, какой бывает у людей, которые привыкли, чтобы им подчинялись. И не просто подчинялись, а подчинялись, что называется, беспрекословно.

Когда Чжун и Фын вышли, Сей присел рядом с Лином на корточки и заговорил:

– В Харбине я – человек новый, а потому вынужден действовать во много раз осторожнее, нежели вы, коренные харбинцы. Как только мы организовали подпольную группу, перед нами сразу же стала дилемма: искать или не искать связи с партийным руководством? Искать? Тогда возникнет риск, во-первых, нарваться на провокацию со стороны японцев, а во-вторых, встретиться с недоверием по отношению к нам со стороны подпольного центра. Исходя из сказанного, я и принял решение: сперва доказать на деле, что мы боеспособная, активно действующая группа, и уж только потом выходить на связь с партией. Но раз партия нашла нас сама, то я прошу, чтобы вы передали руководству: с этой минуты наша группа поступает в полное распоряжение партийного центра.

Он прервался, внимательно следя за выражением лица собеседника. Затем уточнил:

– Впрочем, насчет того, что наша группа входит в подчинение центра именно с этой минуты, я высказался в фигуральном смысле. Предварительно я хотел бы заручиться твердыми гарантиями, что вас ко мне направили из партийного центра.

– Доказательства будут, – заверил его Лин. – Что еще должен я передать людям, которые меня к вам направили?

Сей Ваньсун пожал плечами.

– Пожалуй, это все.

Он на минуту задумался. Потом произнес:

– Хотя... Есть у меня одна просьба...

Сказано это было таким тоном, что Лин сразу же почувствовал: Сей Ваньсун в нерешительности, продолжать ему или нет?

– Просьба? – переспросил Лин и, дабы подтолкнуть Сей Ваньсуна к откровенности, добавил, искоса взглянув на своего собеседника: – Готов и просьбу передать...

– Просьба эта не то чтобы лично моя, – с запинкой произнес Ваньсун. – Дело в том, что в Харбине, как вам уже говорил мой товарищ Фу Чин, я оказался после побега из тюрьмы в Бинфане. Из тюрьмы при бактериологическом центре, – пояснил он. – Фу Чин рассказал вам о том, что в Бинфане заключенные гибнут не только от голода, не только под пытками и от пуль. Люди погибают в Бинфане от чумы, холеры, тифа. Японцы проверяют на заключенных действие болезнетворных микробов, чтобы, в случае если им придется вести бактериологическую войну, взять на свое вооружение инфекционные болезни.

Немного помолчав, он продолжил:

– В этом, с позволения сказать, учреждении сейчас набирается опыта один немец – ученый из фашистской Германии. Скоро он должен возвратиться на родину, и японцы решили преподнести ему на прощанье памятный подарок – копию фильма, снятого во время проведения эксперимента на жителях моего родного города Нинбо. Когда делается одна копия, можно сделать и вторую. Трудно, но можно. И она сделана. Более того, коробку с этим фильмом мне удалось вынести из Бинфана. Не знаю, говорил ли вам об этом Фу Чин?..

Сей Ваньсун посмотрел на Лина вопросительно, но вместе с тем и испытующе. Тот ничего не ответил, лишь мимикой дав понять, что предмет такого разговора ему неизвестен.

– Да, мне удалось вынести из Бинфана коробку с таким фильмом, – повторил Сей Ваньсун. – Друзьям, помогавшим мне убежать, я дал клятвенное обещание, что документальная кинолента, изобличающая японских изуверов, попадет к тем, для кого борьба за свободу Китая такое же кровное дело, как и наше с вами... – Выдержав паузу, он наклонился к Лину. – Это – наши северные соседи, – шепнул ему на ухо.

Выпрямившись, продолжил ровным голосом:

– Просьба у меня и у моих друзей, узников Бинфана, такая: дайте мне возможность лично встретиться с человеком, у которого имеется прямой выход туда...

– Я не знаю такого человека, – с категоричностью, не дающей даже малейшего повода усомниться в его искренности, ответил Лин.

Сей Ваньсун молчал. Лин, подумав, заговорил опять:

– Люди, которые меня к вам прислали, тоже вряд ли смогут вам чем-то помочь в этом деле. Но... вашу просьбу я, как и обещал, передам слово в слово, не сомневайтесь. Устраивает вас такое заверение?

– Надеюсь, оно принесет добрые плоды, – с надеждой в голосе откликнулся Сей.