Текст книги "КГБ в смокинге. В ловушке"
Автор книги: Валентина Мальцева
сообщить о нарушении
Текущая страница: 17 (всего у книги 20 страниц)
– А чем угощал вас Бердсли?
– Ничем... Он был слишком занят беседой со мной.
– Беседа записывалась? – Уолш вернулся в исходное положение и протянул мне высокий стакан с толстым дном. Кивком поблагодарив, я жадно напилась и тут же испытала жуткое желание повторить эту процедуру, но постеснялась и осторожно поставила стакан на краешек стола.
– Да. У Бердсли был диктофон.
– А где кассета с записью вашей беседы?
– Ее забрал Витяня... ну, Мишин.
– Вместе с диктофоном?
– Нет, просто вытащил бобину.
– Вы можете сформулировать в нескольких словах задание, которое получили от... – Уолш бросил короткий взгляд на блокнот перед собой, от Габена?
– Изложить свою версию и ждать, когда вы меня перевербуете.
– Что вы и сделали, – сухо сказал Уолш.
– Что я и сделала.
– А потом что-то произошло?
– Вот-вот! – Уолш замахнулся папкой, словно гранатой. – И я не хочу, чтобы это повторилось, поскольку ценность этой дамы мне непонятна, а опасность – совершенно очевидна.
– Они хотели внедрить ее к нам. Давайте им поможем. Давайте поверим ей. Возможно, тогда мы получим ответы на наши вопросы.
– Ты предлагаешь отправить ее обратно?
– Да, сэр.
– У нас нет гарантий. Завтра она будет на Лубянке, и я не знаю, как поведет себя эта женщина, когда с ней...
– Может быть, коль скоро речь идет о моей персоне, вы и со мной поговорите для разнообразия? – я почувствовала, как внутри меня просыпается самая настоящая злость.
– Охотно, – Уолш резко повернулся ко мне: – Надеюсь, вы понимаете, почему наш разговор принял столь откровенный характер?
– Догадываюсь. Говорят, самое надежное место для высказывания сокровенных мыслей – это морг.
– Верно! – так и не раскрыв грозной папки, Уолш шлепнул ею об стол. Звук получился такой, словно выстрелил пистолет с глушителем.
Воцарилась долгая пауза. Я слышала, как за моей спиной тяжело дышит Юджин.
– Вам уже говорили, мисс Мальцева, что вы очень везучая женщина? – бас Уолша приобрел вдруг какие-то новые интонации.
– Два раза. Как вы догадываетесь, поводов быть счастливой у меня более чем достаточно.
– Вас не ликвидировал старый прохиндей Гескин, вас не ликвидировали ваши друзья с Лубянки, вас не ликвидировали наши парни на вилле, а теперь...
– А теперь вы, видно, хотите обрадовать меня и сообщить, что эта цепь неприятностей наконец прерывается? Ведь с таким счастьем человек просто не имеет права жить дальше, не так ли?
– Будь так, мисс, вы бы ушли в лучший мир, так и не познакомившись со мной, – Уолш смотрел с откровенной издевкой. – Думаю, мы оба прекрасно пережили бы такой поворот судьбы. Но, повторяю, вам везет. По стечению обстоятельств отец этого великовозрастного оболтуса был моим фронтовым другом, самым близким мне после жены и детей человеком. Вместе с ним мы высаживались на Сицилии, вместе с ним горели в одном джипе... В рамках принятого в ЦРУ служебного соответствия наши с Юджином дебаты были практически исключены. Семейственность в Лэнгли – это вообще нонсенс! Но тут Юджин почему-то вообразил, что вы, мисс Мальцева, именно тот человек, на которого должно пролиться мое человеколюбие. И НС только вообразил, но и использовал по максимуму наши внеслужебные отношения...
– Очень благородно с его стороны, – я просто не могла не констатировать этот факт и заступилась за Юджина, как за друга.
– И очень глупо.
– Почему? Что мешает вам поддаться внеслужебной, как вы говорите, симпатии к этому молодому человеку и отпустить меня с миром, не вовлекая в дальнейшие игры? Не надо мне верить или не верить. В конце концов, я действительно не имею никакого отношения к...
– Тогда вас ликвидируют в Москве, – перебил меня Уолш. – Мало того, пока вы еще живы, хочу сообщить, что меня после этого немедленно вышвырнут из ЦРУ, а этот очарованный странник загремит за решетку. И поскольку его панаша, мой друг, отдал свои лучшие годы не бизнесу, а службе в политической разведке Соединенных Штатов, то адвокат у Юджина будет паршивый и свои пятнадцать лет он получит без лишних хлопот... Так кто же выиграет от этих перемещений? Простите, мисс, но в тексте моей присяги не было параграфа о том, что я обязан работать в интересах господина Андропова. На него и без того работает масса людей, до чинов которых мне еще служить и служить...
– Выход один, сэр, – Юджин наконец отлип от стены и подошел к столу Уолша. – Она будет работать на нас. На совесть работать. Ровно столько, сколько это понадобится, чтобы в Лэнгли не имели претензий. Тогда ее не тронут в Москве. Тогда она сможет принести пользу нам. И сохранить себе жизнь, вам – служебное кресло, а мне – чистую совесть...
– Юджин, сынок, – впервые в голосе Уолша зазвучали человеческие интонации, – ее родители миллиардеры?
– Нет, сэр.
– Ты получил на ее счет специальные указания директора ЦРУ, о которых не имеешь права говорить мне?
– Нет, сэр.
– Она является твоей родственницей по материнской линии?
– Нет, сэр.
– Она шантажирует тебя?
– Да нет же, сэр!
– Тогда зачем тебе эти проблемы, Юджин?
– Я люблю ее, сэр.
Ошарашенный Уолш повернулся ко мне:
– Он уже сообщил вам эту новость, мисс Мальцева?
– Н-нет...
– Ты меня удивил, сынок... – Уолш встал, пнул ногой вертящееся кресло, которое отлетело к стене, срикошетило и вернулось обратно. Все это очень напоминало бы цирковой аттракцион, если бы я сама не видела, что Уолш потрясен не меньше меня. – Вчера во второй половине дня к аргентинцам поступил запрос посольства СССР относительно гражданки Мальцевой. Это значит, что не позднее чем завтра утром русские должны получить либо саму гражданку Мальцеву, либо местные власти выдадут советскому послу останки подданной СССР, ставшей жертвой автокатастрофы. Для руководства КГБ первый вариант будет означать, что его агент успешно выполнил задание и перевербован американской разведкой. Второй – что его миссия провалилась...
– Все так, сэр, – тихо сказал Юджин.
– Мисс Мальцева, – голос Уолша зазвучал пронзительно, – на больший урон, чем вы уже нанесли интересам ЦРУ, вы просто не способны.
пропуск стр. 338
если вы сможете шепнуть нам на ушко, где же обитает ваш очаровательный школьный товарищ, этот преподаватель классического балета с повадками живодера. Не увлекайтесь внешней стороной этой работы, мисс Мальцева. Помните, что отныне вы и только вы являетесь гарантом собственной безопасности. Случись что – и мы не сможем помочь вам, даже если очень захотим...
– Вас не смущает, что я буду вынуждена назвать вашу фамилию, рассказать о Юджине, Вирджиле, об этой комнате в посольстве США?..
– Бога ради, мисс Мальцева, гуляйте на всю катушку! – Уолш хмыкнул и поковырял спичкой в ухе. – Службе господина Андропова все это должно быть известно и без вас. Если ваши московские друзья знали даже месторасположение и подступы к нашей конспиративной вилле, что уж говорить обо мне, выезжающем из Лэнгли так редко, что это фиксируется даже самыми третьесортными спецслужбами, не говоря, естественно, о КГБ. Пока все – в вашу пользу. Та информация, которую вы изложите на Лубянке, полностью подтвердится, это должно укрепить доверие к вам...
– А Юджин?
– Он! – Уолш взглянул на Юджина и вдруг совершенно неожиданно, как-то по-мальчишески, подмигнул своему подчиненному – это важный вопрос. Будьте так любезны, мисс Мальцева, об этом господине рассказывайте подробно, обстоятельно, не упуская ничего, даже его попыток ухаживать за вами. Надеюсь, он делал это достаточно корректно?
пропуск стр. 340
кала, а ревела. Как бесплодная, душевно травмированная, измученная слепнями и маститом корова, которую наконец привели в дальний, отгороженный от мира хлев и позволили медленно умирать от пустоты и никчемности дальнейшего существования.
Словно в противовес моим похоронным мыслям, телефонный аппарат исторг из своих пластмассовых глубин что-то бравурно-оперное.
Корова кому-то понадобилась.
– Да?
– Валентина Васильевна?
О, Господи, как я отвыкла от этих добротных участливых интонаций, подернутых легкой вельможной брезгливостью!
– А кто же еще, черт подери!
– Приятно слышать вас в хорошем настроении. С вами говорит Афанасьев. Юрий Григорьевич Афанасьев, атташе советского посольства по культуре...
– Чему обязана?
– Я сейчас внизу, в холле. Если позволите, я поднимусь к вам: необходимо обговорить некоторые оргвопросы...
– Будем только обговаривать или что-то организуем?
– Так я могу подняться, Валентина Васильевна? – как и все кагэбэшники, атташе по культуре шел к цели кратчайшим путем, игнорируя ненужные детали.
– А вы уверены, что в этом визите есть необходимость?
пропуск стр. 342
аэропорта вас довезет посольская машина. Она будет ждать у отеля ровно в час. Летите до Парижа. Я связался с нашими коллегами во Франции, они вас встретят...
– Зачем?
– Ну, ведь нужно где-нибудь переждать шесть часов до московского рейса.
– Понятно.
– Вот и все, товарищ Мальцева, – Афанасьев, который так и не присел, невыразительно улыбнулся.
– Стоило ли вам утруждать себя, товарищ атташе? Вы могли бы послать с этим конвертом курьера или просто оставить его у портье.
– Стоило, Валентина Васильевна, – Афанасьев улыбнулся еще раз, исчерпав этим, видимо, дневную норму положительных эмоций. – Мне очень хотелось познакомиться с вами лично.
– Вы не сочтете меня невежливой, если я все-таки поинтересуюсь, зачем вам это?
– Из чистого любопытства, Валентина Васильевна. Кто знает, когда еще встретимся?.. Всего вам доброго и счастливого пути на Родину!
Часы показывали два часа дня.
Спать не хотелось. Думать уже не было сил. Мысль о еде вызывала тошноту. После странного визита атташе но культуре я отправилась в ванную, где мыла и оттирала себя, как валютная шлюха, согрешившая по пьянке с беглым пациентом кожвендисиансера. Затем я во второй раз за всю командировку использовала кипятильник и выпила кофе, хотя после забот Вирджила вкус бы-
пропуск стр.344
разговаривали, смеялись, задавали вопросы, а выполняли стратегический плаи, навязанный им чьей-то злобной волей. Поняв, что моя подозрительность превращается в манию, я остановилась посреди холла и закрыла глаза. Бурлившая и клокотавшая вокруг меня вакханалия веселого фланирования, спонтанных покупок, беззаботного галдежа и нерегулируемого поглощения сэндвичей, пирожных и напитков в барах и кафетериях, врезанных, как соты, в величественные стены холла, настолько захватывала, что у меня возникло острое желание смешаться с этой шумной толпой туристов и местных бездельников, поставить где-нибудь в углу раскладушку и остаться здесь навсегда, ни о чем не думая, никого не подозревая, ни перед кем не отчитываясь. Впрочем, желание это скоро улетучилось. Я подошла к конторке, сработанной минимум сто лет назад из мореного дуба, и обратилась к молоденькой служащей – единственной представительнице слабого пола среди четырех солидных мужиков в темных костюмах. Ее роскошные темные волосы украшал затейливый костяной гребень, и она была похожа на молоденькую Кармен.
– Я хотела бы оплатить счет.
– Ваша фамилия, мадам?
– Мальцева. Валентина Мальцева...
Как пианистка-виртуоз, Кармен пробежала пальцами правой руки по стопке карточек, ловко вытащила одну, бросила на нее быстрый взгляд и подняла изящную головку:
– Вот, мадам. Пройдите, пожалуйста, в эту комнату, – она кивнула на дверь за конторкой.
пропуск стр 346
– Уолш говорил мне то же самое. Хочешь кофе?
– Только не растворимый. И только после обеда.
– О’кей! Будем пить «капучино». После обеда.
– С одним условием.
– Каким?
– Плачу я.
– Теперь ты ведешь себя, как грузин.
– Как грузинка.
– Принимается.
– Где?
– Сейчас мы расстанемся. Ты поднимешься в номер, наденешь то платье, в котором была тогда... в ресторане... ну, это...
– Не мучайся, я поняла.
– О’кей, Вэл. Потом выйдешь на улицу, отсчитаешь третье такси, остановишь его, сядешь на заднее сиденье и скажешь: «Сиеста».
– Очередной пароль?
– Очередной приступ любопытства?
– Я порядочная девушка, Юджин, и должна быть уверена, что шофер не завезет меня в какой-нибудь притон.
– А я – порядочный молодой человек и никогда не позволил бы себе сажать любимую девушку на первое попавшееся такси. Только на третье...
«Сиестой» оказался загородный комплекс, включающий в себя шестиэтажный отель с бассейном, несколько теннисных кортов и ресторан на открытой веранде. Из того, что такси везло меня но указанному адресу около получаса, можно было сделать вывод, что это обычный загородный клуб. Я вдруг
пропуск стр 348
удивительной и труднообъяснимой работе генов. Несмотря на стопроцентно американское воспитание и образование (о его профессиональной подготовке я старалась тогда не думать), Юджин, как мне казалось, представлял собой сугубо русский тип мужчины. Не советский, а русский. Таким ребятам в студенческих театральных студиях обычно предлагают роли Базарова или Треплева.
– Скажи, что ты с нетерпением ждала меня, – потребовал он, едва усевшись за стол и вытянув свои длинные ноги к ножке моего стула.
– Это уж точно пароль?
– Как ты догадалась?
– Дело в том, что последние две недели я общалась исключительно со шпионами.
– Ту же фразу ты могла бы произнести и с большим оптимизмом.
– С какой стати?
– Если бы ты не общалась со шпионами, мы бы никогда не встретились, – Юджин извлек из кармана золотистую пачку «Бенсон энд Хеджес» и протянул ее мне через стол: – Закуривайте, гражданка.
– Ты не забыл, что сегодня я угощаю?
– Ну да, ты – грузин.
– Грузинка.
– Не придирайся к словам. В конце концов, я не русский.
– Можешь объяснить, зачем мы сюда приехали?
– Just a moment, – Юджин посмотрел куда-то поверх моей головы. – Сейчас к нам подойдут сразу три официанта. Это носерьезнее сепаратных
– Не помню, Уолш говорил, что я тебя люблю?
– А ты говорил Уолшу, чтобы он сказал мне, что ты меня любишь?
– Конечно, говорил. И даже умолял.
– Мне кажется, что твоя карьера находится в серьезной опасности.
– Знаешь, мне тоже.
– Ты рискуешь больше, чем я.
– Ты не должен приезжать в Москву, Юджин.
– Я обязан подчиняться приказам.
– Что скажет твоя мама, когда тебя погонят со службы?
– Мама будет счастлива. После папы осталось много долгов, и она ждет не дождется, когда меня уволят из ЦРУ, чтобы я поскорее сел на ее хрупкую шею.
– Они могут тебя просто убрать. Как твоего друга там, на вилле.
– Они все могут.
– Юджин, нельзя ли поговорить серьезно?
– Вэл, мы просто обязаны поговорить серьезно.
– Начинай.
– Лучше ты.
– Хорошо... – я загасила сигарету и подумала, что не знаю, с чего начать. – Видишь ли...
– Стой! – Юджин поднял указательный палец. – Ты не готова к серьезному разговору, Вэл.
пропуск стр 342
мы тебе не поверили, что ты охмурила меня, что я пошел на служебное преступление и но собственной инициативе выпустил тебя из Аргентины... Короче, сделай все, чтобы они оставили тебя в покое.
– Ты сам не понимаешь, что несешь... – я накрыла своей ладонью его руку. – Юджин, все в порядке. Слышишь меня, все о’кей! Успокойся и перестань истязать себя! Меня не грызет больше совесть, я все хорошо поняла, я сделаю все, что вы мне сказали. Ты меня изумительно перевербовал. Блестяще. Легко. По-мужски. Я никогда не думала, что это так приятно – быть завербованной тобой. Правда, Юджин. Скажи мне только, кто тебя этому научил?
– Ты смеешься надо мной, Вэл?
– Дурак!
– Ты веришь мне?
– Да.
– Ты веришь, что я сделаю все, чтобы мы были вместе?
– Да.
– Поклянись.
– Клянусь мамой.
– Американцы клянутся Богом.
– У меня еврейская мама. Считай, что я поклялась Богом.
Он вдруг поцеловал мне руку – порывисто, как-то неумело, просто ткнулся носом, как теленок.
– Юджин, а у тебя во рту нет капсулы с ядом?
– Зачем?
пропуск стр 354
38
Небеса. Авиалайнер компании «Сажена»
12 декабря 1977 года
«Колесница свободы...»
Почти половину полета до Парижа я безуспешно силилась вспомнить, откуда всплыла в моем сознании эта фраза. Как назойливый мотивчик шлягера, она буравила мозг и не давала заснуть. Видит Бог, если бы посольские ребята с развернутыми плечами уголовников, призванных на дипломатическую службу по путевке комсомола, предложили мне в аэропорту погрузиться в анабиоз и очнуться уже в Шереметьеве, под бдительным оком своих коллег, я бы, скорей всего, согласилась. Потому что нет ничего страшнее для одинокой женщины, чем сочетание замкнутого пространства и невеселых мыслей.
«Колесница свободы...»
Она была довольно изящной и даже красивой, эта колесница – длинная, как сигара, серебристо-алая «Каравелла», словно созданная специально для того, чтобы приземляться в самом прекрасном городе на свете – Париже. Наблюдая первые два часа полета за пассажирами, читающими «Пари-матч», пьющими вино и коньяк, напропалую флиртующими со стюардессами или откровенно клюющими носами, я пришла к выводу, что и они в подавляющем большинстве были рождены на свет исключительно с той же целью.
Сама же себе я напоминала наспех сколоченную из фанеры и перевязанную бельевой веревкой посылку с сухофруктами, которую грузчики из советского посольства в Буэнос-Айресе передали бельгийской стюардессе, сурово наказав переправить ее в Москву бедным родственникам, страдающим авитаминозом. Впрочем, если отбросить метафоры, так оно и было.
Мой сосед, хмурого вида и неопределенного возраста носатый господин (такому носу позавидовал бы даже Сирано де Бержерак), был, по всей видимости, самым веселым попутчиком на свете: этот тип заснул мгновенно, даже не поздоровавшись, как только плюхнулся в соседнее кресло и пристегнул ремень. В принципе, учитывая тщетные поиски автора идиомы «колесница свободы», а также малосимпатичную внешность попутчика, такой ход событий меня вполне устраивал. Я продолжала предаваться своим размышлениям и, вполне возможно, уснула бы в конце концов, однако где-то иа третьем часу полета включилось радио. На безукоризненном французском, причем с такой доверительностью, словно сообщала, что находится иа третьем месяце беременности, стюардесса выдала информацию о том, что мы пролетаем над каким-то архипелагом. Под воздействием этого тона Бержераку, видимо, приснилось нечто очень интимное, ибо без всякого объявления боевых действий он вдруг начал с пугающей силой храпеть. Хоботообразный нос моего соседа трепетал, губы вибрировали, словно подключенные к электросети, а язык то и дело вываливался наружу.
Я поежилась. Храп незабвенного сэра Джеральда, спровоцированный двумя таблетками люминала, по сравнению с этим могучим оргазмом носоглотки казался чмоканьем грудного младенца, выронившего соску.
Я нажала кнопку вызова стюардессы.
– Да, мадам?
Своей красотой и свежестью, а главное, совершенно беззаботным выражением лица эта телка сразу же вызвала во мне глубокую неприязнь.
– У меня проблема, мадемуазель, – сказала я, дождавшись, когда сосед сделает короткую паузу для вдоха.
– Слушаю, мадам.
– Вы можете что-нибудь сделать с этим месье? – я выразительно кивнула на Бержерака.
– Простите, мадам, я не поняла.
– Разве вы не слышите, как он храпит?!
– Слышу, мадам, но инструкция категорически запрещает нам без надобности будить пассажиров.
– А убить его нельзя? Или хотя бы оглушить до посадки?
– Увы, мадам, – улыбнулась стюардесса.
– Что же мне делать?
– Постарайтесь уснуть.
– Вы же видите, это невозможно даже теоретически!
– Но, мадам... – на красивом лице бельгийки промелькнуло что-то, отдаленно напоминающее работу мысли, – я даже не знаю, чем вам помочь...
– Ладно, – я махнула рукой, поняв, что просто срываю на этой смазливой девке свое раздражение, – тогда принесите мне коньяку.
– Момент, мадам, – лицо стюардессы просветлело. – Вам «Мегаксу» или «Курвуазье»? Есть еще хороший испанский коньяк, но я его не пробовала...
– А от чего можно быстрее вырубиться?
– О мадам, тогда вам лучше всего выпить хорошего шотландского виски без содовой! – она чуть наклонилась ко мне: – Поверьте, я знаю это на собственном опыте. «Джонни Уокер» – это то, что вам надо...
Бержерак издал особенно страшный рык, прозвучавший как восклицательный знак после рекламы виски.
– Ладно, тащите «Джонни»...
Бержерак вдруг затих. Над нами воцарилась оглушительная тишина. Осторожно, чтобы не спугнуть сладостное мгновение, я покосилась на соседа. Его глаза были открыты. Мало того, взгляд этого хоботоносца в добротном темно-синем костюме и ярком галстуке зафиксировался где-то на уровне моей груди. Монстр уставился на нее так, словно увидел чемодан, битком набитый долларами, и не может понять, спит он или грезит наяву.
Я щелкнула перед его носом пальцами, стараясь хоть как-то отвлечь внимание Бержерака. Но ои даже не моргнул.
– Вы так можете окосеть, месье, – сказала я по-французски.
– Only english! – не отводя взгляда, прохрипел Бержерак. – Правда, – добавил он уже на французском, – есть только одна вещь на свете, которая может заставить меня говорить на языке этих лягушатников.
– Послушайте, вы мне надоели!
– Если позволите, мадам, я хотел бы закончить свою мысль... – он укоризненно посмотрел на меня, затем пригубил шампанское и довольно чмокнул. – А вот здесь все правильно. Это «Вдова Клико». Итак... Ваша грудь, мадам, вызвала во мне совершенно незабываемые воспоминания, которыми я сейчас же хочу поделиться с вами...
– Может, не стоит? – с надеждой спросила я. – Зачем тревожить и без того травмированную психику?
– Если бы я мог, если бы я мог! – Бержерак горестно помотал головой. – По я не могу. Признания рвутся из самой глубины моего сердца, хочется делиться, вспоминать, наводить мосты памяти между прошлым и будущим...
Он разволновался так, что пролил шампанское на брюки, засуетился, пытаясь промокнуть их салфеткой, пролил еще полбокала, потом махнул рукой и вновь вцепился в меня:
– Шесть лет назад я отдыхал в Майами-Бич, штат Флорида. Стояло прекрасное лето...
– Послушайте, мистер...
– Ах да, – всплеснул руками американец, – я даже не представился, так взволновала меня ваша волшебная грудь. Меня зовут Джои!
– Удивительно редкое имя.
– Вы находите?
– Извините, Джон, я провела в Аргентине очень сложные дни и по-настоящему устала. Если вы не возражаете, я слегка вздремну, а потом мы продолжим нашу упоительную беседу. Не расстраивайтесь, храпеть я не буду. Обещаю вам.
– Так я храпел? – в голосе Джона отчетливо звучало отвращение.
– Несмотря на психические стрессы, вы очень догадливы.
– Я в жизни никогда не храпел. Неужели я...
– Вы не просто храпели, сэр, – я почувствовала, что зверею. – Вы бурлили, как десяток сливных бачков в общественном сортире, вы клокотали, как вся канализационная система вашего сраного Нью-Йорка, вы извергали звериные вопли, которые еще не идентифицированы в природе, вы издавали во сне звуки, на которые вряд ли способны даже двести сексуально озабоченных андалузских быков. Вы – феномен храпа! Во время сна вас необходимо изолировать от общества, пока кто-нибудь не стал жертвой эсгибиционистских вывертов вашей проклятой Богом носоглотки. Вам нужен одновременно отоларинголог, психиатр и проктолог.
– А проктолог зачем? – уныло спросил Джон.
– Чтобы он в спешном порядке замуровал ваше анальное отверстие. Ибо эти позорные звуки доносились и оттуда тоже.
– Вы меня очень расстроили, – огорченно признался Джон. – Вы высказали эти страшные упреки совершенно убийственным тоном. Так предъявляет обвинение в растлении малолетних окружной прокурор штата Иллинойс.
– Мне очень жаль... – сон, о котором я мечтала весь полет, наконец-то начал тяжелить веки. – Так вы не возражаете, если я немного посплю?
– Спите спокойно, мадам, – на какое-то мгновение его лицо преобразилось: с него как бы слетела шутовская маска, осталось только выражение заботы и тепла. А может, мне это просто показалось. – Я подумаю пока над вашими суровыми обвинениями. Это ведь ужасно, если вы правы...
Париж, как и по дороге в Аргентину, начался для меня с мощного толчка шасси, от которого я и проснулась. Несколько секунд я возвращалась к действительности, силясь вспомнить, что же мне снилось. По ничего не вспомнила, кроме ощущения руки на плече – теплой, сильной и какой-то трепетной. Руки Юджина...
– Париж, мадам! – Джон уже надвинул на лоб широкополую шляпу с загнутыми полями. – Я знаю здесь пару неплохих местечек, где можно от пуза пожрать и от души повеселиться. Может, составите компанию? Тем более что я еще не все сказал о вашей сногсшибательной груди.
– Боюсь, придется отложить вашу культурную программу до следующего раза, – я открыла сумку, извлекла зеркальце, прочие косметические причиндалы и начала приводить себя в порядок. Хотя для кого я это делала? И кто в Париже мог оценить мои судорожные потуги выглядеть красивой и беззаботной?
– Я серьезно! – Джои надвинул шляпу еще ниже. – Примите мое приглашение, и я даже готов целых два часа не затрагивать тему вашего бесподобного бюста. Хотя, видит Бог, мне легче было бы год не видеть виски.
– Спасибо, Джон, но я и вправду не могу.
пропуск стр 364, 365
вершенно не трогали их слепящие драгоценности, роскошные дубленки, породистые, идеально выбритые лица и лебединые шеи, благоухавшие тончайшими духами. Уверенность в себе – вот чем буквально дышала эта толпа и чего мне так не хватало. А в Юджине эта уверенность перехлестывала через край и мелкими брызгами освежала мое лицо, мою душу, мою плоть...
Я вздохнула и, как кролик, завороженный неоновым взглядом удава, поплелась к ярко освещенной витрине бистро. Посидеть одной, побыть эти шесть часов наедине со своими мыслями, заштукатурить наглухо эту палитру ярчайших цветов серыми воспоминаниями о Мытищах, о Москве, о зловещем здании у метро «Дзержинская»...
– Мадам?
Передо мной стоял черноволосый гарсон в белой хрустящей куртке, молодой, плечистый: такому бы носить не подносы, а гири.
– Кофе, пожалуйста.
– Со сливками?
– Да.
– С бриошами?
– Да.
– Может быть, мадам хочет перекусить?
– Попозже.
– Несу, мадам.
Я порылась в сумке и вытащила золотистую пачку «Бенсон энд Хеджес». Сигареты Юджина. По-моему, они даже сохранили его запах. В тот вечер, в отеле, мы так ни разу и не закурили. Вернувшись в «Плазу», я дала себе слово, что не буду
– О нет, это неистребимо.
– Ну, как там, в Буэнос-Айресе?
– Лето.
– Меня вспоминают?
– Тебя – с особой любовью.
– А ты как?
– Как видишь.
– Ты мне можешь не верить, Валя, но я действительно тебе рад.
– Мишин, если б я могла сказать то же самое! – я вытянула сигарету из пачки и прикурила от зажигалки, которую любезно поднес мне Витяня. – Ты меня встречаешь?
– Уже встретил.
– Зачем?
– Тебя же предупреждали в посольстве.
– Я спрашиваю, почему именно ты?
– А чем я хуже других? Встречаю, чтобы убедиться, что ты нормально прилетела и нормально улетишь, – Витяня щелкнул пальцами: – Перно, пожалуйста!
– Брехня! Они бы не стали так рисковать, посылая тебя для подобной ерунды в самое людное место в Европе.
– Ты у пас, Валюха, не ерунда. Ты у нас теперь особо ценный кадр, за которым нужен глаз да глаз...
– Значит, приглядываешь?
– Ну!
– Что, так и будем сидеть в бистро?
– Почему бы и нет? Побеседуем.
– О чем?
пропуск стр 369 370
дурковатым, но на это вряд ли кто обратит внимание: в Париже достаточно наркоманок и просто дебилок. А еще через пять минут ты почувствуешь, как из твоих легких начнет улетучиваться воздух. Незаметно гак, но ощутимо. Правда, и тогда ты не сможешь закричать, поскольку дебилы лишены инстинкта самосохранения. Потом приедет скорая помощь, явится полиция и зафиксирует скоропостижную смерть гражданки СССР В. В. Мальцевой от острой сердечной недостаточности... Ну что, живописать дальше или будем говорить по душам?
– Поговорим...
– Что он сказал тебе?
– Кто?
– Твой новый хахаль.
– Когда?
– Когда спал с тобой,
– Витяня, а тебе не противно, а?
– Валентина, я не верю ушам своим: ты хочешь меня пристыдить? Меня?
– Ты помнишь, тогда, в лесу?..
– Ну.
– Когда мы прощались и...
– Сказал же, помню. Дальше что?
– А! – я почувствовала страшную усталость. – Ерунда, проехали.
– Договаривай! – Витяня ткнул сигарету в пепельницу и тут же закурил новую.
– Ну, мне показалось тогда, что ты...
– Что?
– Что ты еще не окончательно утратил способность быть человеком...
пропуск стр 372 373
волк вне закона. Что расследование обстоятельств бойни на вилле находится под непосредственным контролем директора ЦРУ. Что ты не жилец на этом свете. Что тебя с Андреем ищут все резиден-туры США и что к ним подключена также военная разведка НАТО.
– Я вижу, ты не поскупилась на краски, рисуя свою непричастность. Верно?
– Ну, во-первых, я действительно ни при чем, и ты знаешь это лучше, чем кто-либо другой. А во-вторых, я в точности выполняла инструкции Габена. Это он сказал, чтобы я все валила на тебя и Андрея.
– Сука! Вот сука! – Витяня закурил новую сигарету. – Я так и знал...
– Поэтому я и была так удивлена, увидев тебя в Париже. Мне казалось, что ты уже давно там, на Лубянке.
– Как же! – Мишин смотрел куда-то мимо меня и сосредоточенно размышлял. – Ты знаешь, что такое моторесурс?
– В общих чертах.
– Так вот, мой моторесурс до конца еще не отработай. Они там понимают, что за кордон мне дороги больше пет. Вот и хотят использовать меня напоследок по максимуму...
Всем своим нутром я почувствовала, что в нашей беседе наступил перелом. Витяня, по своему обыкновению, многого не договаривал, но я уже сама понимала, что происходит. По жестоким законам его среды обитания, этого Зазеркалья с тайнами, пистолетами, подслушивающей аппаратурой но получить все что хочешь, не используя при этом страх, неосведомленность, неуверенность... Короче, интуиция подсказывала мне, что надо перехватывать инициативу, иначе этот приговоренный к смерти и потому особенно опасный псих потянет меня за собой.
– Да, Вить, он сказал еще одну странную фразу...
– Что? – Мишин оторвался от своих раздумий.
– Он сказал, что тобою, возможно, будут торговать.
– Уже торгуют, – с неожиданной легкостью принял мою ложь Витяня. – За моей спиной, естественно, но я это чувствую...
– И что ты намерен делать?
– Думаю.
– Может, я могу помочь тебе чем-то?
– Ты?! – по тому, как фальшиво прозвучало его последнее восклицание, я поняла, что именно этого вопроса и ждал мой запутавшийся однокашник. – Ты решила воспитывать меня на примере собственного великодушия?
– Перебьешься! Я просто предлагаю тебе сделку.
– Ты отдаешь себе отчет, чем рискуешь?
– А ты? – я приняла вызов. Впрочем, другого выхода у меня не было: после того как Витяня поделился со мной особенностями своей обуви, я физически ощущала близость его ноги.
– А что я?
– А то, что, явившись сюда по собственной инициативе и разыгрывая из себя контролера КГБ, ты рискуешь больше меня, не так ли?
Конечно, я блефовала. Но к тому моменту меня уже захватил азарт. По-видимому, я просто не отдавала себе отчет в том, что ставкой в этой сомнительной игре была моя собственная жизнь.
