Текст книги "КГБ в смокинге. Книга 2"
Автор книги: Валентина Мальцева
сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 33 страниц) [доступный отрывок для чтения: 12 страниц]
25
ПНР. Лодзь. Воеводское управление контрразведки
6 января 1978 года
Майору Анатолию Щербе был отведен небольшой кабинет с сейфовой дверью, которая и снаружи, и изнутри открывалась только при наборе определенной комбинации цифр.
Армейский МиГ-17, официально числившийся в составе ВВС Группы советских войск в Германии, приземлился на военном аэродроме под Лодзью. Всего за двадцать минут майора домчал и до воеводского управления контрразведки и проводили в кабинет, где на столе для совещаний уже ждал гостя огромный поднос, на котором шкворчала еще горячая сковорода с жареной крестьянской колбасой, дышал каравай свежевыпеченного хлеба, зеленела деревенская миска с овощным салатом и чернела глиняная кружка с круто заваренным чаем.
Майор не стал задумываться о причинах столь радушного приема. Во-первых, подобные знаки внимания со стороны «братьев по классу и оружию» были привычны и естественны для любого высокопоставленного офицера КГБ, выполнявшего задание в странах Восточной Европы. А во-вторых, Щерба, один из наиболее квалифицированных оперативников генерала Юлия Воронцова, хорошо понимал, чем для него может обернуться неудача его польской миссии. Поэтому, наскоро воздав должное выставленному угощению, он схватил трубку связи с руководителями подразделений оцепления и взялся за работу.
– Здесь двенадцатый! – объявил он. – Какие новости?
– Ищем! – первым отозвался по-русски густой бас.
– Ваш квадрат?
– 19–38.
– Сил хватает?
– Могу соседям одолжить.
– Связь через тридцать минут.
– Понял вас, двенадцатый…
Примерно такими же были еще два сообщения из района поисков.
Пока в трубке негромко потрескивали эфирные шумы, Щерба в очередной раз проанализировал ситуацию. Раскинув на столе карту, он еще и еще раз убеждался, что беглецам деваться некуда. Квадрат оперативных мероприятий был охвачен погранвойсками и спецподразделениями внутренней службы настолько плотно, что незаметно выйти за его пределы можно было только под шапкой-невидимкой…
В десять тридцать Щерба получил информацию о том, что польские саперы элементарно прозевали Мальцеву, сопровождаемую тремя неизвестными, однако не только не расстроился, но даже удовлетворенно потер руки, довольный, что беглецы наконец обнаружили себя и как раз в том районе, где их ждали. Правда, удивляло направление их движения – «татра» прорывалась на восток, но это уже был вопрос второстепенный. По-настоящему насторожила следующая новость: в оперативном донесении подробно излагались факты, связанные с уничтожением группой неизвестных армейской машины Войска Польского, с перечислением имен и званий погибших.
Ровно в одиннадцать залился бесконечной трелью белый телефон, стоявший в отдалении от шеренги зеленых аппаратов.
– Щерба слушает! – негромко откликнулся майор.
– Как дела, Анатолий? – глухо прозвучал в трубке голос Воронцова.
– Неважные новости, товарищ генерал-лейтенант, – прямо сказал Щерба.
– Знаю. «Татру», на которой они прорвались, нашли?
– Пока нет.
– Что так?
– Снегопад, товарищ генерал. И вообще ситуация довольно странная: по времени они просто не могли ускользнуть. Следы протекторов обрываются у обочины шоссе номер 17.
– И?
– Это все.
– Что же машина – растворилась в воздухе?
– Видимо, закопали.
– Значит, надо искать скопление металла. Прочешите этот район с миноискателями.
– Я уже отдал распоряжение. Хотя зона проверки достаточно обширна, товарищ генерал-лейтенант.
– Ничего, Анатолий. Как только найдете машину, район поиска сузится.
– Надеюсь, что так и будет.
– Как оцепление?
– Все по плану.
– Ты как следует проверил? Лазеек не осталось?
– По карте вроде нет, товарищ генерал.
– Точно или вроде?
– По карте все точно. Остальное выясню на месте.
– Когда выезжаешь?
– Через несколько минут.
– В 15.00 я должен докладывать председателю… – Воронцов помолчал. – Хотелось бы, Анатолий, чтобы к этому времени уже были результаты.
– Я сейчас же выезжаю, товарищ генерал-лейтенант. Дальнейшее проконтролирую на месте. О любых новостях буду сообщать сразу.
– Добро! Я у себя.
– Понял вас.
– Если понадобится еще какая-нибудь помощь, звони не стесняясь.
– Ясно.
– Кто был в том «газике», известно?
– Только поляки. Саперы. Шесть человек вместе с командиром и водителем.
– А сколько погибло?
– Все, товарищ генерал.
– Н-да… – в трубке повисла пауза. – Не забудь, Анатолий: эти лесные клиенты меня не интересуют. Ни в каком виде. Оставь их там, где найдешь. И постарайся, чтобы в этот момент там было как можно меньше поляков. Оптимальный вариант – ни одного.
– Понял, товарищ генерал-лейтенант!
– Действуй, майор…
26
ПНР. Лес
6 января 1978 года
Пржесмицкий остановился на месте как вкопанный.
Воцариласьтишина, нарушаемая лишь легкими порывами ветра. И несмотря на то, что когда-то, в другой жизни, я очень любила природу и даже дважды встречала Новый год в лесу, сейчас голые стволы огромных сосен и грозные, укрытые снегом лапы елей внушали мне только одно желание – встать на четвереньки и по-волчьи завыть.
– Что это было? – тихо спросила я, стараясь не слишком громко стучать зубами.
Ответом меня не удостоили. Пржесмицкий вытащил из-за пазухи карту, беззвучно пошевелил губами и, отыскав неподалеку косой пенек, присел на него. Только тут я вспомнила, что все еще сижу верхом на Вшоле. Впрочем, Вшола, кажется, тоже не замечал этого, застыв в абсолютной неподвижности. Освободив моего носильщика от моего груза, я тихо отошла в сторону и молча стала наблюдать за моими сопровождающими. В общем они вели себя как обычно. То есть молчали, изредка обмениваясь короткими маловыразительными взглядами, словно проверяли, все ли на месте. Но моя интуиция, которая давно уже действовала автономно и даже время от времени вступала в конфликт с сознанием, подсказывала, что дела наши плохи. Даже не будучи знакомой с основами топографии, я не могла не понимать, что наше путешествие по безлюдному зимнему лесу имеет смысл только в том случае, если, во-первых, у Пржесмицкого есть какая-то спасительная цель, до которой мы сможем добраться раньше преследователей, либо, во-вторых… Тут в моих вялых логических рассуждениях возникал резкий обрыв, поскольку придумать второй вариант я просто не могла. Куда же мои спасители спешили как угорелые и почему далекая автоматная очередь парализовала их настолько, что вот уже не меньше пяти минут они сидят и ничего не предпринимают?
Только тогда, в эти минуты неожиданного и не принесшего никакого облегчения короткого отдыха после почти часового кросса по пересеченной местности, я сообразила наконец, что все акции Пржесмицкого и его команды с момента, когда нам удалось перехитрить хорунжего Островского, и до этой томительной паузы в лесу были чистой воды импровизацией. Пока я мирно покачивалась на широкой спине Вшолы, мое воображение, сосредоточенное исключительно на предстоящем спасении, рисовало длинные запутанные лабиринты катакомб времен второй, а может, еще первой мировой войны, которые выведут нас на берег Балтийского моря, прямо к всплывающей подводной лодке под флагом нейтрального государства. А то виделся мне летящий на бреющем полете вертолет без опознавательных знаков, с которого падает у моих ног крепкая веревочная лестница, уносящая нас через всю Европу к Средиземному морю с салютующим авианосцем, где ждет на просторной палубе Юджин в ослепительно белой капитанской форме…
Убаюканная мерным аллюром Вшолы, я настолько успокоилась и даже поверила в скорое освобождение от томительной неопределенности своего нынешнего положения и бесконечного, как лес, страха, что позволила себе полностью расслабиться и даже вздремнуть. Как видите, пробуждение было ужасным.
Пржесмицкий молчал, его соратники, свято чтя субординацию, также безмолвствовали, а я, утратив последние крупицы оптимизма, уже начала подыскивать взглядом укромное местечко в относительной близости от нашего совета в Филях на тот случай, если не справлюсь с очередным приступом тошноты на почве животного страха.
Интуиция не подвела меня и на сей раз. Когда мои немногословные попутчики, плюнув на все каноны джентльменского кодекса чести, вдруг все разом заговорили на иврите, мне стало ясно, что ситуация достигла критической отметки.
Говорили они недолго, минут пять, но очень быстро, хотя и негромко, размахивая руками, при этом чертя носками ботинок на снегу (а он падал все сильней и гуще) какие-то замысловатые зигзаги. Больше всего меня поразила разговорчивость водителя. Когда он не молчал, лицо его совершенно преображалось, словно в лесу его незаметно подменили.
Наконец переговоры закончились. Вшола и водитель рванулись куда-то в сторону, в самую чащобу, а Пржесмицкий обернулся ко мне, открыл рот, чтобы что-то сказать, но, видимо, в последний момент передумал, вновь уселся на пенек, развернул карту и стал изучать ее с преувеличенным вниманием. Понимая, что в душе его происходит какая-то борьба, я решила не форсировать события и, демонстративно повернувшись спиной, стала изучать строение сосновых ветвей путем слабых ударов ногой по стволу. Добившись того, что прямо мне на шапку свалилась хорошая порция слежавшегося снега, я, очевидно, убедила Пржесмицкого в своем полном равнодушии ко всему происходящему, поскольку через пару минут услышала его тихий голос:
– Вы зря обижаетесь, Вэл.
– Кто обижается? – Я так резко обернулась, что с трудом сохранила равновесие. – Я? Вы что, действительно считаете меня идиоткой? Я не обижаюсь, пан Пржесмицкий. Я только надеюсь. Молча. Надеюсь, что вы как следует взвесили степень вашей ответственности за наши судьбы…
Пржесмицкий поморщился.
– Что, не нравится? – наливаясь злобой, тихо осведомилась я. – Чересчур напыщенно, да? Громкие слова? А вы понимаете, что ждет всех нас после того, как вы за неполные сутки отправили на тот свет десять человек?
– Мы, убийцы, ни в чем себе не отказываем.
– Только, ради Бога, не надо изображать из себя супермена! У меня уже была возможность убедиться в вашей доблести, так что… – я вела себя низко и чувствовала это.
– Кто-то из древних утверждал, что впечатление на женщин нужно производить всю жизнь. Хотя бы ради того, чтобы пораньше свести их в могилу.
– Сами придумали?
– Похоже?
Порыв ветра всколыхнул мощные сосновые лапы над моей головой и снова обсыпал меня мелким колючим снегом. А через долю секунды издали отчетливо донеслось:
– Пшеклентный жолнеж…
– Что вы придумали, пан Пржесмицкий?
– Особого выбора у нас, как вы понимаете, нет.
– Что?
– Это проще показать, чем объяснить.
– О Господи, о чем вы?
– Немного терпения, Вэл. Единственное, что вам потребуется в ближайшее время, – это мужество и великое, безграничное терпение.
– Как раз то, чего у меня нет и в помине, – пробормотала я, лихорадочно перебирая в уме варианты, которые могли осенить этого странного человека. – Только не говорите со мной так торжественно, пан Пржесмицкий, словно собираетесь принимать меня в комсомол…
– Хорошо, – улыбнулся он. – Не буду.
В этот момент из чащи вынырнул водитель, выразительно махнул рукой и снова исчез.
– Все готово, – вздохнул Пржесмицкий. – Пошли!
– Куда?
– За мной, куда же еще?
Стараясь ступать точно в след Пржесмицкому, я последовала за ним и через несколько десятков метров оказалась на небольшой поляне, центр которой украшала (или обезображивала, это уж как хотите) свежевырытая яма. На глиняной насыпи сидел Вшола и курил.
– Вы хотите закопать еще одну машину? – поинтересовалась я.
– Не сыпьте ему соль на раны, – улыбнулся Вшола, кивая на водителя.
– Господи, вы опять кого-то убили?
– Пока нет, успокойтесь, – буркнул Пржесмицкий, деловито осматривая яму.
– Для кого вы вырыли эту могилу? – стараясь скрыть страх, я задала этот вопрос сквозь зубы, потому что меня всю трясло.
Зрелище, безусловно, было не из приятных – глубокая яма, трое угрюмых мужчин и одинокая женщина с ошарашенным выражением лица.
– Для нас, – как-то обыденно произнес Пржесмицкий.
– В каком смысле?.. – я уже давно чувствовала, что пальцы на моих ногах, несмотря на теплые сапоги, основательно подморожены. Однако после этой фразы мне показалось, что их ампутировали еще в прошлом веке.
– В самом прямом, Вэл, – Пржесмицкий подошел и неожиданно положил руку мне на плечо. – Успокойтесь, ничего страшного не случится. Вам надо просто понять, что мы задумали… – на мгновение он затих, прислушиваясь к лесной тишине, потом снял Руку с моего плеча, вытряхнул из мятой пачки сигарету и, глубоко затянувшись, выпустил в морозный воздух густую струю дыма. – Мы в капкане, Вэл. Если вы представляете себе, что такое армейское оцепление, то вам будет нетрудно понять, насколько мизерны наши шансы. Скажу больше – шансов нет даже теоретически. Через полчаса-час кольцо сомкнется, и будь мы даже прыткими зайцами, нам все равно не уйти…
– Вы извините, что перебиваю вас, но… – я прерывисто вздохнула, пытаясь унять дрожь в голосе. – Вы что, решили коллективно покончить самоубийством?..
Какое-то мгновение было абсолютно тихо, словно каждый из трех мужчин продумывал сказанное. И только потом все трое, не сговариваясь, захохотали. Правда, хохотали они шепотом, и на это стоило посмотреть.
– Нет, пани! – Пржесмицкий смахнул с ресниц слезы. – Свести последние счеты с жизнью мы еще успеем в старости. Если, конечно, доживем до нее. План несколько иной. Мы трое, – он кивнул на меня и водителя, – уляжемся в эту комфортабельную могилу, а милейший пан Вшола предаст наши бренные тела земле.
– Вы хотите сказать, закопает? – все еще не врубаясь в истинный смысл сказанного, спросила я.
– Совершенно верно, пани, – кивнул Пржесмицкий. – Закопает.
– А что потом?
– Ну, вы же говорили, что вам необходим отдых…
– Да, но не вечный!
– А он и не будет вечным, – мотнул головой Пржесмицкий. – Полежим часов пять-шесть, пока не стемнеет. Надо любым способом дотянуть до темноты. А там…
– У вас есть кислородные баллоны? – с надеждой спросила я.
– Шахахну отам бэ-Эйлат, – буркнул водитель.
– Что он сказал? – переспросила я.
– Он пошутил, – отмахнулся Пржесмицкий. – Нам не понадобятся кислородные баллоны, пани. Земля прекрасно пропускает воздух. К тому же Вшола – лучший в мире специалист по жизнеобеспечению заживо погребенных.
– Тоже мне Карлсон!.. Я с детства боюсь темноты и замкнутого пространства!
– Значит, у вас появился прекрасный шанс излечиться от клаустрофобии. Да и потом, все это время мы будем с вами рядом…
– Дети подземелья, – пробормотала я.
– Ага, – серьезно кивнул Пржесмицкий. – Что-то в этом роде.
– Ну конечно, – я не удержалась от очередной хамской реплики. – О лучшей компании в братской могиле я и не мечтала.
– Ну как, готовы?
– А у меня есть выбор, панове?
– Вы можете сдаться, пани, – тихо сказал Вшола. – В конце концов, это ваше право.
– Лучше в могилу, – я вяло отмахнулась и побрела к краю ямы.
– Погодите, я помогу вам! – опершись рукой о груду свежевыкопанной глины, Пржесмицкий тяжело спрыгнул на дно ямы и протянул мне оттуда обе руки. – Держитесь крепко!
– Надо же, такая галантность в таком неподходящем месте, – проворчала я.
Через мгновение к нам свалился водитель, и Вшола сказал сверху:
– Прикройте головы. Я начинаю…
– Что мне делать? – тихо спросила я. – Стоять? Лежать?
– Вам лучше лечь на живот, как можно выше поднять воротник дубленки, образовать вокруг себя небольшое жизненное пространство и закрыть глаза.
– Я могу вас о чем-то попросить?
– Да, пани.
– Вы можете взять меня за руку? Хоть ненадолго…
– Зачем, пани?
– Мне страшно.
– Конечно, Вэл…
В ту же секунду мои пальцы – холодные, как яма, в которую мы добровольно улеглись – очутились в широкой шершавой ладони Пржесмицкого.
– Ну, как себя чувствуете? – поинтересовался он.
– Как в могиле…
Тем временем Вшола, включив, видимо, все обороты, засыпал нас землей со скоростью крупноковшового экскаватора.
– Вы меня слышите, пан Пржесмицкий? – спросила я, выплевывая жесткий и безвкусный ком глины.
– Что?
– А Вшола?
– Что Вшола?
– Кто его закопает?
– Никто.
– То есть?
– Кто-то же должен сделать наше захоронение незаметным для посторонних глаз.
– Он что, клумбу разобьет на нашей могиле?
– Вряд ли ему хватит на это времени. Но что он полностью сровняет ее с землей и присыплет снегом – это точно.
– А потом?
– Потом он займется выполнением другой задачи.
– Какой?
– Любопытство не оставляет вас даже под землей.
– Его убьют?
– С чего вы взяли?
– Но ведь ему не уйти. Вы же сами сказали, что мы в капкане.
– Ну, кто-то же должен в него попасть…
– Зачем?
– У вас дома водятся мыши?
– При чем здесь мыши?
– Водятся или нет?
– Водились.
– Что вы с ними делали?
– Приглашала к обеду, – пробормотала я.
– Я серьезно.
– Как что? – я хотела пожать плечами и с ужасом убедилась, что не могу. – Ставила мышеловку.
– А когда в нее попадала мышь?
– Звала соседа, чтобы он ее вытащил.
– А потом?
– Потом ложилась спать.
– Так вот, ваши друзья поймают Вшолу и лягут спать.
– Вы идиот, Пржесмицкий?
– Что?
– Мои друзья, как вы их называете, не ложатся спать при исполнении. И они его убьют, – тихо закончила я свою загробную речь.
– Не обязательно.
– «И живые позавидуют мертвым…» Откуда это, пан Пржесмицкий?
– Из Торы. Из Библии, чтобы вам легче понять.
– Это про него.
– Про кого?
– Про Вшолу…
27
ПНР. Лодзь. Воеводское управление контрразведки
6 января 1978 года
«…Какие густые волосы, – думал Щерба, резко отбрасывая окровавленную голову Вшолы назад, на спинку жесткого стула. – И ведь, наверно, не пользуется, зараза, ничем. Просто от природы густые и красивые волосы. Такие бабам нравятся. А я вот, не успело тридцати стукнуть, уже лысею…»
Он вернулся за стол, вытянул из пачки «Явы» очередную сигарету, чиркнул спичкой и, щурясь от едкого дыма, взглянул на арестованного. В течение получаса его обрабатывали два дюжих поляка из местного управления контрразведки, пытаясь выбить хоть сколько-нибудь внятные показания, но тот орал благим матом, что не имеет никакого отношения к убийствам, хотя и признал, что был все это время с той самой группой, которую разыскивали в лесу.
– На что ты надеешься, парень? – тихо спросил Щерба, не выпуская сигареты изо рта. – Тебя взяли в ходе поисковой операции, в которой участвуют как минимум две дивизии. Тебя опознало сразу несколько человек. Твои документы – липа. На тебе и твоих подельниках – десять трупов. Десять! Вы убили кадрового советского офицера. А теперь ты отказываешься отвечать. Я не спрашиваю, кто ты, на какую разведку работаешь, мне на хрен не нужны секретные сведения, государственные тайны и прочая дребедень. Один вопрос: где они?
Вшола молчал, изредка слизывая языком кровь с разбитой губы.
– Может быть, ты сумасшедший? Фанатик какой-нибудь? Псих?.. Отвечай, твою мать! – Щерба сорвался на крик.
– Если вы не понимаете по-русски, – тихо произнес Вшола, – назовите другой язык, возможно, так до вас отчетливее дойдет, что я НЕ ЗНАЮ, где они. Понимаете, пан майор, не знаю!
– Послушай, парень, – Щерба не глядя ткнул сигарету в керамическую пепельницу. – Мы оба – профессионалы. Нет такой разведки в мире, в которой начальники приказывают своим людям умирать. Мне это известно. Понимаешь, если в течение ближайших десяти минут ты не ответишь на этот вопрос – единственный, гарантирую, – то ты уже не нужен. Никому не нужен. Я спущу тебя тут же, на месте, не консультируясь с начальством. Или сдам полякам – те разорвут тебя на части. Ты убил моего коллегу, подонок.
– Я никого не убивал.
– Заткнись! – рявкнул Щерба, обрушивая кулак на стол. – Что бы ты сделал со мной, пристрели я твоего друга? А? Говори, сука!
– Как можно признаться в том, чего не знаешь?
– Я не верю тебе. Ты врешь!
– Что мне сделать, чтобы вы поверили?
– Кто был старшим в вашей группе?
– Не было никакой группы.
– Кто те люди, с которыми ты работал?
– Я их не знаю. Мы встретились три дня назад.
– Где?
– В Варшаве.
– Точнее!
– На Маршалковской, возле цветочного магазина.
– Как вы узнали друг друга?
– Пароль… – Вшола недоуменно пожал плечами.
– Имя старшего?
– Я не знаю. Один из них – он назвался Пржесмицким – приказывал мне. А тот вовсе молчал.
– Его настоящее имя?
– Не знаю.
– Какую разведку он представляет?
– Если я не знаю его настоящего имени, как, объясните, я могу быть в курсе подобных дел?
– На какую разведку работаешь ты?
– Я не имею никакого отношения к разведке, пан майор. Я голландец. Мое имя Нехемия Риспайс. И я никого не убивал, пан майор. Мой приятель по пабу сказал, что можно неплохо заработать. Дал мне билет до Варшавы и пароль к человеку, в распоряжение которого я должен был поступить. Вот и все, пан майор.
– По мокрому, выходит, не работаешь?
– Я этого не говорил, пан майор.
– Ты – наемный убийца?
– Нет.
– Хочешь сказать, обычный уголовник?
– У нас в Голландии это называется иначе…
– Ты был на советском корабле в Гдыне?
– Был.
– Вместе с Пржесмицким?
– Да, пан майор.
– Ты видел, как он убил там двоих?
– Нет. Мне было приказано стоять на палубе.
– Что потом?
– Он вышел вместе с таможенником и женщиной. Велел мне прикрывать их отход к машине.
– Что произошло у ворот порта?
– Пржесмицкий пырнул охранника ножом и засунул его в багажник.
– В чем заключалась твоя работа?
– Прикрывать действия Пржесмицкого.
– А таможенник? Что было с ним?
– Его оглушили. Во всяком случае, в машине он был без сознания.
– Что вы сделали с обоими?
– Зарыли в лесу.
– Где именно?
– Точно сказать не могу. Километрах в двадцати от Гдыни.
– Как вы расстались с Пржесмицким?
– Мы закопали машину…
– Где?
– В лесу, метрах в ста от дороги… Я могу показать это место.
– Что потом?
– Потом Пржесмицкий дал мне деньги и велел поскорее сматываться.
– Ты приехал в страну с оружием?
– Нет, пистолет мне дал тот… Пржесмицкий. Так было обговорено еще в Амстердаме. Когда мы разошлись, я вернул пистолет.
– Какая марка?
– «Беретта».
– Значит, их было трое, так?
– Да. Пржесмицкий, другой и женщина.
– Куда они пошли?
– Честно говоря, пан майор, в тот момент меня больше заботила собственная шкура.
– То есть ты не видел?
– Мне показалось, что они направились в сторону шоссе.
– Тогда почему ты решил пробираться лесом?
– Мне нет до них никакого дела, пан майор. Я хотел лишь заработать свои три тысячи баксов. И все. В нашем деле за лишние расспросы запросто можно перо в бок схлопотать. Так что у каждого – своя дорога. Мне показалось, что возвращаться к шоссе опасно. И я пошел лесом.
– У тебя была карта?
– Карта была у Пржесмицкого. Я еще раньше приметил на ней мельницу. Думал, доберусь как-нибудь до нее, а там видно будет…
Вшола умолк. Щерба нащупал сигарету и вновь закурил.
В кабинете воцарилась гнетущая тишина.
– Откуда ты знаешь русский? – очень быстро спросил Щерба.
– Мать у меня русская.
– Как она попала в Голландию?
– После войны. Была в концлагере. Оттуда ее вытащили англичане. В сорок шестом она вышла замуж. В пятидесятом родился я.
– Как фамилия матери?
– Родина. Екатерина Васильевна Родина.
– Откуда она родом?
– Из Молодечно. По-моему, это в Белоруссии.
– Адрес в Амстердаме?
– Чей?
– Твой.
– Я живу у подруги.
– А мать?
– У матери свой дом.
– В Амстердаме?
– Нет, в Гронингене.
– Адрес?
– Бульвар Вильгельма Оранского, 140-«бис».
Щерба выключил магнитофон и потянулся. Потом пристально посмотрел на Вшолу и очень тихо сказал:
– Смотри, парень: чтобы проверить эти факты, мне понадобятся два часа. Но прежде чем ты получишь эту передышку, я хочу, чтобы ты знал: даже если твоя информация подтвердится и все действительно так, как ты тут живописуешь, – минимум пять лет польской тюрьмы тебе обеспечены. А вот если я узнаю, что все это – только трюк для оттяжки времени, ты пожалеешь о том, что родился на свет…
Когда Вшолу увели, Щерба перемотал пленку и внимательно прослушал записьбеседы. Потом поднял трубку, продиктовал данные, попросил повторить их и, сцепив пальцы на затылке, стал ждать.
Спустя пятнадцать минут требовательно зазвонил белый телефон.
– Щерба слушает!
– Ну, какие новости? – голос Воронцова звучал устало. – Что в районе поиска?
– Пока ничего.
– Все прочесали?
– Так точно, товарищ генерал. Пошли по второму разу. Люди из сил выбиваются…
– Жалеешь?
– Да не то чтобы… – Щерба замялся.
– Себя пожалей, майор, – внятно посоветовал Воронцов. – Ты понимаешь, Анатолий, что они не могли раствориться в воздухе? Что все службы включены на полную катушку? Что ни одной воздушной цели в районе поиска зафиксировано не было? Что ни одна машина из зоны оцепления не выехала?
– Так точно, товарищ генерал-лейтенант, понимаю.
– Так куда они подевались, майор? Куда?!
Голос всегда сдержанного Воронцова сорвался на крик.
Щерба молчал, понимая, что в данной ситуации лучше не оправдываться.
– Что говорит тот парень из леса? – уже более спокойно спросил Воронцов.
– Отнекивается. Сейчас проверяем факты.
– Похоже на правду?
– В общем да, товарищ генерал. Он утверждает, что его просто наняли. Вслепую. По легенде – уголовник из Голландии. Хотел подзаработать, толком даже не зная, на что идет…
– Как его допрашивали?
– Как следует, товарищ генерал. Тут есть парочка поляков, так они поработали… Но задержанный твердит одно и то же.
– На несоответствиях ловил?
– Да. Все гладко.
– Это очень похоже на крепкую легенду… – на линии повисло молчание, прерываемое подвываниями и шорохами ветра. – Это их человек, Щерба. И он знает, где они. Выбей из него правду, майор!
– Да выбивали уже, товарищ генерал. Гнет свое, и все тут!
– Придумай что-нибудь.
– Я хочу дождаться ответа на запрос.
– Ну и что? Ну и ответят тебе, что все так, как он сказал. Легенды, Щерба, создаются умными людьми как раз на случай тщательной проверки. Он просто выигрывает время, этот гад голландский.
– Так что же делать, товарищ генерал? Может быть, в Москву его?
– Некогда, Щерба, некогда! Если ты не накроешь их в лесу, больше шансов у нас не будет, понимаешь? Делай что хочешь, но выбей из него правду! Клещами вытяни!..
