Текст книги "КГБ в смокинге. Книга 2"
Автор книги: Валентина Мальцева
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 33 страниц) [доступный отрывок для чтения: 12 страниц]
Валентина Мальцева
КГБ в смокинге. Книга 2
Часть третья
1
Амстердам. Консульство США
2 января 1978 года
Здание консульства США занимало большой четырехэтажный особняк в колониальном стиле на бульваре Ван Дейка. Человек, остановивший в свое время выбор именно на этом доме, был, скорее всего, ярым южанином-федералистом в широченной ковбойской шляпе и со шпорами. Как бы то ни было, госдеп пошел на серьезный риск, купив для дипломатического представительства это диковинное строение, резко контрастировавшее с окружавшими его мрачноватыми домами из бурого песчаника и напоминавшее чем-то вульгарную «мушку» на аскетическом лице монахини.
Отпустив такси, Юджин подошел к морскому пехотинцу в белых перчатках с прижатой к ноге винтовкой «М-16», украшавшему, как изваяние, вход в особняк, и показал ему удостоверение. Получив в ответ молчаливый кивок, он поднялся на второй этаж, без стука толкнул тяжелую буковую дверь и оказался в просторном кабинете, обшитом матовыми деревянными панелями.
Увидев Юджина, сидевший за огромным письменным столом Кеннет Дрейк, секретарь посольства США в Нидерландах, он же куратор резидентуры ЦРУ в странах Бенилюкса, легко приподнял свои сто двадцать килограммов и протянул вошедшему толстую, поросшую рыжим пухом ручищу:
– Юджин, рад тебя видеть!
– Хай, Кен! – ответил Юджин и опустился в кресло.
– Я тебя поздравляю! – бородатое лицо Дрейка выражало неподдельную симпатию к гостю. – Хорошая работа. Уолш наверняка будет доволен.
– Вы получили мою посылку?
– В лучшем виде. Кстати, к лацкану пиджака клиента была прикреплена визитная карточка. Судя по всему, твой порученец – человек с юмором.
– Да. С юмором висельника, – пробормотал Юджин.
– Что-то случилось?
– А что-то должно было случиться?
Дрейк выразительно пожал плечами.
– Где эта посылка, Кен?
– Уже час как в воздухе. Мы отправили его транспортным самолетом ВВС. В надежной упаковке и под охраной.
– Как он? В порядке?
– О да. Очухался и даже пытался торговаться.
– А ты?
– Юджин, что может сказать подполковнику КГБ скромный американский дипломат? Что это не мой бизнес и что такие торги ведут обычно в Лэнгли, штат Вирджиния.
– Кен, мне нужна спецсвязь с фирмой.
– Проблемы?
– Что-то в этом роде.
– Может быть, обойдемся своими силами?
– Боюсь, это не тот случай.
– О’кей… – Дрейк нажал кнопку, вмонтированную в панель письменного стола, и стена за его спиной бесшумно отъехала в сторону.
Кабинет спецсвязи – святая святых любой резидентуры – был оборудован всеми мыслимыми и немыслимыми противоподслушивающими устройствами и представлял собой абсолютно герметичную комнату площадью около сорока квадратных метров. Такие комнаты, созданные по типовому проекту, были оборудованы при всех посольствах и консульствах США и имели два варианта связи со штаб-квартирой ЦРУ в Лэнгли – спутниковую и кабельную. Юджин знал также, что комнаты спецсвязи имели автономный выход наружу за пределы зданий, были снабжены подвалом с запасом продуктов и воды, небольшим, но внушительным по огневой мощи складом оружия, а также особой системой самоуничтожения, срабатывавшей в экстраординарных ситуациях.
Включив свет, Кеннет Дрейк набрал несколько цифр на вмонтированном в стену датчике, после чего снял трубку ярко-алого телефонного аппарата. Через несколько секунд он протянул трубку Юджину и вышел из комнаты. Стена за ним так же бесшумно заняла прежнее место.
– Алло, босс?
– Юджин? – пророкотал в трубке бас Уолша. – Какие-то проблемы?
– Только личные, сэр.
– О личных поговорим дома. Кстати, директор очень доволен твоим решением. Это было умно.
– Спасибо, сэр.
– Когда ты возвращаешься?
– Как только завершу свои дела.
– Мне казалось, что твои дела в Амстердаме уже закончились.
– Мне тоже…
– Юджин!
– Да, сэр!
– Немедленно возвращайся!
– Что делать с ней?
– Ты уверен, что этот вопрос следует обсуждать по спецсвязи?
– Мне нужна ваша санкция, сэр.
– Вопросами гражданства и въезда на территорию Штатов занимается госдеп! – Уолш был верен себе и сразу отвечал по существу.
– Сэр, ее могут убрать в любую минуту.
– Я бы назвал такой вариант оптимальным, – пробормотал Уолш.
– Но, сэр!..
– Что ты хочешь от меня?
– Семьдесят процентов успеха операции – ее заслуга.
– Поблагодари девушку от моего имени. Можешь также сказать, что я ей восхищен.
– Но, сэр!..
– Юджин, через пять минут я должен быть у директора.
– Мне нужна ваша санкция.
– На что?
– На вывоз в Штаты одного из участников операции.
– С какой целью? Для допроса? Для награждения? Для ликвидации?..
– Извините, сэр… – Юджин переложил трубку в другую руку и тяжело вздохнул. – Какая у вас погода?
– Метет.
– Надеюсь, аэропорты будут открыты. До встречи, сэр.
– Эй, парень! – рокота в басе Уолша чуть поубавилось. – Скажи Кену от моего имени, чтобы он тиснул в ее паспорте въездную визу. На две недели. Паспорт-то у нее есть?
– Есть, сэр.
– Это все, что я могу сделать.
– Спасибо вам.
– Но предупреждаю, Юджин: у тебя будут проблемы.
– Я знаю.
– Серьезные проблемы, парень!
– Вы же дали мне две недели.
– Не тебе – ей.
– Какая разница? Главное, мне есть что предложить вам, сэр.
– Юджин, я уже завален трупами и источниками информации. От твоей подруги мне больше ничего не нужно!
– Ой, не зарекайтесь.
– Не хамите, офицер!
– Виноват, сэр!
– До встречи, – буркнул Уолш, и в трубке воцарилась галактическая тишина…
2
Амстердам. Отель «Кларин»
2 января 1978 года
Я сразу заметила перемену в его настроении. Юджин влетел в номер, как сумасшедший, дважды повернул ключ от входной двери, задернул шторы, потом заглянул в ванную, выключил там свет, плотно прикрыл за собой дверь и, схватив меня за плечи, усадил на диван в холле.
– Вэл, скажи, в Мытищах проводятся конкурсы красоты?
– Ага, – кивнула я. – Ежеквартально. В Доме культуры имени 17-летия Парижской коммуны. Победительница получает талон на килограмм яблочного повидла и две бутылки «Солнцедара». Подарочный набор.
– Скажи, а…
– Если ты решил устроить пресс-конференцию, сообщи хотя бы, чему она посвящена?
– Не чему, а кому!
– Кому же?
– Тебе, дорогая.
– Хочешь продолжить утренний спор?
– Нет, Вэл. Просто я кое-что придумал. Слушай внимательно: у нас есть две недели…
– Две недели на что?
– Если ты дашь мне договорить до конца, я все объясню без наводящих вопросов.
– Извини…
– Итак, в твоем молоткастом и серпастом советском паспорте появилась маленькая отметка. Такой малюсенький синий штемпель посольства, который дает тебе возможность официально прожить четырнадцать дней на территории Соединенных Штатов.
– С кем прожить?
– Со мной. Правда, это уже неофициально.
– Надеюсь, пока?
– Естественно.
– Такой вариант меня устраивает. Дальше.
– Как по-твоему, что сейчас происходит в советском посольстве?
– Групповое похмелье после Нового года.
– Я серьезно спрашиваю.
– Расскажи мне, дорогой: что сейчас происходит в советском посольстве?
– Прием, учет и оприходование трупов.
– Та-ак… – меня передернуло. – И что?
– Как по-твоему, знает ли резидент КГБ в Амстердаме, сколько человек участвовало в операции по изъятию Мишина?
– Бога ради, Юджин, переходи от диалога к монологу. Когда ты рассуждаешь о ваших шпионских делах, я начинаю испытывать комплекс неполноценности!
– О’кей! В данный момент, когда все трупы прибыли по назначению, то есть в посольство СССР, резидентура, кроме естественных организационных хлопот, связанных с транспортировкой тел на родину, занята одним – выяснением судьбы отсутствующих.
– Ты хочешь сказать, что они ищут меня и Тополева?
– Если совсем точно – Тополева и тебя, – сказал Юджин и сделал восторженные глаза. – Ты очень умна, Вэл!
– А дальше что будет?
– Будут поиски, сбор информации, сообщения иностранных резидентур… Короче, они будут искать вас, Вэл. Тополева – чтобы немедленно вернуть домой, к его могущественному шефу, а тебя – чтобы как можно быстрее прихлопнуть. Искать будут кропотливо, настойчиво, с привлечением множества людей, словом, как позволяет себе только КГБ. И тем не менее я могу гарантировать, что эти поиски в любом случае продлятся больше, чем две недели. Следовательно…
– Следовательно?
– Следовательно, в нашем распоряжении есть четырнадцать дней, в течение которых с твоей матерью ничего не произойдет. Мы с тобой летим в Штаты, на месте разрабатываем варианты и, думаю, найдем выход из положения. В конце концов, у нас есть Тополев. Поверь мне, это очень важная фигура в КГБ, которую можно и обменять…
Я слушала его разглагольствования, чувствуя, как где-то внутри меня боролись сцепились два чувства к этому человеку – нежность и раздражение.
– Юджин, дорогой ты мой… – я говорила намеренно тихо, чтобы не сорваться на истерический крик. – Ты действительно невысокого мнения о моих умственных способностях, если так самозабвенно вешаешь мне лапшу на уши! О каких вариантах ты тут говоришь, черт бы тебя подрал?! Ты что, директор ЦРУ? Министр юстиции? Госсекретарь Киссинджер? Или, может, пока ты бил стекла в моем номере и торговался с Витяней, тебя успели избрать президентом США? Кому, кроме тебя, я нужна со своими проблемами? Я – сконцентрированный крах твоей карьеры, головная боль с летальным исходом! И вообще, неужели ты всерьез веришь, что в твоей фирме найдется сумасшедший, который будет обсуждать возможность обмена высокопоставленного офицера КГБ, захваченного в результате сложной операции, на советскую пенсионерку Рабинович из Мытищ? Ты вовсе не должен демонстрировать свою преданность мне – я в ней уже убедилась, дорогой. Я знаю, сколь многим ты рисковал, вытаскивая меня из этого дерьма. Но даже ты, хороший мой, должен признать, что предел возможностей – это не выдумка литераторов, а реальная категория. И ты его достиг, хотя и сделал больше, чем смог бы любой на твоем месте. Если есть способ выразить свою бесконечную любовь и признательность тебе, то скажи – я все сделаю для тебя. Но в данной ситуации давай оставаться взрослыми людьми, милый. Ладно?
– Ну хорошо! – Юджин тряхнул головой, от чего его русые волосы разлетелись в разные стороны, как у соломенного чучелка. – А эта фора в две недели тоже кажется тебе бредом? Это тоже лапша на уши?
Кстати, объясни мне потом, что означает это выражение.
– Это просто оттяжка времени. Игра. Самообман. В конце концов, какая разница, когда возвращаться?
– Огромная! – Юджин вскочил и начал мерить холл огромными шагами. – Ты типично русская, Вэл! Вы все одинаковы! Вас не учили бороться!
– Это нас не учили? – я начала тихо смеяться, чувствуя, что если вовремя не остановлюсь, то это кончится истерикой. – «К борьбе за дело Ленина – Сталина будь готов!» Такая клятва тебе знакома, юноша? А знаешь, что мы отвечали? «Всегда готов!»
– Перестань, Вэл! Пойми, пока есть хоть один шанс на спасение, надо драться за него. Подставить голову под пулю никогда не поздно.
– В чем он, этот шанс, Юджин?
– Не знаю… – он вдруг резко остановился, как-то беспомощно посмотрел на меня и грохнулся со всей своей баскетбольной высоты на диван. – Не знаю я! Но чувствую, что он есть. Только для этого отсюда надо убраться. Как можно скорее! Возвращение в Москву для тебя – мгновенная смерть. Пребывание здесь – медленная. Рано или поздно найдут и вывезут в мешке. Есть только одно место, где у меня будут развязаны руки, где я смогу что-то сделать для нас. Это Штаты. Дай мне этот шанс, Вэл! Ну, пожалуйста, прошу тебя!..
Конечно, он был тысячу раз прав. Но я ничего не могла с собой поделать. Перед глазами все время стояло сморщенное лицо моей мамы, ее прозрачные руки с тоненьким обручальным кольцом на безымянном пальце, ее глаза – блекло-голубые, добрые и покорные. Что она делает сейчас? Я ведь даже не смогла позвонить ей тогда, после Буэнос-Айреса. Что эти скоты сказали ей? Что я в командировке? В больнице? В морге?..
– Ты меня слышишь?
Он стоял на коленях, и наши лица находились на одном уровне – глаза в глаза. Обеими ладонями я притянула к себе его горячую голову и прижала к себе. О Господи, мое проклятое славянско-еврейское счастье! Если бы только я могла сохранить всех – и его, и себя, и мать! Если бы только…
– Да, милый, я тебя очень хорошо слышу.
– Что мне сказать тебе, чтобы ты согласилась?
– Помолчи…
Я стянула с него галстук, пиджак и очень осторожно, точно боялась, что это может причинить ему физическую боль, расстегнула пуговицы его сорочки. На его груди – абсолютно безволосой, гладкой и широкой – висела серебряная цепочка с медальоном, вшитым в защитного цвета чехольчик.
– Что это, милый?
– Инвентарный номер.
– Я серьезно.
– И я.
– У тебя есть номер?
– Ага. И группа крови.
– А какая у тебя группа крови?
– Это тайна.
– Ты мне откроешь ее?
– Офицерам такие вопросы не задают.
– А если я очень попрошу?
– Только в обмен на твое согласие.
– Зачем тебе мое согласие, родной мой? И вообще зачем тебе эти проблемы? Ты ведь прекрасно жил до меня, Юджин. Вон какой ты красивый, рослый, сильный, умный… Тебя должны любить женщины, ты живешь в стране, где надежно защищена твоя мать, тебя с детства приучили бороться… У тебя все в порядке, дорогой, все о’кей. Пройдут годы, ты станешь ба-а-аль-шим начальником, генералом или даже президентом, у тебя будет роскошная вилла с бассейном и конюшней, красавица-жена и куча очаровательных детишек. Постепенно ты забудешь русский и русских и, вполне вероятно, станешь от этого еще счастливее.
– А ты?
– А что я? Таких, как ты, дорогой, я могу разглядывать лишь сквозь щелочку в железном занавесе. Ты понимаешь, что мы просто физически не могли встретиться с тобой в нормальном мире?
– Что ты подразумеваешь под нормальным миром?
– Жизненное пространство без переднего края борьбы между двумя идеологическими системами. Где Кортасара не используют как повод для провокации, а Ван Гогом наслаждаются без риска оказаться в пластиковом мешке с бирочкой. И где на шее у любимых не висит инвентарный номер с группой крови.
– Ты утрируешь.
– Ой ли? У студента Кембриджа есть только теоретический шанс встретиться с бетонщицей из Тынды в Амурской области. И не только потому, что этот студент даже не подозревает о существовании на карте такой географической точки. Он живет, умнеет и влюбляется в себе подобных. Мы с тобой полярны, Юджин!.. Понимаешь, мое проклятье – это моя голова. Мне бы сейчас расслабиться, впасть в романтический транс, ощутить черную дыру в памяти, просто помечтать, как любая нормальная баба, убежденная, что рано или поздно в ее личной жизни обязательно произойдет что-то прекрасное, неповторимое…
– Но ведь произошло же! Ты же не будешь отрицать этого?!
– Видишь ли, я не верю в реальность либретто про Золушку и принца. Кроме разве что эпизода с боем часов. Короче, Юджин, то, что мы имеем сейчас, происходит вопреки логике, здравому смыслу, диалектике в конце концов, если этот термин тебе о чем-то говорит.
– Он говорит мне о том, что у нас осталось совсем немного времени. И глупо тратить целый день из отпущенных нам четырнадцати на философские рассуждения.
– Ты думаешь?
– Да. Тем более что ты уже практически сняла с меня рубашку…
3
Амстердам. Отель «Кларин»
3 января 1978 года
Он не переубедил меня. Да и не мог. Зная свое упрямство лучше, чем кто-либо, я отдавала себе отчет в нереальности этой задачи. И тем не менее приняла авантюрное с любой стороны решение лететь с Юджином в Штаты. Хотя, если выбирать между авантюрой и неминуемой смертной казнью, лучше побыть пару недель живым графом Калиостро, нежели вечность – покойной Лизой Чайкиной.
Почему я дала уговорить себя? Ну, во-первых, я была еще достаточно молода для такой понятной слабости, как классический женский самообман: мне было слишком хорошо рядом с этим человеком, чтобы так просто отмахнуться от возможности продлить это ощущение еще на какое-то время. Во-вторых, идея Юджина действительно создавала резерв времени, позволявший – и тут Юджин убедил меня – хотя бы попытаться сделать что-то реальное для спасения моей матери. Хотя что именно мог сделать в этом направлении Юджин, я себе так и не представляла.
Ночью мы обговорили все возможные варианты моего возвращения в Москву (уже позднее Юджин признался мне, что не допускал этой вероятности даже в теории). Остановились на самом правдоподобном. Выглядел он так.
На допросе в КГБ я описываю волендамские события в том порядке, в каком они разворачивались (исключая, естественно, детали моих контактов с Витяней и взаимоотношений с Юджином) до того момента, пока Матвей Тополев, нежно шептавший мне на ушко слова признания, не открыл дверь на стук Аркадия. Здесь меня, по версии, кто-то чем-то ударил по голове, я потеряла сознание и очнулась – без документов и вещей – в какой-то частной клинике, куда, как выяснилось позднее, меня сбагрил хозяин отеля, не желавший – из-за боязни навсегда потерять клиентуру – излишней огласки и вмешательства полиции. В частной клинике я пробыла две недели, пока не восстановила силы, после чего сбежала ночью в одном больничном халате (этот факт, как заверил меня Юджин, подтвердит под большим секретом одна из сиделок). Именно в халате – без документов и денег – я должна была появиться у ворот советского посольства спустя две недели.
В течение этого бесконечно длинного дня, когда наши переговоры завершились перемирием, Юджин два раза оставлял меня в одиночестве, предварительно до тошноты инструктируя относительно правил конспирации. Если бы я вздумала четко следовать им, то даже плеск воды в ванне был бы воспринят им как серьезный проступок, граничащий с самоубийством.
После своей первой вылазки Юджин вернулся, обвешанный пакетами, коробками и пластиковыми сумками. Сочетание высоченного роста и щедрой цветовой гаммы поклажи делало его похожим на кремлевскую елку. Стряхнув с себя все это на постель в спальне, Юджин сказал только: «Это тебе!», затем залпом выпил два стакана воды из-под крана и, чмокнув меня в макушку, вновь исчез.
Даже сейчас, спустя много лет после описываемых событий, я по-прежнему бессильна передать чувства, которое вызвало во мне содержимое коробок и пакетов. Одежда – красивая, яркая, модная! Боже, чего только не было в этих пакетах! Бесформенные и в то же время удивительно красивые платья и костюмы из материала, чем-то напоминавшего мешковину, французское белье, изящные кофты из ангоры, две пары высоких сапог, здоровенная коробка с косметикой… Но окончательно сразила меня вожделенная мечта любой советской женщины – голубовато-серая канадская дубленка, изящная, мягкая, почти невесомая. Опасаясь, что из-за перевозбуждения у меня подскочит температура, я приняла две таблетки аспирина и в изнеможении рухнула на кровать. Это было уже слишком!
Когда Юджин вернулся из второй вылазки, он застал меня распластанной на кровати в одном сапоге, в роскошной меховой шапке и с французским лифчиком в руке.
– Что с тобой? – он остановился как вкопанный у кровати и, не дождавшись ответа, сделал неуверенный шаг. – Вэл, что с тобой?
– Ты убийца! – тихо сказала я, не выпуская из рук лифчик. – Хладнокровный и изощренный убийца молодой женщины.
Все еще не понимая, в чем дело, он опустился возле меня на колени, осторожно потянул на себя лифчик и внимательно осмотрел его на свет.
– Что, мал?
– Кто мал?
– Я имею в виду размер. Можно обменять…
– Кстати, откуда ты знаешь мои размеры?
– Ну, я же заполнял на тебя все данные, – извиняющимся голосом пробормотал Юджин. – Помнишь, тогда, в Буэнос-Айресе? Ну, рост, вес…
– И объем груди тоже?
– Нет. Это я сам, на глаз…
– Ах, на глаз?! – я схватила его за шею и резко рванула на себя. От неожиданности Юджин потерял равновесие и рухнул всей своей массой мне на грудь. – А с чего это у тебя глаз такой наметанный, а? Практика была большая?
– Так, значит, подошло?
– Все подошло! Все! – заорала я в полный голос, нарушая священные заповеди конспирации. – А я-то, дура старая, думала, что мужчина, разбирающийся в женских шмотках, еще не родился!
– Тебе очень идет эта шапка, – улыбнулся он. – Ее, кстати, можно использовать и так…
– Как «так»?
– В качестве чепчика для бигуди.
– Юджин! – я резко приподнялась, схватила его голову и приблизила к своему лицу. – Скажи честно, ты богат?
– Что, жить не можешь без классовых противоречий?
– Так богат или нет?
– А что такое богатый человек?
– В представлении гражданки СССР?
– Ага.
– Это собственная вилла, яхта, несколько «лимузинов», счет в банке, стерва жена и свора любовниц.
– Вэл, в таком случае я беден. Кроме счета в банке, у меня ничего нет.
– Ну, все это не так уж и недостижимо.
– Ты имеешь в виду стерву жену?
Я швырнула в него меховой шапкой и попала.
– А счет в банке у тебя большой?
– С точки зрения гражданки СССР?
– Угу.
– До неприличия.
– Значит, ты не все деньги истратил на эти вещи?
– Нет, у меня еще осталась несколько долларов на такси.
– На какое такси?
– Ну, до аэропорта.
– Значит, мы уже улетаем?
– Да. Через три часа наш самолет.
– Ты как-то невесело это сказал.
– Видишь ли, возникла небольшая проблема…
Внутри у меня все оборвалось. Я почему-то сразу вспомнила мою подругу, произнесшую как-то очень странную фразу: «Когда все у меня слишком хорошо, я начинаю дрожать от страха».
– Что случилось, Юджин?
– Последние сутки в аэропорту Схипхол болтается несколько типов из вашего посольства. Это ребята из местной резидентуры.
– Ну и что?
– Не понимаешь?
– Ты думаешь, это…
– Да.
– Значит, мы не летим?
– Я сказал, что возникла небольшая проблема. Но я не говорил, что речь идет о трагедии…
