Текст книги "Всё взять и смыться"

Автор книги: Валентина Демьянова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 17 страниц)

Ради выяснения причин этой напасти я вернулась в квартиру, которая по паспорту числилась моей и в которой, я, тем не менее, чувствовала себя совершенно чужой. Не успела я появиться, как на меня стали нападать, преследовать, одолевать странными звонками. Создается впечатление, что разные подозрительные личности, с которыми меня связывали непонятные теперь узы, имеют ко мне массу претензий и это грозит мне крупными неприятностями. К сожаления, попытка хоть как-то прояснить ситуацию сегодня окончилась полным провалом. Кирилл погиб, а его напарник в синем "Форде" может больше никогда не появиться. Таким образом, тонкая ниточка, связывающая меня с моим прошлым, оказывается оборванной, а причину такого пристального интереса к своей особе с их стороны я так и не выяснила. Что общего могло быть у меня с этими молокососами? Какую опасность я для них представляла? Что б Кирилл, забыв осторожность, кинулся за мной и попытался задавить прямо средь бела дня, нужны веские причины. Ясно же, он потерял голову от страха, но причины этого страха я объяснить не могу. А тот тип, что явился ко мне? Кто он?

Теперь вся надежда на незнакомца, звонившего по телефону. Судя по всему, он играл в моей прошлой жизни немаловажную роль. Сдается, нас с ним связывали тесные деловые отношения и дела эти были очень сомнительного толка. Может, именно в них, этих делах, и кроется причина моих неприятностей? Тогда не остается ничего другого, как дождаться его приезда и попытаться до них докопаться. К сожалению, нет уверенности, что он захочет пролить свет на эти загадочные события. Хотя, я могу и ошибаться на счет этого незнакомца! Он что-то там орал о деньгах, невыполненных обязательствах и вообще был сильно расстроен.! А если припомнить, что Стас обвиняет меня в похищении своей маленькой дочери, то можно подумать, что речь шла об этом. Можно попробовать надавить на него, авось что и расскажет. Ну, а если окажется, что он действительно говорил о похищении, тогда вообще полный мрак! Мало того, что я украла чужого ребенка, так ещё умудрилась об этом напрочь забыть! Неужели такое бывает? А за что меня тогда пытались убить? Заметали следы и устраняли исполнителя? Если оба эти происшествия связаны, тогда мой незнакомец не такая уж и безобидная личность. А Кирилл с дружком здесь причем? Тоже причастны к похищению? Ох, нет! Что-то намудрила я, слишком большая банда получается и все действуют в разнобой. Может оказаться, что его интересы лежат совсем в другой плоскости и ни о похищении, ни о Кирилле он ничего не знает. А это крайне печально, ведь ничего меня сейчас так не занимает, как разгадка обрушившихся на напастей и собственная безопасность.

За окнами уже давно и окончательно стемнело, поток машин иссяк и их гул, который преследовал меня весь день, почти стих. Наминая ужин, я между делом мельком поглядывала на улицу, но ничего интересного там не видела. Правда, на мосту, прямо против моего окна, стоял автомобиль. Свет в салоне был погашен и понять, есть внутри кто-нибудь или нет, было невозможно. Нужно сказать, присутствие машины я отметила мимоходом, её появление меня не заинтересовало.

– Мало ли, почему она там стоит! Может сломалась, а может влюбленные целуются. – подумала я, и в ту же минуту вазочка на столе разлетелась в дребезги. Если бы за секунду до этого я не отклонилась назад, на кусочки разлетелась бы моя бедная голова. Судорожно всхлипнув, я всем телом вжалась в угол между окном и стеной и замерла.

– Господи, что ж это такое твориться? Никак стреляют? – пронеслось в голове.

Дыхание перехватило и меня стала бить крупная дрожь.

– Успокойся! – строго прикрикнула на меня сильная часть моего характера. – Здесь, в углу, тебя никто не достанет. С улицы тебя не видно!

Я сжала пальцы в кулаки так, что ногти больно впились в ладони, и замерла на табуретке, тихо поскуливая. Кажется, я так сидела и скулила довольно долго. Время медленно ползло, отсчитывая минуты, а ничего больше не происходило. Я из своего угла не высовывалась, а неизвестный больше не палил. Постепенно я пришла в себя, немного успокоилась и ко мне стала возвращаться способность соображать.

– Интересно, он там до сих пор сидит или уже уехал? Может проверить? подумала я.

Подумала и протянула руку к остаткам еды на столе. В то же мгновение раздался ещё один выстрел. Руку я успела отдернуть, но разозлилась здорово.

– Это что ж за райончик такой? Стреляют, а хоть бы одна душа милицию вызвала! – сердито подумала я. – Хотя, может оно и к лучшему! Милиция мне сейчас без надобности. А стрелок ты никакой! Два раза пальнул и ни разу не попал! Только ужин испортил!

Последние слова относились к неизвестному, который, может по недостатку умения, а может потому, что просто хотел меня попугать, действительно стрелял мимо.

Я грустно посмотрела на тарелку, в которой в перемешку с картошкой поблескивали осколки хрустальной вазочки. Есть мне, конечно, расхотелось, но пропавшего ужина было жаль.

Я ещё немного потосковала, но не сидеть же так до бесконечности. Всю ночь, вжавшись в угол кухни, не проведешь. Надо было что-то предпринимать. А что? Маленькая кухонька была ярко освешена и отлично просматривалась с моста. Я сердито посмотрела на лампочку под потолком:

– Хоть бы абажур какой или плафон висел! Все ж не так светло было бы! Или, ещё лучше, бра на стенке! Рассеянный свет, уютный полумрак! К чему эта ненужная иллюминация?

Я отвела взгляд от лампочки и уставилась на облезлый бок холодильника:

– Если стреляли из той машины, что остановилась незадолго до выстрела напротив моего окна, то им нужно только сидеть и терпеливо ждать, когда я вылезу из своего угла. Если даже я стану на четвереньки и начну пробираться к выходу ползком, он меня все равно достанет у порога яркоосвещенной кухни.

Я тяжело вздохнула, понимая безвыходность своего положения. В общем, я была готова к неприятностям, события последних дней убедили меня в реальности грозящей опасности, но именно сегодня я не ожидала ничего плохого и расчитывала на спокойный вечер. По моим прикидкам никто не знал, что я явилась домой, но, как теперь видно, в мои расчеты вкралась ошибка. Скорей всего, за домом следили и видели, как я сюда вошла. Но, как бы там ни было, сейчас я сидела вжавшись в узкое пространство между окном, стеной и холодильником, а какой-то псих с оружием в руках ждал, когда я высунусь, что б продырявить мне голову. Хорошенькая перспектива, ничего не скажешь! Я беспокойно заерзала на табуретке и карниз не замедлил впиться мне в спину. Но на этот раз я не разозлилась. Напротив, обрадовалась, потому, что в голову пришла интересная идея и в ней я увидела свой шанс выбраться из опостылевшего угла.

Осторожно, стараясь случайно не показаться в окне, я попыталась выдернуть карниз из-за спины. Это оказалось делом непростым, эта железка за что-то зацепилась и никак не хотела вытаскиваться. Я попыхтела немного, вся взмокла и поняла, что сидя спиной к карнизу, мне с ним в этом узком пространстве не справиться. Тогда я изловчилась, влезла на табуретку и легла грудью на холодильник. На мое счастье он был стар и потому, в отличие от своих новомодных собратьев, был в высоту невелик. Обретя точку опоры, я ухватилась за карниз и потащила его к себе. Стоять на хлипкой трехногой табуретке и сохранять равновесие было непросто, но я с этой задачей справилась. После нескольких тщетных попыток, мне удалось в конце концов отцепить карниз и подтащить его к себе. Грудью и правой рукой я опиралась на холодильник, поэтому свободной у меня оставалась только левая рука. Ею я и принялась орудовать: сначала прислонила карниз к боку холодильника, потом стала тянуть его вверх. Только после многочисленных попыток мне удалось в конце концов водрузить карниз на холодильник. Я так притомилась от этих акробатических этюдов, что решила немного передохнуть. Улегшись грудью на крышку ЗИЛа, положила подбородок на скрещенные руки и затихла. Постояв так немного и собравшись с силами, я перешла ко второму, более сложному этапу. Нужно было дотянуться канизом до выключателя и погасить свет. Ухватившись за конец железки, я стала проталкивать её вперед. К счастью, она была достаточно длинной, что бы достать до клавиши выключателя. Беда была в другом: металлическая планка вибрировала, прогибалась и никак не хотела цепляться за клавишу. Я много раз подводила её конец к выключателю, но в последний момент или промахивалась или неправильно выбирала точку приложения силы и капрниз соскальзывал в сторону. Я вся взмокла, волосы прилипли к вспотевшему лбу, а с моим вызволением из плена так ничего и не получалось. Чем больше я возилась, тем больше нервничала, от чрезмерного возбуждения начали дрожать руки, а я все не могла зацепить злосчастный выключатель. Наконец, мне эта возня надоела и я сурово приказала себе успокоится. Замерев на секунду и полностью сосредоточившись на своей непростой задаче, я начала осторожно продвигать карниз вперед. И вот, наконец, когда он уперся в плашку выключателя, я осторожно надавила на него. Раздался щелчок и свет в кухне погас. Издав глубокий вздох облегчения, я сползла с холодильника на пол. От долгого стояния в неудобной позе у меня затекла спина, а руки и ноги просто онемели. Дождавшись, пока конечности придут в норму, опустилась на четвереньки и быстро поползла к двери. Несмотря на то, что в кухне стало темно, я боялась идти в полный рост. Все-таки темнота не была абсолютной и, если мой враг до сих пор сторожил меня, он вполне мог заметить мой силуэт на фоне светлой стены. В общем, я посчитала, что передвигаться ползком будет безопаснее.

Добравшись до конца коридора, повернула за угол и обессилено прислонилась спиной к стене. Все! Из кухни я выбралась! Но сама квартира перестала казаться надежным пристанищем и превратилась в моем воображении в западню. Эта хлипкая дверь никак не могла служить защитой! Вид у неё был такой, словно она готова разлететься в щепки от одного хорошего удара кулака. А замки? Разве это замки? Да такие запоры народные умельцы за пару минут жвачкой открывают! Я живо представила себе, как в тот момент, когда я сладко сплю, дверь в квартиру распахивается и в неё проникают убийцы. Не внушали мне доверия и балкон с кухонным окном. С моей точкм зрения они были прямо таки подарком для воров и грабителей. Вдоль дома росли деревья, а для физически сильного человек влезть на высокое дерево и потом перебраться с него на балкон особого труда не составит. От таких мыслей я пришла в жуткое волнение и отдыхать мне тут же расхотелось.

Вскочив на ноги, я кинулась в комнату, сорвала с тахты плед и подушку и поволокла все это добро в коридор. Хватило нескольких минут, чтобы соорудить на полу около двери стенного шкафа подобие постели, потом я стала на четвереньки и отправилась на кухню. Там, не поднимаясь с колен и стараясь особо не высовываться, изловчилась, открыла шкаф и достала нож. Причем, пылая яростью, кровожадно выбрала самый большой. Пощупала лезвие, удовлетворенно посчитала его достаточно грозным оружием сопротивления и только после этого вернулась в прихожую. Временно оставив нож на пледе, я опять отправилась в комнату.

Тут мне пришлось тяжко. Выполнить в одиночку, да ещё в полной темноте то, что я задумала, было непросто. А задумала я забаррикадироваться в коридоре, перекрыв все входы и выходы. Для этого нужны были крупные предметы, способные наглухо перекрыть все подступы ко мне и обеспечить безопасность в течение ночи. Естественно, из всех предметов, находящихся в комнате, для этой цели больше всего подходила мебель. Но так как шкаф и сервант были слишком громоздкими и в одиночку мне с ними было не справиться, то перво-наперво я решила заняться тумбой из под телевизора. По размерам она меня очень устраивала, но, к сожалению, была сделана из настоящего дерева и потому оказалась совершенно неподъемной. Помучавшись немного и сообразив, что могу всю ночь пропыхтеть около нее, а с места не сдвинуть, я прибегла к хитрости. Она заключалась в том, чтобы притащить коврик и подсунуть его под ножки упрямой тумбочки. Он должен был сыграл роль салазок, помочь мне оттащить тумбочку в прихожую и установить её в проходе в кухню.

Коридорчик был достаточно узким, а тумбочка достаточно широкой, так что, в конце концов, она запечатала выход, как пробка горлышко бутылки. Но мне этого показалось мало. В голову пришла мысль, что человеку, который умудрится проникнуть в квартиру через окно, перелезть через тумбочку труда не составит, поэтому, я немного подумала и водрузила на неё телевизор. Полюбовавшись делом своих рук, решила, что выглядит эта конструкция неплохо, но полной безопасности все же не гарантирует. Я ещё несколько раз сгоняла в комнату, притащила всю стеклянную посуду, которая только нашлась в серванте и расставила её рядами на свободной поверхности тумбочки и по верху телевизора. После этого, внимательно обозрев творение своих рук, пришла к выводу, что без шума через эту приграду не перебраться, а значит и в расплох меня не застать.

Теперь, когда один проход был забаррикадирован, наступила пора заняться дверями. С моей точки зрения, для этой цели вполне хватало двух кресел и мотка веревки. С креслами все было просто: я притащила их из комнаты. С веревкой дело обстояло сложнее. Если она и была в доме, то где лежала, мне известно не было. Я нашла выход из положения, заменив веревку поясами от платьев. Связав несколько штук вместе, я продела эту самодельную веревку сквозь ручки входной двери и той, что вела в комнату, подтянула потуже и завязала крепким узлом. Теперь открыть дверь из комнаты было невозможно, а чтобы зафиксировать входную дверь, я подперла её двумя креслами. Благо, коридор был таким узким, что перегородить его не составило труда.

Все эти заботы заняли немало времени, но зато теперь, когда преграды были возведены, я могла спокойно улечься на свой половик и отдохнуть. Со вздохом облегчения опустилась на пол, свернулась калачиком и закрыла глаза, и тут вдруг раздался звонок в дверь. От неожиданности я вздрогнула и инстинктивно крепко зажмурилась в тщетной надежде отгородиться таким образом от опасностей окружающего мира. Уловка не помогла, человек за дверью продолжал упорно жать на кнопку звонка, оглашая прихожую противными дребезжащими трелями. Я замерла на полу, боясь пошевелиться и нечаянным шорохом выдать свое присутствие в квартире и в тоже время отчаянно прислушиваясь к тому, что делается на площадке. Про себя решила, если начнут ломиться в дверь, поднять ор и перебудить всех жителей этого забытого богом и городской администрацией района. На мое счастье неизвестный хоть и продолжал названивать, попыток проникнуть в квартиру не делал, в результате я осмелела, протянула руку и принялась шарить по пледу в поисках ножа. Как только в моей ладони оказалась рифленая рукоятка, сразу почувствовала себя уверенней, страх ушел и теперь я прислушивалась к происходящему за дверью уже с любопытством. Правда ничего особенно интересного там пока не происходило. В те короткие мгновения, что незнакомец не давил на звонок, слышно было только шарканье подошвы о цементный пол, когда он в нетерпении перступал с ноги на ногу. Никаких других звуков разобрать не удавалось, не ясно даже было сколько человек стоит перед моей дверью: один или несколько. Неожиданно хлопнула соседская дверь и сердитый мужской голос спросил:

– Чего трезвонишь? Видишь же, никого нет! Весь дом перебудил, охламон!

Мой ночной гость ничего не ответил, но звонки смолкли, послышались тяжелые шаги и удаляющийся вниз по летнице топот. Я выждала некоторое время, все было спокойно и только тогда немного раслабилась. Вытянула затекшие ноги, выдохнула через крепко сжатые зубы и вытерла вспотевшую от напряжения ладонь о плед.

Кто же это был? Первое, что приходило на ум-тот псих, что звонил мне вечером. Обещал ведь приехать, вот и прибыл, хоть и с заметным опозданием! Объяснение было простым и именно поэтому меня не устроило. Последнее время ничего просто так в моей жизни не происходило и если сразу после стрельбы по окнам звонили в дверь, это наводило на определенные подозрения. Может именно он и стрелял! Сначала позвонил по телефону, убедился, что я дома, назначил встречу, чтоб я никуда не исчезла, и поехал на мост меня убивать. Выстрелить-то он выстрелил, но уверенности, что попал у него не было, вот и пришел проверить. Наверное, надеялся, гад, что я откликнусь на его звонки, если даже ранена, все равно голос подам. Только ошибся ты, погань! Не на такую напал!

Я возбужденно завозилась на своем пледе, переполняемая бурлившими во мне эмоциями. Неожиданно в голову пришла свежая мысль, что я неправильно рассудила. Может стрелял один человек, а в дверь звонил совсем другой! Может эти события никак не связаны между собой! Тогда нужно было открыть дверь и впустить визитера. Вдруг он поведал бы что-нибудь интересно, что помогло бы разобраться в этом нагромождении непонятных фактов? Ага, умная какая! Легко рассуждать, когда все обошлось! А он пришел сразу после пальбы, когда я ещё от шока оправиться не успела. Откроешь тут дверь, если в каждом углу убийцы мерещаться. Господи, кончится ли это когда-нибудь? Уста-а-ала я!

Устала я действительно сильно, денек выдался на диво насыщенный событиями, сейчас бы заснуть крепким сном, так нет, после всего случившегося я никак не могла успокоиться. Все ворочалась на своем ложе без сна, пялилась в темноту и ежеминутно трогала нож. От лежания на жестком полу каждая косточка ныла и давала о себе знать при малейшем движении, в конце концов, когда в комнате стало сереть, я не выдержала, кряхтя и ругаясь с трудом села, обхватила коленки руками, прислонилась спиной к стене и принялась рассматривать творение своих рук.

– Здорово же я испугалась. Хотя, чему тут удивляться? Сидит себе человек на кухне, ужинает и вдруг какой-то псих начинает палить ему в голову. Любой испугается! Ну, это-то понятно! А вот чего я потом так засуетилась? Начала мебель таскать, баррикады сооружать! Может, зря все это? Ну, ехал по мосту какой-то ненормальный, может наколотый, может пьяный. Увидал освещенное окно, а в нем чью-то голову, достал оружие, его сейчас нет только у самых ленивых, и начал палить. Могло такое быть? Вполне! Нелепая случайность! Неприятно, конечно, что именно моя голова виднелась в том окне...

Я скептически хмыкнула и возразила самой себе:

– Случайность – это, когда неприятность случается один раз. А если они следуют одна за другой, как в моем случае, то это уже закономерность. Разве не меня с завидным упорством пытались уже несколько раз убить? Нет, только неприятной случайностью это объяснить нельзя.

Я повздыхала немного, искренне себя жалея, и снова вернулась к событиям последних дней:

– Все эти происшествия кажутся особенно страшным именно оттого, что я ставлю их в ряд. Каждое по отдельности можно толковать по разному, но вместе они выглядят так, будто кто-то очень хочет моей смерти и всеми силами пытается отправить меня на тот свет.

От этой мысли стало зябко, я нервно передернула плечами и тоскливо подумала:

– Знать бы ещё причину такой страстной ненависти к себе. Кого и чем я могла так достать, что он решил извести меня?

Я порылась в памяти, пытаясь откопать в ней хоть какие-то крупицы воспоминаний, которые помогли бы найти ответ. Ничего путного я там, конечно, не обнаружила и вскоре бросила это бесполезное занятие. Да и что можно было откопать, если я ничего не помнила? Абсолютно ничего! Память была девственно чиста, как белый лист бумаги. Последние дни я узнавала жизнь заново. Все мои воспоминания в действительности были и не воспоминаниями вовсе, а историями, которые мне рассказывали окружающие. Я слушала эти рассказы, они ложились на чистый лист моей памяти и превращались в мои собственные воспоминания. Любой, при желании, мог заполнить мою память по своему усмотрению, нужно было только сочинить подходящую историю и как можно убедительнее изложить её мне. Но этих рассказов конечно же было слишком мало, что б воссоздать полную картину моей жизни, их не хватало даже на то, чтобы заполнить пробелы последних дней.

Меня беспамятство очень угнетало, но Глаша была уверена, что это явление временное, вызванное сильным испугом.

– Что-то ты увидала, касатка моя, такое, чего выдержать не смогла. Вот и ушла в себя. Не хочешь ты этого помнить, потому и не помнишь. Но, верь мне, вечно так продолжаться не будет. Наступит миг или событие какое и ты все вспомнишь. Отдохнет твоя головка немного и вспомнишь. – уверенно говорила она.

Мне очень хотелось, чтоб пророчество бабы Глаши сбылось. Вообще-то, сомневаться в её предсказаниях оснований не было. Она слыла отменной травницей, знахаркой и немного колдуньей. Распознавать травы её научила мать, а та получила свое умение от своей матери. В их семье женщины всегда умели лечить травами и заговорами. Слух о необыкновенном Глашином умении шел по всему району. Другая на её месте давно бы поставила дело на поток и деньги лопатой гребла, Глаша же лечила неохотно, помнила, как её бабку уже в весьма преклонном возрасте за знахарство и шарлатанство осудили и по этапу отправили. Сейчас, конечно, времена другие, но страх перед властью по-прежнему жил в ней, поэтому лечила она только самых тяжелых из тех, кто приезжал к ней.

Тяжелым Глаша не отказывала, лечила, но денег не брала. Отмахивалась и говорила:

– Не мой дар, божий! Его и благодарите!

Те, кто приезжал к Глаше, обычно знали об этой её особенности и вместо денег привозили продукты.

Вот и от меня Глаша не отказалась, взялась лечить не только рану на голове, но и душу. Изо дня в день, не уставая и не раздражаясь, она рассказывала, повторяла, уговаривала, увещевала. Я молчала, слушала и... сомневалась. Собственного понимания событий у меня не было, воспоминания отсутствовали, а страх от пережитого делал меня замкнутой и недоверчивой. Глашины доводы звучали, конечно, вполне убедительно, но так ли все обстояло в действительности? Этого я не знала! И сейчас не знаю! Как не знаю я и того, мои ли имя и фамилия значатся в паспорте, который я нашла в кармане вязаной кофты, бывшей на мне в день покушения.

Я протянула руку, достала паспорт и принялась разглядывать в предрассветном сумраке. Бодайло Альбина Ивановна, 1968 года рождения. Ну, и сочетание! Имечко-то с претензией, а вот фамилия подкачала! Я прислушалась к себе, стараясь ощутить себя Альбиной Бодайло, но ничего не почувствовала. Имя жило само по себе, а я существовала совершенно отдельно. С таким же успехом я могла бы называть себя Аллой, Татьяной, Викторией или ещё как-то. Не одно из этих имен не казалось мне ни родным, ни привычным. И вообще, Альбина ассоциировалась у меня с белобрысой особой, с бесцветными бровями и ресницами, а фамилия Бодайло вызывала перед глазами образ коренастой фигуры с мощными плечами и необъятной талией. Ничего общего со мной эти образы не имели и я с раздражением задавалась вопросом, чем думали мои родители, нарекая свою хрупкую смуглолицую малютку дурацким именем Альбина. А может у них была неизъяснимая тяга к парадоксам и они меня так нарекли именно из-за моей внешности? По контрасту, так сказать! Мол, родилась смуглянка с черными волосами, а будет зваться Альбиной. Кайф! Хотя, если честно сказать, мне такое объяснение не очень нравилось, потому что выставляло моих родителей полными придурками. Думать так о них не хотелось и я возвращалась к мысли, что имечко не мое и мне его подсунули позднее. Правда, с фотографии на паспорте смотрело мое собственное лицо, но меня это ни капли не убеждало. Подозрительность настолько угнездилась во мне, что я не верила ничему, в частности и тому, что этот паспорт мой.

Когда Глаша в очередной раз начинала мне что-то говорить, я согласно кивала головой, а внутренний голос между тем шептал мне, что все может обстоять совершенно иначе. Он убеждал меня, что может существовать другое объяснение всему происшедшему, а тогда и паспорт с моей фотографией, и рассказы бабы Глаши, и даже она сама-всего лишь плод чьей-то злой воли. Он нашептывал мне, что ничего нельзя принимать на веру, ведь пользуясь полным отсутствием памяти, мне можно рассказать любую байку. Не знаю, почему мне в голову приходили такие мысли, может я по природе подозрительна и страдаю манией преследования, может это было результатом испуга и невозможности понять происходящее. Я гнала эти мысли прочь, объясняя их следствием травмы головы и расстроенными нервами, но они приходили снова и снова и мешали мне с полным доверием отнестись к бабе Глаше. Иногда верх брал здравый смысл и тогда я задавала себе вопрос: зачем Глаше врать? Разумного ответа не находила и оттого запутывалась в своих рассуждениях ещё больше. Баба Глаша выглядела такой домашней и уютной, так заботливо ухаживала за мной, что, глядя на нее, становилось стыдно за такие черные мысли. Однако, стоило мне остаться в одиночестве, как подозрения опять возвращались. Особенно тяжело приходилось по ночам, когда, лежа без сна, я скрупулезно перебирала их в голове, пытаясь разобраться в своих сомнениях и понять, что же я могу принимать, как истину. После долгих мучений, я, в конце концов, пришла к выводу, что могу доверять только тому, что знаю наверняка. А так как единственное, в чем я могла быть твердо уверена, так это в том, что жива и ничего не помню, то именно от этого я и решила отталкиваться в своей новой жизни.

Но теперь, после событий минувших дней, слова бабы Глаши приобретали черты грозной реальности. От одной этой мысли стало тоскливо и жалко себя до слез. Захотелось уткнуться носом в уютную жилетку и вволю выплакаться, но я точно знала, что такой жилетки в природе не существует, каждый выкарабкивается в одиночку. Так же хорошо я понимала бесполезность слез, да и мне ли, не одну ночь проплакавшей в подушку от бессилия и обиды, не знать этого! Нет, я уже уяснила, что горю помогают не слезами, а действием, поэтому упрямо тряхнула головой и громко сказала:

– Хватит хныкать, делом займись! Сидя на полу, много не узнаешь! Ну-ка, быстренько собирайся и дуй к Стасу!

Как ни странно, собственные слова подействовали на меня ободряющеюще, я смахнула слезы, вскочила на ноги и принялась с энтузиазмом растаскивать баррикаду.

Времени это заняло много, особенно долго пришлось потеть над развязыванием узлов. Накануне, я со страху затянула их на совесть, совершенно не думая о том, что утром нужно будет распутывать. Оттащить в комнату кресла и посуду труда не составило, а вот тумбочку я решила на привычное место не возвращать. Посчитала нецелесообразным попусту надрываться и тащить эту тяжесть в комнату, если потом опять придется возвращать её назад. В общем, приткнула этот неподъемный предмет меблировки в прихожей возле стены и утешила себя тем, что, гостей принимать не собираюсь, а сама, ввиду своей необыкновенной худобы, легко протиснусь в любую щель.

Мебель по местам я расставила и узлы распутала, а квартиру, тем не менее, покинула через черный ход. Предполагала, что у подъезда меня могут сторожить, а это был, хоть и ничтожный, но шанс удрать незамеченной. Добежав проходными дворами до улицы, тормознула частника и объяснила, куда ехать.

На углу Весенней вышла из машины, попросила подождать немного и зашагала в сторону магазина одежды. Я решила забрать свои вещи. Не дело это, бросать на ветер добро, за которое деньги плочены, да и сменная одежда нужна, не ходить же изо дня в день в одном и том же.

Была уверена, что в нем меня встретят без особой приветливости и потому приготовилась к небольшому скандальчику, но все обошлось мирно. Давишняя продавщица сразу узнала меня и без возражений извлекла из подсобки пакеты. Я рассыпалась в благодарностях, она ответила мне кислой улыбкой, после чего я покинула магазин и через несколько минут уже ехала к дому Стаса.

Глава 9

Дверь открыла Мария Ефимовна с покрасневшими глазами и опухшим от слез лицом.

– Что случилось? – выдохнула я.

Первое, что пришло на ум при виде заплаканой тети Мани, было страшное подозрение, что у похитителей неожиданно изменились планы и они убили девочку.

– Галя погибла. – всхлипнула тетя Маня.

Я так была поглощена мыслью о возможном несчастье с ребенком, что не сразу сообразила о ком идет речь. А когда до меня дошло, выпалила:

– Когда?

– Позавчера вечером. – проговорила Мария Ефимовна и эти простые слова послужили толчком к новым рыданиям. Она залилась слезами, а я совершенно неожиданно для себя шагнула вперед, обхватила её обеими руками и крепко прижала к себе. Старушка уткнулась лицом мне в грудь и перемежая слова бурными всхлипываниями, запричитала:

– Как же я теперь её матери в глаза смотреть буду? Она ведь мне её доверила! Думала, здесь дочке лучше будет! А её здесь убили! Не уследила я! Я ведь даже не знала, что Галя из дома ушла. Она мне сказала, что к себе идет, а я и поверила! Если б знала, что она на ночь глядя гулять собирается, не пустила бы. А она так тихо из дома ускользнула, что никто и не заметил! А ведь в тот вечер все дома были. И Стасик, и Костя, и Кристина. Даже Юлечка неожиданно приехала и осталась ночевать! И никто не заметил, как она ушла!

Мне было искренне жаль тетю Маню, хотелось утешить её, вот только, к сожалению, не было у меня в запасе ни подходящих слов, ни умения. Я грустно подумала, что меня саму, наверное, никто никогда не жалел, вот я и получилась такая неуклюжая. Не зная, что предпринять, я покрепче прижала её к себе одной рукой, а второй стала гладить по спине и бессвязно бормотать:

– Ну-ну, перестаньте. Успокойтесь... нет тут Вашей вины. Не виноваты Вы ни в чем. Она была уже взрослая девушка, поступала, как считала нужным. Не могли Вы за ней уследить и от беды уберечь..

Я ещё много чего бормотала и в конце концов это бормотание сделало свое дело. Рыдания потихоньку стихали, всхлипывания становились реже, Мария Ефимовна постепенно успокоилась. Я разомкнула руки и сказала:

– Не вовремя я явилась, поеду лучше домой.

В ответ тетя Маня вцепилась в меня и принялась с жаром уговаривать:

– Не уезжай! Останься! Ведь будут звонить по поводу Поленьки. Стасик нервничает, от наших помощи никакой. С молодых спрос маленький, а жена у него – вертихвостка. А ты поддержишь его, советом поможешь. Ты умница и голова у тебя светлая.

Насчет ума и светлой головы она, конечно, погорячилась. Ум, если и имелся, то только ввиде остатков, но сообщать об этом тете Мане я не собиралась и быстро перевела разговор на другое: