Текст книги "Латинская Америка. От конкистадоров до независимости"
Автор книги: Валентин Селиванов
сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 13 страниц)
До сих пор ломаются копья по вопросу о том, случайным ли было открытие Кабрала, или он имел особые инструкции искать землю на западе Атлантики. Так или иначе, но ничего похожего на то воодушевление, которое восемью годами ранее возбудили в Испании открытия Колумба, в Португалии в связи с сообщением Кабрала не отмечено. Флорентиец Америго Веспуччи, вместе с португальским мореплавателем Гашпаром Лемушем обследовавший береговую линию открытой земли и оставивший в своих письмах одно из первых ее описаний, говорит: «Можно сказать, что там нет ничего полезного»{203}. В самом деле, когда Веспуччи писал эти слова, Португалия основала свои первые колонии в Индии, откуда в королевство лился сказочный поток богатств, основывались и расширялись колонии в Африке. Разве могла идти с ними в сравнение Земля Святого Креста (Санта-Крус) с ее либо пустынными, либо населенными первобытными племенами берегами, где не обнаружили тогда ни золота, ни серебра, ни драгоценных камней? Кроме того, у Португалии просто не было сил для колонизации новых земель – наиболее активная часть населения небольшого королевства была вовлечена в прибыльное дело эксплуатации колоний на Востоке и в Африке; дело дошло до того, что большая часть земель в самой метрополии была заброшена, не обрабатывалась. Отсюда относительная пассивность колонизации Бразилии в первые десятилетия после ее открытия португальцами. И в этом – разительный контраст с колонизаторской деятельностью в Америке испанцев, извлекавших из своих американских владений колоссальные богатства уже на самых первых этапах колонизации.
Тем не менее предприимчивые португальские купцы обнаружили на побережье новых земель нечто заслуживающее внимания – распространенный здесь вид дерева, так называемый «пау-бразил», из которого извлекался очень ценный краситель. Первые поселения португальцев на побережье возникли именно для переработки пау-бразила. От этого же произошло и название страны, закрепившееся за ней уже в XVI в.: первая хроника, повествующая о происходивших здесь событиях и написанная в 1570 г. Педру ди Магальяэшем Гандаву, озаглавлена «История Провинции Святого Креста, которую мы обычно называем Бразилия»{204}.
Последующие шаги колонизации Бразилии были связаны с тем, что ее земли оказались чрезвычайно благоприятными для возделывания сахарного тростника, а сахар в тогдашней Европе ценился очень высоко; порой он фигурировал в списках приданого принцесс. На протяжении более чем полутора веков (середина XVI – начало XVIII в.) основным районом производства сахара стало побережье северо-восточного выступа Бразилии, у южной границы которого располагалась тогдашняя столица колонии и крупнейший город Сан-Салвадор-ди-Баия.
Производство сахара в Бразилии достигло значительных масштабов, и она долгое время оставалась главным поставщиком этого товара на складывавшийся мировой рынок. Из сахарного тростника вырабатывались и спиртные напитки – ром и тростниковая водка (кашаса), также находившие большой спрос в Европе. Повышение спроса на продукты из сахарного тростника стимулировало расширение его посадок. Если вначале плантации сахарного тростника существовали лишь в двух северо-восточных из всех 13 капитаний (основная административная единица в колониальной Бразилии) – в Баии и Пернамбуку, то к концу XVII в. разведение этой прибыльной культуры продвинулось далеко на юг. С началом возделывания и переработки сахарного тростника в Бразилии связано возникновение первых латифундий, которые здесь назывались фазендами, по сути дела рабовладельческих хозяйств с обширными плантациями сахарного тростника, а несколько позднее и табака. Владельцы латифундий – фазендейру устраивали в своих хозяйствах примитивные, но иногда весьма крупные предприятия по переработке сахарного тростника (энженью).
Возделывание обширных плантаций сахарного тростника и табака и их переработка на основе примитивной технологии требовали большого количества рабочих рук, потребность в которых по мере расширения колонизации Бразилии и умножения фазенд постоянно росла. А между тем численность индейского населения на колонизовавшихся португальцами землях была невелика; индейцы во множестве гибли от изнурительной работы, бежали от колонизаторов. В связи с этим в Бразилии возник специфический промысел – охота за индейцами, которых потом за высокую цену продавали хозяевам латифундий-фазенд. Вооруженный отряд таких охотников за рабами назывался бандейра, а члены его – бандейрантами. Бан-дейранты вписали немало мрачных страниц в историю страны, стали символом неумолимой жестокости и алчности. С другой стороны, их захватнические походы способствовали узнаванию неведомых земель, освоению внутренних территорий Бразилии. Но бандейранты были людьми своей жестокой эпохи, само имя их внушало ужас; во время таких походов иногда уничтожались целые племена. А те индейцы, которые попадали в руки бандейрантов, а потом фазендейру, были обречены на непосильный труд и преждевременную смерть. То, что происходило в рабовладельческих латифундиях Бразилии, как нельзя лучше иллюстрируют слова К. Маркса о том, что «обращение с туземцами было, конечно, всего ужаснее на плантациях, предназначенных, так, например, в Вест-Индии, исключительно для экспортной торговли»{205}.
Проблема рабочих рук была решена в Бразилии путем ввоза черных рабов из португальских колоний Африки. Впервые африканские негры были привезены еще в 1530 г. на кораблях первой официально организованной для колонизации Земли Святого Креста экспедиции Мартина Афонсы ди Сузы. Черные рабы принадлежали в основном к большим этнографическим группам африканского населения. Прежде всего это выходцы из Западной Африки, среди которых португальские работорговцы предпочитали людей из племен мандинге, сонгаи, мосси, хауса – сильных, высокого роста. Впоследствии, впрочем, оказалось, что их свободолюбивый характер неоднократно побуждал происходивших из этих племен рабов к выступлениям против жестокого обращения с ними на бразильских фазендах. Другой большой этнографической группой африканских негров, из числа которой в Бразилию были вывезены сотни тысяч людей, была банту. Уже к концу XVI в. труд черных рабов в значительной мере заменил труд индейцев. В 1585 г. в Бразилии насчитывалось 14 тыс. черных рабов, что составляло около четверти населения освоенных районов страны. Общая же численность рабов, ввезенных из Африки в Бразилию, по подсчетам французского историка Ф. Моро, составила в XVI в. 30 тыс. человек, в XVII в. – 500 тыс., а в XVIII в. – 1,7 млн. человек{206}.
Уже в XVII в. в Бразилии влияние африканского этнического элемента становится особенно сильно; за период с 1601 по 1700 г. сюда попало 41,8 % из всего числа африканских рабов, ввезенных в Америку. За этот же период в Испанскую Америку было ввезено 21,8 %, в английские колонии –19,7, во французские колонии – 11,6 %{207}. Негры становились основной рабочей силой во всех отраслях колониального хозяйства Бразилии, а привезенные ими из Африки быт, язык, кухня, музыкальные ритмы, особенности излюбленной цветовой гаммы в одежде, тканях, рукодельных изделиях и т. д. в значительной степени повлияли на складывание национального бразильского быта, на формирование народных говоров Бразилии, характер ремесел, музыки, танца, фольклора. Религиозные же верования африканских племен, бережно сохранявшиеся среди привезенных в Бразилию их представителей, смешиваясь с упорно насаждавшимся среди них христианством, породили множество смешанных, синкретических культов, бытующих подчас и в сегодняшней Бразилии.
И порабощение местного индейского населения португальскими колонизаторами, и жестокая эксплуатация африканских рабов порождали активный протест. Упорно защищали свою свободу и свои земли индейцы. Крупное восстание индейцев на северо-востоке Бразилии вспыхнуло в 1686 г. Племена жандуины и карири объединились в борьбе против колонизаторов, во главе их встал индейский вождь Канинде, нанесший несколько поражений вооруженным отрядам португальцев. В 1750–1756 гг. вели упорную борьбу против колониальных властей индейские племена гуарани.
Жестокий гнет на плантациях и в энженью заставлял бежать в дикие леса не только индейцев, но и африканских рабов. К середине XVII в. побеги негров стали массовыми – в лесах скрывались тысячи беглых рабов, по-своему устраивая там свою жизнь. Уже в конце XVI в. в лесах Пернамбуку, где негров в тот период было особенно много, возникают их поселения, укрепленные на случай нападения отрядов фазендейру или бандейрантов (такие поселки назывались киломбо, или мокамбо). А в 1630 г. беглыми неграми на территории Пернамбуку, близ современного города Порту-Калву, было основано независимое государство, известное в истории под названием Республика Палмарис (в переводе значит «Пальмовая», поскольку была расположена в пальмовых лесах). Общее число жителей этого своеобразного государства достигало 20 тыс. человек, среди них были не только негры, но и мулаты и индейцы. Они жили в поселках, насчитывавших иногда до 2 тыс. зданий, у них была своя столица – Макаку. Современник писал: «Это главный центр всех поселений. Он укреплен прочными палисадами и брустверами для защиты воинов. Город занимает большую территорию. Страна имеет своего министра юстиции и все атрибуты цивилизованного государства. Негры подчиняются одному из них, которого они называют Ганга Замба, или Великий Господин, который выглядит как король. Он имеет дворцы, помещения для своей семьи и охраняется гвардией и офицерами, которые имеют свои специальные помещения. Все оказывают ему почтение и внимание как монарху и рассматривают как господина. Те, кто подходит к нему, становятся на колени и складывают руки, что является символом признания его власти. Они обращаются к нему как к королю и подчиняются ему с благоговением»{208}. Разумеется, в этом свидетельстве есть некоторые преувеличения: автор, по-видимому, переносил привычные ему представления позднефеодального общества европейского типа на строй и организацию государства Палмарис. На самом же деле, по мнению большинства советских исследователей, африканские негры, и прежде всего негры племен банту, попытались воссоздать в пальмовых лесах Пернамбуку привычную для них социальную организацию, т. е. складывавшееся феодальное государство с элементами родо-племенной организации и патриархального рабства (здесь, в частности, применялся труд пленных, обращенных в рабство){209}. Основная часть населения Палмариса занималась земледелием, выращивая бананы, кукурузу, сахарный тростник, маниоку, фасоль; земля находилась в общей собственности, причем существовали и общинные поля и семейные участки. Меньшая часть жителей Палмариса была занята ремеслами – гончарным, текстильным, обработкой металлов, продукты которых использовались для меновой торговли с соседними индейскими племенами. Вообще обитатели негритянского государства жили в мире и согласии с аборигенами, негры из Палмариса нередко брали себе в жены индеанок, при сопротивлении карательным набегам вооруженных отрядов колонизаторов Палмарис и местные племена вступали в военный союз.
Само существование такого явления, как «республика негров» под боком у колониальных властей препятствовало укреплению португальского владычества в Бразилии, подрывало хозяйственные основы португальской колонизации. Теперь негры с фазенд бежали не куда-то, в полную неведомых опасностей сельву, теперь у них появилась реальная цель. В 1654–1687 гг. португальцы совершили несколько карательных экспедиций против негритянской «республики», но все они были отражены с большими потерями для колонизаторов. И лишь в 1694 г., когда португальские колониальные власти в Пернамбуку с особой тщательностью подготовили поход 6-тысячного корпуса, оснащенного артиллерией, они после долгой осады и жестокого штурма смогли овладеть столицей Макаку. Но и после этого сопротивление жителей государства Палмарис продолжалось долгое время – лишь в 1697 г. были сравнены с землей последние киломбо свободных негров.
К середине XVII в. в Бразилии возникают первые города, как правило на побережье – Сан-Салвадор-ди-Баия, Ресифи, Сан-Висенти и другие. Города эти были небольшими и в колониальный период истории страны не развивались так бурно, как в Испанской Америке. Испанцы в своей заморской империи с самого начала видели в городах опорные пункты своего господства, и им, как говорилось выше, придавалось большое значение. Впрочем, и в метрополиях – Испании и Португалии – значение городов было далеко не однозначным. В португальских заморских владениях города в известной степени отразили, за немногим исключением, ту скромную роль, которую они играли в метрополии. Города в Бразилии были прежде всего тесно связаны с аграрным характером колониальной экономики, их назначение состояло в том, чтобы служить портами для вывоза в Европу сахара и минимального количества иных товаров местного производства. Кроме того, они были – весьма, впрочем, номинально – административными центрами. Население их состояло из немногочисленных чиновников колониальной администрации, ремесленников, мелких торговцев и довольно многочисленного «черного» духовенства – монастырей в первых бразильских городах было много. В городах Бразилии не возникло, как это было в городах Испанской Америки, сколько-нибудь значительной прослойки состоятельных купцов-креолов. Даже в XVIII в. португальские купцы, в руках которых находилась торговля с колонией, как правило, не покидали метрополию, а ограничивались тем, что посылали в бразильские порты своих доверенных лиц для совершения сделок на покупку и отправку в Европу сахара, табака или иных товаров. Эти доверенные лиссабонских купцов довольствовались тем, что на те несколько месяцев или лет, которые им предстояло провести в колонии, устраивались – плохо ли, хорошо ли – у родственников или знакомых, а то и прямо у владельцев энженью. Так что ни в Салвадоре, ни в Ресифи, ни в Реконкаву никому и в голову не приходило так сорить золотом, вести такую роскошную жизнь, какую вела креольская феодальная знать или купцы-креолы в Мехико, Лиме или Потоси.
Первые города в Бразилии и возникли, и строились не так, как города Испанской Америки, т. е. не по определенному, четкому и притом обязательному плану, – первые бразильские города возникали там, где природные условия позволяли устройство порта и обеспечивали безопасность жителей от возможного нападения неприятеля. Города росли беспорядочно, улицы и переулки изгибались вокруг церкви, занимавшей самую высокую точку, приспосабливаясь к рельефу местности. Только в XVII в. в капитании Баия появились некоторые муниципальные установления по постройке домов и прокладке улиц.
Сама планировка городов в Испанской и Португальской Америке резко различалась. В основывавшихся испанцами городах их центром – и, как правило, не только топографическим, но и административным, религиозным, культурным, а нередко и торговым – была «пласа майор». В бразильских городах эквивалентом такого места общения горожан был так называемый «россиу» – большая площадь, иногда луг, расположенный на выходе из города; там жители прогуливались по вечерам, обмениваясь новостями, а по воскресеньям развлекались на свой местный лад. Правда, по мере расширения городов россиу нередко оказывался не на краю, а где-нибудь в середине города, но общественная функция его оставалась прежней.
Чуждым для бразильских городов остался и традиционный тип испанского городского дома, замкнутого, с патио и галереями. Бразильский городской дом раскрыт на улицу, в его узком лицевом фасаде располагались два-три близко расположенных друг к другу окна и две-три двери. Такие дома назывались «собраду» и имели часто два этажа. Эти дома на старинных улицах городов северо-востока, с крытыми красной черепицей крышами, окрашивались в яркие тона – зеленый, розовый, голубой{210}.
Церковная архитектура в Бразилии была гораздо более пышной, чем гражданская, но уступала, как правило, монументальным и ошеломляюще богатым католическим храмам Испанской Америки. Как и в испанских городах, над сооружением и украшением церковных зданий в Бразилии работали местные мастера – индейцы, мулаты, метисы. Они также по-своему воспринимали европейские образцы архитектуры, оформления интерьера и создавали произведения национальные, бразильские, порой весьма далекие по стилю от чуждых им заморских канонов. Так, характерными чертами декоративной живописи были подделка под резьбу или имитация деревянных кессонов перекрытий росписями потолков, что можно видеть, например, в церкви Носса Сеньора ду Росариу в Эмбу (штат Сан-Паулу). В старейших городах Бразилии, прежде всего на северо-востоке, большое распространение получила португальская традиция украшения парадных фасадов зданий и их интерьеров расписными изразцами, так называемыми «азулежус». Иногда из изразцов – как, например, в церкви монастыря Сан Франсиску в Олинде – составлялись целые композиции на религиозные темы{211}.
Подлинной основой колониального хозяйства и колониального господства португальцев Бразилии в первые два века ее освоения европейцами была сеть укрепленных поместий – так называемые «каза гранди», с обязательной церковью и комплексом хозяйственных построек и жилищ рабов, окружавшиеся крепкими стенами, способными противостоять нападению неприятеля, выдержать осаду. Хозяевами каза гранди были обычно креолы-землевладельцы, иногда ими становились капитаны отрядов бандейрантов, захватившие земли индейцев, а их самих обратившие в рабство. Юридически эти фазендейру были лишь держателями земель короны, в пользу которой они выполняли ряд повинностей вассального характера: уплата церковной и королевской десятины, обязанность состоять самим и выставлять вооруженные отряды для ополчения на случай войны и т. д. Такого рода земельные держания вначале были пожизненными (как бенефиции в феодальной Европе), но постепенно превратились в наследственные. По выражению Фр. Моро, фазендейру был в своем имении «первый господин после бога и, верша закон в своей семье, имел своих подданных и рабов. Как у паши, у него был гарем; он распоряжался жизнью и смертью своих подданных. У фазендейру был свой священник, своя церковь, свое кладбище, свои солдаты – вооруженные метисы, охранявшие его особу»{212}. Эти вооруженные отряды, полностью подчиненные фазендейру, в первые два века колонизации Бразилии и составляли, в сущности, основную вооруженную силу колонизаторов. Порой весьма многочисленные и хорошо вооруженные, они существовали совершенно официально как местное ополчение («милисиас»), командирами в них были фазендейру. Ополчение это рассматривалось прежде всего как полицейская сила для удержания в повиновении массы черных рабов и индейцев, оно использовалось для подавления восстаний индейцев, а также для защиты от внешнего нападения. Именно такие милисиас и были направлены против государства Палмарис.
Фазендейру, обладая экономическим могуществом в колонии, имели уже в первые века колонизации и немалый политический вес. Это нашло отражение в выборных органах местного управления («камерас»), осуществлявших функции местной законодательной и исполнительной власти примерно до середины XVIII в. Камерас отстаивали интересы фазендейру и в значительной мере ограничивали власть королевской администрации вплоть до самого генерал-губернатора.
Так, по мнению Л. Ю. Слезкина, уже к концу XVI в. в колониальной Бразилии складываются социально-экономические отношения, в которых феодальные институты, принесенные португальскими колонизаторами, тесно переплетались с возникшим здесь на основе плантационного хозяйства институтом рабства. Что касается мелких землевладельцев, то их растущая зависимость от фазендейру «зачастую приближала их отношения, особенно в условиях существования в стране рабства, к отношениям раба и рабовладельца»{213}.
Однако португальские колонизаторы осваивали прежде всего побережье, официальные представители короны и предприниматели, по выражению летописца эпохи, «обгладывали берега»{214}. В середине XVII в. в Бразилии появилась другая энергичная сила колонизации – иезуиты. Первые шесть монахов этого ордена прибыли в страну в 1549 г. с эскадрой назначенного на вновь учрежденную должность генерал-губернатора колонии Томе ди Суза. Группу иезуитов возглавлял Мануэл да Нобрега (кстати, это было их первое появление в Новом Свете). Высадились они 29 марта, а уже 15 апреля Нобрега записал: «Брат Висенти Рижу объясняет детям (индейцев. – В. С.) христианское учение каждый день, он учит их также читать и писать»{215}. С этого момента иезуиты на 210 лет фактически монополизировали дело образования в Бразилии.
Надо сказать, что орден иезуитов пользовался особым покровительством прежде всего португальских королей. Именно в Португалии, в Коимбре, рядом со знаменитым университетом расположился иезуитский Королевский колледж искусств, выполнявший важную задачу подготовки миссионерских кадров ордена, которые рассылались в Азию, Африку и Америку. Корона оказывала этому колледжу щедрую поддержку{216}. Питомцы Королевского колледжа искусств в Коимбре в тогдашней Европе пользовались репутацией очень образованных людей. Программа, установленная самим основателем ордена Игнасио Лойолой, предусматривала изучение латинского, греческого и европейских языков, грамматики, риторики, поэтики и истории, а также так называемого «третьего курса», включавшего в себя собственно «искусства» – естественные науки, философию, метафизику, этику, математику. Это не уступало курсу наук, изучавшихся тогда в лучших университетах Европы{217}. Кроме того, в условиях жесточайшей дисциплины иезуитские школяры в Коимбре обучались особо изощренным методам пропаганды католического христианского учения и обращения в «истинную веру». Владением этими методами, несомненно, объясняются быстрые успехи иезуитских миссионеров в деле обращения индейцев в христианство на огромных территориях Америки, о чем рассказывалось выше. Не были исключением и земли Бразилии. В начале же своей деятельности в этой стране Нобрега провел для вящего успеха «доктринации» эксперимент: выписал из Лиссабона группу детей-сирот, объединив их вместе с индейскими детьми в основанном им в Баии Колледже детей христовых{218}. Несмотря на немногочисленность прибывших в колонию иезуитов, в довольно короткое время они смогли создать здесь свою систему образования. По неполным официальным данным, относящимся к 1576 г., начальные школы (где, помимо закона божьего, обучали чтению, письму и счету) существовали в Порту-Сегуру, Ильеусе, Сан-Висенти, Сан-Паулу-ди-Пиратининга; в Рио-де-Жанейро, Пернамбуку и Баии были колледжи с начальными школами при них{219}. По-видимому, иезуиты испытывали нехватку педагогических кадров, поэтому генерал ордена советует готовить учителей-монахов на месте «в ожидании того, пока они будут подготовлены в Португалии, ибо они нужны повсюду»{220}. Уже в скором времени в Колледже ду Террейру в Баии были подготовлены «местри-эскола» (школьные учителя), посланные в Рио-де-Жанейро, Параибу, Пару.
На первых этапах колонизации задачи иезуитского ордена и королевской администрации объективно совпадали. Однако иезуиты имели собственные, далеко идущие замыслы, и шесть монахов, высадившиеся с кораблей Томе ди Сузы в 1549 г. «должны были стать зародышем для выполнения миссии ордена в будущем»{221}. Планы иезуитов в Америке были грандиозны. Они, как мы уже рассказывали, намеревались основать здесь огромную церковно-католическую державу и стать во главе ее. Именно так многие исследователи понимают их систематические и упорные усилия по овладению всей внутренней частью Южноамериканского материка, установление стратегической линии их миссионерских пунктов, протянувшейся от Уругвая и Парагвая до верховьев Амазонки и Ориноко. Эти миссии «представляли собой в совокупности огромный блок, части которого были органически связаны между собой. Иезуиты не преследовали цели, обычной для всех религиозных миссий, – проложить для европейских колонистов дорогу к туземному населению. В отличие от этого иезуиты всеми доступными им средствами, включая применение силы, отчаянно боролись за сохранение собственной гегемонии, пытаясь оттеснить светских соперников»{222}. Ядро такой «вселенской» иезуитской державы должно было располагаться где-то во внутренних районах Бразилии, а сами эти районы, будучи освоены миссиями ордена, составили бы ее значительную часть. Во всяком случае, центр иезуитской экспансии в глубь материка располагался в основанном миссионерами ордена городе Сан-Паулу-ди-Пиратининга{223}.
Свою роль в колонизации Бразилии сыграли и другие монашеские ордена – францисканцы, капуцины, доминиканцы, кармелиты. Однако прибыли они в колонию гораздо позже, чем иезуиты. В капитании Баия, например, представители этих орденов появились между 1665 и 1693 гг.{224}, да и роль их оказалась намного более скромной. Опи также основывали свои учебные центры. Известно о существовании на севере Бразилии двух колледжей, принадлежавших кармелитам, – в Олинде и Мараньяне, где готовили учителей и священников. Помимо теологии, там изучались индейские языки{225}. При монастырях францисканцев существовали начальные школы.
Иезуитские школы и особенно колледжи пользовались в колонии гораздо более высокой репутацией. «Больше всех повлияли на первую фазу истории Бразилии, – пишет бразильский исследователь Круз Коста, – колледжи Общества Иисуса. В конце XVI – начале XVII в. именно в колледжах учеников святого Игнатия некоторые счастливцы – дети первых владельцев сахарных заводов, тростниковых плантаций, а также дети королевских чиновников и администраторов колонии – получали гуманитарное образование. Кроме владения землей и вслед за тем рабом, т. е. орудием, с помощью которого обрабатывались эти земли, гуманитарное образование являлось истинным признаком принадлежности к высшему классу»{226}.
Старейший из иезуитских колледжей – Колледж ду Террейру в Баии – в начале XVII в. (в 1615 г.) имел в своих стенах 96 студентов и 120 учеников находившейся при колледже начальной школе. Незадолго до этого, в самом конце XVI в., там было 12 преподавателей, которые, по словам современника, были «способны учить теологии, искусствам и гуманитарным наукам в любой части света»{227}.
Колледж иезуитов в Баии располагал сокровищем неоценимым, невиданным в условиях тогдашней Бразилии – солидной библиотекой, крупнейшей в огромной колонии. Она вела начало от книг, привезенных первыми прибывшими в Баию иезуитами, и в 1649 г. насчитывала 3 тыс. томов произведений «любых авторов, каких только можно пожелать»; к моменту изгнания иезуитов в 1759 г. библиотека состояла из 15 тыс. томов{228}.
Коль скоро представители духовенства были, в сущности, единственными образованными людьми в Бразилии XVI–XVII вв., им принадлежат и первые заслуги в изучении страны, ими сделаны первые, хотя и робкие шаги в развитии национальной науки. Первой значительной фигурой на этом поприще многие бразильские авторы считают иезуита Жозе ди Аншиэту. Сохранилось довольно объемистое наследие его произведений, среди которых – ряд поэтических произведений на языке тупи-гуарани, драмы и песни религиозного содержания, написанные по-португальски и на латыни. Наибольшую ценность представляет его «Описание многообразных явлений природы в Сан-Висенти», где Аншиэта предстает как ученый-натуралист, скрупулезно описывая природные условия, животный и растительный мир Бразилии XVI в. Написанный в 1580 г., этот труд пять лет спустя вышел в Европе в переводе на итальянский язык. На португальском же он вышел в Лиссабоне лишь в 1799 г.{229}
«Отцом бразильской историографии» считают Висенти ду Салвадора, родившегося и работавшего в Баии. Его пятитомный труд под названием «История порабощения Бразилии» (опубликован в 1627 г. в Европе) охватывает период в 127 лет, с момента открытия Бразилии. Ценным трудом по истории первых веков существования колонии до сих пор остается книга иезуита Симау ди Васконселуса «Летописи общества Иисуса и провинции Бразилия», вышедшая в Лиссабоне в 1663 г.
Необычным явлением в Бразилии той эпохи стал труд, написанный светским автором. Это «Описательный трактат о Бразилии 1587 года», принадлежащий перу Габриэла Соариса ди Сузы – фазендейру и хозяина энженьо в глубине Баии. Трактат представляет собой интересную хронику и описание тогда еще новой колонии, восхваляющее природные богатства этого края. Ди Суза сообщает данные о населении, а также о хозяйстве и ресурсах Бразилии{230}.
В ходе колонизации Бразилии португальцы столкнулись с неведомыми им тропическими болезнями, принимавшими порой масштабы опустошительных эпидемий. В XVII в. появляется ряд специальных медицинских работ, авторы которых пытались выяснить природу этих болезней и методы их врачевания. Таковы «Трактат об оспе» работавшего в Ресифи Симау Пиньейру Моурау, а также «Трактат о вредоносных происшествиях в Пернамбуку» Жоао Феррейры да Розы, написанный в связи со свирепствовавшей в Пернамбуку в 1685 г. желтой лихорадкой.
Нельзя пройти мимо имени Бартоломеу Лоуренсу ди Гусмана, одного из пионеров воздухоплавания. Окончивший в 1701 г. иезуитскую семинарию в Белене, которая, кстати, была не чисто духовным, но общеобразовательным учебным заведением, он занялся опытами по конструированию летательного аппарата; первые его испытания, по свидетельствам современников, происходили в Белене на площади против церкви. В 1707 г. Гусман получил от Совета заморских дел Португалии патент на этот аппарат, названный им «Пассарола», а в 1709 г. в присутствии португальского короля и многочисленных придворных в Лиссабоне были проведены успешные испытания этой управляемой (в отличие от позднейших воздушных шаров братьев Монгольфье) летательной машины{231}.
Таковы немногие дошедшие до нас факты культурной жизни одной из самых заброшенных колоний в Новом Свете в первые два века ее существования, когда колониальные власти возводили множество препон всякому проявлению интеллектуальной деятельности, когда здесь не было ни книгопечатания, ни университетов – «темные века младенчества страны», по выражению советского литературоведа И. Тертерян{232}.
Остановимся на судьбах португальского языка в Бразилии XVI – начала XIX в. Вскоре после начала колонизации из смешения этого языка с индейскими наречиями возник так называемый «лингва жерал» («общий язык»). В его основу лег наиболее распространенный на территории страны в то время язык индейцев тупи-гуарани. Фонетический облик португальских слов, вошедших в лингва жерал, приспособился к фонетике тупи-гуарани. Лингва жерал стал языком контактов португальцев с индейцами, а главное – основным языком в семьях поселенцев, женившихся на индеанках. Современник писал (в XVII в.): «В этих семьях говорят на языке индейцев, а португальский дети ходят учить в школу»{233}. В распространении и закреплении лингва жерал большую роль сыграли иезуиты: такой язык как нельзя более соответствовал их планам, о которых говорилось выше. Он долгое время преподавался в иезуитских колледжах и семинариях, иногда называясь «грегу да терра» («местным греческим»). Уже в XVI в. упоминавшийся выше Аншиэта составил первую грамматику тупи-гуарани, изданную в метрополии. В дальнейшем такие грамматики издавались неоднократно. Одну из них, составленную иезуитом Луисом Фигейрой и изданную в Лиссабоне в 1678 г., переписал известный русский исследователь Бразилии Г. И. Лангсдорф{234}.
