Текст книги "Страницы дипломатической истории"

Автор книги: Валентин Бережков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 44 (всего у книги 59 страниц)

Особые связи США и Англии

Внешняя политика США и Англии в целом по-прежнему была направлена на создание благоприятных условий для достижения определенных военных и политических целей в войне с фашистским блоком. При этом Вашингтон и Лондон уделяли особое внимание обеспечению выгодных для американских и английских господствующих классов условий послевоенного урегулирования.

Интересы монополистического капитала обусловливали развитие сотрудничества США и Англии в рамках созданного ими союза. Весной и летом 1943 года состоялись две англо-американские конференции на высшем уровне: в мае – в Вашингтоне и в августе – в Квебеке. В ходе этих конференций весьма четко обозначилось неравенство партнеров. Соединенные Штаты с их возрастающим экономическим и военным потенциалом выдвигались на первое место в системе американо-британских взаимоотношений, усиливалась их роль в решении политических и стратегических вопросов.

В создавшихся условиях правящие круги Англии стремились расширить политическое и военное сотрудничество с Вашингтоном. 19 августа в Квебеке Черчилль и Рузвельт подписали секретный документ о сотрудничестве в создании атомной бомбы. США, опередившие в этом деле Англию, согласились возобновить, хотя и в ограниченном масштабе, прерванный ими обмен информацией с англичанами. США и Англия обязались не использовать атомное оружие друг против друга и лишь с обоюдного согласия применять его против третьих стран.

Условия квебекской договоренности, особенно, положения о том, чтобы не передавать без взаимного согласия информацию об атомной бомбе другим государствам, явно отражали намерения правящих кругов США и Англии укрепить свои господствующие позиции на мировой арене. При посещении Соединенных Штатов в мае 1943 года Черчилль развивал идею «общего гражданства» англосаксонских государств, предлагал сохранить после победы структуру военного блока и обеспечить тесную согласованность действий в главных вопросах внешней политики.

Подводя итоги состоявшихся осенью того же года переговоров с Рузвельтом, британский премьер телеграфировал 12 сентября в Лондон, что планы международной организации безопасности «ни в коей мере не ставят под сомнение… естественные англо-американские особые отношения».

Однако радикальное изменение международной и военной обстановки в пользу сил демократии и прогресса затруднило проведение в жизнь западными союзниками сепаратных военно-стратегических и политических планов. Участие США и Англии в антифашистской коалиции совместно с Советским Союзом налагало на правительства этих стран определенные обязательства. Выдающиеся победы советских войск создавали предпосылки для укрепления коалиции. Широко публиковавшиеся в западной прессе данные о героической борьбе Красной Армии, о стойкости советских людей вынудили враждебные элементы сбавить тон. Постепенно начало сокращаться число различного рода антисоветских выступлений. Созданию более благоприятной атмосферы способствовало и то, что в СССР публиковались подробные данные относительно предоставленной по ленд-лизу военной помощи, а также о деятельности различных общественных «фондов помощи России» в США и Англии.

Важное значение имело и то, что в проведении курса на сотрудничество с Советским Союзом положительная роль принадлежала лично президенту Рузвельту. Он понимал, сколь существенно для США продолжение активной борьбы СССР против гитлеровской Германии. Вместе с тем Рузвельт должен был учитывать давление определенных элементов в американской правящей верхушке, выступавших против реалистического курса в отношениях с Советским государством. Отсюда известная двойственность курса США и Англии в вопросе об отношениях с Советским Союзом. При всем том, однако, сотрудничество с СССР представлялось руководящим деятелям США наиболее правильной политикой. Это обусловило провал планов тех группировок на Западе, которые рассчитывали на взаимное истощение гитлеровской Германии и Советского Союза.

Но все же отношения между главными участниками антигитлеровской коалиции продолжали оставаться сложными. В обстановке коренного перелома в войне правящие круги США и Англии стремились повсеместно ограничить рост левых сил, затруднить рост движения Сопротивления, не допустить демократических революций. Западные союзники укрепляли связи с теми социальными группами движения Сопротивления, которые рассчитывали восстановить старые буржуазные режимы. Испытывая страх перед борющимися народными массами, они сокращали помощь патриотическим силам, выступавшим за обновление всей государственной структуры после изгнания оккупантов.

Правительства США и Англии стремились повлиять в желательном для них направлении на отношения СССР с восточноевропейскими странами, которые могли быть освобождены советскими войсками. Американский посол в Англии Д. Вайнант телеграфировал 26 июля президенту Рузвельту, что с развитием советского наступления Лондон и Вашингтон должны «повлиять на русские условия капитуляции и оккупации территорий союзных и вражеских государств».

Поскольку западные союзники отдавали предпочтение монархическим, консервативным элементам в Восточной и Юго-Восточной Европе, они ориентировались на враждебные социализму и демократии силы. В Югославии, например, английское правительство, несмотря на установленные в мае 1943 года связи с партизанами, возглавляемыми И. Б. Тито, продолжало оказывать поддержку королевскому эмигрантскому правительству и четникам Михайловича. Цели подобной тактики были очевидны. Один из английских чиновников разъяснял весной 1943 года, что Лондон хочет «иметь в своем распоряжении вооруженную силу для предотвращения анархии и коммунистического хаоса после отступления Оси».

В Италии после свержения Муссолини западные союзники стремились не допустить глубоких демократических преобразований. Еще до вступления англо-американских войск в Южную Италию они установили контакт с консервативно-монархическими кругами, заинтересованными в сохранении господства итальянского монополистического капитала.

По отношению к Франции Вашингтон и Лондон проводили политику, объективно задерживавшую сплочение антифашистских сил. Западные союзники, особенно США, с самого начала отрицательно реагировали на просьбу о признании французского Комитета национального освобождения. Американские правящие круги намеревались подчинить своему влиянию Францию и ее колонии. В Вашингтоне исходили из предположения, что в результате войны Франция надолго перейдет в разряд второстепенных государств и это облегчит реализацию американских планов установления господства США в Западной Европе. Не желая подлинного возрождения Франции, США противились созданию централизованных французских органов управления. По мнению Рузвельта, «со вступлением союзных армий на территорию Франции она должна будет рассматриваться как оккупированная страна, подчиняющаяся американским и английским военным властям». Правящие круги США явно стремились к тому, чтобы расколоть французский Комитет национального освобождения, удалить из него сторонников генерала де Голля и создать комитет, послушный западным союзникам.

Однако героические действия сил французского Сопротивления, решительное выступление советской дипломатии в пользу признания французского Комитета национального освобождения заставили Соединенные Штаты в конце концов уступить. Все же ни английский, ни американский проекты признания не были приемлемыми для Советского правительства, поскольку в них ущемлялись национальные интересы французского народа. Поэтому было согласовано, что СССР, США и Англия выступят со своими заявлениями раздельно, но одновременно – 26 августа 1943 г.

Свои специфические цели западные союзники преследовали также в ведении войны на Тихом океане, в Восточной и Юго-Восточной Азии. Некоторые видные деятели США вопреки ранее принятым решениям считать нацистскую Германию главным противником весьма настойчиво выступали за концентрацию усилий на тихоокеанском театре военных действий. Однако Рузвельт, реально оценивая перспективы развития второй мировой войны, не принимал во внимание доводы сторонников «тихоокеанской стратегии». Он считал подобные концепции опасными для всего американского курса. Группировавшиеся вокруг президента политики отдавали себе отчет в том, что гитлеровская Германия значительно сильнее Японии и что именно нацистов необходимо разгромить в первую очередь.

Правящие круги США, рассчитывая максимально использовать в войне против Японии ресурсы государств Восточной и Юго-Восточной Азии и надеясь в последующем прибрать к рукам эти богатейшие районы, демагогически выдвигали лозунги антиколониализма. Однако они не решались оказать давление на английского партнера в вопросе о независимости Индии и других британских владений. Черчилль же открыто выступал за сохранение колониального господства Англии.

За государственной границей

В первой половине июля 1944 года войска 1-го Прибалтийского фронта продвинулись на глубину до 140 км, открыв себе путь к подступам Восточной Пруссии. На этом направлении немецкое командование сосредоточило крупную группировку. Оно стянуло в район Вильнюса отступавшие части и соединения 3-й танковой армии. Гарнизон города насчитывал 15 тыс. солдат и офицеров. Кроме того, сюда было подтянуто еще несколько дивизий. Однако все попытки приостановить наступление советских войск оказались безуспешными. В ходе пятидневных напряженных боев части Красной Армии уничтожили группировку врага и 13 июля освободили Вильнюс.

В дальнейшем удалось сокрушить стратегический фронт противника. Преследуя отступавшего врага, Красная Армия освободила почти всю Белоруссию и значительную часть Литвы, продвинувшись на запад до 500 км.

Войска 1-го Белорусского фронта, освободив Белоруссию, двигались в общем направлении на Варшаву. 31 июля 2-я танковая армия завязала бои на ближних подступах к предместью Варшавы – Праге. 8-я гвардейская и 69-я армии левого крыла 1-го Белорусского фронта в период с 27 июля по 4 августа форсировали Вислу южнее Варшавы и захватили плацдарм на ее западном берегу. Разгорелись ожесточенные бои за укрепление и расширение плацдармов.

В течение июля и августа 1-й Прибалтийский, 1-й, 2-й и 3-й Белорусские фронты добились больших успехов. Ведя упорные бои, они продвинулись на глубину в 260–400 км и расширили фронт наступления до тысячи километров. Однако усилившееся сопротивление врага наряду с большим удлинением наших коммуникаций и усталостью войск, непрерывно продвигавшихся с боями вперед более двух месяцев, обусловило прекращение наступления. 29 августа войска четырех фронтов получили приказ Ставки Верховного Главнокомандования перейти к обороне на фронте от Елгавы до Юзефува. Грандиозное наступление, начатое 23 июня на центральном участке советско-германского фронта, завершилось. В сентябре лишь небольшая часть сил

1-го и 2-го Белорусских фронтов продолжала наступательные действия.

По директивам Ставки от 29 августа армии левого крыла

2-го Белорусского фронта должны были 4–5 сентября достичь реки Нарев, захватить плацдарм в районе Остроленки и перейти к обороне. Одновременно армиям правого крыла 1-го Белорусского фронта надлежало выйти на всем протяжении к реке Нарев, овладев западными плацдармами, после чего перейти к обороне. Оба фронта выполнили поставленные задачи к середине сентября. К этому же времени советские войска освободили предместье Варшавы – Прагу.

Одним из важнейших итогов побед на центральном участке фронта в июле – августе 1944 года было освобождение Красной Армией в боевом содружестве с польской армией почти всех польских земель к востоку от Вислы. На этой территории, составлявшей четвертую часть Польши, в 1944 году проживало примерно 5,6 млн. человек.

Советские войска вступали на территорию Польши в целом в благоприятных политических условиях, подготовленных длительной борьбой населения против гитлеровских захватчиков. Польские патриоты не примирились с кровавой фашистской оккупацией, уничтожившей независимость их государства.

Благодаря усилиям Польской рабочей партии, направленным на консолидацию демократических сил, в 1943 году сложились реальные условия для образования антифашистского национального фронта. К этому времени в стране произошли серьезные классовые сдвиги. Широкие массы рабочих, крестьян, интеллигенции, убеждаясь в правильности политики Польской рабочей партии, все активнее ее поддерживали в борьбе за установление единства действий в национально-освободительном движении.

В ноябре 1943 года Польская рабочая партия выступила с декларацией «За что мы боремся». В этом документе, имевшем историческое значение, излагалась программа создания новой, народной Польши. 15 декабря 1943 г. по инициативе Польской рабочей партии был опубликован Манифест демократических, общественно-политических и военных организаций Польши. В нем говорилось о решении создать верховный орган власти польского народа и определялась его общая политическая платформа.

На основе этой платформы в ночь на 1 января 1944 г. была образована Крайова Рада Народова (КРН) – высший представительный подпольный орган демократических сил страны. Главным организатором КРН явилась Польская рабочая партия. В создании КРН участвовали также деятели левого крыла Рабочей партии польских социалистов, представители Строництво людове (Крестьянской партии), демократических групп, молодежных организаций, профессиональных союзов и других общественных организаций. Председателем Крайовой Рады Народовой был избран один из руководителей Польской рабочей партии Болеслав Берут.

В результате большой организаторской и политической деятельности Польской рабочей партии и Крайовой Рады Народовой национально-освободительное движение поднялось на новую ступень и начало приобретать характер народно-демократической революции. Усилилась вооруженная борьба польских патриотов. Этому в немалой степени способствовало образование на основе декрета Крайовой Рады Народовой от 1 января 1944 г. Армии людовой.

Весной 1944 года в Москву прибыла делегация Крайовой Рады Народовой. Она ознакомила руководителей Советского правительства с положением, создавшимся в стране, с ходом национально-освободительной борьбы, перспективами ее развития, сообщила об острой нужде Армии людовой в оружии и снаряжении. Во время переговоров были обсуждены вопросы о взаимодействии Красной Армии с Армией людовой и оказании ей всесторонней помощи. Начиная с апреля 1944 года польские патриоты получили из Советского Союза много автоматов, боеприпасов, взрывчатки, а также тяжелые пулеметы и противотанковое оружие. Все это доставлялось через польский штаб партизанского движения, а также через советские партизанские соединения и отряды, действовавшие на оккупированной гитлеровцами территории Польши.

В то время в Польше кроме Армии людовой существовала и другая крупная вооруженная организация – Армия крайова, подчиненная эмигрантскому правительству в Лондоне. Ее руководители были ярые реакционеры, стремившиеся восстановить буржуазно-помещичий строй в стране. На все призывы Польской рабочей партии и Армии людовой восстановить единство действий и организовать совместную эффективную вооруженную борьбу против фашистских захватчиков руководство Армии крайовой отвечало активизацией действий против Польской рабочей партии и демократических сил страны. Оно стремилось создать видимость борьбы против фашистских оккупантов и сохранить силы для вооруженного выступления с целью захвата власти в момент отступления немцев с польской территории. Открыто реакционные элементы во главе с главнокомандующим вооруженными силами эмигрантского правительства Сосновским и находившееся в Польше руководство Армии крайовой поставили вопрос о прекращении борьбы против немцев и о подготовке всех сил для вооруженного сопротивления приближавшимся советским войскам.

Прикрываясь лицемерными демагогическими заявлениями о «защите населения от подрывных элементов», реакционеры из Армии крайовой и фашистской организации Народовы силы сбройны, включенной в марте 1944 года в состав Армии крайовой, уничтожали подлинных польских патриотов.

В своей подрывной деятельности эмигрантское правительство опиралось на поддержку правящих кругов США и Англии, стремившихся восстановить старую, буржуазную Польшу и превратить ее в антисоветский плацдарм. 16 ноября 1943 г. польское эмигрантское правительство обратилось к Черчиллю с меморандумом, в котором просило гарантировать свое право на установление власти в Польше по мере ее освобождения. 5 января 1944 г. польское эмигрантское правительство выступило с заявлением, требуя немедленного введения своей администрации в западных областях Украины и Белоруссии сразу же после очищения их от фашистских оккупантов. Советская сторона решительно отвергла эти притязания. В специальном заявлении, сделанном 11 января 1944 г., Советское правительство разоблачило антинародную политику польского эмигрантского правительства, оторвавшегося от народа и оказавшегося неспособным поднять его на активную борьбу против фашистских захватчиков. Правительство СССР указывало, что «интересы Польши и Советского Союза заключаются в том, чтобы между нашими странами установились прочные дружественные отношения и чтобы народы Польши и Советского Союза объединились в борьбе против общего, внешнего врага, как этого требует общее дело всех союзников».

Именно в этот период западные державы пытались изо всех сил оказать нажим на Москву э «польском вопросе».

Резкий диалог в Кремле

В своих воспоминаниях А. Гарриман отводит проблеме Польши очень большое место. Он пишет, в частности, что во время визита к наркому иностранных дел 18 января 1944 г. его прежде всего интересовало, какие возможности видит Советское правительство для урегулирования польского вопроса.

– Лондонское эмигрантское правительство, – ответил В. М. Молотов, – следует реорганизовать, включив в него поляков, живущих сейчас в Англии, Соединенных Штатах и Советском Союзе. Это должны быть честные люди, не имеющие фашистской окраски, дружественно относящиеся к Советскому Союзу.

Тогда же в качестве возможных членов нового польского правительства Молотов упомянул доктора Оскара Ланге, польского экономиста, который в то время читал лекции в Чикагском университете. Были также названы Орлеманский, ксёндз в католическом приходе в Спрингфилде, и Кржицкий, профсоюзный лидер, занимавший в то время пост национального президента американского славянского конгресса. Молотов добавил, что Миколайчик мог бы остаться в составе правительства, но высказал сомнения относительно тогдашнего польского министра иностранных дел Тадеуша Ромера. Гарриман обещал сообщить об этих соображениях в Вашингтон.

Вскоре правительство США выдало О. Ланге и С. Орлеманскому паспорта для поездки в Советский Союз. Они посетили Москву и участвовали в обсуждении вопроса о новом составе польского правительства.

3 марта Гарриман посетил И. В. Сталина – опять же по польскому вопросу. После взаимных приветствий Гарриман сказал, что президент Рузвельт поручил ему поговорить относительно Польши.

– Дело в том, – сказал посол, – что, по мнению правительства США, польская проблема стала неотложной. Однако я буду краток.

– Дело не во времени, – возразил Сталин. – Ведь мы уже, заняли свою позицию и не отойдем от нее. Неужели это не ясно. Мы – за линию Керзона, а лондонские поляки, видимо, считают нас дураками. Сейчас они требуют себе Вильно и Львов. К счастью, польский народ, который нельзя отождествлять с лондонскими эмигрантами, занимает другую позицию. Поляки будут приветствовать Красную Армию как армию-освободительницу.

Гарриман, конечно, понимал суть проблемы. Сам он не далее как в январе в беседе с корреспондентом газеты «Нью-Йорк таймс» У. Лоуренсом высказывал вполне здравые суждения. Советский Союз, пояснил он своему собеседнику, не верит польскому правительству в Лондоне, и с точки зрения Москвы это недоверие вполне обоснованно.

В другой беседе, которую Гарриман вскоре имел с американскими репортерами, он сказал: «Я не знаю, что думают поляки в самой Польше, но мы достаточно хорошо знаем, что думает польское правительство в Лондоне. В нем преобладает группа аристократов которые уповают на американцев и англичан и ожидают от них восстановления их позиций и землевладений, а также такой феодальной системы, которая сложилась в период после первой мировой войны. Тогда в основном господствовали отношения подозрительности к Советскому Союзу. Они думают, что единственное будущее для Польши состоит в том, чтобы Великобритания и Соединенные Штаты вступили в войну с русскими для защиты именно такой Польши. Я не думаю, что мы заинтересованы в возвращении такого рода порядков».

Однако на приеме у Сталина американский посол, действуя согласно инструкциям из Вашингтона, пытался побудить Москву возобновить переговоры с лондонским правительством, политическую платформу которого Гарриман столь исчерпывающим образом охарактеризовал в недавней беседе с репортерами. Теперь посол решил сослаться на авторитет Рузвельта.

– Президент, – сказал он, – опасается, что если проблема не будет решена в ближайшее время, то в Польше вспыхнет гражданская война.

– Я не вижу такой опасности, – возразил Сталин. – Гражданская война с кем? Или между кем? Ведь у Миколайчика нет войск.

– А как насчет подпольных войск, известных как Армия крайова? – спросил Гарриман.

– Польское правительство имеет некоторое количество агентов в Польше, но это подполье незначительно.

– Какое же решение Вы предвидите?

– Пока Красная Армия освобождает Польшу, Миколайчик будет по-прежнему топтаться на месте. Но когда Польша будет освобождена, возникнет следующая альтернатива: либо в правительстве Миколайчика произойдут изменения, либо в Польше возникнет другое правительство.

Гарриман сказал, что Рузвельт опасается, как бы новый режим, сформированный на базе советских предложений, не превратился в правительство случайных людей, которые не будут иметь широкой поддержки. На это Сталин заявил, что он считает лишь необходимым исключить возможность возвращения из эмиграции польских лендлордов, польских тори.

– Польша нуждается в демократах, которые заботятся об интересах народа, а не о привилегиях землевладельцев-тори, – пояснил Сталин.

Он добавил, что не верит, чтобы Черчилль, который сам является британским тори, мог убедить лондонских поляков реорганизовать свое правительство и изменить политический курс. Но он уверен, что Рузвельт согласится с ним в том, что Польша нуждается в демократическом правительстве.

Впоследствии Гарриман жаловался на то, что руководящие политики Вашингтона не проявляли в тот период достаточной напористости. Государственный секретарь К. Хэлл не был склонен слушать советы Гарримана насчет необходимости «добиться уступок от Кремля, пока еще не поздно». Рузвельт был озабочен президентскими выборами 1944 года и возможным отношением к нему избирателей польской национальности. Поэтому он уклонялся от занятия какой-то определенной позиции.

Этого, однако, никак нельзя было сказать о Черчилле. В ряде его посланий Сталину, а также в заявлениях британского посла Кларка Керра вновь и вновь звучали угрозы в адрес Советского Союза. Это вынуждало Советское правительство реагировать соответствующим образом. В письме Черчиллю от 23 марта, копия которого в тот же день была направлена президенту Рузвельту, глава Советского правительства обращал внимание на недопустимость подобной практики, противоречившей союзническим отношениям.

«Бросается в глаза, – отмечал он, – что как Ваши послания, так и особенно заявление Керра пересыпаны угрозами по отношению к Советскому Союзу. Я бы хотел обратить Ваше внимание на это обстоятельство, так как метод угроз не только неправилен во взаимоотношениях союзников, но и вреден, ибо он может привести к обратным результатам».

Далее в письме указывалось, что в одном из посланий британского премьера отстаивание советской стороной линии Керзона квалифицировалось как политика силы. Более того, вопреки достигнутой в Тегеране договоренности британское правительство теперь заявляет, что вопрос о советско-польской границе вообще, дескать, не решен и его «придется отложить до созыва конференции о перемирии».

«Я думаю, – подчеркивал в этой связи И. В. Сталин, – что мы имеем здесь дело с каким-то недоразумением. Советский Союз не воюет и не намерен воевать, с Польшей. Советский Союз не имеет никакого конфликта с польским народом и считает себя союзником Польши и польского народа. Именно поэтому Советский Союз проливает кровь ради освобождения Польши от немецкого гнета. Поэтому было бы странно говорить о перемирии между СССР и Польшей. Но у Советского Правительства имеется конфликт с эмигрантским польским правительством, которое не отражает интересов польского народа и не выражает его чаяний».

Ссылаясь на сообщение Черчилля о том, что он намерен объявить в палате общин все территориальные изменения отложенными до перемирия или до мирной конференции держав-победительниц и что Англия не может признать никаких «передач территорий, произведенных силой», И. В. Сталин предостерег британского премьера против подобных акций.

«Я понимаю это так, – писал он, – что Вы выставляете Советский Союз как враждебную Польше силу и по сути дела отрицаете освободительный характер войны Советского Союза против германской агрессии. Это равносильно попытке приписать Советскому Союзу то, чего нет на деле, и тем дискредитировать его. Я не сомневаюсь, что народами Советского Союза и мировым общественным мнением такое Ваше выступление будет воспринято как незаслуженное оскорбление по адресу Советского Союза».

Приведенные выдержки показывают, какого накала достигала порой полемика по польскому вопросу. Это, конечно, не могло не отравлять всю атмосферу отношений внутри антигитлеровской коалиции.

Получив отпор, Черчилль вынужден был несколько сбавить тон. Однако нажим на Советский Союз со стороны западных союзников в польском вопросе продолжался и в последующие месяцы. Между тем успехи Красной Армии на фронтах войны, все возрастающая мощь советского оружия делали беспредметными попытки западных держав вынудить Советский Союз пойти на уступки перед лицом этих угроз.