Текст книги "Страницы дипломатической истории"

Автор книги: Валентин Бережков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 41 (всего у книги 59 страниц)

Затем обсуждался вопрос об отношении стран-нечленов к решениям совета. Было решено, что в этом месте не следует делать ссылки на государства-нечлены.

При обсуждении вопроса о мирном урегулировании споров Громыко отметил, что выражения «следить за ситуацией» и «расследовать ее» недостаточно ясны, и предложил более четко сформулировать это место. Позже этот параграф был передан в Редакционный подкомитет.

На следующем заседании Руководящего комитета 4 сентября продолжалось рассмотрение проектов текста отдельных параграфов, касающихся обязательств государств-членов выполнять решения совета. В частности, обсуждались вопросы:

• мирное урегулирование споров;

• международный суд;

• меры по поддержанию мира;

• определение угрозы миру, нарушений мира и действия в этом отношении.

При обсуждении вопроса об «экономическом давлении» Громыко сказал, что если какая-нибудь страна продемонстрирует агрессивные намерения, которые потребовали бы разрыва экономических отношений, то на этот случай следовало бы предусмотреть и более крайние меры. Пасвольский заметил, что такого рода меры покрываются положением о том, что совет может предпринять любые действия, включая в конечном счете и самые крайние. Было решено передать этот вопрос в Редакционный подкомитет для дальнейшего рассмотрения.

Стеттиниус поднял вопрос о дальнейшем распорядке работы. Он спросил, можно ли рассчитывать, что в ближайшие дни удастся прийти к соглашению по отложенным пунктам.

Громыко ответил, что в настоящее время ему нечего добавить к тому, что он говорил ранее, но он готов просмотреть отложенные пункты, хотя и не имеет каких-либо новых предложений. В свою очередь, Громыко поинтересовался, когда у американской группы будут новые предложения по отложенным пунктам Стеттиниус ответил, что они уже готовы и он будет рад обсудить эти пункты, с тем чтобы выработать окончательный текст. Кадоган сказал, что может сделать лишь некоторые предложения, но хотел бы обсудить все вопросы сразу, а не по частям. Он добавил, что предпочел бы дождаться указаний, своего правительства по остальным пунктам.

Касаясь действий по поддержанию мира, Громыко заметил, что в отдельных случаях надо предусмотреть возможность для великих держав принимать меры, используя лишь свои собственные силы. Поэтому он предлагает включить в устав соответствующее положение. Он высказал мнение, что такое положение, нисколько не ущемляя прав малых стран, предоставляло бы серьезные преимущества великим державам. При этом решение о применении силы одной какой-либо державой должен будет принимать совет. Все с этим согласились, и было решено поручить Редакционному подкомитету подготовить соответствующий текст.

Затем обсуждался вопрос о регулировании вооружений и вооруженных сил. Соболев заметил, что надо решить, какой именно орган всеобщей организации безопасности должен заниматься регулированием вооружения: только ли совет или же и совет, и ассамблея.

Кадоган предложил, чтобы на этот счет окончательно высказалась конференция учредителей организации. Пасвольский также заявил, что этот вопрос не следует решать сейчас.

– По мнению американской группы, – добавил он, – слишком значительное сокращение вооружений, а тем более проведенное односторонне, нежелательно. Поэтому американская сторона склоняется к тому, чтобы были установлены минимальные и максимальные пределы вооруженных сил.

Кадоган поддержал Пасвольского, добавив, что этот вопрос должен быть связан с квотами вооруженных сил, предоставляемыми каждым государством.

Соболев спросил, предусматривается ли после согласования в совете заключить всеобщее соглашение по регулированию вооружений? Пасвольский ответил утвердительно. Он добавил, что не следует предоставлять ассамблее никаких исключительных функций в отношении регулирования вооружений и вооруженных сил, особенно когда речь будет идти об инспекции или о решениях, проистекающих из развития в области вооружений. Надо сразу указать, что все эти дела – прерогативы совета.

Громыко предложил, чтобы ассамблея обсуждала лишь общие принципы регулирования вооружений и давала рекомендации совету. Пасвольский согласился с этим, а Данн добавил, что ассамблея могла бы также обсудить вопрос о сроках конференций по регулированию вооружений.

Громыко заметил, что обсуждение таких вопросов на ассамблее оказало бы пользу совету. С этим все согласились, причем было решено, что ассамблее следовало бы также заниматься вопросами, связанными с торговлей оружием.

АТАКА НА ПРИНЦИП ЕДИНОГЛАСИЯ

Объединенные Нации

В тот же день, после обеда, состоялось четвертое заседание Подкомитета по вопросам безопасности. Председательствовал Стеттиниус. Он заявил, что номенклатурная подкомиссия подготовила свой доклад. Слово получил Флетчер, изложивший предложение назвать организацию «Объединенные Нации». По мнению американской делегации, такое название символизировало достигнутое во время войны единство, которое необходимо сохранить и в условиях мира.

После этого выступил Боумэн, сославшийся на статью 5 Московской декларации, где также упоминаются «Объединенные Нации». Объединенные Нации, сказал он, уже завоевали в мире популярность своими военными достижениями и совместной борьбой против держав оси, и их престиж и цели жизненно необходимы для существования новой организации. Генерал Эмбик, в свою очередь, подчеркнул, что термин «Объединенные Нации» имеет наиболее сильный военный оттенок.

Громыко заметил, что такое название является новым предложением, поскольку оно не упоминается ни в английском, ни в американском меморандумах. Джебб обратил внимание на то место в британском меморандуме, где говорится, что термин «Объединенные Нации» сейчас широко употребляется, и добавил, что поэтому, видимо, нет серьезной причины заменять его каким-либо иным термином.

Советский делегат обещал рассмотреть это предложение.

Затем обсуждался вопрос о наименовании основного документа. Кадоган заявил, что, хотя еще не знает окончательного решения своего правительства, он не предвидит возражений против термина «устав». Громыко отметил, что тут могут быть трудности в отношении русского перевода. Он спросил, есть ли существенная разница в английском понимании терминов «чартер» и «стэйтут»? Флетчер пояснил, что «чартер» несколько более широкий термин.

В последовавшей дискуссии выступили Боумэн и Малкин. Последний сказал, что статут («стэйтут») наиболее подходящий термин для международного суда, к может возникнуть путаница, если этот термин будет использован и для названия основного документа организации. Соболев заметил, что в Советском Союзе термин «чартер» применяется к «Атлантической хартии». Поэтому было бы лучше принять для основного документа организации безопасности английский эквивалент русского термина «статут». Английский и американский представители продолжали настаивать на термине «устав» («чартер»), Громыко сказал, что советская делегация рассмотрит этот вопрос.

Затем обсуждался вопрос о наименовании основных органов будущей международной организации. Были предложены названия: «Генеральная Ассамблея» и «Совет Безопасности». Громыко заметил, что если название организации будет «Объединенные Нации», то тогда слово «безопасность» можно использовать при наименовании одного из главных органов, а именно Совета. Если же слово «безопасность» будет составной частью названия организации, то нет смысла повторять это слово и принимать термин «Совет Безопасности». Громыко сказал, что резервирует мнение советской делегации по этому вопросу. Британская и американская делегации согласились с наименованиями «Генеральная Ассамблея» и «Совет Безопасности».

Перейдя к вопросу о руководящих постах Совета и Ассамблеи, участники комитета достигли договоренности в отношении термина «председатель».

Когда комитет стал обсуждать наименование военного органа Совета и был предложен термин «Военно-Штабной комитет», Громыко высказал некоторые сомнения в этой связи, поскольку на данной стадии развития организации все еще не уточнены функции этого комитета. В итоге обмена мнениями стороны согласились отложить решение по данному вопросу.

Все согласились с термином «Международный Суд». Уговорились также, чтобы основной пост в Секретариате носил название «Генеральный секретарь».

Когда на следующем заседании вновь возник вопрос о наименовании будущей организации безопасности, Громыко сказал, что, как он уже отмечал ранее, термин «Объединенные Нации» имеет определенный исторический смысл, который, будучи принят как название новой организации, может вызвать некоторую путаницу. Исторически этот термин применим к нациям, сотрудничавшим во второй мировой войне. Теперь же предлагается это название дать всей организации, которая будет действовать после нынешней войны. Оговорившись, что он сейчас как бы рассуждает вслух, Громыко предложил название: «Международная Организация Безопасности». Американский делегат возразил против этого, подчеркнув, что будущая организация должна заниматься не только безопасностью, но и более широким кругом вопросов. Тогда советский делегат сказал, что организация могла бы называться «Всемирный Союз». Кадогану понравилось слово «Союз», но американский представитель высказал сомнение, заявив, что такое наименование напоминает некую федерацию, которая может иметь наднациональный статус или претендовать на него. Американская делегация вновь предложила назвать организацию «Объединенные Нации». Стеттиниус подчеркнул, что в пользу такого названия особенно активно выступает президент Рузвельт, который видит в нем некую преемственность от совместных усилий держав в нынешней войне к их сотрудничеству в послевоенном мире. После некоторой дискуссии было принято название: «Объединенные Нации».

В конечном счете согласились также на термин «Устав» как на название основного документа организации.

Спор о термине «агрессия»

Руководящий комитет вновь встретился 7 сентября в 10 часов.

Стеттиниус предложил рассмотреть весь проект документа, чтобы установить, что согласовано, а что – нет. Был зачитан текст пункта 1, где упоминается слово «агрессия». Кадоган возразил против термина «агрессия», поскольку использование этого термина может вызвать трудности. Джебб тут же поддержал своего шефа и заявил, что «агрессия» – это, дескать, тенденциозное выражение. Данн также высказал мнение, что использование слова «агрессия» принесет лишь неприятности.

Громыко счел нужным вмешаться, заявив, что никак не может согласиться с этой точкой зрения. Тогда Кадоган снова принялся пояснять, что бывало, дескать, много случаев, когда две страны оказывались в состоянии войны, причем невозможно было определить, какая же из них является агрессором. Поэтому, заключил Кадоган, использование слова «агрессия» только ослабляет ту цель, которую мы все хотим достичь.

Громыко сказал, что одна из функций организации будет заключаться в том, чтобы определить в каждой конкретной ситуации, какая страна является агрессором.

– Это святая обязанность будущей международной организации безопасности. Если мы не скажем прямо об этом, то лишь облегчим потенциальному агрессору его черное дело…

Кадоган опять взял слово и стал распространяться о том, что важным является не определение агрессии, а наличие у организации реальной возможности положить конец конфликту. Организация не должна терять времени на длинные дебаты относительно того, какая страна – агрессор. Данн заметил, что выражение «организация отпора агрессии» вообще необычно звучит на английском языке. Он также сказал, что понятие «агрессия» много лет дебатировалось в Лиге наций, причем никакого соглашения так и не было достигнуто.

Советский делегат не согласился с такой аргументацией. Он сказал, что именно отсутствие четкого определения агрессии мешало принятию эффективных мер против нарушителей мира. А то, что Лиге наций не удалось достичь соглашения в отношении этого термина, лишь подтверждает нежелание определенных кругов допустить точное определение понятия «агрессия». Это делалось вполне сознательно. Поощрявшие фашистских правителей западные политики считали, что отсутствие международного соглашения на этот счет облегчит потенциальному агрессору возможность не только совершить нападение, но и остаться безнаказанным.

– Война, которую мы сейчас ведем, – убедительное свидетельство того, к чему ведет попустительство агрессору, – сказал Громыко. – Вот почему мы должны дать четкое и точное определение термину «агрессия»…

На этом этапе было решено принять предложение Громыко во внимание. Редакционному подкомитету поручили подготовить проект соответствующего текста.

Когда позднее обсуждался вопрос о «нарушениях мира» и «актах агрессии», Пасвольский сказал, что ему не нравится выражение «акты агрессии», поскольку термин «нарушение мира» покрывает понятие «акты агрессии». Советскому делегату пришлось вновь настаивать на сохранении в документе упоминания об «актах агрессии». Этот вопрос решили обсудить позднее.

Советский представитель предложил указать, что фашистские государства и государства фашистского типа не могут быть членами организации. Кадоган возразил против слов «фашистского типа», заметив, что не всегда будет ясно, что означает термин «государство фашистского типа».

– Как насчет Португалии? – вставил Джебб. Кадоган, продолжая свою мысль, сказал, что слово «фашистские» может со временем изменить свой смысл.

– В документе, который мы создаем, – продолжал он, – упоминание такого термина сомнительно…

На это Громыко заметил, что понятие добра и зла не меняется.

Стеттиниус заявил, что надо подумать над тем, как понимать слово «фашистское».

– Это ясно по-русски, – сказал Соболев.

– Это ясно на всех языках, – поддержал его Громыко.

– Но в Америке, – ответил Стеттиниус, – рядовые люди не понимают смысла политических, систем, кроме своей, американской системы правительства.

– Будет ли совет определять, какое государство фашистского типа, а какое нет? – спросил Пасвольский.

– Конечно! – ответил Громыко.

– А Япония – фашистское государство? – поинтересовался Кадоган.

– Видимо, надо внимательно изучить это предложение, – вмешался Стеттиниус.

– Если мы сохраним этот пункт, – сказал Пасвольский, – то будет подразумеваться, что все первоначальные члены организации получили справку об отличном здоровье…

Советские представители продолжали энергично настаивать на своем. Этот вопрос снова подвергся обсуждению, когда на одном из следующих заседаний была затронута проблема вмешательства организации во внутренние дела государств-членов, если обстановка в этих государствах угрожает международному миру.

Громыко предложил предусмотреть, чтобы страны, которые провозгласили принцип неравенства наций, не допускались в организацию. Пасвольский не согласился с этим, заявив, что такой пункт излишен, поскольку с самого начала указано, что государства – члены организации должны отвечать принципам, изложенным в Уставе, то есть соблюдать права человека и основные свободы. Кадоган внес предложение передать этот вопрос на рассмотрение Всеобщей конференции по созданию международной организации безопасности.

Громыко снова поднял вопрос о государствах фашистского типа и об их недопущении в организацию.

Кадоган заметил, что принятие формулы о правах человека и основных свободах само по себе означало бы осуждение фашизма и всех фашистских государства Громыко спросил, как можно определить, уважает ли государство основные права и свободы? Уточняя этот вопрос, Соболев поинтересовался, какой механизм будет существовать, для того чтобы добиться соблюдения основных прав и свобод.

Пасвольский высказал мнение, что можно легко создать комиссию по правам человека, если это будет сочтено необходимым. На этом дискуссия о государствах фашистского типа закончилась. Что же касается вопроса об определении термина «агрессия» и о ссылке в Уставе на «акты агрессии», то его обсуждение продолжалось на последующих заседаниях.

Американский и английский делегаты вновь и вновь пытались уклониться от определения понятия «агрессия». Британский делегат утверждал, что никогда не удавалось определить это понятие в прошлом и что любая попытка сделать это в Уставе привела бы лишь к тому, что права Совета Безопасности были бы ограничены. Делегаты Соединенных Штатов отмечали, что понятие «агрессия» уже охвачено тем, что в предложениях указывается на подготовку к агрессии, а также на угрозу миру и нарушения мира, поэтому, если что и надо определять, так это прежде всего понятие угрозы.

Словом, и англичане, и американцы явно старались запутать вопрос.

Советская делегация настаивала на том, что надо детально разработать методы предупреждения и подавления агрессии.

В конце концов вопрос об определении термина «агрессия» так и остался открытым, но и упоминание об «актах агрессии» в документе осталось. Было также решено составить подробный список мер, которые должен предпринимать Совет Безопасности для пресечения нарушений мира. Совет уполномочивался обратиться к участникам спора с призывом урегулировать свои разногласия мирным путем. После этого могли приниматься другие меры, включающие, экономическое давление, разрыв дипломатических отношений, разрыв экономических связей, морскую и сухопутную блокаду и т. д., вплоть до военных операций государств – членов организации против агрессора.

То, что упоминание об «актах агрессии» осталось в Уставе, было серьезным успехом советской делегации на переговорах в Думбартон-Оксе.

Голосование в Совете

Отложенный после первоначального обмена мнениями вопрос о порядке голосования в Совете Безопасности в дальнейшем вызвал весьма острую дискуссию. Эта проблема породила, пожалуй, больше всего споров на конференции.

На очередном заседании Руководящего комитета Громыко заявил, что позиция советской делегации по вопросу о голосовании в Совете остается неизменной.

– Мы считаем, – сказал он, – что британские и американские предложения в отношении процедуры голосования в Совете означали бы нарушение принципа единогласия великих держав. Между тем Советское правительство всегда придавало этому принципу первостепенное значение.

Стеттиниус продолжал настаивать на своем предложении. Он уверял, что не представляет себе, чтобы американский сенат принял предложение, по которому в будущей организации страна, причастная к спору, имела бы право голоса. Ему кажется, что советская позиция вполне может привести к тому, что из-за резко негативного отношения малых стран конференция по созданию Организации Объединенных Наций вообще не состоится.

Нажим на советскую делегацию оказывали и англичане. Кадоган сказал, что, по его мнению, ни один из британских доминионов не присоединится к организации, если будет принят принцип, на котором настаивает советская сторона. Британский делегат добавил, что ввиду советской позиции придется вообще подумать, какой процедуры придерживаться дальше. Он просто не знает, что можно предпринять в сложившейся ситуации.

Стеттиниус также стал высказывать всяческие сомнения. Если, заявил он, различие в точках зрения по этому вопросу станет широко известно, то это приведет к нежелательным последствиям. Если же в конце работы конференция не сделает никакого заявления, то это будет воспринято как провал встречи в Думбартон-Оксе.

Явно пытаясь драматизировать ситуацию, американцы и англичане принялись уверять, что создавшееся положение все меняет и что надо подумать о дальнейших перспективах переговоров. Кадоган заявил, что должен проконсультироваться с Иденом, и высказал мнение, что весь этот вопрос необходимо решить на более высоком уровне.

Вновь подтвердив позицию Советского правительства, Громыко сказал, что в принципе единогласия великих держав недопустимы никакие изменения. Эту позицию советская делегация твердо занимала с самого начала переговоров, и он, Громыко, неоднократно излагал эту точку зрения. Принцип единогласия был той согласованной базой, из которой все исходили. Очевидно, что великие державы должны занимать особое положение в организации, хотя бы ввиду того простого факта, что именно они несут главную ответственность за поддержание мира. Громыко выразил уверенность, что малые страны примут этот принцип, поскольку всегда предусматривался именно такой подход к делу.

– Не следует заранее предполагать, – продолжал Громыко, – что великие державы, несущие главную ответственность за безопасность народов, будут сразу же втянуты в споры. Напротив, надо рассчитывать, что их успешное сотрудничество в войне, нынешняя борьба за безопасность человечества будут иметь важное значение для поддержания мира и в дальнейшем…

– Итак, – многозначительно произнес Стеттиниус, – конференция достигла переломного момента. Я должен отметить, что не возникает трудностей для достижения согласия по остальным пунктам, если в этом главном вопросе удастся выработать приемлемую для всех формулу…

Громыко напомнил, что в ходе переговоров советская сторона пошла на многие уступки, если «уступки» вообще подходящее слово для переговоров, где все участники стремятся к одной цели, к общему согласию. Советское правительство пошло на эти уступки, продолжал советский делегат, понимая важность достижения соглашения с двумя другими правительствами. Теперь советская делегация ожидает взаимности от своих партнеров.

– Как же мы поступим дальше? – спросил Стеттиниус.

– Надо быстро действовать, – сказал Кадоган, – поскольку факт наших расхождений, несомненно, станет известен публике. Вопрос сейчас в том, как все это преподнести прессе. Можно сказать, что никакого соглашения в Думбартон-Оксе достигать не собирались, но тогда все равно в конце концов станет известен факт разногласий. Можно представить Объединенным Нациям документ, в котором будет предложено два варианта, но это тоже произвело бы плохое впечатление…

Громыко заметил, что не представляет себе, как вообще можно созывать конференцию Объединенных Наций, если четыре державы не придут к соглашению. Он полагает, что наличие альтернативных вариантов или же упоминания о несогласии может вызвать замешательство. Громыко предложил американскому и английскому делегатам вновь внимательно рассмотреть весь этот вопрос.

Спор этот продолжался на протяжении двух дней, причем позиции сторон оставались неизменными.

Здесь следует заметить, что американская и английская делегации, выдвигая предложение о том, чтобы сторона, участвующая в споре, не голосовала в совете, отнюдь не были столь бескорыстны, как они это изображали. Поскольку в то время Советский Союз являлся единственной социалистической державой, в Вашингтоне и Лондоне были полностью уверены, что в случае серьезных разногласий США и Англия будут располагать и в совете и в ассамблее организации абсолютным большинством. Поэтому им ничего не стоило встать в позу сверхсознательных держав, готовых полностью подчинить себя предлагаемой ими же процедуре. Они и не мыслили тогда, чтобы кто-то из членов совета (кроме Советского Союза), будучи связан множеством экономических, идеологических и политических уз с Соединенными Штатами и Англией, осмелился поднять против них голос. А Советский Союз они хотели исключить из игры, лишив его права участвовать в голосовании в случае спора или конфликта, затрагивающего его интересы.

Но дело не только в этом. Тут, действительно, нарушался основной принцип послевоенного устройства, основанный на единодушии великих держав, несущих главную ответственность за поддержание мира. Ведь совершенно очевидно, что в случае нарушения мира именно этим державам пришлось бы взять на себя главное бремя по обеспечению безопасности народов. По существу, любой спор, а тем более конфликт, в который оказалась бы втянута великая держава, мог перерасти в ситуацию, которая была бы чревата серьезным столкновением. Как же можно было в таком случае лишать заинтересованную великую державу права участвовать в голосовании? Такая процедура равносильна отстранению этой державы от решений организации.

В свете сказанного все рассуждения и красивые слова англичан и американцев были чистейшей демагогией. И естественно, что советская делегация решительно отстаивала свою принципиально правильную позицию.

Поскольку дело не двигалось с места, Вашингтон решил оказать новый нажим. Во время встречи Громыко с Корделлом Хэллом последний обратил внимание посла на то большое значение, которое Соединенные Штаты придают порядку голосования в Совете Безопасности. Хэлл просил передать американскую точку зрения в Москву. 8 сентября советского посла пригласил президент Рузвельт. Он сказал, что любое предложение относительно «абсолютного вето» создаст серьезные трудности как в конгрессе Соединенных Штатов, так и во взаимоотношениях с другими Объединенными Нациями. На следующий день Рузвельт направил Сталину личное, секретное послание, в котором говорилось: «Я имел интересную и приятную беседу с Вашим Послом по поводу хода переговоров в Думбартон-Оксе. По-видимому, остается один важный вопрос, по которому мы еще не договорились. Это вопрос о голосовании в Совете. Мы и британцы твердо держимся того взгляда, что при принятии решений Советом спорящие стороны не должны голосовать даже в том случае, если одна из сторон является постоянным членом Совета, в то время как Ваше правительство, как я понял Вашего Посла, придерживается противоположного взгляда».

Сославшись на традиции, установившиеся в Соединенных Штатах, Рузвельт отметил, что не может отказаться от выдвинутого американцами принципа, тем более что, как он полагает, малые нации усмотрели бы в этом попытку со стороны великих держав поставить себя выше закона.

«В силу этих причин, – писал в заключение Рузвельт, – я надеюсь, что Вы сочтете возможным поручить Вашей делегации согласиться с нашим предложением о голосовании. Если это можно будет сделать, переговоры в Думбартон-Оксе могут быть быстро закончены с полным и выдающимся успехом».

Ответное послание Сталина датировано 14 сентября.

«Я должен сказать, – писал он, – что для успеха деятельности Международной Организации Безопасности немалое значение будет иметь порядок голосования в Совете, имея в виду важность того, чтобы Совет работал на основе принципа согласованности и единогласия четырех ведущих держав по всем вопросам, включая и те, которые непосредственно касаются одной из этих стран. Первоначальное американское предложение о том, чтобы была установлена особая процедура голосования в случае спора, в котором непосредственно замешан один или несколько членов Совета, имеющих статут постоянных членов, мне представляется правильным. В противном случае сведется на нет достигнутое между нами соглашение на Тегеранской конференции, исходящее из принципа обеспечения в первую очередь единства действий четырех держав, необходимого для борьбы с агрессией в будущем.

Такое единство предполагает, разумеется, что среди этих держав нет места для взаимных подозрений. Что касается Советского Союза, то он не может также игнорировать наличие некоторых нелепых предрассудков, которые часто мешают действительно объективному отношению к СССР. Да и другие страны должны взвесить последствия, к которым может, привести отсутствие единства у ведущих держав. Я надеюсь, что Вы поймете серьезность высказанных здесь соображений и что мы найдем согласованное решение и в данном вопросе».