Текст книги "Страницы дипломатической истории"

Автор книги: Валентин Бережков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 51 (всего у книги 59 страниц)

Договоренность о границах Польши

Обсуждение польской проблемы началось на пленарном заседании Ялтинской конференции 6 февраля. Рузвельт, взявший слово первым, высказался в пользу проведения восточной границы Польши по линии Керзона, но добавил, что было бы хорошо рассмотреть вопрос об уступках полякам на южном участке этой линии. Он имел в виду район Львова, но не сказал этого. Президент США внес далее предложение о создании президентского совета «в составе небольшого количества выдающихся поляков», на который была бы возложена задача создания временного правительства Польши. Вместе с тем, добавил Рузвельт, мы надеемся, что Польша будет в самых дружественных отношениях с Советским Союзом.

Сталин тут же вставил реплику, что Польша будет находиться в дружественных отношениях не только с Советским Союзом, но и со всеми союзниками.

Следуя приглашению Рузвельта высказаться по его предложениям, Черчилль сказал, что он уполномочен заявить о положительном отношении к ним британского правительства. Черчилль добавил, что постоянно публично заявлял в парламенте и в других местах о намерении британского правительства признать линию границы в том виде, как она толкуется Советским правительством, то есть с оставлением Львова у Советского Союза. Он, Черчилль, всегда считал, что после той трагедии, которую пережил СССР, защищая себя от германской агрессии, и после тех усилий, которые СССР приложил для освобождения Польши, претензии Москвы на Львов и на линию Керзона базируются не на силе, а на праве. Что же касается проблемы образования польского правительства, то британский премьер заявил, что он поддерживает предложение Рузвельта и выступает за создание такого временного правительства, которое признают СССР, США и Англия и которое будет существовать до того момента, когда польский народ сможет свободно избрать правительство. Рузвельт ничего не возразил против этих соображений британского премьера, и, таким образом, в вопросе о восточной границе Польши была достигнута договоренность.

Изложенная позиция руководителей США и Англии по вопросу о границе Польши, которая, впрочем, была ими высказана еще на Тегеранской конференции, заслуживает особого внимания, поскольку в последующем со стороны западных держав предпринимались попытки отойти от нее и представить дело так, будто Советский Союз нарушил совместно принятые решения по этому вопросу. В действительности СССР неизменно оставался на принципиальной позиции, выступая за претворение в жизнь того, что было согласовано между тремя державами.

На этом же заседании 6 февраля глава Советского правительства чётко изложил точку зрения Москвы.

«…Для русских, – сказал он, – вопрос о Польше является не только вопросом чести, но также и вопросом безопасности. Вопросом чести потому, что у русских в прошлом было много грехов перед Польшей. Советское правительство стремится загладить эти грехи. Вопросом безопасности потому, что с Польшей связаны важнейшие стратегические проблемы Советского государства. Дело не только в том, что Польша – пограничная с нами страна. Это, конечно, имеет значение, но суть проблемы гораздо глубже. На протяжении истории Польша всегда была коридором, через который проходил враг, нападающий на Россию. Достаточно вспомнить хотя бы последние тридцать лет: в течение этого периода немцы два раза прошли через Польшу, чтобы атаковать нашу страну. Почему враги до сих пор так легко проходили через Польшу? Прежде всего потому, что Польша была слаба. Польский коридор не может быть… закрыт только изнутри собственными силами Польши. Для этого нужно, чтобы Польша была сильна. Вот почему Советский Союз заинтересован в создании мощной, свободной и независимой Польши. Вопрос о Польше – это вопрос жизни и смерти для Советского государства».

Что касается линии Керзона, то Сталин напомнил, что эта линия придумана не русскими. Ее авторами являются Керзон, Клемансо и американцы, участвовавшие в Парижской конференции 1919 года. Линия Керзона была принята на базе этнографических данных вопреки воле русских. Ленин не был согласен с этой линией. Он не хотел отдавать Польше Белосток и Белостокскую область, которые в соответствии с линией Керзона должны были отойти к Польше.

– Что же вы хотите, чтобы мы были менее русскими, чем Керзон и Клемансо? – продолжал Сталин. – Этак вы доведете нас до позора. Что скажут украинцы, если мы примем ваше предложение? Они, пожалуй, скажут, что Сталин и Молотов оказались менее надежными защитниками русских и украинцев, чем Керзон и Клемансо… Нет, пусть уж лучше война с немцами продолжится еще немного дольше, но мы должны оказаться в состоянии компенсировать Польшу за счет Германии на западе.

Перейдя к вопросу о западной, границе Польши, Сталин сказал, что она должна проходить по Западной Нейсе. Он попросил Рузвельта и Черчилля поддержать его в этом.

Затем Сталин коснулся вопроса о составе польского правительства. Он напомнил, что, когда прошлой осенью Черчилль приезжал в Москву, он привез с собой из Лондона Миколайчика, Грабовского и Ромера. В Москву были тогда же приглашены и представители люблинского правительства. Между польскими деятелями велись переговоры. Наметились некоторые пункты соглашения, о чем Черчилль знает. Затем Миколайчик уехал в Лондон с тем, чтобы вскоре вновь вернуться в Москву для завершения шагов по организации польского правительства. Однако Миколайчик был изгнан из польского правительства в Лондоне за то, что отстаивал соглашение с люблинским правительством.

– Нынешнее польское правительство в Лондоне, – продолжал Сталин, – возглавляемое Арцишевским и руководимое Рачкевичем, против соглашения с люблинским правительством. Больше того: оно относится враждебно к такому соглашению. Лондонские поляки называют люблинское правительство собранием преступников и бандитов. Разумеется, бывшее люблинское, а теперь варшавское правительство не остается в долгу и квалифицирует лондонских поляков как предателей и изменников. При таких условиях, как их объединить?

Указав, что руководящие деятели варшавского правительства не хотят и слышать о каком-либо объединении с польским правительством в Лондоне, глава Советского правительства подчеркнул, что вместе с тем они могли бы терпеть в своей среде таких лиц из числа лондонских поляков, как Грабовский и Желиговский, но они решительно возражают против того, чтобы Миколайчик был премьер-министром. Все же, заверил Сталин, он готов предпринять любую попытку для объединения поляков, но только в том случае, если эта попытка будет иметь шансы на успех.

Сославшись на предложение Черчилля о том, чтобы создать польское правительство здесь же, на конференции, Сталин сказал, что, как он думает, Черчилль оговорился: можно ли создать польское правительство без участия поляков?

Многие называют меня диктатором, продолжал Сталин, считают недемократом, однако у меня «достаточно демократического чувства для того, чтобы не пытаться создавать польское правительство без поляков. Польское правительство может быть создано только при участии поляков и с их согласия».

Сталин высказал мнение, что решение вопроса о польском правительстве следует отложить до его обсуждения с поляками. Среди поляков, подчеркнул он, есть люди различных взглядов.

Черчилль, чувствуя, что попал в неловкое положение, принялся уверять, что он стремится лишь к тому, чтобы, вернувшись в Англию, провести через парламент вопрос о восточной границе Польши. Он считает это возможным, если сами поляки между собой смогут решить вопрос о правительстве. Однако, добавил Черчилль, он сам невысокого мнения о поляках.

Все почувствовали, что Черчилль допустил еще одну бестактность, и Сталин сразу же отреагировал на это, заявив, что среди поляков имеются очень хорошие люди. Поляки, сказал он, храбрые бойцы. Польский народ дал выдающихся представителей науки и искусства. На это Черчилль лишь ограничился замечанием, что он стремится обеспечить равные возможности всем сторонам.

Сталин подчеркнул, что все нефашистские и антифашистские силы будут иметь равные возможности. Однако эта формулировка не понравилась Черчиллю, и он заявил, что считает не совсем правильным проводить водораздел по линиям: фашистский или нефашистский. Он предпочитает термин «демократы».

Подкрепляя свои мысли, Сталин процитировал положение, содержащееся в подготовленном для принятия конференцией проекте Декларации об освобожденной Европе. Там было сказано: «Установление порядка в Европе и переустройство национальной экономической жизни должно быть достигнуто таким путем, который позволит освобожденным народам уничтожить последние следы фашизма и нацизма и создать демократические учреждения по их собственному выбору». Приведя эту выдержку, Сталин добавил, что, как следует из данного текста, между демократией и фашизмом не может быть единства.

Черчилль согласился, что такого единства не должно быть и не будет.

Здесь счел уместным вступить в беседу и президент Рузвельт. Он заявил, что пример Польши будет примером осуществления на практике принципов Декларации об освобожденной Европе. Фраза, которую зачитал маршал Сталин, продолжал Рузвельт, имеет важное значение, ибо она дает нам возможность уничтожить всякие следы фашизма. В следующем абзаце проекта декларации сказано, что народы могут учредить временные правительственные власти, представляющие все демократические слои населения, а затем создать постоянные с помощью свободных и справедливых выборов. Мне хотелось бы, заключил президент, чтобы польские выборы, подобно жене Цезаря, были выше подозрений.

– О жене Цезаря так только говорили. На самом деле у нее были кое-какие грешки, – заметил Сталин.

– Но выборы в Польше, – продолжал настаивать Рузвельт, – должны быть совершенно «чисты», так чисты, чтобы они никем не могли быть взяты под сомнение…

В ходе обсуждения проблемы формирования польского правительства Сталин коснулся также чисто военного аспекта. Он поставил вопрос: что он как военный требует от правительства страны, освобожденной Красной Армией? Он требует только одного: чтобы это правительство обеспечивало порядок и спокойствие в тылу Красной Армии, чтобы оно предотвращало возникновение гражданской войны позади нашей линии фронта. В конце концов, рассуждал Сталин, для военных довольно безразлично, какое это будет правительство; важно лишь, чтобы им не стреляли в спину. В Польше имеется варшавское правительство. В Польше имеются также агенты лондонского правительства, которые связаны с подпольными кругами, именующимися «силами внутреннего сопротивления». Сравнивая деятельность тех и других, неизбежно приходишь к выводу: варшавское правительство неплохо справляется со своими задачами по обеспечению порядка и спокойствия в тылу Красной Армии, а от «сил внутреннего сопротивления», подчеркнул Сталин, мы не имеем ничего, кроме вреда. Эти «силы» уже успели убить 212 военнослужащих Красной Армии. Они нападают на наши склады, чтобы захватить оружие. Они нарушают наши приказы о регистрации радиостанций на освобожденной Красной Армией территории… «Силы внутреннего сопротивления, – заключил Сталин, – нарушают все законы войны. Они жалуются, что мы их арестовываем. Но я должен прямо заявить, что если эти „силы“ будут продолжать свои нападения на наших солдат, то мы будем их расстреливать».

Выслушав соображения советской стороны, президент Рузвельт предложил отложить обсуждение польского вопроса до следующего заседания и добавил, что эта проблема на протяжении пяти веков причиняла миру головную боль.

Черчилль заметил, что надо постараться, чтобы польский вопрос больше не причинял головной боли человечеству.

– Это обязательно нужно сделать, – подтвердил Сталин. На следующем, четвертом пленарном заседании в Ливадийском дворце, состоявшемся 7 февраля, президент Рузвельт во вступительном слове подчеркнул, что его больше всего интересует вопрос о преемственности польского правительства. Ведь известно, что в течение нескольких лет в Польше не было вообще никакого правительства. Он полагает, однако, что США, СССР и Великобритания могли бы помочь полякам в создании временного правительства, пока для них не окажется возможным провести свободные выборы. Надо, продолжал Рузвельт, сделать в этой области что-нибудь новое, что-то такое, что было бы похоже на струю свежего воздуха…

Сталин с этим согласился, а Черчилль сказал, что если участники совещания разъедутся, не достигнув соглашения по польскому вопросу, то все это будет расцениваться как неудача конференции.

В целом на конференции польскому вопросу было уделено довольно много времени. Американская идея «президентского совета» была в конечном счете отклонена. Участники конференции договорились, что Польша получит компенсацию за счет Восточной Пруссии к югу от Кенигсберга и Верхней Силезии, вплоть до Одера.

Американская делегация представила проект, который лег в основу документа, принятого после длительной дискуссии. В итоге в декларации «О Польше», опубликованной после окончания конференции, говорилось, что «действующее ныне в Польше Временное Правительство должно быть… реорганизовано на более широкой демократической базе с включением демократических деятелей из самой Польши и поляков из-за границы». Что касается границы Польши, то была принята на востоке линия Керзона, а на западе – новая граница по Одеру и Западной Нейсе. В декларации об этом сказано лишь в общей форме. Там говорилось, что «восточная граница… должна идти вдоль линии Керзона с отступлениями от нее в некоторых районах от пяти до восьми километров в пользу Польши». Далее указывалось, что, как считают главы трех правительств, «Польша должна получить существенное приращение территории на севере и на западе», причем по вопросу о размере этих приращений в надлежащее время будет спрошено мнение нового Польского правительства национального единства и вслед за тем «окончательное определение западной границы Польши будет отложено до мирной конференции».

Дела дальневосточные

Состоявшийся в предварительном порядке обмен мнениями по вопросу о вступлении СССР в войну против Японии и по другим вопросам, связанным с этим, в значительной степени облегчил рассмотрение данной проблемы в Ялте. Имело значение и то, что начальники объединенных штабов США накануне встречи в Крыму представили президенту Рузвельту довольно пессимистические соображения относительно перспектив военных действий США против Японии. По их мнению, потребовалось бы по меньшей мере полтора года после капитуляции Германии для того, чтобы добиться победы. Вовсе не рассчитывая на скорую капитуляцию Японии, они планировали вторжение на Японские острова лишь зимой 1945/46 года. А в случае затяжки европейской войны, что отсрочило бы переброску войск на тихоокеанский театр военных действий, предлагалось вообще отложить вторжение до более поздней даты 1946 года. Стремясь сократить американские потери в операции, которую генерал Макартур представлял себе как «чрезвычайно ожесточенную кампанию по вторжению и оккупации индустриального сердца Японии через Токийскую низменность», начальники объединенных штабов возлагали надежду на помощь СССР. В меморандуме, адресованном президенту и датированном 23 января 1945 г., они заявляли:

«Вступление России (в войну против Японии. – В. Б.) на такой ранней стадии, какая только была бы совместима с ее способностью принять участие в наступательных операциях, совершенно необходимо для обеспечения максимальной помощи нашим действиям на Тихом океане. Соединенные Штаты обеспечат максимально возможную поддержку, какую допускают наши главные усилия против Японии. Целями военных усилий России против Японии на Дальнем Востоке должны быть поражение японских сил в Маньчжурии, воздушные операции против собственно Японии в сотрудничестве с военно-воздушными силами Соединенных Штатов, базирующимися в Восточной Сибири, и максимальные помехи японскому судоходству между Японией и азиатским континентом».

Эти соображения высшего американского командования, несомненно, в немалой степени определяли позицию Рузвельта на Ялтинской конференции. Вопрос этот обсуждался 8 февраля в узком кругу при встрече главы Советского правительства и президента США. На беседе с советской стороны присутствовал Молотов, а с американской – Гарриман. Больше никого, кроме переводчиков, не было. Рассказывая об этой встрече, Гарриман отмечает, что во вступительном слове Сталин сослался на состоявшуюся. Москве беседу с послом США и заявил, что советская сторона хотела бы обсудить политические условия, на которых СССР был бы готов вступить в войну против Японии. Далее он изложил соображения, представленные американскому послу в декабре прошлого года.

Рузвельт ответил, что не усматривает сложностей в том, чтобы Советскому Союзу были возвращены Южный Сахалин и Курильские острова. Что же касается Дайрена, то, как он уже упоминал в Тегеране, СССР безусловно должен иметь свободный доступ к незамерзающему порту на конечном отрезке Маньчжурской железной дороги. Но он, Рузвельт, в настоящий момент не может говорить за китайское правительство. Пожалуй, он мог бы поставить перед китайцами вопрос об аренде Дайрена, который стал бы свободным портом под международным наблюдением. Этот метод, продолжал Рузвельт, он предпочитал бы не только в отношении Дайрена, но также и Гонконга. Что же касается Маньчжурской железной дороги, то он склоняется к тому, чтобы вместо аренды она управлялась совместно русскими и китайцами.

Столь уклончивый ответ никак не устраивал советскую сторону. Сталин продолжал настаивать на своем. Если его условия не будут приняты, заявил он, то советским людям будет трудно понять, зачем СССР вступает в войну против Японии. Они прекрасно понимают смысл войны с Германией, которая угрожала самому существованию Советского Союза, но они не поймут, зачем СССР понадобилось атаковать Японию. Если же его политические условия будут приняты, то дело можно будет гораздо проще объяснить как народу, так и Верховному Совету СССР, поскольку тут будут затронуты национальные интересы страны.

Рузвельт, за неимением других аргументов, принялся говорить о том, что он не успел обсудить это дело с Чан Кайши, что с китайцами вообще трудно говорить откровенно, потому что все, о чем с ними беседуешь, становится известно всему свету, включая и Токио, через 24 часа.

Сталин заметил, что нет необходимости спешить с информированием китайцев. Он лишь хотел бы, чтобы его предложения были изложены в письменном виде и получили одобрение Рузвельта и Черчилля до окончания конференции. Рузвельт не возражал.

10 февраля Молотов пригласил Гарримана на виллу Кореиз в резиденцию советской делегации, и вручил ему английский текст советских предложений насчет политических условий вступления СССР в войну против Японии. Ознакомившись с документом, Гарриман заметил, что, как он полагает, президент пожелает сделать в нем следующие поправки: Порт-Артур и Дайрен должны быть свободными портами, а Маньчжурская железная дорога должна быть в ведении совместной русско-китайской комиссии. К тому же вся эта договоренность должна быть одобрена китайцами.

Вернувшись в Ливадию, Гарриман получил согласие Рузвельта на сформулированные им поправки, а весь вопрос был окончательно урегулирован после пленарного заседания конференции вечером того же дня. Сталин, оставшись наедине с Рузвельтом, сказал, что он согласен, чтобы Маньчжурская железная дорога управлялась совместной комиссией. Не возражал он и против подтверждения китайцами достигнутой договоренности. Он добавил, однако, что китайцы должны при этом подтвердить и статус-кво Монгольской Народной Республики. Сталин согласился также с тем, чтобы Дайрен стал свободным портом, но настаивал, чтобы Порт-Артур, поскольку там будет советская военно-морская база, использовался на основе аренды. Рузвельт согласился с этим изменением, заявив, что принимает на себя ответственность за последующую консультацию с Чан Кайши, когда глава Советского правительства уведомит его, что считает время для этого созревшим.

На основе достигнутой договоренности был составлен документ, подписанный 11 февраля И. Сталиным, Ф. Рузвельтом и У. Черчиллем. Руководители трех держав, указывалось в нем, согласились, что «через два-три месяца после капитуляции Германии и окончания войны в Европе Советский Союз вступит в войну против Японии на стороне Союзников при условии:

1. Сохранения status quo Внешней Монголии (Монгольской Народной Республики).

2. Восстановления принадлежавших России прав, нарушенных вероломным нападением Японии в 1904 г., а именно:

a) возвращения Советскому Союзу южной части о. Сахалина и всех прилегающих к ней островов;

b) интернационализации торгового порта Дайрена с обеспечением преимущественных интересов Советского Союза в этом порту и восстановления аренды на Порт-Артур, как на военно-морскую базу СССР;

c) совместной эксплуатации Китайско-Восточной железной дороги и Южно-Маньчжурской железной дороги, дающей выход на Дайрен, на началах организации смешанного Советско-Китайского Общества с обеспечением преимущественных интересов Советского Союза, при этом имеется в виду, что Китай сохраняет в Маньчжурии полный суверенитет.

3. Передачи Советскому Союзу Курильских островов».

Далее в документе говорилось, что соглашение относительно Внешней Монголии и вышеупомянутых портов и железных дорог потребует согласия китайской стороны и что «претензии Советского Союза должны быть безусловно удовлетворены после победы над Японией».

Стоит отметить, что Гарриман, как он пишет в своих мемуарах, возражал против формулировки о преимущественных интересах и правах Советского Союза. Он даже пытался убедить Рузвельта выступить против такой формулировки. Но президент ответил отказом, считая, что в этом деле Советский Союз, совершенно естественно, имеет преимущественные интересы по сравнению с США и Англией.