Текст книги "Страницы дипломатической истории"

Автор книги: Валентин Бережков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 58 (всего у книги 59 страниц)

1945-й или 1937-й

На пленарном заседании 18 июля при рассмотрении политических полномочий Контрольного совета в Германии Черчиллем внезапно был поднят вопрос: что следует понимать под «Германией». «Я замечаю, – сказал он, – что здесь употребляется слово „Германия“. Что означает теперь „Германия“? Можно ли понимать ее в том же смысле, как это было до войны?»

Трумэн сразу же подключился к этой теме:

– Как понимает этот вопрос советская делегация?

Глава советской делегации, почувствовав, что западные лидеры затевают новую интригу, твердо ответил:

– Германия есть то, чем она стала после войны. Никакой другой Германии сейчас нет. Я так понимаю этот вопрос.

Но западные делегаты этим не удовлетворились. Они продолжали разматывать новый клубок, брошенный на стол конференции.

– Можно ли говорить о Германии, – спросил президент, – как она была до войны, в 1937 году?

– Как она есть в 1945 году, – настаивал Сталин.

– Она все потеряла в 1945 году, Германии сейчас не существует фактически, – возразил Трумэн.

– Германия представляет, как у нас говорят, географическое понятие, – пояснил советский представитель. – Будем пока понимать так. Нельзя абстрагироваться от результатов войны.

– Да, но должно же быть дано какое-то определение понятия «Германия», – твердил Трумэн. – Я полагаю, что Германия 1886 года или Германия 1937 года – это не то, что Германия сейчас, в 1945 году.

– Она изменилась в результате войны, так мы ее и принимаем, – подытожил Сталин.

Трумэн все же продолжал настаивать на своем. Он вновь сказал, что должно быть дано определение понятия «Германия».

Желая прощупать, куда клонят собеседники, советский представитель спросил, не думают ли они, например, установить германскую администрацию в Судетской части Чехословакии, откуда немцы изгнали чехов? Трумэн пропустил эту реплику мимо ушей, сказав, что, может быть, все же следует говорить о Германии, какой она была до войны, в 1937 году.

– Формально можно так понимать, по существу это не так, – заметил Сталин. – Если в Кенигсберге появится немецкая администрация, мы ее прогоним, обязательно прогоним.

Трумэн не отступал. Он напомнил, что на Крымской конференции было установлено, что территориальные вопросы должны быть решены на мирной конференции. «Как же мы определим понятие „Германия“?» – снова спросил он.

Упоминая о мирной конференции, президент США, несомненно, делал это лишь для отвода глаз, ибо уже решил, что мирной конференции быть не должно. Впрочем, такая ссылка предоставляла американской делегации возможность откладывать в долгий ящик те вопросы, по которым Вашингтон не хотел договариваться с Советским Союзом.

Дискуссия о понятии «Германия» продолжалась еще довольно долго. Глава Советского правительства предложил: «Давайте определим западные границы Польши, и тогда яснее станет вопрос о Германии. Я очень затрудняюсь сказать, что такое теперь Германия. Это – страна, у которой нет правительства, у которой нет определенных границ, потому что границы не оформляются нашими войсками. У Германии нет никаких войск, в том числе и пограничных, она разбита на оккупационные зоны. Вот и определите, что такое Германия. Это разбитая страна».

Картина Германии того времени, нарисованная Сталиным, впечатляла. Она еще раз показала, в какую бездну ввергнул немецкий народ Гитлер, гоняясь за сумасбродной идеей мирового господства. Несомненно, над этим должны были задуматься и те, кто теперь, после разгрома нацизма, претендовал на «руководство миром».

Дальнейший обмен мнениями по этому вопросу изложен в протокольной записи следующим образом:

«Трумэн. Может быть, мы примем в качестве исходного пункта границы Германии 1937 года?

Сталин. Исходить из всего можно. Из чего-то надо исходить. В этом смысле можно взять и 1937 год.

Трумэн. Это была Германия после Версальского договора.

Сталин. Да, можно взять Германию 1937 года, но только как исходный пункт. Это просто рабочая гипотеза для удобства нашей работы.

Черчилль. Только как исходный пункт. Это не значит, что мы этим ограничимся.

Трумэн. Мы согласны взять Германию 1937 года в качестве исходного пункта».

Как стало ясно в дальнейшем, настойчивость западных держав в этом вопросе была связана отнюдь, не только с германской проблемой. Тут нашли отражение далеко идущие цели США, а также в определенной мере и Англии относительно всего послевоенного устройства, в первую очередь в отношении западной границы Польши. Понимая, что им не удастся использовать эту страну в качестве одного из главных звеньев «санитарного кордона» против СССР, вашингтонские и лондонские политики стремились по возможности ослабить дружественное Советскому Союзу польское государство, а заодно и пытались оказать нажим на СССР. По существу, речь в значительной степени шла о занятии определенных позиций для дальнейшего торга по польскому вопросу. Правда, эта попытка предпринималась довольно осторожно, ибо в тот момент правящие круги западных держав не считали себя достаточно сильными, чтобы пойти на открытую конфронтацию е Москвой.

Неудавшаяся атака Трумэна

После того как 21 июля президент Трумэн ознакомился с поступившим из Вашингтона подробным отчетом генерала Гровса о результатах испытания атомной бомбы в Нью-Мексико, он впервые по-настоящему осознал, каким грозным оружием обладают теперь Соединенные Штаты. Военный министр Стимсон, докладывающий президенту об этом документе, впоследствии записал в своем дневнике: «Трумэн и Бирнс невероятно обрадовались. Президент был очень доволен. Он сказал, что это дает ему совершенно новое чувство уверенности, и он благодарит меня за то, что я прибыл сюда на конференцию и мог быть полезен ему таким образом».

Стимсон принял эту похвалу за чистую монету, не поняв, что, умышленно ограничив его функцию ролью передатчика новости из Нью-Мексико, Трумэн тем самым фактически увольнял его в отставку. Когда два дня спустя Стимсон, снова встретившись с президентом, пожаловался, что его отстраняют от конфиденциальных бесед, где обсуждаются политические вопросы, связанные с новой бомбой, Трумэн грубо оборвал его и сказал, что он может отправляться домой в любое время. Получив информацию об атомной бомбе, Трумэн больше не нуждался в Стимсоне. К тому же, зная, что Стимсон настаивал на необходимости ознакомить Советское правительство с подробностями испытания нового оружия, президент хотел поскорее избавиться от идущего не в ногу министра. 25 июля Стимсон покинул Потсдам и вернулся в США. Вскоре он вышел в отставку.

Между тем в узком кругу высших руководителей американской делегации в Потсдаме интенсивно обсуждался вопрос об использовании бомбы для «запугивания русских» в Европе. В тот же день, 21 июля, во время пленарного заседания Трумэн попытался предпринять атаку против Советского Союза, избрав поводом вопрос о новой западной границе Польши.

Приведу соответствующую выдержку из протокольной записи:

«Трумэн. Разрешите мне сделать заявление относительно западной границы Польши. Ялтинским соглашением было установлено, что германская территория оккупируется войсками четырех держав – Великобритании, СССР, США и Франции, которые получают каждая свою зону оккупации. Вопрос относительно границ Польши затрагивался на конференции, но в решении было сказано, что окончательно этот вопрос должен быть разрешен на мирной конференции. На одном из наших первых заседаний мы решили, что исходным пунктом для обсуждения будущих границ Германии мы принимаем границы Германии, как они были в декабре 1937 года.

Мы определили наши зоны оккупации и границы этих зон. Мы отвели свои войска в свои зоны, как это было установлено. Но сейчас, по-видимому, еще одно правительство получило зону оккупации, и это было сделано без консультации с нами. Если предполагалось, что Польша должна явиться одной из держав, которой отводится своя зона оккупации, об этом следовало бы договориться раньше. Нам трудно согласиться с таким решением вопроса, поскольку никакой консультации по этому вопросу с нами не было проведено. Я дружественно отношусь к Польше и, возможно, полностью соглашусь с предложениями Советского правительства относительно ее западных границ, но я не хочу этого делать теперь, так как для этого будет другое место, а именно – мирная конференция».

Но, как было показано выше, Трумэн к тому, времени уже твердо решил, что мирной конференции не будет вообще. Предлагая отложить проблему до мирной конференции, он откладывал ее, как говорится, до греческих календ. Вместе с тем он, по сути дела, обвинял советскую сторону в том, что она будто бы нарушила договоренность между тремя державами и односторонне приняла решение по вопросу, переданному в компетенцию мирной конференции. Это должно было облегчить ему самому срыв договоренности о созыве мирной конференции. Он при этом хотел также опереться на атомную бомбу и вообще на мощь Америки, полагая, что Соединенные Штаты смогут через некоторое время по-своему перекраивать карту мира и урегулировать международные проблемы, не связывая себя никакими обязательствами перед мирной конференцией.

Но вернемся к пленарному заседанию. На заявление Трумэна с советской стороны был сразу же дан ответ:

«Сталин. В решениях Крымской конференции было сказано, что главы трех правительств согласились, что восточная граница Польши должна пойти по линии Керзона, таким образом восточная граница Польши на конференции была установлена. Что касается западной границы, то в решениях конференции было сказано, что Польша должна получить существенные приращения своей территории на севере и на западе. Там дальше сказано: они, то есть три правительства, считают, что по вопросу о размерах этих приращений в надлежащее время будет спрошено мнение нового польского правительства национального единства и что вслед за этим окончательное определение западной границы Польши будет отложено до мирной конференции.

Трумэн. Я тоже так понял. Но у нас не было и нет никакого права предоставлять Польше зону оккупации.

Сталин. Польское правительство национального единства выразило свое мнение относительно западной границы. Его мнение теперь всем нам известно.

Трумэн. Об этой западной границе никогда не было заявлено официально.

Сталин. Я говорю сейчас о мнении польского правительства. Оно теперь всем нам известно. Мы можем теперь условиться относительно западной границы Польши, а окончательно эта западная граница должна быть оформлена на мирной конференции.

Трумэн. Г-н Бирнс только сегодня получил заявление польского правительства. Мы с ним еще не успели как следует ознакомиться».

Но дело было вовсе не в том, что американская делегация не успела изучить эти предложения. Они вообще мало интересовали Трумэна. Его цель заключалась в другом – продемонстрировать «твердость» по отношению к Советскому Союзу. Теперь он уже был готов открыто идти на срыв ранее достигнутой договоренности и хотел показать, что не намерен считаться с чьим бы то ни было мнением, если оно не устраивало Америку. Правда, он еще не открыл секрет своей внезапной несговорчивости. Но он чувствовал за собой невероятную мощь нового оружия и предвкушал момент, когда он сможет поразить этой новостью советских представителей.

Несомненно, советская сторона не могла не заметить «жесткости» американского президента. Но она оставалась невозмутимой и спокойно разъясняла свою точку зрения.

«Сталин. Наше предложение сводится к тому, чтобы мы высказали свое мнение относительно желания польского правительства иметь такую-то западную границу. Сегодня мы выскажем свое мнение или завтра – это не имеет никакого значения.

Что касается вопроса о том, что мы предоставили оккупационную зону полякам, не имея на это согласия союзных правительств, то этот вопрос поставлен неточно. В своих нотах американское правительство и британское правительство нам предлагали несколько раз не допускать польскую администрацию в западные районы, пока не будет окончательно решен вопрос о западной границе Польши. Мы этого не могли сделать, потому что немецкое население ушло вслед за отступающими германскими войсками на запад. Польское же население шло вперед, на запад, и наша армия нуждалась в том, чтобы в ее тылу, на той территории, которую наша армия занимала, существовала местная администрация. Наша армия не может одновременно создавать администрацию в тылу, воевать и очищать территорию от врага. Она не привыкла к этому.

В этом духе мы и ответили тогда нашим американским и английским друзьям. Мы тем более пошли на это, что знали, что Польша получает приращение своих земель к западу от своей прежней границы. Я не знаю, какой может быть вред для нашего общего дела, если поляки устраивают свою администрацию на той территории, которая и без того должна остаться у Польши…»

Президент США, видимо, почувствовал, что зашел слишком далеко. Во всяком случае, он взял более примирительный тон. Вместе с тем он поспешил подключить к обсуждаемой теме новую проблему – репарации, изобразив дело так, будто установление польской администрации в указанных районах затрудняет выплату Германией репараций.

«Трумэн. У меня нет никаких возражений против высказанного мнения относительно будущей границы Польши. Но мы условились, что все части Германии должны находиться в ведении четырех держав. И будет очень трудно согласиться на справедливое решение вопроса о репарациях, если важные части Германии будут находиться под оккупацией державы, не входящей в состав этих четырех держав.

Сталин. Что же, вас репарации пугают? Мы можем отказаться от репараций с этих территорий, пожалуйста.

Трумэн. У нас нет намерения получить их,

Сталин. Что касается этих западных территорий, то никакого решения об этом не было, речь идет о толковании крымского решения. Насчет западной границы никаких решений не было, вопрос об этом остался открытым. Было только дано обещание о расширении границ Польши на западе и севере.

Черчилль. Я имею довольно много сказать относительно линии западной границы Польши, но, насколько я понимаю, время для этого еще не пришло».

Трумэн воспользовался замечанием Черчилля для новой ссылки на мирную конференцию. Он сказал: определение будущих границ принадлежит мирной конференции.

Сталин повторил, что восстановить немецкую администрацию в западной полосе очень трудно, поскольку все сбежали.

«Трумэн. Если Советское правительство хочет получить помощь для восстановления немецкой администрации на этих территориях, то этот вопрос можно обсудить».

Похоже было, что Трумэн готов поднять вопрос чуть ли не о возвращении бежавшего немецкого населения на территории, которые, как уже было согласовано ранее, подлежали передаче польскому государству. Но его замечание повисло в воздухе.

Таким образом, участники переговоров вновь вернулись к исходному положению. Атака Трумэна дала осечку. Советская делегация твердо стояла на своем, решительно отстаивала свою принципиальную позицию. В конце заседания Трумэн попытался еще раз связать вопрос о передаче Польше восточных районов Германии с проблемой репараций. Он заявил:

– Я хочу откровенно сказать то, что я думаю по этому вопросу. Я не могу согласиться с изъятием восточной части Германии 1937 года в смысле разрешения вопроса о репарациях и снабжении продовольствием и углем всего германского населения.

Тут содержался вполне определенный намек на то, что США могут потребовать в качестве платы за передачу Польше этих районов фактического отказа от взимания репараций с Германии. В таком случае, по мнению Вашингтона, удалось бы сохранить нетронутым индустриальный потенциал Рура и использовать его в интересах Соединенных Штатов. Но и эта угроза не подействовала на советскую делегацию.

В результате настойчивости и убедительной аргументации советской делегации удалось в конце концов добиться согласия западных держав на приглашение в Потсдам представителей польского правительства, находящегося в Варшаве.

Делегацию польского правительства возглавлял Болеслав Берут. Американские и английские деятели имели с ним обстоятельные беседы. Польские представители подробно обосновали свою точку зрения относительно западной границы. Она должна идти от Балтийского моря несколько западнее Свинемюнде, включая Штеттин в состав Польши, дальше по р. Одер до р. Западная Нейсе и по этой реке, до границы Чехословакии.

Однако делегации западных держав по-прежнему отказывались признать эту линию и пытались добиться пересмотра договоренности, достигнутой в Тегеране и Ялте. Приведем несколько выдержек из протокола:

«Трумэн. Вчера было сделано предложение продолжить сегодня дискуссию о западной границе Польши.

Сталин. Хорошо.

Трумэн. Я помню, что у г-на Черчилля было дополнительное предложение.

Черчилль. Мне нечего добавить. Я имел беседу с польской делегацией, а сегодня утром имел удовольствие опять встретиться с г-ном Берутом. Вчера с польской делегацией говорил г-н Иден… Я считаю, что этот вопрос связан с вопросом о репарациях, а также с вопросом о зонах оккупации Германии четырьмя державами.

Трумэн. Я считаю правильным замечание г-на Черчилля. Бирнс также встречался с польской делегацией и намерен встретиться еще раз. Разрешите мне сделать предложение относительно процедуры. Так как эти беседы г-на Бирнса и г-на Идена будут продолжаться, я думаю, что будет полезно отложить нашу дискуссию до… пятницы.

Сталин. Хорошо».

Итак, английские и американские представители поспешили связать вопрос о западной границе Польши с совсем другими проблемами: о репарациях и о зонах оккупации Германии.

Дальнейшее обсуждение вопроса о польской западной границе проходило после перерыва в работе конференции, который был объявлен в связи с поездкой Черчилля и Эттли в Лондон.

На этот раз польский вопрос был связан западными делегациями в один «пакет», причем не только с вопросом о репарациях, но и с проблемой приема новых членов в Организацию Объединенных Наций. Настаивая на приеме в ООН Италии, западные державы уклонялись от допуска в эту организацию Болгарии, Венгрии и Румынии. Хотя между этими тремя проблемами не было никакой связи, на что и обратила внимание советская делегация, Бирнс и новый министр иностранных дел Великобритании Бевин заявили, что они пойдут «на уступку» в отношении польской западной границы лишь в том случае, если одновременно будет достигнуто соглашение по двум другим вопросам. В конечном счете по всем трем проблемам, включая вопрос о польской западной границе в том виде, как его излагала делегация Польши, была достигнута договоренность. Соединенным Штатам и Англии так и не удалось добиться пересмотра ранее принятых принципиальных решений.

Продолжение дискуссии

Активно навязывая свою точку зрения в отношении стран, освобожденных Красной Армией, представители западных держав в то же время всячески старались отстранить Советский Союз от участия в решении проблем, связанных с районами и государствами, оккупированными американскими и английскими войсками. Примером может служить обсуждение проблем Италии.

Известно, что значительные контингенты итальянских войск действовали на советско-германском фронте. Они дошли до Волги и принимали участие в разорении советской территории. Естественно поэтому, что Советскому Союзу было небезразлично, как решаются итальянские проблемы. В частности, советскую сторону интересовали вопросы о репарациях с Италии, о судьбе бывших итальянских колоний. Уже в первый период после капитуляции Италии американские и английские военные власти старались решать все вопросы в обход советских представителей в Союзной контрольной комиссии. Такую же тактику теперь пытались проводить и более высокие инстанции. Характерна дискуссия на Потсдамской конференции вокруг вопроса об опеке. Она возникла после того, как советская делегация предложила обсудить судьбу колониальных владений Италии в Африке и на Средиземном море. Вот как это изложено в официальном протоколе.

«Черчилль. Конечно, возможно иметь обмен мнениями по любому вопросу, но если окажется, что стороны разошлись в своих взглядах, то результатом будет только то, что мы имели приятное обсуждение. Мне кажется, что вопрос о мандатах был решен в Сан-Франциско… но не более того. Так как вопрос об опеке находится в руках международной организации, я сомневаюсь в желательности обмена мнениями по этому вопросу здесь…

Сталин. Из печати, например, известно, что г-н Иден, выступая в английском парламенте, заявил, что Италия потеряла навсегда свои колонии. Кто это решил? Если Италия потеряла, то кто их нашел? (Смех)…

Черчилль. Я могу на это ответить. Постоянными усилиями, большими потерями и исключительными победами британская армия одна завоевала эти колонии.

Сталин. А Берлин взяла Красная Армия (Смех).

Черчилль. Я хочу закончить свое заявление… Я имею в виду следующие итальянские колонии: Итальянское Сомали, Эритрея, Киренаика и Триполи, которые мы завоевали одни в очень трудных условиях…

Теперь относительно заявления, сделанного Иденом в парламенте, в котором он сказал, что Италия потеряла свои колонии… Это не исключает обсуждения, во время подготовки мирного договора с Италией, вопроса о том, не следует ли вернуть Италии часть ее бывших колоний. Я не поддерживаю такое предложение, но мы не возражаем против обсуждения… В настоящее время все эти колонии находятся в наших руках. Кто хочет их иметь? Если есть за этим столом претенденты на эти колонии, было бы хорошо, чтобы они высказались.

Трумэн. Нам они не нужны. Мы имеем у себя достаточное количество бедных итальянцев, которых нужно кормить.

Черчилль. Мы рассматривали вопрос о том, не подойдут ли некоторые из этих колоний для расселения евреев. Но мы считаем, что для евреев там не было бы удобно поселиться.

Конечно, мы имеем большие интересы на Средиземном море и всякое изменение статус-кво в этом районе потребовало бы от нас долгого и тщательного изучения.

Мы не вполне понимаем, чего хотят наши русские союзники».

В конечном счете вопрос был передан на рассмотрение трех министров иностранных дел. Независимо от того, что судьба этих территорий сложилась совсем не так, как рассчитывал Черчилль, интересно отметить его попытки уклониться от обсуждения с союзниками по антифашистской коалиции вопроса об опеке над бывшими колониями одного из участников фашистской оси, стремление, присущее старому «строителю империи»… распорядиться добычей по праву завоевателя, и его поразительное пренебрежение к коренному населению этих территорий – как будто то были необитаемые земли!

На конференции происходило немало острых споров по многим вопросам, но в целом в итоге дискуссий и обмена мнениями были приняты важные позитивные решения. Перечень документов, согласованных и утвержденных на Потсдамской конференции, показывает, что был рассмотрен весьма широкий круг проблем, что принятые там решения могли иметь важное значение для развития всей международной обстановки. Был учрежден Совет министров иностранных дел; участники встречи согласовали политические и экономические принципы по обращению с Германией в начальный контрольный период; была достигнута договоренность о репарациях с Германии, о германском военно-морском и торговом флоте, о передаче Советскому Союзу города Кенигсберга и прилегающего к нему района, о предании суду военных преступников. Были согласованы заявления об Австрии, Польше, о заключении мирных договоров, приеме новых членов в Организацию Объединенных Наций, о подопечных территориях и т. д. В официальном сообщении об итогах встречи говорилось, что конференция «укрепила связи между тремя Правительствами и расширила рамки их сотрудничества и понимания». Было заявлено, что правительства и народы трех держав – участниц конференции «вместе с другими Объединенными Нациями обеспечат создание справедливого и прочного мира».

Значение решений, принятых на Потсдамской конференции, трудно переоценить. Однако сейчас, когда перечитываешь выступления западных делегатов на этой конференции, не можешь избавиться от ощущения, что они как бы выполняли не очень приятную для них миссию, доставшуюся от чуждого им и уходящего в прошлое этапа военного сотрудничества с Советским Союзом: Они как будто спешили поскорей разделаться с этим наследием, подвести под ним черту.