Текст книги "Ночные сестры. Сборник"

Автор книги: Валентин Черных

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 22 страниц)

Вера озиралась, ища глазами Кирилла. Вдруг заметила похожего мужчину, улыбнулась и даже сделала шаг навстречу. Но потом поняла свою ошибку и с досадой поморщилась. Дойдя до конца перрона, Вера остановилась, поставила сумку и стала читать указатели: «В метро», «Выход в город», «Зал ожидания». Илья нетерпеливо подпрыгивал рядом.

Кирилл вышел из-за колонны, быстро прошел мимо Веры, незаметно подхватив сумку. Вера и Илюшка синхронно вцепились в сумку и тут увидели Кирилла.

Илья бросился ему на шею. Вера стояла рядом, смотрела, улыбаясь. Потом обняла Кирилла за шею, поцеловала.

Она тоже была смущена. В каком качестве она приехала к Кириллу? Кто она? Просто гостья? Или это очередной «показ»? И почему у Кирилла такой неуверенный вид? Как будто он хочет что-то сказать и не решается.

Пока Вера пыталась что-либо понять, Кирилл вел их к стоянке. Распахнул дверцу черного джипа, шутливым жестом пригласил в машину.

Илья перевел восхищенный взгляд с высотки на площади трех вокзалов на машину.

– «Мицубиси-паджеро». Классная машина.

Кирилл усадил Илью на заднее сиденье, пристегнул.

– Хорошая машина.

Пока ехали по Садовому кольцу, Илья вертел головой, как заведенный, определяя марки машин, читая рекламу на щитах, разглядывая большие здания, которые раньше видел только в кино.

Кирилл молчал. Вера тоже не начинала разговор.

Только когда остановились в пробке, Кирилл спросил:

– Как девочки?

Вера как будто ждала этого вопроса. Начала быстро рассказывать:

– Маруся замуж вышла за стоматолога. Хорошая работа, хорошая квартира, у нее все хорошо.

Кирилл покачал головой:

– Надо же. Значит, я ошибся, считая его мудаком. – И тут же обернулся к Илье: – Илья, «мудак» слово нехорошее. Но наименее нехорошее среди нехороших слов.

– Не переживай. Нормальное слово, – утешил Илья с заднего сиденья.

– То, что Лариса теперь главный врач, я знаю. А как на личном фронте?

– Тоже ничего. – Вера вздохнула. – Капитан, правда, уехал, но обещал вернуться.

– Этого следовало ожидать. Тоже мне Терминатор.

– Ты ему польстил. Марина сравнила с Карлсоном. А почему «следовало ожидать»?

Кирилл не ответил, продолжил расспрашивать:

– А куда прежнего главного дели?

– Прежний теперь областной депутат. У нас учителей и врачей хорошо в депутаты выбирают. Считают, что интеллигенция меньше ворует.

– Это Грачев-то интеллигенция? Ну, положим. А как у Любы дела?

– И у Любы хорошо. Татарин на Любе женился. Правда, Серафима померла. От радости. – Вера покосилась на Кирилла. – А в целом твои планы сработали.

– А мои планы всегда срабатывают.

Кирилл довольно, совсем по-мальчишески, рассмеялся и затормозил возле новой современной высотки.

Илья с восхищением прилип к окну, а Вера внутренне ахнула: она явно не предполагала, что будет жить в такой красоте.

– Подождите. Я сейчас только сигарет куплю.

И Кирилл исчез за стеклянными дверьми супермаркета, расположенного на первом этаже небоскреба.

Потом они снова ехали по Москве. Причем все дальше и дальше удаляясь от центра. Вера ни о чем не спрашивала, просто ехала, доверившись обстоятельствам и Кириллу.

Наконец они въехали в район, застроенный блочными пятиэтажными домами. Возле одной такой «хрущевки» Кирилл и припарковал машину. Пока Кирилл доставал из багажника вещи, Вера с удивлением смотрела на дом, который был почти точной копией ее собственного.

Кирилл, не обращая внимания на замешательство Веры, взял Илью за руку и двинулся к подъезду. Вера пошла следом. Пешком они поднялись на пятый этаж.

Кирилл открыл дверь, и они оказались в двухкомнатной малогабаритной квартире со стандартной мебелью.

– Ой, а диван как у нас! – обрадовался Илья и стал доставать из своего рюкзачка игрушки.

– Это я специально купил, чтобы ты чувствовал себя как дома. – Кирилл помог Вере снять куртку и провел ее в комнату. – Тебя это тоже касается.

Они стояли друг против друга и молчали. Кирилл взъерошил пятерней волосы, набрал в грудь воздуха, собираясь что-то сказать, но в это время раздался звонок.

В комнату вошла молодая симпатичная женщина в пальто, наброшенном поверх домашнего халатика. Она протягивала Кириллу миксер, а сама с любопытством разглядывала Веру.

– Возвращаю миксер. Может, молодой хозяйке понадобится в первый же день.

– Это Настя, – представил Кирилл женщину. – Невестка, жена брата. Живет в соседнем подъезде. Любопытна, как сорока, любит занимать деньги, но всегда отдает в срок.

Женщина протянула Вере узкую руку. В раскрытую дверь квартиры заглянул мальчишка, ровесник Ильи. Кирилла, кажется, даже обрадовало это нашествие родственников. Теперь все без слов становилось на свои места.

– А это Никита, мой племянник. Черный пояс по карате. Если что, защитит. Знакомься, Никита. Это Илья. Разбирается в автомобилях, может быть, даже лучше, чем я.

Никита оценивающе оглядел Илью.

– Во дворе наши пацаны собрались. Я Илью им представлю. Пусть знают, что он наш, и не наезжают.

– Что скажешь?

Кирилл смотрел на Веру.

– Пусть идет. Не больше чем на два часа, чтобы вернуться к обеду.

– Ну, тогда и я пойду, – Настя еще раз посмотрела на Веру.

Кирилл добродушно рассмеялся.

– Ну, если все осмотрела и узнала, можешь идти. И разносить эту новость по всем родственникам.

Уже в дверях Настя доверительно сообщила, не понижая голоса:

– Мне она понравилась.

– В присутствии человека о нем в третьем лице не говорят.

– А как говорят?

– Вера, вы мне понравились, – сказал Кирилл, глядя на Веру. Потом повернулся к Насте, которая с все большим любопытством наблюдала за этой мизансценой. – Я рад, Настя, что тебе Вера понравилась. Но главное все-таки, чтобы она мне нравилась.

…Когда невестка ушла, Кирилл и Вера некоторое время сидели молча. Наконец Кирилл заговорил:

– Ты все поняла?

– Вроде поняла, но лучше бы ты все своими словами объяснил.

Кирилл отставил стул, начал расхаживать по комнате.

– Ты же хотела, чтобы все было на равных. Он шофер, она медсестра. – Кирилл остановился перед Верой. – Твоя мечта осуществилась.

– Значит, ты не олигарх. С этим понятно. А шикарные костюмы?

– Понимаешь, я с шефом одной комплекции почти. Он мне свои костюмы отдает. Костюмы хороших фирм, – добавил он, почти оправдываясь, – чего добру пропадать.

– А часы за две тысячи долларов он тебе тоже отдал?

Кирилл вздохнул:

– Часы «Патек Филипп» – нормальная китайская подделка. Их в каждом киоске можно купить за пятьсот рублей. – Он сидел рядом с Верой, смотрел ей в глаза, близко-близко. – Теперь ты знаешь всю правду. Так что решай.

– А чего решать? – Верины глаза смеялись.

– Ты за меня замуж пойдешь?

Вера приблизила свое лицо к лицу Кирилла, ответила тихо:

– Пойду, конечно, если позовешь.

– Я зову.

– Спасибо, – все так же тихо ответила Вера.

– За что спасибо-то? – Кирилл тоже понизил голос.

– За то, что замуж зовешь.

Кирилл пересел на диван, рядом с Верой.

– Я возьму микроавтобус на фирме и на следующей неделе перевезу вас в Москву.

Вера улыбнулась и немного отодвинулась.

– Подождем до лета.

Кирилл придвинулся.

– Почему?

Вера снова немного отодвинулась.

– Это романтично. Я к тебе буду приезжать, ты ко мне. А я тебя буду ждать.

– Ждать будешь у нас дома, – опять придвинулся Кирилл.

– Лучше, если Илья первый класс в поселке закончит.

Вера снова попыталась отодвинуться, но уперлась в спинку. Дальше пятиться было некуда. Кирилл обнял ее, притянул к себе. Одну руку завел ей за спину, другой начал расстегивать кофточку.

– Здесь закончит. Пусть привыкает к Москве…

Сорок минут спустя Вера распаковывала вещи, а Кирилл переодевался в другой комнате. Дорогой костюм. Дорогой галстук. Белая рубашка.

– У тебя на сегодня какие планы? Кремль? Третьяковка? Лучше Третьяковка. Оказывается, Никита в Третьяковке ни разу не был тоже. Пусть с вами сходит. Помоги завязать галстук. Ненавижу узлы завязывать. – Вера подошла к Кириллу. Глаза ее сияли. Он снова обнял Веру, сделал шаг в направлении дивана, но посмотрел на часы и с сожалением вздохнул. – Ты парней оставишь в галерее, а сама зайдешь ко мне в офис, это рядом, на Ордынке, Никита покажет. Мой начальник хочет с тобой познакомиться.

– Это пожелание или указание?

– Ему интересно, кого это я нашел в провинции.

– А он сам-то москвич в каком поколении?

Кирилл с сожалением отпустил Веру.

– В первом. Он тамбовский.

Вера поцеловала Кирилла и подтолкнула его к двери.

– Тогда договоримся.

Вера стояла у входа в здание и читала вывески многочисленных фирм. Нашла нужную, прошла через вертящиеся двери в бюро пропусков. Потом поднялась в лифте на десятый этаж.

По внешнему виду ее вполне можно было принять за одну из молодых и успешных служащих: стильные брючки, элегантная блузка, красиво уложенные волосы.

Она зашла в приемную президента компании. Оторвав глаза от монитора компьютера, ей приветливо улыбнулась секретарша, худенькая брюнетка ее лет.

– Я так и думала. Все мужики одинаковы. Говорят, что любят миниатюрных брюнеток, а женятся на задастых блондинках.

– Простите, вы это о вашей знакомой?

– Проходи, проходи. Это я о тебе. Тебя уже назначили старшей медсестрой санатория?

Секретарша в полной мере насладилась Вериным удивлением. Но тут Веру осенило:

– А вы…

– Конечно. Это я звонила вашему вице-губернатору. В регионах стараются выполнять не только указания, а даже пожелания из Москвы. Да ты присаживайся.

Вера огляделась по сторонам.

– А где я могу найти Кирилла Ивановича?

– Скоро будет. За канцтоварами поехал твой Кирилл Иванович. Тебе что: чай или кофе?

– Чай.

Секретарша нажала на кнопку электрического чайника, достала из шкафа заварку, печенье. В это время дверь отрылась и в приемную зашел бизнесмен лет сорока, с портфелем.

Секретарша приветливо улыбнулась.

– Петр Петрович вас уже ждет. Простите, вы с ним раньше встречались?

Бизнесмен достал носовой платок и вытер вспотевшую лысину.

– Это наша первая встреча.

Секретарша посмотрела на бизнесмена с сочувствием.

– Тогда информация для размышления. Наш президент некоторое время назад попал в автокатастрофу, и иногда у него случаются рецидивы. То есть человек не всегда говорит вслух то, о чем думает. А наш президент не разделяет, о чем думает и что говорит. У него все идет одним потоком.

– Простите, я не очень понимаю…

– Объясняю на конкретном примере. Вы заходите, он с вами здоровается. И вдруг ни с того ни с сего вы слышите: «А чего это он в финском костюме, которые финские лесорубы носят в выходные дни? Это же не костюмы, а шкафы какие-то. И часы Первого московского часового завода, а приличные бизнесмены носят только швейцарские. И запрашивает он за свой товар не по-божески. Скинет пятнадцать процентов – заключу сделку, нет – возьму товар у других». В общем, у него что на уме, то на языке. Травма. Не могут пока вылечить.

И секретарша вскочила и распахнула дверь в кабинет начальника. Бизнесмену теперь не оставалось ничего другого, кроме как войти.

Вера кивком показала на кабинет.

– Такие рецидивы остались после аварии или он прикидывается?

– Я думаю, прикидывается. Удобно. Сразу человека ошарашивает и впаривает ему ту информацию, какая ему выгодна.

– Ах вот оно что… Интересно… Похоже, этот пример оказался заразительным.

На этих словах в приемную вошел Кирилл. Сгрузил на секретарский стол пачки бумаги, коробки с порошком для принтеров, рулоны бумаги для факсов.

Улыбнулся Вере.

– Познакомились?

Секретарша тоже улыбнулась Вере.

– Мне кажется, что она даже поумнее тебя.

– Ну, у женщин это с возрастом проходит, – обнадежил ее Кирилл.

Пока они пикировались таким образом, из кабинета вышел несколько ошарашенный бизнесмен, покрутил пальцем у виска и молча удалился из приемной.

– Всё. Шеф свободен. – Секретарша помахала вслед ретировавшемуся бизнесмену ручкой. – Иди, представляй.

Навстречу Вере и Кириллу из-за стола поднялся высокий плотный мужчина с темными проницательными глазами и совершенно лысой головой.

– Хороша! Очень хороша. – Петр Петрович оглядел Веру со всех сторон, довольно потер лысину и хитро улыбнулся. – Напоминает мою первую любовь. За Кирилла она ведь еще не вышла замуж? – поинтересовался Петр Петрович у кого-то в пустоте. И тут же махнул рукой: – А если бы даже и вышла. За такую стоит побороться. – Он указал Вере и Кириллу на кресла рядом со своим столом. – Конечно, Кирилл станет моим врагом, – рассуждал вслух Петр Петрович. – Подумаешь! Одним врагом больше, одним меньше, разница небольшая. Я ей предложу выйти за меня замуж. – Он мечтательно закатил глаза. – Вначале откажет. Предложу во второй раз, в третий. За такую стоит побороться!

Кирилл подождал, пока шеф закончит монолог.

– Петр Петрович, да я на ней ваши примочки уже использовал, в санатории.

– Использовал, и получилось ведь!!! Может, и у меня получится? – Вера рассмеялась, а шеф достал из шкафа коньяк и две рюмки. – Ты за рулем, тебе не полагается. А за такую красавицу надо выпить. И береги ее, слышишь? А не то и впрямь отобью.

– Ладно, Петр Петрович! Вы ведь женились недавно, у вас еще медовый месяц!

Вера смотрела на шефа и улыбалась, как улыбалась, когда увидела его, спокойно и отрешенно. Он не знал, что тогда она решила все в несколько секунд. Да, мне он нравится, и у нас будет роман, пусть однодневный, но роман. Мне нравятся такие сухощавые, жилистые парни.

Она ему об этом рассказала, когда этот роман случился. Она ни на что не рассчитывала, знала, что московские мужчины не женятся на сельских медсестрах.

Оказывается, женятся. Но и олигархи женятся на моделях и секретаршах, и, наверное, на медсестрах тоже.

Кирилл почувствовал, что у него учащенно забилось сердце, как на гонках, когда он входил в крутой поворот.

Теперь они на равных. Она молода, красива и будет нравиться мужчинам более успешным, чем он. А Москва – не их поселок, здесь много преуспевших в жизни мужчин.

Вера пила коньяк, улыбалась шефу.

И Кирилл подумал, что у него кончается спокойная жизнь.

ЖЕНЩИН ОБИЖАТЬ НЕ РЕКОМЕНДУЕТСЯ

Роман

Я просыпаюсь рано, мать и дочь еще спят. Мне необходимо несколько минут полного одиночества. Я принимаю душ и смотрю на себя. Когда-то мой бывший муж стену ванной комнаты почти закрыл огромным зеркалом. Он любил мыться со мной. Вернее, мыться он не любил, но ему нравилось рассматривать нас обнаженных. Мне тоже нравилось смотреть на него, но заниматься любовью в ванной я не любила. А чего любить, если постоянно думаешь, как бы не хлебнуть мыльной воды и не удариться о бортик ванны?

Я уже два года одна и за эти два года переспала всего с одним мужчиной – математиком из Мордовии. В Москве проводили математическую олимпиаду, мордвин занял первое место, а мой ученик из десятого класса Веселов – второе. Мы устроили в гостинице «Юность», где жили участники и учителя, нормальную учительскую вечеринку, когда женщины приносят еду, а мужчины спиртное. Я, наверное, выпила лишнего и оказалась с мордвином в его номере. Он стал быстро раздеваться, а я не торопилась. Когда я не знаю, хочу или не хочу или хочу, но не очень, я не тороплюсь. Он уже стоял передо мной голый, в одних носках, и я едва сдерживалась, чтобы не рассмеяться, потому что нет ничего смешнее голого мужчины в носках. И вообще он был малопривлекательный: узкоплечий, поросший – у меня язык не поворачивается назвать шерстью редкие рыжие волосики. Все кончилось очень быстро. Нас могли хватиться в конференц-зале, где продолжалась вечеринка, в номер мог войти сосед мордвина, учитель из Рязани. Я пошла в душ, вытерлась своим носовым платком, – не могла заставить себя воспользоваться полотенцем мордвина и рязанца, мятым и несвежим. Потом выбросила платок в мусорную корзину.

Сейчас я рассматривала себя в зеркале. Невысокая, но с хорошей ладной фигурой, с небольшой, но и не маленькой попкой, с грудью на третий размер лифчика, замечательный стандарт: не маленькие яблочки, но и не вымя. «Ты очень удобная в употреблении», – говорил мой бывший муж Милёхин. Моя подруга Римма большая – у нее все большое: ноги, задница, грудь, – говорила: «Какая несправедливость! Такое обилие, такой замечательный агрегат месяцами простаивает. Я бы за эти дни простоя могла доставить удовольствие десяткам мужчин и себе самой, конечно». Я о себе тоже иногда так думала. Но сейчас я думала о другом. Экзамены в школе закончены. На отпускные, то есть зарплату за два месяца, и я могу отправить мать и дочь в деревню к дальним родственникам матери, но самой придется идти торговать овощами. Я уже торговала в прошлом году, и те, кто меня не видели за лотком, потом спрашивали: где ты так загорела – в Анталии или на Кипре? Я загорела в Москве. Когда стоишь за лотком не меньше десяти-двенадцати часов, загоришь даже и не в солнечный день. Овощи поставляли азербайджанцы. Раньше они сами стояли за весами. Но их путали с чеченцами, к тому же считалось, что азербайджанцы всегда обсчитывают, и у них постоянно возникали скандалы с покупателями. Это и заставило их поменять тактику. Теперь они нанимали продавцами русских женщин. И хотя все знали, что мы торгуем азербайджанским товаром, к нам относились лояльнее, если, конечно, мы не обсчитывали покупателей внаглую. Я не обсчитывала, но зарабатывала не меньше других: ко мне всегда были очереди.

На этот раз я договорилась с Нугзаром. Не знаю почему, но я больше любила работать с грузинами.

– Они, как и мы, христиане, – объясняла Римма.

Я не разделяю мужчин по их религиозной принадлежности. Грузины элегантнее относились к женщинам и говорили комплименты – стандартные, банальные, но все равно приятно.

Я вышла из душа, набросила халат и спустилась вниз за газетой. Мать, хотя она со вчерашнего дня тоже была в отпуске, уже гремела посудой на кухне.

Мать поджарила хлеб, я намазала его легким норвежским маслом, то есть нормальным маргарином, только приятным на вкус и в два раза дешевле масла, налила себе чашку кофе, добавила молока и раскрыла газету «Московский комсомолец». Я выписывала эту газету еще школьницей. Начинала я обычно с первой страницы, с хроники происшествий: кого убили, взорвали, подожгли, где и кого ограбили.

Я читала заметку:

«Вчера на Варшавском шоссе глава судоходной компании известный бизнесмен Иван Бурцев на „Мерседесе-600“ не справился с управлением и врезался в мачту освещения. В результате столкновения жена Бурцева – известная фотомодель, „мисс Россия-92“ Полина Вахрушева скончалась на месте аварии, бизнесмен находится в отделении реанимации института им. Склифософского в критическом состоянии. Как считают в милицейских кругах, это не криминальная разборка, а банальное дорожно-транспортное происшествие».

Сердце при упоминании фамилии Бурцева сразу увеличило количество ударов. Это моя фамилия. Только через несколько секунд я поняла, что это написано про моего отца. Он ушел от матери больше десяти лет назад, я была еще студенткой. Ушел к своей секретарше, потом появилась эта «мисс Россия». Ее фотографии я видела в модных журналах. Красивая, с классическими формами – 90–60–90 – совсем молодая женщина.

Мать ненавидела отца, я приняла ее сторону. Отец расстроил мое замужество. Он считал невозможным, чтобы я вышла замуж за еврея, который собирается эмигрировать в Израиль. Отец не был антисемитом, но управлял главком в Министерстве морского флота. Тогда не поощрялось, если дочери ответственных работников выходили замуж за иностранцев или евреев, которые могли эмигрировать на свою историческую родину.

Я вышла замуж за русского, Милёхина, хорошего парня и хорошего инженера, и не пригласила отца на свадьбу. Он обиделся. О рождении моей дочери, своей внучки, он узнал от общих знакомых. Он прислал роскошную коляску, десятки пакетов бумажных пеленок, распашонок и детскую одежду года на три вперед. Я была в школе, и моя мать не приняла отцовских подарков, отослав их отцу с той же машиной, на которой подарки привезли. Мать сообщила мне об этом с гордостью. Я позвонила отцу и извинилась. Когда отец узнал, что я развелась с Милёхиным, он приехал в школу и там впервые увидел свою внучку Анюту. Мы втроем пообедали в ресторане «Баку». Он дал мне денег. Много денег. На эти деньги я отремонтировала квартиру, купила новый холодильник, японский телевизор и стиральную машину. Я все ждала, что мать спросит, откуда у меня такие деньги. Но она не спросила.

На кухонном столе в фарфоровой вазочке стояли карандаши и фломастеры: я часто проверяла на кухне тетради.

Я обвела фломастером заметку в газете и протянула матери:

– Прочти.

– Потом.

– Это касается нас, прочти сейчас.

Мать надела очки и, как мне показалось, читала очень долго. Наконец она сказала:

– Доигрался.

– Надо к нему ехать.

– Я и на его похороны не поеду!

Мать, узнав о романе отца с секретаршей, потребовала, чтобы он собрал вещи и убрался из квартиры, которую, между прочим, получил он. Небольшую, двухкомнатную, в блочной пятиэтажке, и мы должны были вскоре переехать в дом улучшенной планировки. Но когда отец ушел от нас, он отказался от новой квартиры, потому что у секретарши была большая трехкомнатная квартира в центре Москвы. А мы с матерью так и остались в пятиэтажке. Потом, женившись на «мисс Россия-92», он построил коттедж на Рублевском шоссе. За последний год я несколько раз была у отца в его доме. «Мисс-92» мне нравилась, она занималась бизнесом, готовилась к открытию своей школы фотомоделей.

Я быстро оделась: юбка, ситцевая кофта, удобные босоножки. Я всегда ждала лета, потому что девять месяцев в Москве каждый выход из дома – это как сбор в небольшую экспедицию – утепляешься в морозы, страхуешься на случай дождя…

Вначале подорожало такси, потом кофе и, наконец, сигареты.

– Я им этого никогда не прощу, – сказала Римма и теперь всегда голосовала против президента, мэра, депутатов Государственной думы.

Я подняла руку. Первой остановилась «Нива».

– В центр, к институту Склифосовского.

Водитель задумался на две секунды, просчитал, вероятно, пробки на Тверской, на Садовом кольце, отрицательно качнул головой и резко рванул с места.

Шофер «Волги» с государственным флагом на номерах, значит, обслуживает правительство или администрацию президента, осмотрел меня. По-видимому, моя одежда не гарантировала высокой оплаты, и он, даже не спросив, сколько я заплачу, мягко тронулся.

Еще трое отказали мне. «Шкода» – еще с каплями воды на ветровом стекле, значит, выехал не больше двух-трех минут назад, из нашего микрорайона, – притормозила, и водитель, большой, полный белесый мужик, назвал сумму:

– Пятьдесят.

Я молча захлопнула дверцу «шкоды». От раздражения хлопнула чуть сильнее, чем требовалось. Водителя будто подбросило на сиденье.

– Ты чего хлопаешь? Чего хлопаешь?

В таких случаях отвечать бессмысленно. Я снова подняла руку, но водитель уже выскочил из машины, перехватил мою руку. Я почувствовала силу зажима и поняла, что надо гасить: этот может и стукнуть, и просто толкнуть, и я отлечу на железные ограждения за тротуаром, и хорошо, если отделаюсь синяками. Он уедет, а мне придется обращаться в травмпункт.

– Ну извини, – сказала я. – У меня отец в реанимации. Достал ты меня. За двадцать минут – пятьдесят тысяч. Я за эти пятьдесят тысяч три дня в школе должна горбатиться, не пить и не есть. Ты ведь из нашего района? Твои дети в пятьсот сороковой учатся?

Водитель отпустил мою руку. Не сразу, несколько секунд он переваривал полученную информацию.

– Не дети, а сын, – наконец сказал он.

Водителю было под сорок, значит, сын уже в старших классах. Я знаю всех старшеклассников.

– Вениамин Бобков из десятого?

– Ну считай, теперь в одиннадцатый перешел.

– Не очень он у тебя по математике. Не в первой десятке. Ну, извини, больше хлопать не буду.

– А ты что, математику преподаешь? – спросил водитель.

– Преподаю.

– Ладно, садись. Довезу.

– За сколько?

– Ни за сколько. Мне по дороге.

Некоторое время мы ехали молча. Ленинградское шоссе в эти утренние часы еще не забито машинами. Я курила немного – четыре-пять сигарет в день, пачки мне хватало дня на четыре, могла бы позволить себе и хорошие сигареты, но я курила «Пегас» – курево люмпенов и пенсионеров. Плохая сигарета – это как кратковременная боль, слишком часто испытывать не хочется. Но за сегодняшнее утро я уже пережила два стресса.

– Можно я закурю? – спросила я водителя.

– Можно.

Я достала «Пегас». У Бобкова в лотке рядом с рукояткой переключения скорости лежала пачка «Мальборо». Он молча протянул мне сигареты, мы по очереди прикурили от прикуривателя.

– А как ты узнала, что я – Бобков? – спросил он.

– Сын на тебя похож. Такой же здоровый.

– Это есть, – улыбнулся Бобков. – Оттянуться может. Значит, ему по математике дополнительно заниматься надо? Ты сколько за урок берешь?

– Пятьдесят.

– Не много?

– Так я за час беру, а ты – за двадцать минут.

– А бензин? А амортизация машины?

– У меня то же самое: еда, одежда и амортизация нервной системы.

– Ладно, я согласен.

– Тогда считай, что ты первый урок оплатил.

– А ты деловая!

– Не очень, – честно призналась я. – Деловые – богатые.

Бобков развернулся, подвез меня к зданию института и сказал:

– Дай Бог здоровья твоему отцу.

– Спасибо.

Мне Бобков уже почти нравился. Мне легко понравиться.

Больше часа я выстояла в очереди, чтобы узнать, что отец уже не в реанимации, а в обычной палате.

Я шла по коридору и вдруг увидела Гузмана. Моя мать когда-то работала у него операционной сестрой. Гузман, ровесник моего отца, стоял в окружении молодых мужчин. Я услышала фамилию своего отца и поняла, что это он вызвал Гузмана. Мужчины были хорошего роста, перекрывали невысокого Гузмана, и я видела только их крепкие и хорошо подстриженные затылки и их спины в льняных и шелковых летних костюмах.

– Илья Моисеевич! – позвала я.

Мужчины расступились. Гузман взял меня за руку и представил:

– Это Вера. Дочь Ивана Кирилловича.

Я оказалась в центре. Все рассматривали меня, но я не могла рассматривать всех. Трое мужчин от тридцати до тридцати пяти лет, наш контингент, как говорила Римма. Двоих я почти не запомнила, потому что смотрела на третьего. Говорит, блондинкам нравятся брюнеты. Я блондинка, но мне может понравиться и брюнет, и блондин, и рыжий, и высокий, и среднего роста. Главное, чтобы я почувствовала в нем мужчину. Такой сейчас смотрел на меня. Мне нравилось, что он хорошо выбрит, мне нравились его серо-синие глаза, одного цвета с рубашкой, которая виднелась под вишневым пиджаком. В его лице не было ничего лишнего, как, наверное, и в его теле с плотными плечами спортсмена и без единой складки жира на животе.

– Вера, – сказал Гузман, – есть проблемы, но все не так уж и плохо. Ты мне вечером позвони, и мы обсудим эти проблемы. Мой телефон сохранился?

– Конечно, – ответила я. Мать поздравляла Гузмана по праздникам.

– Извините, я должен идти, у меня через сорок минут операция. – И Гузман пошел, уверенный, что перед ним расступятся. И они расступились и снова сомкнулись. Я почувствовала беспокойство. Меня рассматривали женщины. Одна совсем молодая, моложе меня, другая – за сорок, рыжеватая, с веснушками. Они рассматривали мои волосы, стянутые в пучок, мою кофточку, мои стоптанные босоножки снисходительно: я им не конкурентка, я первоклашка среди прим. Я посмотрела на него, понимая, что он здесь главный. Я хотела, чтобы он сказал: «Успокойся, дорогая. Я рядом». Но он сказал:

– Примите наше сочувствие и будьте уверены, что для вашего отца и нашего шефа мы сделаем все возможное и даже невозможное. Уже к вечеру из Лондона доставят самые лучшие лекарства.

Вероятно, он сказал все, что хотел сказать, слегка наклонил голову и пошел к выходу. К нему присоединились двое мужчин, они были выше его, но он занимал больше пространства – широкой спиной и мощными ягодицами. Я, еще учась в школе, заметила, что таких ребят с мощным задом трудно свалить в потасовках и они незаменимы, когда надо таскать школьные шкафы. К мужчинам попыталась пристроиться молодая женщина, но она замешкалась и вынужденно пошла сзади, иначе они заняли бы весь коридор.

– Значит, ты – Вера? – спросила меня та, что не пошла с ними. Я вдруг ее вспомнила: она сидела в приемной отца в министерстве.

– А вы? – спросила я.

– А я – Настя.

– Значит, это вы увели мужа у моей матери и это у вас его увела «мисс-92»?

– Эта мисс – большая сука, – сказала Настя.

– Не большая, а высокая. Метр восемьдесят пять, – поправила я ее.

– Ладно, высокая, но и сука большая, прости меня Господи, что плохо говорю о покойнице. – Настя перекрестилась. – Пошли, тут за углом есть бар, мне надо выпить.

– Я останусь здесь, с отцом.

Мне, конечно, хотелось поговорить с Настей, но я уже давно не соглашаюсь сразу. Я очень гордилась тем, что научилась говорить «нет».

– Еще наостаешься. Им сегодня врачи занимаются. Нас сейчас выгонят и даже тебя не пустят. Попытайся после пяти, когда врачи уйдут по домам. С дежурными легче договориться. Пошли!

И я пошла. Мы зашли в совсем пустой бар. Бармен, а может быть ученик бармена, парень лет восемнадцати в белой рубашке и галстуке-бабочке, читал за стойкой газету «Сегодня».

Настя выбрала столик в углу, из которого просматривался весь бар. Молодой человек не торопился.

– Эй, подними задницу, – сказала Настя. – Дамы пришли.

Бармен отложил газету, подошел к нашему столику и положил меню перед Настей. Он в ней сразу признал главную и платежеспособную. Настя отодвинула меню ко мне. Я быстро пробежала его по цифрам: не по карману!..

– Мне только минеральную, – сказала я.

– Я пригласила – я плачу. Что будешь пить? Виски с содовой или джин с тоником?

– Минеральную.

– Два джина с тоником, два салата из крабов, орешки.

Бармен смотрел на Настю, как смотрят ученики, если у тебя что-то не в порядке с одеждой. Я тоже посмотрела на нее. Лучи солнца освещали ее, свободная кофта просвечивала ее довольно большую грудь.

– Как тебе моя грудь? – поинтересовалась Настя.

– Класс! – тут же ответил бармен.

– Ну, может быть, не совсем классической формы, но еще вполне.

– Вполне, – подтвердил бармен.

– Топай, – приказала Настя. – Каждая минута задержки – это уменьшение чаевых.

Бармен быстро двинулся к стойке.

Мне все больше нравилась Настя.

– Насколько серьезно с отцом? – спросила я.

– Твой отец – сукин сын, – ответила Настя.

– И он тоже? – спросила я.

– Да. Я вызвала Гузмана. Иван доверяет только своим. Гузман говорит, что будет операция на позвоночнике. У Ивана травма позвоночника и отнялись ноги. Гузман ему говорит, если не будет осложнений, через полгода встанешь на ноги.

– А если будут осложнения? – спросила я.

– То же самое спросил и твой отец. Гузман ему ответил: «Рузвельт, передвигаясь в коляске, три срока был президентом США, а твоя компания – не Соединенные Штаты». И знаешь, что спросил Иван?

– Что?