Текст книги "Женщин обижать не рекомендуется. Сборник"

Автор книги: Валентин Черных

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 22 страниц)

– Сюда его не вывозите, – сказала Настя.

– Извините, мадам, – ответил охранник. – Мы подчиняемся только товарищу Викулову. А он приказал выполнять все пожелания шефа.

– Идиот, – прокомментировала Настя, когда охранник отошел. – Страна непрофессионалов. Ну, чего вытаращилась? Не понимаешь?

– Не понимаю, – призналась я.

– Веранда просматривается с колокольни и с того пригорка. Если просматривается, значит, и простреливается.

– Вы думаете?

– Я не думаю, я фиксирую. И вообще, мы на «вы» или на «ты»? Давай на «ты». Нечего подчеркивать мой возраст.

Медсестра, женщина лет пятидесяти, по-видимому знакомая Насти, вышла на веранду.

– Вас зовут, Настя, – попросила она. – И вообще, на сегодня хватит. У него давление поднялось.

– Принято к исполнению, – заверила Настя.

Мы с Настей вернулись в спальню. Малый Иван на компактном компьютере «Кенон» со встроенным принтером закончил печатать и включил принтер. Лист бумаги начал медленно выползать. Принтер работал с каким-то кряхтением, будто выполнял работу не по силам. Наконец отпечатанный лист вышел из щели. Отец просмотрел его, подписал и протянул мне.

На бланке компании был напечатан приказ, что обязанности президента компании временно, на два месяца, выполняет Бурцева Вера Ивановна. Если за это время Бурцев И. К. не сможет приступить к своим служебным обязанностям, то обязанности президента компании автоматически переходят к Заместителю.

– Мы проанализировали ситуацию и пришли к выводу, что ты права. Но все-таки нужно два месяца. Это тоже срок небольшой. Перетерпят. Им нет смысла задираться из-за двух месяцев. Как дома, как Анюта?

– Отправляю в деревню к родне.

– Если потребуются деньги, возьми в бухгалтерии, Настя все оформит.

Медсестра сделала круговые движения, что могло означать только – «закругляйтесь»!

Я подошла к отцу, поцеловала его. Он слабо улыбнулся и закрыл глаза.

– Поедем на моей, поговорим по дороге, – сказала Настя, направляясь к своей красной «восьмерке».

– Шофера, может быть, отпустить? – предложила я.

– Отвыкай от советских привычек, – ответила Настя. – Шофер должен рулить – хорошо и молча, уборщица – убирать хорошо и как тень. Все убрано, а ее никто не видел.

– А секретарша? – спросила я.

– Секретарша должна помогать и учить учительниц, которые решили, что они запросто могут стать президентами компаний.

– Но незаметно и с тактом, – добавил Малый Иван.

– А уж это исходя из индивидуального восприятия: некоторых – незаметно и с тактом, другие быстрее понимают, когда их бьют в лоб или по лбу. Мы поедем не торопясь, с заездами, – сказала Настя водителю, проходя мимо «хонды». – А ты рули в привычной манере и жди нас в офисе.

Малый Иван с трудом разместился на заднем сиденье, я села рядом с ним. Настя мгновенно проскочила по территории санатория и понеслась по шоссе, обгоняя слишком медлительных водителей.

– У меня есть несколько вопросов, – сказала я.

– Несколько – это хорошо, – прокомментировала Настя. – У нормальных женщин всю жизнь только два вопроса: как жить и с кем спать? Давай твои вопросы.

– Разве обязательно информацию передавать по телефону? Я с детства слышу – это не телефонный разговор. И во всех фильмах про шпионов никто не пользуется телефоном, а есть всякие тайники, передача информации на ходу. И если к нам конкурентами заслан стукач, то он об этом не скажет ни по телефону, ни в своем кабинете.

– Ваня, у тебя появился сторонник, – сказала Настя.

– Я тоже так считаю, – согласился Малый Иван. – Но шеф и Настя придерживаются другой концепции. Они считают, что мы можем определить информатора не впрямую, а косвенно, прослушивая все разговоры и анализируя их.

– Послушай про себя, Вера, – сказала Настя. Она выщелкнула кассету с записями джаза из магнитолы и вставила другую. Я услышала голоса Заместителя и юриста.

– Вначале по учительнице. – Это начал Заместитель.

Юрист:В школе работает тринадцать лет. Первый ее жених – студент консерватории Рапопорт, еврей.

Заместитель:С такой фамилией национальность можно не называть.

Юрист:Иван развалил намечающийся брак.

Заместитель:Не очень понятно. Иван – не антисемит.

Юрист:В это время семья Рапопортов собиралась эмигрировать в Израиль. Для начальника главка министерства это могло иметь нежелательные последствия.

Заместитель:Они эмигрировали?

Юрист:Да. Через год, как только сын закончил учебу в Консерватории. Сейчас он – гражданин США. Богат, знаменит, живет в основном в Европе, дома в Лондоне и в Женеве. Женат. Двое детей.

Заместитель:За кого вышла замуж учительница?

Юрист:За младшего научного сотрудника Милёхина. Через три года развелась. Сейчас не замужем.

Заместитель:Причина развода?

Юрист:Развод был тихий. В школе даже ее подруги о разводе узнали через полгода.

Заместитель:Значит, тихушница. Как ее характеризуют в школе?

Юрист:Отзывы самые положительные. К административной карьере не стремится. Неоднократно предлагали стать заведующей учебной частью – всегда отказывалась.

Заместитель:Истерична, скандальна или склонна к компромиссам?

Юрист:Характеризуют как спокойную и уравновешенную.

Заместитель:Не верю! По этим данным она чуть ли не тихая идиотка. Она умна, и очень. В разводе несколько лет. Кто ее любовник?

Юрист:Даже ближайшие подруги утверждают, что любовника нет.

Заместитель:Этого не может быть. Она очень привлекательна. Надо найти ее любовника, ее врагов. Нам надо знать, на чем ее можно сломать.

Настя выключила автомагнитолу.

– Это утренняя запись, еще до скандала с Ржавичевым. Они будут делать все, чтобы тебя убрать.

– И все-таки объясните мне, – попросила я, – зачем нужна я? Если им что-то надо сделать, они все равно сделают.

– Не сделают, – не согласилась Настя. – Все документы подписываешь ты.

– Ничего в этом не понимая.

– Тебе и понимать не надо. В твою задачу входит задержать принятие решения, пока Малый Иван не проанализирует все последствия того или другого решения. Задача очень простая: тянуть кота за хвост.

– А кто кот?

– Первый заместитель. Сейчас мы приедем в офис. Он наверняка тебя ждет. Не иди на разговор с ним. Скажи, что болит голова. Перенеси разговор на завтра. Извинись, скажи, что погорячилась.

Что я скажу, я знала и без Насти. Как только я прошла к себе в кабинет, я услышала голос Насти:

– Первый заместитель просит его принять.

– Александра Петровича жду с нетерпением. Мне надо о многом с ним посоветоваться.

Я знала, что через усилитель он слышит мой ответ в приемной.

Он вошел, но не сел, ожидая приглашения.

– Садитесь, – сказала я и улыбнулась.

Ему ничего не оставалось, как тоже улыбнуться.

– Как отец? – спросил он.

– Все не очень понятно. Будут еще консилиумы, чтобы решить, где делать операцию. Вот приказ, который он подписал.

И я протянула бумагу, составленную отцом и Малым Иваном. Он внимательно прочел приказ и спросил:

– Вы думаете, что за два месяца что-либо поймете?

– Нет, я так не думаю.

– Тогда зачем вам это надо? Вы же ставите себя в унизительное положение.

– Я вам сейчас все объясню. – Я взяла карандаш. – Я работаю в школе. Денег не хватает. А здесь я два месяца буду получать зарплату президента компании. Я уже все подсчитала. Я себе могу купить шубу из крашеного кролика или козленка и пальто матери. Основные траты, конечно, на дочь. Нужна теплая куртка, кроссовки, леггинсы, джинсы, сапожки под брюки, она мечтает о роликах. Ну, и у меня нет теплых сапог, есть проблемы с летней обувью. За два месяца я что-то пойму в деятельности компании. Ведь можно изучать, начиная с самого низа, с курьера, как в кино или романах, но можно и наоборот, с самого верха. Если я чего-нибудь пойму, то когда выйдет отец или когда управление компанией перейдет к вам, то меня ведь можно использовать на какой-нибудь должности.

– На какой? – спросил Заместитель.

– Ну, это вы решите сами. Я знаю только одно: отец обеспокоен моим положением и хочет мне помочь. Может быть, он выбрал не самый верный путь, но это его выбор. И два месяца очень быстро кончаются. – Я вздохнула почти искренне.

– У меня к вам есть предложение, – сказал Заместитель. – У вас каникулы, отдыхайте. И приезжайте только за зарплатой.

– Не могу. – Я снова вздохнула. – Отец сказал: изучай, может на что-то и сгодишься.

– Хорошо, – согласился Заместитель. – Тогда уточним некоторые приоритеты.

А вот уточнение приоритетов и обязанностей в мои планы сегодня не входило.

– Если вы насчет Ржавичева, то я приношу извинения. Я готова извиниться и перед ним. Но поймите и меня. Ржавичев меня достал. Он меня обидел.

– Это не Ржавичев, а я вас обидел. Вы же понимаете, что без моего согласия никакого розыгрыша не было бы.

– Я понимаю. Но вас я боюсь. Я боюсь только двух человек: директрису своей школы, ну, она крокодил, и вас.

– Я тоже из крокодилов? – спросил Заместитель.

Даже в коротком разговоре можно определить основные черты человека, его симпатии, антипатии, комплексы. Я это давно заметила на своих учениках. Мальчишки лет семи – уже почти сформировавшиеся личности. Они хотят быть мужчинами. И горды, когда их сравнивают с хищниками. Тихие, интеллигентные мальчики хотят казаться агрессивными и напористыми.

– Вы из симпатичных крокодилов, – ответила я. Он должен был ответить: я добрая собака, или я заяц, или – извините, у меня такая работа, и я вынужден быть крокодилом. Но мой прогноз не оправдался. Заместитель ничего не ответил. Моя просчитанная лесть не сработала.

– Давайте договоримся, – ответил он, – если вам захочется поиграть в руководительницу, советуйтесь со мною. Вам, наверное, объяснили, что у компании сейчас не самые лучшие времена.

– Я это знаю.

Заместитель встал. Я ему улыбнулась одной из самых лучших своих улыбок.

– У вас проблемы с Госимуществом? – спросил Заместитель.

Пропуск в Дом правительства мне выписали в одно из управлений Госкомимущества. Викулов, наверное, все-таки выяснил это через свои старые чекистские связи.

– У меня много проблем.

Это был единственно верный ответ. После ухода Заместителя я позвонила в нотариальную контору. Туда тоже приходили расспрашивать обо мне, но оттуда их послали. Другую мою приятельницу они, по-видимому, не выяснили.

– Как поговорили? – спросила Настя.

– Нормально, – ответила я. Если бы Настя попыталась выяснить подробности, я бы ей сказала: прослушай пленку, но Настя не стала расспрашивать.

– Во сколько прислать машину? – спросила она. – Ты же завтра отправляешь своих в деревню.

– А это удобно, – спросила я, – использовать машину в не служебных целях?

– К президенту компании машина прикреплена на две рабочие смены, – пояснила Настя. – Отправить на отдых мать и дочь президента – это служебная цель, потому что сохраняется время президента, которое стоит в сотни раз больше зарплат шоферов, стоимости бензина и амортизации техники. Шоферу я адрес сообщила.

– Тогда к восьми утра. Поезд в девять двадцать.

Настя кивнула и сделала пометку в блокноте.

– Машина у подъезда. Шофера зовут Коля.

На «мерседесе» Коля, слишком полный для своих двадцати с небольшим лет, вез меня домой.

– Остановитесь здесь, – попросила я его.

– А почему не к подъезду? – спросил он.

– Я не хочу, чтобы соседи считали меня валютной проституткой.

– Сейчас нет валютных, – пояснил Коля. – Берут и в рублях, но по курсу доллара, естественно.

– По личному опыту знаешь?

– От знакомых. Я, как только мне исполнилось восемнадцать, сразу женился. Боялся СПИД подхватить. Но сейчас в этом бизнесе цены очень упали. Конкуренция. Украинские дивчины цены сбивают. Для них сто долларов – деньги.

«Для меня тоже, – подумала я. – И очень большие».

Часть ночи у меня ушла, чтобы погладить выстиранные матерью кофты, блузки, шорты Анюты. Кое-что пришлось подштопать. Бедность, конечно, не порок, но и радости не доставляет. Мне повезло. Когда Анюта начала взрослеть, молодежная мода переменилась, и джинсы, майки, свитеры, кроссовки стали униформой для подростков. Но года через два мне придется туго, когда потребуются туфли, сапоги, кожаные юбки.

Я легла в три ночи, встала в шесть, в семь подняла Анюту, и мы начали собирать вещи.

– Не набирайте много, – предупредила мать. – Самим придется таскать.

– На вокзал я отвезу вас на машине, – успокоила я мать.

– А какая марка? – спросила Анюта.

– «Мерседес-190Е».

– Жаль, что никто из девчонок не увидит, на какой машине я уезжаю. Ладно, выйду замуж за какого-нибудь крутого и буду ездить только на «мерседесе», ну, может быть, на «опеле».

– Не будешь. У тебя две тройки. Крутые на троечницах не женятся.

– Ну, мать, у тебя и взгляды! Нашу соседку Люську из девятого класса исключили, а за ней приезжает парень на «альфа-ромео». Замуж берут не за пятерки, а за красоту и обаяние. Я смотрюсь очень даже ничего и очень обаятельная. Я в первой пятерке красавиц школы.

– У вас пятибалльная система?

– И десятибалльная тоже, чтобы было меньше интриг.

– А учительницы тоже разбиты на пятерки и десятки?

– Да, – подтвердила Анюта. – Ты в десятке. Между восьмым и девятым местом.

– А кто на первом? И кто эти места определяет?

– На первом твоя подруга Римма. А определяют мальчишки-выпускники. Хотя странный у них вкус. Римма не отвечает международным стандартам: задница у нее ниже коленок, грудь – как у дойной коровы. Нет, не понимаю я пока мужчин.

– Идите завтракать, – позвала мать.

Мать приготовила мне и Анюте привычную яичницу с колбасой. Закупала продукты и готовила мать. Не знаю как, но ей удавалось уложиться в свою зарплату старшей медсестры. Моя зарплата и случайные подработки откладывались на летний отдых и самые необходимые покупки. Включая телевизор и открывая холодильник, я всегда боялась, что однажды экран не засветится, а холодильник окажется размороженным. На деньги, которые я получила от отца, я купила когда-то телевизор и холодильник. И в будущем ничего хорошего не просматривалось, на увеличение зарплаты учителям я не рассчитывала, а в чудеса не верила. Боже мой, какая тоска откладывать годами деньги на мебель, на хороший утюг, на видеомагнитофон. Молодые учительницы мечтали найти работу в преуспевающей фирме, выйти замуж за преуспевающего бизнесмена. Я тоже мечтала, но после тридцати стараюсь об этом не думать.

О том, что случилось в эти три дня, я тоже стараюсь не думать, чтобы не сглазить.

Я уже давно жила по принципу: делай все, что можешь, и будь то, что будет.

– Синий «мерседес» у подъезда, – сообщила Анюта, выглянув в окно.

Пока Коля помогал грузить вещи, Анюта прохаживалась возле машины, поглядывая на окна, надеясь, что подруги увидят, на каком автомобиле она уезжает, но подруги в это раннее утро еще спали.

Мать села на переднее сиденье. Все эти дни она не спрашивала об отце. Если бы я рассказала, она могла бы высказать свое мнение, но ее мнение меня не интересовало.

На вокзале Коля взял носильщика, который внес вещи в вагон. Я попыталась расплатиться, но Коля сказал:

– Не надо. Фирма оплатит. – И потребовал у носильщика квитанцию, которой у того не оказалось.

– Потеряешь работу, – спокойно сказал Коля на возражения носильщика о его жлобстве.

Уже в вагоне мать напомнила мне:

– Я жду тебя через неделю.

– Не жди, – ответила я ей. – Я или буду помогать отцу, или пойду торговать овощами, иначе мы эту зиму не сведем концы с концами.

– Ну, а за помощь-то он тебе платить будет?

– Мать, – сказала я ей, – если бы ты заболела, неужели бы ты платила мне за то, что я ухаживаю за тобой?

Мать не нашлась, что ответить.

Я попрощалась, и мы с Колей пошли к платной стоянке, на которой Коля поставил «мерседес». Носильщик прибежал, когда мы выезжали.

– Подавись. – Он протянул квитанцию.

– Извинись, или не возьму, – ответил Коля. – А то, что я не взял, ты не докажешь, свидетелей у тебя нет, а у меня есть. – И тронул машину.

– Извини, командир, – выдавил из себя носильщик.

– Где ты этому научился? – спросила я.

– У Ивана Кирилловича, вашего отца. Я у него многому научился.

Я тогда впервые подумала, что я-то сама у отца научилась немногому, хотя, как выяснилось потом, я взяла у него главное – характер.

В офисе меня уже ждали Настя и Малый Иван. Мы прошли в комнату отдыха, и Малый Иван вложил мне в ухо крохотный наушник, спрятал шнур в волосы и начал объяснять:

– Ты слушай и молчи. Когда тебе будет нужно что-то сказать, я подскажу. Но в объяснения не вдавайся. Только реплики.

– А если они услышат твои подсказки?

– Это услышать невозможно. Проверим.

Малый Иван ушел в свой кабинет. Я пока поправила бант на блузке, причесала волосы и услышала голос Ивана:

– Так слышно или усилить громкость?

– Слышно. А если это устройство отключится?

– Извинись. Объяви перерыв. Или нажми красную клавишу, и Настя тут же тебя вызовет вроде бы к телефону. Система немецкая и хорошо отлаженная.

Я сидела в комнате отдыха и ждала сигнала Насти. Наконец загорелась красная клавиша.

– Все собрались, – сообщила Настя.

Я досчитала до тридцати и вошла в кабинет. Совет директоров был в полном составе.

– Доброе утро, – сказала я.

– Доброе утро, – ответили мне.

Некоторые добавляли: Вера Ивановна или госпожа президент. Я видела на лицах усмешки, иронию, снисходительность.

– С этого дня, – сказала я, – несколько меняется начало утреннего ритуала. Вы привыкли, что вами руководит мужчина, теперь перед вами женщина. Когда входит женщина, мужчины обычно встают. Отрепетируем раз и навсегда.

Я вернулась в комнату отдыха, вышла снова и сказала:

– Доброе утро.

Все встали, но ответил только Заместитель:

– Доброе утро, Вера Ивановна.

– Доброе утро, Александр Петрович! Начинайте совет.

Я добросовестно пыталась понять суть спора, который тут же возник между Ржавичевым и Бессоновым, но ничего понять не могла. Заместитель делал пометки и не вмешивался в спор. И тут в наушнике я услышала голос Малого Ивана:

– Чего они топчутся на одном месте? Этими разработками службы займутся в рабочем порядке.

– Не будем топтаться на одном месте, – сказала я. – Этими разработками службы займутся в рабочем порядке.

И сразу возникла пауза. Теперь все смотрели на Заместителя.

– Я согласен с Верой Ивановной, – спокойно отреагировал Заместитель. – Продолжим.

Вставали и говорили директора. Некоторые отделывались короткими фразами: что сделано и что будет сделано в ближайшее время.

Длиннее и пространнее всех говорил Бессонов.

– Полная херня, – услышала я в наушник.

– Полная херня, – повторила я, спохватилась и сделала попытку поправиться: – Извините, я хотела сказать – полная ерунда. Бессонов, что вы предлагаете конкретно?

И снова повисла тишина, все смотрели на меня.

– Я все сказал, – ответил Бессонов поспешно.

– Даже я, полная дилетантка, поняла это, – сказала я, забыв о предостережении Малого Ивана отделываться только репликами. Я не знала, что говорить дальше. Но меня выручил Нехорошев.

– Когда член совета директоров уже в течение года несет полную херню, здесь я согласен и по сути, и терминологически с исполняющей обязанности президента компании, ему надо сказать об этом прямо. Очень жаль, что никто из нас на это не решился раньше.

Заместитель молча выслушал Нехорошева и, будто ничего не произошло, сказал:

– Переходим ко второму вопросу о договорах.

Офелия должна была появиться уже минут двадцать назад.

Я нажала красную клавишу, и раздался голос Насти:

– Слушаю вас, Вера Ивановна.

– Юрист появился?

– Да.

– Попроси ее.

Офелия в кофточке на бретельках, с открытыми загорелыми плечами, в мини-юбке вошла в кабинет, улыбнулась и села у стены.

– Представляю, – сказала я. – Офелия Кочарян, специалист по морскому праву. Кандидат юридических наук.

Насчет кандидата я слегка преувеличила, защита диссертации Офелии должна быть только в сентябре. Директора молча рассматривали обилие женской плоти.

– Простите, – сказал Заместитель, – в компании есть юрист.

– Она очень занята, – ответила я. – Вчера я попросила объяснить мне некоторые пункты договора, и мне, исполняющей обязанности президента компании, юрист ответила, что она не консультант по ликвидации моей юридической безграмотности. Не думаю, что в первые дни своей работы каждый из здесь присутствующих сразу разбирался в договорах, а мне придется в них разбираться, поэтому я пригласила консультанта. Юристы стоят нынче дорого, так что компании придется потратиться.

Заместитель посмотрел на юриста компании. Тяжелый был у него взгляд, нехороший. Я приготовила несколько заготовок на случай, если юрист компании попробует совету директоров сообщить о моей полной юридической беспомощности, но юрист встала и сказала:

– Вера Ивановна, примите мои извинения, я была не права.

– Да, вы были не правы, – подтвердила я. – В подобном конфликте кто-то из конфликтующих должен уйти. Я два месяца, согласно приказу, уйти не могу, но мне двух месяцев вполне хватит, чтобы уволить вас, если мы не сработаемся. И следующее! Вопрос о договорах обсуждать всему совету директоров слишком расточительно. Я попрошу остаться Ржавичева и Нехорошева. Все свободны.

Директора выходили из кабинета молча, остались Нехорошее, Ржавичев и оба юриста.

– Вы тоже свободны, – сказала я юристу компании.

– Но я составляла договоры, и могут потребоваться мои пояснения.

– Если потребуются, я вас приглашу.

За этот день я поняла, что хорошо составленный договор – это почти гениальная драматургическая заготовка, в которой учтены, предусмотрены и перекрыты сотни возможных ходов партнера. Я еще раз пожалела, что не стала юристом. В конце рабочего дня я предупредила Настю и Малого Ивана, чтобы они задержались на работе. По сегодняшнему заседанию совета директоров я поняла, что Заместитель в эти два месяца будет ко мне относиться по принципу: чем бы дите ни тешилось, лишь бы не плакало. Помощи я от него не получу. Но за два месяца могут быть упущены возможности, которые компания не восполнит и за годы. И я прямо спросила Малого Ивана:

– Что же случилось с компанией, которая из преуспевающей за два последние года начала балансировать на грани катастрофы?

– Так просто не объяснишь, – начала Настя.

– Объяснения всегда простые, – не согласилась я. – Иван, вы, аналитик, может быть, объясните мне?

– Мы недоучли, что конкуренты начали действовать нецивилизованными методами, переманивая наших клиентов, к тому же наша команда в этом составе не способна решать стратегические задачи, она хороша только в тактических решениях.

– Чего не хватает команде?

– Как ни странно, стариков. Организация дееспособна, когда в ней есть старики с их опытом, профессиональное среднее поколение и энергичное, инициативное молодое. Большой Иван сделал ставку на молодежь.

– Это разве плохо? – спросила я.

– Да, – подтвердил Малый Иван. – Энергией и инициативой не заменишь связи, которые нарабатываются десятилетиями. Сегодня ведь у власти пока еще стоит старшее поколение. Они принимают решения. Теперь, когда в компании нет Большого Ивана, нам будет еще труднее.

– Кто этот необходимый компании старик?

– Еще не знаю, но попробую вычислить.

– Завтра эту кандидатуру мы должны предложить отцу.

Настя подливала кофе и помалкивала.

Коля подвез меня к подъезду. Старухи со всех четырех лавочек зафиксировали мое появление на «мерседесе». К завтрашнему дню об этом будет знать большая часть микрорайона.

Я, хотя и понимала, что от старух ничего не утаишь, все-таки поспешнее, чем следовало, вышла из машины и проскочила в подъезд. Обычно на четвертый этаж я взбегала, если не была перегружена сумками с продуктами, но на этот раз что-то остановило меня, может быть отфиксированные две мужские фигуры на площадке пятого этажа. На пятом этаже в нашем подъезде мужчин не было, в трех квартирах жили две вдовы-пенсионерки и разведенка с двумя малолетними детьми.

Я постояла на площадке первого этажа.

– Вроде, она, – услышала я сверху. Много раз я представляла себе ситуацию, как кто-то за мной гонится. Для этого на площадке четвертого этажа, у мусоропровода, я положила кирпич. Иногда кирпич пропадал, и я приносила новый. Кирпич оказался на месте, и я взяла его. Я чувствовала запах хороших сигарет, наверное выкурили не меньше десятка. Ноги вдруг стали тяжелыми. Я поняла, что два замка я все равно не успею открыть, и приняла решение. Быстро взбежала на лестничную площадку, открыла один замок и услышала:

– Девушка!

На второй замок у меня ушла еще секунда. Они наверняка рассчитывали, что я обернусь, но я, не оборачиваясь, понимая, что стоящий за спиной выше меня, ударила кирпичом с полуоборота как можно выше. Я успела увидеть рыжеватого, коротко стриженного парня в спортивном костюме, второго я не рассмотрела. Захлопнув дверь, накинула цепочку, задвинула щеколду, прислонила к двери вешалку и подтащила стиральную машину.

В дверь ударили с такой силой, что второго такого удара она вряд ли выдержала бы. Я взяла лыжную палку с заточенным напильником наконечником и рядом поставила вторую палку.

Я услышала, как несколько раз сказали: «сука!», – и все стихло. Не выпуская из рук лыжной палки, я подошла к окну, отодвинула штору. Из подъезда наконец вышли двое парней, один прикрывал лицо платком. Он оказался выше, чем я рассчитала, поэтому удар пришелся по подбородку, рту и носу.

Я подтащила к двери кресло, поставила на него два стула, кастрюлю и села перед телефоном. И поняла, что звонить некому. У меня не было мужчины, который бросился бы мне на помощь. Я нашла в записной книжке домашний телефон Насти и позвонила ей.

– На меня напали в подъезде, – сказала я.

– Как? – спросила Настя.

Я рассказала и спросила ее:

– Вызвать милицию?

– А что ты им скажешь? Что какие-то два парня попытались с тобой заговорить, и ты ударила кирпичом? Они что, хватали тебя, угрожали, пытались изнасиловать?

– А что, надо ждать, когда начнут насиловать?

– На этот вопрос судья задаст тебе встречный вопрос: а что, надо бить кирпичом, если у тебя хотели спросить, как пройти в какой-нибудь Задрищенский переулок? Жди, я буду у тебя через сорок минут.

Настя приехала на три минуты раньше. Я разбаррикадировала дверь.

– Если подожгут, сама не выберешься, – прокомментировала Настя.

Мы сидели на кухне и пили чай.

– Это связано с компанией или случайность? – спросила я.

– Случайностей не бывает, есть только закономерности, – ответила Настя и набрала номер телефона. – Час назад на Бурцеву напали в подъезде дома. Пытались выбить дверь. Ты завтра пришли с утра кого-нибудь подежурить, и завтра же ей надо поставить железную дверь. А эту проблему я решу. – Настя положила телефонную трубку и пояснила: – Викулову звонила. Поедешь ко мне или переночуешь у кого-нибудь из своих подруг? – спросила Настя.

– Дома буду ночевать.

– Тогда возьми эту погремушку. – Настя достала из сумочки короткоствольный револьвер и пояснила: – Это газовый револьвер девятого калибра, но заряжен патронами с усиленным пороховым зарядом и дробью. Есть дробовые патроны, заряженные металлическими опилками, здесь – дробь типа бекасиной, чуть мельче. Убить не убьешь, но болевой шок достаточно сильный. В лицо лучше не стрелять – выбьешь глаза. Если в грудь в упор, даже самого крепкого мужика сажает на задницу. Сейчас лето, поэтому стреляй по яйцам. Наикается, пока будет выковыривать дробь из мошонки. Можно по ногам, только не в лицо, изуродуешь наверняка.

Я откинула барабан и высыпала патроны на стол. Каждый патрон был тяжеленьким.

– У меня нет на него разрешения.

– А кто будет спрашивать разрешение у учительницы? Учительницы револьверов не носят. Обычно они пользуются заточенными шпильками или ножницами из маникюрного набора. Это про запас. – И Настя высыпала из сумки горсть патронов. Их было, как потом я подсчитала, двенадцать, на две полных перезарядки.

– Я тебя провожу.

– Не надо, – сказала Настя, – на таких, как я, не нападают, такие нападают сами. К тому же, кому нужна секретарша, которая даже не спит со своим начальником? Завтра во всем разберемся.

Из окна я видела, как Настя обошла вокруг своей «восьмерки», заглянула под днище, села и мгновенно рванула с места.

Я подперла дверь гладильной доской, восстановила всю баррикаду и, как ни странно, сразу уснула, положив револьвер под подушку, как это делали гангстеры в кино.

Утром я проснулась раньше обычного, надела спортивный костюм, положила в косметичку револьвер и вышла на свою обычную утреннюю пробежку. Лесопарк начинался в трехстах метрах от моего дома. Бегающие выходили почти на час позже, женщины с детьми гуляли, когда наступала жара. Я сбежала с протоптанной дорожки и вошла в чащу из кустов, сюда не заходили даже местные алкоголики. Я нашла кусок фанеры, прислонила фанеру к дереву, отступила метров на пять и выстрелила, чтобы определить, с каким усилием придется нажимать на спусковую скобу, если придется стрелять мгновенно, не взводя курка. Выстрел оказался настолько громким, что с ближайших деревьев, каркая, поднялось не меньше сотни ворон. Я осмотрела фанеру. С пяти метров разброс дроби был не меньше полуметра. Моему будущему противнику почти ничего не угрожало. Теперь я выстрелила с трех метров. Дробь легла кучно. Последний раз я выстрелила почти в упор, и в фанере оказалась дыра размером с небольшое яблоко. Я уложила револьвер в косметичку, выбралась на дорожку и побежала своим обычным маршрутом.

Дома я успела дозарядить револьвер, принять душ и позавтракать, пока приехал Викулов уже с железной дверью, рабочими и одним из охранников.

– А если не подойдет? – усомнилась я.

– Подойдет. Во всех «хрущобах» стандартные дверные проемы, – успокоил меня Викулов.

Он прошел по моей квартире и заметил все: старую мебель, которую я помнила с рождения, старый ковер, сервиз «Мадонна» в серванте.

– Вот ключи от двери. – Я протянула ключи Викулову.

– Не надо. Теперь будут другие ключи. Я вам снял номер в гостинице «Союз», это недалеко от вашего дома.

– Я буду жить дома.

– Номер оплачен до конца месяца, и вы им можете воспользоваться в любое время. – Викулов информировал меня, как подчиненный, а решать уже мне. Я и решила, и даже быстрее, чем предполагала.

В офисе я предупредила своего Первого Заместителя, что еду к отцу в санаторий.

– Едете одна или с малым советом директоров?

– Есть еще и малый совет?

– Да. Вы, секретарша и алкоголик, который считается аналитиком, но не в состоянии проанализировать отношения с собственной женой. Почему вы их выбрали?

– Я же не спрашиваю вас, почему вы выбрали, предположим, Бессонова, Нехорошева и Ржавичева.

– Бессонова не я выбирал, это выбор вашего отца, а с Ржавичевым и Нехорошевым я учился вместе в Финансовой академии. Они блестящие экономисты. Я ответил на ваш вопрос и готов выслушать ваш ответ.

– Я вам отвечу чуть позже.

– Мне надо поговорить с Иваном Кирилловичем. Складывается впечатление, что он мне не доверяет. Настя сказала, что этот вопрос можете решить только вы.