Текст книги "Женщин обижать не рекомендуется. Сборник"

Автор книги: Валентин Черных

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 22 страниц)

– Значит, представитель его фирмы в Москве Шкловский. Родственник?

– Ты быстро соображаешь.

– Ты доходчиво объясняешь. А что представляет собой сэр Идкинд?

– Ему чуть больше семидесяти, воевал с немцами.

– Он очень богатый?

– Думаю, да. Но если об американцах почти всегда известно, сколько миллионов они стоят, то англичане свое состояние не рекламируют.

– Он рисковый?

– Да. Иначе он не был бы богатым, потому что его отец владел аптекой, а у него два десятка судов. Хватит о сэре Идкинде. Эту проблему мы будем решать завтра, а сегодня расслабься и получай удовольствие. Ты – в Лондоне, величайшем городе мира.

– Я должна многое посмотреть, – согласилась я и протянула ему список музеев, который составила мне Римма.

Он посмотрел список и сказал:

– Очень напряженная программа.

– Я справлюсь, – заверила я его.

После ресторанчика мы гуляли по Лондону. Он рассказывал мне об английских королях и королевах. Я, конечно, старалась запомнить, но меня больше интересовали ярко освещенные витрины и цены. Я тут же переводила фунты стерлингов в рубли, сравнивала московские и лондонские цены. Сравнение было не в пользу Москвы.

Мы вернулись в гостиницу после полуночи. Он остался у меня. Последнее, что я запомнила, это рассвет и тишину. Проснулась я при ярком солнце, которое било в окна. Он сидел за столом с бумагами.

– С добрым утром! – Он поцеловал меня, снял телефонную трубку и заказал завтрак в номер.

Женщин, завтракающих в постели, я видела только в кино. Если честно, мне завтракать в постели не очень понравилось. Хотя столик был удобный, я все время боялась опрокинуть кофе.

– Начнем, – сказал он и сразу преобразился. В разговоре по телефону он был бодрым и напористым. Я пыталась определить по выражению лица, что именно ему отвечают, но не могла ничего определить. Он улыбался, так же улыбаясь, положил телефонную трубку и сразу же помрачнел.

– Сэра Идкинда нет в офисе. Как только он появится, нам позвонят.

– С кем ты говорил?

– С его помощником…

Мы сидели в номере и ждали звонка из офиса Идкинда. Наконец позвонил помощник и сообщил, что сэр Идкинд улетает в Сингапур и будет в Лондоне через десять дней.

– Идкинд выжидает и вряд ли примет нас сейчас.

– У тебя есть знакомые в офисе Идкинда, к которым ты мог бы зайти просто так? Поздороваться?

– У меня есть такие знакомые, но просто так, без дела в офис не приходят. Если бы ко мне в Москве зашел бы просто так англичанин, заранее не оговорив время своего визита, я бы подумал, что у него поехала крыша. Здесь подумают точно так же.

– Но мы не можем сидеть в Лондоне десять дней и ждать, когда он вернется из Сингапура!

– Не можем… Я предлагаю пройтись, на ходу думается лучше. Сколько тебе нужно времени на сборы?

– Пятнадцать минут.

– Встречаемся в холле через пятнадцать минут.

Я приняла душ, надела деловой костюм и спустилась в холл гостиницы.

Он уже ждал меня в холле. В костюме и в галстуке.

Мы вышли из гостиницы. В офисах, по-видимому, был обеденный перерыв. На улицах как-то сразу появилось много молодых людей и девушек в костюмах, несмотря на жару. Молодые люди при галстуках, девушки в галстучках. Мы не выделялись среди них. Мы были похожи одеждой, сумками и, может быть, отличались только озабоченными лицами. Все кафе и стулья на тротуарах возле ресторанчиков сразу оказались занятыми. И так же сразу, минут через сорок, стали свободными.

– Кажется, у меня есть идея, – сказал он. – В компании Идкинда работает американец, он женился на англичанке. В прошлый мой приезд он пригласил меня на ужин. В этот раз я могу пригласить его. От него мы можем получить кое-какую информацию, правда он занимается не Россией, а Южной Америкой, но интересуется российскими делами.

Мы вернулись в гостиницу, и он позвонил своему знакомому американцу, оказалось, что у того этот вечер занят, и они договорились встретиться завтра вечером.

– Прости, – сказал он мне. – Я не в форме. Ты можешь погулять одна часа два. Я немного посплю и снова буду готов к труду и обороне, как говорит Адмирал.

Я его поцеловала и пошла гулять. Я боялась заблудиться, поэтому, выйдя из гостиницы на улицу, заметила табачный киоск на углу, повернула направо и пошла, никуда не сворачивая. Я заходила в небольшие магазинчики, цены на обувь и одежду в них были чуть ли не вдвое ниже, чем в центре, правда и качество ниже. Два часа пролетели незаметно. Я вернулась в гостиницу и постучала в его номер. Он лежал на постели со стаканом виски, рядом стояли две бутылки виски, одна уже пустая, другая начатая.

– Не понимаю, – сказала я.

– Извини, – ответил он. – Мне необходимо было снять напряжение.

– Почему только русские снимают напряжение водкой? – спросила я.

– Это не водка, а виски, между прочим очень хороший, и, поверь, так снимают напряжение все: американцы, немцы, шведы, китайцы.

– И как часто ты это делаешь?

– По мере накопления напряжения.

– Но завтра ты будешь уже со снятым напряжением или у тебя этот цикл длится несколько дней?

– У тебя в семье были алкоголики? Откуда такие познания?

– От жизни. У половины моих подруг мужья пьют.

– Я сочувствую твоим подругам. Я не алкоголик, и завтра утром у меня будет абсолютно ясная голова.

– И все-таки я не понимаю. Стоило ли приезжать в Лондон, чтобы напиться. Это можно было сделать и в Москве.

– Вера, я в Лондоне двадцать первый раз. В Москве работа, а здесь непредусмотренная передышка, и я эту передышку разумно использую. Прости меня, но сегодня я не смогу сопровождать тебя в музеи и картинные галереи. Кстати, ты знаешь, что, когда наши за рубежом говорят: мы пошли по музеям, это значит, что они пошли по магазинам. Воспользуйся передышкой и пройдись по магазинам.

– У меня все есть.

– Всего никогда не бывает.

Он налил себе виски, выпил, спохватился и спросил:

– Прости. Что ты выпьешь? Может быть, холодного пива?

– Может быть…

Он налил мне пива из холодильника-бара. Говорят, сны человеку снятся при пробуждении. Все действие, на которое в реальной жизни надо затратить часы, мозг выдает за доли секунды. Не знаю, сколько мне потребовалось времени, но, наверное, не больше нескольких секунд, чтобы просчитать все возможные последствия. Завтрашняя встреча с американцем вряд ли сможет чем-то нам помочь. Решение принимает Идкинд, и вряд ли он с кем-то будет советоваться, как поступить с русскими, дела у которых идут, мягко говоря, не блестяще. Решить может только Идкинд, и поэтому нужна встреча только с ним.

– Завтра, – сказала я, – мы должны быть у офиса сэра Идкинда еще до того, как он приедет на работу.

– Сэр Идкинд не ездит на работу. Он ходит пешком. Ровно двадцать минут от дома до офиса вот уже тридцать пять лет.

– Тем лучше. Мы случайно окажемся рядом.

– В Лондоне случайно рядом не оказываются. Мы не рояль, который случайно оказывается в кустах. И мы не нищие и не просители, которые караулят у дома или офиса.

– Мы нищие и просители.

– Нет. Мы партнеры. У нас реальные деловые предложения. Мы должны сохранять лицо.

– И сколько времени мы будем сохранять это лицо?

– Сколько потребуется!

– Поспи, – сказала я ему. – Ты хотел поспать, и тебе надо выспаться.

Я вернулась в свой номер, достала старую записную книжку, в которой сохранился московский телефон моего бывшего жениха Бориса Рапопорта. К этому телефону я вчера, еще в Москве, приписала его лондонский телефон. Я предусмотрительная. Подруги удивлялись, но я никогда не брала в долг деньги. У меня всегда был неприкосновенный запас, о котором не знала даже мать. Он уменьшался, иногда тратился полностью, но всегда пополнялся. Перед отъездом из Москвы я узнала лондонский телефон Бориса и его двоюродного брата. Я записала телефон посольского сотрудника, знакомого Риммы, еще у меня был телефон представителя Аэрофлота, он был отцом одного из моих учеников, который закончил школу год назад, я его встретила недавно, когда он только что прилетел из Лондона. Перед отлетом я вспомнила всех своих знакомых, которые были связаны с Англией. Вряд ли Борис мог мне помочь, но в данный момент мне надо было с кем-то поговорить. Конечно, он мог быть не в Лондоне, я не особенно и надеялась его застать. Кто же днем сидит дома?

Я услышала женский голос:

– Алло!

– Добрый день, – сказала я. – Попросите, пожалуйста, Бориса.

В трубке молчали. Меня, наверное, не понимали. Я начала подбирать свои немногочисленные английские слова и не могла вспомнить, как по-английски «просить», сообразила, что можно сказать «плииз», но женщина уже спросила почти по-русски:

– Это Москва?

– Нет. Я из Лондона.

Я услышала, как женщина сказала:

– Борис, рашн леди.

Я ждала.

– Слушаю, – сказал Борис. Голос у него был более низкий, чем я помнила, но я не слышала его уже тринадцать лет.

– Борис, – сказала я, – это Вера Бурцева.

– Вера! – обрадовался Борис. – Ты из Москвы?

– Я из Лондона. Я в гостинице. Сейчас скажу, как она называется.

– Никакой гостиницы. Я хочу тебя видеть!

– Я тоже.

– Одну минуту, – сказал он совсем по-московски. – Вечером у меня переговоры по гастролям в Австралию. Значит, у меня есть три свободных часа.

– Мы можем встретиться завтра, – сказала я.

– Завтра с утра у меня репетиция, потом обед с американским продюсером. Как я рад, что ты застала меня! Диктуй адрес гостиницы, я за тобой заеду.

Я достала карточку гостиницы.

– Улица Хаф Мун, по-моему, гостиница «Стар».

– Знаю, – сказал Борис, – это рядом с площадью Пикадилли. – Он задумался. – Мне до твоей гостиницы ехать минут сорок, потом мы с тобою поедем в мой клуб пообедать. Нет, это нерационально. Дорога у меня займет почти два часа. Лучше ты доедешь на метро, это близко, а из клуба я тебя отвезу. Ты лондонское метро знаешь?

– Я поеду на такси.

– Русские на такси не ездят, у русских мало денег.

– Такие русские, как я, сейчас, как и раньше, ездят на такси, и у русских много денег.

– Не заводись, – рассмеялся Борис. – Ты совсем не изменилась. Записывай. Только английскими буквами. Отдашь этот листок шоферу такси и не забудь у него взять чек.

– Диктуй.

Борис назвал адрес клуба и начал диктовать его по буквам.

– Я записала. Ты, наверное, забыл, что я изучала английский в школе и в институте.

– Проверяй по буквам, – потребовал Борис. – Я тоже учил английский в школе и в Консерватории, здесь я переучивался несколько лет.

Борис продиктовал по буквам. В десяти словах я сделала четыре ошибки.

Шофер такси привез меня по адресу, который я записала. Почти квадратные английские такси сразу выделялись из потока машин. Мода их не коснулась, и в этом, наверное, была разумная консервативность.

Клуб располагался в старинном четырехэтажном особняке, судя по форме окон и простоте архитектурных решений, это была постройка конца шестнадцатого – начала семнадцатого веков. Перед отлетом в Лондон я взяла у Риммы несколько справочников и альбомов по Лондону. Она всегда говорила: «От мужиков ничего не остается. Вещи, которые они дарят, снашиваются. От путешествий остаются хотя бы справочники и альбомы».

На доме не было никаких вывесок. Я нажала на медную кнопку звонка. Дверь открыл средних лет джентльмен в темном костюме.

– Миссис Бурцева? – спросил он, заглянув в лист бумаги на пюпитре.

– Есс, – ответила я почти по-английски.

Я поднялась с ним на второй этаж, он открыл массивную темную дверь, и я оказалась в небольшом зале. Слева была стойка бара, над которой возвышался джентльмен в точно таком же костюме и галстуке, как и встретивший меня.

Шторы на окнах были полуспущены, и мне показалось, что уже поздний вечер, тем более что на тех столиках, за которыми сидели мужчины, горели свечи. Ни одной женщины, отметила я. Если бы я встретила Бориса на улице, то никогда бы не узнала его. Полный рыжеволосый мужчина, с короткой стрижкой, в льняном пиджаке, больше похожем на плащ, чем на пиджак, шел мне навстречу. Наверное, мне надо было протянуть руку, но я обняла его и поцеловала. Сидящий за ближайшим столиком джентльмен пил кофе и читал газету. Он даже не поднял голову, чтобы посмотреть на нас.

Мы сели за столик.

– Я заказал то, что ты любила раньше, – сказал Борис, – но сейчас подумал, может быть, твои вкусы переменились?

– Вкусы не переменились, – заверила я.

– Я заказал бефстроганов. Но я могу переменить заказ. Вот карта. Выбирай.

– Пусть останется то, что ты заказал.

– Ты совсем не переменилась. Только прическа.

– Прическа совсем недавно.

– Она тебе идет. Ты стала совсем не похожа на русскую. Костюм от Версачи.

– Ты стал разбираться в моде?

– Не только в моде. Рассказывай. Я хочу услышать обо всем. Я знаю, что ты замужем, у тебя дочь.

– У меня дочь, но не замужем. Я разведена. Это для тебя плохо или хорошо?

– Это для меня хорошо.

– А ты женат?

– Да.

– Она из эмигранток?

– Нет. Она англичанка. Еврейка.

– Она не из семейства Идкиндов? – спросила я.

– Почему Идкиндов? – удивился Борис.

– Потому что в Лондоне я знаю одного англичанина-еврея, Идкинда, больше никого.

– Нет, она из Блюменфельдов. Это немецкие евреи. Ее дед эмигрировал из Германии в тысяча девятьсот тридцать третьем году, как только Гитлер пришел к власти. Она родилась в Англии.

– А кто она по профессии?

– Она, – Борис задумался, – она жена. Я с нею познакомился в Израиле. Мои родители живут в Хайфе. Она была студенткой медицинского колледжа. Она фармацевт, как и ее дед и отец, но, после того как вышла за меня замуж, она стала женой. Участвует в разных благотворительных фондах. Ее отец имеет несколько заводов по производству лекарств в Англии, в Израиле, в Америке.

– Твой тесть – богатый человек.

– Я тоже достаточно богатый, потому что вкладываю деньги, которые зарабатываю музыкой, в производство лекарств. Люди всегда будут болеть, и им всегда будут нужны лекарства. А ты работаешь учительницей или уже стала директором школы?

– Нет. Я президент судоходной компании.

– В своей школе? – не понял Борис.

– Нет. Суда моей компании ходят по всем морям и океанам.

Я впервые назвала компанию своей. Наверное, потому, что в том, как он предположил, что я стала как максимум директором школы, было явное снисхождение.

– Я не очень понял, – сказал Борис. – Я помню, что твой отец работал в морском министерстве, значит, ты перешла на службу в морское ведомство?

– Нет, отец создал частную судоходную компанию, она акционерная, но семьдесят процентов акций у отца.

– Ты «новая русская»! – обрадовался Борис. – Я много слышал о «новых русских», но ни с одним из них не знаком. Из России в основном приезжают музыканты, которым я помогаю найти работу в оркестрах. Я думал, ты в Лондоне с туристической группой. Когда я увидел тебя, такую модную, уверенную, я подумал, что ты удачно вышла замуж. Но ты и без замужества счастлива и успешна. Может быть, ты и права, что не согласилась выйти за меня замуж.

– Как это не согласилась? – возмутилась я. – Это ты не женился на мне!

Я вспомнила наши бесконечные разговоры, когда он убеждал меня выйти за него замуж и уехать, а я убеждала его остаться. Я вспомнила, как со мною не разговаривала моя мать, поставив ультиматум: если выйдешь замуж за еврея, чьи родители в Израиле, можешь забыть, что у тебя есть родители. Мое замужество грозило отцу служебными неприятностями, а его как раз должны были утвердить в должности заместителя министра морского и речного флота. И я не могла представить, как уеду из страны, в которой выросла. Я ведь русская, а уезжали в основном евреи. Когда уехал Борис, я внушила себе, что он бросил меня, я даже не думала, что он может думать точно так же про меня.

– Наверное, я была не во всем права, – согласилась я. – Но я же была девчонкой. Ты был старше, умнее. А после того как уехал, от тебя ни одного письма.

– Ты же жила с родителями, – возразил Борис. – Письма из-за границы фиксировались КГБ. Я не хотел доставлять неприятности твоему отцу и тебе.

Я уже выкинула из памяти тот страх, который заложили в меня чуть ли не с рождения. Когда я познакомилась со шведскими студентами и они пригласили меня с подругами в Швецию, отец сказал: «Нет. Не надо светиться».

– Сейчас все изменилось, – сказала я Борису.

– Значит, ты в Лондоне по своим делам? – спросил он и попросил: – Расскажи. Очень подробно.

И я рассказала об автомобильной аварии, в которую попал отец, как я стала президентом компании, о Шахове, о проигранном тендере, об Идкинде. Я рассказывала Борису, как рассказывала бы врачу.

Я закончила рассказывать, и Борис спросил меня:

– Чем я тебе могу помочь?

– Советом.

– Здесь нужен профессиональный совет. Такие советы дают адвокаты. У тебя есть в Лондоне адвокат?

– Мы прибегаем к помощи адвокатской фирмы. Они представляют наши интересы в тяжбах со страховыми компаниями. Здесь нужен не адвокатский совет, а человеческий. Как бы ты поступил, если бы оказался на моем месте?

– Не знаю. – Борис задумался. – Я бы обратился к своему адвокату. Это ведь англичане первыми сказали: мой дом – моя крепость. И моя Англия – моя крепость. Они в этом абсолютно убеждены. Я позвоню своему адвокату.

Борис достал из своего балахона мобильный телефон, набрал номер и заговорил на непонятном мне языке, это был не английский, по-английски он сказал только адрес клуба.

– Извини, – сказал Борис, – мой адвокат считает, что я плохо говорю на иврите, и требует, чтобы я с ним говорил только на иврите.

– Разве адвокат может требовать? – удивилась я. – Он может только предлагать, а ты – соглашаться или не соглашаться.

– Я согласился. – Борис вздохнул. – Моя жена говорит на иврите, мои дети говорят, один я такой тупой.

– И ты с ним будешь говорить на иврите и переводить мне?

– Мы будем говорить по-русски. Он вырос в Ленинграде, извини, вы теперь говорите «в Санкт-Петербурге». Он живет недалеко и будет здесь через десять минут.

Адвокат оказался грузным, пятидесятилетним мужиком в джинсах, кедах и майке с какой-то надписью, которую я перевести не могла. Борис представил его, и мне пришлось в укороченном варианте пересказать ему то, что я рассказала Борису.

– Тебе нужны эти мафиозные разборки? – спросил адвокат Бориса.

– Мы должны помочь Вере, – ответил Борис.

– Мы ей ничего не должны. Еще вчера ты о ней ничего не знал. Можешь не знать и сегодня. У нас разный бизнес. Боюсь, что мы ничем ей помочь не сможем.

Меня всегда раздражает, когда обо мне при мне говорят в третьем лице.

– А вы не бойтесь! – сказала я адвокату. – Если бы вы приехали в Москву и попросили меня помочь, да я бы все с ног на голову поставила.

– Вы, русские, только это и делаете.

– Мы, русские, разные, как и вы, евреи.

– Вы антисемитка?

– Нет, – поспешил ответить Борис. – Она хотела за меня выйти замуж.

– Когда хотят выйти, то выходят, – заметил адвокат. – И надо было это сделать. Сейчас бы жили в Лондоне и не имели бы никаких проблем. А почему вы обратились ко мне? В Лондоне полно русских. Есть «новые русские», есть «старые», есть богатые, есть умные. Правда, умных мало. Когда вам, русским, плохо, вы всегда обращаетесь за помощью к евреям. Мы вам помогли сделать революцию. Мы вам помогли выкрасть у американцев секрет атомной бомбы, мы вам сейчас налаживаем финансовую систему. Мы готовы помочь вам глобально, но вы уже дергаете нас по мелочам. Я вам помогу, если вы честно ответите на мой вопрос.

– У вас нет оснований сомневаться в моей честности, – ответила я.

– Что вам мешало выйти замуж за Бориса?

– Отец. Борис собирался эмигрировать, отец боялся, что если я выйду замуж за Бориса и уеду с ним, то его не утвердят в должности заместителя министра.

– Что и требовалось доказать! – торжественно провозгласил адвокат. – Все говорят, что евреи расчетливые, а у русских душа нараспашку, что русские бескорыстны. Когда надо, вы, русские, считаете так же, как и евреи. А загадочная русская душа – это миф. И вы, девочка, все хорошо просчитали. Конечно, вы проиграли тендер, но это еще не окончательный проигрыш. Вы идете верной дорогой, как сказал бы наш с вами общий вождь и учитель. Но чтобы выиграть, надо знать сильные и слабые стороны не только своего противника, но и союзника тоже. Будет ли вам помогать сэр Идкинд? Будет, если вы его убедите.

– Чтобы убедить, надо с ним встретиться, а я этого не могу сделать.

– Не вы не можете, а он не хочет! – уточнил адвокат.

– Да, – согласилась я.

– И правильно делает. Зачем ему ваша головная боль? И никто, никто его заставить встретиться с вами не может. Почему? Потому что он всю жизнь поступает так, как он считает нужным, а не как считают другие. Вы знаете, что он мальчишкой воевал с немцами?

– Знаю.

– А вы знаете, что он участвовал в двух войнах против арабов на стороне Израиля? Он всегда на стороне слабого.

– Вы с ним знакомы? – спросила я.

– Если это можно назвать знакомством. Мы с ним ходили в одну синагогу. Я вам устрою с ним встречу. Сможете его убедить – выиграете, не сможете – проиграете. Оставьте номер телефона вашей гостиницы, я вам позвоню сегодня вечером от девяти до десяти.

Борис отвез меня в гостиницу. Впереди у меня был целый вечер. Но день оказался для меня слишком напряженным, я прилегла и тут же уснула.

Разбудил меня телефонный звонок.

– Слушайте меня внимательно, – сказал адвокат. – Сэр Идкинд примет вас завтра в двенадцать часов по Гринвичу. Записали? Запомните, что англичане не любят, когда опаздывают. Здесь русские объяснения, что вы попали в автомобильную пробку, не проходят. Теперь все будет зависеть от вас.

– Спасибо, – поблагодарила я, не удержалась и спросила: – Как вам этого удалось добиться?

– Я позвонил раввину и рассказал ему жалостливую историю о том, как русская девушка была влюблена в еврейского юношу, но отец-антисемит не разрешил им пожениться.

– И он расчувствовался?

– Нет. Он сказал, что слава Богу, что вы не поженились. От смешанных браков в общине всегда проблемы, но согласился помочь мужественной русской девушке. Он позвонил сэру Идкинду, и тот назначил вам встречу.

– Но мой отец не антисемит. Так тогда складывались обстоятельства. Мой отец – партнер сэра Идкинда, я не хочу, чтобы об отце сложилось превратное мнение.

– Вы хотите встретиться с Идкиндом? – спросил адвокат.

– Да.

– Я вам это устроил. – И адвокат положил трубку.

Теперь передо мной возникла еще одна проблема. Но я ее не могла решить сейчас и легла спать, подумав, что утро нисколько не мудрее вечера, потому что все накопившиеся вечерние проблемы только прибавляются к утренним. Но все-таки какое-то успокоение наступило. Утром я встала бодрой, решила даже сделать пробежку, шорты я захватила из Москвы, но в этот момент в дверь постучал Заместитель.

– Вера, доброе утро! – сказал он. – Ты пойдешь завтракать?

– Пойду.

Мы спустились в цокольное помещение. Я по московской привычке позавтракала плотно, потому что в школе у меня иногда было по пять уроков подряд и обедать домой я приходила часов через шесть после завтрака.

Заместитель был тоже бодр и свеж.

– День мы используем на культурную программу, – предложил он. – Мы сходим в Тейт Галери, потом в Музей восковых фигур мадам Тюссо, а потом пойдем на Бейкер-стрит, в Музей Шерлока Холмса. Вечером поужинаем с американцем, получим от него дополнительную информацию.

– Нам нужна не информация, а встреча с Идкиндом, – сказала я и подумала, что поступаю как мстительная жена. Могла бы сразу сообщить, что встреча с Идкиндом состоится, тем самым снять с него напряжение. Нет, пусть помучается за свои грехи. Хотя какой грех? Ну выпил один раз.

Заместитель помрачнел. Я своей цели достигла.

– Извини, – сказала я.

– За что? – спросил он.

– Что злюсь за вчерашнее. Сегодня мы в двенадцать встречаемся с Идкиндом.

– Мы пока не можем с ним встретиться.

– К сожалению, мы не можем отказаться от этой встречи. – Я вздохнула. – Он сам нам назначил это встречу. Но если ты не можешь, то надо позвонить сэру Идкинду и отказаться.

– Рассказывай, темнила! – потребовал Заместитель.

Я ему рассказала о своей встрече с Борисом и его адвокатом.

– Значит, ты еще в Москве решила использовать связи своего бывшего жениха? – спросил он.

Его вопрос меня разозлил.

– Что значит – использовать? Я хотела его увидеть. Конечно, я подумала, что если возникнет такая необходимость и мне потребуется помощь… Он у меня единственный знакомый в Лондоне. А если бы ты меня бросил?

– Судя по всему, не я тебя брошу, а ты меня, и, наверное, очень скоро. Зачем, собственно, я тебе нужен? Ты сама находишь выход из любого положения.

– Если бы… Ты мне скажи, как мне быть со своим отцом-антисемитом? Идкинд ведь спросит об этом.

– Не спросит. Его интересует только дело.

– А если по делу, то давай обсудим стратегию. Ведь придется тебе вести этот разговор. Я по-английски могу только здороваться, поблагодарить за беседу и попрощаться.

– Давай обсудим, – согласился он. Мы вышли на улицу, сели в небольшом скверике и обговорили, кажется, все повороты, какие могут возникнуть, но все-таки так и не угадали, как повернулась эта самая трудная в моей жизни беседа.

Офис сэра Идкинда оказался на берегу Темзы, как мне показалось вначале, в старом складе. Это было большое деревянное двухэтажное здание. Стены внутри были обшиты темными от старости досками. В большом зале за стеклянными перегородками находилось десятка два женщин. Работали факсы, принимая и отправляя информацию, светились экраны компьютеров.

Нас встретила молодая стройная женщина, я не могла определить, сколько ей лет: то ли двадцать пять, то ли сорок пять, лишь когда она улыбнулась, я поняла, что она старше меня. Вверх, на второй этаж вела довольно крутая лестница, я подумала, что если женщина будет подниматься первой, будут видны ее трусики, но первым стал подниматься Заместитель, за ним шла я, а наша сопровождающая умудрилась на узкой лестнице идти не впереди, не сзади, а почти рядом со мной.

Кабинет сэра Идкинда оказался точно таким же залом, как и внизу, но не казался большим, потому что был заставлен шкафами с книгами, диванами, столом для заседаний, за которым, как у нас в компании, могло поместиться двенадцать человек. В кабинете была еще электрическая плита, два больших холодильника, круглый стол с тремя креслами. Это все я рассмотрела потом, вначале меня поразила стена из стекла, через которую просматривалась Темза с парусниками на противоположном берегу, кирпичными складами, со стрелами подъемных кранов и баржами.

Бесшумное плавное движение кранов завораживало, напоминая танец.

Из-за стола поднялся высокий худой старик в темном пиджаке и серых полосатых брюках. Он был похож на джентльмена из кинофильма.

Это был мой первый выезд за границу, но меня не оставляло ощущение, что все это я раньше видела: и лондонские улицы, и магазины, и гостиничные номера, и таких джентльменов, как сэр Идкинд. И я действительно все это видела в кино и по телевизору.

Я была уверена, что сэр Идкинд поцелует мне руку, в кино джентльмены всегда целовали руку даме, но он пожал мою руку. Его ладонь оказалась очень широкой и прохладной, как у всех стариков, про которых говорят, что их уже кровь не греет. В нашем микрорайоне таких стариков почти не было. Они не доживали: их или убили на войне молодыми, или они спивались и умирали, едва перевалив за шестьдесят.

– Кофе, чай? – спросил Идкинд.

– Кофе, – сказала я.

И пока мы усаживались за столом, женщина, которая нас встречала, уже поставила на стол кофейник, сливки, бисквиты и вазочку с очень мелкими кусочками сахара.

Мы пили кофе, Идкинд молчал, полуприкрыв глаза. Заместитель представил меня и заговорил по-английски, но Идкинд прервал его.

– Говорите по-русски.

Заместитель меня предупредил, что, хотя Идкинд всегда говорит по-английски, он понимает русский. Уловив некоторое замешательство Заместителя, Идкинд пояснил:

– В Москве я говорю по-английски, потому что это удобно при переговорах. Пока переводчик говорит, можно обдумать, передумать, осмыслить, внести поправки.

У Идкинда был акцент, как у поляков, хорошо говорящих по-русски. Заместитель замолчал. Мы распределили роли. Он должен был говорить, я только уточнять.

– Передайте Борису, что я очень ценю его как музыканта и всегда бываю на его новых программах, – обращаясь ко мне, сказал Идкинд.

– Непременно, – пообещала я, не уверенная, что еще раз увижусь в этот приезд с Борисом.

Идкинд совсем закрыл глаза, и мне показалось, что он уснул. А что, может быть и уснул, его попросили, он нас принял, но его вряд ли волновали наши проблемы, он ничего не терял, как бы ни переменилась ситуация, и российский рынок для него не главный.

– Жаль, – сказал Идкинд, – что Россия теряет таких музыкантов, как Борис.

– Борис уехал тринадцать лет назад, – ответила я. – Сейчас уезжают меньше.

– Сейчас уезжают больше, – не согласился Идкинд. – Раньше уезжали только евреи, сейчас уезжают и русские.

Он не хочет говорить о делах, подумала я и тоже закрыла глаза. Со мною такое бывает. Когда я чувствую, что человеку не интересно говорить со мною, я замыкаюсь. Но Идкинд снова открыл глаза и спросил:

– Зачем вы нападали на Шахова в своем интервью на телевидении? Зачем выносить сор из избы, как говорят русские. Бизнес не помойка. Я ни разу в жизни не имел дело с газетами и телевидением.

– Но вы, наверное, не попадали в такую ситуацию, в какой оказалась я?

– Я попадал в разные ситуации.

– Он не коллега, он – гангстер, – уточнила я.

– Очень интересно. Расскажите.

– Вы знаете, что наш флот стареет. Нам нужно строить новые суда, чтоб стать конкурентоспособными.

Наконец выступил и Заместитель. Я получила передышку.

– Шахов покупает и использует старые суда, уже опасные в эксплуатации. Он выжимает прибыль.

– Это нормально, – вставил Идкинд.

– Это не нормально, потому что эксплуатация таких судов угрожает жизни команды, а в случае аварии – это почти всегда экологическая катастрофа. Шахов не вкладывал деньги в строительство новых судов, как наша компания, он выжидал и скупал по дешевке недостроенные суда компаний, которые завалились из-за финансовых трудностей. Он обогащался, разоряя других.

– Это тоже нормально, – заметил Идкинд. – Я поступаю точно так же. Я очень внимательно, иногда не один год, присматриваюсь к компаниям, которые начинают заваливаться, и, когда они становятся банкротами, покупаю таких по дешевке.

Идкинд говорил по-русски еще лучше, чем мне показалось вначале. И еще я тогда подумала, что Шахов успел связаться с Идкиндом, и теперь уже не мы, а он – партнер Идкинда по бизнесу. И может быть, Шахов сейчас тоже в Лондоне, только в другой гостинице, более фешенебельной, и теперь ждет конца нашей беседы. После слов Идкинда Заместитель замолчал, обдумывая сказанное. Значит, пришла очередь вступить мне.

– А вы убиваете владельцев вначале, прежде чем купить компанию, или потом, после покупки? – спросила я.