Текст книги "Сто затей двух друзей. Приятели-изобрететели"
Автор книги: Валентин Головин
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 13 страниц)
А я сам – по полям да по лесам
Сметлив и хитер – пятерым нос утер.
Пословица
Что может быть краше дней похода, когда размеренный порядок лагерной жизни вдруг сломан и каждый шаг пути таит встречи с неожиданностями? Еще задолго до похода Ромашкин твердил свой стишок:
Там виден лес,
За лесом тем
Нас ждет чудес
Внезапный плен!
К походу готовились и наши умельцы. Им давно хотелось испытать в полевых условиях прочность своих новых, по их словам, непромокаемых идей.
Не раз в лагере замечали, как они с видом заговорщиков что-то задумчиво чертили в своих заветных тетрадках. Не иначе, туристам готовились сюрпризы. Но что затевали друзья, было пока тайной двух.
И вот долгожданный день похода наступил. Стрижи-стражи – верные патрули хорошей погоды – носились в сияющей голубизне неба стремительно, как реактивные самолеты. После особо сытного завтрака еще раз каждый проверил укладку рюкзака…
И вскоре в лесу растянулась цепочка оживленных ребят-туристов. Пуговкин гордо шагал впереди. Ему было чем гордиться. Он для похода смастерил из компаса ручные солнечные часы. Его прибор одновременно показывал, где север, и определял, который час.
На ходу Пуговкин рассказывал:
– Взял я старую соску, отрезал от нее короткую трубочку и эту трубку надел на футляр компаса. Потом засунул под это резиновое кольцо бумажный циферблат часов и вставил в центр его простую канцелярскую кнопку, солнечная тень от острия которой указывала время. Теперь у меня есть свои часы…
– А как ими пользоваться? – спросила Катя.
И Пуговкин показал, как сначала с помощью компаса находится положение севера.
Надо, чтобы синяя стрелка компаса упиралась по шкале в букву «С» – север. Ну, а тень от острия кнопки сразу на циферблате часов определит, который сейчас час. В полдень тень кнопки тоже смотрит на север.
Запасся походными новинками и Ромашкин. Пока всем было видно, как сбоку его пояса свисала микрофляга.
Мишка надумал ее сделать из резиновой оболочки для воздушного шара. Правда, его фляга вмещала воды немного. Но ведь в походе даже глоток воды может быть дороже золота. Тем более что налил он в свою фляжку крепкого, чуть подсоленного чая. Такая жидкость, по его мнению, лучше всего и утоляла жажду и прибавляла бодрости.
– Но водичка из твоей фляжки-баклажки будет теплая-претеплая. Такую и хлебнуть противно. Брр! – сказала, поморщившись, Нелли.
– А мы ее охладим!
– Чем? У тебя холодильник, что ли, в рюкзаке? Или лед с собой тащишь?
Ромашкин вместо ответа смочил слегка водой носовой платок, вложил в него свою микрофлягу, привязал платок к бечевке и стал ее со свистом крутить над головой.
– Задумал теперь свою фляжку раскрутить и забросить? Давно пора…
Мишка перестал вращать свой снаряд и сказал:
– Попробуй на ощупь, как охладилась вода в моей баклажке. Я не так глуп, как ты…
Тут Ромашкин сделал длинную паузу и, видя, что оскорбленная Нелли надувает губы, добавил:
– Не так глуп, как ты… думаешь. Ведь когда мокрое белье сохнет, оно всегда холодное, потому что из него испаряется вода. Когда я крутил сырой платок с фляжкой, он также охлаждал мою воду.
Путь-дорожка туристов пролегала меж кустов. И тут, как нарочно, сразу же перед самыми носами туристок-натуралисток стали дерзко порхать необыкновенные бабочки. А девчата впопыхах забыли в лагере сачки и теперь шли, сокрушаясь и переругиваясь.
Их беде помог Витька.
– Показать вам, как тут же, на ходу обзавестись походными сачками? – предложил он.
Разумеется, предложение было с восторгом принято.
Витька с помощью Ромашкина нашел несколько хворостин с развилками. Потом он привязал к рогаткам майку и платок и сказал:
– Ну, вот вам пока два сачка. Видите, как удлинилась теперь рука и увеличилась площадка ее ладошки. Такими сачками наловите тьму бабочек. Однако бабочки, словно увидя сачки и услыша Витькино бахвальство, все разом исчезли. Может, потому, что тропа подошла к темному лесу.
– Будто в воду канули, – заметил Ромашкин. Но неунывающий Витька успел поймать летящего жука-усача и мигом спрятал его в пустую спичечную коробку.
– На первом привале мы его получше разглядим в лесной микроскоп, – пообещал он натуралисткам.
– Откуда ты в лесу возьмешь микроскоп? – удивились девочки. Однако Витька пока не хотел раскрывать свою тайну.
Из темного леса гурьба туристов вышла к блестящей широкой реке. Сверкающая водная рябь слепила глаза. Все жмурились, прикрывали ладонями глаза. Вдруг Мишка закричал:
– Стойте! Стойте все! Сейчас мы, то есть Витька и я, подарим всем солнечные защитные очки! Подходите по очереди и берите вот из этого пакета.
Ребята запускали руки в пакет и, вытащив какие-то глянцевые цилиндрики, перевязанные нитками, с недоумением смотрели на изобретателей.
– Где же тут очки? – послышались разочарованные голоса. – Это или подзорные, или подозрительные трубки…
Но Ромашкин дернул за нитку, и внезапно трубочка развернулась в очки. Он надел их на нос Нюше и сказал:
– Теперь тебе нечего морщиться и жмуриться от солнышка.
Светофильтры, ослабляющие блеск солнца, наши мастера изготовили из старой негодной пленки для малоформатных фотоаппаратов. Сначала они на свету проявили ее так, чтобы она слегка потемнела. Затем подержали в фиксаже, промыли и высушили. А потом ножницами вырезали три впадины: одну посередке для носа и две по краям для ушей.
– А можно ли сделать такие походные складные очки не только темными, но и цветными? – спросил кто-то.
– Конечно, можно, – ответил Витька. – Надо их дополнительно окунуть в цветную тушь, лучше в зеленую. Этот цвет успокаивает глаза.
Ребята быстро вооружились легкими защитными очками, и поход продолжался.
Вскоре река потекла в сторону, и пионеры снова углубились в сосновый лес, росший на песчаных холмах. Солнце меж тем поднялось высоко над головой. Стало душно… Ребята приустали.
– Ну и жарища… Хорошо бы искупаться… Да жаль, от речки ушли, – послышались недовольные голоса.
– А хотите, мы эту жарынь придушим душистым душем? – предложил Пуговкин.
– Душ в лесу? Да еще душистый? Каким же одеколоном будет пахнуть твой дождик? – недоверчиво спрашивали ребята.
– Да любым, на выбор – цветочным, хвойным, березовым.
– Я хочу цветочный душ, – сказала толстенькая Нелька-сарделька. Она притомилась больше всех.
– Тогда нарви по дороге букет. Сейчас, судя по карте, нам в овражке встретится лесной ручеек. Обмакни букет в воду и потряси его над собой. Вот тебе и душ. И меня заодно обрызни…
Скоро в лесу раздался звонкий смех. Туристы вдосталь набрызгались. Иные так вымокли, словно попали под ливень. Лесной душ всех освежил. Запев бодрую походную песенку, отряд снова дружно зашагал вперед.
Ручные солнечные часы Пуговкина показывали двенадцать часов – тень падала прямо на север. В это время решили на лесной опушке устроить большой привал – отдохнуть, пообедать. Сначала распределили обязанности: одним собирать хворост, другим натаскать воды, третьим готовить обед, четвертым мыть посуду. Работы хватило на всех. Но тут вдруг выяснилось, что спички в кармане у Васи Антонова от лесного душа так намокли, словно их роняли в воду. Выручил всех Ромашкин. Он деловито пошарил в своем обширном карманном хозяйстве и сказал:
– Отгадайте, что я держу?
– Ну, соску, – ответил спецкор походного листка веснушчатый Никита Семин. – Только зачем она? Что-то я не вижу сосунков-младенцев среди туристов…
– Так знай, спецкор, что это спичкор, то есть спичечная коробка.
– Из соски? – удивился Никита.
– Ну да. Тут у меня в ней десяток спичек и кусок коробки, о который чуть чиркнешь, и спичка зажглась. В такой перевязанной ниткой соске спички в сине-море-океан упадут и то сухими из воды выплывут. И соль так сохранять легко.
После обеда и мытья посуды все прилегли отдохнуть. Кто положил ноги на рюкзак, кто на пенек, кто прислонил их к дереву. Ведь в таком положении скорей можно восстановить силы для новых туристских треп. И все было б хорошо, если б не муравьи…
Первым поднялся Ромашкин.
– Хотел я приберечь этот клубок-колобок для другого раза, – сказал он, подкинув вверх шарик из бечевок, – но муравьи доконали. Видно, Придется соорудить себе гамак из этого мячика.
Тут даже не выдержал готовый ко всяким неожиданностям Пуговкин.
– Фокус-покус хочешь нам показать? Был шарик. Гоп! Але! Стал гамак. Так, что ли?
– Не веришь? Ну, гляди!
Тут Ромашкин быстро обмотал стволы двух рядом стоящих деревьев так, что между ними повис пучок веревок.
Потом он привязал все бечевки посредине пучка к палке. И образовался веревочный ромб. Гамак был готов!
Покачиваясь на своем походном гамаке, Ромашкин вслух размечтался:
– Вот если натянуть сверху между деревьями еще одну веревку, а на нее повесить хотя б старую клеенчатую скатерть, получилась бы одиночная палатка для ночлега. Спи без забот. И дождик не намочит, и муравьи докучать не будут.
– А куда же ты рюкзак в своей висячей палатке положишь? – спросил спецкор Никита.
– Да тоже подвешу к верхней веревке, а то укреплю к средней перекладине под спину.
– Ну, а теперь, Миша, пошарь в своей тетрадке. Нет ли там чего веселого? – попросили девочки.
– Что же, – отозвался Ромашкин, – не зря говорят, шутка – минутка, а заряжает на час. Есть у меня тут одна загадка с семью отгадками. На всех хватит. Слушайте внимательно. Жил-был туда-сюда. Звали его туда-сюда. Был он лихой туда-сюда. А жену его звали туда-сюда. Построили они на огороде туда-сюда. И посадили туда-сюда. Но случилась засуха, и вырос туда-сюда. Кто отгадает лучше всех, тому дарю большой орех!
Туристы оживились. Послышались смех, догадки, вопросы. В конце концов общими усилиями загадку разгадали.
«Туда-сюда» оказались те слова, которые не теряли смысла, если их читать с конца. И ответ был такой: дед, Тит, казак, Анна, шалаш, боб, шиш.
– А нам, – вспомнили натуралисты, – Пуговкин грозился показать необыкновенные лесные микроскопы. Где же они?
– А посмотрите вокруг, их здесь видимо-невидимо, – лукаво отозвался Витя.
– Больше, пожалуй, невидимо, чем видимо. Мы не видим ни одного. Ты смеешься над нами, – обиделись девочки.
– Ну, так глядите. – Витя взял плотный листик березы, проткнул в нем сосновой иглой тонкую дырочку и сказал: – Теперь посмотрите через это отверстие на моего жучка-усача, приблизив его к глазу на расстояние в один-два сантиметра.
Первой оказалась Нюша.
Взглянув на жука, она отшатнулась и вскрикнула:
– Да это не жук, а жуть с рогами!
Тут Пуговкин пустился в разъяснения. Недаром он прозывался БЭС.
– Наши глаза видят отчетливо предметы, находящиеся на расстоянии двадцати сантиметров. Чем ближе, тем предмет кажется больше, но он становится расплывчатым. Чтоб увидеть предмет четким, надо поглядеть на него через крохотное отверстие. Через прокол в листке на расстоянии в один-два сантиметра жук-усач покажется вам с носорога. К тому же вы увидите его очень отчетливо.
Отдохнув, ребята разбрелись по живописным окрестностям привала. Ромашкин смотал свой карманный гамак.
Натуралистки направились собирать гербарии и ловить интересных бабочек и жуков. Геологи пошли поискать по речным обрывам полезные ископаемые. Картографы по карте прикидывали, какими путями лучше вернуться в лагерь. Художники и наши друзья присели порисовать новые пейзажи. Словом, все нашли себе занятие по душе.
Через час прозвучали три продолжительных свистка. Сбор – и снова в путь.
Дорога пошла лугами. Неожиданно откуда-то из-за леса подкралась синяя туча, и с шумом хлынул крупный теплый ливень.
– Вот его-то я и поджидал, чтоб испытать свою непромокаемую идею, – обрадовался Ромашкин.
Он вынул из рюкзака пару сложенных промасленных газет. Из одной, где он проделал в середке дырку для головы, получился плащ. А другую Мишка сложил в большую треугольную, как у Наполеона, шляпу. Теперь дождик был ему не страшен.
Заглядевшись на затеи Ромашкина, Катя вдруг вскрикнула. Она поскользнулась в мокрой колдобине и подвернула ногу. Девочка захромала.
– Что, больно? – участливо спросил Миша.
– Ничего, обойдется, – поморщилась от боли Катя.
На глазах у нее проступили слезы. Ромашкин взял себе ее рюкзак и крикнул:
– Ребята! ЧП! То есть, как говорят военные, чрезвычайное происшествие! Терентьева растянула себе ногу и не может идти дальше!
– Ну что ж, – проговорил Артур Тортиков. – Пускай посидит тут на травке, подождет. А потом за ней из лагеря придет машина с доктором.
– Гадко оставлять товарища в беде. А вдруг польется еще дождь? Или не будет машины! – возмутились все туристы.
– Вот что, ребята! – произнес Пуговкин. – Понесем Катю по очереди на носилках. До лагеря осталось километра два-три. Нас много – дотащим. Можно, конечно, сделать ромашкинский гамак и подвесить его на одну длинную жердь. Но легче будет нести нам четверым, если мы соорудим носилки из длинных палок и бечевок. Свяжем из них раму, а ложе оплетем веревками.
– Сказано – сделано, – первым откликнулся Ромашкин. – Пока девочки перевяжут больную ногу, мы айда в лес за палками и пушистыми ветками, чтобы Пончику было помягче лежать.
Не прошло и десяти минут, как первая четверка ребят бережно понесла Катю. Всем теперь не терпелось дойти поскорей до лагеря.
Ромашкин, чтобы поразвлечь Катю, стал рассказывать, как определить расстояние в пути.
Если видны знакомые предметы, то самый простой способ – карандашный. Держи карандаш на вытянутой руке. Если предмет закрывается толщиной граненого карандаша, то расстояние до предмета определить нетрудно. Надо ширину предмета умножить на сто.
– А еще, – добавил он, – я хочу всем туристам задать вопрос: как на ощупь темной ночью без светящегося компаса, без звезд в лесу найти, где север?
– Постой-ка, друг, высунь язык, – и Витька заботливо приложил ладошку ко лбу Ромашкина. – Что с тобой? И ты заболел? Впрочем, это редкий случай в медицине: бред налицо, а температура пациента нормальная.
– И вовсе я не больной, – обиделся Мишка.
– Как же ты хочешь в темноте на ощупь отыскать северную сторону?
– Ну, видно, врач Пуговкин не знает, что у деревьев и на камнях мох всегда растет на тенистой, северной стороне. Значит, и ночью можно по такому мху узнать, где север. А ты, как доктор Айболит, сразу мне лоб трогать… – И Мишка рассмеялся.
Улыбнулась и Катя. Когда до лагеря осталось идти совсем немного, Пуговкин не спеша вынул из кармана какую-то круглую коробку и сказал:
– А теперь мы взглянем в складную подзорную трубу, кто нас встречает.
Витька раздвинул в стороны крышки круглой коробки и приставил ее к глазу.
– Ого, да к нам навстречу вышло чуть не пол-лагеря. Вот посмотрите…
И ребята по очереди стали смотреть в самодельную подзорную трубку.
Витина подзорная труба оказалась очень простой. Ее тубус был сделан из небольшого мотка 35-миллиметровой фотопленки. Его можно было легко сдвигать и раздвигать. В широкий конец мотка была вставлена двояковыпуклая очковая линза. Это был объектив. А в другой, узкий, – двояковогнутая. Это был окуляр. Линзы в трубе были укреплены изоляционной лентой. Такая складная труба была очень удобной для походов. Ведь часто бывает нужно разглядеть, что виднеется вдали.
Туристов встретили торжественно. А Катю тут же уложили в кровать. Опасного у нее ничего не случилось.
– Через два-три дня можно будет с тросточкой идти гулять, – сказал врач.
И когда Пончик, все еще прихрамывая, опираясь на палочку, пошла ковылять по лагерю, то на линейке ее ждал сюрприз.
Оказывается, туристы сделали о походе отчетную выставку на воздушных стендах. Чего тут только не было!
В центре висела большая карта маршрута, где рисунками были обозначены место лесного душа, привал и прочие дорожные происшествия.
Туристы-изобретатели выставили часы-компас, складную подзорную трубу, очки, микрофлягу, «спичкор» и другие полезные вещи. Художники показали свои этюды. Геологи дали с подписями образцы пород. А натуралисты продемонстрировали не только свои гербарии и коллекции бабочек и жуков. На стенде у них был привязан и складной аквариум из прозрачного пластмассового мешка, в котором среди водорослей шныряли какие-то черные жучки.
– Ну, как тебе показалась наша выставка? – спросили Катю наши умельцы.
В ответ она только молча крепко пожала им руки. Ведь и поход, если не считать ее личной неудачи, и выставка удались на славу.
– А не «заболеть» ли нам теперь? – спросил друга, хитро улыбнувшись, Пуговкин.
– Ты что? С ума сошел? – прервал его возмущенный Мишкд. – Сам по себе захворать надумал?
– Я вижу, ты, Ромашкин, забыл, как у нас «болеют» любители футбола и бокса, хоккея и почтовых марок. Я ведь хочу, чтобы мы с тобой стали именно такими здоровыми болельщиками, а не хилыми больными.
«Минька»
Виденное лучше сказанного.
Пословица
– Чем же ты решил заразиться?
– Одним серьезным занятием – фотографией.
– Откуда ты взял, что фотографирование – серьезное занятие?
– Эх ты, Мишка, Мишка, – произнес разочарованно Пуговкин, – а я-то надеялся, что у Мишки есть умишко. Да если б не фотография, никогда б ты не увидал ни кинофильмов, ни телевидения. В больницах не могли бы делать рентгеновских снимков для распознавания болезней. И что узнал бы весь мир о поверхности Луны без фотографии? Есть даже распрекрасная пословица о фотоотпечатках.
– Что за пословица? Почему я ее не знаю?
– Лучше один раз увидеть, чем сто раз услышать!
– Где ж нам раздобыть дорогую и сложную фотоаппаратуру? Ведь без нее фотографией не больно заболеешь.
– И все ж летом на любой лужайке нетрудно получить фотоотпечатки без камеры, объектива, затвора, пленки, проявителя, закрепителя, фотобумаги и всяких фотопремудростей.
– Вот тут ты, Витек, и попался! Таких снимков нет и быть не может, – возразил запальчиво Мишка.
– Никогда не спеши отрицать, чего пока не знаешь. В переводе на русский язык фотография означает светопись. Положи на травку, например, треугольную фанерку. Через неделю погляди – на лужайке появятся очертания этого треугольника. Зелень под фанеркой без света выцветет. Так природа по-своему сделает негатив. Да что ходить на лужайку! Попробуй поброди в июне денек-два в майке, и тут же светопись, то есть загар, увидишь на своем теле. И выходит, ты попался! Только мы станем фотографировать, чтобы не ожидать подолгу снимков, не на травку или свою кожу, а на фотопленку с помощью фотоаппарата.
Надо все-таки сказать, что Пуговкин давно прицеливался к фототехнике. Он уже прочитал о ней несколько популярных книжек и даже успел посоветоваться с лагерным киномехаником дядей Сережей. Поэтому Витька и обнаружил неожиданные познания по фотографии, о которых Ромашкин до сих пор не подозревал.
– Фотоотпечатки на траве и на нашей коже всегда получаются не резкими. А в фотокамерах, где есть линзовый объектив, светопись выходит четкой, – объяснял он Мишке. – Впрочем, хороший рисунок предметов дает и простейший безобъективный черный ящик, который называют камера-обскура.
– Вот бы нам для начала такую камеру, – помечтал Ромашкин.
– Ну что ж, ее проще всего смастерить из обыкновенной спичечной коробки.
Ребята раздобыли пустую прочную коробку. Вырезали сбоку ее окошко и заклеили эту стенку папиросной бумагой. Затем напротив окошка они прокололи в центре стенку коробки тонкой иглой.
Потом Пуговкин поднес свою коробочку к зажженной электролампе. На папиросной бумаге, как на экране, возник светящийся яркий рисунок нити накаливания. Нить была перевернута, и ее изображение было тем больше, чем ближе придвигалась камера к лампочке.
– Примечай, – продолжал он учить Ромашкина, – как вместо сложного, дорогого объектива простая малюсенькая дырочка дает правильные отображения и дальних и ближних предметов.
– Если б можно эти изображения научиться сохранять, – подумал вслух Мишка.
Друзья отправились за советом к киномеханику. Он им показал, как устроен его фотоаппарат. Теперь друзья уже вдвоем проектировали в своих тетрадках различные варианты спичкамер. Прошло несколько дней, и простейший самодельный фотоаппарат был сконструирован. Он был очень несложен в изготовлении. Его можно было смастерить за один-два часа. Фотопленку взяли обычную, для малоформатных камер.
– А как мы назовем нашу камеру? – спросил Мишка.
– Есть такое название «Лейка», но не потому, что из фотоаппарата поливают цветы, – растолковал Витька. – Слово «Лейка» возникло из двух слов названия фирмы – ЛЕЙтц+КАмера, а мы назовем наш аппаратик «Минька», что будет означать Миниатюрная КАмера…
Как же была устроена крошка? К двум концам своей спичечной камеры-обскуры ребята присоединили резиновыми кольцами пару металлических кассет для пленки. Без таких кассет пока не обходится почти ни один маленький фотоаппарат. Ведь с ними можно камеру перезаряжать на свету. Пленка из одной кассеты в другую проходила через бумажную заслонку с кадровым окном. Очень маленькую дырочку пришлось сделать самой тонкой иглой в заранее зачерненном куске пленки. Сначала прокололи несколько отверстий, а потом при съемке выбрали то, которое дало лучшее по резкости изображение. В осях катушек пришлось провернуть отверстия. В них вставили по гвоздику. Так получились рукоятки для перемотки пленки.
Коробки изнутри вычернили тушью, а сверху обклеили черной фотобумагой. Их аппарат не имел ни затвора, ни видоискателя.
Просто «Миньку» направляли в сторону предмета, который надо было фотографировать, и пальцем приоткрывали объективное отверстие. Ведь выдержки при фотосъемке «Минькой» пока были сравнительно большими.
– А теперь, – увидев «Миньку», сказал дядя Сережа, – вам надо обзавестись и бачком для проявки пленки, и фотоувеличителем, и фонарем, и ванночками для обработки фотобумаги. Без этих приспособлений не видать вам фотографий, как своих ушей без зеркала. Когда я служил в авиации, – продолжал киномеханик, – там у нас широкие длинные негативы от аэрофотосъемок проявлялись без пластмассовых спиралей.
Я вам посоветую проявлять пленку так же, попросту с беспрестанной перемоткой ее в растворах с катушки на катушку.
Друзья склеили коробочку из картона и выкрасили всю ее масляной краской. В нее входили две катушки от кассет. Катушки головками торчали из крышки этого бачка. Внутрь коробки по очереди заливали проявитель, воду и закрепитель.
Для зарядки кассет, проявки пленки и других дел девочки сшили ребятам черный мешок из плотной двухслойной ткани. В нем были два рукава с вставленной в края резиновой тесьмой для большей светонепроницаемости.
Дядя Сережа предложил для начала нашим фотолюбителям пользоваться своим покупным фотоувеличителем.
– Что же, «Минька» будет свой, самодельный, дешевый, а увеличитель ваш дорогой и магазинный? – горячо возразили конструкторы. – Нет, пусть все наше фотооборудование будет самодельное.
И они сами склеили себе фотоувеличитель из картона наподобие камеры-обскуры с маленьким отверстием вместо объектива. Вверху черного ящика было кадровое окошко, куда прикладывали негатив. Внутри коробки укрепи ли промежуточную стенку для своего дырчатого «объектива». А вниз, на дно этого увеличителя, вставляли в темноте фотобумагу. При печати этот увеличитель негативом направляли на северную сторону ровно освещенного неба.
– Если наставить такой увеличитель на кучевые облака или к солнцу, то они тоже могут получиться на отпечатке, – объяснил Пуговкин.
Ребята смастерили себе и красный фонарь, затянув неяркую лампу двойным слоем красной материи. А три кюветы для проявки бумаги они склеили тоже из картона. Как и бачок для проявки пленки, их хорошенько покрасили водоупорной краской.
– Ну вот, – с удовлетворением сказал дядя Сережа, – теперь можно заняться всем фотографией и даже кликнуть клич: «Даешь фотокружок «Минька»!»
Пока шла запись в кружок, «Миньку» общими усилиями значительно усовершенствовали. Камеру аппарата сделали из двух поставленных рядом коробок. Это позволило получить нормальный фотокадр, как в «Зорком», «Киеве» и других аппаратах.
«Минька» обзавелся видоискателем из белого треугольного куска бумаги, приклеенного сверху. Если поглядеть вдоль сторон этого треугольника, то можно было представить границы будущего кадра.
Потом к «Миньке» приладили затвор в виде заслонки, укрепив ее на упругой резиновой нитке. В этой заслонке посередине была щель, через которую и проникал свет, когда снимали с рук с короткой выдержкой на высокочувствительную пленку хорошо освещенные предметы.
Впрочем, чаще ребята фотографировали «Минькой» со своего штатива из трех связанных вверху палок. Иногда штатив им заменяли пень, забор, окно, край стола и другие неподвижные подставки.
Лучшие снимки получили почетные дипломы. Всех удивил снимок молнии, которую удалось заснять Пете Орехову во время грозы ночью.
Петя выставил своего «Миньку» на окно в сторону грозовых туч, и яркая молния сама себя запечатлела на негативе.
Понравился зрителям и портрет маленького лягушонка. Лягушонок был сфотографирован вблизи и при увеличении казался солидной жабой. Но больше всего внимание привлек большой пронзительный глаз. Он провожал всех посетителей, зорко следя за ними, куда бы они ни шли. Это был глаз Пуговкина. Он снял его «Минькой» с расстояния в пять сантиметров, а потом сильно увеличил. И, возвращаясь с выставки, Витька не без гордости произнес:
– Погляди, Ромашкин, сколько с нашей легкой руки развелось фотолюбителей!.. Болезнь-то оказалась и прилипчивой и полезной.
