Текст книги "Вторая книга. Друзья и Враги. Демоны наших сердец. Том третий. Сердце Принца (СИ)"

Автор книги: Вадим Вятсон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 16 страниц)

Хотя было бы любопытно, что было бы за столом, оставайся он сошо? Но этого уже никогда не узнать.

А жаль.

Впрочем, Нэй и без сошо без внимания не остался.

Э… Мы забыли упомянуть о Сэме. Он спокойно мог принять участие в общем ужине, но отказался с самого начала. Заявил, что «людям-людское, а орчам-орчье», и сообщил, что его пригласила на общий ужин община орчей при Дорожном Дворце. Тут была огромная хрюшня с несколькими десятками хриков, что требовало и большого числа орчей, за ними ухаживающих и обслуживающих. Так что Сэм не остался в одиночестве, он просто ужинал в другом месте, как он сказал, в более ему подходящем.

В общем, за столом в этот вечер собрались довольно любопытные персоны. При этом общий стол так же являлся девятигранным и каждый из гостей сидел за гранью под номером, в которой проживал на данный момент.

Всего было занято четыре, э… пять граней.

Во второй грани жили, как можно было понять, Нэй, Элли, Сэм и «убежавший» из своей грани Артур.

В четвертой собралась семья купца Первой Гильдии Наха Амоса, что как раз и говорило о том, что теперь в Дорожных Дворцах собирались независимо от титулов. У Амосов были только купеческие, но довольно высокие регалии, при этом дворянином он не был и близко, но воссияние у него и у всех его домочадцев, а их было пятеро: сам Нах Амос, купец уже в возрасте, ему было за семьдесят; его супруга, вторая – первая, Миланья, умерла, эта подробность была известна из списка гостей; Улья, младше мужа лет на тридцать – но о возрасте в списке ни гу-гу; старший сын, еще от первого брака – Тох, сорока лет; и дети уже от Ульи – дочь Трея, девятнадцати лет, и сын Нарвах, семнадцати – присутствовало.

Казалось бы, при чем тут семья Купца Первой гильдии? Даже не дворянина, но при этом являющиеся гостем Дорожного Дворца? Причина была до банальности проста. Нарвах был обручен с Принцессой Крови Лаурией, девятнадцати лет, являющейся дочерью Принца Крови Себастьяна вис Тирена Лонгбарди – Герцога Ирвильского, который занимал восьмую грань в Дорожном Дворце. Если копнуть еще глубже, то оказалось бы, что Себастьян вис Тирен является родным и старшим братом нынешнего Короля Рошана Урбана IX! При этом грань он занимал…

Хм… Занимал он грань с другом сердца Пимом ди Роком, человеком средних лет, красивым, как мог быть красив мужчина, и на вид довольно простецким, хотя и не без модных прикидов в одежде. Вот как раз штаны-фонарики и чулки были тому в подтверждение. И… И огромный круглый воздушный воротник. Хм…

Ну да, Пим и Себастьян были адептами Ордена Ката и Бата. Тут вообще это было сплошь и рядом, при этом предубеждений перед такими людьми в Каракрасе не было в принципе, ну, почти. Все адепты Ордена Ката и Бата были в большинстве своем благоразумными, значимыми, достойными и вполне адекватными людьми. В общем, все чин чином.

Хотя… Если прикрыть глаза и немного изменить обстановку, а Герцогу Ирвильскому добавить беретик, то в голове возникнет дежавю. Как будто со старыми друзьями встретился.

В общем, Герцог Ирвильский занимал восьмую грань с другом сердца де Роком и дочерью Лаурией.

Интересно, возникла мысль у Нэя, как эти две совершенно разных семьи из совершенно разных слоев общества умудрились найти общий язык? Или это просто брак по расчету? Нэй знал, у него было время немного покопаться в памяти и в Локрусе – Амосы были очень богаты, а у Герцога Ирвильского, кроме его высокого титула, были еще и очень большие долги – любовь всегда приводит к долгам. Впрочем, на вид пара Нарваха и Лаурии должна была быть интересной и приятной. И по их глазам – и Элли как эмпат шепнула Нэю свое мнение – у них была любовь. Хм… Когда успели?

В шестой грани проживал и за шестой гранью за столом сидел со всей своей фамилией двенадцатый Великий Герцог Норвудский – Бенджамин Лук вис Охр Гартари. Человек своеобразный, умный, авторитетный и властительный.

Он прибыл в Дорожный дворец, как уже было сказано, со всей своей фамилией. По левую руку сидела его жена, третья, Лаура – Герцог был дважды в разводе – и трое молодых, от третьей жены, детей: Анна, восемнадцати лет, Лура, шестнадцати, и Маркон, четырнадцати. Детей от предыдущих браков тут не было.

И как это ни казалось удивительным, но Великий Герцог был одним из немногих аристократов, с которым был лично знаком Нэй, и в каком-то смысле он мог бы назвать Великого Герцога своим другом. Как и Герцог его.

Бенджамину Луку было, если Нэю не изменяет память, уже девяносто пять. Но выглядел Герцог моложаво, лет на шестьдесят, как, впрочем, и любой аристократ, в ком текла королевская кровь. Конечно, род Герцога уже давно не претендовал на Трон, но при этом он находился очень к нему близко.

Впрочем, власти, по его словам, ему было достаточно, и требовать большего или пытаться стать большим он не стремился.

И Нэй верил этому человеку, в котором все-таки было больше простоты, чем аристократизма, но при этом он на все сто был человеком власти и силы высшего общества.

А познакомились они при довольно любопытных обстоятельствах.

Десять лет назад это было. Точнее, это произошло в тот год, когда Нэй после воскрешения жил и тренировался в доме Атана Селистера, занимая целую палату.

Дом Селистера был и жилым зданием в виде буквы «П» дланского алфавита, правое крыло здания от входа, и представлял из себя и госпиталь, поликлинику и больницу в едином формате – уже левое крыло. Вот Нэй и жил в доме целителя и лечась, проходя восстановительные процедуры, и тренируясь, восстанавливая свое тело и форму.

Вот в один из дней декабря (ус) 1428 года в его палату и постучался Великий Герцог с шахматной доской под мышкой.

Открыл дверь и тут же закрыл. Но прошло секунд десять, не больше, как дверь снова открылась и на пороге снова появился Герцог. Впрочем, в тот момент Нэй не представлял, кто перед ним, так как герцог был облачен хоть и в дорогой, но почти обычный халат, а на ногах его были пуховые домашние тапочки на босу ногу.

Он постоял с секунду, а потом просто спросил:

– Парень, ты в шашки играешь?

На самом деле Нэй учился играть в шахматы, а в шашки, хоть и имел небольшой опыт, особых успехов не снискал. Почему-то Учитель считал шашки «недоигрой» и особо Нэя не учил.

Но Нэй об этом говорить не стал, а сказал просто:

– Умею.

Неожиданный гость этому сильно обрадовался, заявив, что все пациенты тут какие-то малахольные и даже не знают, что такое шашки, и вообще и близко играть ни во что не хотят, а только болеть!

Правда, первые несколько игр Нэй с треском проиграл, на что Герцог в сердцах проговорил:

– Да ты, парень, вообще играть не умеешь!

Нэй на это только пожал плечами и следующую партию выиграл за малым, но все же преимуществом. У Герцога появился азарт, и они сыграли еще партий десять и уже с переменным успехом.

А после, уже под вечер – Нэй даже тренировку пропустил дневную, посчитав, что эта встреча стоит того – решили сыграть в шахматы. И уже Нэй в сердцах бросил, что его знакомый, Герцог представился просто Беном, вообще в шахматы не умеет играть!

На это они посмеялись и разошлись. А затем две натиры постоянно играли то в шашки, то в шахматы. И за это время поведали друг другу свои истории жизни, конечно, без особых подробностей, но и без этого вполне достойные каждый отдельного романа.

Как оказалось, Великий Герцог любил выпить. Причем речь шла не о вине, этом напитке аристократов, а о самогоне гномов – первухе! Причем любил выпить в таких количествах, что порой не помнил, что, и когда, и кто он. То есть мог уйти в запой на несколько дней и даже натир.

Но как-то лет тридцать назад – сейчас уже сорок – он встретился, с уже известным целителем Атаном Селистером, когда оказался с оказией в Орсе, который и сообщил ему, что если он продолжит в том же духе, то очень скоро отправится на Огненный погост, и даже королевская кровь его не спасет. Такая перспектива Герцога не устроила, но и пить он не очень хотел бросить, поэтому он для себя нашел золотую середину, что доказывало силу воли этого человека, пусть и своеобразную, и то, что королевская кровь все же очень сильна и что целитель все-таки был не совсем прав.

В общем, с тех пор Герцог не брал в рот алкоголя вообще! При этом выполнял все предписанные целителем процедуры, пил все лекарственные настойки и зелья. И только в декабре (ус) на три натиры он приезжал в Орсу. И каждый из семи дней первой натиры напивался тут до свинячьего состояния, до зеленых чертиков и демонов в глазах, до белочки, и в конце этой «пьяной» натиры на карачках или ползком добирался до дома Селистера, который на две оставшиеся натиры укладывал его в своем госпитале и проводил очищающие его организм процедуры. После чего Герцог уезжал, чтобы вернуться в Орсу через год! По нему можно было сверять часы, как говорил Селистер, так четко исполнял он свой ритуал!

Вот и в тот раз он прибыл в дом Селистера после жесточайшей пьянки, и после первой очищающей капельницы – из-за капельницы-то и не была видна сила Крови Великого Герцога: очищающий раствор разбавил кровь – пошел бродить по палатам в поисках достойного или просто соперника в шашки, в которых считал себя непревзойденным игроком.

Вот так они и подружились.

А когда сегодня Нэй появился за столом – объявление персон шло по кругу, но в столовый зал все вошли одновременно, – Герцог довольно громко рассмеялся, мягко стукнул так свою жену в плечо и на весь зал пробасил:

– Я же говорил! Далеко этот парень пойдет! – и еще громче хохотнул.

Нэй, кажется, снова покраснел.

И последним можно было объявить грань третью, в которой должен был проживать и сидеть за третьим столом Артур. Но как мы знаем, он там почти и не появлялся, живя у Нэя в «гостях», а когда появился за столом, то немного постоял возле своего места, вздохнул, подозвал слуг, и они очень ловко подняли массивный стул, на котором должен был сидеть Артур, и, быстро пронеся его, установили возле мест Нэя и Элли, слева, так что Нэй оказался в центре этой своеобразной троицы. При этом Артур выглядел очень довольным.

По традиции за стол садились по особой очереди. Первым самый старший по титулам. И в этот раз эта честь досталась Артуру, Принцу Крови и Герцогу Суркенскому.

Можно было подумать, что на самом деле по старшинству, как самый старший, этой чести должен был удостоиться как раз Герцог Ирвильский. Но это только на первый взгляд. На самом деле по протоколу Артур хоть и был молод, но стоял выше своего двоюродного деда, так как являлся сыном Третьего Носителя Права, то есть имел вполне реальные полномочия и власть, в отличие от человека, пусть и Герцога, и в возрасте, кратно превосходящем Артура, но который уже ни на что не претендовал.

Артур улыбнулся, сел на свой стул с высокой спинкой, самой высокой в зале, от этого и понимание чести старшинства, и рукой так указал, что мол, все остальные тоже могут садиться и приступить к трапезе.

Точнее, сначала прозвучала молитва за богоугодность трапезы, а уже после нее как раз трапеза и началась.

Принесли вино.

Четыре бутылки эльфийского вина; по году выпуска, выплавленному и эльфийскими, и вечными цифрами на бутылке «MCCLXI-1261 год» Нэй понял, что это вино должно быть н’рильского сорта – прекрасный вкус у винных мастеров Дорожного Дворца. Слуги их открыли и налили основным персонам чуть в бокалы, и конфетки появились. При этом Великий Герцог слово свое держал, и перед ним стоял огромный бокал, фимты на полторы, в котором была, скорее всего, чистая вода, поэтому за его столом дегустацией вина занялась его супруга.

Нэй сделал глоток, затем конфетку в рот, прикрыл глаза. Приятный и ароматный вкус, хотя, если честно, отличить н’рильское от н’вильского Нэй бы не смог, он не был экспертом и тем более не дегустатором, только память на года урожаев и спасала.

После общей дегустации прозвучал обязательный традиционный тост за Королей. Пили вино стоя и глотками: после очередного глотка упоминали одного из Восьми Королей – здесь Имена Королей объявлял мажордом стола и жезлом бил о каменный пол с искрами – и снова глоток вина. Бокал так и назывался – Восемь глотков. После можно было пить вино как угодно и за что угодно, но в основном так глотками любой тост и встречали.

Не понять, откуда пошла эта традиция. То ли ради экономии вина, то ли чтобы не напиваться сразу, что, впрочем, стояло в одном ряду с экономией, но традиция закрепилась после Великого Катаклизма и поддерживалась в любом доме, даже у простолюдинов, которые и помыслить не могли о каких-то там эльфийских винах, а пили самую настоящую бормотуху. Но при этом тост за Королей был обязательным и в их домах. При этом на первуху эта традиция не распространялась, и это огненное пойло пили стаканами и залпом; за Королей по отдельности Имен первуху не пили, но тост за Королевства и за Мир тоже был обязательным.

Тост закончился, все сели. На столе появились первые салаты: и овощные, и мясные, и рыбные. Ужин предполагал легкую еду, но можно было заказать и что-то цельно мясное – отбивные, гуляш, баринет – бефстроганов, бифштексы и даже почти сырое мясо, если был кто желающий, с любым гарниром. Впрочем, как заметил Нэй, все за столом, и он в том числе, предпочли легкий ужин, то есть салаты, разнообразие которых приятно радовало глаз и не портило вкус вина.

Как и следовало по традиции старшинства, слово взял Артур:

– Я рад и счастлив возглавлять досточтимое собрание за этим широким и шикарным столом, за которым собрались удивительные и приятные, а главное, верные подданные Короны, – при этом все присутствующие сделали уважительные поклоны. – А также я рад, что мой друг и брат так же присутствует здесь и участвует в этом занимательном и любопытном застолье.

Он сделал глоток вина, за ним последовали все остальные, и продолжил:

– Это застолье, как известно, традиционно для гостей Короны. Не сказать, что все мы лично знакомы друг с другом, но кое-что друг о друге знаем, не хорошее и не плохое, а просто знаем. Но при этом, как мне известно, в этом Дворце и за этим столом только несколько персон находятся впервые, поэтому по традиции нашей общей трапезы новички должны немного о себе рассказать, чтобы стены этого Дворца приняли новых своих гостей и в будущем не отказывали им в своем гостеприимстве. Ведь всем известно, что дома, построенные на совесть и с умом, имеют разум и душу, и их не стоит обижать своим безразличием.

Снова последовал глоток вина.

– Насколько я знаю, Амосы впервые присутствуют в Дорожном Дворце, как и мой брат Нэй дер Вейн, – Артур улыбнулся. – Но Амосов слишком много, поэтому мы дадим слово старшему из них, Наху Амосу, как главе их дружной и, вижу, веселой семьи, – Артур имел в виду, что, несмотря на его речь, Нарвах и Трея о чем-то весело шушукались. Рука Ульи тут же прилетела в затылок Треи – через затылок Тоха, которая тут же скромно потупила взгляд, проговорив: «Простите!» – хотя было видно, что им обоим очень хотелось снова рассмеяться.

Артур благодарственно склонил голову и продолжил:

– Но для начала я бы, как и мы все, хотели бы послушать Нэя дер Вейна. Хотя на самом деле слово должен был бы держать уважаемый бакши Нах Амос, как старший из двух новичков, но сейчас я бы предпочел, чтобы вы немного разобрались со своим веселым семейством, а потом и нам бы рассказали, что так развеселило ваших милых детей.

Било видно, как Нах Амос смутился, что для человека его возраста и положения было неслыханно, а Улья покраснела. Она тут же обратилась к Тоху, который тоже был не прочь посмеяться.

Артур на это улыбнулся и обратился к Нэю:

– Давай, брат мой, расскажи нам о себе.

Нэй тоже был смущен, а главное. он совершенно не готовился к этому. Нужно было посмотреть и спросить у кого-нибудь про традиции Дорожного Дворца. Вот у Элли, например.

Хм… А она что, уже здесь была?

– Если не секрет, когда ты здесь останавливалась? – очень тихо спросил Нэй.

– Очень давно.

– И тоже рассказывала о себе?

– Да. Немного.

– Это стоит послушать, – он взял ее руку в свою.

Наконец за столом Амосов воцарилась тишина, наведенная строгим шёпотом Ульи.

Нэй сделал глоток, пауза позволяла продумать все, что можно сказать в столь любопытном обществе, и заговорил:

– Если досточтимое собрание готово послушать о моей жизни, то извольте. Правда, это может затянуться часа на три, просто короче я не умею. Хотя на самом деле в моей жизни было мало чего интересного, в основном я убегал, нападал, бегал и прыгал, все остальное было прозой жизни.

– И я – проза жизни? – очень тихо на ушко, чуть его не откусив, спросила Элли.

– Ты мое солнце, – ответил он так же тихо и проговорил уже громче: – Где я родился, точно неизвестно…

И тут же получил очень любопытный комментарий от стола Амосов, от Тоха:

– Ну почему же – точно на помойке, – сказано было не очень громко, но было слышно всем.

При этом сразу оба – и Артур, и Элли прижали руки Нэя к столу,они ведь знали, что он может вытворять руками, не двигаясь с места и без всякой магии, – хотя на самом деле отвечать грубияну Нэй вообще-то не собирался. Ему даже стало любопытно.

За столом Амосов снова произошла перепалка, кажется, Нах Амос проговорил: «Балбес», но подзатыльник давать не стал, а, обратившись в сторону Нэя, проговорил:

– Я бы хотел попросить прощения у Вашего Высочества за столь непотребный язык моего сына.

Нэй поклонился купцу в ответ:

– Я принимаю ваши извинения бакши Нах, хотя, – он улыбнулся, – и не считаю слова вашего сына оскорбительными для себя. Мы ведь не выбираем место, где и когда нам родиться. Мы рождаемся там и тогда, когда нам должно родиться. И место почти не имеет никакого значения. Например, Великий Кароль Аркитара – Маркитон V – родился среди хриков. Среди кучи навоза хрюканья хриков и жуткого мороза на улице, – Нэй сделал глоток из бокала. – Просто рядом больше не было теплого помещения, орчи ведь живут в прохладе и любят ее, даже холод, хотя и вышли из огня, и могут сутками не топить печи своих домов. Так что хрюшня оказалась единственным местом, в котором было тепло, несмотря на запах и навоз. Но это ведь не умалило заслуг Маркитона V и его величия?

– Правильно, парень! – пробасил Великий Герцог и очень мощно ударил ладонью по своему столу так, что все грани дернулись, как от маленького землетрясения, и бокалы звякнули.

Нэй в благодарность за поддержку поклонился в сторону Великого Герцога и продолжил:

– Что касается меня, – он немного помолчал, прежде чем продолжить, ведь прошлое так было близко и все еще так ярко, что даже сердце защемило; нет, все нормально у него с сердцем, просто вспоминать не любил. – Как я уже рассказывал в один из вечеров своим друзьям, и, видимо, этот рассказ войдет в мою привычку рассказывать его как ответ на все вопросы о своем рождении, – он улыбнулся, – где и когда я родился, на самом деле никому не известно. Ни мне, ни Дядюшке Отою, – проговорил он и очень тихо прошептал что-то вроде: «Миров тебе, достойных твоей жадности» и, перекрестившись, продолжил уже в полный голос: – Вообще никому! Но я родился точно не на помойке. Когда меня нашли на ступенях приюта Дядюшки Отоя, мне было месяца три или четыре. Я был чист, запеленан, вот же чудеса, в шелковые пеленки, и даже записка была в люльке, всего с одной фразой: «Меня зовут Нэй». Правда, Дядюшка Отой не стал особо заморачиваться с предположениями, откуда я и кто я, он просто взял меня, оформил в магистрате Аркета и для пущей простоты вписал в метрику моего рождения день «10 августа», когда меня и нашли. Хм… Этот рассказ получается даже лучше прежнего. То есть можно сказать, что я родился на ступенях не лучшего, но и не самого худшего приюта города Аркета, который на помойку точно не походил. За помойку Дядюшка Отой бил нещадно, так что в каком-то смысле я уважаю порядок, хотя больше все-таки люблю упорядоченный хаос, – он хмыкнул. – Но это уже другая история. А потом все немного изменилось и изменился я. Встретил Учителя. Самых лучших друзей на свете, на которых можно всегда положиться в трудную минуту. Встретил друга, которому стал братом, и…

– Прыгнул к нему в постель, – послышался снова комментарий от стола Амосов.

Наступила неловкая тишина.

М-да. Любопытным человеческим экземпляром был этот Тох Амос. Нэй немного изучил своих соседей по Дорожному Дворцу. Говорят, Тох был на язык несдержан, видимо, из-за своего положения в семье. А после того, как Нарвах и Лаурия поженятся и у них родится сын или дочь, то не видать ему наследства вообще! Правда, не было понятно, что мешало Тоху завести семью и детей, он был вечным холостяком, тогда, вполне возможно, его сын или дочь стали бы главными наследниками. Адептом Ордена Ката и Бата он тоже не был, да и это не проблема – иметь детей. Тогда что?

Очень интересно.

А хотел ли он оскорбить или просто позавидовал возвышению Нэя? Но он вскоре сам получит не менее высокое возвышение, как приданое за дочь Герцога Ирвильского – простой графский титул Амосы получат точно, а это герб, гербовая бумага и печать, хотя Нэй никогда не понимал, зачем титулы торговцам. Нэй даже представить не мог, какие интриги плетутся в Великом Королевском Дворце Мир Рошанского, Мирминоре – кто, что, кому и чего должен за эти титулы и разные свадьбы. И Амосы в них уже погрязли. Но они торговцы – выкрутятся или правила изменят.

А насчет оскорбить или унизить? Ну, это зыбкий момент для психологии Нэя, он и не такое слышал в свой адрес, особенно в тот ужин у Лорда-Маршала Граничного Патруля. Просто теперь он может ответить и словесно, и… Нет, не нужно. Не на дуэль же звать за глупый язык?

Но ответ на комментарий пришел! И со стороны того, от кого Нэй даже и не ожидал.

Артур!

Артур выпрямился во время неловкой паузы и мыслей Нэя, очень аккуратно вытер салфеткой губы. Потом резко встал, так же быстро прошелся до стола Амосов и совершенно неожиданно макнул голову Тоха Амоса в тарелку с его салатом! Это произошло так внезапно, что Амосы среагировали очень своеобразно: сидя на стульях, каким-то образом отодвинулись, отскочили от Артура и сидящего Тоха, а тот, попытавшись что-то возмущенно сказать, был еще раз сунут лицом в салат, причем Артур еще этим лицом повозил по тарелке.

Потом, не отпуская голову Тоха, скомкал салфетку и бросил ее на голову купца.

– Вытрись, – сказал и так же быстро вернулся на свое место.

Сел так же прямо, похлопал по ладони Нэя, который, как и все за столом, находился в некоторой прострации, и проговорил:

– Во-первых, вы должны привыкать к протоколу аристократических застолий, за которым любые разговоры и комментарии не по теме спикера стола, в этом случае, меня, являются верхом неприличия. Если вы хотите что-то обсудить или посмеяться над кем-то, то для этого существуют чайные комнаты, в которых в своем кругу вы можете обсуждать что угодно и кого угодно. За общим столом, где присутствуют разные люди, с разными мнениями, желаниями и возможностями, мы беседуем на светские темы, не переходя на личности, так как любой комментарий не по теме может вылиться в дуэль. Поэтому, когда вы достигните определенного положения в обществе, то вы будете вправе вызвать меня на дуэль, если вы посчитаете, что я вас оскорбил. И я уверен, с вашими деньгами вы найдете достойного профессионального бретера, который сможет выступить за вас и защитить вашу честь.

Артур снова отпил глоток вина:

– Во-вторых, теперь о том, почему я нарушил еще одно правило такого великосветского застолья и ударил вас. Ударил я вас потому, что вы оскорбили моего брата Нэя дер Вейна. Но не потому, что он не был способен ответить сам, а потому, что я испугался, что если он ответит, то вы будете мертвы, – у Нэя челюсть уже лежала на полу, и не в первый раз за последние несколько дней. – Впрочем, мой брат умеет держать себя в руках, и, видимо, я просто погорячился, набив вам морду лица. На самом деле, можно было просто подойти к вам и кинуть вам в лицо вот эту перчатку, – Артур поднял со стола белую лайковую перчатку, единственную лежащую у всех присутствующих с левой стороны. – Эта перчатка как раз существует для того, чтобы вызвать того, кто оскорбил, на дуэль. Тоже традиция великосветских застолий. И, слава Великому Скирии, – сказал он и перекрестился, как и все за столом, – что сейчас дуэли не смертельные, а только на кулаках. За что мы должны сказать спасибо и Маркитону V, и Великой Альфине, и даже Узурпатору, за то, что они сумели отбить у дворян тягу к смертельным дуэлям и заставили перейти всех на кулаки.

Последовал глоток вина.

– Но как я уже сказал, вы можете вызвать на дуэль меня. Почему? Потому, что я не обратился к традициям, к этой самой перчатке, а набил вам рыло в традициях уже простолюдинов, которые порой не чураются подраться прямо за столом, – усмехнулся. – И, как я уже говорил, вы можете нанять любого профессионального бретера, который и защитит вашу честь, если, конечно, посчитаете, что я ее оскорбил, – последнюю фразу он сказал с усмешкой.

Вздохнул, переведя дух, и сделал не один, а сразу два глотка вина.

– В-третьих. Когда я учился, было мало уроков, которые я любил и не желал бы пропустить или убежать. И одним из таких уроков были уроки по предмету языкознания и истории языков, который преподавал мне великий, не побоюсь этого слова, учитель – Урс Зигирон. Как видно из имени, он был человеком простых кровей, но имел доступ в Запретный город Мир Рошанского из-за великолепного знания предмета. Рассказывал так, что заслушаешься.

Так вот к чему я. Как мы знаем из истории, еще Сигизмунд II говорил на наргарском языке, и вообще в мире Каракраса еще не было единства. Но оно уже приближалось, так как Великий Скирия объединил не только нашу веру, наши души, но и наш язык. И как мы знаем сейчас, единый язык всех – это ангулемский. Его магия заставляет нас говорить, понимать всех, кто говорит с нами. Кто приходит сюда, в мир Каракраса, и даже Бамбатура, где даже орки стали говорить на едином языке, и не знает ангулемский, уже через натиру говорит так, как будто всегда жил здесь. Это всем известная истина. Правда, изъян этой магии в том, что забывается родной язык, и для этого приходится прибегать к помощникам, этаким рассказам-подсказкам, чтобы не забыть свои корни. Впрочем, как я знаю, здесь, за столом, нет пришлых даже в поколениях, поэтому ангулемский – наш родной, великий и могучий.

Он глотнул вина.

– Но это не значит, что древние языки забылись окончательно. Да, мы перестали на них говорить, но некоторые слова остались с нами, и мы не всегда помним их значение в переводе. К примеру, возьмем самое простое, как говорил мой Учитель – ложку, – Артур поднял ложку, чтобы все видели. – Я удивился, что, оказывается, в ангулемском этот предмет именуется черпалка, а ложка пришла к нам именно из нангарского языка и в переводе звучит как «не пролить». Так же мы знаем, что шейный платок, – Артур указал на атрибут любого мужского платья и костюма, так нелюбимого уже Нэем, – именуется у портных «геншеем», и спроси их, они пожмут плечами и скажут, что это и есть шейный платок в переводе. Но вы удивитесь, узнав, что «геншей», пришедший к нам из тохарского языка, как – это уже другой вопрос – в переводе означает, – он помолчал, выдержав с улыбкой паузу. – «Удавка»! – чем вызвал вздох удивления у всех без исключения.

Удовлетворившись эффектом и выпив вина, Артур продолжил:

– Ну, это и в самом деле удавка, – он усмехнулся и чуть ослабил пальцами этот самый геншей. – Эти слова являются так называемыми «древними», и мы их считаем уже чисто ангулемскими, с чисто ангулемским значением, но если копнуть глубже, то бывает очень даже интересно. И кстати, если копнуть глубже по поводу той же помойки, – он усмехнулся, наслаждаясь всеобщим вниманием. – Так вот, что касается помойки. Когда в следующий раз будете говорить что-то о других или комментировать их слова, подумайте, прежде чем говорить.

– А что такое? – у Тоха Амоса это просто вырвалось; он, как и все Амосы, сидел ниже травы, тише воды, и им, кажется, хотелось стать еще ниже и меньше, чтобы только не слышать менторского тона Артура.

Да, полоскал он их знатно.

– Как я знаю вы, бакши Тох – он тоже был купцом, вел несколько своих дел, но по большей части был все-таки помощником отцу, но «бакши» к нему тоже применимо было, хотя и с натяжкой, – и ваш отец, бакши Нах, родились, как я знаю, в прелестном южном городе – Пипер. Я там был один раз, и город мне понравился, хотя там и жарко, и влажно. Но не напомните мне, как переводится его название? – Амосы переглянулись и пожали плечами. – Правильно, вы уже не помните, просто город с древним названием на тохарском языке. Что, впрочем, тоже мало кому известно. Было ведь время, когда любое название, древнее слово, что-то да значило – Аркет, к примеру, «единый» на ривейском языке, хотя кое-кто из изучателей считает, что Аркет произошел от слова «аркеткун», что означает «грязный» на локийском. Рошан – «прозрачный» на древне-ангулемском, но считается не город, а река. Разве что Мальвинор известен в переводе – «Город Людей», на лигурийском, эльфийском языке. И так с любым городом, – снова глоток из бокала. – И Пипер тут не исключение, и если мы вспомним тот же тохарский язык, то «пиперун» звучит как «задний двор», и уже от него произошло сокращенное слово «пипер», – снова повисла театральная пауза. – Что означает – помойка! Ведь на задний двор всегда сваливают мусор, а Пипер как раз стоит в таком месте, куда в свои заводи река Рош выносит своим течением всякий разный мусор. И как я знаю, вы, уважаемый бакши Нах, как раз и начинали свое дело именно на мусорных заводях.

Нах Амос неожиданно хлопнул себя по лбу, явно что-то вспомнив.

А все остальные за столом встали и зааплодировали Артуру, который неожиданно покраснел.

Но с минуту послушав аплодисменты, он наконец поднял руку, стараясь прекратить это приятное, но пока раннее для него восхваление. И когда наконец аплодисменты смолкли, он проговорил:

– В моей речи ведь есть и четвертый пункт!

Нэй хмыкнул, Артур явно готовился, но как?

Все взоры снова обратились на Артура – он сегодня был звездой, и об этом будут слагаться легенды, если не мифы Дорожного Дворца!

– И в-четвертых! Насчет нашей любовной связи между мной и Нэем, – усмехнулся он, что-то вспоминая. – Был момент, когда мы с ним проснулись в объятьях, полностью обнаженные, и вокруг нас спало еще двенадцать прекрасных дев.

– Это когда это было? – очень жестко проговорила Элли.

– Когда твое солнце еще не взошло над моей буйной головой, – ответил Артур и получил от эльфы подзатыльник, а потом и поцелуй в щеку и шепот: «Любимый мой балбес».