Текст книги "Вторая книга. Друзья и Враги. Демоны наших сердец. Том третий. Сердце Принца (СИ)"
Автор книги: Вадим Вятсон
Жанры:
Мистика
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 12 (всего у книги 16 страниц)
– Это любовь, – хмыкнул Нэй.
Они уже шли по площади, правда, теперь ни Кат, ни Бат ни подмигивали. Значит, показалось.
На открытой террасе Нэй заметил Гавра и Марна Беров, сидевших друг против друга, за столом, но беседовали они вроде вполне мирно. Хорошо.
Нырнули в арку и вышли еще на одну площадь, на которой в дальнем конце располагалось в отличие от остального новое двухэтажное здание, белого цвета:
– Когда-то Архив находился в подвалах, и в довольно плачевном состоянии. Стало понятно, что еще пара подтоплений, и реставрировать будет уже нечего. Вот я и решил отстроить это здание, с защитой от воды и с системой холодного огня. Как-то провели эксперимент с горящим архивом и применили холодный огонь. Это меня и убедило в его эффективности, – и Джил вернулся к своему рассказу.
– В общем, нас пришли арестовывать трое полицейских. Мы ведь не бандиты какие-нибудь, а просто немного не такие, как они считали. И тут мой друг Лермонд, телосложением не отличавшийся, напал на полицейских! И кричит такой: «Беги, Абро!» Ну я и побежал. У нас был автомобиль, сел в него и погнал. Правда, недалеко. Через десяток миль меня занесло, машина свалилась в кювет, а меня выкинуло из машины. Чувствую, кровь на голове, и воду, в какую-то лужу плюхнулся. А потом чувствую, что выныриваю! Оказалось, что выбросило меня на берег совсем рядом с Цитаделью Ордена Ката и Бата. До сих пор не знаю, это знак или случайность, – задумчиво улыбнулся Джил.
– Каракрас ничего не делает просто так.
– Я об этом слышал, но до сих пор не могу привыкнуть к странностям этого мира и магии, – Великий Магистр поправился: – Техномагии.
Вошли под своды Архива. Здание было двухэтажным, но при этом этажи были очень высокими, что внешне было не так заметно. Первый так вообще терялся где-то в вышине. Пять ярдов, не меньше.
– Том! – крикнул Великий Магистр. – Том! Леонардо! – и обратился к Нэю: – Том, мой друг, но он «жермейн», принципиальный и свято чтящей традиции обычной, привычной семьи, – и усмехнулся. – Иногда мы с ним спорим по этому поводу, до хрипоты, а потом напиваемся! Но он именно мой друг. Просто друг, – проговорил он немного с сожалением.
Наконец из-за стеллажей появился моложавый мужчина, лет шестидесяти на вид, в таком же, как и все адепты ордена, голубом балахоне, и черный как смоль! И со сверкающими белыми зубами!
Негр! Именно что негр, самый настоящий, а не нубар – назовите нубара негром, набьют морду, при этом нубаром называйте сколько хотите, они даже гордятся! Ну, то есть если ввести некоторую политкорректность, то – афрокаракрасец. Попаданец, одним словом!
– Джил! – раскрыл свои объятья Том и, снова сверкнув своими белоснежными зубами, заключил в объятья Великого Магистра. – Ты совсем забыл дорогу к старику Тому!
– Все дела, Том.
– Он всегда так отвечает, – теперь Том обратил свое внимание на Нэя. – Вы, молодой человек, явно не «ормейн», то есть не любовник моего друга. А значит, вас сюда привела совсем другая история.
– Вы проницательный человек, Том, – видимо, и слово «любовник» будет преследовать Нэя теперь всегда, везде и всюду. – У меня и в самом деле совсем другая история, – и он протянул Тому нарисованные портреты.
– Я вас покину, друзья мои, и в самом деле дела. Нужно готовиться к Празднику Основания, приедет множество гостей и адептов, нужно соответствовать. Том, Ваше Высочество, – и откланявшись, Джил направился к выходу из Архива.
– Ваше Высочество? – Том удивленно посмотрел на Нэя. Воссияния-то у него королевского не было.
– Всего лишь Принц Слова – Нэй дер Вейн и побратим Принца Крови Артура вис Лонгбарда.
– Но вы же «жермейн»!
– Почему всем кажется, что Принцем или Принцессой можно стать только через постель?
И тут Том Леонардо рассмеялся:
– Простите меня, Ваше Высочество, Нэй. Простите. Просто я постоянно нахожусь в таком месте, что немного схожу с ума. И только дома, с милой Орленой, чувствую себя в своей тарелке. Но, утром снова на работу.
– В вашем мире тоже не любят таких, как они?
– Там, где я жил, не любили негров, где суд Линча стал почти нормой, – грустно проговорил Том. – И если взять нашу шкалу времени, то жил я лет на сто раньше Абро. Правда, как мы потом выяснили, и в другом несколько мире. Но мне здесь нравится.
Они уже шли по коридору между стеллажами, наполненными почти одинаковыми папками формата А3, большими и на вид тяжелыми.
– Здесь вообще нет расизма ни в каком виде! И это мне импонирует.
– А как же Орден Ку-клукс-клана? – Нэй слышал об этих маргиналах Каракраса.
– Это бедные больные люди, белые люди, – усмехнулся Том. – Может, они бы и добились своего, привили бы людям ненависть к другому цвету кожи. Но посудите сами, Ваше Высочество. Как вы думаете, что сделает орч, если эти идиоты обзовут его недочеловеком? Или низшей расой? Или трюмберга? Или, не дай бог, эльфа? Что? Правильно! Орч соберет своих собратьев и разрушит их Цитадель, что уже происходило в истории. Трюмберги у них не работают, и говорят, в их Цитадели высшей расы стоят постоянные вонь и грязь. Ну, а эльфы им просто запретили находиться на своей земле. Да и правит здесь, в мире Каракраса, Арка Благородства, и как я знаю, воссияние у этих «высших» белых людей у многих слабее, чем даже у меня. Кровь одна на всех, а кто ее носитель – негр, белый, нубар, орч или кто-то еще – Арке Благородства совершенно безразлично.
– Вы философ, – Нэй проникся уважением к этому человеку.
– Здесь уже немного изучал, – остановился Том, задвинул ящик картотеки и посмотрел на Нэя. – А знаете, как я сюда попал?
– Было бы интересно узнать, Том. И давайте на «ты».
– Хорошо, Нэй, – он снова выдвинул очередной ящик, принялся смотреть карточки, но при этом продолжал говорить: – Гражданская война закончилась, негры получили свободу, но на самом деле это была фикция. Нас как убивали, так и убивают до сих пор. И нам троим: моему отцу, мне и младшему брату угораздило спасти от таких же негров молодую белую девушку и ее парня. Даже пару долларов в благодарность получили. А ночью нас прихватили и даже тех идиотов тоже, ну и никакого суда, а почти сразу петлю на шею и «фи-ни-та ля комедия». А знаешь, какая причина? Мы просто дотронулись до нее и его. Просто дотронулись до белых людей! А как мы бы их развязали? Честно говоря, так и не знаю, что произошло и почему, но и доллары приписали, вроде как мы их ограбили! В общем, тащат нас к виселице, и тут отец разрывает путы, он у меня силач был, двух охранников головами стукнул, ну и закричал: «Бегите!» Ну, мы все и побежали! Смотрю, речка – прыгаю и чувствую, что в голову то ли камень, то ли пуля, а в следующее мгновение меня уже кто-то вытаскивает из воды! Ну, думаю, теперь все, конец мне пришел. Но ни криков, ни ударов, а рядом Аброскил сидит, тоже весь мокрый. Это он меня из воды вытащил. Говорит, хотел утопиться, а тут моя голова перед ним возникает, – усмехнулся Том. – В общем, в один день попали в этот Мир. И подумали, а чем черт не шутит, пойдем искать жизни в этом Мире. И как видишь, нашли.
Он выдвинул очередной ящик и, передвигая карточки, проговорил:
– Очень яркий беретик, даже в карандаше. И кажется мне, что видел я его или даже рисовал.
– Да, вещь запоминающаяся. И когда я рисовал портреты, даже самому эта вещица показалась любопытной.
– Портреты, кстати, очень хорошие. У тебя талант!
– Это не я рисовал, а друг, но моей рукой…
– Как это? – Том отвлекся от картотеки и с удивлением взглянул на Нэя.
– Иногда мы с ним общаемся, – и это была истинная правда. – Только это не совсем нормальное общение.
Том усмехнулся:
– Нэй, я уже давно понял, что здесь, в этом мире, на Каракрасе, все немного ненормальные. Так что это вполне нормально, – выдернул очередную карточку. – Вот, нашел.
И они двинулись по коридору между стеллажами, но уже по левому от центрального. И в обратную сторону, ко входу в Архив. Том держал в руке две карточки: и на Буга Дарби, и на Арфо Кута. Так что в этом вопросе для Нэя ни оказалось никаких таинственностей. Шли, и Том постоянно сверял номера на карточках и на стеллажах. Чтобы не пропустить нужный.
– Том, хотел спросить, а как вы старите портреты?
– Старим?
– Люди ведь стареют.
– А-а-а! В этом смысле! – улыбнулся тот. – По большому счету никак, – и пожал плечами. – То есть у нас нет задачи рисовать портреты каждые десять лет, например. Но очень много адептов сами приезжают в Цитадель на праздники. На Карнавал. Тогда мы предлагаем нарисовать портреты по новой. Иногда присылают нам портреты, написанные маслом. Правда, некоторые, хм… такие, что даже Абр, поборник несколько своеобразной свободы тела, не берется выставлять их в нашей Картинной галерее, – он хохотнул. – Там такое порой! Но, в основном, как я говорил, портреты такие, какими мы видели адептов в первые годы их жизни в Ордене. Здесь, – он остановился и свернул уже в межстеллажный коридорчик.
Нэй двинулся за Томом, но неожиданно замер, а потом ускорил шаг. Обогнал Архивариуса и подошел к столу возле стены, на котором возвышалась всем своим черным корпусом…
Вещь, которая здесь вообще не должна была быть! Вообще находиться тут никоим образом!
С ума сойти!
Копировальный аппарат!
«Челюсть нужно привязывать, Нэй!»
– Это то, о чем я подумал? – проговорил чуть охрипшим от удивления голосом Нэй.
– Ну, если ты думаешь, что это ксерокс, тогда да – это ксерокс, – Том наконец выдернул толстую папку с полки и двинулся к Нэю. На столе, где стоял ксерокс, было еще место для папки. Для папок.
– И эта штука работает? – тот говорил, но не дотрагивался.
– У меня создается впечатление, что ты тоже попаданец. Для этого мира ты слишком много знаешь.
– Учителя у меня были хорошие… ну, почти попаданцы.
Том понимающе хмыкнул:
– Когда-то работала, но некоторые детали сгнили, а заменить их смысла не было, так как он жрал столько энергии, что становилось страшно. Один час – стандартная синька, а это очень много. Но не выкинули, как память о странном времени и странном месте, в котором может появиться любая странная вещь.
Да, Нэй знал, почему гнили детали у такой техники. Так как к ней прикасаться могли только попаданцы, точнее, люди знакомые с этими технологиями, или как их еще называли, «стрелки» – могли быть жителями и этого мира. Прикосновения всех остальных как бы не были заметны поначалу, но потом разрушение шло в нарастающем темпе, и такая техника отключалась, ломалась.
Что касается оружия, то тут несколько иная проблема, но обычным людям – Нэй видел маузер Учителя, но брать его в руки не стал, во избежание последствий – оружие в руки тоже лучше не брать, иначе в руках «стрелка» оно могло просто взорваться. Но при этом оружие не рассыпалось в прах, как детали вот таких аппаратов. Видимо, оружие универсально для всех миров.
– Тут, я уверен, найдут свои технологии копирования, но думаю, это будет что-то другое, чем такой вот аппарат. Ну, и не сейчас, но может, мы и доживем.
Том протянул белые перчатки Нэю:
– Ты пока Буга Дарби посмотри, а я за Арфо Кутом схожу.
Нэй облачился в перчатки и открыл папку. И принялся разглядывать рисунки. В них чувствовалась свежесть, так как все портреты адептов Ордена выглядели молодо, красиво и приятно. То есть ничего древнего, поэтому и множество портретов на букву «Д». И Буг Дарби затерялся в этом множестве рисунков. Не с первого раза нашел.
А когда нашел, то не увидел ничего удивительного: обычный парень лет двадцати – при гибели ему было тридцать шесть лет. Только вот уголок платочка из кармана нагрудного выглядывал, как и при знакомстве. Видимо, это его фишка, но мало что говорящая Нэю.
Ну, и на обороте портрета место и год рождения с его, Буга Дарби, слов: «Дамания. Мелкая такая и жаркая. Южная Солия. 13 марта (ан) 1404 года от Пришествия Скирии». Нэй вздохнул, взял тут же лежащее на письменном приборе, вечное перо, обмакнул его в чернильницу и дописал: «Дата смерти: Королевский Лес, 24 июня (ин) 1440 года от Пришествия Скирии».
– О-о-о! – послышалось за спиной. – Редко мы узнаем о смерти своих адептов, кто нечасто к нам заглядывает.
Сказал Том и положил на стол еще одну папку, более пыльную и старую. Ну, да, Арфо Кут ведь постарше будет.
Портретов Арфо Кута оказалось целых четыре! Два были какими-то скукоженными, как и многие в папке, а два других почти свежие.
– Ах, да, – Том закачал головой, вспоминая. – Это одна из папок, попавшая в последний потоп, после которого, лет тридцать назад, Абр и решил строить отдельный Архив. Тут как ты можешь видеть Арфо Кута в двадцать лет и в тридцать лет, ну, а эти портреты мы уже при реставрации сделали.
Если перевернуть, то можно было прочитать: «Честно говоря, где родился, не знаю. Но где-то на севере, в Ровенском королевстве, возможно. 16 апреля (ар) 1372 года от Пришествия Скирии».
Какой словоохотливый. Нэй усмехнулся.
Что же касается портретов.
То на скукоженных от воды рисунках Арфо выглядел почти неразличимо. Карандаш стерся или, скорее, смылся. Но при этом одна деталь была очень заметна, что на «потопных», что на новых, реставрированных.
Нэй взял свой рисунок и архивный и, вытянув руки, как бы соединил два портрета.
– Том, что-нибудь в глаза бросается?
– Хм… – тот помолчал. – Да чтоб меня! Беретика нет! На наших портретах у Арфо Кута нет берета!
– Как ты думаешь, Том, – задумчиво проговорил Нэй, – человек часто меняет свои привычки? Особенно в головных уборах?
– Берет слишком заметный. Конечно, к старости мы можем и поменять привычки. Но этот берет все-таки модника, а не старика.
Нэй хмыкнул:
– А ты можешь найти мне еще одно имя?
– Все что угодно, – Том поклонился.
– Марон ди Ковил, альв. Рождение где-то тысячу лет назад.
– Он точно адепт Ордена? – с сомнением в голосе спросил Том.
Нэй пожал плечами:
– По некоторым сведениям, да. Но то, что он «ормейн» – это факт неоспоримый.
– Сейчас посмотрю, – Том ушел, а через несколько минут Нэй услышал его вскрик: – Е-е-есть!
А еще через минуту Том появился с очередной папкой:
– Ну, надеюсь, это тот, кого ты ищешь. Хотя ди Ковилов и ди Кавилов тут много. Был бы портрет, было бы легче найти.
– Ну, я видел его один раз, но не думал, что может пригодиться.
Том хмыкнул:
– А я и забыл совсем! Это ведь был самый первый портрет, который я перерисовывал! – он взял плотный лист и протянул Нэю. – И…
– Перерисовывал?
– Карандаш, графит – основное средство написания портретов, что сейчас, что тысяча, что полторы тысячи лет назад. И он имеет свойство затираться. Поэтому время от времени мои помощники отслеживают папки и перерисовывают блеклые портреты. Или как после того потопа. Или раз в сто лет начинается большая рисовка, или как мы называем, «чистка», потому что чистим папки, приводим рисунки в божеский вид. В общем, наводим портретный марафет. Но не восстанавливаем рисунки, потому что это сложнее. Да и бумага тоже имеет свойство портиться и иссушаться, даже в помещениях с хорошей системой хранения. Ну и как бы память о рисовальщиках прошлого. Поэтому особо старые или уже «тяжелые» рисунки, это когда уже ничем не помочь, мы отправляем в специальный архив, который уже почти никогда не тревожим. Ну разве что песок вытряхиваем. Конечно, жалко, но все эксперименты с магией ни к чему не привели. Рисунки, как и люди, умирают, – грустно проговорил Том.
Нэй, слушая Тома, смотрел на портрет. А на него с портрета смотрело лицо Марона ди Ковила, надменное, холодное, с любопытными женственными глазами. Да и сами черты лица были ближе к женским. Этакая женская надменность или жеманность. Ну, альвы, как и эльвы, все такие. И человек, и эльф одновременно.
А ведь этот человек, э… альв, был, говорят, отличным Охотником на Демонов! Что же стряслось с тобой, Маронис асто вис Нумис?
Нэй вздохнул. Ответа не последовало.
Но, главное в портрете было не это. Все эти мысли и вопросы всего лишь мысли и вопросы. Которых стало еще больше.
Потому что на голове Марона был…
Берет!
Вот это уже ни в какие ворота не лезло.
Нэй перевернул портрет и прочитал:
– Марон Адонис Фим ди Ковил. Родился в городке Лиф, та еще дыра, на юге Аркетского Королевства, в 432 году от Пришествия Скирии.
Год жизни совпадал со сведениями, известными Нэю. Тут вообще-то было портретов шесть одного Марона одного возраста. Видимо, он больше не появлялся, но со временем, как говорил Том рисунки имели свойство блекнуть, хотя портреты Марона сохраняли вполне достойную свежесть, как будто сами по себе сохраняли силу альва.
– Вот именно этот берет мне и запал в память. И больше такой шахматной раскраски ни у кого не видел.
– Да, беретик знатный, – Нэй снова выставил на вытянутых руках два портрета Марона слева и Арфо Кута справа. Представить было сложно, но береты были один в один!
Нэй даже мотнул головой от наваждения. Показалось…
Нет, показалось.
– Ты можешь мне перерисовать этот портрет?
Том хмыкнул:
– Этот забирай, а я уже не спеша его восстановлю, чем галопом по Европам. Не думаю, что у тебя есть время на ожидание.
– Ты прав, король ждать не будет.
– Король? – не совсем уловил мысль Нэя Том.
– Обед у его Величества. И уже завтра.
Том понимающе кивнул головой, и тут же жутко и истерично вскрикнул:
– Ты чего! – и прямо-таки вырвал портрет из рук Нэя, который уже собрался его сложить пополам или даже в четверть.
В руках Тома, как по волшебству, появилась тонкая папка, как у художников, с завязками, и он очень аккуратно, как достояние республики, положил туда рисунок. Закрыл папку, завязал тесемки и уже в таком виде вручил Нэю.
Тот вздохнул, и принял легкую, но довольно объемную папку.
– Не хочу, чтобы кое-кто раньше времени увидел этот портрет.
Том отчаянно махнул рукой:
– Ладно. Хорошо! Когда выйдешь из Архива, можешь его складывать как хочешь, но не на моих глазах!
– Извини. Рисунки как дети – это я понимаю, – Нэй засунул руку в карман и выгреб горсть синьки и положил на крышку ксерокса. – Надеюсь, этой платы достаточно?
– Более чем! – Том уже в свою очередь сгреб синьку к себе в карман. – Надеюсь, ты нашел ответы на свои вопросы?
– Скорее, ответы стали новыми вопросами. Но кое-что в голове своей я прояснил.
А когда оказался уже у выхода, неожиданно повернулся к провожающему его Тому:
– Есть у меня знакомый алхимик. Гений, можно сказать. У него, возможно, найдется рецептура для восстановления древних рисунков и рукописей. Надеюсь, он мне не откажет и поделится этим рецептиком…
– Э… Это было бы… э… замечательно, – Том Леонардо немного опешил от такой новости.
– Спасибо тебе, Том, – Нэй оставался в задумчивости. – За все.
– Всегда рад помочь.
Они пожали руки, и Нэй с папкой подмышкой двинулся в сторону главного орденского двора…
Он так и не понял, кто на самом деле его враг.
Или все-таки «их» враг?
========== 14. Королевский обед ==========
8 октября (ос) 1440 года от Пришествия Скирии.
Мир Рошанский.
Мирминор.
Прощенное утро.
Вернулись в Мир Рошанский к ночи. Гнать не гнали. Но торопились.
Нэй всю эту дорогу был малоразговорчив и задумчив. Странно, конечно, что его вранье вдруг превращается…
Портрет он не стал складывать, а спрятал в бездонных карманах Сэма, вместе с папкой. Как, это уже вопрос к Сэму. Но, видимо, пространственная магия орча работала и на его карманы. В общем, Элли ничего не заметила, а Нэй пока решил ничего ей не говорить. А она, зная Нэя, вопросами не докучала.
Вот придет время, и все будет рассказано. А враги? А враги и в самом деле могли пока подождать.
Ну, а когда вернулись в город, то Нэй сразу завалился спать. Хотелось быть свежим и подтянутым на обеде у Короля. Поэтому никакого секса и глупых мыслей. От всего отказался и все выкинул из головы, как он это умел. Поэтому проспал свои восемь часов как младенец, без снов и напоминаний.
Элли спала рядом, но не мешала.
А утро началось с того, что Нэй столкнулся с Сэмом.
Нэй, уже как встал, с удивлением обнаружил, что Сэма как обычно не было в его покоях. Орч всегда занимал место у входа, как бы охранник, и спал не сказать что чутко, но вот реагировал на любую опасность однозначно. Нэй даже обошел все пять комнат и еще ванну-бассейн своих апартаментов в надежде обнаружить Сэма; но, видимо, Нэй и в самом деле перестал быть его нурчем и теперь орч сторожил вход в покоях Рианы. Ну, как говорится, совет да любовь.
Но, оказалось, Нэй ошибся.
Сэм и в самом деле сидел у входа, но в коридоре, то есть с другой стороны покоев Нэя.
Понял это Нэй, когда, открыв дверь – пробежку никто не отменял, – наткнулся на Сэма. Вид у того был как у побитой собаки.
– Я это… – начал Сэм и осекся. Хлюпнул носом как малый ребенок и все-таки умудрился продолжить: – Я это, прощения просить хочу, – и вытер нос своим рукавом рубахи.
– Какое прощение? За что?
– Я это… – он снова хлюпнул носом. – Оскорбил тебя. Вел себя как последняя хорь!
Нэй усмехнулся:
– Сэм, мы уже выяснили отношения. И я вообще не держу на тебя зла. Сорвался и сорвался, с кем не бывает.
– Ты не понимаешь! Я бы мог стать первым орчем, у которого два нурча! А я повел себя так, что оскорбил тебя, обозвал нурхом!
Нэй знал, кто такой «нурх», у орчей это как бы никто и никак. Ну об этом уже было сказано. То есть пустое место. Во Сэм загнул! И не называл он Нэя нурхом, это Нэй сам так назвался. Это Сэм сам себя так накрутил. В общем снова из огня да в полымя. Заново крышу орча ставить на место.
Он уже шел по утренним коридорам, время от времени отвечая малым кивком на приветствие слуг. Они тоже ранние пташки – к пробуждению хозяев все должно сиять и пахнуть. Впрочем, как знал Нэй, Отон не имел особых пунктиков. Единственное – это розовый сад, который должен именно сиять и пахнуть к пробуждению Третьего Носителя Права. Нужно как-нибудь спросить отца, чем его так розы прельщали, что без их созерцания он не мог прожить и дня.
Нэй шел, а за ним очень виновато двигался Сэм – лицо в пол, плечи опущены, да и вообще он какой-то унылый. Ну, с этим надо было кончать. Нэй резко остановился и повернулся в сторону орча, как раз в коридоре никого не было.
– Сэм, друг мой! Что ты от меня хочешь?
– Чтобы ты простил меня! – сопение орча начинало раздражать. Он что, плакал, что ли?
– Я тебя уже давно простил! Если хочешь, я прощаю тебя и сейчас! И всегда буду прощать. Потому что наша дружба выше всяких глупостей! – Нэй развернулся и снова быстро пошел по коридору.
Сэм отстал.
Но, как оказалось, ненадолго.
Нэй сделал пробежку вокруг Зеленого дворца, как раз по круговой дорожке, меж деревьев внутреннего парка. Осень, еще темное утро, но дорожка хорошо освещена, и сама по себе была прекрасно выложена из камня. И почищена, так что даже звука его шагов бега в мокасинах почти не было слышно.
Бегал долго, около часа. Затем завернул на кухню и организовал небольшой переполох у кухарок и поваров, так как особы высоких кровей лично нечасто посещали это место, и перекусил быстрым завтраком. А уже после забрался в бассейн, где его встретила Элли.
Впрочем, остаться долго наедине им не удалось. Слуга явился и заявил – Нэй встретил его в одной простыне, – что прибыли портные мастера и что Нэю требуется быть на примерочном мероприятии. Почему не в его апартаментах? Потому что в Зеленом Дворце, как и в любом Дворце Мирминора, существовала портняжная комната, где, не отходя от дел, любой высокородный мог заказать себе платье и тут же получить его готовым.
Это было любопытно.
Но как только Нэй открыл дверь, собираясь последовать за слугой, то снова столкнулся с Сэмом. Тот, видимо, обдумал слова друга, и что-то в них ему не понравилось.
– Сэм! Мы же обо всем уже поговорили!
– Прощение, Нэй! – Сэма явно заклинило.
– Я тебя уже простил! – тот оглянулся в сторону Элли, видимо, ища ее поддержку.
– Нет! Ты так сказал, чтобы отделаться от меня. Но это не прощение!
Где логика? Просит прощения и тут же обвиняет, что его плохо простили!
Нэй повернулся в сторону слуги:
– Карн, – как запомнил имя слуги, в этой суматохе, удивительно. – Ты подожди немного, и, надеюсь, портные мастера на меня не обидятся, если я появлюсь чуть позже. Но мне очень нужно поговорить с этим… с этим великаном и утрясти наши с ним очередные… разногласия.
– Время еще есть, Ваше Высочество! – Карн поклонился.
А Нэй тем временем поцеловал Элли, выпроводил ее из покоев и затащил в них Сэма.
Закрыл дверь на ключ.
– Сэм, друг мой, что происходит? Что ты от меня хочешь?
– Прощения! – снова засопел носом орч.
– А утром разве я тебя не простил? – Нэй развел руками.
– Нет! – очень твердо проговорил Сэм: – Ты просто от меня отмахнулся. Сказал «прощаю», но на самом деле не простил! Вот!
Нэй вздохнул. В голове его творился кавардак от логики орча, которую он не мог постичь. Что нужно сделать, чтобы орч воспринял прощение?
– Нэй? – орч решил, видимо, оживить Нэя.
И тогда тот просто взорвался:
– Что Нэй? Что Нэй? Что ты от меня хочешь. Чего ты ко мне пристал? – повысил он голос: – Я тебя уже простил сотню раз, раз даже не зная за что! А ты пристаешь ко мне со своими соплями и глупостями! Отвлекаешь от дел и требуешь прощения за то, что уже забыто и закончено! Мы уже дано помирились, потому что никогда не ругались! Любовь сносит крышу всем, и ты не исключение, так какого черта тебе от меня нужно? Я тебя прощаю! Прощаю! – и еще громче произнес: – Прощаю! И пошел вон отсюда! – Нэй явно разозлился, но реакцию орча он предвидеть не мог совершенно!
Сэм сгреб Нэя в охапку, прижал к себе:
– Спасибо, друг! Спасибо! – заулыбался, осклабился, как только он мог.
– Не понял, – Нэй явно недоумевал. – Ты принял прощение?
Орч закивал головой.
– Постой… То есть, чтобы ты воспринял прощение, я должен был на тебя накричать и послать подальше?
– Да! – гордо так проговорил Сэм и радостно добавил: – Пойду расскажу друзьям, что у меня два нурча! – и мощно так хлопнул себя ладонью по груди. – Спасибо, Нэй! Ты настоящий нурч!
А Нэй хлопнул себя по лбу и плюхнулся на рядом стоящий стул. Что это было?
Он просидел в таком положении минут десять точно, пока его из задумчивости не вывел Карн:
– Ваше Высочество?
– Да. Что, Карн? – реальность давалась ему тяжело.
– Портные ждут…
– Ах, да. Спасибо, Карн, – Нэй встал. Мотнул головой, избавляясь от наваждения, навеянного разговором с Сэмом.
Ну просто невозможный человек этот Сэм!
А как орч совершенно непонятный.
Но лучше друга и не пожелаешь!
*
8 октября (ос) 1440 года от Пришествия Скирии.
Мир Рошанский.
Мирминор.
Королевский обед.
Удивительная вещь эти примерки. Сколько нужно терпения и стойкости, чтобы пройти сквозь это испытание. Теперь Нэю было понятно удивительное спокойствие аристократии и ее способность стоять, застывши на одном месте, несколько часов.
Конечно, примерка – это не привилегия одной лишь аристократии, но именно она, ее представители, взяли от этой довольно скучной траты времени все самое лучшее, а именно терпение, стойкость и спокойствие.
Ну, это Нэй пошутил. Где вы видели терпеливого, стойкого и спокойного аристократа? Нигде и никак. Но вот на примерке любой, даже взбалмошный вельможа становится кротким и молчаливым, так как никто из них не хотел облачиться в нечто чудовищное и не модное, и на этом заработать неуважение своего круга общения.
Нэй так же спокойно выносил беготню вокруг себя. Небольшие уколы булавок, подшивок прямо на месте и повороты туда-сюда.
Но при этом, как понял Нэй, его платье не шилось с нуля. Был взят некий сиреневый камзол из запасов еще Дорожного Дворца – на самом деле все это было Артура, просто они по фигуре и по фактуре подходили и Нэю, хотя он и был ниже друга в росте – и уже из него портные мастера собирались создать шедевр. А вот с нуля будет чуть позже к Балу, в честь Дня Рождения Короля, и Нэю так же предстояла примерка или здесь, или, по возможности, все-таки в Королевской мастерской, где и людей побольше, и возможностей по пошиву пошире.
Нэй, кстати, спросил, возможно ли в камзоле увеличить количество карманов? На что главный мастер проговорил, что торжественные камзолы шьются по фигуре человека, чтобы облегали и подчеркивали фигуру или, наоборот, скрывали недостатки. Порой для этого применялся как мужской, так и женский корсет, на что Нэй сморщился, корсет ему пока был не нужен. Поэтому, по словам мастера, карманы только будут мешать. Но можно сделать потайные, небольшие кармашки в завёрнутых манжетах или в нижних прошитых краях камзола, но именно что тайные, так как даже хозяин с трудом до них доберется. Ну разве что манжеты рядом.
Но при этом Нэй попросил мастера сделать штаны не такими обтягивающими, как по моде. Ну, чтобы можно было сделать полный шпагат, который Нэй и исполнил, при полном восхищении портных зрителей. На это Мастер согласился, были у него некоторые мысли, которые он часто исполнял по прихоти высокородных особ.
Да, стоит остановиться на некотором восприятии крови с помощью кройки и шитья. Точнее, нитки и иголки, и стоячего воротника и манжета тоже.
Торжественный камзол – это обязательно стоячий воротник, в основном шириной в ладонь, и шейный платок, порой так затягивающие шею, что не продохнуть – сразу вспомнился Артур с его речью в Дорожном Дворце про «геншей». На это Нэй сказал, что лучше не поедет никуда, чем носить этот ужас, поэтому Мастер немного изменил и тут структуру и платка, и воротника, и стало хоть нормально дышать, при этом внешне не было заметно никаких изменений.
Так вот, стоячий воротник, как и закидные манжеты, был еще и атрибутом власти и различия. И все дело было в нитках и в узорах. В основном это были цветы, но так аллегорично вышитые, что и не поймешь: то ли зверь, то ли птица, то ли лепесток, причем Нэй мог поклясться, что все эти вышивки двигались, переливались и изменялись ежесекундно и постоянно. Видимо, магия или… или просто казалось. Но при этом суть была в самих нитках, точнее, в обрамлении этих вышитых золотом узоров, в кромке воротника и манжет камзола. Самая большая вышивка, или прошивка, это у Короля – шесть тройных золотых нитей. Носители Права обладали пятью тройными нитками. Родственники Носителей Права обладали четырьмя тройными нитками – это чтобы в знаке королевской крови не ошибаться, «кто есть кто». А вот уже все остальные представители королевской крови обшивались тремя тройными нитками. Причем вышивалось и обшивалось все так умело и искусно, что при виде человека сразу чувствовались и власть, и место под солнцем! Считать ничего было не нужно, все сразу виделось и чувствовалось. И на самом деле все платья Нэя приводили в порядок именно по поводу торжественности и значимости. Вплетали в воротник золотые нити, достойные его статуса. Который, правда, еще не наступил – Ритуала-Слова еще не было, но все уже считали Нэя частью семьи, и Ваше Высочество для него стало уже чем-то обыденным.
