Текст книги "Чудак из Города Луны (СИ)"

Автор книги: Вадим Володарский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 18 страниц)

23

23.

– Не хотел бы я пережить такое, – покачал головой Натти, выслушав рассказ об их приключениях.

…Разумеется, с утра Ян вместе с умельцем из числа людей Ахмеда запустили насосы, и вода вновь поступила в оросительную систему. Правда, самому Ахмеду пришлось присутствовать тут же, в качестве переводчика, потому что помощник по-английски не говорил. Зато смотрел на Яна если не как на божество, то как на пророка. Или как на героя. Впрочем, все, кого они встречали на улицах посёлка, смотрели на Яна и Лауру примерно так же.

– Ты пришёл, чтобы спасти нас от жажды и голода. А спас ещё и от смерти, – объяснил ему Ахмед.

– Думаю, ты преувеличиваешь наши заслуги.

– Ты просто не понимаешь… Эти люди уже убивали нас. На этот раз они хотели убить как можно больше, и разрушить. Если бы у нас многие погибли, и мы остались бы без воды, которой орошаем поля, – остальные быстро умерли бы от голода. Ты не дал им сделать ни одно, ни другое. Кроме того, ты рискнул жизнью, хотя ничем нам не обязан. Мы просили тебя только починить эту машину, ты не обязан был сражаться. Но решил…

– Иначе они всё равно бы нас убили. Так что, на самом деле, какой был выбор? А почему они хотят убить вас? – спросил Ян. Они ехали в направлении Города Луны, и именно он сидел сейчас за рулём грузовика. Ахмед показал ему, как управлять машиной, и решил, что здесь, где не было ни людей, ни животных, можно позволить гостю получить удовольствие. А теперь пожал плечами:

– Они ненавидят нас так давно, что сами не помнят, что было тому причиной. Но мне кажется, они просто пользуются этой ненавистью, чтобы получить наше зерно, наш скот, наше золото и наших женщин.

– Так было всегда, сколько существует человек, – ответил Ян. – Потом … на какое-то время люди попытались жить без этого, и то не очень получалось. Чтобы получилось, они переехали в наш город, и другие такие же. Действительно, у нас нет такого насилия, и редко бывают убийства. – Даже то, что происходит сейчас, действия неизвестного убийцы, ополчившегося на их организацию, – ничто по сравнению с тем, что случилось вчера, не то что за один день, а за один час. – Но … ты сам сказал, что вам даже нет смысла стараться что-то украсть у нас, потому что у нас нет того, что может быть вам нужно. Вот до чего мы дошли. Вот такие машины, – он как раз повернул руль, чтобы объехать невысокий холм, – когда-то придумали и делали … наши предки. А теперь мы потеряли всё это, и многое другое. И я должен просить тебя научить меня водить… У нас многие люди за всю жизнь ничего не делали, и ничего не сделали. Скажи, ваши люди … хотели бы жить так?

– Не знаю, – сказал Ахмед. – У нас никто об этом не думает, потому что это невозможно. Хотя, если бы было возможно… Наверно, нашлись бы те, кто захотел. Люди ленивы, и кто-то согласился бы ради этого жить так, как вы.

Они договорились, что оружие и продукты (погостив у Ахмеда, Ян попросил, чтобы, кроме мяса, им дали ещё и сыр) в оплату за проведённый ремонт им привезут через день. Ему нужно было организовать разгрузку, и, узнав получше Ахмеда и его людей, теперь он имел обоснованную надежду, что его не обманут. Это были люди чести, а он для них теперь – героем. А такой статус очень на пользу деловым отношениям. Так что предстояла ещё одна встреча, и уже скоро. А может, и не одна.

…Вот об этом и узнал теперь Натти. Он, конечно, принимая автомат Яна, сразу заметил, что из него стреляли. И из пистолета Лауры тоже, но она оружие не отдала, только вставила в обойму несколько патронов взамен тех, что расстреляла в схватке у насосной станции. Ян тоже взял пистолет и положил в небольшую сумку. Конечно, носить оружие в городе – незаконно, но это меньший риск, чем встретиться с убийцей, будучи безоружным.

– Только не рассказывай об этом никому. Из наших тоже, – попросил Ян. А потом попрощался, и они с Лаурой выбрались на поверхность, вытащили спрятанные велосипеды и неспешно поехали домой. Девушка ехала в этот раз первой, и, казалось, нарочно выбрала длинный маршрут. Впрочем, им некуда было спешить, выходным у обоих был и завтрашний день. Вероятно, она хотела поговорить. И начала:

– Это не машина, верно?

– Конечно. Это первое, что нужно будет вернуть, если мы…

– Тебе так понравилось? – перебила она.

– Да, но дело не только в этом. Ехать, куда хочешь, и не тратить на это силы, не быть ограниченным тем, сколько у тебя сил, – и есть свобода…

– Понимаю тебя. Но мне, наверно, Ахмед не позволит… Он думает, это не женское дело. – На секунду она улыбнулась, и Ян хотел было пошутить, что тогда, действительно, придётся дождаться их победы. Однако Лаура перевела разговор на другое. – Мы всё-таки … убили людей. Я – двоих или троих, и одного ранила. Когда они были совсем близко. А ты…

– А я не считал. – Сейчас в его голосе не было никаких эмоций. Лаура подумала, как странно: обычный парень из Города Луны, мирный инженер, вдруг превратился в воина, – правильно сказал этот Ахмед. Превратился не только благодаря тому, что сделал (может, у них действительно не было тогда выбора), но и тому, как говорил об этом. – В бою имеют значение только наши жизни. Меня мучила бы совесть, если бы я сам пошёл грабить и убивать невинных. Но … ты сама видела, что было наоборот. Эти убийцы пришли туда, где были мы, чтобы убить наших хозяев. И уже начали это делать. У них ведь были потери до того, как мы вмешались. Так что … я советую тебе … унять свою совесть. Это не тот случай. А если совесть не уймётся, то заставь её представить, что могли бы сделать с тобой, если б ты попала к ним живой…

– Да, ты прав, конечно. Я понимаю это. Умом. Потому и … помогла вам с Джабаром… – Это следовало понимать так: но совести не прикажешь. Ничего, подумал Ян, поймёт со временем. И уже скоро. И тоже решил сменить тему, и, по возможности, свести всё к лёгкому разговору.

– А я думал, ты просто решила мне помочь, чем бы я ни занимался!

Лаура чуть притормозила, так, что теперь они ехали рядом, и серьёзно сказала:

– Конечно, я пошла за тобой…

– Ну и хорошо. – Если бы они сидели дома на диване, то сейчас обнялись бы, но при езде на велосипедах это было невозможно.

– Да, с самого начала, когда… А ты обратил внимание, что… Ну, у меня-то есть причина. – На её лице снова появилась улыбка. – Но как … за тобой пошли все наши… Ты же занял место Дока только во время этой встречи. Почти никто из них не знал тебя раньше, но почему-то они стали делать то, что ты говоришь. Они позволили тебе приказывать им. Но кто меня удивил ещё больше, так это Джабар. Он … вырос в этом мире, он опытный боец. Не то, что мы… Но тоже подчинился, не стал спорить, а, наоборот, сделал то, что ты сказал. Он тоже пошёл за тобой. Хотя больше всех понимал опасность.

– У него тоже не было выбора. И теперь, после ранения, он станет героем среди своих, – усмехнулся Ян.

– Может быть, и станет. Но он и не спорил, когда ты сказал, как нужно действовать. Как ты это делаешь, что люди идут за тобой? – Это был слишком серьёзный разговор, им хотелось сделать его хотя бы отчасти шутливым. Но не очень получалось. Вот и сейчас он ответил серьёзно:

– Не знаю… Наверное, когда … другие люди растеряны и не знают, что делать, я предлагаю… И, если им кажется, что я говорю правильно, а сами они не могут придумать ничего другого, им ничего не остаётся, как идти за мной. Что Алану, Натти и всем остальным, что Джабару… Ладно, давай выезжать из этого парка. Не знаю, как тебе, а мне хочется уже оказаться … в более привычной обстановке. Как ты думаешь, Оскар там не проголодался, не соскучился..?

– Вас ведь, кажется, уже предупреждали, капитан?

Дэвис потёр лоб ладонью. Опять этот контрольный отдел… А этот тип, кажется, особенно настойчив.

– О чём, мистер Гам?

– По поводу вашей сотрудницы, патрульного офицера Лауры Мартинес.

– Меня просили просто поговорить с ней. – Разумеется, в контрольном отделе помнили обо всём. Или помнили их компьютеры. Даже если в прошлый раз звонил другой сотрудник, – это не имело значения. – Что у вас к ней опять?

– Мы подозреваем, что она причастна к вредоносной деятельности. Вы же помните … все эти рисунки?

– Конечно. Но причём тут Мартинес? – удивлённо спросил капитан. – Она не смогла бы сделать их, да и рисовать не умеет.

– Мы и не думаем, что она сделала это лично. – Голос этого Антуана Гама, подумал капитан, звучит более по-полицейски, чем у самих полицейских. Не только по интонации, но и по употребляемым оборотам. Сухой канцелярский язык. В обычной жизни люди так не говорят, да и сами они старались общаться друг с другом … как-то проще. Вот со штатскими… А теперь он, начальник участка, сам оказался в роли того с кем общается представитель власти, и ему это не понравилось. – Но эти рисунки – только вершина айсберга. Вы, наверное, в курсе, что недавно обнаружен убитым Теодор Конради, который скрывался двадцать лет. Есть основания полагать, что он создал целую подрывную организацию, и что она не прекратила существование с его смертью. Также мы считаем, что ваша подчинённая имеет к ней какое-то отношение.

– О чём вообще идёт речь? Чем эта организация занималась, или занимается, кроме пачкотни на стенах? – осведомился капитан. И получил ответ, которого можно было ожидать от сотрудника контрольного отдела:

– Мы не можем разглашать всю имеющуюся у нас информацию.

Так же ожидаемо, этот ответ привёл начальника участка в ярость:

– Послушайте, мистер Гам! Вы просите меня произвести расследование в отношении одной из моих людей. При этом голословно обвиняете её, однако не только не приводите доказательств, но даже не говорите, в чём именно обвиняете! А я как должен проводить это расследование, если даже понятия не имею, что именно мне нужно искать?

Для Антуана Гама проблема состояла в том, что у него самого не только не было конкретных доказательств, но и ясности относительно того, чем именно организация доктора Конради занималась, и как. Именно эти доказательства ему и были нужны. Яна Хенриксона он тоже мог лишь подозревать, в значительной мере – из-за непонятной и заочной антипатии. Однако самого его зацепить было сложно, по месту его работы ничего найти в компьютере не удалось. А тревожить начальство Хенриксона он не хотел. Это штатские, а не полицейские, мало ли, как отреагируют… Оставалось прощупывать этого типа через его официальную любовницу (в контрольном отделе был в ходу именно такой термин для отношений, зарегистрированных к городской компьютерной сети). А заодно и портить жизнь им обоим.

– Это ваша задача – искать. Вы, полицейские, лучше ведёте непосредственное расследование. – Если сотрудник контрольного отдела думал, что этот комплимент расположит к нему собеседника, то он ошибся.

– Чего, чёрт возьми, вы конкретно от меня хотите?

– Информации.

Скоро Антуан Гам завершил разговор, оставив капитана в такой ярости, какой тот давно уже не мог за собою припомнить. И её даже нельзя ни на ком сорвать. Во-первых, подчинённые не виноваты (возможно, даже Мартинес). Во-вторых, нельзя было показывать им, что что-то не так. Капитан открыл ящик стола (разумеется, каркас мебели был из переплавленного металла, а панели из переработанного уже не один раз пластика) и достал таблетку от головной боли.

А хуже всего было то, что запрос из контрольного отдела невозможно было игнорировать. Им придётся дать, что они просят. Вопрос, как сделать это, чтобы они не смогли расправиться с Мартинес… Капитан стал думать, зная, что головной боли у него прибавится, в том числе и в буквальном смысле.

Разумеется, это не всё, что сделал Антуан Гам. Он всё больше узнавал и о Яне Хенриксоне, и о Лауре Мартинес. Даже обратил внимание, что последняя тоже обзавелась собственным велосипедом. Как и положено сотруднику контрольного отдела, он не понимал (мягко сказано) тех, кто стремится обзавестись собственностью. Ну, зачем тебе вещи, которыми большую часть времени не пользуешься? Можно ведь делить с другими, а так – эгоизм. И по отношению к другим людям, с которыми не делишься, и по отношению к природе… А в случае с транспортным средством, – это значит, что они ездят, куда хотят, и без контроля. Как поездку в трамвае, так и пользование прокатным велосипедом отследить легче. Пешеходов и тех, у кого велосипед свой, приходится «сопровождать» по идентификатору, а это не так просто.

Это, разумеется, Хенриксон её испортил. Больше некому. Хотя Антуан понимал, что этой паре удобнее кататься на велосипедах вместе.

Но куда же они исчезали на два дня? Антуану ничего не оставалось делать, как прибегнуть к тому самому отслеживанию передвижения по идентификатору. Он уже знал, что у обоих чипы не вшиты под кожу, – Хенриксон и Мартинес носят для этого кольца. Он отговаривается болезнью крови, а она… Непонятно, почему, и её оставило в покое даже начальство.

А это значит, что они могут просто-напросто снять кольца и оставить дома. И ищи их тогда! Впрочем, в день своего временного исчезновения они этого не делали. Уже легче.

Итак, они вышли из дома… Встретились вот здесь… И двинулись. Скорость говорит о том, что и в этом случае ехали на велосипедах. Пешеход так быстро и так долго двигаться не может, а с трамвайными колеями маршрут не совпадает.

Итак… Вот здесь, не очень далеко от прозрачной стены, ограждающей город… Они просто исчезли.

Антуан Гам сделал то, что делал крайне редко. Хотя сотрудники контрольного отдела имели право вести расследование сами, на местах, но обычно они так не поступали, предпочитая оставаться в собственных кабинетах. Среди них считалось особым шиком выдавать результат за счёт одной работы ума, ну, и заставляя бегать по своим поручениям кого-то другого, например, тех же полицейских. Однако дело Яна Хенрикосна не было рядовым. И из-за масштабов того, в чём Антуан его подозревал. И из-за тех чувств, которые он к объекту питал.

Так что он вышел из здания (ничем не отличающегося от остальных высоток в городе) где размещался офис контрольного отдела, сел на прокатный велосипед (Антуан Гам, разумеется, умел ездить на велосипеде) и поехал. Ехать было довольно далеко, и он понял, что, в отличие от Хенриксона, не тренирован для этого. Мартинес, правда, опытной велосипедисткой не была, но она тоже девушка спортивная, борьбой занимается… У них преимущество, и Антуан с кривой улыбкой подумал, что, по крайней мере, ему не нужно будет гоняться за ними.

Как бы там ни было, он проехал через парк по маршруту своих жертв. И оказался в том месте, где сигнал от их идентификаторов был потерян. Оглянулся вокруг, и быстро нашёл разгадку.

Этой разгадкой был технический люк, ведущий в туннель городской грузовой транспортной системы. Той самой, по которой необходимые вещи, в том числе то, что люди брали напрокат, доставлялись до их домов, точнее, до автоматических лифтов, поднимавших это в их квартиры.

Лифты его сейчас не интересовали. А вот то, что сигнал исчез именно здесь, означало, что Хенриксон и Мартинес спускались в подземелье. Дело было не только в том, что пребывать в нём запрещалось всем, кроме занятых обслуживанием транспортной системы (и уж Мартинес, как полицейская, должна это знать!). Дело было в том, что обычным горожанам просто было нечего там делать. При условии, конечно, что они не вынашивали никаких зловредных планов.

Сам факт пребывания в подземелье, да ещё и в сочетании с исчезновением на два дня, уже давал конкретные основания для расследования. Которые можно было предъявить начальнику, да и капитану Дэвису, если он захочет защитить свою подчинённую, – тоже.

24

24.

– Почему он пишет об этом мне? – спросил Ян. – И кто, вообще, такой этот Гидеон?

Он только что прочитал письмо, которое пришло по секретной электронной сети. Кто-то из организации Дока хорошо продумал способ коммуникации. Ему ещё нужно было выяснить, кто. Лаура, у которой стаж в организации был больше, и которая сидела рядом и чуть сзади, прижавшись и опершись подбородком на его плечо, так удобно было смотреть на проекцию экрана на стене (а на её плече, в свою очередь, сидел серый попугай), – ответила:

– Я с ним незнакома, но слышала. От Алана. Тот его когда-то и привёл, а Док одобрил. Сам понимаешь, если Алан поручился за него… Он – журналист, пишет и публикует что-то. Док говорил, что нам такой человек понадобится. Для влияния на умы. Только работать нужно очень осторожно, это не рисунки на улицах… Он считал, что перед … решительными действиями нужно, чтобы люди нас воспринимали, понимаешь?

– Что ж тут непонятного? Надеюсь, он хороший журналист. А знаешь, почему Гидеон? В честь Гидеона Спилета, персонажа Жюля Верна. «Таинственный остров» читала..? Док, действительно, был любителем литературы…

– Ну, да… А пишет он тебе … потому, что они все признали тебя главным, преемником Дока. Ты же видишь, он пишет, что … Док дал ему это задание, или, точнее, одобрил предложение. Ты же знаешь, как это бывало…

– Ну, да. Как в моей операции с растениями, – кивнул Ян.

– Так вот, результат есть, но Док считал, что должен сам просмотреть материал, прежде чем разрешить публиковать. А теперь, когда его нет… Он посчитал, что это должен сделать ты.

– Доверие, конечно, лестно. Но не сказал бы, что это бремя меня радует…

– Я тебя понимаю. Но ты же сам взял это на себя. Сам предложил встретиться, сам начал… И они пошли за тобой. Так же, как и Джабар. Ты же не можешь их бросить… – с беспокойством сказала Лаура.

– А я и не собираюсь. Именно потому, что они доверились мне, я чувствую, что отвечаю. За них, за дело… Но не сказал бы, что это меня радует. – Ян вздохнул. – Понимаешь, когда происходит что-то такое, и я вижу, что нужно что-то делать, а некому, потому что все растеряны… Я просто не могу остаться в стороне. То же самое было и там, на насосной станции. Но знаешь… Я впервые попал в бой – и почувствовал, что по-настоящему живу. Нет, мне не понравилось убивать. Нет, мне не доставляет удовольствия риск, хотя это и было необходимо. Но я впервые почувствовал, что что-то зависит от меня. Что от моих действий, действительно, изменится что-то. От того, что я сделаю, либо погибну я сам, – и вы с Джабаром, пошедшие за мной, тоже, – либо мы победим. Или поможем победить Ахмеду и его людям. Вот когда нужно действовать, принимать решения, и знать, что от них зависит, – это и есть жизнь. А здесь, в городе… Ты ничем не рискуешь, но и от того, что ты сделаешь, – или не сделаешь, – ничего не зависит. Ни для тебя самого, ни для других. Поэтому … тут тоска. А ещё – ты можешь быть гением или бездарностью, трудолюбивым или бездельником, и от этого тоже не зависит ничего. Ни для тебя, ни для других. Я попытался «протолкнуть» несколько изобретений у себя на работе, таких, которые действительно сделали бы жизнь лучше. Правда, тогда я ещё не знал … о растениях того, о чём рассказывал Док. Но убедился в том, что это никому не нужно. Не нужно ничего нового, не нужно что-то улучшать. Вот смотри. – Он указал на лежавший на столе смартфон. – Почти такими же пользовались восемьдесят лет назад. Да, у этих чуть больше памяти, они работают чуть быстрее. Но принципиально не изменилось ничего. Потому что … им не нужен прогресс. Им не нужно делать что-то, чтобы люди получили больше… Но главное для них – чтобы люди остались ничем. Теми, кто не смог жить лучше других. Теми, кто изменил что-то вокруг себя. Потому и изобретатели им не нужны. Мы здесь, в городе, – и в других таких же городах, – как консервы в банке. Стеклянной, потому что на нас можно смотреть из-за прозрачной стены, помнишь, Ахмед рассказывал, как они это делают? Но и всё… Я чувствовал это, чувствовал давно. А иначе – зачем бы согласился во всём этом участвовать? И вот куда это меня завело.

– Я тебя понимаю. – На самом деле, Лаура чувствовала примерно то же самое. И, когда на горизонте появилась харизматическая фигура Дока… Между ними ничего никогда не было, – Ян иногда задумывался об этом, но вопросов не задавал, – однако Теодор Конради нашёл слова, которые заставили эти чувства принять форму осознанных мыслей, а саму Лауру – присоединиться к ним. И вот теперь… – Так что, будем смотреть интервью Гертруды?

– Даже не думал, что она до сих пор жива, – проворчал Ян. – Будем, конечно.

А что же убийца? Он ведь никуда не делся…

Убийца не был глупым, но, как и любой человек, он мог ошибаться. Ещё лучше было то, что он отдавал себе в этом отчёт.

Теперь он анализировал то, что знал. И причины прошлых ошибок.

Хотя… Если бы он упустил кого-то из опасных врагов, – вот это была бы ошибка. А то, что среди жертв оказались невиновные…

С одной стороны, это было неизбежно. Именно потому, что в таком деле без ошибок невозможно обойтись. Ему ведь приходится самому искать врагов, прежде чем их уничтожить. А попробуй в одиночку противостоять целой тайной организации, особенно, если её создал такой умный и хитрый человек, как беглец с двадцатилетним стажем Конради! Конечно, будут ошибки, будут подозрения в адрес невиновных, которые можно проверить только одним путём… Будут просто те, кто полез не в своё дело, как полицейский и его дружок-художник, и их тоже придётся убирать, чтобы не путались под ногами. Но кто во всём этом виноват? Конечно же, Конради и остальные заговорщики, но никак не тот, кто с ними борется!

А кроме того… Почему, вообще, появилась эта организация? Потому что люди не понимают своей вины, и друг перед другом, и перед природой. Людей не устраивает то, что они имеют. Люди хотят быть хищниками, хотя можно жить и без этого. Очевидно, Конради не каждого встречного вербовал в свою организацию. Неизвестно, все ли соглашались, но за двадцать лет на него никто не донёс! И это, само по себе, говорило о людях всё, что должно было и могло сказать.

Так стоило ли их жалеть? Даже тех, кто стал случайной жертвой на его пути. Так ли уж отличались они от заговорщиков, его врагов? Пожалуй, нет. Пожалуй, чем меньше их населяет планету, тем лучше. А значит, он в любом случае делает всё правильно. Тогда … так ли уж плохо, если он получает от этого удовольствие? Себе-то можно в этом признаться!

Убийца устроился поудобнее, и начал обдумывать очередную операцию. Объект был трудным, по целому ряду причин. Но это никогда его не останавливало, а, скорее, придавало операции ещё и спортивный интерес.

Трудно было поверить, что эта старая женщина в инвалидной коляске когда-то была не просто юной девушкой, нет, – она стала лицом миллионного движения. Движения, которое под благородными лозунгами охраны окружающей среды привело людей … в Город луны и другие подобные города. Из Лондона, Парижа, Нью-Йорка, Токио, даже Москвы и Рио.

А теперь девяностосемилетняя Гертруда Тауненберг («называйте меня просто Гертруда») сидела лицом к камере, – а журналист затылком к объективу, и голос его был изменён компьютером. Во-первых, обитательнице дома престарелых (ну, как – дома? Нескольких отведённых под заведение этажей в ещё одной высотке Города Луны) не хватало общения. А во-вторых, ей хотелось рассказать о событиях восьмидесятилетней давности. О том, как она начала свою борьбу, сначала одна, потом увлекла за собою сверстников, а после – привлекла внимание взрослых. И стала лицом всего движения.

– Наверное, трудно было быть на виду. Когда тебя знают все, одни обожествляют, другие ненавидят… – сказал журналист. Старуха только пожала плечами.

– Это случилось само. Я не думала об этом, я не жаждала этой известности. Я просто думала, что так будет правильно. Мы тогда не думали о выгоде для себя. Хотя, конечно, потом появлялись какие-то гранты, какие-то спонсоры… Которых тоже мы убедили. Дело ведь было совсем в другом…

– В чём?

– Понимаете, люди жили, как… Как хищники. Боровшиеся и сами с собой, и с природой. Мы были «золотым миллиардом», но разве нашей заслугой было, что мы родились в Европе или Америке? Каждый из нас потреблял, потреблял и потреблял, причём потреблял больше, чем жители других стран. Разве это было справедливо? Мои родители были состоятельными людьми, и я имела больше, чем другие, – и разве это было правильно? Мои подруги, – или те, которые были ими до какого-то момента, – могли купить платье, надеть его пару раз и больше не использовать. И им было плевать на то, сколько ресурсов потрачено на его производство, сколько труда потратили люди за ткацким станком и швейной машинкой, а главное – как всё это повлияет на планету…

– Но тогда … каждый мог работать больше и лучше, и в результате лучше жить… – заметил журналист.

– А что значит лучше? – развела руками Гертруда. – Иметь больше комнат в квартире? Зачем, если одновременно ты можешь находиться только в одной? Иметь больше тряпок в шкафу, и не носить их? Это не нужно. Это делалось не потому, что эти вещи реально нужны. А только чтобы возвыситься над теми, у кого их нет. А они, на самом деле, ничем не хуже тебя…

– Но они почему-то не могли … заработать на то же. Чем же они отличались?

– Ничем. – В этом она была убеждена. – И какое право они имели больше разогревать планету?

– А почему для вашей борьбы был выбран именно климат? – решил сменить тему интервьюер. – Не что-то другое, не пластик в морях, не канцерогены, которые реально вредили людям… А абстрактный климат.

– Потому что это было глобально. Ты можешь успокаивать себя, что не выбрасываешь пластик. А на климат влияли все, кто что-либо потреблял. И это нужно было прекратить. Прекратить потребление, и прекратить неравенство. Кроме того, подъём уровня моря виделся реальной опасностью. Это привело бы к многочисленным жертвам. И многое другое. И в этом легко было убедить людей. Напугать проще чем-то глобальным, что пока не касается каждого, но ты убеждаешь их, что это ударит по ним…

– Знаете, кое-кто из моих предков был из Нидерландов. А там, вам, вероятно, это известно, часть территории была ниже уровня моря. С этим жили веками, отвоёвывали землю у моря.

– Конечно, я бывала там. – Гертруда кивнула. – Но отвоёвывать, – разве это хорошо?

– Господи, какая белиберда! – сказала Лаура. Бога она на памяти Яна упомянула впервые. Он согласился:

– Да, у человека в голове каша. Такое впечатление, что она начиталась Маркса, и зачем-то перенесла его идеи, сформулированные для человеческого общества, на отношения человека с природой. Впрочем, чего можно хотеть от человека, бросившего школу… Наверное, про теорию Дарвина ей там не успели рассказать.

– Кошмар… Что же она ещё нам скажет…

– Боюсь даже представить.

– Но вы же боролись за свои идеи, – возразил журналист.

– Мы боролись не для себя. Мы боролись за справедливость для всех, – для людей, для животных, для климата… Разве животные чем-то хуже нас?

– Что же вы сделали?

– Сначала мы убеждали людей. Бороться нужно было прежде всего против алчных. Против тех, кто хочет потреблять больше, чем им нужно, чтобы выжить.

– Вот смотрите, вы сказали, что бывали в Нидерландах. И в других местах тоже. Человек столько мог увидеть за свою жизнь, а мы все теперь никуда не выезжаем из города… – Было видно, как сидящий спиной к камере человек качает головой. Ян подумал, что едва ли он сохранит свою анонимность.

– Да. Это было, может быть, интересно. Но не было необходимо. И чтобы человек только ради того, чтобы взглянуть на статую Свободы, или на что-нибудь ещё, оставлял углеродный след, влияющий на планету… Это было неправильно, без этого можно обойтись. А от того, без чего можно обойтись, необходимо было отказаться. Ради будущего. И ради того, чтобы те, кто не может себе позволить просто так улететь за полмира, не чувствовали, что чем-то обделены.

– И ради того, чтобы они не чувствовали себя обделёнными, нужно было отобрать такую возможность у тех, кто может? – удивился журналист.

– Конечно! – Уверенность в своей правоте сочеталась в этой старой женщине с детской непосредственностью. Хотя уважение она вызывала хотя бы тем, что убеждениям своей юности не изменила и по сей день. – А вы разве знаете другой способ? Просто раздать всем, – во-первых, не хватит денег, а во-вторых, это ещё сильнее повлияло бы на климат, и на всё остальное. На леса, на океаны…

– Но климат всё равно изменился, стало теплее. – Впрочем, сбить её с толку не удалось, а аргумент можно было предвидеть. Даже два.

– Конечно, было слишком поздно. И без нашей борьбы стало бы ещё хуже.

– Так что же именно вы сделали?

– Сначала убеждали людей. А потом… Когда у нас появились деньги… Мы решили: если невозможно изменить страны и города, где жил этот «золотой миллиард», нужно перевезти его на новое место. И не дать жить так, чтобы потреблять и потреблять. Мы стали покупать землю, и строить города… Покупать в таких местах, чтобы можно было обойтись без отопления, чтобы не было зимы. И строить здания таким образом, чтобы не нужен был кондиционер летом. Всё было продумано так, чтобы отходы использовались повторно, чтобы у человека не было в шкафу сотни вещей, которыми он не пользуется, – каждой вещью, которую произвели, взяв что-то у природы, должны пользоваться многие. По крайней мере, к этому надо стремиться. И человек должен занимать как можно меньше места, а значит – никаких больших домов для одного, никаких автомобилей… Всё было продумано, чтобы такого избежать. Чтобы это было просто ненужно. И, разумеется, никаких самолётов…

– Но как же удалось убедить людей бросить всё и переехать?

Гертруда улыбнулась, её лицо, даже положение рук, выдавали теперь безмятежность.

– Это самое интересное, правда? Нам помог, разумеется, компьютер. Искусственный интеллект, построенный, – кстати, он находится в этом городе, – нашими единомышленниками. Чем их можно было заманить? Кого-то – тёплым климатом. Все наши города размещались в тропиках или недалеко от них, как раз для того, чтобы обойтись без отопления. Но большинство – возможностью всю жизнь не работать. Люди ведь хотят просто получать деньги ни за что… Вот мы и предоставили им такую возможность. А потом… Те, кто оставались, где-нибудь в Берлине, Лондоне или Стокгольме, понимали, что … их, оставшихся, слишком мало, чтобы обеспечить нормальную жизнь. Даже если тяжело работать. Просто некому делать всё то, что для этого необходимо. И уж точно там не оставалось того комфорта, к которому они привыкли. И тогда … большинство из них следовало за нами, потому что у них просто не оставалось выбора. А те немногие, кто остались жить на руинах, потому что думали, что это свобода… Они уже не потребляли столько, не делали загрязнений в таких масштабах. Они были не опасны. Как и те, кто не относился к «золотому миллиарду», и у кого просто не было своей промышленности, не было такой техники, чтобы они стать проблемой. Мы, так называемые цивилизованные люди, были злом. Пришлось обезвредить это зло. И теперь мы здесь… Впрочем, разве нам здесь плохо? Никто не голодает, у всех есть крыша над головой. Кто желает, тот может работать, кто не хочет, может просто жить, и ни у кого нет причины завидовать или ненавидеть друг друга…