Текст книги "Исторические портреты"

Автор книги: Вадим Каргалов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 32 страниц)

Оборона Доростола от византийцев (971)

Византийский историк писал: «Битва долго оставалась в совершенном равновесии. Русы сражались храбро и отчаянно. Они давно приобрели славу победителей над всеми соседственными народами и почитали величайшим несчастьем быть побеждёнными и лишиться этой славы. Греки тоже страшились быть побеждёнными. Они до сих пор побеждали всех своих неприятелей, а теперь настал День, когда они могли лишиться приобретённой славы… Русы, испуская яростные крики, бросались на греков. Уже пало весьма много воинов с обеих сторон, а победа всё ещё оставалась сомнительной».

Византийский историк напрасно писал так туманно: победы греков просто не было. В сумерках князь Святослав увёл своих воинов в город. Императору пришлось перейти к осаде. Утром 24 апреля он приказал строить напротив Доростола укреплённый лагерь, готовить осадные машины.

Военная хроника последующих дней вместила боль драматических событий, чем иные недели или даже месяцы войны. 25 апреля, когда катафракты приблизились крепостной стене, навстречу им выехали из ворот русские всадники. Катафракты атаковали их, но успеха не имел. После равного боя противники разъехались. В этот день по Дунаю поднялся к Доростолу большой византийский флот, но русы сумели спасти свои лёгкие лад перенесли их к крепостным стенам под защиту лучников 26 апреля произошёл второй большой бой. Русы снова в шли в пешем строю, и снова была равная битва. Они да не ушли вечером в город, а простояли на равнине всю ночь и утро, и катафракты не решились идти в бой. Только к полудню 27 апреля, когда император выступил со всеми своими силами, русские воины неторопливо свернули свой стан и ушли в Доростол, оставив грекам лишь догорающие костры.

28 апреля к городу подошли обозы с осадными ору днями. Многочисленные баллисты и катапульты[9]9
  Баллисты и катапульты – метательные машины, при помощи которых бросали на большие расстояния камни, бревна, стрелы, горшки с горючей смесью. Метательные машины широко использовались византийцами при осадах крепостей.


[Закрыть] были поставлены возле византийского лагеря, мастера возились вокруг них, приводя в боевое состояние. Император хотел завтра же придвинуть осадную технику к стенам Доростола и начать обстрел. Но русы за одну ночь вырыли поодаль от стен глубокий и широкий ров, преградивши! тяжёлым осадным машинам путь к городу. Князь Святослав отыскал единственно возможное средство защиты от камнемётных машин, не применявшееся ранее полководцами. Весь день 29 апреля прошёл в перестрелке русских и византийских лучников через ров, не причинившей ни той, ни другой стороне сколько-нибудь существенных потерь.

Ночью, воспользовавшись непогодой, русы на ладьях незаметно проплыли по мелководью между берегом и стоящими на якорях большими византийскими кораблям» и неожиданно напали на византийские обозы. Много византийцев погибло в ночной резне, были уничтожены запасы продовольствия и оружия.

Осада явно затягивалась. Недели незаметно складывались в месяцы. Прошёл июнь, на вторую половину покатился июль а над воротными башнями Доростола по-прежнему развевались русские стяги.

Император Иоанн Цимисхий не мог уйти от Доростола, это было равносильно поражению, которое могло стоить трона. А на что надеялся князь Святослав, крепко запертый в дунайской крепости? С военной точки зрения его положение было безнадёжным – византийцы явно сильнее, в кольце окружения не видно слабых мест. Если бы Святослав был только полководцем, он бы давно завязал переговоры с императором о почётной капитуляции. Но Святослав был не только полководцем, но и правителем огромной державы, вручившей ему свою судьбу и своё войско. Общая картина войны просматривалась князем несколько по-иному, чем можно было её представить с крепостной башни Доростола. У императора Иоанна Цимисхия был слабый тыл, каждый лишний день осады увеличивал опасность мятежа соперников императора, которых было не так уж мало в Византии. Святослав ждал, когда загорится земля под ногами императора, когда ему придётся думать не о войне с русами, а о спасении собственного трона. Ждал – и дождался!

Верный человек, тайком пробравшийся через византийские заставы, принёс в Доростол весть о мятеже Льва Куропалата, брата убитого императора Никифора II Фоки. Чтобы Иоанн Цимисхий сам предложил мир Святославу, нужно доказать, что русское войско ещё сильно и что осада Доростола может затянуться до бесконечности. А для этого следует ещё раз крепко побить византийцев…

Князь Святослав догадывался, что император возлагает особые надежды на метательные машины, которые Уже приблизились к стенам города и были готовы начать свою разрушительную работу. Поэтому в полдень 19 июля, когда византийцы спали после обеда, русы неожиданно напали, изрубили и сожгли смертоносные орудия. На следующий день они снова вышли из города, теперь уже большими силами, и долго сражались на равных с катафрактами, нанеся им тяжёлые потери.

Наконец наступило 22 июля, день последнего сражения под стенами Доростола. Все воины помнили призыв князя Святослава: «С храбростью предков наших и с тою мыслью, что русская сила была до сего времени непобедима, сразимся мужественно за жизнь нашу. У нас нет обычая бегством спасаться в отечество, но или жить победителями, или, совершивши знаменитые подвиги, умрём со славою!»

Войско вывел в поле сам князь Святослав. Он велел запереть городские ворота, чтобы никто из воинов не помышлял искать спасения в бегстве, а думал только победе. Русы не стали ждать наступления неприятеля, сами устремились вперёд. Византийцы начали отступать и только прибытие императора Цимисхия с «бессмертными» выправило положение. Шла упорная сеча. Напрасны были фланговые рейды византийской конницы: русы несли потери, но стояли.

То, чего не сумели добиться опытные византийские полководцы, сделали стихийные силы природы. С юг надвинулись на Доростол чёрные грозовые тучи. Шквальный ветер ударил в лицо русским воинам, пыль ослепила их, а потом хлынули потоки косого колющего дождя. Русские трубы протрубили отступление. Воины разом повернулись, закинули щиты за спину и неторопливо двинулись обратно к Доростолу. Греки не решились преследовать непобеждённого противника и беспрепятственно пропустили пехотные фаланги русов обратно в город.

Казалось бы, неудача? Погибло пятнадцать тысяч воинов… Потеряно двадцать тысяч щитов… Многие ранены и теперь не способны сражаться в полную силу… Но Святослав так не думал. Иного исхода сражения он не ждал. Разгромить оставшимися силами многотысячное, сытое и отдохнувшее войско императора Иоанна Цимисхия было невозможно. Но византийцам нанесены тяжёлые потери, рассеялись последние надежды императора на скорое завершение войны. Ещё немного выдержки, и Цимисхий сам запросит мира…

Так и случилось. Византийцы начали мирные переговоры. Условия были почётными. Князь Святослав соглашался сдать Доростол, уйти из Болгарии, а император обязался не только пропустить на родину его войско с оружием и добычей, но даже снабдить хлебом на дорогу. Хартия о мире была написана, и князь Святослав отправился на свидание с императором, чтобы скрепить мирный договор личной встречей. Описание этой встречи, сохранившееся в «Истории Льва Диакона», столетиями кочует по страницам исторических сочинений, потому что является единственным в своём роде: только из него потомки могли узнать о внешности князя Святослава и его поведении.

Не два облечённых властью правителя встретились на дунайском берегу, а два взаимоисключающих мира, силой обстоятельств вынужденные договариваться один с другим…

«Император Цимисхий в позлащённом вооружении, на коне, подъехал к берегу Дуная, сопровождаемый великим отрядом всадников, блестящих доспехами. Святослав приплыл по реке на скифской ладье и, сидя за веслом, грёб наравне с прочими без всякого различия. Он был среднего поста, ни слишком высок, ни слишком мал; с густыми бровями, с голубыми глазами, с плоским носом; с бритою бородою и с длинными висячими усами. Голова у него была совсем голая, только на одной её стороне висел локон волос, означающий знатность рода; шея толстая, плечи широкие и весь стан довольно стройный. Он казался мрачным и свирепым. В одном ухе у него висела золотая серьга, украшенная карбункулом, а по обеим сторонам от него – двумя жемчужинами. Одежда на нём была простая, ничем, кроме чистоты, от прочих не отличная. Поговорив немного с императором о мире, сидя на лавке, он отправился обратно. Таким образом закончилась война греков с русскими…»

Может быть, именно после этого свидания и зародилась у императора вероломная мысль расправиться со своим опасным противником, не допустить возвращения Святослава на Русь. Это могли сделать или огненосные триеры[10]10
  Триеры (триремы) – суда с тремя ярусами вёсел.


[Закрыть] херсонского стратига, если русы будут возвращаться морем, или сабли подкупленных печенегов. Однако сразу этого сделать не удалось: чтобы ввести в заблуждение византийцев, Святослав отправил в Киев воеводу Свенельда с частью войска, а сам исчез неведомо куда. Позднее стало известно, что он остался зимовать в Белобережье, на одном из островов дунайской дельты. Не только забота о собственной безопасности руководила князем Святославом. Своим присутствием у границ Болгарии он хотел ободрить и поддержать болгар, с которыми расправлялся император Иоанн Цимисхий.

А для болгар действительно наступили тяжёлые времена. Восточная Болгария потеряла свою независимость. Царь Борис был низложен, ему было приказано сложить с себя царские регалии: пурпуровую шапку, вышитую золотом и жемчугом, багряную мантию и красные сандалии. Взамен утраченного трона Бориса пожаловали скромным византийским титулом магистра. Спешно переименовывались на греческий лад болгарские города. Преслава становилась отныне Иоаннополисом (в честь императора Цимисхия), Доростол – Феодорополисом (в честь жены императора). Замерла Болгария, скованная железными обручами византийских гарнизонов. Немногие осмеливались продолжать открытую борьбу с завоевателями.

Воины князя Святослава провели в Белобережье всю зиму, терпя великие лишения и голод. За мёрзлую конскую голову платили по полугривне[11]11
  Полугривна – половина гривны, основной денежной единиц в Древней Руси, представляющей собой серебряный слиток весом около фунта.


[Закрыть], варили в котлах вместо мяса ремни от щитов. Ждали воеводу Свенельда с обозом и новыми воинами, но не дождались. Весной 972 года ладьи князя Святослава направились к днепровскому устью. Совсем близкой казалась отчизна, но на днепровских порогах подстерегал судовой караван Святослава печенежский хан Куря…

Неизвестны подробности последнего боя князя Святослава. Не сохранилось кургана над его останками. Однако память народная, вечная хранительница истинно ценного, бережно донесла до потомков славное имя князя-витязя, отважного воителя за землю Русскую.

Владимир Мономах

Осенью 1097 года в укреплённом городке Любече на Днепре собрались шесть самых влиятельных русских князей: Святополк Киевский, Владимир Мономах Переяславский, Давид Владимиро-Волынский, Олег Черниговский, Василько Теребовльский с братом. Собрались они на «строение мира», чтобы прекратить затянувшуюся на многие годы усобицу. Не внезапное прозрение в гибельности внутренних распрей руководило князьями, сойтись вместе их заставила грозная опасность с юга.

В середине XI века, вытеснив из причерноморских степей остатки печенегов и племена торков, к русским границам вышли новые кочевники – половцы. Половецкие вежи растянулись от Волги до Дуная, половецкие «князья» (ханы) имели в своём распоряжении десятки тысяч конных воинов, быстрых и неуловимых. Византийский церковный писатель Евстафий Солунский так рассказывал об опасных соседях Руси: «В один миг половец близко, и вот уже нет его. Сделал наезд и стремглав, с полными руками, хватается за повод, понукает коня ногами и бичом и вихрем несётся далее, как бы желая перегнать быструю птицу. Его ещё не успели увидеть, а он уже скрылся из глаз». Количество мелких половецких набегов на русское пограничье вообще не поддаётся учёту, а крупные походы, возглавляемые половецкими «князьями», зачастую принимали характер настоящих нашествий.

В степях, примыкавших к Черноморской луке, между Дунаем и Днепром, кочевали лукоморские половцы. Возле Днепра, по обе стороны порогов, были становища приднепровских или запорожских половцев. От Нижнего Днепра до Нижнего Дона, по берегам Азовского моря, расстилались владения приморских половцев. Между Северским Донцом и Тором, где стояли степные городки Шарукань, Сугров и Балин, – донецких. В бассейне Дона были вежи половцев донских. Вместе они представляли грозную военную силу.

Основные оборонительные рубежи Южной Руси в X-XI веках

Впервые русские дружины встретились с половцами в 1061 году и потерпели поражение. Переяславский князь Всеволод увёл уцелевших воинов под защиту городских стен, а половцы разорили всё княжество и взяли множество пленных. К следующему большому половецкому вторжению сыновья великого князя Ярослава Мудрого – Изяслав, Святослав и Всеволод Ярославичи – подготовились более основательно, сами вышли к степной границе, но снова потерпели неудачу: половецкий хан Шарукан оказался сильнее. В жестоком ночном бою княжеские Дружины были разбиты и поспешно отступили, открыв дорогу на Киев. Половецкие всадники рассыпались по всей Киевской земле, грабили, жгли, забирали в полон. Страшное разорение надолго осталось в народной памяти о нём говорили спустя столетия сказители русских былин:

 
Да числа-сметы нет!
А закрыло луну до солнышка красного,
А не видно ведь злата-светла месяца.
А от того же от духу половецкого.
От того же от пару лошадиного.
Ко святой Руси Шурк-великан
Широку дорожку прокладывает.
Жгучим огнём уравнивает.
Людом христианским речки-озёра запруживает…
 

Пытались половцы разорить и Черниговскую землю. Однако черниговский князь Святослав с трёхтысячной конной дружиной разгромил двенадцатитысячное половецкое войско и заставил насильников убраться восвояси. Но это был частный успех: половецкие набеги продолжались. Особенно усилилась опасность в девяностых годах, когда в степях образовалось несколько крупных объединений половецких племён, возглавляемых «великими» ханами. Успехам половцев способствовали и продолжавшиеся на Руси княжеские усобицы.

В 1092 году началась «великая война»: орды ханов Шарукана и Боняка двинулись на Русь. Десятки тысяч половецких всадников ворвались в приднепровские земли, запылали сёла и деревни. Люди прятались в укреплённых городах, которые степняки обходили. Летописец грустно повествовал: «Рать велика была от половцев отовсюду, и взяли три города, Песочен, Переволоку и Прилуки, и много сел повоевали». В следующем году снова «рать велика была от половцев», одни половецкие отряды осадили Торческ, другие разошлись «по земле воююще». Попытка киевского князя помочь осаждённому Торческу не удалась: его войско было разбито половцами на реке Стугне, причём, по словам летописца, князь «пришёл в Киев сам третий». Потянулись в степь печальные вереницы русских пленных, велико было горе народное…

С большим трудом новый великий киевский князь Святополк сумел заключить мир с половецкими ханами, откупившись богатейшими дарами. Но мир этот не мог быть прочным: половцы признавали только силу. В том же 1094 году их отряды вновь появились в Черниговской земле. Даже занятые усобицами князья стали понимать, собственными силами каждое княжество не в состоянии отразить половецкое наступление. И князья начали делать первые шаги к объединению своих сил. Инициатива в этом принадлежала переяславскому князю Владимиру Мономаху, который, кстати, первым нанёс половцам чувствительное поражение…

В феврале 1095 года орда ханов Итларя и Китана подошла к Переяславлю. Половцы осадили город, раскинули шатры, зажгли костры. Ханы не ждали сопротивления, они отправили послов к Владимиру Мономаху с требованием уплатить за мир и покой великие дары. Переговоры начались: Владимиру Мономаху нужно было выиграть время, пока подойдёт помощь. Пришлось даже послать в половецкий стан заложником княжеского сына Святослава – только при этом условии хан Итларь соглашался приехать в Переяславль для заключения мира. В ночь на 24 февраля переодетые в половецкое платье дружинники выкрали Святослава, после чего переяславская дружина напала на половецкий стан. Хан Китан был убит в своём шатре, остальные половцы разбежались. Понёс заслуженную кару и находившийся в городе хан Итларь. Тем временем подоспело войско из Киева. Два брата – Святополк Киевский и Владимир Переяславский – выступили в поход, чтобы довершить разгром приднепровских половцев.

Нападение на половецкие вежи было неожиданным, степняки не привыкли, чтобы их тревожили в глубине степей и не приняли мер безопасности. Русские дружины громили половецкие станы, захватывали стада и табуны коней, освобождали пленных. Это был первый большой успех, который показал, что половцев можно бить, если объединить силы, и не только отражать нападения, а самим активно действовать.

«Великая война» на степной границе продолжалась. В 1096 году хан Боняк разорил окрестности Киева и сжёг в Берестове княжеский двор, а ханы Куря и Тугоркан подступили к Переяславлю. Боняка удалось отогнать, а затем объединённое войско Святополка Киевского и Владимира Мономаха обрушилось на Тугоркана. Половцы, стоявшие у Переяславля на берегу Трубежа, не ожидали нападения и были разгромлены. Сам Тугоркан и его сын погибли в сече.

Но сохраняли свои силы опасные враги – ханы Боняк и Шарукан. Война ещё не была закончена. Пройдёт совсем немного времени, и орда Боняка снова появится под Киевом…

В этой тревожной обстановке и собрался княжеский съезд в Любече. Громко и авторитетно звучал на нём голос Владимира Мономаха – второго по значению князя на Руси (Переяславль в иерархии русских городов следовал за стольным Киевом), прославившегося как умелый и удачливый полководец, ни разу не потерпевший поражения. Именно ему принадлежала роль фактического организатора обороны степной границы (первые удары половцев неизменно обрушивались на пограничное Персяславское княжество!). Владимир Мономах убеждал князей: «Пошто губим Русскую землю, сами на себя делая котору (раздор, распрю ), а половцы землю нашу несут розно и радуются, когда между нами встаёт рать. Будем едины сердцем и соблюдём Русскую землю!»

Не сразу и не легко согласились князья на провозглашённый принцип «каждый держит отчину» свою, потому что этот принцип отметал старые претензии на чужие владения, честолюбивые надежды на захваты новых земель и княжеских столов, потому что каждый, кто осмелится теперь поднять меч на своих сородичей, встретит общий отпор князей: «Если теперь кто на кого покусится, против того будут все и крест честной!» Половецкая рать была слишком опасной, она угрожала всем, и князья принесли клятвы верности: «Сотворить мир и благость земле Русской и брань иметь с погаными».

Клятвы были даны, но усобицы утихли не сразу. Ещё два года то там, то здесь вспыхивали пожары братоубийственных войн, пока, наконец, в 1100 году княжеский съезд в городе Витичеве не положил им конец. Появилась реальная возможность для общерусской борьбы с половцами.

Первые же известия об объединении русских князей произвели отрезвляющее впечатление на половецких ханов. В 1101 году, по словам летописца, «прислали половцы послов своих и просили мира», и русские князья «сотворили мир с половцами». Половцы клялись, что будут во веки веков хранить мир, не нарушать русских рубежей, перестанут вымогать дары. Но уже осенью 1102 года хан Боняк, нарушив клятвы, напал на переяславские земли и ушёл с добычей прежде, чем подоспели русские дружины. Нет, на клятвы половецких ханов надеяться было нельзя обеспечить безопасность южной границы можно только военными средствами.

По инициативе князя Владимира Мономаха на Долобском озере снова собрались русские князья. Речь шла о большом походе в половецкие степи. Владимир Мономах предлагал начать поход весной 1103 года, когда половцы не ждали нападения, когда кони их обессилели после голодной зимовки. Были у него и противники, которые говорили: «Не годится, князь, весною идти в поход, погубим смердов, и коней, и пашню их». В летописях сохранилась гневная отповедь князя Владимира Мономаха: «Дивлюсь я, дружина, что лошадей жалеете, на которых пашут. А почему не помыслите о том, что вот начнёт пахать смерд и, приехав, половчанин застрелит его из лука? А лошадь его возьмёт, а в село его приехав, возьмёт жену его и всё его именье? Так лошади вам жаль, а самого смерда разве не жаль?»

Владимиру Мономаху удалось убедить князей. Было решено, что в марте рати соберутся в Переяславле для совместного похода в половецкую степь. Впервые на рубеже собиралось общерусское войско (только князь Олег Святославич Новгород-Северский, давний недруг Ярославичей, отказался прислать дружину), впервые Владимир Мономах мог вести войну по своему плану, так как являлся фактическим предводителем войска (его старший брат Святополк Киевский не отличался военными способностями и лишь формально возглавлял войско). Князю предстояло реализовать свои давние планы войны с неуловимой половецкой конницей, войны, подобной которой не вёл ещё никто из русских князей. Разве что князь-витязь Святослав, но для него рейд в печенежские степи был не более чем эпизодом среди грандиозных походов…

Владимир Мономах давно понял, что в войне с извечными врагами Руси – кочевниками нельзя придерживаться оборонительной тактики, нельзя отсиживаться за валами и засеками, за стенами крепостей, обрекая войско на пассивность и давая тем самым половцам возможность определять направление ударов, создавать там, где им выгодно, огромный перевес сил. И дружинная конница, лучшее в мире войско, тоже вынуждена была следовать по путям, проложенным для неё половцами: конные дружины выходили лишь в погоню за половецкой ордой, стремясь уже после набега отбить добычу и пленников. Необходимо было не преследовать отступающего, насытившегося кровью и добычей врага, а предупреждать его, громить вдали от русских земель, лишать возможности нападения, организовывать походы значительными силами далеко вглубь степей, мощные удары по центрам кочевий по половецким городкам, которые те вынуждены будут защищать, потому что в городках их семьи и награбленная добыча. И не придётся разыскивать летучие отряды половцев в степной необъятности, они сами соберутся вместе, чтобы преградить дорогу к своим вежам. Вот тогда-то и можно решить исход всей войны в больших сражениях, в «прямом бою», которого степняки не любят, но к которому их вынудит военное искусство противника. Навязать половецким ханам свою волю, заставить их сражаться там и так, как это выгодно русским воинам, – вот в чём видел Владимир Мономах залог успеха. Но пока это были только мысли о войне, их надо было превратить в дела, и это собирался совершить князь в предстоящем походе.

И ещё одну неожиданность приготовил Владимир Мономах своим врагам. Раньше в полевых сражениях с половцами участвовали главным образом конные дружины, к схваткам с ними половцы привыкли, умели расстраивать ряды, убивая стрелами лошадей, нападая клином тяжеловооружённых всадников. Половецким атакам князь решил противопоставить глубокий строй пеших воинов, прикрытых большими щитами, вооружённых длинными копьями. Ощетинившийся копьями сомкнутый строй пешцев остановит яростные атаки половецких наездников, а конница довершит разгром. Именно так поступил когда-то князь Святослав, готовясь к истребительным атакам стальных византийских катафрактов, и добился желаемого. Военный опыт предков – достояние потомков!

Войско выступило в поход, когда Днепр очистился ото льда. По полноводной весенней реке поплыли на юг в ладьях пешцы, а по берегам вровень с ними шли конные дружины. Далеко впереди бежали сторожевые разъезды, чтобы вовремя предупредить об опасности. Тем не менее, Владимир Мономах приказал всем воинам надеть доспехи и не выпускать из рук мечей и копий: половцы коварны, внезапные нападения из засады их излюбленная военная хитрость.

Где-то возле острова Хортица, близ порогов, пешцы вышли из судов на берег, соединились с конными дружинами. Начался поход через степи к реке Молочной, что впадала в Азовское море. Там были центры половецких кочевий, туда уходили половцы с наступлением осени, чтобы перезимовать в тёплых краях, а поздней весной, когда степь покроется травой, возвратиться к русским рубежам.

Первая стычка была выиграна русским сторожевым полком, который двигался осторожно, по оврагам и логам, за холмами и курганами. Передовой отряд хана Алтунопы был окружён русскими пешцами и почти весь перебит, а немногие уцелевшие в сече, прорвавшиеся через кольцо пешцев половцы были настигнуты свежей русской конницей и зарублены. Погиб и сам Алтунопа. Некому было даже предупредить об опасном продвижении русского войска.

Успех воодушевил русских князей, и они охотно согласились с предложением Владимира Мономаха ускорить движение, постараться навязать генеральное сражение главным половецким силам, а если половцы не примут боя – разорять их вежи до самого Дона, пока ханы не выйдут навстречу, чтобы спасать своё богатство и сородичей.

Половцы решили принять бой. На рассвете 4 апреля две рати сблизились. Летописец так описал начало сражения: «И двинулись полки половецкие, как лес, конца им не было видно; и Русь пошла им навстречу». Русские полки успели принять боевой порядок, тщательно продуманный Владимиром Мономахом. В центре встала крепкая пешая рать: в едином сомкнутом строю стояли киевляне и черниговцы, смоляне и ростовцы, переяславцы и полочане. На крыльях – конные княжеские дружины.

Половецкая атака разделялась как бы на несколько последовательных ударов, каждый из которых мог сломить дух войска и сокрушить его. Мог бы, но не сумел…

Вот на русский строй накатились волны половецких Конных лучников, как косой секущий дождь полились бесчисленные стрелы. Но пешцы, прикрывшись большими Щитами, окованными железом, выстояли. Лучников сменили тяжеловооружённые воины в панцирях, с разящими Кривыми саблями. Своей массой они хотели проломить Русский строй. Но пешцы приняли их на копья, разили коней и всадников, опрокидывали на землю храбрецов, первыми бросавшихся на русский строй. А когда половцы в нескольких местах прорвали первую линию копьеносцев, их приняли в топоры и кинжалы задние ряды.

Падали в степную траву половецкие всадники, а русский строй не пятился, продолжал стоять, и половецкие запасные отряды сгрудились перед толпой сражавшихся, Не зная, что делать, – сеча могла поглотить их, растворить в себе, каждый новый отряд только увеличил бы толчею. Ханы недоумевали: куда направить следующие удары?

И тогда по сигналу Мономаха в битву вступили конные дружины, ударив с флангов. Половцы дрогнули и побежали, их преследовали русские дружинники на свежих не утомлённых битвой конях. Спастись удалось не многим! В сече и во время преследования было убито двадцать половецких ханов: Уруссоба, Кчия, Арсланопа, Китанопа, Куман, Асупа, Куртх, Ченегрепа, Сурьбан и прочие, менее известные. Это была победа!

После короткого отдыха русское войско двинулось дальше, на беззащитные половецкие станы. Была захвачена огромная добыча: шатры и имущество, стада, табуны коней. Но главным было освобождение множества русских пленников, которых половцы ещё не успели отправить на невольничьи рынки Крыма, в Судак и Херсонес.

Торжественно встретил победителей Переяславль, вотчина князя Владимира Мономаха. Велика была радость князей, но Владимир Мономах предостерегал от преждевременного успокоения. Ещё сохранили свои конные тысячи самые опасные враги Руси – ханы Шарукан и Боняк, неизвестно даже, где они кочуют. Предстоят ещё нелёгкие походы, чтобы границы Руси стали по-настоящему безопасными. Половцы получили жестокий урок – не более.

Урок действительно был жестоким. Донецкие половцы, разгромленные Владимиром Мономахом, притихли. Не было с их стороны вторжений ни в следующем году, ни через год. Но хан Боняк продолжал набеги, хотя и без прежнего размаха, осторожно. Поздней осенью 1105 года он внезапно появился у Зарубинского брода, неподалёку от Переяславля, пограбил приднепровские сёла и деревни и быстро отступил. Князья даже не успели собрать погоню. В следующем 1106 году половцы нападали на Русь уже трижды, но набеги были малоудачными и не принесли степнякам добычи. Сначала они подступили к городку Заречску, но были отогнаны киевскими дружинами. По словам летописца, русские воины гнали половцев «до Дуная» и «полон отняли». Потом Боняк «повоевал» возле Переяславля и поспешно отошёл. Наконец, по словам летописца, «пришёл Боняк и Шарукан Старый и иные князья многие и встали около Лубна». Русское войско двинулось им навстречу, но половцы, не принимая боя, «побежали, хватаючи коней».